Текст книги "Одно жаркое индийское лето"

Автор книги: Душан Збавитель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Правительственные учреждения Индии действительно прилагают в этом направлении большие усилия. Не всегда это происходит так быстро и легко, как желали бы некоторые индийцы, однако прогресс очевиден. Пожалуй, наиболее красноречиво об этом свидетельствует быстрый количественный рост населения, поскольку он доказывает, что индийскому правительству всего за три десятилетия самостоятельности страны удалось справиться с задачей обеспечения основных жизненных потребностей для всех гораздо успешнее, чем пользовавшейся таким авторитетом старой индуистской системе за три тысячелетия.

Еще в 1920 году из каждой тысячи родившихся здесь детей умирало 250, т. е. четверть. Ныне эта цифра снизилась до ста. И хотя это все еще значительно больше, чем среднее число новорожденных, которые умирают в европейских государствах, достигнутый в этом вопросе прогресс несомненен.

Не менее выразительны данные о средней продолжительности человеческой жизни. В начале нашего века индийцы в среднем жили 20–21 год. Еще задолго до окончания британского колониального господства эта цифра не превышала тридцатилетнюю отметку. Ныне средняя продолжительность жизни индийского мужчины – 44,2 года, а индийской женщины – 42,5 года [18]18
  Согласно статистическим данным на 1981 г., средняя продолжительность жизни в Индии для мужчин и женщин 54 года.


[Закрыть].

Навсегда покончено с голодной смертью, эпидемиями опасных болезней и массовой смертностью от малярии. Значительно уменьшилось количество людей, больных типичной «социальной» болезнью – туберкулезом. Борьба с ним была начата еще в 1949 году, и с той поры соответствующее медицинское обследование пройдено 250 миллионами индийских граждан и 140 миллионам индийцев были бесплатно сделаны прививки.

Подобных цифр и данных мы могли бы привести гораздо больше. В результате успехов в заботе о здоровье человека кривая численности населения стремительно поползла вверх – Индию постиг демографический взрыв. Цифры говорят сами за себя. В 1951 году в этой стране был 361 миллион жителей, десятью годами позднее – уже 439 миллионов, то есть на 21 % больше, а в 1971 году – уже 547 миллионов, так что прирост составлял 24,7 %.

Безусловно, это слишком много. Если бы так продолжалось и дальше, одной из крупнейших стран мира грозило бы непомерное перенаселение и прогноз, предвещавший, что в Индии к концу нашего века будет миллиард жителей, мог бы стать печальной реальностью. Поэтому индийскому правительству не оставалось ничего иного, как сделать из этого соответствующие выводы: по-прежнему способствуя увеличению продолжительности жизни индийских граждан путем улучшения и расширения сети здравоохранения и повышения общего жизненного уровня, активнее проводить всеми доступными средствами программу регулирования рождаемости.

И вот Индия приступила к «планированию семьи» – как в официальной речи именуется ограничение рождаемости, – сначала весьма неуверенно и без заметных результатов, но затем гораздо энергичнее и действеннее.

Главными методами стало просвещение, объяснение механизма зачатия и способа, как его избежать. Многочисленные группы врачей, медицинских работников и специально обученных пропагандистов посетили даже самые отдаленные деревушки, чтобы по возможности охватить кампанией всех граждан государства. Но этого было мало: против обычаев, освященных религиозной традицией, такое оружие действовало слишком медленно и слабо. И вот по отношению к мужчинам и женщинам – разумеется, на основе строгой добровольности – начали проводить операцию стерилизации, поддерживаемую специальными «премиями». В основном это были люди, имевшие не менее двух детей и признавшие убедительность аргументов антипопуляционной кампании. В 1973 году уже рождалось «всего лишь» около сорока детей на каждую тысячу жителей. Но план требовал снизить эту цифру к концу минувшего десятилетия до двадцати пяти.

Затем настал 1975 год, а с ним и «чрезвычайное положение» – ряд экстраординарных мер в самых различных областях общественной жизни. И тут мы можем снова вернуться к нашей адде – все ее участники живо помнят ту пору, но говорят о ней с нескрываемым чувством отвращения.

– Какой-то умник сообразил, – рассказывает инженер Дас, – что особыми полномочиями «чрезвычайного положения» можно воспользоваться и для активизации борьбы с чрезмерным ростом населения. Правительство планировало цифры ограничения рождаемости по отдельным штатам Республики Индия, те – по областям, области – по округам. Цифры были довольно высокие, но реальные. Однако во многих местах люди, ответственные за проведение кампании, желая отличиться в глазах начальства, вопреки собственным интересам эти цифры завышали. Стали прибегать к недемократическим средствам, к принуждению. В ряде случаев государственным служащим, не желавшим подвергаться стерилизации, грозили увольнением, а тем, кто на нее соглашался, обещали быстрое продвижение по службе и повышение жалованья. Различным просителям отказывали во всевозможных разрешениях и лицензиях до тех пор, пока они не согласятся на эту меру, многих лишали права на приобретение нормированных дешевых продуктов. В нашем крае тоже были такие чиновники – сколько вреда причинила их деятельность!

– Сложная обстановка создалась в некоторых северных штатах – в Пенджабе, Уттар-Прадеше и Бихаре, – вступает в разговор следующий участник адды. – После выборов в газетах еще долго появлялись статьи о том, как в отдельных деревнях насильственно проводились операции, при содействии полицейских и солдат. Местами деревенские жители, узнав, что в их деревню собирается приехать группа по стерилизации, бежали из дому, скрывались в лесах и полях, чтобы избежать насилия. И неудивительно – было отмечено немало случаев стерилизации совсем молодых, неженатых мужчин и не рожавших еще женщин.

Именно в этих трех наиболее населенных штатах партия Индийский национальный конгресс потерпела самое сокрушительное поражение на выборах 1977 года.

После смены правительства борьба с ростом населения, разумеется, продолжалась, но без насилия и принуждения. Многие опасались, что падение рождаемости приостановится, но вместо этого был отмечен обнадеживающий прогресс. В 1978 году на каждую тысячу индийских граждан рождались уже только тридцать три ребенка, и можно было ожидать, что в 1979 году эта цифра снизится до тридцати. Успех в значительной мере объяснялся тем, что все больше людей в Индии понимало, насколько непосредственно решение этого вопроса касается каждого гражданина государства и его собственных детей; ведь если решить проблему не удастся, повышение жизненного уровня в самом ближайшем будущем окажется под угрозой.

Кроме того, как и во всем мире, сказывается воздействие современной цивилизации. Общеизвестно, что современный образ жизни сам по себе на всем земном шаре способствует естественному снижению прироста населения, а значит, не может стать исключением и Индия. Не случайно среднее число членов семьи в индийской деревне и поныне гораздо больше, чем в городах, где уровень цивилизации и образования значительно выше, и именно самые развитые в экономическом отношении и по уровню распространения образованности штаты – Керала и Западная Бенгалия – дают самые благополучные цифры.

Впрочем, мы можем ознакомить читателя с результатами социологической анкеты, проведенной несколько лет назад среди пятидесяти представителей образованных калькуттцев среднего достатка. Это мужчины в возрасте от 30 до 60 лет. По роду занятий – чиновники, учителя, преподаватели высших учебных заведений, журналисты, писатели и депутаты парламента. Все они имели высшее или среднее образование, у всех жены были грамотны. Среднее количество детей в таких семьях – всего 2,2.

Всех их опросили, почему у них, по индийским понятиям, так мало детей. Вот некоторые ответы:

– Большая семья обходится нынче в крупном городе очень дорого, – сказал сорокалетний учитель средней школы, имеющий одного ребенка. – А жена при большем числе детей не могла бы заниматься своим любимым делом – она обучает пению и танцам.

– Индия и без того уже перенаселена. Мы, интеллигенция, и в этом отношении должны быть примером для всех остальных, – заметил шестидесятилетний писатель, отец двух детей.

– У нас главной помехой стали жилищные условия и финансовые трудности. А двух детей вполне достаточно, – заявил тридцатилетний журналист, отец двух детей.

– Я не зарабатываю столько денег, чтобы иметь много детей.

– Правительство призывает к ограничению рождаемости, а я государственный служащий.

– Мы оба еще молоды и хотим сэкономить на поездку в Европу.

– Это слишком трудно в материальном отношении и требует слишком много забот по воспитанию и образованию детей…

Итак, перед нами ответы, которые можно услышать в любом уголке света. Такие или подобные этим аргументы звучали и на аддах, в которых я участвовал и где вопрос о планировании семьи бывал частой темой.

Адда – вероятно, лучший способ проникнуть в сущность натуры бенгальцев, в первую очередь интеллигентных бенгальцев из больших и малых городов. Если вы имели возможность участвовать в адде неоднократно и со значительными промежутками времени, то можете проследить, как меняется образ мыслей индийцев, как постепенно они отказываются от давних, переживших столетия предрассудков и все больше по своей натуре и взглядам сближаются с европейцами. Причем этот процесс протекает отнюдь не автоматически и не просто.

Профессор одного из трех калькуттских университетов, образованный шестидесятилетний человек абсолютно современных воззрений, однажды не пришел на условленную встречу. Дал он о себе знать лишь через десять дней – и появился с головой, обритой наголо.

Ему не пришлось долго объяснять: это был не вызывавший сомнений знак, что умер кто-то из его родителей, и он, как старший из живых сыновей, должен совершить заупокойный обряд, так называемую шраддху.Тут же он и сам подтвердил мое предположение.

– Я тогда не смог прийти, у меня умер отец, – сказал он и провел рукой по бритой голове. – Разумеется, все это мне уже чуждо, но, сами понимаете, пришлось. Что сказали бы члены нашей семьи?

Эта семья, как я сам через несколько дней убедился, посетив его дом (что, разумеется, было связано с новой аддой), состояла из трех младших братьев (все они учителя). Их взгляды явно не более старомодны, чем у их старшего брата. Но ведь есть и более дальние родственники, а у брахманов, каковым был и этот профессор, всегда найдется в семье и несколько правоверных, которые стали бы порицать пренебрежение старыми обычаями. Так многих индийских традиций подчас придерживаются и люди, которые давно уже внутренне от них отрешились.

Как и везде в мире, быстрее всего в Индии меняется облик младшего поколения. По внешнему виду девушек это не так заметно, они продолжают носить традиционные красивые сари, но на мужчинах перемены видны сразу. Я имею в виду не длинные волосы, бороду и усы, какие носят молодые европейцы или американцы. Этим у себя на родине молодые индийцы напоминали бы скорее поклоняющихся Шиве аскетов и других «святых мужей», на которых они наверняка походить не желают. Пожалуй, ни разу за свое последнее пребывание в Калькутте я не увидел молодых людей в дхоти и свободной рубахе панджаби.Все они носят европейские брюки или джинсы. Их идолы – не столько современные эстрадные певцы, сколько кинозвезды. Но стремление подражать этим героям не всегда дает положительные результаты.

Разумеется, это касается не всех молодых людей в Калькутте. Больше тех, которым недостает того, что превращает человека в личность. Как и везде на свете.

Студенты явно не обожествляют героев индийских коммерческих фильмов. И хотя тоже не носят дхоти, как это делают их отцы, но умеют иными способами проявить национальное своеобразие и собственное представление о жизни. Они не утратили наследственного бенгальского пристрастия к адде, только предаются ей несколько иначе, преимущественно в кафе. Калькуттские кафихаусы с утра до вечера набиты битком, прежде всего кафе на втором этаже скромного дома на Колледж-Сквер перед Калькуттским университетом. Уже на пороге вас оглушит оживленный, ничем не приглушаемый говор. Студенты сидят вокруг столиков группами от трех до десяти человек, покачиваются на неустойчивых стульчиках, попивают фирменный напиток этого кафе – холодный кофе со сливками – и разговаривают. Они страстные, а порой и довольно резкие, бескомпромиссные спорщики, в чем я имел неоднократную возможность убедиться на собственных лекциях и беседах.

Их интересы меньше связаны со спортом, больше – с литературой, но прежде всего они дискутируют о политических проблемах, в которых удивительно хорошо разбираются. Лишь изредка вы встретите студента консервативных взглядов. Большинство придерживается левой ориентации, а порой даже экстремистской. В том году самой частой темой дискуссий стали китайско-вьетнамский конфликт и политика Китая вообще; даже те, кто был явно отмечен воздействием маоистских идей, не принимали сторону Китая. Повсюду в Индии еще слишком хорошо помнят вторжение китайских войск на индийскую территорию во время пограничного конфликта 1962 года.

Из бесчисленных визитов, сопровождавшихся длительными беседами, я охотнее всего вспоминаю два. Первый был связан с письмами, которые мне принес Аджит, увлеченный своим делом работник системы социального обеспечения. Письмо было написано детской рукой на почтовой бумаге с типографским штампом «Детский реабилитационный центр». Я прочитал: «Дорогой дядя, кланяемся вам. Дядя, как вы поживаете? Мы все хотели бы вас видеть. Если бы вы как-нибудь пришли к нам в больницу, все мы были бы очень рады. Мы слышали от дяди Аджита, что вы знаете много языков. Мы хотели бы послушать эти языки и увидеть вас. Когда получите наше письмо, дядя, придите взглянуть на нас! Если придете, мы с вами поговорим. Больше писать не будем, только приходите! Харипад, Мантал и Прасанта».

Окажись вы на моем месте, то наверняка тоже пошли бы к ним. Вот и мы с Аджитом на следующее же утро отправились на южную окраину Калькутты. Большие и маленькие дома тут утопают в зелени бананов, пальм и цветущих кустарников, в одной из таких вилл посреди обширного сада и разместился «Детский реабилитационный центр». Уже восемь лет им руководит молодая англичанка. Ей помогают несколько бенгальских медиков и учителей. Тут находится более сорока детей, перенесших полиомиелит; они получают медицинское обслуживание, выполняют реабилитационные упражнения и ежедневно учатся, чтобы как можно лучше подготовиться к поступлению в нормальные школы, потому что они – мальчики и девочки дошкольного и младшего школьного возраста.

Мальчиков мы застали как раз во время занятий в палате. Одни сидели на кроватях, другие расположились на полу с букварями в руках. Младшему было шесть, старшему – одиннадцать. Разумеется, учение было приостановлено, вместо него снова началась адда. У мальчишек глаза горели от радости – ведь что-то новое нарушило повседневную скуку уроков. Сначала они расспрашивали, перебивая друг друга, так что я не знал, на какой вопрос отвечать раньше. Все ли люди в Чехословакии белые? Правда ли, что в Европе круглый год очень холодно? И падает снег? А по нему ходить можно? Добрались и до иностранных языков.

– Скажите что-нибудь по-французски! А по-русски! А по-немецки! – просили меня ребята.

Потом они похвастались, что кто умеет делать. Харипад красиво рисует – учитель считает, что хорошо бы ему продолжить это занятие и после того, как он покинет больницу; но тут уж «Детский реабилитационный центр» ничем помочь не в силах. Маленький Аджай научился уже читать и писать. Прасанта даже играет на скрипке – он исполнил мне два этюда из самой распространенной индийской школы скрипичной игры, а затем песенку, которую сам подобрал по слуху.

Ничего сверхъестественного и гениального во всем этом не было. Но радость и восторг детей доказывали, как прекрасно помогает им пребывание в этом медицинском учреждении переносить постигшее их несчастье. Я вспомнил маленьких калек-нищих с калькуттских улиц – этих детей уже не ждет подобный удел. И снова меня согрело чувство, о котором я неоднократно говорил в этой книге: немало доброго и полезного уже сделано и делается в Индии! В том числе и для самых несчастных и нуждающихся в помощи…

Директор провела нас по заведению, рассказала о проделанной работе и ее результатах, о планах расширения медицинской помощи. Похвастала и отпечатанным на гектографе бюллетенем, который они рассылают главным образом родителям больных детей, – он информирует о состоянии здоровья отдельных воспитанников и о применяемых к ним методах реабилитации. Этим преследуется двойная цель. С одной стороны, бюллетень, несомненно, успокаивает родителей, большинство которых живет в провинции и лишь изредка может приехать в Калькутту, с другой – помогает обрести доверие тех родителей, которым еще предстоит вручить больных детей заботам реабилитационного центра; большинство таких родителей и не подозревают о существовании этого заведения и о том, что после полиомиелита вообще еще можно что-то сделать, да к тому же бесплатно.

На детей было грустно смотреть, особенно на четырех совсем маленьких девочек с ножками в аппаратах, и все же здесь царило приподнятое настроение. Самые маленькие лишь смущенно улыбались, с любопытством рассматривая экзотического гостя. Две учительницы пришли взять у меня автограф. Когда мы медленно возвращались назад, к воротам, нас догнала пациентка постарше, девочка лет четырнадцати, с букетом цветов, которые она сама нарвала в саду.

– Приходите еще! – кричали мальчики, чуть не вываливаясь из окна своей палаты.

Совсем иного характера был визит к профессору Сурешу, которым я, собственно, завершил свое пребывание в Калькутте. Вечером накануне моего отъезда «брат» Анимеш, в прошлом ученик Суреша, привез в Калькутту из Мединипура свою семью, чтобы все могли проститься со мной – кто знает, свидимся ли еще когда-нибудь? После обеда мы все вместе отправились в пригородную виллу в северокалькуттском районе Баранагар.

Встреча началась абсолютно традиционно. Две дочери хозяина (им было около двадцати лет) торжественно «взяли прах от моих ног» – глубоко поклонившись, кончиками пальцев дотронулись до моих щиколоток, а потом до своих голов. Когда же я сделал неуверенную попытку избежать таких знаков уважения, которых удостаиваются лишь старшие родственники и учителя, Суреш сказал:

– Так положено. Ведь вы их дядя.

И я действительно сразу почувствовал себя здесь как дома.

Как только мы сели в плетеные кресла в «наружной» комнате, стали сходиться семьи трех братьев Суреша, здешних учителей. Каждая из этих семей живет в собственном домике поблизости, чтобы вся большая семья могла держаться вместе, как в старые времена, когда женатые сыновья еще не покидали своих родителей. Женщины сели, скрестив ноги, на широкой чарпаи, дети убежали в сад – и вот уже полилась оживленная адда, ввиду профессиональных интересов всех присутствующих мужчин постоянно возвращавшаяся к вопросам образования, воспитания молодежи и культуры. Все четыре брата преподают бенгальскую литературу, и сумма их знаний в этой области составила бы внушительную энциклопедию. Человек, интересующийся бенгальской литературой, мог бы узнать здесь больше, чем из немалого количества книг и брошюр.

Более активно и живо, чем в других домах, включились в адду и женщины. Праотец Ману, давший индуистам кодекс их обязанностей и бесчисленные указания, регулирующие их общественные и семейные отношения, вряд ли порадовался бы такому поведению. Они непринужденно смеялись и говорили, без стеснения обращались к обоим чужим мужчинам и спрашивали их о вещах, которые, согласно традиции, должны были бы служить темой исключительно мужских разговоров. Одна из них несколько дней назад даже приняла участие в проходившем на Майдане стотысячной демонстрации калькуттских женщин, которые выступили в поддержку бенгальского правительства, борющегося против неравноправной оплаты женского труда и дискриминации женщин в ряде профессий. Она рассказывала об этом с воодушевлением и ничем не напоминала миллионы индусок, некогда покорно таившихся в дальних уголках дома, где на них ни один мужчина, кроме ближайших родственников, не смел взглянуть и краешком глаза.

Мы пили чай, щелкали орешки и семечки, съели немалое количество творожного печенья сандеши говорили обо всем, что приходило в голову. Пожалуй, так можно сидеть, говорить и слушать хоть целый день. Но время неумолимо летело, и пришла пора прощаться. Дочери снова подоспели с пранамом,наиучтивейшим приветствием – касанием ног гостя; сложенные руки прикоснулись ко лбам, и все мы принялись заверять друг друга, что это не последняя встреча:

–  Авар декха хобе!И напишите, как вы долетели домой.

Когда я расставался с ними, прощание относилось не только к гостеприимным хозяевам этого дома, но и ко всей Калькутте с ее аддой, которая была одной из приятнейших страниц моего пребывания.