Текст книги "Похищение Адвенты"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Если б мне надо было просто сломить ее волю! – воскликнул вдруг он после паузы. – Я мог бы показать ей себя истинного, то есть в образе такого же зверя, как ты сейчас (разницу понимаешь? вот-вот, я могу снова стать человеком, а ты – нет!); я мог швырнуть ее в науз, полный омерзительных существ вроде змей и крокодилов; наконец, я мог разорвать на ее глазах тебя, тем более что ты для меня давно мертв! Я мог сломить ее волю! Но – не раб требовался для успеха, а друг…

Тарафинелло опять замолчал, то ли обдумывая что-то, то ли вспоминая былое. Конан не видел его лица, а потому опасался даже вздохнуть во время паузы.

– Кстати, Майло, – словно очнулся прагилл. – Как тебе понравился мой коридор смерти? Я сам придумал его! Ты знаешь, где мы сейчас? Нет, не на Острове Железных Идолов… Ты пролетел всю ночь и весь день, и оказался в моих чертогах, что находятся за морем Запада, прямо против Пустошей Пиктов! Так что я еще сократил твое пребывание в мире сем – тебе осталось дня три, не боле… Надеюсь, ты не боишься смерти? Не надо! Я – не боюсь. Я к ней всегда готов! Была у меня одна история – опять же с твоим гнусным дедом. В юности я украл у него серебряный медальон с изображением Митры (вот уж глуп был!), а он за это проломил мне голову секирою. Конечно, я умер, но – не навсегда. Потом, когда очнулся, оказалось, что барон забрал обратно свой медальон и уехал, оставив меня истекать кровью… Так что смерть я видел и готов к ней – каждый миг и каждый вздох! Не всякий прагилл таков, а я – таков! – Хвастливый ублюдок засопел, ожидая то ли похвалы, то ли восхищения от оборотня, но, конечно, ничего такого не дождался.

– Ну а теперь… Теперь ты увидишь то, чего так жаждет твоя пока живая душа! Хох!

Прагилл, до этого не повышавший голоса, так крикнул свое «Хох!», что даже каменно-неподвижный Майло вскинул морду и зарычал, а Конан не вытерпел и быстро выглянул из-за его плеча. Да, Тарафинелло был точь-в-точь таков, как и описывал его хон Булла: невысокий и тощий, с черными густыми волосами, с маленькими глазами и ртом и огромным красным носом. Только зубы его, вопреки утверждению старика, были не желты и кривы, а белы и ровны. Он торжественно смотрел вверх, на дыру в потолке, из коей выпали Конан и Майло, и варвар непроизвольно оглянулся, следуя его взору. Не увидев там ничего особенного, он снова повернул голову к затылку Майло.

– Хох, – спокойно повторил прагилл.

И вдруг оборотень задрожал всем телом; из глотки его вырвался стон; он подался на шаг вперед, но опять замер, не переставая отчаянно скулить.

Более не в силах удержаться, Конан осторожно высунулся.

К счастью его, близорукий прагилл, не зная о его присутствии, взирал только на Майло, явно польщенный и удовлетворенный выражением ужаса на его морде. А рядом с ним… Рядом с этим безобразным Тарафинелло варвар увидел девушку, чья красота поразила его в самое сердце. Хотя он никогда не видал ее прежде, он догадался сразу, что то была Адвента. Хрупкое нежное создание, она покорно стояла по левую руку прагилла, большие печальные глаза устремлены в никуда; черные волосы ее, такие же прямые, как были у Майло, струились по узким плечикам, ниспадая до полу; высокий чистый лоб прорезала видимая даже издалека морщина – следствие долгого заточения и одиночества души.

– Хох! – еще раз сказал Тарафинелло, довольно ухмыляясь, и тут взгляд его упал на киммерийца.

* * *

Ни боги, ни демоны, ни чародейское искусство не наделяют человека смертоносным взором – иначе все живое на земле давно превратилось бы в камень или в прах. В пергаментах, кои бережно хранят стигийские маги Черного Круга, писано: «Умей глазами своими убить, но помни – каждая жизнь, отнятая тобою так, унесет мгновение жизни твоей… и храни искусство в себе, не деля его попусту с другими…»

Уже второй миг своего взгляда, направленного на дерзкого варвара, Тарафинелло наполнил смертью, но за долю до этого мига Конан метнул в него свой меч, сам полностью спрятавшись за Майло, который, будто сразу поняв происходящее, постарался стать как можно шире. Его явно тянуло к Адвенте, но и товарища он бросить не мог: мысль сия, только промелькнув, согрела сердце Конана…

…Меч вошел в грудь прагилла по самую рукоять, как раз в тот момент, когда смертоносный взгляд его коснулся варвара. Захрипев, Тарафинелло повалился на пол, забрызгав кровью белое платье удивленной, но совсем не испуганной Адвенты. Если б все не было так страшно, то стороннему наблюдателю стало бы смешно: балахон ублюдка при падении задрался, обнажив тощие кривые ноги, а изо рта выскочила челюсть, оказавшаяся не настоящею, а поддельной. Но клинок в его груди – самый что ни на есть настоящий клинок – нес смерть, и сие вряд ли располагало к веселью…

Варвару повезло больше: только рука его, бросавшая меч, окаменела – налилась внезапной страшной тяжестью и болью и потащила его к полу. С трудом удержавшись на ногах, он, по привычке не задерживая мысль на собственных ранах, двинулся к возвышению, на коем возлегал поверженный Тарафинелло – свой верный меч он не хотел оставлять в груди ублюдка.

– Ы-ы! Ы-ы-о-о! – с протестующим воплем Майло побежал за ним.

Но едва Конан – а в следующий же миг и оборотень – ступил на мраморную ступень, как она треснула и разломилась надвое (видно, прагилл был не большой мастер на выдумки), открыв под собою черную смрадную яму, куда они и рухнули. На сей раз никакого коридора не было – была каменная коробка, пропускавшая воздух через крошечное, не больше птичьей головки, отверстие в стене. Оно же давало узникам и свет. Еды и воды не было вовсе – да и кто мог позаботиться об этом… Разве что Адвента, если, конечно, она знала обо всех каверзах Тарафинелло.

Зато по свету можно было определить время, поскольку он был либо лунный, либо солнечный, и Конан каменной рукой своей делал пометки на полу, хотя и сам не смог бы объяснить, зачем: вряд ли они теперь смогут выбраться отсюда. Майло, по словам ублюдка, осталось не больше трех дней, а киммериец и вовсе терял силы с каждым вздохом. Казалось, камень, что висел на его плече вместо руки, высасывал из него кровь по капле, потому что он становился все тяжелее, а Конан все слабее.

Минул день, наступила ночь. Варвар, изредка забываясь тяжелым сном, все остальное время посвящал планам спасения из каменного плена. Он перебрал в уме десятки способов, но ни один из них не был реальным. На исходе ночи он сказал Майло:

– Я понял, почему ты убил медведя. Один приятель в Шадизаре говорил мне, что оборотень может снова стать человеком, если выпьет звериной крови…

– Ы-ы-ы-ы… – подтвердил тот.

– Только младенец поверит в такую чушь, Майло…

– Ы-ы-о-о-о… Ы-ы… Ы-ы-ы…

– Клянусь Кромом, парень, я бы сам заколол хоть полдюжины медведей, если б ты тогда стал… Тихо! Слышишь?

Майло помотал башкой.

– Мыши здесь, что ли…

Конан приподнялся на локте, внимательно осмотрел пол и стены коробки: ровная гладкая поверхность камня не могла бы укрыть и муравья. Он снова лег, отмахиваясь от легкого прикосновения когтей товарища.

– Ы-ы-ы-о…

– Нет, я слышал, – упрямо сказал варвар. – Мне никогда ничего не кажется!

– Ы-ы-ы! Ы-ы-ы-о!

– Что ты увидишь в эту дыру кроме клочка неба? Проклятие… Вот уж не думал отправиться на Серые Равнины из клетки…

– Ы-о-о-о?

– Как бы я хотел? Да просто – в бою. И чтоб враг был сильный, а не ублюдок вроде Тарафинелло. Меч на меч, кулак на кулак, глаза в глаза. Старики в Киммерии толкуют, мол, только так нужно уходить из мира… Тогда Кром будет с твоей душой и там, на Серых Равнинах. А в общем, я готов и из клетки… Это я уже сам думал: какая разница, как ты уйдешь, если ты не будешь при этом ни скулить, ни просить пощады, а посмотришь смерти в ее черные глаза прямо и спокойно…

– Ы-ы-ы…

– И ты готов так? Я знаю.

Он хотел добавить еще, что рад иметь в товарищах его, Майло, но снова смолк, показывая оборотню ладонь, прижатую к губам.

На этот раз и Майло услыхал тихий, почти не отличимый от ночной тиши шорох, доносящийся сверху – будто кто-то шаркал там по полу туфлями. Но не успел он высказать свое предположение, как знакомый, хотя и сильно искаженный камнем голос прогрохотал:

– Отдай кольцо!

– Прах и пепел! – пораженно выдохнул варвар. – Тарафинелло!

– Отдай кольцо, говорю!

– А ты отдай мой меч! – рыкнул Конан вверх – ему казалось, что голос слышится оттуда. – Гарпинас! – добавил он издевательски.

Бессмертный прагилл помолчал, видимо, только теперь обнаружив, что смертоносный взгляд его не поразил человека, потом заорал во все горло:

– Твоя железка торчит у меня между ребер, гость! Выйдешь отсюда – возмешь ее сам! Но сначала пусть Майло отдаст кольцо!

– Ы-ы-ы-ы! – протестующе затряс башкой оборотень. – Ы!

– Он отдаст! – перевел киммериец по-своему, намереваясь выйти любым путем, а потом забрать у Тарафинелло и Адвенту, и свой верный меч.

– Обманешь – станешь камнем! – предупредил ублюдок, и сразу после этих слов потолок начал медленно отъезжать в сторону, открывая яркий свет.

Конан дернул Майло за лапу, впервые прикоснувшись к нему со времени зала железных идолов, и сунул ему свою левую руку, быстро шепча:

– Сними с меня этот перстень и заставь его проглотить! И про свой медальон не забудь! Скорее!

Затем он метнулся в самый угол, укрываясь от взгляда прагилла и про себя предлагая благому Митре хоть раз свершить доброе дело и вразумить его товарища сделать все как надо.

Майло зажал его перстень в когтях, порылся в своем мешке и достал золотое кольцо Адвенты.

– Ты где? – поинтересовался Тарафинелло. Голос его уже звучал как прежде и по сравнению с только что издаваемыми воплями казался тихим. – Э! Где ты?

– Гр-р-р… – ответил оборотень, прыгая наверх.

* * *

Если медальон и его перстень не удавят прагилла, им с Майло все-таки придется отправиться на Серые Равнины… Эта мысль не пугала варвара, да и не могла испугать. В тайной надежде, что его сейчас видит Кром, он презрительно сплюнул в квадрат света на полу – света, которого нет в царстве мертвых… Но что будет с Адвентой? Что будет с хоном Буллой?

Конан представил себе полные тоски и скорби глаза старика, потерявшего в своей жизни все, а теперь еще и сына, и возблагодарил богов за то, что здесь, в плену прагилла, они с Майло скованы одной цепью – а это значит, что он выйдет отсюда только вместе с ним (или не выйдет вовсе), и хону Булле не в чем будет упрекнуть гостя.

Слушая возню наверху, варвар едва сдерживал себя, чтоб вслед за товарищем не выпрыгнуть в зал и… Нет, если Тарафинелло еще в силах, более Конан ничего не успеет – только выпрыгнуть… Он надеялся на Майло, на его силу и ловкость – то единственное, что может освободить их от туманов Серых Равнин…

Мысли в голове киммерийца начали путаться, как будто прагилл и его опутал колдовскими чарами: тягучая дрема вдруг сдавила виски, веки стали тяжелыми, будто у железного идола. Он встал, забыв о том, что Тарафинелло может увидеть его и обратить в камень, и сделал шаг в квадрат света, дабы посмотреть, что творится в зале над его головой.

Тишина, наступившая внезапно, насторожила. Дрема, отступая, унесла с собою его злость, раздражение, бывшие вялыми и для истинного варвара бессмысленными. Он снова стал собою: огромное тело его, сильное и гибкое, метнулось к стене тенью, слилось с ней, как и тень сливается с тьмой, а чуткий слух стал ловить малейшие колебания воздуха. Спустя всего миг он услышал чье-то дыхание там, наверху – тихое, хриплое, тяжелое… Это мог быть Майло, но мог быть и Тарафинелло.

Злость – уже не вялая, а настоящая, разгорячившая кровь в один вздох – взбурлила в груди. Он ухватился здоровой рукой за край стены и, не задерживаясь и на долю мгновения, резко подбросил тело вверх…

…Кто из них был мертв, а кто жив – с первого взгляда понять было нельзя. И Майло, и ублюдок прагилл, оба залитые кровью, лежали на мраморном полу в паре локтей друг от друга и не двигались. Конан с подозрением посмотрел на тощее тело Тарафинелло, действительно до сих пор пронзенное мечом, и подошел все-таки к Майло.

* * *

Морщинистая кожа на морде оборотня тряслась всеми складками; клыки, вымазанные в крови, уменьшались и уходили под губы; шерсть исчезала, обнажая чистую белую кожу тела; с треском выпрямлялись кости; колтун на голове распрямлялся, светлел, превращаясь в прежние длинные прямые волосы.

На глазах Конана оборотень снова становился человеком, но это не могло еще успокоить варвара: он отлично знал, что перед смертью оборотни всегда принимают свой первоначальный вид, и посему снова и снова всматривался в изменяющиеся черты товарища, вслушивался в хрип его дыхания (там, в каменной коробке, он слышал именно его дыхание), ладонью проверял на его шее тепло вены.

Вдруг Майло открыл глаза – зеленые и прозрачные, без обычного злобного огонька – и посмотрел на киммерийца.

– Ы-ы-о… – еле слышно прошептал он. – К-кыо-н-нан…

– Кром! – Сердце варвара замерло на вздох, а потом снова забилось – быстро и горячо. – Повтори, что ты сказал!

– К-ко-она-н-н… – с усилием произнес Майло и попробовал улыбнуться.

Улыбка вышла жалкая, кривая, но Конан и такой не видал прежде на его устах. С надеждою поглядев на почти что человеческое уже лицо товарища, он полою куртки вытер кровь с его шеи и рук – кожа на них висела лохмотьями – и обернулся на Адвенту.

Девушка стояла у возвышения, кое служило здесь троном, и безучастно взирала на мертвого Тарафинелло, сейчас уже более похожего на зверя, чем на человека. Брата, похоже, она не узнала, потому что на него не обращала внимания вовсе.

– Хей, Адвента! – Низкий сильный голос Конана разнесся по залу и эхом улетел в дыру над наузом, – Ты двойник или настоящая?

Как всякий варвар, он говорил то, что в данный момент думал; Адвента же от его вопроса вздрогнула, подняла брови и с удивлением посмотрела на него.

– Двойник? – Серебристый голосок ее соединился с эхом Конанова рыка. – Что это – двойник?

Словно пробуждаясь от долгого и крепкого сна, девушка хлопала густыми длинными ресницами, и бледные щеки ее постепенно розовели. Вот она с ужасом отшатнулась от трупа прагилла, после смерти покрывшегося черной курчавой шерстью, вот перевела взор на брата, что менялся с каждым мигом, становясь все более человеком, самим собой…

– Майло! – звонко вскрикнула она вдруг, протягивая к нему тонкие руки.

Конан хмыкнул и отвернулся. Женщины всегда превращают простую встречу в балаган… Сейчас наверняка начнет рыдать, причитать, целовать новообретенного братца…

Подойдя к Тарафинелло, который перед смертью весьма предусмотрительно закрыл глаза толстыми веками, варвар выдернул меч из его звериной бугристой груди, выпустив наружу целый фонтанчик темно-фиолетовой его крови. При этом он обнаружил, что и с него спали чары прагилла – правая рука снова была из плоти и крови и снова держала рукоять меча уверенно и крепко. Что ж, иного Конан и не ждал. Наклонившись, он тщательно вытер клинок о балахон Тарафинелло.

– Ты знаешь, как выбраться отсюда? – хмуро вопросил он Адвенту, не оборачиваясь.

– Да. Надо опуститься на дно науза – там есть кольцо…

Конан быстро сунул меч в ножны, подошел к Майло и легко поднял его. Глаза юноши были закрыты, но не так, как у мертвого прагилла – сын доброго хона всего лишь спал, измученный не только последними жуткими для него днями, но всей жизнью своей. Судя по умиротворенному выражению его красивого чистого лица, с коего совсем уже исчез налет зверя, душа его впервые, наверное, познала истинный покой, окунулась в простое, поднялась к высоким небесам, где нет места ни ужасу, ни мраку…

Осторожно опустив Майло на окаем науза, Конан отцепил от пояса ножны, положил их рядом с товарищем и прыгнул в воду.

Как и говорила Адвента, в мраморное дно действительно было вделано кольцо. Киммериец поостерегся дергать его сейчас, когда брат с сестрой еще в зале. Вынырнув, он дал знак девушке спуститься в науз, а сам стащил туда же Майло, предварительно зацепив ножны за его руку. Даже прохладная вода не разбудила его товарища: веки его не дрогнули, и лишь на бледно-розовых губах промелькнуло нечто вроде улыбки… Конан передал его в объятия Адвенты и снова нырнул ко дну.

* * *

Вода испарилась из науза за несколько мгновений, после чего воздух со всего зала начал стремительно втягиваться в дыру. Со свистом смерч подхватил и людей, втянул их в черную воронку свою, закрутил, понес по коридору смерти – в жизнь.

Этот полет показался варвару много короче первого, хотя на сей раз на руках у него был все еще спящий и совсем не легкий Майло, а за рукав цепко держалась испуганная, но мужественно молчавшая Адвента. Но теперь вязкая дрема, едва проникая в мозг, тут же улетучивалась снова, так что душа жила постоянно, каждый миг, то отдельно от тела, вспархивая куда-то ввысь (и немедля возвращаясь обратно), то в содружестве с ним. Никогда еще Конан не испытывал подобного. Может быть, он сумел бы даже заплакать, если б вспомнил Мангельду из племени антархов или шемита Иаву Гембеха…

Ныне они бродили в тумане Серых Равнин, а он – он опять жил, и если суровый Кром не будет против – он проживет еще долго, ровно столько, сколько надо для того, чтобы… Нет, не добиться богатства, власти и славы, как он желал всегда, а постичь некий смысл… Он даже не мог определить, смысл чего хотелось ему постичь. Пожалуй, то было не на уровне его настоящих мыслей, а таилось где-то внутри его, может, у сердца, а может, в глубине самой души.

Закончится полет, и Конан забудет об томлениях этих, а пока он летел, наслаждаясь высоким восторгом и свободой, чувствуя себя легким, почти невесомым…

…И опять они свалились в воду. За миг до этого киммериец выронил из затекших рук Майло, и тот упал далеко от него, но рядом с сестрою. Кажется, он, наконец, проснулся, потому что глаза его ярко блеснули – хотя, возможно, сие лишь показалось Конану, ибо то солнечный луч мог попасть на мокрые длинные ресницы товарища.

Осмотревшись, киммериец увидел, что то, в чем плавали они сейчас, мало напоминало прозрачную чистую воду науза и, по правде говоря, было обыкновенным болотом: с темной зеленовато-коричневой жижей и отвратительным запахом гнили. И в этом-то дерьме сидели они по самую грудь, с каждым следующим вздохом опускаясь все глубже и глубже.

Конан по достоинству оценил очередную шутку Тарафинелло, пожелав ему сгнить в царстве Нергала и желательно под хвостом самого хозяина. Сразу за тем он попытался выкарабкаться из трясины, вцепившейся в его тело сладострастно, но уж очень крепко и мокро. Но только он рванулся из нее, как тут же увяз еще больше. Одна надежда была на то, что он, как и брат с сестрой, находился с края болота, и мог дотянуться до ветки дерева, росшего рядом.

Адвента, держась за плечо Майло, все оглядывалась на варвара, одними глазами прося о помощи. На их стороне деревьев не было совсем, и оба они медленно, но верно утопали.

В отчаянии Конан снова дернулся к берегу, вытянув руку насколько мог, и на этот раз ему удалось ухватить длинную и тонкую, зато гибкую ветку. Осторожно, стараясь не дышать, он начал выползать из болота. Вздох спустя он понял, что это невозможно – ветка отдиралась от ствола вместе с корой, и на ней он мог только продержаться некоторое время на поверхности.

Спасение, которое казалось совсем близко, тоже было обманом. Поняв это, Конан едва не задохнулся от горячей волны ненависти к таким ублюдкам, как прагилл, – им мало уничтожить человека, они хотят еще сначала убить душу его…

Короткий вскрик в стороне Майло и Адвенты заставил его сердце болезненно сжаться. Он оглянулся и… И не поверил своим глазам.

На берегу, в ужасе заломив руки, стоял хон Булла и переводил взгляд с сына на дочь, потом опять на сына, опять на дочь… Обоих уже засосало до подбородков, так что несчастный отец мог сейчас помочь лишь одному из них – другого за эти долгие мгновения успело бы сожрать проклятое болото…

Конан понимал, что теперь повезло Адвенте (должно же и ей когда-то повезти). Конечно, хон Булла вытащит именно ее, как родную и любимую дочь… Он снова рванулся, не желая оставлять Майло трясине, и снова увяз еще глубже.

А старик в растерянности стоял на коленях перед болотом, теряя время, и все смотрел на сына, на дочь, на сына, на дочь… Оба молчали, оба не просили его ни о чем, а Майло и вовсе отвернулся, устремив взор в небо – голубое, высокое, чистое.

В ярости Конан плюнул в зеленую слизь, облепившую его тело, и, не желая более наблюдать эту картину, повернул голову к своему берегу. Вот и закончилась история оборотня – так, как и должна была, наверное, закончиться… Варвар тряхнул головой, прогоняя видение – чистое светлое лицо парня, первый раз за двадцать с лишком лет сумевшего сказать слово и улыбнуться…

Страшный вопль разорвал сплошную тишину, тревожимую только хрипом утопающих. Вздрогнув, варвар оглянулся.

– Майло!!! – дико крикнул старик и протянул руку сыну.

* * *

– Она была двойником, – сказал Майло, отпивая туранского красного. – Я понял это, когда Тарафинелло надел ей на палец кольцо – лицо ее исказилось… как мое всегда раньше… А он захрапел в злости и… И в этот-то момент я и прыгнул на него с твоим перстнем, Конан, и с моим медальоном… Вот и все. А ты, отец, как узнал, где мы?

Хон Булла, за время их отсутствия устроивший под своей грушей уютную беседку с глубокими креслами и круглым низким столом, тяжко вздохнул.

– По твоим несчастным наставникам, мальчик, – с грустью произнес он и подвинул бутыль Конану. – После вашего отъезда я велел вытащить их из подвала и поставить внизу, в общей комнате. Два дня назад все они рассыпались в прах… (о, Митра, какая же страшная гибель!). Я понял, что вредитель Тарафинелло уничтожен, и поспешил вам на помощь. Всю дорогу до моря Вилайет я – по очереди с Бобо, моим слугой – гнал лошадей без остановки, потому и успел.

– Представляю, как вы с Бобо суетились на берегу, торгуя лодку, – засмеялся Майло, наклоняясь и прижимая голову к плечу отца.

Конан, допивая вторую бутыль туранского, вольготно сидел в своем кресле и, разморенный сытной едой и жарким солнцем, жмурил глаза. Беседа отца и сына мало занимала его сейчас – история кончилась, а значит, и его интерес к ней испарился. Он разом припомнил все события, усмехнулся последнему: хон Булла, вытаскивая железного идола из моря, нечаянно уронил его, и тот с грохотом покатился по камням. А когда встревоженный хон подбежал к нему, то увидел, что нос у демона откололся, ибо все его железо проржавело насквозь…

По предложению Майло все Спящие были извлечены из моря и разбиты на мелкие куски. Может быть, теперь мореходы не будут обходить стороной Остров Железных Идолов? Хотя там остался еще Ужас…

– Мне жаль Адвенту, – пробормотал старик, опустив голову.

– То не Адвента, – терпеливо повторил Майло. – Я думаю, что моя сестра давно умерла… Помнишь, Конан, что говорил ублюдок? Она не пожелала полюбить его, а без этого все его планы оказывались пустым вздором. Она стала не нужна ему…

– Бедная девочка. – Глаза старика наполнились слезами. – Ей дали счастливое имя, но обрекли на страшную жизнь… Я, я во всем виноват.

– Ты ни в чем не виноват, – Майло взял руку отца, поднес ее к губам. – Я очень люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, мальчик.

Конан тяжело вздохнул, отворачиваясь. Не лучше ли сейчас взять бутыль туранского и пойти к Ильяне? Красавица с утра крутится тут, словно случайно попадаясь на глаза варвару…

– Конан! – окликнул его старик с улыбкой.

– Ну?

– Ты спас нас. Только благодаря тебе…

– Клянусь Кромом, достопочтенный, – хмуро перебил его варвар, – твой парень и сам не промах. Тартинелло-то он удавил… Да и я без него стал бы куском камня…

Веки его слипались, рот открывался чаще для зевков, чем для слов. В очередной раз поймав зазывный взор девушки, он прихватил со стола бутыль и встал.

– Конан! – задержал его Майло, тоже поднимаясь.

– Ну?

– Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь…

Варвар задумчиво посмотрел вглубь сада, где рядом с белокурой головкой Ильяны появилась и закрутилась рыжая – дикой кошки Сигны – и решительно кивнул товарищу:

– Понадобится. И прямо сейчас.