Текст книги "Планета шампуня"

Автор книги: Дуглас Коупленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

49

Сегодня утром в округе Керн, Калифорния, сидя в «марджинальном» до предела придорожном кафе, мы заказали апельсиновый сок. Из достопримечательностей там был гриль в обрамлении полароидных снимков каких-то дядек и теток, страдающих избыточным весом, металлическая корзинка с яйцами, сандвичи с арахисовым маслом в меню и лошадиные порции – просто ужасающее количество еды на тарелке. Снаружи, за ревущими 18-колесными фурами, перевозящими всякую свежепроизведенную продукцию, насколько хватало глаз, тянулись рядами апельсиновые деревья – апельсиновая столица планеты. При всем том апельсиновый сок нам подали замороженный, восстановленный из концентрата.

– Жюс из Флориды! – ошарашенно констатирует Стефани.

– А ты посмотри на это иначе, Стефани: скажем, тебе нужно отправить важное письмо курьерской почтой, «федэксом», в контору, которая находится в том же здании этажом выше. Письмо ведь все равно сначала доставят самолетом в Мемфис, так? Флоридский сок здесь, в округе Керн, – точно такая же хохма в нынешней системе распределения.

– Разве это не расточительство?

– Нет. Сегодняшний пример – еще одно подтверждение действенности нашей американской всеохватной системы распределения. Современный повар ставит на повестку дня современные вопросы – длительность хранения продукта, его транспортабельность. А вовсе не свежесть.

– Zut. Теперь дошло.

Последний день пути; сегодня мы уж будем в Лос-Анджелесе. Разговор наш вертится вокруг механизмов лос-анджелесской жизни: стоимость жилья, поиск работы и звезд шоу-бизнеса.

Мы едем через Техачапи. За обедом в этом симпатичном городке, знаменитом своей тюрьмой, мы наблюдаем за принаряженной публикой за столиками – у всех чашки столовского кофе, «баюкая» который они дожидаются своей очереди на свидание с близкими и дорогими. Обедаем мы гамбургерами такого вкуса и вида, будто их уронили с грузовика, – вся эта еда гораздо больше отношения имеет к профсоюзу водителей грузовиков, Дюпонам, достижениям химической науки, чем, скажем, к земле, почве или знаменитым европейским шеф-поварам.

Мы делаем крюк, объезжая авиабазу Эдвардс, потом проезжаем через Палмдейл, поселок ВВС с типично пригородной застройкой, возникшей прямо посреди пустыни, которая вполне могла бы быть марсианской. Еще через час мы едем через горы, потом вниз в Сан-Бернардино и в котловину Лос-Анджелеса, и там по федеральной автостраде 10 попадаем в город.

Да, в моей жизни началась полоса значительных событий – в замечательное время я живу. Перед Комфортмобилем пыхтит фура с грузом «жемчужного» лука, выращенного где-то в направлении Индио.

Двигатель фуры работает на пропане, и всю дорогу до Лос-Анджелеса мы в его теплой, назойливой струе – словно плывем в коктейле из джина с лаймовым соком.

Автопутешествие – это как жизнь в режиме быстрой перемотки: чуть заскучал – щелк пультиком и скорей дальше, в соответствии с моей (по определению Анны-Луизы, сформулированному в прошлое Рождество во время длительного телесеанса, сплошь состоявшего из непрерывного перещелкивания) чисто мужской тягой к волшебству. Но сегодня, вдыхая теплые луковые фимиамы, я вспоминаю о наставлении, которым Джасмин – далеко не лучший в мире водитель – напутствовала меня в мои шестнадцать: «Делай как я говорю, Тайлер, а не как я сама делаю. Когда ты слишком долго сидишь за рулем автомобиля, слишком удобного и слишком бесшумного, ты в какой-то момент можешь отключиться – чрезмерно расслабиться, забыть о том, что ты все-таки за рулем. И если такое случается, вероятность попасть в аварию очень велика. Будь умницей, Тайлер. Не подводи меня. Не теряй бдительность. Не выпускай ситуацию из-под контроля».

Я надеваю солнцезащитные очки – впереди передо мной большой новый город.

50

Все покупки в моей супермаркетной тележке сегодня либо розовые, либо красновато-фиолетовые: ветчина, грейпфрутовое желе, малиновое печенье, нарезка бекона, лакричный десерт, красная фасоль. Впору задуматься, что может поведать такая цветовая гамма о моем душевном состоянии в последние несколько недель.

Стефани на другом конце города – у нее прослушивание для участия в телевизионной рекламе, а я слоняюсь по супермаркету «Альфа-Бета» здесь, в Западном Голливуде. Если она пройдет отбор, ее поставят в ряд с такими же условными «стефани», чтобы на живописном фоне девушек в бикини какая-нибудь потускневшая звезда бодро отстрекотала о риэлтерских курсах под лозунгом «Как быстро стать богатым», – и потом эту муру продадут захудалым кабельным станциям и будут гонять каждую ночь около половины первого.

– Для меня это прорыв, Тайлер. Шоу будут повторять каждую ночь одну неделю за другой. Такой шанс показать себя!

Стефани позвонила мне по автомобильному телефону из «инфинити» ее агента, застрявшей в пробке недалеко от Готорна – рукой подать до игрушечной фабрики «Маттел», где делают кукол «Барби», как я ей сообщил. В ответ я услышал, что вечером мне не стоит ее дожидаться, поскольку ей предстоит еще одно прослушивание.

– Настоя—шшее кино. Блокбастер. Роль без слов, зато надо громко кри—шшать.

– Удачно кгикнуть.

– Excusez-moi?[33]33
  Прости? (Фр.)


[Закрыть] Что-что?

– Я сказал, удачно тебе крикнуть.

– Ты как-то не так сказал. Ой… мне пора. У Джаспера еще один звонок на очереди. Джаспер говорит, что у тебя буржуазные предрассудки, раз ты не любишь сцен с истязаниями. Чао.

– Чао. – Конец разговора.

Джаспер – агент Стефани. Нелегальный, поскольку ни у одного из его клиентов нет ни «зеленой карты», ни профсоюзного билета. Симбиоз.

Джаспер сам из Лондона, кожа у него бледная, а по виду он, особенно когда потеет, точь-в-точь запечатанная в полиэтилен индейка ко Дню Благодарения, которую вынули из морозилки и положили в кухке оттаивать. Джаспер усиленно избегает соотечественников – подозреваю, оттого что он культивирует свой английский акцент и боится нарваться на знатока. Он как радиопередатчик, настроенный на одну частоту, только и слышишь: «Бип-бип, партию в теннис не желаете? Прием». Немного того – перебор. В Лос-Анджелесе джасперов пруд пруди, да и – хотя я не смею произнести это вслух – стефани тоже. Впрочем, Джаспер и Стефани сами воспринимают свою заурядность с азартом – для них это все равно как вытащить лотерейный билет, на который, если повезет, может выпасть баснословный выигрыш: и чем шанс на удачу смехотворнее, тем больше желающих приобрести билетик. Раньше я такого соревновательного духа за Стефани не замечал.

Я расплачиваюсь за покупки и тащу все к Комфортмобилю. Одолев с помощью рок-станции на волнах FM все дорожные препятствия, я прибываю в наше жилище, нагруженный мешками с провизией, – цепочка обыденных действий способствует душевному равновесию: манипуляции с ключами, замками, пакетами, – и тут я впервые ощущаю то, чего не ощущал с тех пор, как месяц назад дал деру из Ланкастера: мое житье как-то наладилось. Водрузив пакеты на кухонный стол, я понимаю, что жизнь в последнее время неслась слишком уж стремительно и некогда было установить какой-то более или менее размеренный повседневный ритм. Некогда даже понять: «Ага, вот он, мой темп». Так что сейчас я впервые спокойно к моему темпу прислушиваюсь. Принюхиваюсь к слабому контрольному огоньку газовой плиты, вслушиваюсь в негромкое гудение холодильника и шум вентилятора в прихожей. Теперь, когда я ощутил наконец, что прочно обосновался здесь, можно позвонить в Ланкастер Дейзи. Обещанный месяц истек. Кажется, целый год прошел.

В углу я вижу свой фотоаппарат, ни разу даже не вынутый из футляра: под чутким руководством Стефани мечты о карьере модного фотографа были отложены до лучших времен ради более конкретных задач – вкалывать, чтобы было чем платить за квартиру. Как именно вкалывать? Я оператор адовой машины, из которой выскакивают зажаренные пузырчатые крылышки, в «Крылатом мире», заведении, где потчуют тем, что остается от курицы после того, как из белого мяса понаделают котлет, а всякие жуткие ошметки перемелют и собьют в «Китти-крем»®.

Из ада полной безысходности и отвращения меня спасет надежда на новую работу: убирать со столиков в «Хард-рок-кафе» (это, бесспорно, наивысшее достижение в системе общепита). У парня по имени Джезус, который работает со мной в «Крылатом мире», есть друг, у которого есть друг, у которого есть сестра, которая работает гардеробщицей в «Хард-роке».

Калифорния – это здорово.

Я иду переодеваться в рабочую униформу.

Мы со Стефани не особенно много времени бываем вместе в нашей западноголливудской микроквартирке. Для начала ни один из нас не умеет готовить. Стефани, вероятно, большая мастерица по части самодельных уксусов, но в целом ее кулинарные таланты весьма ограниченны. У меня их нет вовсе. Разок она попыталась приготовить жаркое из морепродуктов, но в нем оказалось столько осколков скорлупы, что есть его просто-напросто было опасно для жизни: невольно вспомнишь про обломки внутривенной иглы, обнаруженные на посмертной рентгенограмме Говарда Хьюза[34]34
  Говард (Хауард) Хьюз (1905-1976) – легендарная личность: промышленник, авиатор, кинопродюсер, обладатель огромного состояния.


[Закрыть]. В холодильнике у нас практически пусто, если не считать мороженого с фруктовой прослойкой, которое мне очень по вкусу после того, как я целый день, обливаясь потом, простою в чаду от зажаривающихся крылышек, да десятка замороженных ложечек, которые Стефани прикладывает к глазам от отеков, прежде чем поскакать по очередному кругу бесконечных и бессмысленных прослушиваний.

Эту классную квартиренку нам повезло отыскать в наш первый день в Лос-Анджелесе благодаря местной еженедельной газете. Расположена она на первом этаже оштукатуренного и выкрашенного в голубой цвет здания постройки двадцатых годов, спроектированного по образцу барселонской гасиенды, только с нарушением всех пропорций. В результате получилось нечто в архитектурном стиле, которому Джаспер дал название «наркобаронский». Наша квартира – одна из шести холостяцких «секций» в окружении японской мушмулы, декоративных алоэ и шума от лопастей вертолета, приписанного к отделу по борьбе с наркотиками лос-анджелесской полиции, вечно жужжащего где-то у нас над головой.

Наш домохозяин – некто мистер Мур, страхолюдный старикашка. В сороковых – пятидесятых он снимался статистом в кино, и с тех пор сделал столько подтяжек на лице, что брови его в буквальном смысле уползли на макушку, зато на черепе у него после электроэпиляции можно разглядеть, если свет падает под нужным углом, только два тусклых, клочковатых пятнышка мелкой растительности. Мистер Мур, которого по самое некуда достали пьянчуги и наркоманы, краской из распылителя вывел на нашем заднем крыльце вежливую просьбу:

НЕ КОЛОТЬСЯ НЕ МОЧИТЬСЯ

В соседней с нами квартире живет Лоренс, манекенщик, с утра до вечера полирующий свой задрипанный кабриолет футболкой с надписью «Экссон – гнида» из неиссякаемых, по-видимому, запасов этих изделий, оставленных предыдущим квартиросъемщиком. Лоренс и мистер Мур никак не могут прийти к соглашению по поводу счетов за воду. «Мистер Пофигистер из шестого номера, как видно, думает, что вода у нас дармовая, лей сколько хочешь, – возмущенно фыркая, жаловался нам мистер Мур между затяжками, вынимая изо рта длинную, тонкую коричневую сигарету, какие нынче только старичье и курит. Он зашел к нам поглядеть, что да как, спустя неделю после того, как мы въехали. „Надо же… а ничего у вас получилось, мне нравится, -похвалил он наши усилия по оформлению жилища. – Классно. Стильно“.

Скудную обстановку нашей квартиры мы пополнили всего несколькими вещами вроде заднего сиденья от «крайслера» серии «К», кем-то брошенного и нами подобранного в каком-то переулке, да пачкой неоплаченных счетов, которые мы используем в качестве подставок под стаканы. Стены украшены кусками (размером с хороший стол) полноцветных плакатов, сваленных кем-то за ненадобностью позади «курительного дерева» возле Норманди-авеню. У нас висят три разных куска: мужской и женский торсы в момент «качания» мышц, автомобиль «порше» и огромные полуоторванные буквы – обрывки слов КАИНОВОЙ ЗАВИС. Эти куски уличных плакатов – такой супер: почему никто не додумался пустить их в продажу? С ними наше, прямо скажем, убогое логово приобрело совершенно другой вид. Надо будет напомнить Стефани напомнить мне написать в колонку «База свежих идей» журнала «Юный предприниматель».

И все же, каким бы подновленным ни выглядело наше здешнее жилье, мне определенно не хватает бесспорного комфорта Модернариума, который остался в Ланкастере. Может, позже, когда я покрепче встану на ноги, я смогу позволить себе слетать на север, взять напрокат грузовичок и увезти на нем обратно на юг дорогие моему сердцу материальные ценности «длительного пользования». Однако если я и дальше буду откладывать «на черный день» в таком объеме, как сейчас, моя затея вряд ли осуществится раньше, чем, скажем, лет через двести.

По дороге в «Крылатый мир» я звоню Дейзи из автомата на углу, воспользовавшись Гармониковой карточкой ATT «Только для экстренных случаев». Что значит настоящий друг! Я не могу себе позволить оплачивать телефон. Жизнь – ужасно дорогая штука. Почему мне этого не сказали в школе?

Дожидаясь, пока зазвонит в Ланкастере Дейзин «портафон» – уютно зарывшийся в гнездышке из купонов на пиццу со скидкой и вегетарианских кулинарных книг, – я смотрю на другую сторону улицы, где во дворе устроена «домашняя распродажа». Тут же хозяева – героиновая семейка: смахивающие на призраков, бесцветно-белые и как будто очень глубокомысленные торчки стоят, словно торгаши из преисподней, над ворованными мотельными пепельницами по десятке за штуку. Вот тоска! Каждому покупателю в подарок таблетка антидепрессанта.

Щелк.

– Алло?

51

– Дейзи, это Тайлер.

– Ну наконец… Восстал из мертвых. Восторженный писк и визг без паузы переходит в сбивчивые приветствия, доносящиеся сквозь скрип и потрескивание – Дейзи растянулась на полу у себя в комнате, пристроив к телефону дешевенький удлинитель. Я вижу, как ее руки с браслетами на запястье рассеянно поддевают какие-то блесточки и кусочки состриженных ногтей, застрявших в джутовом скальпе ее ковра-сексодрома.

– Ох, Тайлер, голос у тебя – фантастика! Прости, у меня сегодня голова тупая, не варит. Я на диете – лимонный сок, кайенский перец и кленовый сироп. Четвертый день. А ты сейчас где – в Голливуде?

Я ощущаю, как все, что меня сейчас окружает, – моя поездка – квартира – Стефани и весь мой нынешний мир – вверх тормашками летит от меня прочь, стоит мне услышать ланкастерский голос, как будто и не было этого месяца. Я опираюсь спиной на разогретую солнцем алюминиевую оболочку телефонной будки – какая-то раскаленная железяка жжет мне поясницу, и у меня такое чувство, словно я проваливаюсь в бездонный колодец, уменьшаясь до таких размеров, что могу с легкостью проскочить в трубку, – как квазар в гравитационном коллапсе, – и в мгновение ока переношусь на планету с названием «Дом».

– Я в Западном Голливуде.

Визг, писк:

– Нет, правда? Нет, Тайлер, я же просто так, пошутила. Ты что, уже звезда? А ты звезд видел?

– Голливуд не то, что ты думаешь, – говорю я, наблюдая за тем, как героиновое семейство, двигаясь, словно в замедленном кино, разъедает один на всех истекающий соком нектарин, невозмутимо подсчитывая в уме, какие барыши они выручат от продажи журналов, невзначай прихваченных из холла конторы по установке глушителей. – Я просто здесь живу. У нас со Стефани тут квартира. Ты куришь, Дейзи? Я слышу, ты затягиваешься.

– Бабушкины сигареты. Коричневые.

– Это во время диеты? Умно, ничего не скажешь. М-мм… Хабарик. Вку-усно! Дейзи, сколько раз я тебе говорил, что курить – удел бедняков? Затуши немедленно!

– Ой, отстань… так видел ты звезд или нет?

– Мы видели дублера Берта Рокни, он парковал машину на бульваре Уилшир, там было собрание «Анонимных алкоголиков».

– Вот это да! Вот это, я понимаю, новость!

– Дейзи, как там все? – Звук Дейзиного голоса дает мне ощущение такого замирания и надежды, какое возникает у меня, когда я узнаю, что безобидный болотный зверек, считавшийся исчезнувшим с лица земли, по уточненным данным, живехонек и прекрасно себя чувствует. Мне кажется, что от тоски по дому у меня случится обморок.

– Да все в порядке – мама, Марк. Мама тащится от своих женских собраний. Марк разъезжает по окрестностям, агитирует за «Китти-крем» вместе с бабушкой и дедушкой. Они придумали нарядить его «киттикотиком». Он такой душка! Специально танец разучил.

– А Мюррей?

– По-прежнему без работы. Тайлер, это у тебя вон какие амбиции! А Мюррей разве сумеет найти стоящую работу? Ты бы помог ему, а?

– Что? Мюррей ищет работу? – Я совершенно ошарашен: как тогда, когда я через дцать лет дружбы узнал, что Гармоник умеет играть на флейте.

– Ну, мы об этом подумываем. Надо как-то помогать друг другу. Мы хотим пожениться.

– Дейзи, ты беременна?

– Нет. Просто хотим пожениться.

– А что Мюррей может предложить работодателям?

– Роскошные дреды.

– Этим как раз семью кормить.

– Да погоди, Тайлер, ты не врубаешься. За этот месяц, пока тебя не было, у него дреды раздулись – буквально! – увеличились в объеме, как в сказке. Короче, дреды – умереть не встать. Он вполне мог бы прославиться, Тайлер. Эй, а ты-то сам где работаешь? Чем занимаешься? Небось уже на телевидении – скоро в секс-символы попадешь?

– Ну, скажем так, шустрю там, где пахнет жареным. В двух словах не расскажешь.

– Знаю я тебя, Тайлер, не успеешь оглянуться, как ты уже вице-президент по маркетингу. В Ланкастер наведаться не собираешься? Скажи да. У нас Модернариум теперь вроде как святилище, твой мемориал. Ты здесь совсем не бываешь. То в Европе пропадал, то теперь вот в Лос-Анджелесе. Я скучаю по тебе. Как бабетка?

– Нормально.

– Нормально – и только?

– Да… Бегает на прослушивания – раз десять за день. Дома, считай, не бывает. Сейчас вот пробуется на роль в «Отеле смерти», седьмая серия.

– Она будет сниматься в сериале «Отель смерти»? Ничего себе! Тогда у тебя есть все, что нужно для жизни.

– Наверно.

– А вообще – как у тебя с ней? – Она усекает мое секундное колебание.™ Тайлер, ты тянешь с ответом. Что-то не так. Я тебя знаю. Что? Колись! – Я слышу, как Дейзи тушит сигарету, напоследок выпуская дым. – Слушай, Тайлер, мы с мамой, конечно, обиделись на тебя за то, что ты утаил от нас свои сердечные делишки, но ты еще можешь заслужить наше прощение.

Не стоит разочаровывать Дейзи и признаваться, что мои отношения со Стефани вроде умирающего младенца, которому еще даже имя придумать не успели, так что для начала никто толком не знает, а был ли он вправду, этот младенец, и я говорю:

– Она толстеет.

– Здорово, Анна-Луиза будет в восторге. Она по тебе скучает. Ты слышал, что я сказала, Тайлер? Я тут столкнулась с ней в ее киноцентре. Мы с Мюрреем ходили смотреть «За руль еще рано». (Классный фильм, кстати сказать. Обязательно посмотри.) Но Анна-Луиза скорей ведь умрет, чем признается, что вспоминает о тебе, – и вообще, тебе нет прощения.

– Если Анна-Луиза не хочет обо мне говорить, с чего ты взяла, что она без меня скучает?

– Уж очень она старалась о тебе не упоминать. И еще она на жесткой диете. Это она подсадила меня на «рвотную очистку». Если бы она тебя забыла, она бы отрывалась в салат-баре за милую душу.

– Дейзи, не наезжай на меня. Только не сейчас. Мне и без того паршиво.

– Правда?

– Правда.

– Дэн свалил.

– Что?

– Свалил. Он и недели у нас не прожил, мама его выставила. Она вот-вот должна получить судебное постановление – чтобы он не смел сюда больше соваться.

– Обалдеть… Но почему?

– Он пил.

– Оххх!

– Старая песня: «Всего одну бутылочку пива, а то за день так наломался!…» Ну а стоит дать ему отпор, тут же срывается на хамство. Короче, пошел жечь листья на заднем дворе, а мама взяла и заперлась от него на все замки. Он давай горланить, что она извращенка, и швырять в дверь садовой мебелью. Миссис Дюфрень позвонила в полицию. И теперь он снова в апартаментах Джеймса Бонда в Луковой балке.

– Невероятно.

– Так чего ты торчишь в Калифорнии? Возвращайся домой.

Мы обменялись еще какими-то новостями – и глупыми, и грустными.

Скай страдает оттого, что ей хронически нечего носить. Они с Гармоникой все еще встречаются. Эдди в больнице с пневмонией. Погода ясная, но холодная. Я дал ей свой адрес.

– Дейзи, как отреагировала Джасмин, когда узнала, что я уехал?

– Как настоящая хиппи. Стала нести, что ты отправился путешествовать, познавать мир, и твой отъезд – вещь совершенно понятная, в смысле – только так и надо поступать. Но в ту неделю, пока здесь жил Дэн, ужас что творилось. Мама была как робот. Ты правильно сделал, что уехал отсюда. Думаю, твой отъезд дал ей силы вышвырнуть Дэна гораздо быстрее, чем если бы все оставалось по-прежнему. Так что мы с Марком у тебя в долгу.

– Эй, за тобой должок еще с прошлого лета, когда ты наварила супа по-вьетнамски в самый жаркий день в году.

– Да ладно тебе вспоминать, Тайлер. Скажи лучше, какой у тебя номер телефона.

– У нас нет телефона. – Торчок из героинового семейства подходит к будке, мусоля в руке монетку, намереваясь, вне всякого сомнения, откликнуться на шуточные рекламные объявления о концерте рок-группы, расклеенные на всех телефонных столбах: Заработай на продаже неиспользованных таблеток!

– Нет телефона? Вы что, коммунисты какие-нибудь? Телефоны есть у всех. Не бывает так, чтоб не было телефона. Как вы тогда существуете? Это все равно как жить без легких.

– Скоро и у нас будет телефон.

– Откуда же ты звонишь? Из будки в Гаване?

– На ближайшем углу. По карточке Гармоника. Тут, кстати, кому-то еще позвонить надо. Пора сворачиваться.

– Но что же дальше? Ты остаешься в Голливуде? А твои вещи – твой мини-холодильник? А мы – мы как же? Мы скучаем.

– Скоро позвоню. Мне надо еще кое-что уложить у себя в голове. Скажи Джасмин, что жизнь – классная штука.

– Ты мамин любимчик, Тайлер. Сам знаешь.

– Я скучаю без тебя, Дейзи. И без Марка, и мамы, и всех остальных. Эта поездка – не то, что поездка в Европу. Я больше не чувствую себя самодостаточным. Хотя я вроде бы не один.

– Давай дерзай, братец мой дорогой.

На этом наш разговор прекращается, и героиновый человек забирает у меня трубку, следя за тем, чтобы не наступить на мою тень.