Текст книги "В погоне за счастьем"
Автор книги: Дуглас Кеннеди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Как только она отошла на почтительное расстояние, Джордж заговорил:
Дорогая, не расстраивайся…
Я не думала, что выхожу замуж за твою мать.
Но ты и не выходишь за нее.
Да нет, как раз наоборот… похоже, это она здесь все решает.
После свадьбы мы можем вычеркнуть ее из нашей жизни…
После свадьбы мы будем жить в Старом Гринвиче. Как мило, что ты обсудил со мной эту маленькую деталь…
Дом мне предложили лишь вчера вечером.
И ты, естественно, решил принять предложение, не посоветовавшись со мной.
Я хотел позвонить тебе на работу сегодня утром.
Но не позвонил.
Замотался на работе.
Врешь. Ты просто боялся моей реакции.
Он опустил голову:
Да. Я боялся, что ты рассердишься. Но послушай, этот Дом в Старом Гринвиче – всего лишь щедрый подарок со стороны родителей. Мы не обязаны принимать его.
Я взглянула на него с нескрываемым презрением.
Да нет, обязаны, – сказала я, – и ты это знаешь.
Пауза. Он заерзал на стуле. И наконец произнес:
Тебе понравится Старый Гринвич.
Я очень рада, что ты так думаешь.
А если тебе не понравится…
Что тогда?
Тогда… – он заюлил, – обещаю тебе, у нас все получится. Давай сначала переживем бракосочетание…
А потом, осмелюсь предположить, ты скажешь ей, чтобы навсегда оставила нас в покое?
Последовала еще одна неловкая пауза.
Я попытаюсь, – сказал он почти шепотом. И тут же закашлял, давая понять, что его мать возвращается.
Когда она приблизилась к столику, Джордж тут же вскочил и отодвинул ей стул. Усевшись, она кивнула головой, разреш занять место. Потом перевела взгляд на меня.
Ну, что, – спросила она, – вы успели наговориться?
Если бы я была не робкого десятка, я бы тотчас встала и ушла из «Плазы», приняв свою судьбу такой, какая она есть. Но тогда, в 1947 году, это было равносильно игре в рулетку. Как бы ни была мне ненавистна миссис Грей, кое в чем она была права: матери-одиночке светили безработица и остракизм. В те годы лишь вдовам и разведенным женщинам дозволялось воспитывать детей без отца. А уж решение родить внебрачного ребенка – или, хуже того, отогнуть предложение о замужестве со стороны отца ребенка – было достойно самого серьезного общественного порицания, да меня бы попросту сочли сумасшедшей. А я, не умея остаться равнодушной к общественному мнению, не смогла бы противостоять ему. Мне очень не хватало бойцовской жилки Эрика. Нравилось мне это или нет, но я все-таки была консерватором с маленькой буквы. Пусть родители и возмущались моими мелкими бунтами – вроде переезда на Манхэттен, – но все-таки они заложили в меня токой страх перед авторитетом старших, уважение к власти и традициям, что я ни в коем случае не решилась бы послать к черту Джорджа Грея и его ужасную мать.
Разумеется, я не собиралась рассказывать Эрику о своем разгопоре с миссис Грей (как и о том, что мне уготована жизнь в Старом Гринвиче), зная, что он придет в ярость. В лучшем случае мне бы пришлось выслушать его трезвые и очень убедительные аргументы, призывающие меня вырваться из этого кошмара, пока не поздно. При худшем раскладе он мог бы выкинуть и какой-нибудь эффект-фортель… вроде того, чтобы вывезти меня из страны в Париж или Мехико до рождения ребенка.
Но для себя я уже приняла решение. Я собиралась выйти замуж за Джорджа. Переехать в провинцию. Родить ребенка. Я сама заварила эту кашу. И теперь мне оставалось лишь подчиниться судьбе, которую я заслуживала.
Я попыталась мыслить рационально. Хорошо, пусть Джорджа подавляет мать – но как только мы поженимся, я постепенно уберу ее подальше от нас. Да, мне безумно не хотелось покидать Нью-Йорк —, возможно, Старый Гринвич принесет мне мир и покой, и я смогу снова заняться сочинительством. Допустим, мой будущий муж был эмоциональным эквивалентом ванильного мороженого – но разве не я клялась больше никогда не становиться жертвой страсти? Не я ли клялась избегать повторения…
Джек.
Джек. Джек. Будь ты проклят, Джек. Не будь той ночи – единственной и нелепой, – я бы никогда не оказалась в объятиях скучного и надежного Джорджа Грея.
За две недели, что предшествовали свадьбе, я смирилась со всем. Я позволила миссис Грей заняться подготовкой брачной церемонии и банкета. Я позволила ей записать меня к портнихе, которая состряпала стандартное белое свадебное платье за восемьдесят пять долларов («Разумеется, мы не возьмем с тебя денег дорогая», – сказала миссис Грей на примерке). Я позволь выбрать ритуал венчания, меню банкета и даже украшение для свадебного торта. Я поехала с Джорджем в Старый Гринвич посмотреть наш новый дом. Это был маленький двухэтажный коттедж в кейпкодском стиле [30]30
Домик под двускатной крышей с массивной каминной трубой по середине и полуподвалом; типичная постройка для района полуостр Кейп-Код в XVIII – начале XIX века.
[Закрыть]на улице под названием Парк-авеню, в пяти минутах ходьбы от железнодорожной станции. Парк-авеню был очень зеленым и очень уютным жилым районом. У каждого дома был довольно большой передний двор с изумрудно-зеленой лужайкой. Все было безукоризненно ухоженным. Дод с иголочки: никакой тебе облупившейся краски, драных крыш или тусклых окон. После прогулки по Парк-авеню мне стало ясно, что в этой общине нескошенная трава или небрежно усыпанные гравием подъездные дорожки приравниваются к тяжким преступлениям.
Дома вдоль Парк-авеню были типичными образцами новоанглийской застройки – с готическими выступами, белой обшивочной доской и федералистским красными кирпичом. Наш был одним из самых маленьких, с низкими потолками и тесными комнатами. Они были оклеены обоями с невзрачным цветочным рисунком или в мелкую красно-голубую клетку – в стариннном стиле «американа», и у меня возникло ощущение, будто я нахожусь внутри коробки с шоколадом от Уитмана. Мебель была спартанской и по стилю, и по размерам – неуютные угловатые диваны, жесткие деревянные кресла, пара узких односпальных кроватей в хозяйской спальне. В соседней комнате стоял простой деревянный стол с изогнутым стулом.
Идеальное место для твоего кабинета, где ты сможешь писать свой роман, – нарочито бодро произнес Джордж.
А где будет спать малыш? – тихо спросила я.
Первые месяцы – в нашей спальне. В любом случае, мы должны рассматривать этот дом как стартовый. Как только у нас будет двое детей, нам определенно понадобится…
Я перебила его:
Давай сначала с одним разберемся, хорошо?
Хорошо, хорошо, – разволновался он от моего раздраженного тона. – Я вовсе не хочу торопить события…
Я знаю.
Я вышла в коридор, вернулась в хозяйскую спальню и села на одну из кроватей. Матрас показался мне бетонной плитой. Джордж сел рядом. Он взял меня за руку:
Мы можем купить хорошую двуспальную кровать, если ты захочешь.
Я пожала плечами.
И все, что ты пожелаешь здесь изменить, я приму с радостью.
Как насчет того, чтобы спалить этот дом дотла, дорогой?
Все будет замечательно, – бесцветным голосом произнесла я.
Конечно. И мы будем счастливы здесь, верно?
Я кивнула.
Я знаю, что со временем тебе здесь понравится. Черт, Старый Гринвич – великолепное место для семейной жизни.
Черт. Я собиралась выйти замуж за человека, который употребляет слово черт.
Но я по-прежнему не предпринимала никаких попыток вырваться на свободу. Напротив, я спокойно рушила привычную жизнь. Подала заявление об уходе из «Субботы/Воскресенья». Сорила хозяину о том, что освобождаю квартиру. Поскольку я – арендовала ее меблированной, паковать было практически нечего. Так, книги, проигрыватель и коллекцию пластинок, несколько семейных фотографий, три чемодана с одеждой, пишущую машинку. Глядя на свой скромный багаж, я подумала о том, что и в самом деле путешествую по жизни налегке.
Наконец, за три дня до свадьбы, я набралась мужества сказать Эрику о своем вынужденном переселении в Старый Гринвич. Я намеренно не стала говорить об этом раньше, поскольку знала, что он придет в ярость.
Что, разумеется, и произошло.
Это они тебя надоумили? – гневно воскликнул он, расхаживая из угла в угол по моей квартире.
Родители Джорджа просто предложили нам в качестве свадебного подарка очаровательный домик, и я подумала: почему бы нет?
И это все, что тебе пришло в голову?
Да.
Он скептически посмотрел на меня:
Ты… такая преданная Нью-Йорку… вот так запросто решила свернуть свое существование на Манхэттене и переехать в этот проклятый Старый Гринвич только потому, что родители Джорджика дарят вам дом? Ни за что не поверю.
Я подумала, что пришло время что-то изменить, – сказала я как могла, спокойно. – И мне очень хочется мира и покоя.
О, прошу тебя, Эс, давай обойдемся без этого высокопарного дерьма. Ты не хочешь жить в Коннектикуте. Я это знаю. И ты это знаешь.
Это авантюра, но все может сложиться удачно.
Я тебе уже сказал однажды. И повторю. Ты можешь же все бросить, и я буду помогать тебе всем, чем смогу.
Я положила руку на живот:
У меня нет выбора.
Есть. Только ты его не видишь.
Поверь мне, все я вижу. Но я не могу совершить такой резкий пируэт. Я должна делать то, что от меня ждут.
Даже если это загубит твою жизнь?
Я закусила губу и отвернулась, мои глаза горели от слез.
Пожалуйста, перестань, – сказала я.
Он подошел ко мне, положил руку мне на плечо. Впервые в жизни я сбросила его руку.
Я виноват, – сказал он.
Но не так, как я.
Наверное, все мы так или иначе губим свою жизнь…
Меня это должно утешить?
Нет. Это я себяутешаю.
Мне удалось рассмеяться.
Ты прав, – сказала я. – В каком-то смысле мы сами себе все портим. Только некоторые делают это особенно мастерски.
К чести Эрика, надо сказать, что он больше ни разу не упрекнул меня в том, что я выхожу замуж за Джорджа и переезжаю в Коннектикут. Через три дня после этого тяжелого разговора у меня на квартире он облачился в свой единственный костюм, надел чистую белую рубашку, ненавистный (для него) галстук и повел меня к алтарю коллегиальной церкви Марбл. Джордж был в плохо скроенном сюртуке-визитке (и рубашке с высоким воротом), который подчеркивал его школярскую неуклюжесть. Священник – унылый старикан с редеющими волосами и сильной перхотью – монотонно и быстро прочитал молитву. Вся церемония заняла четверть часа. Поскольку приглашенных гостей было всего двенадцать, церковь казалась безлюдной – и наши голоса эхом разносились по пустым рядам. Зрелище было печальным.
Свадебный банкет не добавил оптимизма. Столы накрыли в приватной обеденной зале отеля «Плаза». Мистер и миссис Грей были не слишком-то радушными хозяевами. Они даже не пытались завязать разговор с Эриком или моими подругами из редакции. Банкиры – приятели Джорджа оказались на редкость скучными и скованными. Перед банкетом они сгрудились в углу и тихо переговаривались между собой, изредка взрываясь дружным смехом. Я почему-то была уверена, что они обсуждают то, о чем думал каждый из присутствующих на этом безрадостном мероприятии: вот что значит вынужденный брак.
Но поскольку женился представитель «белой кости», все делали вид, будто отмечают долгожданное и счастливое событие.
Банкет был за столом. Тост произнес мистер Грей. Как и все остальное в этот день, он был кратким и без эмоций: «Прошу поднять бокалы, приветствуя вхождение Сары в нашу семью. Мы надеемся, что они с Джорджем будут счастливы».
Вот и все. Джордж выступил под стать отцу: «Я лишь хочу сказать, что я самый счастливый человек в мире, и я знаю, что мы рой будем отличной парой. Наш дом в Старом Гринвиче открыт для всех, так что мы ожидаем наплыва гостей, и очень скоро».
Я покосилась на брата и увидела, что он закатил глаза. Потом заметил, что я за ним наблюдаю, и виновато улыбнулся. Это единственный момент, когда он отступил от правил, а так весь вечер держался на редкость тактично и уверенно. Хотя он и выглядел очень респектабельно в своем черном костюме, мистер и миссис Грей по-прежнему взирали на него с отвращением – как будто он был каким-то левым отморозком, который того и гляди запрыгнет на стол и забросает всех пассажами из «Капитала». Однако до начала банкета он все-таки умудрился увлечь разговором моих новоиспеченных родственников и даже сумел заставить их рассмеяться пару раз. Это было поразительное зрелище – оказывается, Греи были не лишены чувства юмора, – и я, улучив момент, когда Эрик шел к бару за новой порцией выпивки, отвела его в сторонку и шепнула:
Что ты им подсыпал в вино?
Я просто говорил, как они мне напоминают «Великом Эмберсонов» [31]31
Фильм Орсона Уэллса о трех поколениях богатой американской семьи Эмберсонов.
[Закрыть].
Я едва не прыснула от смеха.
Я рад, что ты еще восприимчива к комичному, – сказал oн. – Тебе это пригодится.
Все будет хорошо, – сказала я, хотя это и прозвучало неубедительно.
А если нет, ты всегда сможешь прибежать ко мне.
Я пожала ему обе руки:
Ты лучший.
Он удивленно выгнул брови:
Наконец-то ты это признала.
Эрик все-таки не упустил возможность созорничать, когда Джордж предоставил ему слово «от семьи невесты». Поднявшись из-за стола, он поднял бокал и сказал:
Лучше всех про domicile conjuga [32]32
Совместное проживание супругов (фр.).
[Закрыть]высказался малыш француз Тулуз-Лотрек, который сказал, что «брак – это постная еда, которой предшевствует десерт». Я уверен, что это не случай Джорджа и Сары.
Я нашла его тост остроумным – хотя большинство гостей нервно закашлялись, когда Эрик сел на место. Потом мы с Джорджем разрезали торт. Позировали для фотографий. Торт подавали с кофе. Через десять минут мистер и миссис Грей встали из-за стола, красноречиво указывая на то, что банкет окончен. Мой свекор наспех поцеловал меня в лоб, но не произнес ни слова на прощание. Миссис Грей светски расцеловала меня в щеки, не касаясь губами, сказала: «Ты держалась достойно, дорогая. Продолжай в том же мы с тобой очень хорошо поладим».
Потом подошел Эрик, обнял меня и прошептал: «Не позволяй этим гадам сломать тебя».
Он ушел. Банкетный зал быстро опустел. Прием начался в половине шестого вечера, а в восемь все было кончено. Нам ничего не оставалось, кроме как подняться наверх, в «апартаменты для молодоженов», которые Джордж снял на эту ночь.
Как только мы вошли в номер, Джордж скрылся в ванной и явился оттуда уже в пижаме. Я тоже зашла в ванную, сняла платье и надела халат. Когда я вернулась в комнату, Джордж лежал в постели. Я развязала халат и, голая, скользнула к нему в постель. Он крепко прижал меня к себе. Начал целовать мое лицо, шею, груди. Потом расстегнул ширинку пижамных брюк. Раскинув мои ноги, он пристроился сверху. Через минуту он издал негромкий стон и скатился с меня. Натянул пижамные брюки, поцеловал меня в затылок и пожелал «спокойной ночи».
Я не сразу поняла, что он заснул. Я посмотрела на часы на прикроватной тумбочке. гной тумбочке. Без двадцати девять. Без двадцати девять вечера субботы – первая брачная ночь, будь она неладна, – а мой муж уже спит?
Я закрыла глаза и тоже попыталась заснуть. Куда там! Я встала с постели и пошла в ванную, заперев за собой дверь. Включила кран, чтобы наполнить ванну. Пока хлестала вода, я позволила себе выплеснуть все, что накопилось во мне за этот день. Я заплакала.
Вскоре я уже не могла сдерживать рыданий, и они станови все громче, так что их уже не мог заглушить шум воды. Но никто не постучал в дверь ванной, и не было утешительных объятий, Джорджа, как и его ласковых слов о том, что все образуется.
Просто Джордж был из тех, кто очень крепко спит. И даже если его не разбудил Ниагарский водопад из открытых кранов, с чего бы ему вдруг расслышать схлипывания своей жены?
Постепенно мне удалось успокоиться. Я выключила воду. Поймала свое отражение в зеркале. Мои глаза были красными, свадебный макияж струился черными потеками. Я нырнула в ванну. Тщательно умылась. И долго лежала, уставившись в белую пустоту ванной комнаты. Думая: я совершила самую большую ошибку своей жизеи.
Слишком быстро. Слишком быстро. Все произошло слишком быстро. Мы поспешили заняться любовью. Поспешили с помолвкой. Я слишком быстро приняла его предложение. Он ели быстро заснул.
И вот теперь…
Теперь я в ловушке… хотя, конечно, сама себя туда загнала.
Медовый месяц тоже получился совсем не сладким. Отель в Провинстауне, который посоветовала миссис Грей, оказался старой гостиницей, которой управляла пожилая супрркеская чета, и расчитан он был в основном на престарелых постояльцев. Во всем угадывалась тщательно маскируемая бедность. Продавленный матрас кровати. Постельное белье с запахом плесени. Ванная в коридоре. Умывальник со сколами эмали, усеянный пятнами ржавчины. В межсезонье в городе практически не было работающихп ресторанов, так что мы были вынуждены питаться в гостинице, где в меню были сплошь отварные блюда. Из пяти дней, что мы там пробыли, дня три шли дожди, но нам все-таки удалось погулять по пляжу. А остальное время мы проводили в комнате отдыха за чтением. Джордж пытался изображать радость. Я тоже. Мне даже удалось уговорить его заняться со мной любовью без пижамы. Но все равно секс занял не больше минуты. Я попросила его не скатываться с меня сразу и не притворяться спящим. Он извинялся. Долго и нудно. После этого крепко обнял меня и держал в объятиях. Но все равно быстро заснул – и я осталась в тисках его рук. В ту ночь я плохо спала. Впрочем, это можно было сказать обо всех ночах, что я провела в Провинстауне, и виной тому были и продавленная кровать, и отвратительная еда, и безрадостная атмосфера отеля, и, наконец, тот факт, что я начинала осознавать ущербность своего замужества.
Пять дней подошли к концу. Мы погрузились в автобус, которому предстояло пять часов тащиться по всему побережью Кейп-Код до Бстона. Там мы пересели на поезд южного направления. В Старый Гринвич мы прибыли незадолго до полуночи. В столь поздний час на станции не было ни одного такси, поэтому нам самим пришлось плестись с чемоданами до Парк-авеню. Когда мы подошли к дому, я могла думать лишь об одном: здесья умру.
Согласна, я, наверное, излишне драматизировала ситуацию. Но дом казался таким тусклым, таким убогим, таким чертовски унылым. В гостиной были свалены коробки и чемоданы, которые мы перевезли из своих нью-йоркских квартир. Я посмотрела на свои вещи и подумала: завтра я могла бы вызвать грузчиков и, пока Джордж на работе, вывезти все свое барахло и уехать следом.
Но куда мне было ехать?
В нашей спальне стояли две кровати, разделенные тумбочкой. Когда мы приезжали смотреть дом, Джордж сказал, что в первую очередь нужно будет убрать эту тумбочку и сдвинуть кровати. Но двенадцатичасовая дорога из Провинстауна нас так измотала, что мы просто рухнули каждый в свою постель и сразу уснули. Когда нвутро я проснулась, на тумбочке меня дожидалась записка:
Дорогая!
Уехал в город зарабатывать на хлеб. И поскольку ты так мирно спала, я решил, что на завтрак смогу сам пожарить себе яичницу. Вернусь поездом в 6:12.
Люблю и целую…
Уехал в город зарабатывать на хлеб. Что за юмор у этоге парня?
Весь день я провела за распаковкой багажа. Прогулялась на Саунд-Бич-авеню – центральной улице Старого Гринвича – и сдлала кое-какие покупки. Тогда, в 1947-м, этот уголок Коннектикута еще не стал спальным районом Манхэттена, и в Старом Грринвиче сохранялась атмосфера маленького городка. И как водится, продавцы магазинов быстро распознали во мне новосела и включали на полную мощь свое местечковое обаяние.
О, так вы та самая девушка, которая вышла замуж за сына старика Грея и теперь живет на Парк-авеню? – поинтересовалась продавщица из «Каффс», местного магазина канцтоваров и единственной в городе точки, где можно было купить «Нью-Йорк таймс».
Да, я – Сара Грей, – сказала я, запнувшись на своей новой фамилии.
Как замечательно, что вы теперь живете у нас. Надеюсь, вы будете счастливы здесь.
Да, у вас очень приветливый городок, – ответила я, надеясь, что это прозвучало искренне.
Приветливый, это точно. И идеальное место, чтобы растить детишек. – Она красноречиво посмотрела на мой живот, который еще не выдавал предательской выпуклости, и глуповато улыбнулась. – Если, конечно, вы планируете обзавестись детьми так скоро после свадьбы.
Кто знает, – тихо сказала я.
В каждом магазине на Саунд-Бич-авеню меня встречали одним и тем же вопросом: «Вы у нас новенькая?» Когда я объясняла, кто я, следовала многозначительная улыбка, сопровождаемая добржелатеьно-ехидной репликой вроде: «Слышали, у вас была потрясающая тихая свадьба».
Или: «Надо же, у вас с Джорджем такой бурный роман».
К концу этой первой вылазки я уже была готова повесит на шею табличку: «Только что после свадьбы и беременна».Но куда тревожнее было отчаяние, охватившее меня при мысли о том, что отныне эти восемь магазинов на Саунд-Бич-авеню станут моим миром.
Джордж приехал домой поездом, который отправлялся с Центрального вокзала в 6:12 вечера. Он вошел с букетом цветов, поцеловал меня в губы и обратил внимание на то, что половина гостиной освобождена от коробок и чемоданов.
Распаковываешься? – спросил он.
Да, я убрала почти все свои вещи.
Отлично потрудилась, – сказал он. – А моими пожитками можешь заняться завтра. И, дорогая, если тебя не затруднит, отгладь, пожалуйста, костюмы…
О да, конечно.
Отлично, отлично. Пойду наверх, переоденусь. Как насчет того, чтобы отпраздновать бутылочкой мартини наш первый полноценный вечер в новом доме?
Мартини? Отлично.
Только не слишком сухое. Я предпочитаю вермут. И четыре оливки, если есть.
Боюсь, что оливок нет.
Ну и ладно. Просто внеси их в список покупок на завтра… забыл спросить… а что у нас на ужин?
Мм… я купила отбивные из баранины и брокколи…
О, черт, забыл тебе сказать… я ненавижу брокколи…
Уф, извини…
Ну что ты, откуда ты могла знать? Мясо с картошкой – мое любимое блюдо. Ты знаешь, как готовить мясной пирог?
Не совсем.
О, не беда. Я попрошу Беа – мамину повариху – позвонить тебе завтра и продиктовать ее фирменный рецепт мясного пирога. И, дорогая…
Да? – глухо произнесла я.
Если я ем после семи вечера, то потом плохо спится. Так что, если бы ты могла подавать ужин не позднее шести сорока пяти, было бы здорово.
Я постараюсь.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб:
О большем счастье и мечтать нельзя.
Он пошел наверх переодеваться. Я поспешила на кухню осваивать новую для себя роль домохозяйки. Поставила отбивные в духовку. Почистила картофель и отправила его в кастрюлю с кипящей водой. Потом отыскала стеклянный кувшин, бутылку джина «Джилбис» и бутылку вермута. Смешала в кувшине коктейль. У меня вдруг возникла потребность напиться.
Джордж похвалил мой коктейль, мягко напомнив мне, что утром нужно «купить эти оливки». Ему понравились и отбивные, но он намекнул на то, что неплохо было бы прожарить их получше («Я люблю подгоревшее мясо»). А вот картофельное пюре не прошло проверку («Комковатое, ты не находишь, дорогая? На самом деле я фанат жареной картошки»). На десерт я ничего не приготовила, и это его разочаровало… «Но, послушай, ты же в первый готовишь для меня, как жена для мужа… так с чего я решил, что знаешь мои вкусы? Мы ведь только учимся, верно?»
Я улыбнулась. Натянуто. Совсем как его мать.
Удалось посмотреть Старый Гринвич? – спросил он.
Да. Он очень… своеобразный.
Своеобразный, – повторил он, смакуя это слово. – Как сказано. Я же говорил, что тебе здесь понравится.
Кажется, в городе уже все знают, кто я.
А что ты хотела? Городок-то маленький. Молва быстро распространяется.
Это уж точно. Похоже, всем известно и то, что я беременна.
О… – обеспокоенно произнес он.
Вот мне интересно, как просочилась эта новость.
Понятия не имею.
В самом деле?
На что ты намекаешь?
Я ни на что не намекаю. Просто задаюсь вопросом…
Я тебе скажу, как это могло произойти. Люди слышали о том, что мы так быстро поженились, вот и сложили два плюс два.
Если только кто-то не выдал наш маленький секрет.
Кто это мог сделать?
Твоя мать.
Какие ужасные вещи ты говоришь.
Это всего лишь предположение…
С чего бы ей это делать?
Это в ее стиле… не говоря уже о том, что тем самым она в очередной раз поставила меня на место. Знаешь, если бы у меня были деньги, я бы поставила тысячу долларов на то, что она намекнула кому-то в городе о моей беременности, прекрасно зная, что слух ространится, словно раковая опухоль…
Зачем ты так? – теперь уже резким тоном произнес он.
Как я уже сказала, это всего лишь предположение…
Тогда прекратистроить свои предположения. Я этого не позволю.
Я изумленно уставилась на него:
Ты не позволишь что?
Он глубоко вздохнул и попытался перейти на язык диплома
Я только одно хочу сказать: у моей матери, может, и трудный характер, но она не враг. Как бы то ни было, она любит тебя…
А вот это уже забавно.
Я и не знал, что женюсь на циничной женщине.
А я не знала, что выхожу замуж за маменькиного сынка.
Он отвернулся, как будто ему влепили пощечину.
Извини, – сказала я.
Все нормально, – сказал он.
Но мы оба знали, что это не так. На следующий день я проснулась в девять утра и снова обнаружила записку, на этот раз у меня на подушке:
Привет, соня!
Я что, каждое утро буду сам жарить себе яичницу?
Сегодня утром позвонит Беа с рецептом мясного пирога. юсъ отведать его в твоем исполнении сегодня вечером.
Обнимаю и целую…
Да, ты будешь сам жарить себе яичницу каждое утро. Потому что я ни за что не встану в такую рань для того лишь, чтобы исполнить роль твоего личного повара.
Беа позвонила ближе к полудню… я как раз разложила в гардеробе последние вещи Джорджа. По голосу это была женщина лет пятьдесят, с ярко выраженным южным акцентом и почтительными манерами, отчего в памяти сразу всплыл образ, сыгранный Хетти Макдэниел в «Унесенных ветром». Она называла меня «миз Грей». А моего мужа – «миста Джордж». Беа рассказала, что готовила для «миста Джорджа» еще с тех пор, как он был ребенком, и «другого такого сладкоежки» она не знает. Еще она добавила, что, если я буду подкармливать своего сладкоежку его любимыми лакомствами, «миста Джордж» будет счастлив. Я пообещала, что буду стараться.
Потом она продиктовала мне рецепт мясного пирога. Он был долгий и муторный. Требовалось несколько банок консервированного томатного супа «Кемпбелл» и не меньше пары фунтов мясного фарша. Я всегда терпеть не могла мясной пирог. А теперь поняла, что возненавижу его.
Записав рецепт, я отправилась в деревню и занесла все костюмы Джорджа в химчистку, поскольку я вовсе не собиралась становиться его горничной и утюжить одежду. Потом купила необходимые ингредиенты для мясною пирога, не забыв, разумеется, и про банку оливок, прихватила и торт из семи коржей в местной булочной. По дороге к дому мне на глаза попался гараж, где заодно торговали велосипедами. Я присмотрела себе подержанный дамский «швинн» – черный, с высоким рулем. К заднему сиденью крепилась пара плетеных корзин, и это делало велосипед идеальным транспортом для шопинга. Он был в хорошем состоянии, и хотя цена в двадцать долларов была не такой уж низкой для подержанного велосипеда, мне показалось, что я совершаю выгодную покупку, тем более что владелец гаража заверил, что лично будет его обслуживать. Я вручила ему деньги, погрузила свои покупки в корзины и поехала вдоль Саунд-Бич-авеню.
Но вместо того, чтобы ехать к дому, я проследовала в конец главной улицы – минуя местную среднюю школу, больницу, несколько солидных особняков, – потом свернула налево и проехала еще еще чуть больше мили, пока не уперлась в ворота, на которых висела табличка, возвещающая, что я прибыла к Тоддз-Пойнт-Бич: «Только для местных жителей».
Поскольку был конец апреля, охраны на воротах не было, я проехала прямо в ворота, мимо парковки, и свернула влево. И сразу резко затормозила. Впервые за последние дни на моих губах заиграла улыбка. Потому что там, прямо передо мной, тянулась длинная полоса белого песка, которую омывали глубокие голубые воды пролива Лонг-Айленд.
Я оставила велосипед у деревянного забора, сняла туфли и ощутила нежное прикосновение песка. Был теплый день, солнце стояло в зените, на небе ни облачка. Я глубоко вдохнула морской воздух и побрела по берегу. Пляж тянулся на целую милю. Я шагала медленно, ни о чем не думая, наслаждаясь покоем, который я ощутила впервые с того самого дня, как узнала о своей беременности. Дойдя до конца пляжа, я села на песок и просидела с полчаса, лениво наблюдая за приливом. Ритмичное накатывание волн навеяло моей душе полную безмятежность. И я подумала:
«Этот берег будет моей отдушиной, моей спасительной гаванью. Он поможет мне пережить Джорджа, его семью, Старый Гринвич, мясной пирог…»
Я вернулась домой и принялась за мясной пирог, ни на йоту не отступая от рецепта Беа: взять два фунта мясного фарша, смешать вручную с одной нарезанной луковицей, солью, перцем, мелко измельченными кукурузными хлопьями (да, кукурузными хлопьями), одной третью банки консервированного томатного супа «Кемпбелл». Вымесить в форме батона. Выложить на противень. Оставшиеся две трети супа вылить на батон, чтобы он полностью покрылся. Затем выпекать в духовке тридцать пять минут.
Зная, что Джордж вернется домой поездом на 6:12, я отправила пирог в духовку ровно в 6:05… чтобы выдержать требование мужа «ужинать до семи». Он зашел в дверь в 6:20. С букетом цветов. Чмокнул меня в щеку
Чем-то вкусно пахнет, – сказал он. – Должно быть, звонила Беа?
Звонила, – сказала я, вручая ему бокал с мартини.
Ты купила оливки! – воскликнул он с таким восхищением, будто я совершила нечто из ряда вон выходящее – ну, вроде расщепления атома.
Твое желание для меня закон, – беспечно произнесла я.
Он внимательно посмотрел на меня:
Это ведь шутка?
Да, Джордж, это шутка.
Просто хотел убедиться. А то от тебя всяких сюрпризов можно ожидать.
О… в самом деле? – изумилась я. – И каких же сюрпризов?
Он отхлебнул мартини и сказал:
Ну вроде нового велосипеда, что стоит у входа.
Он не новый, Джордж. Он подержанный.
Он новый для меня, потому что я его раньше не видел.
Он улыбнулся. Настала моя очередь сделать долгий глоток мартини.
Я купила его только сегодня.
Очевидно. Дорогой?
Двадцать долларов.
Не дешевый.
Но это хороший велосипед. Ты ведь хочешь, чтобы я каталась в безопасности, не правда ли?
Вопрос не в этом.
Тогда в чем?
В том, что ты купила его, не посоветовавшись со мной.
Я была потрясена.
Ты шутишь? – только и смогла я вымолвить.
Улыбка как будто приклеилась к его лицу.
Я всего лишь хочу сказать, что, если ты собираешься сделать какую-то крупную покупку, вроде велосипеда, я бы хотел, чтобы ты ставила меня в известность…
Я это внезапно решила. Увидела велосипед в гараже Фланнери. Цена была подходящей, и я его купила. В конце концов, мне нужен велосипед, чтобы ездить по городу…
Я не спорю.
Тогда в чем дело?
Двадцать долларов из семейного бюджета были потрачены тобой без…
Я прервала его:
Ты сам-то слышишь, что говоришь?
Не надо разговаривать со мной в таком тоне, Сара.
Нет, надо. Потому что ты ведешь себя нелепо. Только послушай себя. На словах ты такой великодушный, такой щедрый, такой любящий муж…
У него вытянулось лицо.
