Текст книги "Тайна замка Амрок"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Господин учёный? – произнёс шут (а это был он). – Вам до сих пор не спится?

– Ты чуть не убил меня, – шёпотом сказала Гаспар. – Бродишь тут, точно привидение…

– Забавно, правда? – спросил Баркатрас. – Но ваша учёность так говорит, потому что никогда не видел настоящего привидения. Так вот, я на него совершенно не похож.

– А почему твои колокольчики не звенели?

– Потому что я не прокажённый и не обязан предупреждать о своём появлении, – парировал шут. – Я залепил их язычки воском. У меня дело лично к вам, и мне не хотелось, чтобы о нём знали посторонние.

– Какое ещё дело? – грубо осведомился успокоившийся Гаспар.

– Я подумал, что если мы с вами разыграем вашего учёного коллегу, вам будет приятно.

– Глупости! – Гаспар начинал закипать. – Что значит – разыграть?

– Выставить дураком.

– До того ли мне, шут! – в сердцах сказал учёный. – Оставь меня в покое. Тут и без тебя хватает чепухи!

– Как скажете. – Баркатрас поклонился и исчез в темноте.

– Это неслыханно! – пробормотал Гаспар и снова взялся за ключ. На сей раз он поддался. Учёный перевернул его и снова вложил в скважину. Замок со скрипом открылся. Гаспар толкнул дверь и вошёл.

В его руке горела всего одна свеча, но на прикроватном столике, в золочёном подсвечнике, их было целых три. Он торопливо зажёг их все, одну за другой, а ту, что принёс с собой, прилепил прямо к полированной столешнице. Бороться за наследство он не будет, значит, мебель перейдёт к другому, стало быть, нечего её жалеть.

Зола в камине еле теплилась, но учёный все равно развесил перед ним свой сырой плащ и стал снимать мантию. Он запутался головой в её широких складках, а когда наконец освободился, взгляд его упал на подоконник. И Гаспар закричал во всё горло.

На подоконнике лежала голова Тьянь-по, отделённая от тела, со всклокоченными волосами и вздыбленной бородок. Раскосые глаза блестели, как кусочки мозаичного стекла.

Не помня себя, Гаспар вылетел в коридор. Он продолжал кричать. Дверь за ним захлопнулась сама по себе, и учёный оказался в полной темноте. Послышался какой-то шум и, как показалось Гаспару, прямо из стены возник кхитаец со свечой в руке, живой и здоровый. Голова его была на месте!

– Это вы? – спросил он. – Что случилось, уважаемый?

– Там, там! – орал Гаспар. – У меня на окне… Ваша голова!

– Моя голова? – переспросил Тьянь-по спокойно. – Но это абсурд. Одно и то же тело или же часть его не может пребывать в двух местах одновременно. Если моя голова со мной, а я надеюсь, что это так…

– Пойдёмте, посмотрим, – перебил его Гаспар. – Вы как жрец науки должны будете поверить своим глазам! Она там, говорю я.

– Может быть, вы ошиблись?

– Совершенно исключено.

– Может, это чья-то другая голова? – настаивал Тьянь-по.

– Это голова ваша, уверяю вас! – восклицал Гаспар. – Те же надбровные дуги, тот же наклон лба… и борода!

Тьянь-по пощупал свою бороду, пожал плечами и сказал:

– Ну, хорошо. Давайте взглянем.

Гаспар открыл свою дверь и пропустил кхитайца вперёд. Сам он заходить не спешил.

– Ну как, убедились? – крикнул он.

– Друг мой, здесь нет никакой головы, – отвечал Тьянь-по. – Попросту вы переутомились и съели за обедом много тяжёлой пищи.

Гаспар робко вошёл в комнату.

Действительно, головы не было. На том месте, где она находилась, стоял кувшин для умывания, синий, с отбитой ручкой.

* * *

В полной тишине, при погашенных свечах, Ченси лежал на кровати и размышлял: сделаться ли ему негодяем, или продолжить игру честного человека. В создавшихся условиях можно было рискнуть – вернуться к предложению Фаэрти, а убийства свалить на Грателло, тем более, что последний оказался и в самом деле нечист на руку. Для человека, который с пятнадцати до двадцати пяти лет почти ежедневно слышал в свой адрес обвинения в беспутстве, никчёмности, для которого каждая подачка от богатых родственников сопровождалась унизительными сценами, это было соблазнительно. Но… Во-первых, для такого дела нужно найти хорошего союзника. Положиться на маменькиных сынков, Фаэрти и Тью, значит изгадить все дело. А где его найти, хорошего союзника? Альвенель умнее других, но уж очень бойка. Только на правах любовника с ней можно сосуществовать, а при сообразительной леди уже находится в этом качестве мрачный длинноволосый громила… Кхитаец не годится – его, похоже, не деньги интересуют, а сама загадка как таковая. Второй учёный – трус. Предаст при любой возможности.

А во-вторых – как-то это непривычно и… скверно. Одно дело – проломить кому-нибудь голову табуреткой в кабаке или проткнуть мечом на перекрёстке из-за глупой, вздорной куртизанки, а другое, совсем другое – вот так, расчётливо, одного за другим извести несколько человек из-за титула и замка, который все равно скоро будет проигран в кости.

– Проклятая слабость! – выругался Ченси.

Те, кто думают, что заниматься подобными размышлениями легче, чем действовать, – глупцы. Мысли, изнуряющие, будоражащие, выматывают не хуже каторжных работ.

Когда стена, обтянутая гобеленом, над самой кроватью Ченси внезапно вздулась пузырём и в темноте, к которой успели привыкнуть глаза, промелькнуло что-то живое, подвижное и бесшумное, молодой человек решил, что это его собственные чёрные мысли неожиданно облеклись плотью. Через миг Ченси ощутил на себе посторонний взгляд. Два огромных круглых глаза, оранжевых, с чёрными вертикальными зрачками, следили за ним из темноты.

– Кто ты? – спросил Ченси. – Демон, пришедший за моей душой? Тварь из сопредельного мира? Впрочем, всё равно. Проваливай.

Ворчание, похожее на дробный рокот маленького барабана, послышалось в ответ. Глаза вдруг сделались больше. Они все росли и росли, пока Ченси не понял, что они приближаются. На самом деле всё произошло в одно мгновение, но для Ченси мгновение это растянулось почти до бесконечности.

Уже ощущая дыхание незваного гостя, пахнущее загустевшей кровью, Ченси перекатился к краю кровати и упал на пол. На кровать сразу опустилось что-то грузное и коротко взрыкнуло. Ченси не стал терять времени – вскочил, выхватил из ножен свой меч, лежавший на сундуке, и принял оборонительную позу. Он был в одной рубашке, трутница осталась в кармане куртки – зажечь свечу было нечем, да и вряд ли обладатель страшных глаз позволил бы ему возиться с огнём. Ченси видел его плавный силуэт, почти неотделимый от темноты.

– Откуда же ты взялся? – спросил Ченси. – Прятался в комнате? Сидел под кроватью?

Визитёр снова отреагировал на звук человеческого голоса – заворчал, как и в первый раз, очевидно, сгруппировался и опять прыгнул. Ченси рубанул его в воздухе и попал, но его самого хлестнуло чем-то горячим по плечу и щеке и толкнуло так сильно, что он потерял равновесие. Чёрное тело каталось, извивалось по полу. Ворчание сменилось рыком, в котором слышались ярость и боль.

Ченси вскочил, примерился и ударил, целясь между горящих глаз. Что-то опять толкнуло его, и горячее потекло по бедру. Но рык превратился в визг, и скоро всё стихло.

Ченси бросил меч, полез в карман за трутницей – руки у него тряслись, а правая к тому же сделалась тяжёлой и плохо слушалась. Но свечу ему удалось зажечь.

– О боги! – прошептал он, оглядев комнату. Всё, что возможно, было забрызгано кровью. Зверь, похожий на очень большую кошку, лежал на полу – его бока ещё поднимались и опадали, а передние лапы скребли половицы когтями. Он был густо-чёрного цвета, красивая шерсть его лоснилась и переливалась даже в скудном освещении.

Глянув на себя, Ченси сразу почувствовал слабость – он истекал кровью. Всхлипнув от накатившей дурноты, молодой человек отворил дверь и, пошатываясь, вышел в коридор.

Прямо перед его дверью стоял шут Баркатрас.

– Меня нужно перевязать, иначе я сдохну, как поросёнок на бойне, – сказал Ченси и рухнул. Шут еле успел его подхватить.

* * *

Тью заметил свет, горевший где-то бесконечно далеко в тёмном коридоре.

– Уже кое-что, – сказал он себе и бросился туда. Темноты он не боялся, но ему непременно хотелось найти что-нибудь такое, что прояснило бы ситуацию. Или наткнуться на Грателло и схватить его. Тью хорошо понимал, что додуматься до разгадки ему не хватит мозгов, зато у него было много энергии и рвения. Эти ценные качества не раз выручали Тью в разных щекотливых ситуациях.

Источником света оказалась масляная лампа, висевшая на крюке, вбитом в стену. Не раздумывая, Тью снял её и зашипел: медная дужка, служившая ручкой, раскалилась, резервуар – тоже. Нести лампу в руках было немыслимо. Поставив её на пол, Тью поплевал на обожжённые пальцы, потом снял с пояса кинжал в ножнах, поддел дужку его перекрестьем и довольно засмеялся.

– Вот что значит очень захотеть! – сказал он. – Пора пролить свет на это тёмное дело!

И он пошёл дальше. Теперь выражение «куда глаза глядят» к нему подходило – глазам было куда глядеть. По левую руку в коридор выходило видимо-невидимо дверей, и каждая была заперта. Вероломный слуга мог хорониться за любой из них.

– Значит, будем ломать, – решил Тью и приступил к делу не откладывая. У первой двери замок оказался хлипким – он вылетел после первого же толчка. За дверью обнаружилась скучная комната без окон, в которой лежали горой поломанные стулья и старые, облезлые метлы. Со второй дверью пришлось повозиться дольше, но и она не выстояла. В этой комнате, на сей раз – большой и нарядно убранной, – стояли два окованных сундука, совершенно не нужные здесь. Они были не заперты. В каждом лежала гора истлевшего, заплесневелого тряпья. Следующие две двери были прочными, высадить их не удалось, хоть Тью и отбил себе плечо.

– Обидно, – проговорил он. – Но дверей ещё полно.

Потом нашёлся склад негодного оружия и заржавленных, худых кирас и шишаков. Поразмыслив, Тью перевесил лампу на острое навершие алебарды с щербатой рубящей плоскостью, а кинжал вернул на пояс. Так было удобнее идти, правда, лампа всё время раскачивалась. А алебарда пригодилась при взломе очередной комнаты – в ней было полно странной посуды из зеленоватого стекла, покрытой пылью и мышиным помётом.

Таким образом Тью прошёл почти весь коридор, пока сильнейший запах тления не остановил его перед последней дверью.

– Похоже, тут фамильный склеп, – предположил Тью. – Вряд ли это правильно – держать мертвецов под крышей. Отвратительный запах.

Проникать в эту комнату он не собирался и уже было двинулся дальше, как ему послышался внятный шорох, который донёсся из-за двери.

– Пожалуй, посмотреть всё-таки стоит, – решил Тью. – Возможно, этот проныра специально выбрал себе укрытие, куда ни один нормальный человек не сунется добровольно!

Зажав нос свободной рукой, Тью толкнул дверь плечом – она неожиданно легко распахнулась, ибо была не заперта.

– Разрази меня гром! – вскричал он, рассмотрев то, что эта дверь скрывала.

В комнате действительно было двое мертвецов. Один совсем свежий, с разодранным животом, лежал вытянувшись на столе. В его внутренностях копался другой мертвец, сгнивший почти до костей, однако не утративший способности двигаться. Жирные белые черви сыпались с него дождём.

Услышав восклицание Тью, он поднял безжизненное лицо, обезображенное разложением. Мертвец на столе был никто иной, как Фаэрти. Это открытие заставило Тью растеряться. Совсем ещё недавно молодой и сильный, кузен Фаэрти лежал, словно какой-нибудь неодушевлённый предмет. В представлении Тью смерть была уделом старых и слабых.

– Вот так штука! – только и смог сказать Тью.

Тем временем живой мертвец, все с тем же бессмысленным выражением лица, широко растопырив руки, обошёл стол и двинулся на Тью. Ноги у него не сгибались, и он переставлял их, словно циркуль землемера. Тью неожиданно ясно осознал, что сейчас его – тоже молодого и сильного – постигнет печальная участь кузена. Это показалось ему дикой нелепостью, жестокой и несправедливой. И Тью решил сражаться. С воинственным криком он взмахнул алебардой, которая погрузилась в череп мёртвого противника с чавканьем, будто в гнилую тыкву. При этом лампа перевернулась, её содержимое вылилось на упыря и воспламенилось.

Выпустив алебарду, Тью побежал по коридору. Живой труп шёл за ним тяжёлыми, неловкими шагами и освещал коридор, подобно живому факелу. Вонь стояла чудовищная. Пройдя шагов двадцать, мертвец рухнул лицом вперёд и зачадил. Тью остановился. Его вывернуло.

– Кого это вы спалили? – раздался голос у него за спиной, и Тью, словно ужаленный, подскочил на месте.

– Это ты, дурак! – сказал он, успокоившись. Перед ним стоял шут и разглядывал его бесцеремонно и насмешливо.

– Странный способ развлекаться, – заметил Баркатрас. – Я бы не додумался.

– Там, в комнате, лежит мой кузен Фаэрти, – сообщил Тью. – Он умер. Его убили.

– Должен сказать, что с другим вашим родственником тоже случилась беда, – проговорил шут. – Его сильно ранила пума. К счастью, он остался жив.

– Откуда Ченси взял пуму? – удивился Тью, на что Баркатрас только развёл руками.

* * *

– Решительно отказываюсь спать на этой постели, – произнесла Альвенель. Перья все ещё плавали в воздухе. Разрубленный вместе с подушкой скорпион залил простыню и покрывало чёрной липкой кровью. Конан завернул убитую тварь в испачканное бельё и выбросил свёрток за дверь.

– Давай-ка обшарим всю комнату, – предложил он. – Вдруг здесь есть ещё что-нибудь в том же роде.

Однако тщательный и дотошный обыск ничего не дал.

– Любопытно, кто из моих конкурентов подбросил мне этот сюрприз? – гадала Альвенель вслух.

– Возможно, они тут и не при чём, – молвил киммериец.

Женщина, не скрывая удивления, посмотрела на него.

– Вспомни герпедонта в горах, – продолжал варвар. – Стигийский скорпион – тоже диковина в этих местах. Ему нужно жаркое солнце и растрескавшаяся, сухая земля. Тут, по-моему, не обошлось без колдовства!

– А если кто-нибудь из претендентов – тайный колдун? – предположила Альвенель, но Конан с сомнением покачал головой.

– Скрыть принадлежность к проклятому колдовскому племени очень трудно, – сказал он. – Колдун – это не только магия, это способ жить. Колдуны по-другому говорят, по-другому держат себя, смотрят на все с прищуром, везде ищут символы и кичатся своим знанием. Из-за этого они ещё более отвратны!

– Но ведь маг может притвориться обычным человеком, – настаивала Альвенель. – И втайне посмеиваться над окружающими.

– На кого ты думаешь?

– На кхитайца!

– Нет, – возразил варвар. – Кхитаец – по-настоящему мудрый человек. Такой не будет возиться с колдовством.

– А как ты отличаешь мудрого от не мудрого? – спросила женщина.

Киммериец нахмурился.

– Не знаю, – наконец признался он. – Отличаю и все.

– Хорошо, – сказала Альвенель. – А как по-твоему, я мудра или нет?

– Нет, – ответил Конан категорически. – Ты умна, но не мудра.

– Почему? Я ценю твою откровенность, но объясни, почему ты так думаешь?

Варвар увидел, что она задета..

– Если бы ты была мудра, – сказал он, как мог, мягко, – то давно вышла бы замуж и родила бы своему мужчине кучу красивых, здоровых детей. Не обижайся – я тоже не мудрец.

– Хватит об этом, – холодно произнесла Альвенель. – Я хочу спать.

Киммерицу вдруг показалось, что у этой красивой, обнажённой женщины, для которой нагота – самые крепкие латы – что-то сломано внутри. Киммериец слабо разбирался в душевных страданиях, но знал, что они бывают иногда сильнее телесных.

Женщина легла на голый тюфяк и закрыла своё лицо волосами. Варвар закутал её высохшим плащом, задул свечи и тихо вышел из комнаты.

В зале графской короны шут Баркатрас пил вино.

– Где крикливый молокосос? – осведомился у него Конан.

Шут покачнулся на стуле, вскинув ноги на стол, и заговорил:

– При покойном графе в замке выдавались весёлые ночки, но такой я не упомню!

После чего он рассказал про пуму, убитого Фаэрти и ожившего мертвеца, сожжённого в коридоре.

– А у нас в спальне был скорпион, – кивнул Конан. – И сбежавший лакей до сих пор не объявился… Кстати, где ты сам был в тот момент, когда обрушился мост?

– Я? – переспросил Баркатрас. – Ах, да! Выходил за надобностью. Всё дело в белом вине. От него пучит живот. Тебе нужны доказательства?

* * *

– Что-то я не вижу в вас вчерашнего пыла! – проворчал стряпчий, усаживаясь за стол.

Завтрак и без этого замечания проходил в атмосфере невесёлой. Тью покосился на Фаррела сердито, но промолчал.

Ченси взял бокал левой рукой – правая находилась на перевязи – и произнёс:

– Давайте выпьем за то, чтобы не все погибли в этом распроклятом замке!

– Я бы воздержался на вашем месте от всяких тостов, – сухо хмыкнул судейский. – Наша общая задача состоит в том, чтобы выжить. Скорее всего, это будет непросто.

– Вы очень крепко держите себя в руках, – не выдержал Тью. – С чего бы это? Почему вы так спокойны? Вы – единственный, с кем ночью ничего не случилось! Это подозрительно.

– Не единственный, – молвил Тьянь-по, входя в залу и церемонно кланяясь. – С бедным кхитайским каллиграфом тоже ничего не случилось. Он спал, как младенец.

– Младенцы спят крайне беспокойно и всё время кричат, – язвительно заметил Фаррел. – Вы уж поверьте. У меня трое детей и восемь внуков. А ваш многоучёный сосед – с ним всё в порядке?

– Ночью ему привиделось, будто бы моя голова, отделённая от тела, находилась у него на окне, – поведал Тьянь-по, устраиваясь на стуле, – а потом он заснул. Во всяком случае, затих. Наверное, проваляется в постели до вечера. Он очень впечатлителен, в этом виновата его комплекция.

Варвар завтракал без аппетита, что бывало с ним нечасто. Он то и дело смотрел на надписи – на фальшивую, нанесённую поверх шлифованного камня кладки, и на подлинную, словно выжженную в толстой дубовой панели. Альвенель, в глубокой задумчивости, стояла у окна и высматривала в сером ненастном небе что-то, заметное ей одной.

– Джокс! – обратился стряпчий к мажордому, прислуживающему за столом. – Ты знал Грателли много лет. Объясни, как он мог выкинуть с нами такую шутку?

– Не могу знать, – медленным, скрипучим голосом отвечал Джокс.

– В нём не было никаких странностей?

– Странностей? – Мажордом лишь взглянул с недоумением и оставил вопрос стряпчего без ответа.

– До сих пор непонятно, как он сломал мост, – заметил Ченси.

– Ну, это просто, – ответил ему кхитаец. – Он сам рассказал нам, что у графа хранились запасы порошка для праздничных огней. Достаточно было мешка весом в пять лян и длинного фитиля, который тлел бы долгое время. А потом – бум! И моста нет.

– Действительно, просто! – рассмеялся Ченси. – Неужели глупый лакей мог додуматься до такого? А вот вы, который много знает о свойствах этого порошка…

– Понимаю, куда вы клоните, – улыбнулся Тьянь-по. – Но я-то здесь, среди вас. А лакей исчез. Почему?

– Простите, госпожа, – Ченси повернулся к Альвенель. – Вы, бесспорно, самая светлая голова в этом замке. Что вы думаете по этому поводу?

– Ничего, – ответила она. – Я разгадала надпись и сегодня, в указанное время, оглашу результат.

– Много вам будет толку с этого! – фыркнул Тью. – Неужели вы не понимаете, что нас всех убьют, по одному. И вас тоже, если, конечно, не вы организовали все это.

– Мы занимаемся ерундой. – Кхитаец тактично сказал «мы» вместо «вы», и это все заметили. – Прошедшей ночью случились вещи, не объяснимые порядком вещей нашего мира. Значит, нужно понять логику мира сопредельного. Это гораздо интереснее, чем слоняться по замку в поисках коварного Грателло. Лично я устроюсь в графской библиотеке, потребую его личные записи и тщательно изучу.

– В одиночестве? – спросил стряпчий, устремив на Тьянь-по проницательный взгляд.

– Если многоучёный Гаспар не составит мне компании, то в одиночестве.

Сказав так, кхитаец доел тушёную морковь, выпил стакан воды и, торжественно поклонившись, вышел. Однако скоро он вернулся. Весёлая лёгкая улыбка исчезла с его лица, теперь оно выражало тревогу и озабоченность.

– Я никак не могу его разбудить, – сказал он. – Господин Гаспар не подаёт признаков жизни.

* * *

В постели, пропитавшейся кровью, лежало обезглавленное тело Гаспара. А голова вытаращенными глазами смотрела с подоконника, одним глазом на вошедших, другим – в стену.

– Получается, что вы последний, кто видел его живым, – сказал стряпчий, адресуясь к Тьянь-по.

– Последним его видел убийца, – бесстрастно ответил кхитаец.

Ченси расхохотался. Фаррел взглянул на него сурово.

– То есть, вы его не убивали?

– Дверь была заперта изнутри, – молвил Тьянь-по.

– Значит, убийца, кем бы он ни был, вылез через окно, – уверенно произнёс судейский.

Кхитаец покачал головой.

– Жизненно важная часть моего бедного друга стоит на подоконнике, – заметил он. – Если бы окно открывали, она бы упала на пол.

Ченси обошёл тесную комнату и оскалился.

– Значит, здесь есть потайная дверь! – сказал он и принялся стучать по стенам, сначала кулаком, а потом тяжёлым подсвечником, который оставлял в побелке глубокие вмятины.

Стряпчий внимательно осмотрел мёртвое тело. Правая рука покойного, сжатая в кулак, сильно заинтересовала его. С усилием судейский чиновник разогнул окоченевшие пальцы.

– Ого! – сказал он. – Кажется, несчастный помог нам изобличить убийцу.

Фаррел подошёл ближе к окну, чтобы получше разглядеть неожиданную находку. На его ладони блестела золотая брошь с небольшим красивым опалом.

– Я видел похожую на вашем вчерашнем камзоле, – произнёс он, глядя на Ченси.

– Да, – отвечал тот с вызовом. – А ещё такая же есть у Тью и у Фаэрти, убитого этой ночью. Если вы думаете, что это моя, то мне остаётся пойти в свою комнату и принести вам опровержение.

– Поспешите, – посоветовал Фаррел.

Скоро Ченси стоял на пороге и демонстрировал свою брошь, которая не покидала камзола. Так же поступил и взволнованный Тью.

– Странная получается картина, – проговорил кхитаец. – Ваш родственник убил Гаспара, потеряв при этом украшение, после чего перенёсся неизвестным образом на четвёртый этаж, где был, в свою очередь, убит ожившим мертвецом двухмесячной свежести…

– Вы, кажется, хотели уединиться в библиотеке? – напомнил ему стряпчий. – Теперь вас никто не держит. Постарайтесь найти ответ в научных опытах графа. Но это не означает, что вы свободны от подозрений.

– Здесь никто не свободен от подозрений. – Тьянь-по поклонился и ушёл.

– Зачем ты объявила о том, что смогла прочесть надпись? – спросил варвар у Альвенель. – Теперь твоя жизнь в ещё большей опасности. Злоумышленник попытается добраться до тебя.

– На это я и рассчитываю, – улыбнулась женщина. – Мы будем начеку. Я знаю, что это непросто, но уж точно – не скучно.

Они стояли на галерее и смотрели вниз. Тучи застилали небо, тучи клубились у подножия замка и тяжёлыми, лохматыми тушами опускались в ущелье. Совершенно непонятно было, как солнечный свет проникает сюда сквозь эту пелену. Буря миновала, но шквальный ветер не утихал – он приносил откуда-то издалека маленькие ледяные крупинки.

– Должно быть, ты думаешь – зачем человек забирается в такое страшное место, строит в нём жильё, оседает на всю жизнь, когда есть зелёные равнины, леса, морские побережья? – поинтересовалась Альвенель.

– Вовсе нет, – возразил Конан. – Мне здесь нравится. Я тут как дома. Это настоящая красота, которая может существовать сама по себе. К тому же злой ветер не собьёт меня с ног, острые камни не отведают моей плоти – я сильнее. Чувствовать это очень приятно.

– Мне кажется, граф Амрок тоже так думал. Иначе он не поселился бы здесь, – произнесла она задумчиво.

– А как думаешь ты? Если у тебя получится задуманное, ты станешь хозяйкой всего этого. Тебе будет здесь хорошо? – спросил киммериец.

– Не уверена, – отвечала она. – Но замок Амрок для меня – очередная точка на линии пути. Я обязана её пройти. Чего здесь удивительного? Разве ты, варвар, живёшь иначе?

– Я просто живу, – был его ответ.

Последующее время до ужина он не отходил от неё ни на шаг. Каждый выступ скалы, каждый тёмный участок коридора мог таить опасность. Конан не очень-то верил в злой умысел какого-то конкретного человека. Он хорошо знал, что зло может существовать и само по себе. Часто оно селится в душе какого-нибудь слабого существа и управляет им, но бывает, что и само, во плоти, появляется в свете, в облике демона, кровожадного чудовища или стихии.

Фаррел тем временем развёл кипучую деятельность. Перво-наперво он, при помощи Джокса и конюха, перенёс в холл убитую пуму, дохлого скорпиона и полуобугленный, чудовищно пахнущий труп неизвестного. Предосторожности ради труп разрубили на несколько частей, если однажды он ожил, чтобы совершить убийство, может, ожить и во второй раз. Каждый из уже неодушевлённых предметов стряпчий снабдил аккуратным ярлыком с пометкой.

– Это на случай, если нас всех поубивают, и следствию понадобятся улики, – объяснил он.

– Вы так спокойно говорите об этом! – скривил губы Ченси.

– Что делать, я занимаю должность уже много лет, – молвил Фаррел. – И кому, как не мне, знать, что жертвой убийцы может стать любой. Даже судейский чиновник.

Тьянь-по ненадолго появился из библиотеки.

– В этом трактате, – сообщил он, показывая внушительный свиток, – содержится описание научного способа оживления мертвецов. Большинство людей считают, что оживление достигается только при помощи некромантии. Но оказывается, существуют особые препараты, позволяющие проделать эту штуку. Двести лет назад были открыты мельчайшие живые организмы, незаметные глазу. Они живут колониями, захватывая мёртвое тело, и заставляют его передвигаться и совершать простые, действия. Разума в них нет, один только инстинкт. Встречая живое существо, они при помощи своего носителя убивают его и заселяют труп. Так сказать, высаживают десант.

– О боги! – воскликнул Тью. – Это значит, что бедняга Фаэрти скоро тоже начнёт двигаться и душить всех подряд!

– Придётся выкинуть его в ущелье или сжечь, – обронил Ченси.

– Как ты можешь так говорить! Он же был твоим другом, собутыльником, родственником, в конце концов! – изумился Тью, на что Ченси хмыкнул и ответил:

– Ты так переживаешь, словно бы я предложить бросить в пропасть живого Фаэрти. Но мёртвому Фаэрти это всё равно, как было бы все равно и мне.

– Есть какой-нибудь способ приостановить заражение? – спросил стряпчий.

– Для того чтобы мертвец сделался послушным орудием, маленьким существам нужно много времени. Их должно образоваться в достаточном количестве, а размножаются они весьма забавным образом…

– Ну и что же?

– Холод заставляет их спать, – проговорил Тьянь-по, огорчённый тем, что его прервали.

– Господин Фаррел, – подал голос Джокс, – в подвале замка есть ледник, в котором хранятся припасы. Мы могли бы положить усопшего господина Фаррела в пустую бочку и оставить там. Он чудесно сохранится.

– Хорошая мысль, – одобрил стряпчий. – Туда же можно спрятать и тело Гаспара. Вы найдёте две пустые бочки, Джокс?

– О, у нас в хозяйстве много пустых бочек, – отвечал мажордом с достоинством.

Ченси рассмеялся так, что у него открылась рана, и ему стало дурно.

Тью вызвался проконтролировать перенос тел в подвал. Особой нужды в этом не было, но молодого человека глодала любознательность. К тому же он почему-то был уверен, что преступный лакей спрятался в подвале. Эта мысль крепко застряла у него в голове. Довольно часто убеждённость в чём-либо захватывала Тью, и спустя время он сам уже не мог понять, на чём эта убеждённость основывалась. Но привычки рассуждать у него не было. Вооружившись до зубов, он спустился в подвал следом за носилками, на которых покоилось тело его кузена.

Из ледника веяло стужей, дверь, обитая железными полосами, вся была покрыта инеем, мягким, как плесень. Ледник не запирался на замок – только на массивный засов. Тью отметил, что засов опущен. Потом он подумал, что вряд ли кто-либо смог долго прятаться в таком холодном помещении, и побрёл по подвалу, между штабелей пустых ящиков, поломанных бочек и всякого другого хлама.

Однажды Тью довелось прятаться на чердаке постоялого двора от докучных и агрессивных кредиторов. Ему удалось переправить на чердак два бурдюка с вином, четыре окорока, шесть колбас и два огромных каравая хлеба. Он забаррикадировался так, что рассерженный лавочник, которому Тью был должен шесть серебряных монет, изорвал на себе чулки, ободрал щеку о доску с гвоздём и вынужден был отступить. Три дня провёл Тью на чердаке. Большую часть этого времени он проспал, а всё остальное время пил, ел и создавал вокруг себя некоторое подобие уюта, необходимое всякому человеку.

Теперь он искал следы этого подобия здесь, в подвале, среди гниющей рухляди. Свеча в его руке чуть подрагивала, и горячий воск обжигал пальцы, капая из переполненной плошки подсвечника. Внезапно Тью вскрикнул от радости – он обнаружил огороженное ящиками пространство, ни дать ни взять – маленькую комнатку. В центре её, накрытый старой салфеткой, бочонок играл роль круглого стола, на котором в гнутой медной миске лежало крупное яблоко, надкушенное с одного бока. Продолговатый ящик изображал скамью, а в углу лежал тяжёлый и сырой тюфяк.

Тью взял в руку яблоко, подбросил его на ладони и с неожиданной злостью швырнул в темноту. Яблоко лежало тут совсем недолго, в противном случае до него добрались бы крысы, которые во множестве шныряли по подвалу. Проклятье! Подлый убийца был настороже и успел скрыться, уйти прямо из-под носа! А может, его предупредили? Джокс не вызывает большого доверия. Слишком уж рьяно он корчит из себя образцового мажордома… Он в сговоре с Грателло!

– Молодой господин! Подойдите пожалуйста сюда! – послышался голос Джокса.

Тью, стараясь ничем не выдать охватившего его подозрения, напустил на себя безразличный вид и вышел из укромного убежища.

Бочка с кузеном Фаэрти, уже закрытая, стояла у входа в ледник. Рядом топтался конюх. Его туповатое, недоумевающее лицо в свете масляного фонаря выглядело зловеще. Джокс, с неподвижной, как у статуи, вежливой улыбкой стоял навытяжку.

– Не угодно ли молодому господину посмотреть на то, что мы нашли в кладовой? – спросил он и вытянул руку в приглашающем жесте.

«Ага! – подумал Тью. – Я зайду внутрь, и ты закроешь дверь, поймаешь меня, как в крысоловку. Ну уж дудки!»

Однако тут же ему сделалось стыдно при мысли, что мажордом поймёт его испуг. Нужно было выкручиваться.

– Мне надоело держать это! – с напускным раздражением он сунул свечу конюху. – А ты посвети мне. Что вы там откопали?

– Грателло, молодой господин, – отвечал Джокс и слегка наклонил голову.

– Что ты болтаешь? – изумился Тью. – А ну, вперёд!

Грателло точно был там. Он висел на железном крюке между говяжьими тушами, такой же холодный и твёрдый, как они. В голове его торчал мясницкий секач.

* * *

– Мы не продвинулись вперёд ни на пядь! – сказал Фаррел. – Напротив, дело только запутывается.