Текст книги "Синдром Адели (СИ)"

Автор книги: Дрик Миша

Соавторы: Виктория Задорожня
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 23. Куда вернуться?

Эви

Он мне оставил по себе… Уродство. Уродство в сердце и в душе. Уродство мира, в который на какое-то время заперли двери. Мое собственное уродство. Я не хотела вспомнинать… Но образы сами всплывали в голове. Подвал… Когда меня опять швырнули в этот Чертов ящик – насилие, удары, боль, наручники, прикованные к батарее, холод…. Все вспомнила. Вспомнила жизнь, которая у меня была. Друзей из универа. Маму… Господи, да она наверное думает, что меня и в живых уже нет! Как ненавижу… Ненавижу его. Кто дал право?! Право рушить то, что не создал?! Право делать из живого человека куклу в руках кукловода?! И… Самое ужасное ведь даже не тот кошмар, в который он меня окунал раз за разом. Самое ужасное – тот спектакль, что разыграл, когда была в беспамятстве. Ведь ему, кажется, удалось… Обвести меня вокруг пальца. Когда увидела его, я растерялась. Хочу глотку ему разодрать, или броситься в объятия? Сознание спуталось… Оно твердило лишь одно – ненавижу. За этот туман в голове – ненавижу. Ненавижу… И, кажется, Люблю…

Его мольба отдавалась в сердце колкими, жгучими ударами. Жалость… Душа, после всего, что он сделал, ещё умудрялась его жалеть! Не себя, а чёртову скотину, что прокатила меня по всем кругам ада! И так тянуло обнять его… Ответить теплом. Но от этого ещё больше, ещё отчётливее ощущалось отвращение к себе. Как же так можно… Желать объятия рук, что совсем недавно без сожалений калечили душу и тело…

Мне и правда, нужно было побыть одной. И заставить себя не думать о его, наполненном слезами, взгляде. Мне есть о чем думать помимо него! Сломанная жизнь… Ее хоть попытаться восстановить нужно. Теперь я не пленница в клетке. Или пленница… Но границы темницы расширились. Как только освободилась от его общества, рванула к кабинету. Артём показывал мне письмо от мамы, прежде чем… Мотнула головой. Нет, нельзя об этом вспоминать. Меня накроет. Сейчас в голове не умещалось – я не могла понять, что то чудовище, которое истязало меня, убивало во мне человека, и любимый парень, чуть ни сдувавший с меня пылинки на протяжении последнего месяца – один и тот же человек.

Зашла внутрь, и, словно с некой опаской, заперла за собой дверь. Я давно его не боялась… А теперь, вспомнив, на что он способен, правда, не знаю, чего ждать. Будет ли он так ласков, как в родительском доме, или так жесток, как на треклятом цокольном этаже? Выдохнула… Сползла по двери на пол. Несколько минут отдышаться. Как жить теперь? Что делать? Подскочила, и стала панически рыскать по столу, книжным полкам, по тумбочкам. Роняла на стопки бумаги соленые слёзы. Всхлипывала, перекидывая ошмётки незаконченных, смятых писем. Не читала содержимое… Искала один, знакомый с детства, почерк. И…. Нашла!

Сцепила судорожно пальцы на аккуратно сложенных конвертах. Прописан родной адрес. Фамилия имя отчество… Замерла, и стала медленно, поочередно, вынимать с надорванных свертков ее письма. Ее, и его, написанные от моего имени. И, чёрт побери… К такому я не была готова. Не после всего… Не к контрольному выстрелу в сердце.

Они очень мило общались. Я, оказывается, была все это время счастлива… Доля правды в этом присутствовала. Однако львиную долю он умолчал. Родная женщина о многом спрашивала. Интересовалась каждой мелочью. Я знакома ей. Лишь она одна меня знает… Она, и, судя по тому, что я читала, он. На какую-то секунду моё лицо даже отобразило тень улыбки… Я не вернусь в университет. Нет Эви, местной звезды, уверенной в себе на 100 %. Нет даже остатков той оболочки… Чувствую себя калекой. Которой и являюсь. Разбитой в щепки. И это… Он меня разбил. Но, самое жуткое! По большей части возвращаться в комнату общежития мне не хочется, потому что я не знаю, что сказать. И больше всего боюсь… Что после моего рассказа Артёму будет грозить заслуженное наказание.

Получается, дорога у меня одна. Мне правда хотелось сейчас вернуться в отчий дом. Последнее письмо… Прочту, и закажу билеты. Кажется, сейчас он не станет мне препятствовать. Так будет правильно. Так будет легче. Раз и навсегда вычеркнуть его из моей жизни. Пальцы дрогнули, когда развернула сложенный вчетверо лист. По веках скатились слёзы…

"Мы с твоим отцом сошлись. Надеюсь, ты за нас порадуешься…" – Судя по всему, на это Любимый ответить не успел. Этот выродок… Избивавший мать, державший меня часами запертой в шкафу – вернулся. Нет… Этого я точно не выдержу. Дура! Какая дура! Такая, как и ее непутёвая дочь… Которой теперь некуда возвращаться.

☆☆☆☆☆

Я не вижу, но глаза мои больше не отражают жизнь. Бреду по коридору, медленно перебирая босыми ногами по прохладному полу. Не смотрю по сторонам. Да мне и дела нет – увидит, или нет. Словно живой труп. Прошла мимо спален. Вокруг тихо… Хочется спать. Хочется покоя. Но здесь я не остановлюсь. Нет места мне в этих теплых комнатах. Я появилась в этом доме пленницей. Игрушкой, которую разбирали на кусочки, а потом, забавы ради, собирали обратно. Пусть так и будет впредь…

Первый этаж… Минус первый. Сама спустилась в подвал. Отворила тяжёлый засов и вошла, оставив лишь тонкую струйку света в щёлке. Бетон. Стены. Царапки… Подошла ближе к произвольному календарю, и провела по отметинам пальцами. Вот столько дней… Присела рядом. И легла. Прямо на пол. Свернулась калачиком… Прикрыла глаза. Мне больше некуда идти. Стала проваливаться в сон… Прежде, чем бессознательность накрыла окончательно, вспомнила слова знакомой с детства песенки. "Лондонский мост рушится… Моя леди…". Живот тянул. Но эта боль в душевной агонии таяла. Нет больше жизни, раз я сама решила похоронить себя живьём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24. Давний знакомый

Артём

Одна ночь! Одна долбаная роковая ночь! Стечение обстоятельств! Судьба?! Или злой рок?! Что именно изменило наше счастье?! Что или кто?! Отморозки, ворвавшиеся к нам в жизнь или я, похитивший и издевавшийся над девушкой, которую полюбил всем своим существом?!

В тысячный раз задаюсь вопросом и в тысячный раз не нахожу ответа – зачем?! Зачем, сука?! Зачем я сделал это с ней?! Она же всё для меня! Как теперь жить, зная, что она ненавидит?! Что никогда не простит?!…

Шёл второй день. Второй день добровольного затворничества в подвале. Второй день, как я прихожу, приношу поесть, пытаюсь поговорить. Вымаливаю прощение, стоя на коленях, целую руки, валяюсь в ногах, а в ответ – тишина! Пустой взгляд сквозь меня! Я старался не думать о своей жестокости. Забыть… Второй день, как моим другом стал алкоголь. Друг и помощник в попытках забыться и освободиться от порочной, темной стороны своей натуры. Желание быть с ней, обнять, утешить, творили с моим подсознанием невероятные метаморфозы. Во время пьяного сна мозг не выпускал её образ в тот момент, когда к ней вернулась память. Я давно выбросил всё, что связано с тем мной. Надо было забить намертво этот подвал, в котором я мучил её.

– Ты обещала любить! Чтобы не случилось! – Орал я в пьяном угаре. Подходил, обнимал, раскачивая в своих руках её худенькое тело. – Прости, детка! Прости! Я искуплю свою вину, свою жестокость… Я все сделаю для тебя! На все пойду ради тебя! Позволь… Позволь быть рядом и всю жизнь я буду делать тебя счастливой.

– Обещание… – Впервые после всего, она взглянула на меня. – Обещание дают человеку… Не хочу слышать это дерьмо о любви! Нет её! И не было, слышишь?! Не. Было.

– Как не было?! Я поперхнулся этой фразой. Схватил её за плечи и притянул к себе, впиваясь страстным яростным поцелуем. Терзая губы, посасывая язык, готовый сожрать, расствориться… Злость, на себя, на неё, ненавидящая и презирающая, лишающая рассудка, затопила душу. Безрассудно пытался возбудить, опротестовать ее слова, подчинить себе снова… Эви обмякла в моих руках. Она и не пыталась сопротивляться, или отвечать мне. Я снова поддался мраку своего сознания, своей темной душе…

Отстранился. Отпил из горла обжигающее пойло. Уставился на дверь, рассматривая железный засов. Осмотрел мрачные стены, взгляд натолкнулся на царапки: это дни, проведенные Эви в этом кошмаре. Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, поднял веки и застыл. В ужасе от самого себя, вспоминая всё, что я делал с ней. Бутылка полетела в сторону двери. Звон стекла. Я босиком прошел по полу, по осколкам, не обращая внимания на алые капли. Я потерял ощущение реальности. Шаг. Я закрылся руками, словно защищаясь от удара. Ещё один шаг. Я не мог дышать. Ее запах проник в мои ноздри обжигающим память огнем. Не в силах больше бороться с отчаянием, упал на колени, с безумством втягивая родной запах.

– Детка, ты наполнила мою жизнь смыслом, без тебя я был на краю пропасти. Я знаю, что заслужил это. Знаю! – Кровь из-под моих порезанных ступней окрасила пол. – Я тебя никогда не отпущу, – как заклинание пообещал я. Обернулся. Посмотрел на неё. Не смотрит… Понурые плечи, склоненная голова, разочарование во всём – вот чего я добился! Она не простит! Никогда не простит!

Бежать… Бежать от неё… От своей любви, от безмолвного безразличия, от боли в сердце…

☆☆☆☆☆

На улице шел дождь. Мрачные тучи соответствовали моему настроению. Капли стекали за шиворот, охлаждая разгоряченную кожу. Рубашка насквозь промокла и прилипла к телу. Меня охватил озноб, мешая сосредоточиться. Стуча зубами, шёл по мосту, горя желанием кинуться в воду и сдохнуть. Забрался на парапет, раскинул руки в стороны и широко открыл глаза. Темная река влекла, манила, обещала успокоение, раскрыв свои объятия…

Эви… Детка… Любимая… Прости за всё и будь счастлива! Мои последние мысли перед падением были о Ней…

Виктор Степанович Брусникин – психиатр

В этот дождливый вечер, какое-то шестое чувство гнало меня на улицу. Оделся, взял зонт и отправился в сторону мо ста. Шёл неторопливо, шлепая ботинками по лужам. Ноги утопали в водном потоке.

Очередной пациент выбил из колеи: всё-таки я слишком близко принимаю проблемы своих подопечных. Не дело это! Да, и возраст. Мне не двадцать лет, сердце уже не то.

Увидел человека – мужчину. Скорее молодой, высокий, вся одежда промокла насквозь. Видно, давно на улице. Голые ноги… А вот это уже плохо!

Профессиональным взглядом осмотрел его, и где-то на подсознании пришло узнавание: наклон головы, прямая спина, выправка, которой обучали с детства. Не может быть! Артём! Поправил, сползшие на нос очки. Да, я не ошибся. Что он здесь делает?! Почему-то сразу подумалось о чем-то не хорошем. Вся его поза говорила за себя. Что он творит?! Неужели болезнь прогрессирует и он снова ненавидит себя? Как же так?! Я думал, что смог помочь этому мальчишке.

Не дав пробиться воспоминаниям о трудном ребенке, и чего мне стоило, чтобы такой, как он, доверился мне, быстрым шагом направился к нему, чтобы остановить. В том, что он хочет сделать, я не сомневался.

– Артём! – Воскликнул, перекрикивая раскаты грома и, хватая его за распахнутую куртку. – Это я! Я! Узнаёшь? – Решил сразу уточнить, видя его пустой, отрешенный взгляд. – Виктор Степанович, помнишь? Ты весь продрог. – Его трясло, зубы отбивали дробь. – Пойдем, пойдем со мной. – Скинул с себя пальто и попытался накинуть парню на плечи, но он отмахнулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Не надо. Оставьте меня.

– Как же я оставлю тебя в таком состоянии?! Не правильно это, мой мальчик. – Да, зная его, его доброе сердце, и он бы не прошел мимо. – Ты бы тоже не оставил человека в беде, попытался бы помочь…

– Замолчите! – Заорал он неожиданно громко. Также неожиданно и закончился дождь. Его крик раздался в вечерней тишине оглушающе. Я на мгновение подумал, что передо мной все тот же ранимый мальчик, но, лишь на мгновение: сейчас его взгляд был жёстким, злым, колючим – далеко не детским. – Вы ничего не знаете! Я совсем не тот добрый мальчишка, которого вы помните! Я монстр! Зло!

– Ну что ты такое говоришь, Артем! Ты просто сейчас не в себе! Пойдём. Ты мне всё расскажешь. – Я не знал, что делать! Как поступить! Привести его к себе домой или… Или лучше все таки вызвать машину прямиком в больницу. То, что он болен – это очевидно.

– Я совершил ужасное! Ужасное, бесчеловечное… – Он сбросил мою руку и начал колотить себя по щекам. – Я не должен жить!… Она не простит!… Никогда!… – Разбежался и с размаху врезался лбом об заграждение. По инерции его тело отскочило назад и ударилось о землю с глухим стуком.

Да, вот это вечерок! Думал, набирая бригаду санитаров своего отделения…

Глава 25. Без него

Эви

Под урчание собственного живота спать на сыром, холодном бетоне не так уж легко. На третий день голодовки вспоминалось, как соскребала бутерброды с земли, и жадно глотала, как лучшее лакомство в мире. Тогда, не смотря ни на что, не смотря на ад, в который я попала, мне хотелось жить. И ради жизни я была готова на любые унижения, на любые условия. Теперь мне не хотелось даже поворачивать голову в сторону двери. Скрутившись эмбрионом, прикрывала глаза, и проматывала по кругу те дни, когда не имела памяти. Столько счастья… Столько чувств, искренности, столько настоящего… Даже после, когда он с израненными ногами сжимал в объятиях мои ноги, моля о прощении… как принять, что любимый, родной, необходимый, и тот урод, что превратил меня в бездушное нечто – один и тот же человек?

Живот снова разболелся… Запасы морфия, как бы там ни было, не неиссякаемы. Нужно что-то делать… Терпеть эту боль я не смогу все время. Для начала, стоит поесть. Но, я боюсь. Боюсь выйти и увидеть его. Боюсь дать понять, что я в чем то нуждаюсь. В его помощи… В нем. Привстала. Ноги ватные. Дрожь в коленях. Подошла к двери и тихонечко приоткрыла… Яркая вспышка света после мрака ослепила, и лишь проморгавшись, сознание начало улавливать силуэты вокруг. Тихо… Чересчур тихо. Только беспокойный лай чертовой собаки тревожил образовавшийся покой. Огляделась – вокруг никого. На цыпочках побрела в сторону кухни. Очень хочется есть. А после – смыть с себя подвальную сырость. И все, что с ней связано. Да только, уже не отмыться. Обхватила рукой живот. Очень больно. Достала с заначки таблетку. Глотнула. Рвотный рефлекс… Нельзя. Нужно экономить таблетки! Проглотила… Сейчас станет легче.

В холодильнике ничего не оказалось, кроме натпитой пачки молока и половины яблока. В хлебнице лежала полу-черствая булочка. Я благодарно сжевала небогатый завтрак; после паузы этого количества было достаточно, чтобы без лишней нагрузки желудка утолить голод. Набрала горячую ванную… Скинула сорочку, и отвернулась от зеркала, отрицая синюшный цвет кожи и болезненную худобу. Боль прошла… И это несказанно радовало. Пролежала в воде не меньше часа… А после, обнаружила, что хозяин сего жилища так и не вернулся. Возможно… Нет. Где он денется? Вернётся скоро. А сейчас у меня есть возможность выдохнуть… Улыбаюсь. Как хорошо быть одной…

☆☆☆☆☆

Прошло несколько дней. Я перебралась с подвала в гостиную, так как в пребывании там больше не было необходимости. Предположения у меня были разные… Одно из них – я, возможно, осталась здесь одна. Совершенно одна… Пугает то, что так и не могу понять – сбылась мечта, или осуществился самый страшный кошмар. Ещё одна немаловажная проблема – я осознала, насколько стала беспомощной.

Я не знаю, где нахожусь. У меня нет денег. Нет теплой одежды, медикаментов, связи с миром и еды. Прошлые пару дней я использовала для приготовления пищи остатки круп и муки, и вот, сегодня, обнаружила, что больше ничего не осталось. Перерыла все полки, папки и тумбочки. Дом обчистили, так что, если денежные сбережения и были на сохранении – ничего не осталось. К вечеру стало совсем невмоготу, и я отправилась на улицу, плотнее запахнув Его пальто на груди. Вдыхала запах, и, словно от назойливой мухи, пыталась отделаться от мысли, что этот запах не претит. Он будоражит душу. Напоминает, что я жива… Что чувствовала себя любимой и желанной. Но, это далеко не единственные чувства, что он мне дал…

Прошлась по соседям. Глухо. На расстоянии нескольких километров нет ни одного магазина, где можно было бы попросить хоть хлеба пожевать за работу, или, просто связаться с внешним миром. И я бы дальше шла… Но, живот стал болеть так, что скрутило посреди дороги. Ни лечь ни встать. Кое-как добрела домой… Собака лает. Голоден. Скучает по хозяину. Можно подумать, мне хорошо!

– Заткнись! – Хрипло прорычала, угрожая скотине тапком. – Что ты смотришь на меня жалобно?! По чем мне знать, куда он делся?! Прошла в дом… Скинула верхнюю одежду, и упала на диван, лицом в подушку. Сегодня, к сожалению, нам придется ложиться голодными…

Засыпала с мыслями о нем…

☆☆☆☆☆

Прошел пятый день. Жёлудок снова прилипал к спине. Сил не было ровным счётом ни на что. Рвота – пустые спазмы скрюченного желудка. Пёс лаял уже без такого воодушевления. Чаще молчал… И больше всего меня смущал даже не голод! Осталась одна таблетка… Одна! И я понимаю, что этой боли просто не выдержу. Подыхать с голоду не такая страшная пытка, как от этой боли. Нет, так оставлять все нельзя! Нужно набраться сил и выбираться отсюда! Артем не вернётся… Артем?! Хмыкнула про себя пересохшими губами, и трещинки тут же закровоточили. Да он, наверное, сейчас собой доволен, представляя, как сдыхаю здесь! Сказала, и сама себе не поверила… Интересно, почему так? Разве он не давал повод так думать? Всплывает в памяти его налитый болью взгляд… Сама себе не верю… А вдруг с ним?… Кожа похолодела от одной мысли. Да что с ним станет? Просто, всем на меня плевать….

Нужно выбираться… Подхватила со столешницы нож и направилась вниз. Вышла. Пёс тихонько лежал, привязанный на цепи. Больше не лаял… Подошла впритык. Посмотрел на меня полу-прикрытыми, разбитыми глазами. Не рычит. И, кажется, даже не боится. Взяла лопату… Один удар по голове – и не будет противиться. Стою и плачу. Есть хочется…

– Ты всегда мне не нравился, помнишь? А в сравнении с тем, что со мной сотворил твой хозяин, это будет весьма милосердный поступок…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26. На краю

Эви

Занесла лопату над псиной, а та… Так жалостливо посмотрела. Молча. Не скулила. Не лаяла. Не бросалась. Так только собаки умеют. В саму душу смотреть. Рука задрожала, на глаза навернулись слёзы. Отбросила инструмент подальше, и обессиленно упала возле животного. Заревела в голос. Это же очевидно. Сил не осталось. Ни жить, ни бороться… Подошла ближе, улеглась, и потерлась лохматой щекой о мою руку.

– Чего тебе от меня надо, тупая псина? – Притянула ближе к себе, и крепко обняла, утыкаясь мокрым носом в холку. – Эви хотела тебя убить… Хотела съесть тебя! Понимаешь? Понимаешь, какая Эви плохая?!

Но той дела не было. Лизала шершавым языком ладони и грела своим теплом. Словно, несмотря ни на что, мы остались только друг у друга. И та единственная связующая, что была между нами, исчезла. Мы оба, да! Именно, оба! Потеряли кого-то очень важного…

☆☆☆☆☆

Прошло некоторое время, прежде, чем я поднялась с земли. Стало немного легче. Тепла, живого, мне стало крайне недоставать его. Эта псина… Она была частью воспоминаний, связывающих с ним. С чудовищем и любимым в одном лице. Почему-то все дерьмо, что он сотворил, отошло на задний план. И я подумала… Вот, если бы сейчас Артем появился в дверях? Какой была бы моя реакция? Ненависть никуда не делась, но это далеко не единственная эмоция, которую я испытывала. И у меня, наверное, не получилось бы отказать себе в потребности крепко его обнять… По щеке слеза пробежала. Да, эта каша в голове превратилась в злой рок. Путающий, сбивающий с пути. Я не была более похожа на человека. Тряпичная кукла, которой он меня сделал… Ни на что не способна. Безвольна. Но, мне не претила эта роль… А может ведь быть, так бывает! Что это и есть моя судьба… Стать вот такой! Мышью в руках монстра.

Пробежала пальцами по краю стола. Мне очень дурно. Собака скоро умрет. Я ей едва ли помогу. Мне тоже никто не поможет… Сжимаю кисть на правой руке. Морщусь, глотая тежелый ком. Поднимаюсь наверх…. Включаю напор воды в ванной. Горячей, приятной на ощупь, воды. Ложусь в нее и жду. Жду пока наполнится до края. Одиночество. Полное, беспросветное, съедает изнутри. Живот болит. Тупая боль становится ноющей… Режущей… А потом – невыносимой. Пёс завыл. Наверное, учуял запах смерти. Рвота подступила к небу, глаза закатились, и видимость потеряла ясность.

– Я тебя ненавижу… И люблю… – шепнула, почувствовав тепло внизу живота. Обвела взглядом гладкую поверхность ванной. Чистая, прозрачная жидкость окрашивалась в красный… И я улыбнулась. – Прощай…

… – Малышка, пожалуйста! Прошу тебя! Иди быстро наверх! – Умоляюще проговорила мама, подталкивая меня в сторону лестницы. Смахивала слёзы локтем, и поторапливала, панически.

– Я не уйду! – Цеплялась за нее, рыдая, словно умалишённая. – Не хочу, пожалуйста! Мне страшно! Давай сбежим! – Прижималась, слушая бешеный стук сердца. Своего и её. Женщина тесно обвила вокруг меня руки, и вдруг замерла, когда услышала очередной удар по двери…

– Беги я сказала! Сейчас! – Но я не среагировала, вернее, этот сукин сын выбил створку быстрее, чем успела. Мать резко повернулась к нему и упала на колени, захлебываясь слезами. – Прошу, она сама! Она уйдет сейчас же, не трогай её! Пожалуйста!

Эта ядовитая ухмылка на лице… Я помнила ее каждый миг! Каждую секунду своей жизни! Молча он подошёл к нам в притык, и так же ухмыляясь, молча, схватил родную за волосы и отбросил от меня, словно та ничего не весила. Потом сжал ворот моего маленького, розового платьица, приподнял, так, что мне отняло дыхание из-за обвившей горло ткани, и потащил наверх. Маленькие ножки едва ли поспевали за его грузной походкой. Да я и не старалась… Пока волочил меня на второй этаж, смотрела, как мамочка, задыхаясь от страха, вынимала со спутанной копны выдранные пряди. Смотрела мне в след… С сожалением и безысходностью.

За считанные секунды мы уже стояли у шкафа. Большого, темного шкафа в спальне. Он провернул ключ и открыл дверь, сдавил запястье так, что я всхлипнула от боли. Одним рывком протолкнул меня внутрь ящика, и запер дверь, так быстро, что я даже не успела попросить его быть с ней сегодня помягче…

☆☆☆☆☆

Прошло несколько часов. Несколько часов ее криков, доносившихся по ту сторону двери. Глаза привыкли к темноте. Только детское сознание не привыкло. Сидела, шатаясь взад – вперёд, и только слушала тяжёлое дыхание….

– Ах-ха-ха-ах-ах… – И периодические гулкие пинки, удары, сопровождаемые криками. Мне почти семь. Я понимала, что происходит. Он делает с ней это… Делает, и бьёт. Прикрывала уши руками, сдавливала. Я не хотела слышать… Не хотела знать! Я ничего не могу! Ничего! Кроме как пытаться побороть страх тьмы, чтобы после не обременять маму хотя-бы этим. Так продолжалось бесконечно долго… Слышала ее всхлипы. И была рада. Пока она всхлипывает. Пока кричит. До тех пор она точно жива….

Время в шкафу проходило не так, как вне. Некоторые моменты тянулись так долго, что казалось, будто миновали месяцы! А потом, потом… Когда ждать становилось невыносимо сложно, сознание будто отключалось. Не чувствовалось течение часов… И хоть сон не приходил, но оставалась одна надежда. Так случалось каждый раз. Каждый раз после всего кошмара. По роговице резал яркий с непривычки свет, и я слышала любимый голос…

– Эви… Эви… Можешь выходить. Всё закончилось… Эви!…

– Эви? Всё закончилось. Мы вам обязательно поможем!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍