Текст книги "Я захватываю замок"
Автор книги: Доуди Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Займитесь викарием, мне нужна передышка, – сказал он с улыбкой.
– Но скоро я вас опять атакую! – весело предупредила хозяйка. Глаза ее искрились, на щеках играл румянец. На удивление цветущая женщина!
– Ну и как тебе первый взрослый прием? – впервые с начала ужина обратился ко мне отец. Впрочем, могла ли я его винить за невнимание?
Он раскраснелся, стал как будто больше, внушительнее; в нем снова проступила величественность, отличавшая его до «десертного» происшествия. Тень ее возвращалась, когда он женился на Топаз, но ненадолго. Боже, а вдруг в нем пробуждаются чувства к миссис Коттон?! Она тем временем опять завела с ним беседу…
Вскоре женщины встали из-за стола и отправились наверх. На лестнице Топаз, взяв меня под руку, тихо шепнула:
– Ты слышала? Ему правда весело? Или притворяется?
Я ответила, что, похоже, он искренен.
– Чудесно, если так. Я рада… – Но голос ее был печален.
Согласно одной из теорий Топаз, женщина не должна ревновать и пытаться удержать мужчину против его воли; однако ей явно не нравилось, что отца взбодрило общество другой.
Спальня миссис Коттон была прелестна: море цветов, новые книги, россыпь прелестных подушек на кушетке, а главное – камин… Какое блаженство иметь камин в собственной комнате! Но больше всего нас поразила ванная с зеркальными стенами и стеклянным столиком, на котором теснилось не меньше полудюжины флакончиков с духами и туалетной водой. (Американцы, кстати, говорят «аромат», а не «духи», что, по-моему, правильнее. И почему в Англии слово «аромат» считают манерным?)
– По мнению Саймона, эта ванная – пощечина особняку, надругательство над старинной архитектурой, – улыбнулась хозяйка. – Но к чему классика в ванной?
– Правда, чудо? – сказала я Роуз.
– Великолепно! – отозвалась сестра едва ли не скорбным голосом: комната нравилась ей до обморока.
Немного приведя себя в порядок, мы отправились в Длинную галерею, тянущуюся через весь особняк (она такая узкая, что кажется длиннее, чем есть на самом деле). Отапливали ее три камина, но было не жарко. Миссис Коттон разговаривала с Топаз, а мы с Роуз бродили туда-сюда, рассматривая картины, статуи и занятные экспонаты в стеклянных витринах. Миссис Фокс-Коттон исчезла сразу после ужина, вероятно, ушла к себе в спальню.
Остановившись у дальнего камина в конце галереи, мы оглянулись на беседующих женщин. До нас доносился лишь звук голосов, слова мы не различали: значит, можно спокойно посекретничать…
– Как провела время за ужином? – спросила я.
– Тоскливо. Мистер Фокс-Коттон мне не понравился, к тому же его интересовала Топаз. Поэтому я сосредоточилась на еде. Блюда изумительные! А о чем вы говорили с Нейлом?
– Немножко о тебе. Он сказал, что ты выглядишь очаровательно, – сказала я.
– И?..
– В основном беседовали об Америке.
Я постаралась в деталях передать его рассказы, особенно о калифорнийском ранчо, – уж очень оно меня увлекло.
– Что? Сплошь коровы и прочий скот? – с отвращением переспросила Роуз. – Он намерен туда вернуться?
– Нет, ранчо продали после смерти отца. Правда, он надеется приобрести собственное, как только сможет себе позволить.
– Разве они не очень богаты?
– Тише, – прошипела я, бросая взгляд в сторону миссис Коттон. К счастью, нас никто не слышал.
– Нейл, видимо, не богат. А у Саймона, похоже, все деньги уходят на содержание особняка. Ладно, нам лучше вернуться.
Когда мы поравнялись со вторым камином в середине галереи, в комнату вошла миссис Фокс-Коттон. Ее облегающее темно-зеленое платье так блестело, что казалось скользким. Точь-в-точь морская водоросль. Звали миссис Фокс-Коттон – не поверите! – Леда. Впервые за вечер мне удалось ее, как следует рассмотреть. Она миниатюрна, почти как я; прямые черные волосы собраны в низкий тяжелый узел; очень смуглая.
И волосы, и кожа какие-то сальные. Топаз говорит, что черты лица изумительно красивы. Я и не спорю – просто ей стоит хорошенько умыться. Изумительность ведь с водой не уплывет?
Мы с Роуз поспешили навстречу миссис Фокс-Коттон, но она легла на диван и открыла книгу в потертой кожаной обложке.
– Не возражаете, я почитаю? – сказала она. – Хочу закончить, а то завтра мы уезжаем в Лондон.
– Что это? – поинтересовалась я из вежливости.
– О, это не для маленьких девочек, – проронила миссис Фокс-Коттон.
Голос у нее дурацкий – тонкий, резкий, блеющий; губы она почти не размыкает, буквально цедит сквозь зубы. Учитывая последующие события, хочу сразу пояснить: именно в тот миг я поняла, что она мне не нравится.
Тут вошли мужчины. Миссис Фокс-Коттон мгновенно отложила книгу. Между отцом и Саймоном, похоже, близился к завершению очередной литературный спор. Наконец-то они всласть наговорились на любимую тему! Мужчины двинулись в разные стороны зала; я невольно обратила внимание на их предпочтения: отец с викарием обступили миссис Коттон, Обри Фокс-Коттон бросился к Топаз, а братья направились к нам с Роуз. Однако миссис Фокс-Коттон, быстро поднявшись с дивана, Саймона перехватила.
– Ты не заметил тут один интересный портрет? Точь-в-точь твое лицо! – сказала она и, взяв его под руку, повела вдоль галереи.
– Я заметила! – встряла я.
Втроем с Роуз и Нейлом мы поспешили следом. Готова спорить, миссис Фокс-Коттон нашей компании не обрадовалась.
Портрет был из числа старейших в галерее (думаю, Елизаветинской эпохи, судя по высокому гофрированному воротничку). Очень простой, только голова и плечи на темном фоне.
– Наверное, из-за бороды, – предположил Саймон.
– Нет, глаза похожи! – возразила миссис Фокс-Коттон.
– Брови! – уточнила я. – Приподнятыми уголками. И волосы… Тоже растут надо лбом вверх.
Саймон поинтересовался мнением Роуз. Оторвавшись от картины, сестра пристально вгляделась в его лицо, будто хотела сравнить каждую черточку. Ее мысли, похоже, занимал далеко не портрет, а сам Саймон; и вот, медленно очнувшись от раздумий, она вдруг заметила, что от нее ждут ответа на вопрос.
– Ну, возможно, совсем слегка… – неопределенно произнесла она.
Мы двинулись обратно. Топаз и Обри Фокс-Котгон тоже рассматривали картины, точнее портреты Коттонов восемнадцатого века.
– Я понял! – воскликнул архитектор, оборачиваясь к мачехе. – Вы – настоящий Блейк [7]7
У. Блейк (1757–1827) – английский поэт и художник.
[Закрыть]. Правда, Леда?
Миссис Фокс-Коттон без особого интереса смерила Топаз долгим оценивающим взглядом и наконец, проронила:
– Если только добавить костям больше плоти…
– А Роуз – Ромни [8]8
Дж. Ромни (1734–1802) – английский художник-портретист.
[Закрыть], – подхватил Саймон, впервые произнеся имя моей сестры. – В ней что-то от леди Гамильтон. Кассандра – Рейнольдс [9]9
Дж. Рейнольдс (1723–1792) – английский исторический и портретный живописец.
[Закрыть]. «Девочка с мышеловкой», разумеется!
– Ничего подобного! – возмутилась я. – Терпеть не могу эту картину. Перепуганная мышка, голодный кот и девочка-изверг! Не имею я с ней ничего общего.
– Но вы ведь отпустите бедную мышку на волю, а кота угостите вкусной сардинкой, – с улыбкой пояснил Саймон, чем немного меня к себе расположил.
Все тем временем придумывали подходящего художника для миссис Фокс-Коттон. Остановились на сюрреалисте Дали.
– И чтобы из ушей выползали змеи, – сказал мистер Фокс-Коттон.
О сюрреализме я не имею ни малейшего представления, но легко могу вообразить выбирающихся из ушей миссис Фокс-Коттон ползучих гадов. Неудивительно, что они спешат убраться от нее подальше.
А потом начались танцы!
– Идемте в холл, – предложил Нейл. – «Виктрола» внизу.
Миссис Коттон, отец и викарий присоединиться не пожелали.
– Нам нужен еще один кавалер! – воскликнула миссис Фокс-Коттон, когда мы спустились на первый этаж.
Я сказала, что танцевать не собираюсь, так как не знаю современных танцев. (У Роуз, правда, тоже с танцами не очень, но все-таки пару раз она танцевала – у тетушки.)
– А какие знаете? – поддразнил меня Саймон. – Сарабанду, куранту, павану?
– Только вальс и польку.
Мать немного учила нас в детстве.
– Я покажу, – предложил Нейл.
Он завел граммофон (кстати, я думала, «Виктрола» – нечто поинтереснее) и вернулся ко мне, но я отказалась от приглашения. Решила посмотреть первый танец со стороны.
– Нет, Кассандра, идемте-идемте, – настаивал он. Но тут вмешалась миссис Фокс-Коттон.
– Оставь, пусть девочка посмотрит, если ей так хочется. Потанцуй пока со мной.
Чтобы избежать дальнейших препирательств, я взбежала вверх по лестнице и уселась на верхнюю ступеньку.
Холл лежал передо мной как на ладони. Роуз составила пару Саймону, Топаз – мистеру Фокс-Коттону. Миссис Фокс-Коттон танцевала великолепно, только прижималась к Нейлу почти вплотную. Издалека платье Роуз выглядело прелестно; жаль, сестра часто путалась в шагах. Топаз держалась прямо и напряженно, словно кочерга (мачеха считает современные танцы вульгарными), но мистер Фокс-Коттон так хорошо вел, что постепенно она расслабилась. Кружащиеся пары – такое чудесное зрелище!
В холле царил полумрак, темные дубовые полы напоминали водную гладь ночного озера. К таинственному запаху старого дома примешивался аромат духов миссис Фокс-Коттон: густой, загадочный, без малейшего цветочного оттенка.
Прислонившись к резным перилам, я слушала музыку. Волшебное ощущение! Я чувствовала себя другой – нежной, прекрасной… Мне казалось, будто в меня влюблено множество мужчин, и я легко могу ответить им взаимностью. В области солнечного сплетения разливалось… не знаю, как назвать… Может, слабость? Пытаясь разобраться в новых приятных переживаниях, я рассеянно разглядывала большую вазу нарциссов у темного незашторенного окна.
И тут кровь застыла у меня в жилах.
За черным стеклом парили два бледных лица.
Миг – и оба исчезли. Я напрягла глаза: может, еще раз покажутся? – но танцующие пары закрыли мне обзор.
Вскоре за стеклом опять замаячили два смутных пятна и, прильнув к окну, превратились в четкие овалы. Пластинка закончилась, танцоры остановились. Лица отпрянули в темноту.
– Саймон, вы видели?! – воскликнул Обри Фокс-Коттон. – Деревенские снова подглядывают! Двое.
– Вот это самое скверное, когда дорога, через которую есть право общего прохода, так близко к дому, – пояснил Саймон Роуз.
– Черт, да какая разница? – отозвался Нейл. – Пусть подглядывают на здоровье!
– В прошлый раз они не на шутку перепугали маму. Если удастся их поймать, попрошу больше так не делать.
Саймон распахнул входную дверь. Я вихрем слетела вниз и бросилась через холл к Коттону. Темнота в парке стояла – хоть глаз выколи. Особенно по сравнению с освещенным крыльцом.
– Не надо их ловить, – прошептала я.
– Да я их и пальцем не трону! – Саймон удивленно улыбнулся мне сверху вниз и, спустившись по ступеням, крикнул: – Кто здесь?!
Неподалеку раздался сдавленный смешок.
– Ага! Они за кедром. – Коттон зашагал к дереву.
Я молилась, чтобы они удрали, но, судя по мертвой тишине, нарушители спокойствия и не думали спасаться бегством.
– Пожалуйста, давайте вернемся… – прошептала я, схватив Саймона за руку. – Прошу вас, скажите, что никого не нашли. Это… Это Томас и Стивен.
Саймон хрюкнул от смеха.
– Наверное, приехали на велосипедах, – расстроенно объяснила я. – Не злитесь, пожалуйста. Просто им хотелось хоть одним глазком взглянуть, как мы веселимся.
– Томас, Стивен! – крикнул он. – Вы где? Выходите же! Поговорим.
Никто не отозвался. Мы направились к кедру.
Тут мальчишки припустили со всех ног, но Томас почти сразу споткнулся о корягу и упал.
– Стойте! – окликнула их я. – Куда вы! Не бойтесь!
Саймон подбежал к Томасу и помог ему подняться. Брат был цел и невредим. По крайней мере, хохотал, как здоровый. Мои глаза уже привыкли к темноте, несколькими ярдами дальше я заметила Стивена; он остановился, но к нам не спешил. Я подошла к нему и взяла его за руку.
– Простите… Мне ужасно жаль, – смущенно пробормотал он. – Знаю, это ужасно.
– Чепуха! – ответила я. – Никто не сердится.
Ладонь у Стивена взмокла – похоже, ему хотелось провалиться сквозь землю.
Услышав наши крики, из дома высыпали остальные.
Примчался Нейл с фонарем.
– Глазам не верю! Стивен, старый приятель! – воскликнул он. – Не бродят ли вокруг дома нынче медведи?
– Никуда я не пойду… Ну, пожалуйста… – прошептал мне Стивен.
Но мы с Нейлом, крепко держа беднягу за руки, потянули его к особняку. Томас, все еще давясь от смеха, охотно пошел сам.
– Нам удалось немножко поглядеть на вас за ужином, – рассказал брат, – а потом вы разом исчезли. Мы уже отчаялись, решили вернуться домой, а вы вдруг спустились по лестнице.
Стивен, красный как рак, от робости не мог вымолвить и слова. Напрасно я все-таки затащила его в дом. А тут еще Роуз подлила масла в огонь.
– Я приношу извинения за их поступок, – сказала она церемонно (думаю, не нарочно, просто от неловкости). – Им должно быть стыдно за свое поведение!
– Не перечьте достопочтенной тетушке Роуз, мальчики! – весело ухмыльнулся Нейл. – Идемте, распотрошим холодильник.
Как заманчиво! Я однажды видела это на фотографии. Мне хотелось пойти с ними, но меня окликнула миссис Фокс-Коттон:
– Что это за паренек? Высокий такой, симпатичный?
Пришлось рассказать ей о Стивене.
– Я должна его сфотографировать! – заявила миссис Фокс-Коттон.
– Прямо сейчас?
Она хмыкнула.
– Разумеется, нет, глупышка! Ему нужно приехать в Лондон. Я профессиональный фотограф. Послушай, спроси его… Впрочем, не надо. – И миссис Фокс-Коттон быстро взбежала по лестнице.
Нейл с мальчиками тем временем ушли. Вот жалость! Несмотря на обильный ужин, я бы еще перекусила. Наверное, желудок привык хронически чувствовать голод. Болтаться по холлу было рискованно: вдруг Саймон сочтет, что обязан со мной потанцевать? Сейчас он вновь кружил в танце с Роуз. Пусть занимается сестрой, решила я и отправилась наверх.
Мне нравилось гулять по дому одной: так лучше проникаешься его духом. Я брела по коридорам, разглядывая развешанные по стенам старые гравюры. Повсюду в Скоутни чувствовалось дыхание прошлого. Как легкая примесь к воздуху. В замке редко такое испытываешь; вероятно, его слишком часто перестраивали, и древние останки теперь чересчур глубоко. А может, нужный настрой в Скоутни создаст красивая мебель.
Я надеялась отыскать галерею по голосам, но всюду стояла тишина. Тогда я высунулась в открытое окно, выходящее во внутренний дворик, – так и сориентировалась: нашла окна галереи, затем окна кухни. Даже увидела Нейла, Стивена и Томаса. Все трое сидели за столом и жевали. Им явно было весело.
Наконец я добралась, куда хотела. Отец разговаривал с миссис Коттон в дальнем конце комнаты, а викарий, лежа на диване у среднего камина, читал книгу миссис Фокс-Коттон. Я рассказала ему о происшествии со Стивеном и Томасом.
– Пойдем поболтаем с ними? – предложил он. – Если только не хочешь со мной потанцевать. Но учти, танцор я неутомимый!
Я ответила, что предпочла бы осмотреть кухню. Викарий, закрыв книгу, поднялся с дивана.
– Миссис Фокс-Коттон сказала, что книга не для маленьких девочек, – заметила я.
– И не для маленьких викариев, – засмеялся он.
Мы отправились вниз (викарий хорошо знает дом еще со времен дружбы со старым мистером Коттоном). Половина прислуги разительно отличалась от хозяйских покоев: тонкие потертые ковры, раздражающе яркий свет, холод – и резкий, ничем не смягченный запах ветхости. Затхлый, сырой, тоскливый.
Но кухня оказалась чудесной! Свежевыкрашенная, беленькая, с чистой эмалированной плитой и огромнейшим холодильником (у тети Миллисенты тоже был холодильник, но старый, постоянно подтекал). Нейл с мальчишками уминали за обе щеки разные вкусности. А рядом, прямо на столе, сидела миссис Фокс-Коттон и оживленно болтала со Стивеном. Когда мы вошли, она как раз протягивала ему визитку. Я успела услышать последние слова.
– Просто назови таксисту этот адрес. Деньги за проезд верну, когда приедешь. Нет… лучше дам сейчас. – Она открыла вечернюю сумочку.
– Ты и правда собираешься фотографироваться? – спросила его я.
Он отрицательно качнул головой и показал мне визитку. Под изящно нарисованным миниатюрным лебедем значилось «Леда. Профессиональный фотограф» и адрес в Сент-Джонс-Вуд.
– Будь хорошей девочкой, помоги его уговорить! – обратилась она ко мне. – Он может приехать в воскресенье. Я оплачу проезд плюс две гинеи за работу. Несколько месяцев разыскивала такой типаж!
– Простите, мэм, я не приеду, – вежливо, но твердо сказал Стивен. – Мне неловко.
– Милостивый боже, ну что здесь неловкого? Я просто хочу сфотографировать лицо. А если я заплачу три гинеи?
– Как, за один день?
Метнув на него короткий проницательный взгляд, миссис Фокс-Коттон быстро проговорила:
– Пять гиней, если приедешь в воскресенье на следующей неделе.
– Стивен, раз тебе не хочется, ты не обязан… – встряла я.
Сглотнув комок в горле, он ненадолго задумался, а потом сказал:
– Мне нужно все взвесить, мэм. А если я приеду позже, вы заплатите пять гиней?
– Можно провести съемку в любое воскресенье, когда тебе удобно. Только напиши заранее – вдруг я буду занята. Напишешь за него, – бросила она мне.
– Он напишет сам, если пожелает, – холодно ответила я, оскорбленная ее предположением, будто Стивен неграмотен.
– Ну, тогда не задерживайте его. Пять гиней, Стивен! Это займет часа два-три, не больше.
И миссис Фокс-Коттон впилась зубами в крыло цыпленка.
Нейл предложил мне перекусить, а я отказалась: аппетит почему-то улетучился.
Стивен заметил, что им с Томасом пора домой.
– Оставайтесь на танцы! – попытался удержать их Коттон, но, почувствовав, как Стивену не терпится уйти, настаивать не стал.
Мы отправились их проводить; велосипеды стояли за домом, поэтому пошли через кладовую. В кладовой висели огромные окорока.
– Старый мистер Коттон всегда присылал нам к Рождеству окорок, – сказал Томас. – Только перед прошлым Рождеством он умер.
Нейл снял с крюка самый большой окорок и протянул его моему брату.
– Держи, Томми.
– Томас, не смей! – Я осеклась: вдруг Нейл назовет меня достопочтенной тетушкой Кассандрой? – Н-ну, раз ты взял…
Откровенно говоря, я бы умерла от горя, если бы Томас отказался от угощения.
В результате окорок перешел в мои руки, на велосипеде брат его бы не довез.
– Поклянись, что не станешь строить из себя леди и не оставишь его потихоньку здесь, – прошипел Томас.
Я поклялась.
Мальчики уехали, а мы вернулись в холл; здесь по-прежнему танцевали.
– Потанцуем, Кассандра? – улыбнулся Нейл.
И закружил меня!
Боже, танец – нечто особенное! Вот если поразмыслить: мужчина сжимает тебе руку, обнимает за талию… и вы просто стоите. Тогда это означает что-то важное, верно? А в танце чужого прикосновения не замечаешь (разве лишь чуть-чуть).
Как ни странно, двигалась я неплохо, но не так легко, чтобы получать удовольствие. Даже обрадовалась, когда музыка закончилась.
Затем Нейл пригласил Роуз, а я чудесно повальсировала с викарием; в конце концов, у нас все завертелось перед глазами, и мы обессиленно упали на диван.
Сестра, видимо, танцевала хуже, чем я, – до меня как-то долетели слова Нейла:
– Не надо добавлять коротенькие шажки.
Представляю, как ее раздражали его замечания! Когда мелодия смолкла, Нейл позвал Роуз в сад подышать свежим воздухом, на что она довольно резко ответила:
– Спасибо, мне не хочется.
И мы отправились в Длинную галерею. Отец с миссис Коттон до сих пор неутомимо беседовали; при нашем появлении хозяйка любезно прервалась и завела разговор на общие темы. Миссис Фокс-Коттон постоянно зевала, похлопывая рот ладошкой, а потом громко извинялась. Вскоре Топаз сказала, что нам пора. Миссис Коттон начала вежливо уговаривать всех остаться, но затем вызвала автомобиль. Казалось, будто уже очень поздно – как на детских праздниках, когда няня уводит первого ребенка (да, мне довелось в детстве немного повеселиться).
В холле я забрала окорок, скромно прикрыв его странной накидкой-бурнусом, одолженной мне Топаз. Удобная штука, пришлась очень кстати.
Братья Коттоны проводили нас до машины и пообещали заглянуть в замок после возвращения из Лондона, куда они уезжали днем позже на две недели.
Итак, званый ужин закончился.
– Великий боже, Кассандра, где ты это раздобыла? – удивился отец, заметив у меня в руках окорок.
Я все ему рассказала. Объяснила, что прятала угощение, опасаясь, как бы меня не заставили вернуть подарок.
– Вернуть? Да ты с ума сошла!
Он взял окорок и попытался прикинуть, сколько он весит, да и мы все начали гадать. Пустая трата времени, конечно, – весов-то нет.
– Ты нянчишь его, как младенца, – рассмеялся отец, когда окорок снова оказался у меня.
Я ответила, что ни одному младенцу в мире так не радовались, как мы окороку.
Все вдруг умолкли, вспомнив о шофере.
Даже дома мы не бросились наперебой обмениваться впечатлениями: каждому будто хотелось тихонько подумать о своем. Мне – точно.
Едва мы с Роуз погасили свет, я погрузились в мысли. Спать не тянуло. Я перебирала в уме события вечера. В воспоминаниях все казалось еще чудеснее… Кроме сцены в кухне, когда миссис Фокс-Коттон попросила Стивена позировать. Интересно, почему меня это разъярило? Почему бы ему не поработать два-три часа за пять гиней? Пять гиней – огромная сумма. Ничего ужасного не произошло: фотограф имеет право приглашать натурщиков. Я пришла к выводу, что веду себя неразумно. И все же злилась.
Роуз тем временем спрыгнула с кровати под балдахином и, открыв окно шире, уселась на подоконник.
– Не спится? – спросила я.
Она ответила, что не пыталась уснуть. Наверное, тоже вспоминала веселье в Скоутни. Вот бы обменяться впечатлениями и заново пережить минувший вечер вместе!
Я пересела к ней на подоконник. В густой ночной тьме глаза различали лишь силуэт сестры.
– Жаль, что я так мало знаю о мужчинах… – неожиданно сказала она.
– Почему? – негромко поинтересовалась я в надежде вызвать Роуз на разговор.
Она долго молчала, словно не собираясь отвечать на мой вопрос. А потом прорвало.
– Я нравлюсь Саймону. Я уверена! Но ему наверняка нравились многие девушки. Это не значит, что он непременно сделает предложение. Если б я знала, как правильно себя вести!
– Роуз, а ты задумывалась, что такое брак? – отозвалась я.
– Да, как раз сегодня вечером. Когда смотрела на Саймона, сравнивая его с портретом. И вдруг представила себя с ним… в одной кровати…
– Ну, ты выбрала момент! – прыснула я. – Кстати, я заметила, что твои мысли бродят непонятно где. И как?..
– М-м-м… странно, конечно. Но терпимо.
– Роуз, это из-за денег?
– Не уверена, – задумчиво ответила она. – Если честно, я не… Я сама себя не понимаю. Нравиться мужчинам – это так приятно, так будоражит. Это… Впрочем, тебе не понять.
– Ну почему же? – Я собралась рассказать ей о Стивене, но сестра вновь заговорила.
– Он мне нравится. Правда. Такой обходительный… С ним я впервые почувствовала, будто что-то значу. Он привлекателен, согласна? По-своему, конечно. Ну, глаза хороши. Осталось к бороде привыкнуть…
– Может, выберешь Нейла? Он добрый, и лицо симпатичное, безо всякой растительности.
– Нейла?! – пренебрежительно фыркнула Роуз (похоже, он взбесил ее куда больше, чем мне показалось). – Нет уж, бери его себе.
Именно тогда эта мысль впервые и пришла мне в голову. Не всерьез, разумеется! Хотя… пожалуй, стоило на досуге обдумать возможные перспективы.
– Вот бы уговорить Саймона побриться! – продолжала сестра. – Впрочем, какая разница? – В ее голосе зазвенели металлические нотки. – Я бы вышла за него, даже если бы ненавидела лютой ненавистью. Кассандра, тебе встречалось что-нибудь столь же прекрасное, как ванная миссис Коттон?
– Уйма всего! – твердо сказала я. – Даже самая распрекрасная ванная в мире не стоит брака с ненавистным бородачом.
– Почему ненавистным? Говорю же: он мне нравится. Я почти…
Умолкнув на полуслове, она вернулась в кровать.
– Возможно, ты определишься с чувствами, когда он тебя поцелует, – предположила я.
– Не могу же я поцеловаться с ним прежде, чем он сделает предложение, – решительно сказала Роуз. – Иначе он его вообще не сделает. Уж это я знаю!
Как она все-таки старомодна в таких делах! Однако свое мнение я оставила при себе.
– Тогда я помолюсь, чтобы ты влюбилась в него по-настоящему, а он – в тебя.
– Я тоже. – Роуз спрыгнула с кровати.
Мы горячо помолились, причем сестра молилась намного дольше меня; я уже укладывалась спать, а она все стояла на коленях.
– Роуз, ложись, – не выдержала я. – Сама же знаешь, довольно упомянуть главное. Долго молиться – все равно, что канючить.
Вертелись мы, наверное, полночи. Я пыталась придумать ободряющую реплику от лица мисс Блоссом, но на ум ничего не шло. За окном заухала сова. Я представила летающую над темными полями птицу и немного успокоилась – пока не вспомнила, что совы охотятся на мышей. Я люблю сов. Жаль, Господь не создал их вегетарианками.
Роуз сидела на постели, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Не тряси кровать. Сломаешь последние пружины, – заметила я.
Однако она продолжала качаться.
Я тщетно пыталась задремать. Часы на годсендской церкви пробили два; вскоре послышалось ровное, спокойное дыхание Роуз.
Следом уснула и я.
