Текст книги "Я захватываю замок"
Автор книги: Доуди Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Я поспешно схватила выплывшее из-за края ширмы полотенце. Не попросить ли заодно и одежду?.. Но тут в очередной раз распахнулась дверь.
– Саймон, а я тебя всюду ищу! – сказал «американский голос». – Чертовски странное место! Я только что видел привидение.
– Глупости, – хмыкнул бородач.
– Да честное слово! Видел прямо с аллеи! Я направил фонарь в сторону холма, смотрю – белая фигура! Р-раз – и исчезла за башней.
– Наверное, лошадь.
– Ничего подобного! Не лошадь. Существо вертикальное, двигалось на двух ногах. Хотя… ног-то и не было… Черт! Может, я схожу с ума?
Видимо, сапоги Топаз не снимала.
– Хватит ужасы рассказывать, – прошептал бородач. – За ширмой ребенок. Купается.
Тут я громко попросила передать мне одежду и протянула из-за рамы руку.
– Гос-споди… – поперхнулся американец. – Зеленый ребенок! Тут что, дом Ашеров?
– Я не вся зеленая. Просто мы красили вещи, – пояснила я.
– Это не ваши привидения по холму разгуливают? – поинтересовался американец.
– Не слушайте его, – сказал бородач, протягивая мне одежду. – Никого он не видел.
– Ну почему? – возразила я. – Может, и видел. Только не привидение, конечно, а мою мачеху. Она общается на насыпи с природой.
Я наконец встала с колен в полный рост и, завернувшись приличным образом в полотенце, высунула голову из-за края ширмы. У бородача округлились глаза.
– А я-то решил, что вы помладше… – растерянно проговорил он.
Забирая одежду, я рассмотрела и второго гостя. Его лицо соответствовало голосу – такое же моложавое и приятное, причем странно знакомое. Наверное, такой типаж мне известен по американским фильмам. Не главный герой, конечно, а, к примеру, брат главной героини. Или рабочий на автозаправке.
Он перехватил мой взгляд.
– Здравствуйте-здравствуйте! Расскажите-ка подробнее о вашей безногой мачехе – да и об остальных домочадцах. Нет ли у вас иной занятной родни? Прекрасной сестры, носящейся по лесам на лошади с арфой в руках?
И тут наверху зазвенели струны лютни – Топаз, очевидно, проскользнула в дом через парадный вход. Молодой американец, засмеявшись, радостно заметил:
– Вот, полагаю, и она!
– Это не арфа, а лютня, – поправил его бородач.
– Потрясающе! Замок, лютня…
На лестнице внезапно появилась Роуз, облаченная в «средневековое» зеленое платье с расклешенными рукавами. Не догадываясь, что внизу гости, она ликующе воскликнула:
– Кассандра, полюбуйся!
Мужчины обернулись – и Роуз застыла на верхней ступени точно вкопанная.
А Топаз, в кои-то веки не фальшивя, все наигрывала дивную мелодию «Зеленые Рукава» [5]5
«Зеленые Рукава» (англ. Greensleeves) – старинная английская песня о неверной возлюбленной по прозвищу Зеленые Рукава.
[Закрыть].
Позже. Опять в сарае на ворохе соломы.
Растерянную сестру пришлось бросить на лестнице и идти обедать – Топаз позвонила в колокольчик. Сегодня готовить ей было некогда, поэтому мы ели холодную брюссельскую капусту с холодным рисом. Не очень вкусно, зато сытно. Обедали в гостиной, начищенной до блеска, а точнее, едва не до дыр. В комнате стоял жуткий холод, даже растопленный камин не помогал; давно заметила, что в чересчур чистых комнатах всегда чересчур свежо.
Роуз и Топаз сейчас осматривают кусты, выискивая, из чего можно соорудить букеты. Если ничего не найдут, то поставят в кувшины голые ветви и, как сказала мачеха, привяжут к ним что-нибудь забавное. Меня это, правда, ни капли не забавляет: оставили бы ветки как есть – Топаз ведь сама ценительница наготы.
Все мы делаем вид, будто повторного визита Коттонов в ближайшее время не ждем, хотя в глубине души безумно надеемся на скорую встречу. Да, под стенами замка увязли Коттоны из Скоутни! Они накануне приехали в Англию и спешили в поместье. Как я сразу не догадалась? Ведь знала же, что наследник – американец.
В начале двадцатого века младший из сыновей старого мистера Коттона уплыл в Штаты (после грандиозного семейного скандала, полагаю) и принял американское гражданство. Шансов заполучить Скоутни у него, казалось, не было… Однако жизнь непредсказуема: два старших брата погибли на войне, а третий, уже с собственным сыном, двенадцать лет назад разбился на машине. Тогда сын-американец попытался помириться с отцом; в ответ старый джентльмен потребовал, чтобы тот вернул себе британское подданство, иначе видеть его не желает. Сын на условие не согласился, а год назад умер; в Скоутни приехали его сыновья.
Бородач Саймон только-только уговорил дедушку принять его, как тот скончался. Бедный одинокий старик! Так грустно…
Второго зовут Нейл. Говор у братьев разный потому, что старший, Саймон, жил с матерью в Бостоне и Нью-Йорке, а младший рос в Калифорнии на ранчо у отца. (Видимо, родители развелись. Миссис Коттон сейчас в Лондоне, но скоро приедет в Скоутни.)
Отец утверждает, будто у Саймона тоже американский акцент – просто в Америке диалектов еще больше, чем в Англии; его британский английский хорош, но несколько устарел. Голос у старшего брата изумительный! И все-таки мне нравится Нейл.
Какая жалость, что наследник Саймон! Роуз с первого взгляда возненавидела его бороду. Может, удастся ее сбрить?
Неужели я всерьез считаю, будто моя сестра выйдет замуж за мужчину, которого видела раз в жизни да еще противного внешне? Хм… Пожалуй, отчасти всерьез, отчасти фантазирую. Наверное, в такую игру играют все девушки, встретив подходящих молодых людей. Тем более братья такие… чудесные!
Да, без чудес нашей семье не обойтись. Особенно Роуз. Интересно, нужно ли такое чудо мне? Заглянув себе в душу, поняла: не нужно. Лучше умереть, чем выйти замуж за одного из славных Коттонов.
Чепуха! Разумеется, лучше выйти замуж за обоих, чем умереть.
Кстати, до чего ужасно мыслят девушки: мечтают о браке, не успев даже влюбиться. Причем большинство не осознает, что такое супружество. Хотя я ведь сужу в основном по книжным героиням – кого я знаю в жизни, кроме Роуз и Топаз? Но персонажи романов очень правдоподобны. Взять, к примеру, Джейн Остен. Пять дочерей Беннетов из «Гордости и предубеждения» с начала книги только и ждут, как бы заловить холостяков из Незерфилд-парка, но ни одна не размышляет о сущности брака. Неужели Роуз такая же?
Надо бы заставить ее всерьез над этим подумать, пока она не наделала глупостей. К счастью, я разбираюсь в подобных вещах – с такой мачехой, как Топаз, чего только не узнаешь! Словом, мне известно обо всех сторонах супружеской жизни. Но меня они не очень-то занимают.
* * *
Итак, на вершине лестницы, ошеломляюще прекрасная, появилась Роуз. Вылитая Беатриса в «Эсмонде»! Только Беатриса не спотыкалась о подол юбки и не хваталась за перила зелеными пальчиками.
Впрочем, все сложилось как нельзя лучше. Сестра явно решила произвести на Коттонов впечатление и двинулась вниз грациозной, но немного жеманной походкой. А потом на третьей от конца ступеньке чуть не упала. К счастью, ее подхватил Нейл. После этого все вдруг расслабились: разом заговорили, засмеялись… В том числе сестра, от ее манерности не осталось и следа.
Пока я торопливо натягивала одежду за простынями, Коттоны представились и объяснили, что в Англию прибыли несколько дней назад.
Интересно, каково это – ехать ночью в незнакомое место, в особняк вроде Скоутни? Собственный особняк! На секунду я увидела окружающий мир глазами Саймона: английская глушь, полузатопленная равнина, неожиданно вырастающий впереди удивительный замок, озаренное светом окно… Готова спорить, перед тем как вернуться сюда без брата, он заглянул в кухонное окно над раковиной. Картинку я будто взяла прямиком из его головы, потому что в тот же миг Саймон произнес:
– Я не поверил глазам: неужели кухня настоящая? Точь-в-точь ксилография из старых сказок!
Надеюсь, Роуз напомнила ему сказочную принцессу. Да она и выглядела как принцесса: очаровательная, непосредственная, улыбчивая. Ее смех звенел, точно серебряный колокольчик. Волшебная перемена! Ничего общего с мрачной, отчаявшейся девушкой, какой сестра была всего полчаса назад. Я вспомнила о желании, загаданном на дьяволе-ангеле. И тут произошло нечто странное…
Саймон Коттон смотрел то на Роуз, то на кухню с равным восторгом. Его внимание привлекла каменная голова над очагом (я уже оделась). Он достал фонарь, посветил вверх, а затем отошел к узкому окну в самом темном углу комнаты. Фонарь вдруг погас. Саймон повернул его к себе, чтобы проверить лампу, и он снова вспыхнул. На стене выросла черная тень – Саймонов профиль с удлиненной остроконечной бородкой. Один в один дьявольский лик!
Роуз тоже это заметила и тихо охнула. Старший Коттон быстро поднял на нее глаза, но тут всех отвлек жуткий грохот: из-под зеленых простыней, опрокинув сушильные рамы, выскочил Абеляр. В последний момент с укоризненным возгласом: «Аб!» – я успела их подхватить. Гостям же послышалось «ад». Пришлось объяснять, что преисподняя ни при чем, Аб – сокращенно от Абеляра.
Зловещая тень не шла у меня из головы. Чепуха, разумеется! Глаза у Саймона добрые, добрее не встречала. Однако Роуз суеверна. Интересно, как с деньгами у младшего брата? Он тоже был с сестрой очень обходителен… И довольно мил со мной.
Наконец – о ужас! – Саймон спросил, наш ли это замок?
– Нет. Ваш! – ответила я и торопливо добавила, что аренда у нас еще лет на тридцать.
Только действителен ли договор, если арендатор не платит?.. Разумеется, о деньгах я упоминать не стала: это было бы не к месту.
Мы болтали уже минут двадцать, когда спустилась Топаз, в старом твидовом пиджаке и юбке. Твидовый костюм она надевает редко даже днем, а вечером – никогда. Он ее мертвит, превращает интересную бледность в бесцветность. Словом, наряд мачехи меня удивил. А ведь Топаз наверняка слышала через приоткрытую дверь, кто у нас в гостях. Зачем она так себя изуродовала? Конечно, я ничего не сказала. Может, она надеялась, что твид придаст нашему семейству аристократичности?
Братья представились; Топаз немного с ними побеседовала, но как-то очень сдержанно. И что с ней стряслось? С чего такая подавленность?
Мачеха начала готовить какао – большего мы предложить не могли, разве только воду; остатки чая, скорее напоминавшие порошок, я заварила на ужин Томасу.
Подобные пиршества мы, разумеется, обычно не устраиваем. По крайней мере, без повода. Какао достаем, если кто-то, например, болеет или по случаю примирения после ссоры. Мне стало грустно: похоже, Томасу и Стивену вкусного напитка не перепадет – они ушли на ферму за лошадьми. И отца нет. А тут столь редкая возможность лишний раз перекусить! Звать бесполезно, знакомиться с гостями он не пожелает. Даже если б спустился за печеньем, то, услышав голоса, еще в спальне повернул бы обратно.
Дверь неожиданно распахнулась. Вошел отец. Ясное дело, под дождем от караульни к дому проще пробежать через двор, чем осторожно пробираться по стене. Наброшенный на голову плед закрывал отцу обзор, и отец, не стесняясь, бранил погоду и задымившую керосинку. Коттонов он заметил, лишь столкнувшись с ними нос к носу.
Топаз, сразу оставив какао, громко с гордостью произнесла:
– А это мой муж, Джеймс Мортмейн.
И произошло чудо! Саймон Коттон обрадованно воскликнул:
– Но как… Нет, не могу поверить! Это же вы написали «Борьбу Иакова»?
В глазах отца плеснулось странное выражение. Прямо отчаянное. Будто нежданные гости загнали его в угол.
– Ну, я… – настороженно ответил он.
По заинтересованным ноткам в его голосе я вдруг поняла: отцу невероятно приятно, просто не верится в реальность происходящего. Так, наверное, выглядит потерпевший кораблекрушение, заметив на горизонте судно.
Саймон пожал ему руку и, представив брата, спросил:
– Нейл, ты ведь помнишь «Борьбу Иакова»?
– Конечно, – отозвался он. – Такой яркий персонаж!
Нейл, видимо, решил, будто Иаковом зовут героя книги, хотя подразумевался библейский Иаков, боровшийся с ангелом. Зато Саймон рассуждал о романе так, словно вот-вот перевернул последнюю страницу. Постепенно выяснилось, что изучал он его в колледже несколько лет назад.
Отец сначала нервничал, неловко кутался в плед, но по ходу беседы расслабился, разговорился – старший Коттон едва успевал вставлять в его монолог короткие замечания. Наконец, отбросив мокрый плед, будто досадную помеху, отец шагнул к столу и потребовал какао.
О какао! Чудеснейший в мире напиток! По крайней мере, на мой вкус.
За столом беседа стала общей. Отец подшучивал над нашими зелеными руками, а Нейл Коттон хохотал до упаду над блюдом в ванне. Роуз, само очарование и кротость, улыбалась гостям пленительнее и пленительнее, а затем села у огня, взяв на руки золотистого, как ее кудри, Абеляра. Коттоны то и дело подходили его погладить. Их восхищало абсолютно все. Например, когда Элоиза забралась спать на крышку медного котла, Нейл объявил, что более смышленой собачки в жизни не видел. Разговор в основном поддерживали гости и отец; я изредка вставляла реплику-другую – и каждую Коттоны находили забавной.
Беседа лилась гладко; я все время молилась, чтобы Саймон не задал самый кошмарный вопрос. И он его задал:
– Так когда ожидать новый шедевр – продолжение «Борьбы Иакова»?
Боже, что делать? Опрокинуть какао? Но уж очень хочется его выпить…
Пока я боролась с жадностью, отец коротко, без злости, без горечи, обронил:
– Никогда.
Просто выдохнул одно слово. И будто сжался: голова поникла, плечи ссутулились. Вряд ли остальные заметили эту перемену.
– Разумеется, если подумать, продолжения и быть не может, – неожиданно сказал Саймон и, поймав холодный взгляд отца, быстро продолжил: – К таким книгам ничего нельзя прибавить или убавить. Они серьезно влияют на работы других писателей, но для создателя подобная книга – пройденный этап, завершенная, цельная идея, из которой уже ничего не развить.
Мы с Топаз встревоженно уставились на отца.
– А я уверена… – попыталась возразить мачеха, но отец ее перебил.
– По-вашему, такие писатели – авторы одного романа? – тихо спросил он.
– Боже упаси! – отозвался Саймон. – Я лишь хочу сказать, что ошибся со словом «продолжение». В мире искусства писатели – в известном смысле, единственные истинные творцы. Из глубины души за раз они извлекают один неповторимый шедевр… Целое ожерелье, не жемчужину! А затем снова уходят на дно, чтобы вынести на свет новое сокровище. Возможно, Господь создал иные миры, но не в дополнение к этому.
Несмотря на пышность и книжность, звучало искренне. Но я не поверила. За словами чувствовалась пустота. Тактический ход, чтобы по-доброму сгладить неловкость. Быстро же Саймон уловил напряженность момента! Самое странное, отца его речь, похоже, впечатлила. Он тряхнул головой, словно ему в голову пришла новая мысль, но, ничего не сказав, задумался. Очнулся лишь от вопроса Саймона о третьем сне в «Борьбе Иакова». Таким оживленным я его не видела с того года, как они поженились с Топаз. Рассказывал отец не только о себе и романе – он втянул в беседу всех, а особенно часто обращался к Роуз, так что Коттоны постоянно оборачивались к ней, причем с явным удовольствием.
Нейл сидел на медном котле рядом с Элоизой, почти не принимая участия в разговоре, а разок дружески мне подмигнул.
Наконец прибежал Томас и сообщил, что Стивен ждет на улице с лошадьми. (Брату какао перепало, на Стивена уже не хватило; тогда я оставила для него половину своего напитка и, чтобы не остыло, придвинула кружку к огню.) Мы с отцом поспешили вслед за Коттонами во двор: никогда не видела, как вытаскивают машину! Роуз не смогла пойти из-за длинного платья, а Топаз это не интересовало. Поднялась приятная суматоха: плясали лучи фонариков, все смеялись, подбадривали гиканьем лошадей – и автомобиль благополучно выкатился на дорогу. Прощались мы второпях; братья пообещали, что скоро увидимся, – по-моему, вполне серьезно.
Стивен и Томас повели лошадей обратно на ферму, а мы с отцом, увязая в грязи, устало побрели под дождем к дому. Темень стояла хоть глаз выколи. Керосиновый фонарь забрали мальчики. Стоит ли объяснять, что карманных фонариков в нашем хозяйстве давно не водилось?
Отец, прямо-таки лучась весельем, крепко сжимал мою руку. Я поинтересовалась его мнением о Коттонах.
– Ну, – усмехнулся он, – вряд ли они станут докучать нам с оплатой аренды. – А затем восхитился американской энергичностью и рассказал об интересных случаях, произошедших с ним во время лекционного тура. Саймон Коттон напомнил ему Генри Джеймса – этакий сорт американцев, страстно влюбленных в Англию.
– Скоутни повезло, из него выйдет прекрасный хозяин.
Кстати, я пыталась прочесть роман Джеймса «Что знала Мейзи» еще в девять лет – решила, будто книга детская. К сожалению, красивое темно-фиолетовое собрание сочинений Генри Джеймса тоже давно продано.
Когда мы вернулись в замок, отец отправился в караульню, а я бросилась к Топаз и Роуз. Обе весело болтали. По мнению мачехи, Роуз сразила братьев наповал. На случай, если Коттоны пожалуют очень скоро, решили завтра же навести порядок в гостиной, а Топаз собралась перешить для Роуз еще одно платье – магазинное, лондонское, которым та всегда восхищалась.
– И отцу они, кажется, понравились, – заметила я. – Ну разве не чудо?
В заднем окне караульни вырисовывался его темный силуэт – склоненная над письменным столом фигура.
– И правда – чудо! – отозвалась Топаз. – Он опять хочет писать!
Тут вернулись Стивен и Томас. Еле заставила Стивена выпить припасенное какао! Кружку он взял только после угроз вылить напиток в раковину. И все разошлись по спальням.
Роуз вытряхнула из шкафа свои наряды и с надеждой начала примерять их на мисс Блоссом: вдруг они не так уж плохи? Увы! Платья оказались еще хуже, чем ей представлялось.
Только это не испортило сестре настроения. Мы говорили, говорили и говорили…
– Роуз, не стоит увлекаться, – строго сказала я, усаживаясь на кровати. – Мы замечтались. А зря! Конечно, званые вечера и прочие пикники – это чудесно. Я буду рада, если нас пригласят, но… Роуз, ты готова выйти замуж за бородача?
– Хоть за черта с рогами, если у него есть деньги! – отозвалась сестра.
Похоже, она вспомнила тень Саймона Коттона, но ни словом о ней не обмолвилась. Ну, и я не стала. Лучше не затрагивать эту тему, если на кону брак с состоятельным мужчиной.
Когда мы задули свечи, я вызвала на разговор мисс Блоссом. Никогда не знаю, что она скажет, – сначала нужно поверить, будто она действительно говорит. Я поинтересовалась ее мнением о вечерних событиях.
– Что ж, крошки мои, – ответила она, – в вашей жизни новая полоса, глупо отрицать. Теперь уж постарайтесь, не упустите шанс! Старые тряпки, которые вы на меня вешали, здесь не помогут. Просто вымойте волосы и руки. Над зелеными пальцами можно посмеяться лишь один раз. А теперь выспитесь, как следует! Для свежего цвета лица.
Совет относительно краски Роуз приняла к сведению – все утро нещадно скребла руки, пока не оттерла их дочиста. На том чистящий порошок и закончился. Придется мне ждать, когда краска сойдет сама; она уже посерела и напоминает обычную грязь. Ой, а потру-ка я ладони наждачной бумагой! После чая.
До чего быстро все может измениться! Еще вчера, в это же время, жизнь казалась пустой и унылой – и вдруг мы встретили Коттонов. Да и весна теперь чувствуется по-настоящему. На терновнике набухли бутоны.
* * *
Как забавно: стоит повернуть голову – и в оконце появляется другой участок дороги. Словно меняющиеся в раме картины. Только обнаружила. Занятная игра!
О господи! Они здесь!.. Коттоны!.. Вышли из-за поворота. Ох, что же делать? Что делать?
* * *
Прошагали мимо. И Роуз с Топаз не предупредишь! Выйду из сарая – увидят. По крайней мере, обе вернулись в дом: сестра играла на рояле, я слышала. Но как они одеты?.. Боже, Роуз собиралась мыть голову! Кто бы подумал, что Коттоны явятся прямо сегодня?!
Затаив дыхание, я прильнула к щели у дверной петли, затем снова вскарабкалась на ворох соломы и проводила братьев взглядом до самых ворот. Может, вернуться домой? До смерти хочется! Но на чулке огромная дыра, а платье в пыли…
* * *
Минуло, наверное, полчаса с тех пор, как я написала предыдущую строчку.
Никуда я не пошла. Просто лежала и представляла, как они сидят в гостиной у пылающего камина. Ничего страшного, если Роуз вымыла голову – с влажными волосами она тоже очень красива. Хорошо, что я осталась в сарае: иногда меня не унять, когда разговорюсь. Нужно строго следить за языком, чтобы не отвлекать внимание от сестры.
Постоянно себе твержу: это не сон, это не сон… Мы действительно встретили двух холостяков. И мы им нравимся! Ясное дело. Иначе они не вернулись бы так скоро.
Мне даже писать не хочется. Лежала бы себе и думала, думала… Нет, кое-что записать нужно. Об ощущениях. Я обожаю незаметно разглядывать людей. Едва на аллее появились Коттоны, у меня возникло странное чувство, будто мы с ними в разных мирах. Часто я рассматриваю с улицы собственную семью. Через освещенное окно. Они кажутся другими – как зеркальные отражения комнат…
Не могу описать словами! Только начала – и все ускользнуло.
Днем борода Саймона Коттона выглядит еще нелепее: он ведь не старик! Ему, вероятно, меньше тридцати. Брови у него изогнуты и чуть приподняты. Прекрасные зубы, пухлые выразительные губы. Даже странно видеть среди волос «голый» рот. С чего такая любовь к бороде у молодого человека? Может, прячет шрам? Нейл Коттон очень симпатичный, хотя ничего особенного в его лице не выделишь. Вьющиеся, густые волосы. Здоровый румянец. Саймон бледноват. Оба высокие; старший немного выше, младший немного шире. Внешне, как и говором, Коттоны ничуть не похожи – со стороны и не подумаешь, что братья.
Саймон одет в твидовый костюм, истинный англичанин. На Нейле пальто. В жизни такого не видела! Спинка и перёд в клеточку, а рукава однотонные. Может, его сшили из двух старых пальто?.. Надеюсь, я не права: иначе напрашивается печальный вывод, что Нейл беден, а Саймон – скряга. Да и пальто какое-то вызывающе новое. Наверное, в Америке так модно.
Они выходят из замка! Может, подбежать? Поздороваемся.
Нет, с грязными руками не до приветствий.
* * *
Случилось ужасное… Невероятно ужасное, даже писать не могу. Как они смели, как смели?!..
Я слышала их разговор.
Они шли в сторону сарая.
– Черт, Саймон, вовремя ты ноги унес, – усмехнулся Нейл.
– Просто непостижимо! – воскликнул брат. – Вчера вечером она производила совсем другое впечатление. – И, оглянувшись на замок, добавил: – Великолепное место! Но для жизни непригодно. У них явно ни гроша за душой. Стоит ли винить бедняжку?
– Разве лишь за то, что чертовски откровенна, – ответил Нейл. – А это нелепое платье! Да еще средь бела дня. Забавно, вчера она мне в нем понравилась.
– Мачеха приятная. Ей, кажется, было так же неловко, как и мне. Господи, девчонка чуть не вогнала меня в краску!
– Не нужно с ними общаться, Саймон. Если завяжем с семейством дружбу, эта красавица может поставить тебя в двусмысленное положение.
– Да, пожалуй, – согласился он.
Говорили Коттоны негромко, но в полуденной тишине до меня долетало каждое слово. Поравнявшись с сараем, Нейл сказал:
– Жаль, что мы не видели младшую. Интересная девчушка.
– Несколько сознательно наивна, не считаешь? – ответил Саймон. – Кого мне действительно жаль бросать на произвол судьбы, так это старика. Как бы ему помочь? Хотя, что спасет безнадежного пьяницу…
Убила бы их голыми руками! Отцу еды не на что купить, не говоря уже об алкоголе! Наслушались лживых сплетен. У кого только язык повернулся обвинить отца в пьянстве? И он не старик, ему даже пятидесяти нет!
Дальнейшего разговора я не слышала.
Надо было все-таки выскочить из сарая и поколотить их! Увидели бы, как я сознательно наивна!
Что же натворила Роуз? Пойду-ка домой.
* * *
Восемь часов. В гостиной.
Ушла подальше от Роуз. Она сейчас в кухне: сушит волосы и делает маникюр заточенной спичкой. И болтает, болтает без умолку. Не представляю, как Топаз это терпит, особенно после нашего разговора…
Да, я не выдержала! Может, и промолчала бы, не застань я Топаз одну, но чего не случилось, того не случилось. К тому же у меня на лице все было написано.
Я начала шепотом объяснять, почему расстроена, а мачеха, оборвав мои излияния, потащила меня в сад. В доме и правда не посекретничаешь, насквозь прослушивается. Со второго этажа на весь сад разносилось звонкое пение Роуз, поэтому заговорили мы только за мостом, немного поднявшись на насыпь.
Вопреки ожиданиям Топаз не рассвирепела (об отце я, разумеется, ни словом не обмолвилась). Даже не удивилась. По ее словам, Роуз приметила Коттонов из окна спальни и, невзирая на уговоры, бросилась наряжаться в вечернее шелковое платье. (Можно подумать, вечерние платья надевают ежевечерне!) А потом так глупо себя вела – чуть не вешалась Саймону на шею.
– Чересчур с ним любезничала?
– Это было бы полбеды! Нет. Роуз страшно жеманничала, строила глазки, хлопала ресницами. Только веера не хватало, чтобы шлепнуть им Саймона с возгласом «фи!». Пожалуй, лет сто назад подобные манеры сражали мужчин наповал…
Картина представилась как наяву! Таких премудростей сестра явно набралась в старинных романах. Мы ведь не видели современных женщин – разве только Топаз. Но подражать мачехе ей и в голову не пришло бы. Бедная, бедная Роуз… В отличие от меня она даже картинок с современными девушками не видела.
– Они не вернутся, – вздохнула Топаз. – Я сразу поняла. Даже если бы ты не пересказала мне их разговор.
Я ответила, что Коттоны нам и даром не нужны, – наверное, они злые люди, раз так говорят. Мачеха со мной не согласилась.
– Чепуха! Роуз сама виновата. Мужчины не против когда им открыто выказывают симпатию, но когда явно пытаются завлечь, сразу убегают. А Роуз так себя и вела: встряхивала волосами, бросала на Саймона зазывные взгляды – и столь откровенно… Если бы Мортмейн сидел с нами, то быстро привел бы ее в чувство насмешливыми шуточками. И сам поддержал бы с братьями разговор. Ч-черт! – вдруг охнула она.
На прогулку вышел отец. Впервые за несколько месяцев.
Топаз вспомнила, что Саймон Коттон принес для него книгу известного американского критика. Одно эссе посвящено «Борьбе Иакова».
– Возможно, Саймон вернется… Чтобы поговорить с Мортмейном, – предположила мачеха.
Но я-то знаю истинное положение дел…
Сгущались сумерки. В освещенном окне кухни мелькнула Роуз.
– Расскажем ей? – спросила я.
Топаз ответила, что не стоит.
– Вот если нас когда-нибудь пригласят в Скоутни, тогда и попытаемся ее образумить.
Но нас, конечно, не пригласят.
Топаз обняла меня, и мы побрели вниз. Идти было неудобно, я никак не могла приладиться к широкому шагу мачехи. У подножия насыпи она обернулась и, глядя на чернеющую в сумерках башню Вильмотт, бархатистым голосом произнесла:
– Правда, красиво?
Неужели после такого разговора ее действительно волнуют красоты пейзажа?
Кстати, однажды Топаз нарисовала башню: черная скалка на перевернутой зеленой форме для пудинга.
* * *
Свеча догорает. В гостиной все холоднее и холоднее; камин потух несколько часов назад, но писать в кухне рядом с Роуз выше моих сил! Не могу равнодушно на нее смотреть. Она точно крыса в западне – надеется на побег, а я знаю, что выхода нет. Конечно, крыс в западне я не видела, да и Роуз себя пленницей не считает… Ладно, сейчас не до придирок к метафорам.
Дверь приоткрылась, вошла Элоиза и ласково меня лизнула; очень мило с ее стороны, но мокро. Бррр! По коже побежали мурашки. Я поспешно вытираюсь. Теперь мне слышно, о чем говорят на кухне, даже лучше, чем хотелось бы. Отец взволнованно рассказывает, что американский критик обнаружил в романе подтексты, которых на самом деле нет, и возмущается наглой самонадеянностью литературоведов. Его явно греет мысль о предстоящей беседе с Саймоном Коттоном.
Роуз оживилась еще больше. Насвистывает! Скверно.
В гостиную заглянул Стивен, набросил на меня пальто. Оно пахнет лошадьми.
Неужели я сознательно наивна? Возможно. Наверное, и дневник мой наивен. Впредь буду придерживаться суровой прозы, без прикрас. Впрочем, с дневником покончено. Я исписала всю тетрадь, даже обе обложки с внутренней стороны, теперь пишу поверх текста; вряд ли эту мешанину удастся расшифровать.
Всего двадцать четыре часа назад Коттоны застали меня в ванне…
Топаз зовет пить какао.
Чудесный, умиротворяющий напиток! Сегодня не такой вкусный – на воде; молоко выпили Коттоны, чая ведь нет. Ладно, не беда, какао прекрасно в любом виде.
Нет, сердце кровью обливается: Роуз ведь решит, будто мы празднуем. Только нам с Топаз известно, что это поминальная трапеза.
КОНЕЦ
ЗАКРЫВАЕМ ТЕТРАДЬ
