Текст книги "Лучшая песня"
Автор книги: Дороти Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Правда? Наверное, просто устала.
– С Лореном у тебя все в порядке?
– Почему ты спрашиваешь? – насторожилась Дорис.
– Не хотелось бы, чтобы у тебя возникли неприятности из-за этой истории с письмами и всем прочим. В фирме знают, что тебе кто-то не дает прохода?
– Да, им это известно.
– Ну и хорошо. И они ничего тебе не сделали? Не уволили?
– Да нет. А почему меня должны были уволить?
– Ну, не знаю... Просто беспокоюсь за тебя, и все.
– Спасибо тебе. Моника?
– Да?
Дорис собиралась расспросить подругу о том, не слышала ли та что-нибудь о других претендентках на участие в рекламном ролике авиакомпании, но передумала.
– Неважно. Ничего.
Они поболтали еще несколько минут, ни разу не упомянув об Итане. Может быть, он ничего не сказал Монике об их встрече, подумала Дорис. А почему она сама ни словом об этом не обмолвилась? Потому что ее отношения с Итаном никого не касаются. Конечно, это не Моника портит ей жизнь. Но все-таки до поры до времени лучше помалкивать.
Утром у ее порога валялся мохнатый игрушечный кот с изуродованной мордочкой. С трудом подавив приступ дурноты, Дорис поторопилась выбросить его. А на следующий день она обнаружила коричневый конверт, в котором! лежала страница из газеты. С ее фотографией той самой. Ее колени на снимке были словно перерезаны заголовком: "Девушка от "Лорен". Такой вы ее еще не видели!" Дорис в ярости скомкала газету, а потом разорвала ее на мелкие кусочки. Она опросила всех соседей, не видели ли они чего-нибудь или кого-нибудь подозрительного, но те лишь отрицательно качали головами. Круг замыкался. Сообщать в полицию уже не имело смысла.
Через полчаса позвонил Пьер Лорен. Сам. Он тоже получил такой же конверт.
– Мне очень жаль, Дорис.
– И мне... – ответила она апатично.
– Если ко мне обратятся за разъяснениями, я дам понять, что вы стали жертвой преследования и что этот снимок был сделан без вашего ведома и согласия. Но...
– Я понимаю, – поспешила Дорис ему на помощь.
– Я выслал вам выходное пособие...
– Спасибо, вы очень щедры.
– Я действительно постарался быть щедрым. И мне очень, очень жаль. Нам будет вас не хватать. Работать с вами было очень приятно. Я также послал вам список моделей, которые пробовались на "лицо года".
– Спасибо.
– В нем есть имя Моники Ричардсон. Удачи вам, Дорис! – тихо сказал Пьер и повесил трубку.
Дорис вытерла слезы и до боли прикусила губу. Моника в списке? пронеслось у нее в голове. Она никогда не упоминала о том, что хотела стать "лицом года". Может быть, просто забыла? Или не считала это важным. А может быть, она сказала об этом Итану? Все опять упирается в Итана Росса. Этот человек опасен, предупреждала девушка из телестудии. Он растопчет тебя.
Ее грудь сдавило, стало трудно дышать. Дорис хотелось убежать и спрятаться, оказаться на краю света, подальше от этого дома. И стать кем угодно, только не Дорис Ламберт. Сколько человек видели эту газету? Все знали о том, что она – главная модель компании Лорен. Точнее, была ею, поправила она себя. В записке, адресованной Пьеру, говорилось о том, что он должен ее вышвырнуть. Вчера Моника спросила, не уволили ли ее.
Нет, ужаснулась Дорис. Но имя Моники есть в списке. Совпадение? Нужно было спросить у Пьера, не звонил ли кто, чтобы узнать, не расторгли ли контракт с мисс Ламберт. Нет, это не может быть Моника. Значит, это Итан. Остается только он. Дорис отказывалась в это поверить. Но его мать так ужасно обошлась с ней. Потому что Моника была ей как дочь? Потому что считала, что ее любит сын?
Нужно поехать к подруге и все выяснить!
Даже не причесавшись, Дорис схватила сумку и ключи от машины, сунула ноги в туфли без каблука и поехала к Монике. Надо было спросить у нее про Итана сразу же, как они познакомились с ним.
Моники дома не оказалось. Ее соседка сказала, что девушка уехала в Лауншир на выходные. В коттедж? Или в Холл? Дорис, не раздумывая, помчалась следом. Она ничего не ела со вчерашнего дня и чувствовала себя совершенно разбитой, но желание узнать правду придавало ей силы.
Коттедж был заперт. Значит, Моника в Холле. Дорис остановилась спросить у фермера, не видел ли он такую девушку, и тот, засмеявшись, ответил:
– Да я только и делаю, что натыкаюсь на нее! На прошлой неделе, в эти выходные. – Он улыбнулся. – Недавно я видел, как она шла в сторону Холла. Вы с ней – не разлей вода. Хорошо, когда есть такие близкие друзья.
– Конечно, – машинально согласилась Дорис. На прошлой неделе? В эти выходные? Но Моника не была здесь на прошлой неделе... Неужели она все-таки замешана в этом деле?
У Дорис закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Всем сердцем желая никогда больше не видеть эту парочку, но понимая, что должна сделать это, Дорис подъехала к Холлу, позвонила в дверь и стала ждать, невидящим взглядом глядя в сторону долины.
Она попыталась собраться с силами. Может быть, все объяснится очень просто. Может быть, Моника просто приезжала проверить, как под-рута устроилась в коттедже, не нашла ее и... И что? Уехала обратно?
Дверь открылась, и Дорис сразу стало все ясно по растерянному взгляду небесно-голубых глаз Моники, по тому, что первым ее движением было захлопнуть дверь перед носом непрошеной гостьи. Правда, спустя мгновение та мило улыбнулась, но – слишком поздно.
Только Моника? Или вместе с Итаном?
– За что? – тихо спросила Дорис.
– Что – за что? – засмеялась Моника. – И не стой на пороге, заходи.
– Нет, спасибо, – ответила Дорис с ледяной вежливостью. – Просто ответь мне, за что? Только не надо ничего отрицать. Не надо говорить, что ты этого не делала, что ты не хотела. Просто скажи, за что?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Понимаешь.
И тут перед Дорис словно опустили завесу. Моника – такая, какой она знала ее с одиннадцати лет, – исчезла. Голубые глаза злобно блеснули, губы сжались в тонкую линию.
– За что? – холодно спросила она. – Изволь, я скажу тебе. За то, что ты всегда забирала у меня все, что я хотела для себя!
– Не говори глупости! Моника мрачно ухмыльнулась.
– У тебя на все готов ответ. "Не говори глупости", – кривляясь, передразнила она Дорис. – Если что-то не укладывается в твои убогие представления о жизни, – значит, это уже глупости. Не так ли? Глупости хотеть сняться в рекламе нашей компании, глупости – мечтать стать моделью...
– Но ты же не стремилась сниматься в рекламе! Ты говорила, что не хочешь!
– Как же, не стремилась! А что еще я должна была тебе сказать? Я достаточно натерпелась, глядя на то, как ты все у меня отнимаешь!
– Но мы же были подругами!
– Что ты говоришь! А знаешь, почему я ни когда не приглашала тебя к себе домой?
Потрясенная, Дорис только помотала голо вой.
– Ты даже никогда не задумывалась об этом?
– Нет, – честно призналась Дорис.
И Моника презрительно, издевательски рассмеялась.
– Правильно. Потому что тебя никогда ничего не интересует. Ну, так я скажу тебе. Я никогда не приглашала тебя к себе в гости, Дорис, потому что не хотела, чтобы нас сравнивали. Какая ты замечательная, да какая милая.
– Не говори глу...
– Глупости? Но это не глупости. Все только и делали, что восхищались тобой. В школе, на работе. Дорис то, Дорис это... "Ах, какая у вас милая подруга!"
– Тогда почему ты продолжала дружить со мной? Если ты так меня ненавидела, почему оставалась моей подругой?
– Потому что быть второй – лучше, чем никакой. На меня обращали внимание, только когда я была рядом с тобой... Ты всегда была победительницей, всегда и во всем, признайся хоть сейчас. Тебе не нужно было прилагать для этого никаких усилий, – все само падало в руки. Всегда в гуще событий, всегда первая – в играх, в занятиях, в шалостях. Ну, и я рядом с тобой. Не будь тебя, никто бы меня не заметил. А я хотела, чтобы меня замечали. Поэтому и стала твоей подругой. И я бы оставалась ею, Дорис, если бы тебе не досталось то, о чем я так страстно мечтала!
– Сняться в той рекламе?
– Да.
– Но ведь вместо меня могли выбрать другую девушку.
– Знаю. Я просто не хотела, чтобы это была ты. Помнится, ты говорила, что тебе это не нужно.
– Это была правда.
– Но тебя все равно взяли! Ты же подлизывалась к продюсеру, к режиссеру...
– Я никогда ни к кому не подлизывалась! – возмутилась Дорис.
– Так уж и ни к кому? А как же тогда получалось, что тебе доставались все награды?! Всегда улыбчивая, всегда готовая со всеми посмеяться, всем польстить... За это тебя все и любят. "Ах, Дорис такая хорошая, передразнила Моника. – Она всегда всем помогает. Ну и повезло же тебе с подругой!" Я красивее и умнее, так почему же все достается одной тебе? Почему именно ты получила роль в рекламном ролике? Почему с тобой подписал контракт могущественный Лорен?
– Потому что я оказалась фотогеничной, – пробормотала Дорис. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и растерянной, понимая, что не в силах даже злиться на Монику. – Так ты решила меня за все это наказать?
– Да. Но я бы не зашла так далеко, если бы тебе не понадобился еще и Итан!
Это не Итан. Слава Богу, это не он!
– А что, нельзя было? – спросила она печально.
– Нет! Я следила за тобой, – с отвращением произнесла Моника. – За вами обоими. Это было отвратительно. В кухне, на полу!
О Боже!
– Итан раньше не был таким! Куда девалась его утонченность и разборчивость? Он никогда не вел себя столь отвратительно! Но тебе понадобился и он тоже. Ты и его решила совратить! Сделать из него безмозглое животное...
– Нет... – попыталась протестовать Дорис. – Да! – прошипела Моника. Долгие годы мне удавалось избегать того, чтобы вы где-нибудь столкнулись, потому что я знала, что случится, если вы, не дай Бог, встретитесь. Ты и его соблазнишь! А потом он увидел этот злосчастный ролик... – Голос Моники прервался, она сделала глубокий вдох, а потом продолжила, обрушив на Дорис всю накопившуюся подспудно ненависть и злобу: – Ты пыталась скрыть от меня ваши отношения. Он ничего мне не сказал, и ты молчала!
Все еще поглощенная своими мыслями, Дорис пробормотала:
– Выходит, ты специально пустила меня в свой коттедж, чтобы было удобнее за мной следить. Но ты не ожидала, что Итан тоже приедет, не подозревала, что мы с ним познакомились? – По напряженному лицу Моники Дорис поняла, что это правда. – И ты стала следить за мной...
– За каждым твоим шагом, – самодовольно подтвердила та.
– Но как тебе это удалось? Ты должна была быть на работе! Я же сама отвезла тебя в аэропорт!
– Да, я зашла внутрь, а когда ты отъехала – вышла и позвонила в офис, сказавшись больной. Моя машина была на стоянке...
– Ты все спланировала заранее, – прошептала Дорис.
– Естественно. Я знала, что ты предложишь подвезти меня.
– А потом ты увидела меня с Итаном и принялась без разбору фотографировать.
– Да. Правда, хорошо получилось?
– Нет, Моника, отвратительно. Это снимки, сделанные больным человеком. Ты больна. И судишь обо всех по себе, приписывая людям свои мысли и мотивы. Это глупо. Если бы ты хотя бы намекнула, что хочешь сняться в этом ролике, я бы тут же отказалась в твою пользу. И тогда не случилось бы всей этой мерзости.
– Ты так считаешь? – спросила Моника, злобно ухмыляясь. – Я думаю иначе.
– Да, наверное, – устало согласилась Дорис. – Ты ведь получала удовольствие от всего этого, не так ли?
– Ну конечно! И благородная Дорис даже не станет мстить мне. Или я не права?
– Права.
С разбитым сердцем, измученная, она вглядывалась в лицо, которое, как ей казалось, так хорошо знала, – и вдруг заметила, как оно вновь изменилось. Дорис не слышала, как подъехала машина, – у нее в голове стучали злобные обвинения Моники, но ее почему-то совсем не удивило, когда губы бывшей подруги жалобно скривились и она бросилась бежать мимо Дорис – прямо в объятия Итана.
Он ласково обнял рыдающую девушку, а та, всхлипывая, стала жаловаться ему, перечисляя лживые обвинения, которые Дорис якобы бросила ей в лицо.
В деловом костюме и в плаще Итан выглядел далеким, элегантным незнакомцем.
Когда Моника умолкла, он, глядя на Дорис, произнес ледяным тоном:
– По дороге в аэропорт я проезжал мимо киоска и увидел газету с фотографией. Я беспокоился о тебе, волновался. Развернул машину и помчался тебя разыскивать. Дом был закрыт. Я поехал к Монике, но соседка сказала, что та отправилась сюда и что ты ее искала.
– И вот ты здесь, – заключила Дорис тихо, почти равнодушно.
– Как видишь. – Его голос звучал так холодно, так презрительно, что ей стало не по себе. – Вначале ты обвиняла меня, а теперь принялась за Монику. Бог троицу любит, – может, ты и мою мать обвинишь за компанию? Или Нормана? Мы могли быть заодно.
– Но не были. Правда, теперь ведь это и неважно.
– Да. Прощай, Дорис. Надеюсь, мы больше тебя здесь не увидим.
– Не увидите, – печальным эхом отозвалась Дорис. Глядя на него, она добавила еще печальнее: – Я любила тебя, Итан. Ты не знал? Я все– таки влюбилась в тебя.
– Что ты говоришь? – спросил он без всякого интереса.
На подгибающихся ногах девушка добрела до своей машины, села и уехала. Никогда еще Дорис не испытывала такой боли. Она и не подозревала, что все эти шестнадцать лет лучшая подруга ненавидела ее... Она любила Монику и была уверена, что это чувство взаимно. А та ненавидела... Ее лучшая подруга.
Впервые в жизни влюбиться без памяти – и увидеть свою любовь безжалостно растоптанной!
Дорис не знала, куда едет. Она просто мчалась вперед, не обращая внимания на дорожные знаки. Девушка снова и снова переживала случившееся. Как же она раньше не поняла? Не догадалась? Как могло случиться, что такая долгая дружба была построена на лжи?
Ее не волновало, что теперь будет с ней самой. Она не вспоминала о том, что потеряла работу, что, наверное, лишится и своего дома, что ее агент пытается связаться с ней, узнав о фотографии в газете. Она думала только о Монике, о том, до чего может довести зависть и ревность. Сколько же в ней горечи!
Дорис размышляла и об Итане. Знал ли он? Догадывался ли, что это могла быть Моника? Хотя с какой стати ему подозревать старую знакомую? Дорис ведь это не приходило в голову. Как можно было быть такой слепой? Значит, она действительно прожила жизнь, не думая ни о ком? Считала, что ей просто везло, думала, что ее друзья рады за нее, точно так же, как она бы радовалась за них, повернись все по-другому.
Она никогда не была ревнивой или завистливой – так может быть, она и вправду плыла по течению, с высокомерным равнодушием взирая на всех вокруг? Какие еще ужасные чувства испытывали к ней люди?
Девушка была твердо уверена только в одном: она действительно не прилагала никаких усилий, чтобы получить эту роль в рекламном ролике. И не хотела этого. Пьер Лорен первым захотел с ней встретиться, а не наоборот.
А в детстве? Что она сделала в школе, чтобы вызвать у Моники такую ненависть? Да, ей легко давались занятия спортом, она хорошо училась и была старостой класса. Наверное, все дело в этом.
Может быть, Моника сама стремилась к этой роли? Но ведь Дорис не назначили, а выбрали старостой! И тогда она тоже была смущена.
Встречная машина прогудела ей, просигналив фарами, – и Дорис поняла, что уже стемнело. Включив дальний свет, она огляделась вокруг, совершенно не представляя, где находится. По пути ей пришлось дважды останавливаться, чтобы заправить машину, и то только потому, что датчик бензина начинал гудеть. Если бы не это, она давно бы уже застряла где-нибудь посреди дороги. Ей было больно. Так больно! Но она не могла заставить себя перестать думать об этом. Наверное, желтая пресса теперь не оставит ее в покое. У дома уже, как пить дать, толпятся репортеры.
Я уеду, решила Дорис, и начну все сначала. У нее было достаточно денег, чтобы позволить себе передышку. К тому же должен был прийти чек от Лорена.
Ей совсем не обязательно ехать домой. Банк оплатит все ее счета, а у Бетти есть ключ от дома, она приглядит за ним и будет забирать почту...
Чем больше Дорис размышляла об этом, тем более привлекательной казалась ей мысль пожить где-нибудь месяц или около того. Она поездит, посмотрит места, которых раньше никогда не видела... Остановится в ближайшей гостинице, купит себе какие-нибудь вещи, туалетные принадлежности...
Месяц спустя, в первый день июня, Дорис вернулась в Манчестер. Ее прелестный домик показался ей совсем чужим. Его можно продать, подумала она. Может быть, это действительно придется сделать, потому что у нее появилось подозрение, что она беременна. Конечно, задержка могла быть вызвана пережитыми волнениями, но тогда, в коттедже, она раз или два забыла принять таблетку. Да, это было бы достойным завершением всей этой истории! Забеременеть от человека, который не любил детей, не собирался жениться, не хотел заводить семью! А даже если б и захотел, она ведь больше не нравилась ему. Поэтому, если беременность подтвердится, ей придется переехать. Ведь контора Итана буквально за углом, и они неизбежно будут периодически сталкиваться. Он увидит, как она становится все толще и толще...
Вздохнув, Дорис с печальной улыбкой опустила голову на руль, думая о том, что вряд ли жизнь может стать еще хуже, чем сейчас. Последние несколько недель она только и делала, что пыталась убежать от себя – каждый день садилась в машину и переезжала в новую гостиницу. От этих недель, проведенных в дороге, в памяти не осталось абсолютно ничего. А в душе царила пустота.
Она устало вылезла из машины, достала вещи и вошла в дом. Больше он не казался ей тихой гаванью.
Через полчаса кто-то позвонил в дверь. Думая, что это Бетти принесла почту, Дорис открыла дверь и... увидела Итана.
Он стоял к ней спиной, и на нем был все тот же плащ. При виде его шелковистых каштановых волос Дорис почувствовала, что сейчас заплачет.
Итан медленно повернулся, посмотрел на ее измученное лицо и тихо сказал:
– Здравствуй, Дорис.
В его глазах больше не было холода. Только печаль.
Она с усилием отвела от него взгляд.
– Уходи, Итан.
Он решительно шагнул в дом и закрыл за собой дверь.
– Как ты поживаешь? Глупый вопрос – по тебе видно, как. Где ты была?
– Уезжала. – Куда?
– Куда-то. Никуда. Какое это имеет значение?
– Никакого, – согласился Итан. Его голос звучал так же устало, как и ее. – Я уехал из Холла ровно через пять минут после тебя, гнал, как сумасшедший, приехал сюда около семи и сидел в машине до следующего утра. Ждал тебя. Я боялся, что ты попала в аварию или случилось что-нибудь еще... Я уже собирался звонить в полицию. Если бы Бетти не сказала мне, что ты ей звонила... – Нетерпеливо отбросив волосы со лба, он взглянул на Дорис и, схватив ее за плечи, притянул к себе.
Она отпрянула и с нажимом проговорила:
– Не смей.
– Да, – сказал он, – вряд ли это уместно данных обстоятельствах.
– Как ты узнал, что я вернулась? Он мрачно улыбнулся.
– Я только что прилетел из Штатов и сразу же прослушал сообщение на автоответчике. Я заплатил кое-кому, чтобы он следил за домом и дал мне знать, как только появится твоя машина.
– Ясно. Что тебе нужно?
– Поговорить с тобой, объяснить... Я должен был уехать в Нью-Йорк. Я уже и так столько раз откладывал свой отъезд.
Дорис отошла подальше и ждала, изучающе глядя на него. Она наблюдала за ним точно так же, как когда-то он – за ней.
– Я увидел ее лицо, – тихо сказал Итан, – после того, как ты уехала. Увидел на одно мгновение в зеркальце заднего вида. Моника улыбалась. Ее лицо не было ни огорченным, ни обиженным – она просто улыбалась. Как довольная кошка. И тогда я все понял.
– Ты понял еще раньше, – возразила Дорис.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты понял все гораздо раньше, – повторила она. – Во всяком случае, ты что-то знал, когда приехал ко мне после моего возвращения из Парижа. Ты был совсем другим.
Ему не нужно было вспоминать, он просто посмотрел на нее и медленно кивнул.
– Тогда дело было не в Монике, – сказал он.
– А в чем же? – равнодушно спросила Дорис.
– Я узнал про Кевина. Твоего первого любовника.
– При чем тут Кевин? – изумленно переспросила она.
– При том, что ты до сих пор встречаешься с ним, что его брак распался, и вы...
– Что – мы? – недоумевала Дорис.
– До сих пор любовники.
– До сих пор любовники? Ты что, с ума сошел?!
– Возможно, – устало согласился он. – Ты мне не говорила, что Моника была с ним знакома.
– Да, она знала всех моих друзей! И Кевина в том числе. Мы же были так близки! Мы везде ходили вчетвером – я с Кевином и Моника со своим дружком.
– Кевин ведь фотограф, правда? – сказал Итан, вздохнув.
– Да. Ну и что?
Он ждал, молча глядя на нее. На лице Дорис мелькнула догадка, которую быстро сменило сомнение.
– Нет, – возразила она хриплым голосом, – я ни за что не поверю, что Кевин имеет к этому какое-нибудь отношение!
– Я только хотел сказать, что он научил Монику пользоваться своим оборудованием для проявки пленки. Он не знал, зачем ей это нужно. Я только пытался... – Обхватив ладонями свою голову, Итан начал сначала: – Она упомянула о Кевине в тот день, когда ты должна была вернуться из Парижа, не подозревая, что я знаю о его существовании... Вернее, мне казалось, что она не догадывается о наших отношениях. Но Моника вдруг заявила, что вы с ним любовники. До сих пор! И что его брак из-за этого распался. Поэтому, приехав к тебе, я кипел от негодования.
– И тебе даже не пришло в голову спросить меня? – упрекнула его Дорис. – Ты тут же сбежал, стоило мне задать вопрос о...
– Ты обвинила меня...
– Уходи, Итан, – решительно сказала она. – Думаю, нам с тобой больше не о чем говорить. – И, повернувшись к нему спиной, уставилась в окно. Не о чем говорить... Разве что о том, что она, по всей видимости, беременна. Но Дорис решила, что благоразумнее скрыть этот факт. – Уходи! – повторила она.
Итан вздохнул.
– И не пытайся меня разжалобить! Ты даже представить себе не можешь, что я пережила.
– Могу. Примерно то же, что и я.
Резко обернувшись, Дорис в ярости закричала:
– Тебе не портил жизнь твой лучший друг! И не твоя фотография мелькала в газетах. И тебя никто не увольнял!
И ты не влюблен, могла бы добавить она.
– Я должен был давно догадаться, что задумала Моника. – Итан оперся руками о спинку стула, подался вперед и тихо сказал: – Мне следовало довериться собственным впечатлениям, а не слушать ее. И вся эта жуткая месть началась вовсе не из-за рекламного ролика, Дорис, и не из-за работы в косметической фирме. Она началась из-за меня.
– Не говори глу... – Она осеклась на полуслове и прикусила губу.
– Эта вендетта, это преследование – все это из-за меня, – повторил Итан. Его взгляд стал мрачным, а рот скривила грустная усмешка. Он продолжал: – Я всегда считал, что прекрасно разбираюсь в характерах. Думал, что мне достаточно один раз взглянуть на кого-нибудь, и я сразу пойму, что это за человек. Я знаю Монику с тех пор, как ей исполнилось пять лет, но все это время понятия не имел об ее истинных чувствах. Она сделала все это из-за меня, – повторил он с горечью. – Она билась в истерике, умоляла простить ее и наконец призналась во всем.
– Выходит, и тебя отняла у нее, – пробормотала Дорис.
– Что ты сказала?
– Ничего. – Прерывисто вздохнув, она посмотрела на Итана. Он выглядел очень усталым. – Фотографии Моника послала в отместку за тебя, но все остальное – из-за работы в косметической компании.
– Нет, ты ошибаешься.
– Итан! Все началось тогда, когда я стала работать на Лорена! В то время мы с тобой даже не были знакомы.
– Но я уже тогда проявлял к тебе интерес. Три или четыре месяца назад я увидел тебя по телевизору в рекламе авиакомпании и спросил у Моники, кто эта девушка. "А что, – спросила она, – хочешь с ней познакомиться?". И я ответил, что, мол, неплохо было бы. Я не уловил в ее голосе ничего особенного. Она была такая, как обычно, – просто Моника, которую я знал всю жизнь. Знал, но не видел, не замечал. Когда люди появлялись в моей жизни, я их либо принимал, либо не принимал, но не думал о них! Я холодный, нечуткий человек. И не очень люблю людей.
– Не очень... – беспомощно подтвердила Дорис.
– Я спросил у нее, какая ты. Где живешь. Моника заявила, будто не знает. Будто ты только что переехала.
– Конечно, она знала, где я живу!
– Твоего номера нет в телефонном справочнике...
– Я знаю, что моего номера нет в телефонном справочнике! Но Моника бросила мне в лицо, что ненавидит меня! Что всегда меня ненавидела! Еще в школе...
– Это не так, Дорис.
– Я не сошла с ума, Итан! Я слышала, как она это сказала!
Устало вздохнув, он объяснил:
– Я хотел сказать, что когда вы были в школе, да и потом, на работе, это была еще только ревность. Ненависть возникла, когда я заинтересовался тобой. Примерно в то время, когда ты подписала контракт с Лореном.
Глядя на него во все глаза и вспоминая слова Моники, Дорис проговорила:
– Она бы не зашла так далеко, если бы я тебя не соблазнила...
– Вероятно, хотя ты меня не соблазняла.
– Но ведь, по ее убеждению, совершенный во всех отношениях Итан Росс не мог первым обратить на меня внимание.
– И тем не менее, Моника целила в меня. Письма, краска – все это было для того, чтобы причинить боль не только тебе, но и мне. Она сама так сказала.
– Значит, ничего бы не произошло, если бы...
От сильного приступа дурноты Дорис закрыла глаза. То, что сказал Итан, потрясло ее до глубины души. Ей необходимо было время, чтобы обдумать это.
– Впервые увидев тебя, я лишился покоя. Я целую вечность не спал нормально. Но если бы я знал, к чему все это приведет... Боже мой, Дорис, из-за меня ты подверглась этому кошмару...
– Что уж теперь... – вздохнула она. Разговор начинал тяготить ее.
– В тот день ты обвинила меня...
– Я не обвиняла тебя! – решительно возразила она. – Я лишь задала вопрос. Тебе нужно было только ответить "нет". Я была запугана, расстроена, издергана. Я нуждалась в сочувствии и утешении. Семьи у меня нет. Если бы это был ты, – а это вполне могло быть, – к кому я могла обратиться за помощью? А основания для подозрений у меня были. Я тебя почти не знала. Ты так внезапно ворвался в мою жизнь. Тебя не было ни на одной фотографии... Я молилась о том, чтобы это оказался не ты!
– Я был зол, – повторил Итан. – Ты права, это было вполне логичное предположение. Но мне бьшо очень трудно соединить то представление о тебе, которое у меня начало складываться, с тем, что говорила о тебе Моника. Например, о том, что у тебя все еще продолжается роман с Кевином.
– Так теперь ты все-таки поверил, что наши с ним отношения давно уже в прошлом? – язвительно спросила Дорис.
– Слушая Монику, я думал, что ей о нас ничего не известно, более того, казалось, она была искренне озабочена твоими делами. Беспокоилась, что Кевин разобьет твое сердце! Я и предположить не мог, что она все про нас знает!
Ответ Дорис прозвучал особенно тихо и спокойно:
– А почему же ты ей никогда обо мне не рассказывал? Потому что догадывался, к чему это может привести?
– Конечно, нет, – уверенно ответил Итан. – Просто я не привык посвящать кого-то в свои дела. Те фотографии, на которых ты была снята выходящей из Холла, судя по углу обзора, сделаны из дома, из окна моей спальни.
– Значит, она была там, когда...
И если бы они тогда занялись любовью, как он хотел...
– Скорее всего. А почему ты ей ничего не сказала, Дорис? – спросил он с любопытством. – Моника ведь была твоей близкой подругой, а подруги всегда сплетничают, разве нет?
Дорис горько улыбнулась.
– Да, сплетничают, но о нас с тобой мне не хотелось никому говорить. Сначала я стыдилась того, что спала с мужчиной, которого едва знала. А потом это стало для меня слишком важным, чтобы с кем-нибудь обсуждать. Что касается Кевина, то мы не виделись с тех пор, как он познакомился с Эдной, которая вскоре стала его женой. Мы могли бы оставаться друзьями. Жаль, что его брак не удался, я и не знала об этом, но, очевидно, Моника продолжала с ним общаться... – Вдруг страшная догадка осенила Дорис, и она прошептала с расширенными от ужаса глазами: – Боже, она могла сказать Эдне, будто у меня роман с ее мужем, и они расстались именно из-за этого...
– Не знаю... – Итан растерянно пожал плечами. – Думаю, Моника вряд ли стала бы разрушать чужую семью только для того, чтобы насолить тебе. Все, что мне известно, это то, что она пользовалась его оборудованием, чтобы сделать фотографии. Но я выясню, – пообещал он, – и сделаю все, что смогу, чтобы восстановить справедливость. И все же вряд ли нормальная женщина могла поверить тому, что Моника болтает о ее муже, если бы он сам это отрицал.
– Ты полагаешь? Но ты же ей поверил!
– Поверил, но не до конца, и то только потому, что трудно в одночасье разрушить стереотипы. Бытует сильное предубеждение против актрис и моделей. И на пленке ты именно такой и выглядишь – немного испорченной, дразнящей, возбуждающей воображение.
– Но я ведь совсем не такая, Итан! То, что ты видишь на фотографиях и в рекламе, это всего лишь игра, притворство! Мисс Лорен – это не Дорис Ламберт, это совсем другая женщина, не имеющая со мной ничего общего...
– Теперь я в этом убедился, но тогда, в самом начале, мне было известно только одно: я отчаянно хотел тебя, ты меня безумно привлекала. А Моника всегда умела быть очень убедительной. Не знаю, как ей это удавалось, но чем больше она кого-нибудь хвалила, тем менее симпатичным казался этот человек. Дело было не в том, что она говорила, и не в ее интонациях. Если бы кто-нибудь возразил ей, что, дескать, она плохо разбирается в людях, Моника бы это с горячностью отрицала. Однако всегда создавалось впечатление, что тот, о ком она рассказывает, – нехороший человек.
– Это касалось и меня? – грустно усмехнулась Дорис.
– Да, – Итан сделал попытку улыбнуться и продолжал: – Ты знаешь, со мной никогда такого не случалось. Да, меня неумолимо влекло к тебе. Я только об этом и думал. Только это и чувствовал. Но ты была не той женщиной, которая могла бы вызвать у меня симпатию. Я знал, что ты вслед за Моникой пошла работать в авиакомпанию...
Это Моника пошла вслед за мной, – поправила Дорис, не глядя на него. Она пожала плечами. – Сначала я устроилась на работу, через несколько дней там появилась Моника. Со смехом впорхнула в класс, где мы проходили вводный курс обучения. Вот и все. Я была рада ее видеть, – добавила Дорис, – думала, что вдвоем нам будет веселее. – Она взглянула на Итана и сказала с горькой усмешкой: – Так, значит, вот почему твоя мать так меня возненавидела? Из-за того, что считала неподходящей подругой для Моники. Той, которая была для нее почти как дочь. И уж, конечно, она не обрадовалась, что ее сын спит с такой женщиной!
– Не возненавидела, – возразил Итан. – Однако мы все считали, что ты отравляешь Монике жизнь. Она говорила, что ты старалась записаться на все занятия, которые она выбирала для себя в школе. И на музыку, и на рисование, и на спортивные игры. Что ты пошла вслед за ней служить в авиакомпанию и всегда ухитрялась сделать так, чтобы попасть на самые выгодные рейсы. Что ты увела у нее пилота, в которого она была влюблена...
