Текст книги "Винтервуд"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава девятая

На следующий день приехали Саймон, у которого начались каникулы в школе, и учитель Эдварда, нервный молодой человек по фамилии Буш.

Саймон оказался серьезным спокойным мальчиком, так похожим на своего отца, что Лавиния полюбила его с первого взгляда. Флора тоже относилась к нему очень тепло, хотя и делала вид, что все совсем наоборот.

Реакция Эдварда на прибытие этих двоих лиц выразилась в том, что он на целое утро исчез и был приведен домой грязным, насквозь промокшим и отнюдь не расположенным каяться.

Он сразу же кинулся к матери, измарав грязью ее юбки. Но Шарлотта лишь ласково улыбнулась и сказала, что, хотя мистер Буш должен будет обучать его арифметике и грамматике, ему не следует ущемлять веселый нрав ребенка.

– Бедный мистер Буш, – хихикнула Флора. – У него уже сейчас страшно встревоженный вид. Вам нравится его внешность, мисс Херст?

– Да, но, по-моему, он выглядит слишком юным и мягким.

– Боюсь, что так, – вздохнула Флора.

– Почему тебя это огорчает? Ты огорчена за мистера Буша?

– Нет, за вас, мисс Херст. Я думала, он мог бы стать вашим мужем. Мама никогда не говорила, что он так молод и совершенно не годится для этой роли.

– Твоя мама думала не о моем будущем, а о будущем Эдварда.

– Да, но я думала, что, пока Эдвард будет обучаться хорошим манерам, между вами может возникнуть романтическая дружба.

– Флора, ты совершенно неисправима. А теперь давай продолжим урок и не будем больше думать о сватовстве. Бедный мистер Буш.

Мысль о нем заставила их обеих вдруг прыснуть. На стол легла чья-то тень. Это был Дэниел. Он взял в руки книгу, которую они читали.

– Стихи Альфреда Теннисона. Я не знал, что мистер Теннисон был комиком.

– О папа, никакой он не комик, – выпалила Флора. – Мы с мисс Херст шутили.

– А мне нельзя послушать?

Флора не обратила внимания на предостерегающий взгляд Лавинии.

– Я надеялась устроить брак мисс Херст с мистером Бушем. Но боюсь, он для этой цели не подходит. Жалость какая, правда? Папа, ты не находишь, что это смешно?

– Ни капельки, – заявил Дэниел. – Так же как нахожу совершенно для тебя не подходящей роль свахи.

Глаза Флоры сверкнули.

– Ты сердишься, папа?

– Да, на тебя – за то, что ты берешься решать вопросы, до которых еще не доросла, а на мисс Херст – за то, что она тебя в этом поощряет. – Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Флора в ужасе уставилась на Лавинию, а потом разразилась отчаянными рыданиями. Лавинии понадобилось немало времени, чтобы ее успокоить. Потом Флора сказала:

– Это потому, что Саймон приехал. Папа любит его больше всех.

– Вздор!

– Тогда почему он так резко со мной разговаривал, только из-за того, что я упомянула о возможности вашего брака с мистером Бушем? И еще он подарил маме Сильвию. Он знает, как страшно мне хочется иметь борзую. И они скоро будут веселиться в Виндзоре, в то время как я прикована к этому чертовому креслу.

Она вызывающе смотрела на Лавинию, ожидая, что та ужаснется столь вульгарному слову. В таком настроении она казалась очень некрасивой. В ней не было решительно ничего от нежной красоты ее матери. Это была пока только бледная маленькая гусеница, которая, быть может, еще превратится в куколку, а затем в бабочку, но в данную минуту она выглядела обречен, ной на некрасивость и постоянные жалкие поиски любви.

Лавиния подавила в себе отвращение и тут же спросила себя: а может, это вовсе не отвращение, а разрывающая душу жалость? Имея дело с Флорой, легко было предаться и чувству жалости к себе. Ей тоже неприятно было думать о веселом королевском приеме в Виндзоре.

– Неужели все должны быть беспомощны и несчастны оттого, что беспомощна и несчастна ты? Во всяком случае, твоя мама позволит тебе играть с Сильвией, пока она будет отсутствовать, а к тому времени, когда они вернутся, ты, возможно, уже снова сможешь ходить.

Пальцы Флоры вонзились в ее ладони.

– Мисс Херст, право же, вы удивительно глупый человек. Вы прекрасно знаете, что я навеки прикована к креслу.

– Только потому, что тебе этого хочется.

Флора была до того поражена, что позабыла даже о своем гневе.

– Я этого хочу? Вы думаете, мне это нравится?

– Во всяком случае, когда я собираюсь массировать твои ноги, ты поднимаешь страшный шум. Ты заявляешь, что не в состоянии делать упражнения. Из этого я могу сделать только один вывод – твое состояние доставляет тебе удовольствие.

Флора закусила губы:

– Вы собираетесь меня оставить?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что вы сказали это таким тоном, как будто вы меня ненавидите.

– По-моему, ты слишком много разглагольствуешь о любви и ненависти. Нет, я не собираюсь тебя бросать, по крайней мере до тех пор, пока ты не начнешь снова ходить.

А это было неосмотрительное заявление, ибо на лице Флоры блеснул первый луч надежды, ничего подобного Лавиния еще на нем не видела. Но вслух Флора сказала лишь:

– – В таком случае я, пожалуй, лучше буду делать эти самые упражнения. Пойдемте, мисс Херст. Доставьте меня, пожалуйста, наверх.

Теперь она окончательно связала себя. И теперь имело значение только одно: Флора должна ходить.

В тот день, после того как Шарлотта и леди Тэймсон уехали, намереваясь посетить ряд мест, побывать у викария, мистера Клейтона, и на могиле маленького Тома, в дом явилась какая-то незнакомая женщина. Эдвард поехал с ними, и Флора, как обычно, ему позавидовала.

– Мама пытается сделать Эдварда любимчикам бабушки Тэймсон.

– Тебе же не хочется ехать на кладбище, – сказала Лавиния.

– Хочется. Мне нравится маленький ангелочек на могиле Тома. Он мне почти так же нравится, как младенец в моем саду.

– Как ты можешь туда отправиться в своей коляске? – начал поддразнивать ее Эдвард. – Ты так и будешь переваливаться через могилы – бум, бум! Я-то уж, во всяком случае, не хочу сидеть в карете рядом с бабушкой Тэймсон. От нее пахнет.

– Это просто духи у нее такие – «Фиалки». Я думаю, она ими душится для того, чтобы маленький Том узнал ее, когда она окажется в раю.

– Хотелось бы мне, чтобы она оказалась там поскорее, – сказал Эдвард. – Мама все время заставляет меня читать и писать при ней. Я пишу свое имя лучше, чем она свое, а она такая древняя старуха!

– Нашел чем хвастаться, – заявила Флора. – Она предпочитает играть в карты со мной, а ведь я ненавижу ее больше, чем ты.

Эдвард, одетый в синий бархатный костюмчик, со своими блестящими черными кудрями, неохотно поехал с ними. А после этого пришла незнакомка.

Когда Лавиния спустила Флору вниз, чтобы отправиться с ней на прогулку, гостья сидела в холле. Джозеф сказал, что она находится здесь уже полчаса – кочет увидеться с леди Тэймсон. Это была очень скромно одетая престарелая женщина с миловидным лицом, обрамленным аккуратным черным капором. По ее словам, она проделала большое путешествие и, пока не увидит леди Тэймсон, не уйдет.

В тот самый момент Лавиния услышала звуки колес подкатившего экипажа и отодвинула в сторону– кресло Флоры, чтобы позволить войти леди Тэймсон, тяжело опиравшейся на руку Шарлотты.

Гостья вскочила и сделала книксен.

– Мэм! – вскричала она. – Простите меня, но я услышала о вашем возвращении и пришла повидаться с вами. После стольких лет!

Леди Тэймсон удивленно уставилась на нее:

– Шарлотта, кто это? Зачем ей понадобилось меня видеть?

– Но разве же вы не помните Бесси Дженкинс, мэм? Я была с вами, когда пришло известие из Брюсселя о бедном хозяине, а потом – когда умер ваш маленький сыночек, спаси и помилуй его, Боже. Не могли же вы забыть, как всю ночь проплакали у меня на груди, мэм?

Леди Тэймсон открыла и тут же закрыла рот, не издав ни звука. Она, по всей видимости, пребывала в смятении.

– Это было так давно. Бесси Дженкинс? Вы, наверное, сильно изменились.

– Простите меня, но и вы тоже, мэм. Ваши прекрасные волосы, которые я, бывало, с таким удовольствием расчесывала...

На этот раз ее перебила Шарлотта. Она говорила высоким напряженным голосом.

– Естественно, за сорок лет люди меняются. Моя тетя очень слаба, миссис Дженкинс. Вы выбрали не самый подходящий момент для визита. Было бы лучше, если бы вы сначала написали, тогда тетя была бы подготовлена к вашему приходу. В данный момент она очень расстроена, так как только что видела могилу своего сына. Я должна отвести ее наверх. – Через плечо она сказала: – Если вы пройдете на кухню, кто-нибудь из прислуги даст вам чашку чаю.

На лице Бесси Дженкинс появилось сначала выражение разочарования, а затем гнева. Она проводила пристальным взглядом две поднимавшиеся по лестнице фигуры и явственно произнесла:

– Никакого чаю я пить не стану – благодарю вас. Я пойду. – Направляясь к двери, она бормотала себе под нос: – Эта мисс Шарлотта всегда задавалась.

Флора, наблюдавшая и слушавшая все с величайшим интересом, вдруг быстро направила свое кресло вслед за рассерженной миссис Дженкинс.

– Вы говорите о моей матери, – высокомерным тоном произнесла она.

– Ага. И я сказала сущую правду.

– Вы и ее помните, так же как и бабушку Тэймсон?

– Она была тогда совсем маленькой девчушкой. Она-то теперь меня не припомнит. Но хозяйка – ах, да что там, памяти лишилась, бедняжка. Иначе она не могла не вспомнить Бесси Дженкинс. Ну что ж, я пошла и очень жалею, что проделала это путешествие.

– Бабушка Тэймсон не могла сознательно дурно обойтись с вами, – горячо заявила Флора.

– Конечно. Я никогда от нее ничего такого не ожидала. Никогда бы не поверила, что она зазнается, выскочив замуж за иностранного аристократа. Но то, что она не помнит свою Бесси, очень грустно. В свое время Мы с ней столько слез пролили вместе. Ну что ж, такова жизнь. И вы вот тоже – бедная кроха – сидите в этой странной штуковине.

Глаза Флоры сверкнули.

– Это лишь временно. Вам незачем меня жалеть.

– Я вижу. Мне нравится, когда у человека есть сила духа. Вы такая, какою была в свое время моя хозяйка. Да благословит вас Бог, милая девушка. Можете передать своей маме, что я не стану больше трудиться и снова наносить вам визиты, поняла – это бессмысленно. Хотя и никогда бы не поверила, что хозяйка могла забыть свою Бесси...

На следующий день из Лондона прибыл мистер Маллинсон, нотариус. Должна была состояться церемония оформления завещания. Обстановка была очень торжественная. Лавинию позвали принять участие в этой церемонии. Она заметила, что бедная леди Тэймсон сильно расстроена и очень нервничает. Без сомнения, подписание этого документа заставило ее слишком ясно Увидеть зияющую перед ней могилу. Мистер Маллинсон, по-видимому, это понимал, потому что вел себя ласково и тактично, словно врач. Она наконец с трудом вывела свою подпись «Тэймсон Баррата» и начала тревожиться, что почерк у нее слишком дрожащий. Тогда он заверил ее, что подпись абсолютно разборчива, а также имеются два свидетеля того, как она расписывалась, их назначение и состоит в том, чтобы это засвидетельствовать.

– Ну что ж, Шарлотта. Я свое слово сдержала.

– Да, дорогая тетя. Теперь вы должны отдохнуть.

– Почему это? Я вовсе не выбилась из сил, подписывая свое имя. Пожалуйста, не пытайся теперь, когда все так аккуратно проделано, держать меня под замком. Попроси Флору прийти поиграть со мной в карты.

Казалось, церемония подписания завещания расстроила Шарлотту сильнее, чем саму леди Тэймсон. В глазах у нее затаились напряжение и страх. Думала ли она, что старая дама умрет прежде, чем ее состояние перейдет обитателям Винтервуда, – что теперь, без сомнения, должно осуществиться...

– Тетя, вы же знаете, что Флора всегда вас огорчает. Вы вечно ссоритесь.

– Я люблю ссориться. Пришлите ко мне девочку.

Если не считать приезда мистера Маллинсона, в тот уик-энд ничего больше не произошло. После выполнения своей миссии мистер Маллинсон оказался веселым человечком, любящим вкусно поесть и выпить хорошего винца. Отобедав, он играл с сэром Тимоти в шахматы и вспоминал различные эпизоды из своей юридической практики. Он сожалел о том, что не был ранее знаком с леди Тэймсон. В то время, когда умер ее первый муж, ее делами ведал его партнер, которого теперь уже не было в живых.

Шарлотта в этот вечер не пела. Она полулежала на кушетке, а рядом с ней свернулась калачиком крошечная борзая, Сильвия. Один раз Шарлотта глубоко вздохнула, словно говоря, что одной заботой стало меньше.

Утром Дэниел с Саймоном отправились верхом на прогулку, а позднее все, кроме леди Тэймсон, пошли в церковь, даже Флора, которую отец внес внутрь и устроил, обложив подушками, на отведенных для их семьи скамьях. С боков они имели достаточно высокие стенки, чтобы любопытные не могли заглядывать внутрь, но когда Дэниел снова выносил ее из церкви, очень многие смотрели на нее с жалостью и интересом. Она напустила на себя выражение крайнего бессилия и преклонила головку на плечо отца, хотя глаза ее под скромно опущенными ресницами оставались необычайно наблюдательными. Удовлетворение ее стало полным, после того как викарий погладил ее по волосам и почтительно осведомился о ее здоровье.

Лавиния была рада тому, что все внимание сосредоточилось на Флоре. Сколько еще пройдет времени, спрашивала она себя, прежде чем она наконец перестанет нервничать из-за обращенных на нее взглядов незнакомцев. А вдруг кто-нибудь воскликнет: «Мисс Херстмонсо!» – как это сделал Джонатан Пит.

Однако тихая деревушка проявила к ней мало интереса. Появление бедной искалеченной мисс Флоры и разговоры о миссис Вилли Пит, ныне иностранной графине, а также о приезде лондонского нотариуса – все это привлекало гораздо больше.

Воскресенье прошло, наступил понедельник, и мистер Маллинсон уехал в двухколесном экипаже на станцию, чтобы вернуться в Лондон.

В это утро Эдвард снова сбежал от бедного мистера Буша. Его нашли вылавливающим из деревенского пруда головастиков. Пиджачок его был весь в грязи, а ноги насквозь промокли. Винтервуд – очень большой дом, но все же он оказался недостаточно большим, чтобы во всех комнатах не были слышны вопли, которые испускал Эдвард, когда отец наказывал его. Шарлотта удалилась в свою комнату, а Флора злорадствовала, обращаясь к принявшему кару Эдварду.

– Папа тебя побил? Вряд ли оно того стоило – подумаешь, несколько дурацких головастиков. Что ты собираешься с ними делать? Вырастить из них лягушек?

– Нет.

– А что же в таком случае?

– Не скажу. – Лицо у Эдварда было заплаканное и угрюмое. – Во всяком случае, это несправедливо. Ты играешь с бабушкой Тэймсон в карты, Саймон играет в Шахматы с дядей Тимоти, а у меня никого нет.

– Ты же мамин любимчик, – напомнила Флора.

– Теперь у мамы есть Сильвия.

– Ну а у тебя есть мистер Буш.

– И тебе следовало бы немедленно пойти к нему, если ты не хочешь новых неприятностей, – вставила Лавиния. Она смягчилась – ей показалось, что мальчик и в самом деле одинок. – Позднее ты можешь пойти на прогулку со мной и с Флорой.

Но неприятности на этом в тот день для Эдварда не кончились. Внезапно в конце дня раздался громкий крик леди Тэймсон. Когда Элиза стремительно влетела в комнату, лицо у старой дамы посинело, и она стонала от боли. Глоток лекарства восстановил ее силы настолько, что она смогла, задыхаясь, сказать про какую-то тварь у нее в постели, и когда Элиза стянула с кровати простыни, она обнаружила двух головастиков Эдварда, которые куда больше, чем леди Тэймсон, походили на испускающие дух существа. На этот раз у виновника происшествия хватило ума на то, чтобы чуточку испугаться.

– Эдвард, ведь ты мог ее убить! – воскликнула Лавиния. – Разве ты не понимаешь?

– От головастиков вреда быть не может, – угрюмо возразил Эдвард.

– Но зачем ты это сделал, бесенок ты этакий? – Элиза была вне себя от страха. – Ты хотел убить свою бедную старую тетю? Какая тебе от этого польза?

– Просто шутка, – упрямо твердил Эдвард. – Я только думал, что головастики могут... что они могут... – Он увидел издали мать и громко разрыдался. – Мама, я вовсе не собирался ее убить.

Шарлотта с широко распростертыми руками торопилась навстречу сыну.

– Кто говорит такие ужасные вещи? Мисс Херст! Элиза! Это страшно. Невинный ребенок! – Она обняла своего плачущего мальчика. – Я отдыхала и вдруг услышала эту суматоху. В чем дело?

На благообразном лице Элизы обозначились суровые складки. Она протянула на ладони дохлого головастика, чуть не ткнув им прямо в физиономию своей хозяйке.

– Я нашла это в постели моей больной, мэм. Из-за этой штуки у нее начался сердечный приступ.

– Она... не умерла?

Слова Шарлотты вызвали новые громкие всхлипывания Эдварда.

– Тихо, Тедди! Элиза! Она не...

В этот миг Лавиния поняла: у Шарлотты была надежда, что бедная леди Тэймсон скончалась. Старую даму требовалось поддерживать в живых лишь до того момента, когда она составила свое завещание.

Лавиния почувствовала: подобная мысль мелькнула и у Элизы, потому что она с горьким удовлетворением покачала головой.

– Нет, мэм. Насколько это возможно, она оправилась.

– В таком случае, слава тебе, Господи, ничего дурного не произошло. – Шарлотта с явной неохотой повернулась к двери, ведущей в комнату леди Тэймсон. – Я только взгляну на нее. Подожди маму, Тедди.

Голос тети Тэймсон, доносившийся из комнаты, был слабым, но слышно его было достаточно хорошо. Это был резкий, обвиняющий голос:

– Ваш избалованный пострел чуть не прикончил меня, Шарлотта.

– Это была всего лишь невинная шалость, тетя Тэймсон. Такие вещи проделывают все маленькие мальчики.

– Выходит, даже если бы я лежала тут мертвой, вы все равно бы нашли для него оправдания.

– Но вы же не лежите мертвой, и, конечно же, я намерена поговорить с Тедди. Он не имел в виду ничего дурного. Он вас очень любит.

– Любит! Меня любит только один человек на свете – мой собственный сын.

– Тетя Тэймсон! – голос у Шарлотты был встревоженный. – Я собираюсь послать за доктором Манроу.

Голос тети Тэймсон стал громче:

– Тьфу! Мне не хуже, чем всегда. Я умру, когда придет мой час. Но не раньше! Не рассчитывайте на это!

Шарлотта вышла из комнаты медленно; лицо у нее было встревоженное. Она осторожно закрыла за собой Дверь, увидела прислушивающихся к происходящему Женщин и сказала:

– Она говорит так, как если бы Том, бедный маленький Том, не был мертв.

– Старые люди иной раз заговариваются, мэм, – сказала Элиза. – Я думаю, это результат шока. Обычно она в совершенно здравом уме. Я пойду к ней.

– Да, пожалуйста. А ты, Тедди, пойдем со мной. Мама хочет очень серьезно с тобой поговорить.

Глава десятая

Со стороны Эдварда это была всего лишь ребяческая проказа, и в каком-то смысле она оказалась полезной, ибо Эдвард явно сам перепугался и поведение его изменилось. Юный мистер Буш немного повеселел. Иногда он сопровождал Флору и Лавинию во время их прогулок, проявляя к Флоре почтение, доставлявшее девочке удовольствие. Короткие каникулы Саймона кончились. Облачившись в свою форменную школьную одежду, он вежливо со всеми попрощался. После его отъезда наступило время Шарлотте и Дэниелу готовиться к поездке в Виндзор.

Неделя была посвящена проблемам нарядов. Шарлотте шили новое бальное платье, и два новых туалета к вечернему чаю, каждый из которых был щедро украшен кружевными рюшами. Элиза, которая со свойственной ей медлительностью и осторожностью начала проникаться симпатией и доверием к Лавинии, предложила сшить платье и ей, если она сможет купить материал.

– Я хорошая портниха, мисс Херст. Моя мать шила манто и меня научила.

– А где я буду щеголять в своем платье, Элиза? – не без горечи спросила Лавиния.

– Не горюйте, мисс Херст. Найдется множество поводов появиться в нем. Приближается Рождество, здесь будут балы, приемы. Вы уж простите, но я должна сказать, что ваше синее платье не слишком вам идет. Вы поймите, я не предлагаю какой-нибудь сверхмодный наряд, а просто что-нибудь, что будет больше вам к лицу.

Со стороны Элизы это было очень милое предложение, и Лавиния приняла его с благодарностью. В то утро ей впервые заплатили жалованье, и она решила со свойственным ей безрассудством потратить все деньги на отрез хорошего шелка. Она повезет Флору на день в Дувр, и там можно будет также купить обещанный флоре муслин с розочками. Об этом еще предстояло договориться с Шарлоттой, но та, как видно, была настолько возбуждена и обрадована перспективой ближайшего уик-энда, что легко на все согласилась.

– Да ради Бога, мисс Херст. Займитесь как следует гардеробом Флоры. Покупайте любые красивые вещи, которые ей, бедняжке, понравятся. Идите к Билэккетсу, пусть все запишет на мой счет. Закажите карету и захватите с собой Джозефа. Не позволяйте Флоре переутомляться, хотя не сомневаюсь, что в этом отношении могу целиком положиться на ваш здравый смысл.

Войдя в комнату, Дэниел услышал о предстоящей поездке Флоры и Лавинии и специально зашел в желтую гостиную выразить свое удовлетворение по этому поводу.

– Итак, мисс Херст настраивает тебя на легкомысленный лад, – сказал он, обращаясь к Флоре.

– О нет, папа, она говорит только, что я стану более привлекательной, когда мне можно будет сделать высокую прическу. Когда это можно будет сделать?

– Я думаю, лет этак через пять.

– Но это же целая вечность! А что – до тех пор я должна одеваться, как маленькая девочка?

– Это тебе надо спросить у мисс Херст.

Пять лет. Уж не воображает ли он, что она проведет здесь столько лет. Ей будет к тому времени двадцать семь. И не замужем...

Ровным голосом Лавиния произнесла:

– Я собираюсь также купить Флоре туфли, мистер Мерион.

– Туфли? Но...

– Со времени несчастного случая прошел целый год, и, естественно, ножки у девочки выросли. У нее совершенно нет подходящей по размеру обуви, а вечно носить шлепанцы она не может. Я имела в виду пару лайковых башмачков на пуговицах и пару туфель, подходящих для торжественных случаев и танцев.

Дэниел оправился от удивления, и глаза его смотрели спокойно.

– Конечно. Отличная идея. Купите все, что вы считаете необходимым, мисс Херст. Жаль, что я не могу поехать с вами.

– Не глупи, папа. Ты будешь целовать ручку королеве. Это куда более торжественная церемония.

– Но не столь приятная.

– Папа! Тебя казнят за измену!

Дэниел смотрел на Лавинию. На лице у него было задумчивое выражение, смысл которого никогда не был ей до конца понятен, но которое – в этом она была почти уверена – означало одобрение. А может, и восхищение. Лавиния не понимала, как он может ею восхищаться, когда она вынуждена до такой степени смирять свойственные ей от природы жизнерадостность и веселый нрав и постоянно разыгрывать роль покорной прислуги. Рядом с эффектной, тревожащей душу красотой Шарлотты ее внешность должна казаться совсем бесцветной. Она была совершенно убеждена, что верно истолковала интерес, светившийся в его взгляде в тот вечер в венецианской опере. Но с тех пор она неизменно появлялась в своих «служебных» скучных одеждах, и тот образ неизбежно должен был стереться в его памяти. Она испытывала неукротимое желание во что бы то ни стало возродить его.

– Вам меня жаль, мисс Херст?

– Жаль?

– Ну вот Флора ведь считает, что меня следует расстрелять.

Флора захихикала, но Лавиния не проронила ни слова, продолжая смотреть на него.

– У вас был грустный вид. Это ведь была всего лишь шутка.

– Мисс Херст таких шуток не любит, папа. Однажды, когда я заговорила о виселицах, она прямо-таки побелела. Ведь правда, мисс Херст?

– Это потому, без сомнения, что она отзывчивее, чем ты. Ну ладно, мне надо идти, – Дэниел снова заговорил быстрым, небрежным тоном, прежняя задумчивая интонация исчезла. Взяв Лавинию за руку, он сказал: – До свидания, мисс Херст. Я перед вами а долгу. До свидания, озорница. – Он поцеловал Флору в лоб, и лоб Лавинии при этом тоже как-то странно защекотало, словно бы он прикоснулся к нему губами. – Будьте осторожны. Не допускайте, чтобы с вами что-либо случилось в мое отсутствие.

Флора все еще пребывала в состоянии эйфории.

– Дорогой папа! Да что может с нами случиться?! Вы и уезжаете всего на четыре дня!

– Я думаю, за четыре дня очень многое может случиться, – саркастически заметила Лавиния. Виселица, грозившая Робину... Пристальный взгляд Дэниела... Этот поцелуй, словно бы предназначавшийся ей. Она чувствовала себя взвинченной, напряженной и, по какой-то непонятной причине, преисполненной опасений. С отъездом хозяина и хозяйки дом будет казаться странно пустым и незащищенным.

Но все было в порядке. Поездка в Дувр и утреннее хождение по магазинам оказались очень удачными. В магазинах с Флорой всячески носились. Для нее поставили специальную кушетку, на которой она могла расположиться полулежа, весь товар ей подносили, чтобы она могла его тщательно осмотреть и выбрать то, что ей понравится. Тут были ткани, ленты, бальные туфельки, перевязанные атласными ленточками, и восхитительная соломенная шляпка, отделанная розовыми бутончиками. Лавиния видела, что Флора чувствует себя важной дамой. Она махала рукой, требовала подать ей что-то «вон оттуда», а потом, перехватив взгляд Лавинии, забавлявшейся ее поведением, вдруг смутилась и в знак протеста стала еще более надменной.

Однако ясно было одно: когда она чувствовала себя счастливой, как например в данный момент, в ее внешности появлялась какая-то неуловимая, готовая в любой миг ускользнуть, мимолетная прелесть. Возможно, даже, став взрослой, она превратится если не в истинную красавицу, то в очаровательную и привлекающую к себе внимание женщину. И Лавиния вдруг почувствовала, что ей хочется увидеть, как это произойдет, и она поняла, что позволяет временной ситуации, в которой она очутилась, перерасти в нечто гораздо более постоянное. Проведя вдали от Винтервуда всего несколько часов, она ясно сознавала, что всей душой стремится вернуться туда и вновь увидеть издали большой суровый дом на холме. За столь короткий срок она позволила не только обитателям этого дома, но и самому дому завладеть ее сердцем. Он надолго останется в ее снах.

– А теперь, – произнесла своим надменным голосом Флора, – покажите нам ткани, подходящие для вечернего платья моей компаньонки, мисс Херст.

Когда Лавиния запротестовала, Флора царственным жестом отмахнулась от нее:

– Помолчите, мисс Херст. Я хочу выбрать сама.

На мгновение Лавинию охватил панический страх, что ее единственное драгоценное платье придется шить из какого-нибудь кричащего материала, который может понравиться только ребенку. Но у Флоры оказался превосходный вкус. Она настояла на отрезе зеленовато-серой тафты, цвет которой, по ее словам, очень подходит к цвету глаз дорогой мисс Херст.

Флора распорядилась, чтобы эту покупку упаковали и положили вместе со всеми остальными, но стоимость не вносили в счет. Ее она желала оплатить лично. Прежде чем Лавиния успела ее остановить, она вытащила свою маленькую бисерную сумочку и вынула из нее два соверена [10]10
  Соверен – золотая монета достоинством в 1 фунт стерлингов.


[Закрыть].

– Это мой подарок, – сказала она и добавила еле слышно: – Ради Бога, не устраивайте сцен.

В этом было что-то смешное: они как бы вдруг поменялись ролями. Лавиния изо всех сил старалась сладить с поднимавшимся в душе чувством негодования на судьбу, поставившую ее в такое положение, когда она вынуждена принимать подарки от ребенка.

Управляющий проводил их из магазина с поклонами, причем Флоре даже в объятиях Джозефа удалось сохранить высокомерную мину.

– Флора, я, право же, не могу принять подобный подарок.

– Уметь красиво принимать подарки так же важно, как и уметь красиво их дарить, – сказала Флора, поджав губы. – Боюсь, что принимать вы умеете не слишком-то хорошо, мисс Херст.

– Да, боюсь, что так.

– В таком случае постарайтесь начать исправляться, – заявила своим наставительным тоном Флора. Однако почти сразу же вслед за этим она снова превратилась в ребенка. – Мисс Херст, как по-вашему, могу я сегодня вечером надеть мои новые, туфли? Дядя Тимоти всегда просит, чтобы Эдвард и я пили с ним чай, когда мамы и папы нет.

– Конечно, можешь надеть. Если только ты не слишком устала.

Случилось так, что леди Тэймсон чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы тоже спуститься к чаю. В гостиной стало совсем весело, потому что мистер Буш также пришел и показал себя прекрасным пианистом. Он доверительно сообщил Лавинии, что отец его музыкант и его заветная мечта тоже стать музыкантом. Он все бросал на нее восхищенные взгляды, и она понимала, что ему страшно хочется спросить, о чем она мечтает для себя.

Лавиния не желала, чтобы его подглядывания испортили вечер. Она схватила за руки Эдварда и заявила, что они сейчас будут с ним танцевать, так же как мама с папой в этот вечер танцуют во дворце. Мистер Буш играл на рояле развеселую польку, а она вела за собой в танце по всей комнате громко хохочущего от радости Эдварда. Флора хлопала в ладоши, а сэр Тимоти приговаривал:

– Ей-Богу, хотел бы я быть помоложе!

Еще не стемнело настолько, чтобы зажечь лампы, и шторы были раздернуты в стороны, так что можно было видеть темнеющие контуры сада. Когда Лавиния, запыхавшаяся и разгоряченная, свалилась в одно из кресел, у нее появилось странное впечатление, словно сфинксы на террасе придвинулись ближе. Более того, казалось, один из них заглядывает своими мертвыми глазами прямо в комнату. Глупость какая, вовсе это был не сфинкс, а какой-то мужчина, наверное один из садовников, проходивший мимо и остановившийся, чтобы взглянуть на запретную территорию гостиной. Камин, перед которым клевала носом леди Тэймсон, достаточно хорошо освещал комнату, чтобы он мог отчетливо ее разглядеть. Это неожиданно появившееся белое лицо сильно испугало Лавинию. Пора задернуть шторы.

Леди Тэймсон зашевелилась и проснулась. Указывая пальцем на блестящие кончики туфель Флоры, высовывавшиеся из-под подола ее платья, она спросила:

– Почему на тебе эти нелепые туфли?

Глаза Флоры сверкнули.

– Потому что я собираюсь со временем в них танцевать.

– В таком случае тебе пора начать что-то для этого делать – как ты считаешь? Позволяешь носить себя всюду на руках. Вздор, да и только! А все лень виновата.

– Это не лень, вы...

– Флора! – поспешно одернула ее Лавиния.

Флора закусила губы, глаза ее злобно сверкали.

– Я буду танцевать на вашей могиле, кошмарная вы старуха!

Леди Тэймсон ответила со своим скрипучим смешком:

– Это моего покоя не нарушит. Где Элиза? Я хочу вернуться к себе в комнату. Я устала. Все эти танцы и пляски вокруг... Я думаю, перед ужином перекинемся в карты, Флора.

– Я выиграю!

– Ну так приходи и попробуй, приходи и попробуй.

Явились Элиза и Мэри, затем пришла Фиби – зажечь лампы и задернуть шторы, и Джозеф – отнести Флору в ее комнату. Эдварда, несмотря на его протесты, препроводили в детскую, а сэр Тимоти заявил, что выпьет рюмочку шерри, прежде чем пойти переодеться к обеду. Может, мисс Херст составит ему компанию?