Текст книги "Винтервуд"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Не слишком ли сильно мы вас эксплуатируем? Вы еще не пожалели, что не поехали с той тихой пожилой четой?

Да, с Монками она была бы в безопасности. А сейчас она отнюдь не чувствовала себя в безопасности. Взять хоть Джонатона Пита с его завуалированными угрозами или этого мужчину, который, по своей прихоти то был так внимателен, то полностью игнорировал ее.

– В этом случае я не увидела бы Винтервуд, а это, судя по вашим словам, было бы жаль.

– Вы должны нас остерегаться, мисс Херст, – вдруг заявил он.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мы склонны использовать людей в своих целях. – Видимо, он решил, что его замечание не совсем понятно, потому что добавил в пояснение: – Взгляните на себя – вы вся в пыли и в грязи. Вы работаете словно какая-нибудь рабыня.

Лавиния понимала, что он имел в виду вовсе не это.

– Пыль смоется. Я работы не боюсь.

– Да, это я вижу, – медленно произнес он, не пытаясь ничего больше объяснять. – Ну что ж, в таком случае вы намерены смыть пыль, прежде чем мы двинемся в путь?

Говорил он так, будто пытался от чего-то ее предостеречь. Но его предостережение не походило на наглую угрозу Джонатона Пита, в нем звучало что-то вроде нежности и сожаления, которые она будет часто вспоминать – в этом она не сомневалась. Может быть, он предупреждал, чтобы она не влюблялась в Винтервуд, потому что это чувство неизбежно распространилось бы и на его хозяина?

Он целовал ей руку, не вкладывая в этот жест никакого особенного значения, он небрежным тоном отдавал ей приказания! Он игнорировал ее! И вдруг оказывал ей знаки внимания, которые до глубины души волновали ее. Он использовал ее для удовлетворения капризов своей избалованной дочери. И он же поверял ей свои мечты, касавшиеся Винтервуда. Он замечал ее слезы, он был для нее загадкой, и она не сомневалась, что влюбится в него. Влюбится бессмысленно, безнадежно и – она с отчаянием это сознавала – навсегда.

В тот самый момент, когда они уходили, Лавиния услышала какой-то шорох на лестнице. Она повернулась и увидела низенькую квадратную фигуру, закутанную в широченный халат.

Это была контесса.

– Эй вы! – воскликнула она, указывая на Лавинию пальцем. – Вы все упаковали? А мое бархатное бальное платье?

– Да, контесса.

– А мои кашемировые шали?

– Да, я обратила на них особое внимание.

– Хорошо. Они стоят кучу денег. Венецианские торговцы – грабители. А как насчет моих соболей?

Лавиния заметила несколько меховых вещей, очень старых и потертых.

– Да, контесса. Они в ваших сундуках.

– Вы, девушка, на все отвечаете «да». Вы это делаете, чтобы скрыть свою лень? Я должна быть надлежащим образом одета в Винтервуде.

– Вы можете туда явиться хоть в лохмотьях, дорогая моя леди, – сказал Дэниел. Он говорил с ней тем же снисходительным тоном, что и с Флорой, и старой даме это нравилось. Она хрипло засмеялась и добавила, что, хоть он все еще чужой ей человек, похоже, что он заслуживает доверия. Наверное, подумала Лавиния, у нее были слуги, которые ее обворовывали, потому она и стала такой подозрительной и избрала такой эксцентричный затворнический образ жизни.

– Но драгоценности свои я никому не доверяю, – заявила она. – Во время поездки все они будут на мне.

Глава шестая

К сожалению, леди Тэймсон и Флора с первого взгляда невзлюбили друг друга. Тут все дело было в утверждении своего «я». Каждая из них хотела, чтобы всеобщее внимание было сосредоточено на ней одной, флора заявила, что леди Тэймсон – неприятная старуха с противной злой физиономией, а леди Тэймсон совершенно откровенно высказалась в том смысле, что Флора – абсолютно несносна и ей следовало бы как можно скорее выбраться из этого своего кресла и стать на ноги.

Они сидели в купе, которое заранее приготовил для них Дэниел, и волком смотрели друг на друга. Леди Тэймсон была одета в чрезвычайно эффектный черный бархатный плащ и шляпу, щедро украшенную выцветшими французскими розами. К лифу ее платья было пришпилено несколько бриллиантовых брошей, а на ее стоячем кружевном воротнике красовался великолепный громадный изумруд. Элиза доверительно сообщила Лавинии, что старая дама – прямо ходячий ювелирный магазин. Если за ней не приглядывать, какой-нибудь вор наверняка свалит ее с ног и ограбит.

Но случиться так, чтобы за ней не приглядывали, не могло. Об этом намерена была позаботиться Шарлотта. Она пребывала в непрестанной суете, отдавая приказы одновременно всем. Элиза должна подставить под ноги контессы скамеечку и держать наготове нюхательные соли. Флора должна перестать хныкать. Лавиния должна развлекать детей, показывая им книжки с картинками: «Мисс Херст, сейчас не время предаваться грезам!» Эдвард должен сидеть спокойно и не высовываться из окна. А Дэниел... пересчитал ли он, сколько у них мест багажа? Ведь этим итальянским носильщикам доверять нельзя!

На Дэниела, по-видимому, никак не действовала паника, которую по каждому поводу поднимала Шарлотта. В тот самый момент, когда поезд отходил от платформы, Лавиния, вновь на миг отдавшаяся запретным грезам, обнаружила, что он сидит подле нее.

Очаровательные острова, плавающие в знойной дымке, бледно-лиловое небо, высокие звонницы, безмятежное море – все это ускользало прочь.

– У вас такой вид, словно вы на веки вечные прощаетесь со счастьем, мисс Херст.

– Правда? Я и в самом деле была здесь счастлива.

– А почему так трудно представить себя в таком же состоянии в каком-нибудь другом месте?

Она закусила губу, а затем заставила себя улыбнуться:

– Надеюсь, это не окажется трудным, мистер Мерион.

– Нет, в Винтервуде не окажется.

Они услышали за спиной резкий подозрительный голос Шарлотты:

– Что ты такое говоришь о Винтервуде? По-моему, мисс Херст, мой муж ни на миг не перестает думать об этом поместье, даже во сне.

– Я сказал, дорогая, что мисс Херст будет в Винтервуде так же счастлива, как была в Венеции.

– Я полагала, мисс Херст наняли не ради ее счастья, а ради счастья Флоры.

– Шарлотта! Шарлотта! – раздался высокий раздражительный голос леди Тэймсон. – Вы видели на вокзале Джонатона? Я думала, он придет нас проводить.

– Нет, тетя, не видела. Если бы он был на вокзале, вряд ли он мог нас не увидеть: мы вызвали к себе немалый интерес.

– Люди всегда на меня смотрят, – самодовольным тоном заявила Флора.

– Это потому, что у тебя ноги как палки, – сказал Эдвард.

– А откуда людям это известно? Мои ноги прикрыты ковриком. Они смотрят на меня из-за моего трагического положения,

– Шарлотта, вы испортили этого ребенка. Она дурно воспитана и тщеславна. Люди, видите ли, глядят на нее! На что они в самом деле смотрели, – сказала леди Тэймсон, похлопывая себя по груди, – так это на мои драгоценности. Не так-то часто им приходится видеть человека, который носит на себе целое состояние.

– Это немного вульгарно, тетушка Тэймсон.

– Вздор! Я намерена получать удовольствие от своего имущества, пока у меня еще есть для этого силы. Вы лучше ведите себя поосторожнее, Шарлотта, не то я распоряжусь в своем завещании похоронить мои драгоценности вместе со мной.

Шарлотта рассмеялась притворно-снисходительным смехом:

– Это ваша собственность, дорогая тетя. Вы можете распорядиться ею по своему усмотрению. Дело просто в том, что мы с Дэниелом не хотим, чтобы вас в дороге ограбили. Вы должны обещать, что все время будете у нас на виду.

– А в этом поезде есть грабители? – с величайшим интересом осведомился Эдвард. – Я бы хотел, чтобы они вошли сюда. Я бы пронзил их своим мечом. Мама, где мой меч?

Лавиния, сидевшая рядом с Флорой, почувствовала, как маленькая холодная ручонка забралась в ее руку.

– Я бы хотела, чтобы они ее убили, – горячим шепотом произнесла Флора.

– Никакой опасности сейчас нет, – промолвил своим спокойным голосом Дэниел. – Но Шарлотта права, говоря, что вы не должны исчезать с наших глаз, контесса.

– Не очень-то от вас скроешься, – проворчала старая дама. – Столько церберов! Шарлотта, Джонатан мне сказал, что вы пригласили его в Винтервуд, так что я увижу его там.

Шарлотта секунду смотрела на нее с нескрываемым удивлением. Она залилась краской, а потом вдруг побледнела. На этот раз она, видимо, так растерялась, что не находила слов.

А Дэниел тоже внимательно смотрел на нее:

– Это правда, Шарлотта?

– Да, вероятно, так оно и есть. Кузен Джонатан очень мне помог, и я высказалась в том смысле, что тетушка Тэймсон, возможно, снова захочет с ним увидеться, когда оправится от путешествия. Никакой точной даты я не устанавливала.

– Вам мой племянник не нравится, Дэниел? – черные глаза леди Тэймсон были весьма наблюдательны.

– Я его почти не знаю, – ответил Дэниел, продолжая смотреть на Шарлотту.

– Я его ненавижу, – с глубоким убеждением объявила Флора. – Он смеется, когда нет ничего смешного. По-моему, он смеется над нами.

– Флора! – Шарлотта, казалось, обрадовалась возможности переключить всеобщее внимание на свою дочь.

Не могло быть никаких сомнений в том, что она расстроена, так же как и в том, что Джонатан намеревается посетить Винтервуд без приглашения.

Глаза Дэниела выражали глубокую задумчивость. Но он ничего больше не сказал. Шарлотта решила открыть корзину с едой, чтобы завтрак положил конец неприятному разговору. Вне всякого сомнения, она сознательно старалась отвлечь внимание от только что обсуждавшейся темы.

Долгое путешествие прошло без каких-либо неприятностей, но все чувствовали себя очень утомленными. Флора и Эдвард, которых уложили на узеньких скамейках, всю ночь проспали. Леди Тэймсон обложили в ее углу таким множеством подушек и укрыли таким количеством всевозможных ковриков и одеял, что она походила на дородного Будду, на шее которого поблескивал изумруд. Шарлотта немного подремала сидя, а Элиза, все еще слабая после болезни, так раскачивала головой во сне, что один раз даже свалилась с сиденья. Дэниел же, как полагала Лавиния, не сомкнул глаз ни на минуту, впрочем как и она сама. О чем думает он, она знать не могла, но перед ее мысленным взором мелькали, словно залитые лунным светом куски заоконного ландшафта, картины ее прошлого. До того как умерли мама и папа, в ее жизни было много счастья; потом счастья уже не было, но было много веселья и безрассудства, которые исходили от ее отчаянного братца, единственного близкого человека, оставшегося у нее на всем свете. В обществе их называли «необузданные близнецы Херстмонсо».

Возможно, Джонатан Пит присутствовал при одной карточных игр Робина. К ним постоянно приходили незнакомые люди, да и у него вид игрока.

Быть может, и в тот роковой уик-энд он был там. Правда, ей казалось, что именно там она видела их всех, несмотря на безумные притязания Джастина.

На миг ей представилось, что в раме окна возник силуэт Джастина, его ужасное одутловато-бледное лицо. Она вздрогнула, и Дэниел это заметил.

– Устали, мисс Херст?

– Немного.

– А вы в состоянии заснуть?

– Не думаю.

– Я тоже никогда не сплю в поезде.

Он говорил шепотом, чтобы не разбудить спящих, раскачивающийся фонарь был притушен, и лицо Дэниела находилось в такой же полутьме, как в ту ночь, в гондоле. Тем не менее в нем ощущалась большая сила и уверенность в себе. Этому человеку перечить было нельзя. Лавиния сомневалась в том, чтобы у нее могло возникнуть такое желание, но если бы возникло... Что-то закипело у нее в крови. Ей ничуть не хотелось спать, а призрачное лицо за окном исчезло.

– Давайте для препровождения времени поговорим о самих себе, – предложил он. – Вы в прошлом много путешествовали?

– За границей я была всего только раз. Мои родители взяли... меня в Париж. – Она вся напряглась: у нее чуть не вырвалось: «Нас с Робином».

– Надеюсь, это была приятная поездка?

– Да, конечно.

– Вы вздрогнули, как если бы там с вами что-то произошло.

– Ах нет. Просто я подумала: мы были так счастливы! Мама ходила по магазинам, папа водил меня по музеям. Помню, деревья уже пожелтели и роняли листья в Сену. Папа заставлял меня все время говорить по-французски. Кажется, что все это было так давно.

– Быть может, вы снова там побываете.

– Ну нет, вряд ли.

– А я считаю это весьма вероятным. Я бы хотел, чтобы Флора хорошо говорила по-французски.

– Этого легко можно было бы достигнуть, пригласив в гувернантки француженку,

– Да, это лишь один из способов.

– Я не обладаю достаточными знаниями, чтобы учить Флору французскому, если вы это имеете в виду, мистер Мерион.

– Сомневаюсь, что на свете вообще существует человек, способный чему-то ее научить. С гувернантками она ведет себя как сущий бесенок. Но дети прекрасно умеют подражать.

– Надеюсь, вы не хотите, чтобы она подражала мне!

– У вас прямо ужас в голосе, мисс Херст! – Он уселся поудобнее. – Вообще-то, я именно это и имел в виду. Я говорил только о вашей манере держаться. Конечно, я надеюсь узнать вас получше.

– Мистер Мерион, я, кажется, начинаю думать, что не одна только Флора ведет себя с гувернантками как бесенок!

Он засмеялся:

– Разве я это заслужил? Может, и в самом деле заслужил. Должен сказать, что либо моя жена сознательно нанимала в гувернантки одну за другой весьма пресных особ, либо это качество – неотъемлемая черта настоящей гувернантки. – Он увидел, как она резко повернула голову. – Поймите меня правильно. Ведь для всякого очевидно, что это не настоящее ваше призвание.

– Пожалуйста, давайте договоримся, мистер Мерион: я оказываю вам услугу, соглашаясь занять эту должность, а вы оказываете мне услугу, предлагая ее мне. Не задавайте слишком много вопросов.

– Но я не могу совладать с некоторым любопытством. У вас был несчастный роман?

– Можете назвать это так.

– Видите ли, я отказываюсь верить, что сам факт безденежья мог так разбить вашу жизнь. Должно было произойти что-то такое, что вынудило вас отправиться в путешествие с этой вашей ужасной кузиной. Но я обещаю не задавать больше вопросов. Со временем...

– Со временем – что?

– Человеку удается оправиться от сердечной трагедии.

– О, от сердечной...

– Вашего сердца трагедия не коснулась?

– Во всяком случае, коснулась не в том смысле, какой вы имеете в виду, мистер Мерион.

Напротив них что-то задвигалось, а затем пахнуло «фиалками» – этот аромат сопровождал любое колыхание одежд леди Тэймсон. Лавиния вдруг увидела, что за ней пристально следят острые черные глаза.

Наклонившись вперед, она спросила шепотом:

– Вы хорошо себя чувствуете, леди Тэймсон?

– Совсем окаменела – не разогнуться. Я хлебнула бы винца, если осталось.

– Думаю, да. Мистер Мерион...

– Сейчас достану, – сказал Дэниел.

Возникшее в связи с этим движение разбудило Шарлотту. Она зашевелилась и измученным голосом произнесла:

– Что случилось? Тетя Тэймсон заболела?

– Просто пить захотела, Шарлотта, – ответила старая дама. – Не суетись. Я нахожу путешествие довольно занимательным.

– Занимательным! Я задыхаюсь от копоти, у меня болят все суставы.

– Тогда возвращайся на свое место и постарайся отдохнуть. Мисс Херст принесет мне немного вина.

Шарлотта прижала руки к вискам – знакомый жест!

– Ну что ж, если вы уверены, что с вами все в порядке, тетя... – Она устало закрыла глаза. Ее слабое белое лицо с темными кругами под глазами казалось пугающе прозрачным.

Лавиния со стаканом вина в руках склонилась над леди Тэймсон. В этот момент старая дама выглядела гораздо крепче Шарлотты; глаза ее задорно поблескивали.

– Я думаю, что и Винтервуд мне покажется занимательным, – пробормотала она, потягивая вино.

В глазах ее сверкнуло злое лукавство. Она, очевидно, слышала весь разговор между Лавинией и Дэниелом. Как она его истолковала? А как можно было его истолковать?

Флора узнала, что на пароме при переправе через Ла-Манш ей придется находиться в двухместной каюте с леди Тэймсон. Она подняла страшный шум:

– Я не желаю, чтобы меня заперли вдвоем со старухой, которая вот-вот умрет!

– Флора! – одернула ее мать. – Пожалуйста, воздержись от всяких сцен теперь, когда мы почти дома.

– Я никаких сцен не устраиваю, мама. Я просто заявляю, что хочу сидеть на палубе вместе с мисс Херст и папой.

– Флора, ты просто невыносимый ребенок! Папа и мисс Херст не будут сидеть на палубе.

– Делай то, что тебе велят, детка, – сказал Дэниел. – На палубе будет холодно и ветрено, а тебе нужен покой.

– А Эдвард где будет? – упрямым голосом спросила Флора.

– Эдвард будет со мной, – ответила Шарлотта. – Дэниел, перенеси ее вниз. Мы не можем выслушивать подобные речи.

– Она очень устала, – заметила Лавиния.

– Как и мы все. – Шарлотта и в самом деле выглядела самой усталой. Контраст между ее черными волосами и белой кожей казался теперь скорее страшным, нежели привлекательным. Но более всего поражали в ней огромные, очень светлые глаза.

На протяжении всего путешествия с этого необычного женского лица не сходило выражение сильной тревоги. Наверное, она очень боялась, как бы леди Тэймсон не умерла в пути, что повлекло бы за собой всевозможные осложнения.

– У меня будет морская болезнь! – пригрозила Флора.

– У, меня тоже – достаточно мне будет посмотреть на тебя, – заявила вдруг леди Тэймсон. У нее была непостижимая способность казаться погруженной в бессознательное оцепенение и вдруг неожиданно выходить из него, причем выяснялось, что она воспринимает окружающее живее, чем кто бы то ни был. – Я считаю тебя очень неприятной спутницей, но я приложу все усилия, чтобы не доставить тебе никакого неудобства, умерев прежде, чем прибуду в Англию.

Девочка и старуха смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью, Первой опустила глаза Флора.

– Вы не должны глядеть на мои ноги, – в замешательстве пробормотала она.

– Само собой! Кто же смотрит на ноги дамы? Принято делать вид, что их вовсе не существует и она просто порхает по воздуху. Что касается меня, то мне вообще не на что опереться, Дэниел, дайте мне руку. Давайте спустимся в это подземелье, которого так страшится Флора.

То ли от страха, то ли от неспокойного моря, а может, просто потому, что она заранее на это настроилась, флору начало тошнить почти сразу – берега Франции не успели еще скрыться из виду. Элиза, которой было велено находиться в каюте с двумя больными пассажирами, справилась с чрезвычайным происшествием, а затем поднялась наверх, на палубу. Она доложила Шарлотте, которую Дэниел нежно укутал в пледы, что обе ее подопечные уснули.

– Слава Богу, – слабым голосом отозвалась Шарлотта. – Элиза, а вы сами хорошо ли себя чувствуете?

У бедной Элизы, едва оправившейся от недомогания, которое мучило ее в Венеции, лицо было зеленое.

– Там, внизу, просто очень душно, мадам. Если я смогу глотнуть немного свежего воздуха, со мной все будет в порядке.

– Мисс Херст, вы хороший моряк?

– Умеренно хороший, миссис Мерион.

– В таком случае, будьте добры, спуститесь вниз и проследите за тем, чтобы с леди Тэймсон и Флорой ничего не случилось.

– Они крепко спали, когда я уходила, мадам, – вставила Элиза. – Иначе я ни на минуту их не оставила бы.

– Я знаю, Элиза. О Господи!

Пароход зарылся носом в воду и закачался из стороны в сторону. Шарлотта, дрожа, закуталась поплотнее. Даже Эдвард решил, что лучше примоститься на коленях матери, чем обследовать скользкие доски палубы. Дэниела нигде не было видно.

– Я пойду вниз, миссис Мерион, – сказала Лавиния и направилась к лестнице, ведущей с палубы в каюты. По дороге она хваталась за все, что можно.

Открыть дверь каюты ей удалось с трудом; что-то мешало с той стороны.

– Осторожнее! – громко вскрикнула Флора. – Вы меня раздавите. Я на полу.

Сильно встревожившись, Лавиния кое-как протиснулась внутрь и увидела, что Флора каким-то образом упала со своей полки и лежит на полу. На лице ее было написано смятение.

– О, мисс Херст! Я так рада, что вы пришли! Бабушка Тэймсон умирала. Мне пришлось доставать для нее ее лекарство.

Лавиния быстро наклонилась над старой женщиной, лежавшей совершенно неподвижно с пугающе посиневшим лицом. Но глаза ее были открыты и отнюдь не безжизненны. Более того, в них поблескивал, как обычно, веселый огонек.

– Я не умираю. У меня просто был приступ. – Она замолчала и перевела дух. – Этот... противный ребенок... каким-то образом достал флакончик с моим лекарством. – Она двинула рукой, показав зажатую в пальцах бутылочку, половина содержимого которой пролилась на простыни. – Я воспользовалась ложечкой. – Она продолжала лежать тихо, сосредоточив внимание на том, чтобы правильно дышать.

– Она что – умерла? – прошептала Флора.

– Нет, не умерла. Я думаю, ты, возможно, даже спасла ей жизнь. Как ты слезла со своей полки?

– Я упала, когда тянулась за лекарством. Я очень сильно испугалась. Вы бы слышали стоны бабушки Тэймсон! Вы останетесь с нами, мисс Херст?

– Да, останусь. – Лавиния подняла Флору, снова уложила ее на полку и укрыла одеялами.

– О, это прекрасно! Какой отвратительный пароход! Меня рвало. Элиза вам рассказывала?

– Да. Надеюсь, сейчас тебе лучше?

Девочку била сильнейшая дрожь, личико осунулось, веснушки, появившиеся на нем под лучами горячего солнца, казались на ее бледной коже совсем темными.

– А Тедди рвало? – спросила она.

– Пока еще нет. Я накрою тебя еще одним одеялом. Тебе холодно.

– Спасибо, мисс Херст. Не уходите, ладно?

– Я же сказала тебе, что не уйду. – Лавиния повернулась к тетушке Тэймсон, лицо которой уже не выглядело таким измученным: – Вам теперь лучше, контесса? Вы не желаете, чтобы я пригласила корабельного врача?

– Конечно нет. Я знаю – а теперь и Флора знает, – что надо делать, если у меня опять случится приступ.

Флора так и взвилась

– Это вовсе не означает, что вы стали мне больше нравиться, бабушка Тэймсон. Я просто не люблю, чтобы люди умирали.

– А я не люблю, чтобы люди не могли передвигаться. Вздор все это. У тебя пара совершенно нормальных ног. Я их видела. Тонковаты немного. Им требуется всего лишь массаж. Я уверена, что мисс Херст проследит за тем, чтобы тебе его делали.

– И они станут от этого менее тонкими?

– Конечно,

– Хотела бы я, чтобы мне – вот как вам – достаточно было выпить какого-нибудь лекарства из бутылочки, чтобы я сразу же поправилась.

– Это легкий способ, он годится только для стариков. Молодым надо бороться. А теперь перестань болтать как попугай и дай мне поспать.

Флора послушно легла и натянула одеяла до самого подбородка.

– Как странно, я сейчас не ощущаю морской болезни, – пробормотала она. Чуть позже она тихонько прошептала: – Я все еще ненавижу эту старую даму. Но, пожалуй, уже не так отчаянно. Надеюсь, Эдварда тошнит.

После этого веки ее сомкнулись, и она уснула. Леди Тэймсон тоже спала, или так, во всяком случае, казалось. Бриллианты поблескивали на ее груди. Лавиния сидела на табурете в раскачивающейся каюте, думая о неизбежности, с какой люди оказываются вовлеченными в происходящие события. Никому не удалось от этого уйти – ни ей, ни Флоре, ни леди Тэймсон, ни Шарлотте, как-то связанной с этим странным Джонатоном Питом. А Дэниел? Вероятно, и его все это затронуло, потому что он был не из тех людей, которых происходящее вокруг них не касалось.