Текст книги "Винтервуд"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава двадцать вторая

Джонатан и в самом деле собрался ехать. Он велел слуге вечером упаковать его чемодан, чтобы утром все было готово к отъезду. Вечер прошел в разговорах о неудобствах путешествия по Европе в зимнее время. Сэр Тимоти имел многое что сказать по этому поводу, но никто его не слушал. У Шарлотты был такой усталый вид, что она, казалось, вот-вот упадет. Но когда Дэниел, почти не сводивший с нее глаз, предложил ей пойти отдохнуть, она стала с жаром отрицать свою усталость. Она сидела возле умирающего огня, явно боясь подняться наверх.

Наконец Джонатан заявил, что ему завтра предстоит ехать и, думается, ему надо бы немного поспать. Едва заметный кивок Дэниела дал понять Лавинии, что ей следует занять свой пост возле Флоры. Мэри, оставшаяся с ней, уже клевала носом, а может, и заснула около камина.

Джонатан, наверное, догадался, что она выйдет следом за ним, так как он задержался в коридоре. Он отодвинул штору на одном из длинных окон и глядел в ночную тьму.

– Дождь начинается, – сказал он. – Если ветер усилится, переезд через Ла-Манш будет чертовски неприятным.

– Вы плохо переносите качку? Это единственное, что вас волнует?

– Издеваетесь, моя прелестная Лавиния? Нет, меня волнует не только это. Другая вещь, которая меня очень тревожит, – опасность потерять вас. Но нам придется отложить это небольшое дельце до моего возвращения. Мне понадобится не менее десяти дней. Способны вы ждать так долго? Думаю, да. Думаю, вы подождете.

В его голосе прозвучала неприкрытая угроза, однако тревога явно была сильнее. Похоже, таинственная неприятность в Венеции для него даже важнее, чем она, Лавиния. Почему он не желает сказать, что его тревожит? Почему Шарлотта отказывается говорить? Или, может, они действительно и сами не знают, что же произошло.

Ночи страшилась не одна только Шарлотта. Флора сидела в постели без всякого сна, глаза у нее слишком ярко блестели, и в них был страх.

– Мисс Херст, наконец-то вы вспомнили о моем существовании. Почему вы оставляете меня с этой ни на что не годной девчонкой, которая только и знает, что спать?

Мэри, выглядевшая совсем ребенком – каким она и была, – крепко спала возле камина. Чепчик ее сбился набок, маленькие загрубевшие от работы руки были сложены поверх передника.

– А ты почему не спишь? – спросила Флору Лавиния.

– Потому что у меня болят ноги.

– Ты сегодня их перетрудила. Ведь доктор Манроу предостерегал тебя – нельзя этого делать. Мышцы еще слишком слабые. Ты должна быть терпеливой.

– Мисс Херст! Не браните меня. Вы мне ужасно не нравитесь, когда ведете себя как гувернантка.

– Тогда я буду вести себя как нянька. Не желаешь ли горячего молока?

– Нет.

– Тогда, может, мне растереть твои ноги – тебе станет легче. – Лавиния принялась будить Мэри. Но спящая девочка еще не успела шевельнуться, как Флора спросила:

– Мисс Херст, о чем они говорили сегодня внизу? Правда ли, что бабушка Тэймсон возвращается?

– Флора! Ну конечно же нет! Она умерла.

– Эдвард считает, что она возвращается. Вы не поверите, каким тихоней он стал. Он думает, что она хочет его наказать за те фокусы, которые он с ней проделывал. Фиби пообещала спать в его комнате. Верите ли – такой большой мальчик! – Флора секунду помолчала, пытаясь сохранить свой презрительный тон. Однако ей это не удалось, и она тихим голосом сказала: – Мне не позволили видеть ее, когда она лежала мертвой. Это потому, что на самом деле она не умерла?

– Я ее видела, – спокойно сказала Лавиния. – У нее было тихое, умиротворенное лицо. Тебя это успокоит?

– Я успокоилась бы, если бы она была живой. Мне вовсе не нужны ни ее деньги, ни драгоценности. Я с радостью вернула бы их. Теперь, когда я могу ходить, они мне не нужны.

– Ты права, не нужны, – согласилась Лавиния. – Они...

– Они – что? – спросила Флора, когда она запнулась.

Она собралась сказать, что на них лежит проклятие. И это действительно было так. Ведь все произошло после того, как старая дама изменила свое завещание. Все! Даже странное преследующее всех ощущение, будто происходит нечто загадочное.

– Существует множество вещей, куда более важных, чем богатство, – строгим тоном сказала она. – А теперь будь так добра – ложись и спи.

– Если мне позволят взять на кровать Сильвию. Тогда я буду чувствовать себя в безопасности. Она лает, когда в комнату входит кто-нибудь чужой.

– И кто же это, по-твоему, может сюда войти?

Напряженные глаза Флоры поглядели на нее.

– Я думаю, что Сильвии бабушка Тэймсон показалась бы чужой.

– Флора, детка!

Скрывая собственное волнение, Лавиния быстро разбудила Мэри и подтолкнула ее к постели Флоры; затем она позволила маленькой собачке, дрожавшей от радости, свернуться клубочком в ногах Флоры. Наверное, подумала она, и Шарлотте не помешало бы в эту ночь общество Сильвии. Но Шарлотта отдала свою любимицу дочери, чтобы доказать, как сильно она ее любит, хотя до этого всем было ясно, что она питает прямо-таки страстную любовь к Эдварду и ни к кому больше, меньше же всего – к своей искалеченной, некрасивой дочери с трудным характером. Невозможно было вмиг изменить свои чувства лишь потому, что дочь вдруг стала невероятно богатой. Но для окружающих надо было делать вид, что и такое случается.

Лавиния не могла понять, почему ее ничем пока не доказанные подозрения в отношении Шарлотты снова воскресли в ее душе.

Впрочем, что же тут было непонятного? Сегодня с лица Шарлотты словно соскользнула маска. Под ней оказалось лицо женщины, преследуемой призраками.

Между ней и Джонатоном Питом с самого начала существовал заговор. Если бы деньги леди Тэймсон достались ей, по какой-то причине, известной ей одной, часть их должен был получить Джонатан. Но план почему-то не удался, и приходилось спасать положение.

Потому-то Шарлотта щедро проявляла свою любовь к Флоре, говорила Эдварду, что поедет жить с ним, своим любимым сыночком, в Лондон, а также делала вид, что получает удовольствие от общества человека, который до беспамятства пугал ее. В высшей степени непоследовательное поведение.

А теперь – и это казалось наиболее странным – сами заговорщики перепугались. Страшно перепугались.

Час спустя послышался стук в дверь. Флора наконец-то заснула, и сама Лавиния, крайне усталая, начала дремать.

Однако уже в следующую минуту она выпрямилась. Сильвия тихонько заворчала.

Неужели опять Джонатан? Нет, этого она уже не выдержит.

Оказалось, что это Дэниел.

Он извинился, что обеспокоил ее – ему просто хотелось проверить, все ли в порядке.

– С Флорой? Она спит.

– Хорошо. Лавиния, я хочу, чтобы завтра вы ее увезли. Я сниму для вас квартиру. В каком-нибудь тихом месте. Может быть, в Борнмуте. Вы согласны?

– Случилось что-нибудь?

Он слабо улыбнулся. Вид у него был очень усталый.

– Разве мало того, что уже случилось? Нет, ничего нового не произошло. Жена моя не желает говорить. Ни слова. Лишь утверждает, будто я знаю ровно столько же, сколько и она. Когда же я сказал, что не умираю от какого-то тайного страха, который, по всей видимости, мучает ее, она заявила, что у нее просто нервы расходились. Она всегда была очень нервной, а письмо из могилы отнюдь не пошло на пользу ее здоровью.

– Существует какая-то причина, побуждающая мистера Пита отправиться в Венецию. Что-то очень важное и неотложное. Ваша жена наверняка знает, в чем дело.

– Возможно. Что касается меня, какая бы причина ни способствовала его отъезду из моего дома, могу этому только порадоваться. Мне давно следовало выгнать его и не прислушиваться к желаниям Шарлотты.

– Вы думаете, когда он уедет, все будет в порядке? Очевидно, нет, иначе вы не хотели бы, чтобы я увезла отсюда Флору.

– Это необходимо для ее здоровья.

Лавиния порывисто протянула к нему руку.

– Вы приедете к нам в Борнмут?

– Позднее, Лавиния. Когда мы окончательно установим, кто похоронен в могиле маленького Тома.

Он опять назвал ее Лавинией. Это было единственное утешение, которое она смогла почерпнуть из потрясшего ее до глубины души разговора.

Она спала и видела во сне леди Тэймсон, разукрашенную драгоценностями; а леди, склонившись над постелью Лавинии, требовала своим повелительным хриплым голосом вытащить ее из этой холодной английской грязи и вернуть в великолепную Венецию. А позади нее стоял Джонатан Пит, он громко смеялся и говорил, что захватил бы ее с собой, если бы не сильный ветер, и тогда бедная старая дама вскрикнула, разбудив Лавинию. За окном занималось холодное утро, и Флора громко кричала ей прямо в ухо:

– Мисс Херст! Вы так крепко спали, что мне пришлось заорать. Посмотрите, я без посторонней помощи выбралась из постели.

После кошмарного сна ее маленькая фигурка в длинной белой ночной рубашке показалась такой симпатичной, что Лавиния обвила ее руками.

– Благослови тебя Господи, деточка. Я так за тебя счастлива!

– Я тоже счастлива, потому что мистер Пит уезжает от нас. Вы знали об этом? Мэри говорит, что все его коробки уже снесли вниз. Вы проспали, мисс Херст. Поторопитесь, а то опоздаете к завтраку. Вы даже можете опоздать попрощаться с мистером Питом!

– Ты прекрасно знаешь, что это не разобьет мне сердце.

Флора захихикала. Она была, видимо, в хорошем настроении.

– И кроме того, я заглядывала в комнату бабушки Тэймсон. Она не вернулась. Все это было просто фантазией, правда?

– Конечно. Скажи Мэри, чтобы она тебя причесала, пока я одеваюсь. Тогда мы, может, даже успеем к утренней молитве.

– Давайте помолимся о том, чтобы на Ла-Манше была сильная качка.

Лавиния выглянула из окна и увидела небо, затянутое грозовыми тучами.

– Думаю, что молиться не понадобится. Но будем надеяться, что мистер Джонатан не струсит и не откажется от поездки.

Позже ей суждено было вспомнить это свое замечание.

Еще до окончания завтрака в дверях столовой появился Джозеф и взволнованно объявил, что из Лондона прибыл какой-то молодой человек с большой посылкой, адресованной контессе Баррата.

Шарлотта вскочила, схватившись рукой за сердце;

– Что в этой таинственной посылке, Джозеф?

– Молодой человек говорит, это новое платье, мадам, сшитое по заказу миледи. Оно прислано от мадам Хортенс, которая всегда шила на миледи.

– Но почему оно прибыло сюда?

У Джозефа вид был недоумевающий и встревоженный.

– Посыльный говорит, он получил такие указания. Он ждет в комнате для прислуги, если вы хотите его расспросить, мадам.

Дэниел бросил свою салфетку на стол:

– Я расспрошу его сам. Оставайся здесь, Шарлотта.

В отсутствие Дэниела все хранили молчание. Только сэр Тимоти сказал:

– Странно. Бедная Тэймсон явно преувеличила отпущенное ей на земле время. Пустая трата денег, если платье дорогое. Вероятно, портниха не захочет забрать его обратно. – Он с явным одобрением ухмыльнулся. – Надо признать, старая дама сохранила до последнего дня свою суетность. Интересно, где она рассчитывала щеголять в этом новом платье?

Платье было сшито из любимой ткани леди Тэймсон – лилового бархата. Оно было поистине великолепно. Широченная юбка была обшита черной тесьмой – на это ушел не один ярд отделки; лиф был украшен прекрасным кружевом. В письме, вложенном в коробку с платьем, портниха извинялась перед контессой за то, то не успела прислать наряд к Рождеству, но заказ из Венеции был получен лишь двадцать третьего декабря, так что сшить его в такой короткий срок было попросту невозможно. Во всяком случае, быть может, и сама контесса еще не прибыла. Она писала, что собирается выехать, но очень боится путешествовать в зимнее время; по дороге она сделает две-три остановки. Она рассчитывает прибыть в Англию на Рождество или на день-два позже. Счет велено было послать ее племяннице, миссис Шарлотте Мерион, в Винтервуд; она уверена, что миссис Мерион оплатит также расходы на отправку платья с посыльным. Дэниел положил прочитанное письмо на стол.

– В чем тут дело? Тебе должно быть что-то известно. – Он не называл Шарлотту по имени, не обратился ней, по обыкновению, со словами «дорогая моя», «милая». Он говорил с ней холодно и сурово, как если бы это был совершенно чужой ему человек.

– Мне известно? – Шарлотта на мгновение умолкла. – Но мне ничего не известно. Не имею ни малейшего представления...

– В таком случае вы что скажете, мистер Пит? – Дэниел резко повернулся к Джонатону, который сидел застывшей позе, одетый в дорожный костюм. Лицо его было спокойно, но покрыто какими-то странными пятнами. – Вы собираетесь ехать в Венецию. Только не говорите мне, что сами не знаете, за какой химерой вы гонитесь. Вы рассчитываете найти какое-то лицо – то лицо, которое написало эти письма и заказало это платье. Кто она?

– Откуда я знаю, черт побери? Прежде всего, это кто-то с весьма своеобразным чувством юмора. Конечно, я рассчитывал кого-нибудь найти. Я не думаю, чтобы эти письма были написаны призраком. Но кто бы это ни был, ясно, что отыскивать их в Венеции уже поздно. Они – он или она – по-видимому, находятся по пути в Англию. Если верить этому, – Джонатан указал на письмо, – они почти уже у цели.

Шарлотта вскочила, а потом застыла в неподвижности, словно не в силах сообразить, что делать дальше.

Сэр Тимоти надел очки и рассматривал платье, которое Дэниел бросил на спинку кресла.

– Ты должна признать, Шарлотта, это был любимый цвет Тэймсон. Кроме того, я заметил, что от нее всегда пахло духами «Фиалки». Интересно бы узнать, какие события в ее жизни внушили ей такую любовь к фиалкам. Так, и кто же оплатит счет за этот туалет?

Совершенно неожиданно Флора начал плакать, что и дало Шарлотте повод резко повернуться и яростно закричать:

– Мисс Херст, неужели у вас не хватает ума увести отсюда Флору? Эта кошмарная шутка не для детей. Дэниел, платье должно быть немедленно отправлено в Лондон. Мадам – как там ее зовут – надо сообщить, что произошла ошибка.

Она протянула руку к шнурку, чтобы вызвать звонком прислугу, но Дэниел ее остановил:

– Что ты делаешь?

– Звоню, чтобы унесли и упаковали это платье. Нельзя отпускать посыльного.

– Не делай этого, – спокойно сказал Дэниел. – Давай подождем, пока прибудет тот, кому оно принадлежит.

– Да никто не едет сюда. Кто может приехать?

Дэниел с каменным выражением на лице обернулся к Джонатону.

– Вы когда-нибудь замечали, – сказал он таким тоном, будто вел обыкновенную светскую беседу, – что всякий раз, когда речь заходит о крупной сумме денег, вокруг собираются волки? Кажется, контесса называла их хищниками. Так что позвольте мне попросить вас отсрочить ваш отъезд. Я уверен, что наш таинственный гость, который может появиться в любую минуту, – он повернулся, чтобы посмотреть в окно, – рассчитывает застать вас здесь.

Лицо Джонатона приобрело противную желтую окраску. Цвет трусости, подумала Лавиния. Ею овладело чувство злорадного торжества: пришла его очередь стать объектом угроз. Джонатан сидел как загипнотизированный. Замерев, словно испуганное животное, он неотступно смотрел на дверь, будто ожидая, что она в любую минуту распахнется и появится какой-нибудь ужасный призрак. В конечном итоге он оказался всего лишь малодушным ничтожеством. Брошенное на кресло лиловое платье словно бы служило странным символом его падения.

Что оно могло означать для него? Было ли вещественным доказательством того, чего он так боялся?

Наконец он заговорил. Но его слова не были ответом на вопрос Дэниела. Посмотрев на часы, он сказал:

– Мне надо трогаться, а то я опоздаю на паром. Можно мне еще раз воспользоваться вашей любезностью, Дэниел, и попросить, чтобы меня доставили на вокзал?

Шарлотта вскочила. Если Джонатан был бледен по какой-то, одному ему известной причине, то Шарлотта была похожа на привидение с безумными глазами и белым как мел лицом.

– Джонатан, вы не можете уехать! Не можете бросить меня в такой момент.

Он, едва взглянув на нее, двинулся к двери.

– Джонатан...

– Ладно, не беспокойтесь насчет экипажа, – торопливо проговорил он. – Мне некогда его дожидаться. Я быстрее доберусь пешком.

Дверь за ним захлопнулась. Шарлотта тяжело опустилась в кресло.

– Ах ты трус! – прошептала она. – Трус!

Дэниел далеко не ласковым жестом отвел ее руки от бледного лица.

– Пора положить конец тайнам, – резко сказал он. – Давай не будем терять время, проливая слезы об этом негодяе. Пусть себе бежит. И пусть фурии преследуют его. Вы согласны со мной, мисс Херст?

Лавиния не знала, как выразить свою благодарность. Хотя буря все еще свирепствовала, день, казалось, стал светлее.

– Полностью согласна.

– Я думаю, он слишком легко отделался, но, по крайней мере, он удалился без того, за чем приехал. Не так ли, Шарлотта? – Дэниел пересек комнату и запер дверь на ключ. – Я думаю, ты прекрасно знаешь, в чем дело, и ты не выйдешь из этой комнаты, пока не расскажешь всю историю. Дядя Тимоти, мисс Херст, садитесь. Теперь мы одни. Выкладывай правду, Шарлотта. Сию же минуту.

Но даже сейчас, несмотря на непривычный холодный гнев в голосе мужа, Шарлотта смогла заговорить не сразу. У нее буквально не было слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. Ее дрожащие губы несколько раз раскрывались, но тут же беззвучно смыкались. Она тоже была загипнотизирована платьем, лежавшим на кресле. Судя по ее расширенным зрачкам, ей, по-видимому, представлялся призрак леди Тэймсон, облаченный в это платье.

Когда она наконец заговорила, голос ее звучал монотонно, слова были какие-то бессвязные, как у человека, бормочущего во сне. Что-то про похороны. Сначала Лавинии показалось, что она говорит о похоронах леди Тэймсон на сельском церковном кладбище, но потом она заговорила про кипарисы – какие они темные, а солнце такое горячее...

– Она хотела лежать в хорошей прохладной земле, – бормотала Шарлотта. – И я делала вид, будто...

– Делала вид, будто что? – Дэниел стоял очень близко, пытаясь понять беспокойный тихий шепот.

– Было уже слишком поздно, – сказала Шарлотта, вдруг широко раскрыв глаза. Она увидела Лавинию и, похоже, удивилась, все еще находясь во власти своего кошмара. – Мисс Херст! Почему вы не с Флорой? Вы уверены, что оставлять ее одну безопасно? Я думала, вы боитесь за нее. Она слишком богата для маленькой девочки. Для ребенка, который не может ходить, для калеки. И она получает наследство, в то время как Тедди, мой дорогой Тедди...

Заплетающийся голос умолк. Но ответ на странный вопрос наконец был дан. Покушение на жизнь Флоры предпринималось. Кем? Джонатоном Питом? Самой матерью девочки?

Лоб Шарлотты исказила гримаса боли.

– Джонатан заставил меня это сделать с помощью опия. Это было ужасно. Но он угрожал. Он хотел получить так много. Он ни о чем, кроме денег, не говорил.

– Как он мог требовать от тебя деньги? – спросил Дэниел. – Какое у него было на это право? Может быть, что-то произошло в Венеции? Ведь все началось там, не правда ли? Расскажи нам, Шарлотта.

Какое-то время казалось, что Шарлотта будет не в силах говорить, но она справилась со своим волнением и начала рассказывать весьма странную историю. Голос ее был слабым, но неожиданно спокойным.

Прибыв в палаццо своей тетки в Венеции, она уже застала лишь мертвое тело. Жившая в доме старая женщина сказала Шарлотте, что она появилась слишком поздно. Ее тетка умерла. Это было жестоким разочарованием, так как она не успела изменить завещание в пользу Шарлотты, как обещала, и все ее состояние отошло различным благотворительным обществам.

Старая женщина, англичанка по имени Спрот, была компаньонкой леди Тэймсон. У нее был единственный сын, Джонатан. Он тоже находился в палаццо, когда туда прибыла Шарлотта. Это он разработал хитрый план, который должен был обогатить Шарлотту и его самого.

У матери Джонатона было серьезное сердечное заболевание, и она едва ли могла рассчитывать долго прожить. Так почему бы ей не выдать себя за покойную контессу, которая лежала наверху в ожидании похорон? Собственно говоря, она уже начала выдавать себя за нее, так как доктору, который лечил контессу и подписал удостоверение о ее кончине, сообщили, что его пациенткой была миссис Амелия Спрот. Инициатором обмана был Джонатан. Он предвидел, что Шарлотта согласится с его мнением: было бы безобразием уступить все это громадное состояние каким-то филантропам. Оно по праву принадлежит Шарлотте и, конечно, ему, Джонатону, за его помощь в осуществлении столь дерзкого замысла. Правда, он обещал не быть особенно жадным. Он говорил, что потребует для себя небольшую долю, ну, может, каких-нибудь двадцать тысяч фунтов. Получив эти деньги, он навсегда исчезнет из жизни Шарлотты. Она может на него положиться.

Так состоялись похороны, выданные за погребение миссис Спрот. Новая тетушка Тэймсон ожидала в своем палаццо, чтобы ее отвезли в Англию. Перед ней стояла только одна важная задача – научиться подражать почерку контессы. Ей пришлось здорово попрактиковаться. Все остальное было просто. Она получала громадное удовольствие от того, что может носить дорогие платья и драгоценности и готовиться умереть контессой. Правда, вначале она побаивалась. По всей видимости, ее запугивал собственный сын, но разыгрывание театральных сцен вообще-то было ей по душе, и она получала какое-то нездоровое удовольствие от исполнения отведенной ей роли.

Однако произошла одна вещь, которой никто не ожидал: заговор Шарлотты начал вдруг казаться тетушке Тэймсон слишком противным, она прониклась презрением к Эдварду как к избалованному, грубому мальчишке, и полюбила Флору.

Когда ее сын приехал навестить ее в Винтервуд, она поссорилась с ним из-за его алчных претензий. Это побудило ее внезапно принять решение начать свою собственную игру. Пусть Флора, это чувствительное искалеченное дитя, получит состояние, которым она, Амелия Спрот, вовсе не вправе была распоряжаться.

Когда ее план был успешно осуществлен и завещание признали законным, Джонатан в бешенстве все равно стал настаивать, чтобы ему выдали причитающуюся долю. Шарлотта должна была сделать это любым путем, в противном случае он ее разоблачит и дело не ограничится тем, что ей будет предъявлено обвинение в уголовном преступлении, – все это громадное состояние навсегда будет потеряно для семьи Мерионов. Между тем, если Флора умрет в результате какого-нибудь несчастного случая, сатанински нашептывал Джонатан, – а она ведь всего лишь никому не нужная несчастная калека, – деньги останутся в семье и ими можно будет воспользоваться.

Когда неуклюжее покушение на жизнь Флоры провалилось, Шарлотта просто заболела от всего этого и попыталась умилостивить Джонатона тем, что отправилась в Лондон, забрала из банка свои драгоценности и отдала их ему, чтобы он их продал в Нью-Йорке. В Нью-Йорке есть богатые люди – новые железнодорожные и нефтяные магнаты, которые платили большие деньги за настоящие фамильные бриллианты и увешивали ими своих жен. Наконец Джонатан, быть может сам немножко струсивший из-за такого опасного заговора, как покушение на убийство ребенка, согласился принять свою мзду и уехать. Однако он отказывался покинуть Винтервуд ранее Рождества, потому что ему надо было довести до конца другое дело, более романтического характера. Он сделал одной даме предложение выйти за него замуж.

Та к что до Рождества они решили веселиться. Шарлотта должна была надевать свои самые нарядные платья, чтобы развеять тоску, а Джонатан постарается эти последние дни в максимальной степени воспользоваться гостеприимством Винтервуда.

Но и на этот раз их планы были нарушены. Начали поступать письма из Венеции.

Кто был похоронен в Венеции? Может, все-таки контесса не умерла?

Шарлотта вначале думала, что эти письма – очередной трюк Джонатона, цель которого напугать ее и заставить выдать ему еще больше денег. Она не сомневалась, что это он тайком пробрался наверх, в комнату леди Тэймсон, и позвонил в серебряный колокольчик: он рассчитал, что служанки испугаются, и в результате ему удалось никем не замеченным выйти из ее комнаты. Но эти письма – дело совсем другое. Они пришли непосредственно из Венеции. Может, его мамаша обманула их и умершая женщина была вовсе не контесса? Действительно ли она должна прибыть в Винтервуд, как о том говорилось в письмах?

Но даже Шарлотта, похожая на призрак и говорившая теперь так, словно была не в силах остановиться, о гробе, драгоценностях, гондолах, отбрасывавших черную тень на синюю воду, об опие, от которого так крепко спится, о беззаботно стрекочущих цикадах, о голосе Джонатона, постоянно звучащем у нее в ушах и предъявляющем к ней все новые требования, даже она не могла дать ответа на последний и главный вопрос. Оставалось только сидеть и ждать, чтобы увидеть своими глазами того, кто может приехать.

Утро казалось бесконечным. Вряд ли, думала Лавиния, проходило пять минут, чтобы кто-нибудь не вскочил поглядеть в окно. Но подъездная дорожка, убегавшая вдаль под голыми ветвями деревьев, оставалась пустой. Дождь все еще шел. С голов сфинксов на террасе стекала вода, на плитах дорожек и в розовом саду стояли прозрачные лужи. День был пасмурный, темный, цвета тусклого янтаря. И хотя во всех комнатах весело потрескивали поленья, в трубах завывал ветер и внутри дома, так же как и за его стенами, царила гнетущая атмосфера.

Лавиния держала Флору в желтой гостиной, и по ее просьбе мистер Буш привел туда же и Эдварда. Молодой человек был очень изобретателен в придумывании всевозможных полезных игр, для которых требовались бумага и карандаш, но в этот раз Флора без всякого энтузиазма согласилась участвовать в этом занятии. Она, так же как и все в доме, пребывала в состоянии мучительного ожидания.

День склонился к вечеру, но звук колес экипажа так и не раздался и на дороге к дому не появилось какой-либо повозки, груженной чемоданами и коробками, принадлежащими таинственному пассажиру. Они явно ждали призрака.

Перед тем как совсем стемнело, Шарлотта потеряла всякий контроль над собой. Она исчезла наверху и спустилась вниз в своей амазонке. Она заявила, что задыхается и что ей необходимо выйти из дома, проехаться верхом.

– Не сходи с ума. На дворе ураган! – воскликнул Дэниел.

– Но я и есть сумасшедшая, – со смехом крикнула она ему в ответ. Глаза ее на белом лице ярко блестели. – Ты всегда это знал. Разве нет, любовь моя?

– Шарлотта, я запрещаю тебе ехать одной.

– О, я не одна. При моей лошади находится Питерс.

– В таком случае пусть он будет возле тебя.

– Конечно. Почему ты так волнуешься? Ты же знаешь, что я умею ездить верхом в любой ураган.

И это была сущая правда. Она выглядела просто великолепно, когда галопом поскакала прочь, – тоненькая, стройная фигурка, словно слившаяся в одно целое с лошадью. Лавиния заметила, как Флора следила за удаляющейся всадницей. Лицо у нее было напряженное, Застывшее, и Лавиния вдруг поняла, почему девочка в свое время ездила верхом так неосторожно и в конце концов упала. Она состязалась со своей красивой матерью.

Дэниел обнял Флору за плечи.

– Через несколько недель, детка, мы снова посадим тебя на лошадь.

– Через несколько недель! А почему не на этой неделе, папа?

– Ну что ж, тебя, конечно, можно посадить на Ники и поводить его за узду.

– На Ники! Моего старого пони? Папа, ты с ума сошел.

– Нет. И я не хочу, чтобы ты сходила с ума. Придется тебе потерпеть.

Впрочем, хотя голос Дэниела был ласковым, он явно думал о чем-то другом. Он мысленно следовал за Шарлоттой, умчавшейся в бешеном галопе. Думал ли он, что ему следовало помешать ей или хотя бы поехать вместе с ней, чтобы оберегать в пути? Но мог ли кто-нибудь уберечь ее от фурий, наверняка гнавшихся теперь за ней по пятам?

Прошел еще один томительный час. В дверях появился сэр Тимоти и сообщил, что они с Саймоном закончили свою шахматную партию. Саймон выиграл. Мальчик становится слишком большим мастером.

– Право слово, Дэниел, этот дом сегодня напоминает какой-то морг. Все сидят с таким видом, будто ждут страшного суда. Что, нашего долгожданного путника так и не видно?

– Нет, – коротко ответил Дэниел.

– Значит, сегодня можно ее больше не ждать.

– Почему вы считаете, что этот путник женщина, сэр Тимоти? – спросила Лавиния.

– Вне всякого сомнения, мисс Херст. Такими изощренными методами может действовать только женщина. Анонимные письма, лиловые бархатные платья! Подобные вещи приходят в голову только самым романтичным натурам. Паршивые дела творятся кругом. Не знаю, чем все это кончится.

Дэниел отвернулся от окна и подошел к Флоре, чтобы поцеловать ее в лоб.

– Отправляйся наверх.

– Ох, папа, нет! – Глаза Флоры тревожно расширились. – Почему надо меня отсылать прочь? Разве мне нельзя увидеть даму, которая приедет сюда?

– Весьма сомнительно, чтобы прибыла какая-то дама. Делай то, что тебе сказано.

Флора достаточно хорошо знала своего отца, чтобы понимать: это один из тех случаев, когда его ничем не удастся умаслить. Вообще она вынуждена была признать, что и в самом деле страшно устала и была бы рада, если бы Джозеф отнес ее наверх.

– Это, право же, в самый последний раз, – заверила она его. – Завтра я буду намного крепче.

Лавиния, собиравшая вещи Флоры, чтобы двинуться следом за ней, услышала, как Дэниел велел принести ему фонарь «молния». Он беспокоился о Шарлотте.

Однако минуту спустя Шарлотта явилась. С нее ручьями стекала вода, и она совершенно выбилась из сил. Она позволила снять с себя амазонку и сапоги для верхней езды, после чего тяжело опустилась на кушетку.

– Я ездила всего лишь в деревню. – В глазах ее мелькнуло какое-то странное вороватое выражение. – Почему вы все уставились на меня? – сердито спросила она. – Что-нибудь случилось в мое отсутствие?

– Нет, ничего.

– Значит, в самом деле никто не приедет. Мистификатор...

Она не успела договорить – раздался топот лошадиных копыт, заскрипели по гравию колеса. Лошади перешли с рыси на шаг и остановились. Кто-то дергал дверной звонок. Звук его разнесся по всему вестибюлю.

Шарлотта вскочила, схватившись рукой за горло. Она испустила сдавленный крик и неожиданно, совсем как Джонатан Пит, бросилась в бегство. Но к ее услугам не было парома, который доставил бы ее на континент. Она могла только подняться наверх и, съежившись от страха, затаиться у себя в спальне, за запертой дверью.

Никто не пошел следом за ней, так как все, затаив дыхание, ждали, кто же войдет в дом.

Дэниел сам распахнул дверь. Через порог переступила маленькая фигурка в плаще и черной шляпе. Сначала вошедшая нервно огляделась вокруг, не приподнимая вуали, скрывавшей ее лицо. Потом она увидела Лавинию, и это почему-то придало ей уверенности в себе. Она откинула вуаль и торопливо шагнула вперед.

– О, мисс Херст, я так рада, что вы еще здесь. Мне необходимо было вернуться, чтобы проверить, все ли в порядке. Я получила ваше письмо, в котором вы писали, что тревожитесь за Флору. Именно это письмо побудило меня отправиться в Венецию. Я была так потрясена тем, что вы сообщили про опий и прочие вещи. Никогда не думала, что у меня хватит мужества совершить такое путешествие, но ваше письмо придало мне его.