355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дорин Тови » Появление Сесса » Текст книги (страница 4)
Появление Сесса
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:44

Текст книги "Появление Сесса"


Автор книги: Дорин Тови



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Пошло это от переселенцев из Восточной Европы, из густонаселенных стран, где в зимнее время волки, оставаясь без лесной добычи, устраивали налеты на овчарни, где их увиденные мельком темные силуэты, скользящие в чаще, и поверия, что они воруют младенцев, наводили страх на крестьян из века в век… Эти страхи и суеверия иммигранты привезли с собой в Северную Америку. И, увидев волка, они старались его убить. Английские переселенцы, на чьей родине волков уже давно не было, легко переняли убеждения своих соседей. Да и в любом случае для истребления волков имелись веские причины: правительство платило премию за каждого убитого волка, а хорошую волчью шкуру можно было дорого продать.

И волков стреляли, ставили на них капканы, разбрасывали для них отравленное мясо. Рассказывают, что в старину, когда индеец, добыв на мясо бизона или оленя, разделывал тушу, его нередко на почтительном расстоянии окружало кольцо дружелюбных волков, ожидавших, пока он заберет то, что ему требуется, и они смогут попировать на остатках. И в первое время, чтобы получить премию, достаточно было начинить эти остатки стрихнином.

Один наблюдатель в шестидесятых годах XIX века рассказывает, как волки вот так терпеливо ожидали своей очереди, пока мясо отравляли у них на глазах. Был брачный сезон, пишет он, время ухаживаний и выбора партнеров, и среди этих волков было несколько молоденьких самок с их ухажерами, которые беззаботно заигрывали с ними. И они ждали угощения с доверчивостью собак, потому что привыкли получать его еще волчатами. Затем отравитель ушел, и они так же беззаботно принялись за смертоносную приманку.

Однако даже в разгар этой волкофобии находились люди, пытавшиеся отстаивать правду, иногда невольно. Например, человек, путешествовавший по западу Небраски, рассказывал, что как-то ночью, когда он спал под открытым небом, его разбудило потыкивание в грудь. Открыв глаза, он увидел, что рядом сидит волк и трогает его лапой, словно собака, старающаяся привлечь внимание хозяина. Он решил, что волк проверял, мертв ли он, прежде чем приступить к полуночному пиршеству. Но соль в том, что волк не бросился на него, а убежал, едва он приподнялся с земли.

В течение многих лет постепенно было установлено, что волк никогда не нападает на человека, кроме тех случаев, когда он загнан в угол, но и тогда лишь в отчаянной попытке вырваться и убежать. Нет ни единого документально подтвержденного случая убийства волком человека в Северной Америке. Вероятно, если бы можно было установить истину, не нашлось бы таких случаев и в Европе.

Что до страха, будто волки нападают на детей, канадский ученый, изучавший волков в неволе, внес ясность и тут. Как-то раз любопытный малыш случайно забрался в вольеру с волками. Никогда прежде не видевшими детей. Перепуганные взрослые бросились на выручку (в конце-то концов, и собака может укусить, если ее дергают за хвост) и увидели, что малыш весело кувыркается с волчатами, а волчица виляет хвостом и облизывает его, будто своего детеныша.

Опровергнуто и представление о волках как о свирепых хищниках, убивающих других животных просто удовольствия ради. Волки убивают, только когда голодны, говорят современные наблюдатели, причем, гонясь за стадом карибу, нападают они на старых и увечных животных, которые отстают от стада, и на самых слабых среди молодняка. И ведь до конца зимы все их жертвы неизбежно погибли бы куда более мучительной смертью, а такое их истребление – это своего рода естественный отбор, обеспечивающий здоровье всего стада. И кстати, все эти животные прекрасно знают, когда волки выходят на охоту, и бегут от них лишь в этом случае. А в остальное время стая может пересечь долину, где пасутся карибу, и те разве что поднимут головы и проводят их ленивым взглядом.

Мы столько наслышались о волках от натуралистов в Джаспере! Например, что волки образуют супружескую пару на всю жизнь, что они – заботливейшие родители и что в каждой стае есть только одна супружеская пара – доминирующие самец и самка, которые и приносят наилучшее потомство; остальные же оберегают волчат и добывают пищу.

Ну, вот мы и были готовы отправиться куда угодно, лишь бы увидеть их.

К несчастью, сказал лесничий, шансов на это крайне мало. Теперь, когда их охраняют, волки начали размножаться, но в Парке их пока шесть-семь стай. Обитают они в самых глухих его уголках, так что туристы иногда видят их зимой, летом же – никогда. Опыт научил их держаться от людей подальше. Лучшее, что он может предложить, – ночную поездку на их территорию в надежде, что мы услышим их голоса. Наш проводник возьмет с собой запись воя другой стаи, и, если нам повезет, мы услышим, как они отвечают.

Мы отправились туда в субботу, день вообще достопамятный. Большую часть мы провели высоко в горах на озере Малинь, где видели, как дикобраз обгрызал объявление о медведях: они взбираются на столбы и грызут доски, потому что краска кажется им очень вкусной. И еще видели семью, устроившую пикник на озере, и их кошку на длиннейшей веревке. (Объявления предупреждают и о том, что собаки и кошки ради их же безопасности должны оставаться на поводках в местах, отведенных для пикников, а брать их на лесные тропы строжайше воспрещается.) И наконец мы увидели первого барибала за эту поездку.

Увидели мы его на полянке, где целую вечность прятались в высокой траве в чаянии увидеть рысь, которая, по словам проводника, иногда посещала эту полянку. Обычно рыси сторонятся людей, но эта и внимания на них не обращает. Лишь несколько дней назад он рассказывал своей группе о лосях, так как они часто посещают озеро Малинь, и вдруг заметил, что его слушатели уставились на что-то позади него как завороженные. Обернулся, а позади него тропу переходит рысь! С полнейшей невозмутимостью. Видимо, она тут ходит к озеру, ну а раз люди занимались чем-то своим…

Однако рысь в этот день, видимо, гуляла где-то еще. Прошло два часа, нас съели комары, но она так и не появилась. Отчаявшись, я встала на ноги и огласила окрестности моей неподражаемой имитацией боевого клича сиамского кота. Дома наша парочка являлась на него бегом. Увы, ни одна рысь не откликнулась на этот вызов. Зато десяток сусликов выскочили из норок, встали столбиками на своих дозорных холмиках и уставились на нас. А через минуту после того, как я умолкла, на поляну вышел медведь.

Суслики исчезли в норках, точно бильярдные шары в лузах. Ну а нам не потребовалось напоминаний о подходящих деревьях. Мы оказались за стволом ближайшего, словно нас притянуло туда резинкой. А я так уже вскинула ногу, примериваясь, достану ли я до нижнего сука в случае надобности. Приняв эти меры предосторожности, мы затаили дыхание и начали наблюдать за медведем.

Он был очень крупный. Вероятно, самец, потому что медведицы обычно ходят с медвежатами. Вообще-то барибалы бывают черными, но этот оказался темно-бурым с более светлой мордой мучнистого цвета. Если он заметил наше присутствие, то не подал и виду. А просто прошел через поляну особой медвежьей походкой вперевалку и абсолютно бесшумно – вот так бесшумно в музыкальных паузах ступают по сцене балерины. Покачивая головой из стороны в сторону, он близоруко обозревал все вокруг. Потом игриво прыгнул на что-то – возможно, суслик выглянул из норки. Короче говоря, он просто шел себе, но мы позади нашего дерева дышать не могли от возбуждения. Наш первый медведь в эту поездку! И встретили мы его не в машине! Заметь он нас, и мы взлетели бы на дерево быстрее белок.

А он даже не посмотрел на нас! Тем не менее всю дорогу до фургона мы без конца говорили о нем, и потом, спускаясь к шоссе Джаспер – Банф по крутому серпантину, на котором только тормоза испытывать, и все время, пока я готовила ужин на берегу озера Медисин. (Закат был великолепный, и мы решили поесть, любуясь им, чтобы, когда вернемся в «Вапити», быть готовыми навестить волков.) Вот почему, поджаривая сосиски, глядя в окно на закат и обсуждая с Чарльзом медведя, я чуть не подожгла фургон.

Кастрюля сплюнула на сковородку, жир вспыхнул – и мгновение спустя по всей плите затанцевали языки пламени. Чарльз спас положение, накрыв сковороду крышкой от кастрюли. Из-за недостатка кислорода огонь погас. Однако несколько секунд ситуация выглядела скверной – пламя уже тянулось к занавеске над мойкой. Вот почему, когда волчья экспедиция выехала из «Вапити» в одиннадцать вечера, наш фургон замыкал кортеж. Мы впервые ехали в нем в темноте, и Чарльз сказал, что предпочтет, чтобы никто не сидел у него на хвосте. Фургон ведь не наша собственность. А я чуть было его не подожгла. Но он хотел бы вернуть его в целости и сохранности.

Нам объяснили маршрут. Налево по шоссе Джаспер – Банф. Вверх по дороге к горе Маунт-Эдит-Кейвел. Через милю на развилке свернуть влево. Заблудиться невозможно, заверил нас проводник. Других поворотов просто нет. И примерно через двадцать миль мы доберемся до озера Лич. Машины припарковываются под деревьями, а он сойдет к воде установить оборудование.

То есть так рисовалось ему. Но жилой автофургон – машина меньше всего скоростная, дорога же шла в гору, и Чарльз вел его медленно, ибо фургон не был нашим, и любовался снежными горными вершинами в лучах луны, и прикидывал, какой зверек перебежал через дорогу впереди… Так что когда мы добрались до озера Лич и я опустила стекло, до нас донеслось крещендо песни волчьей стаи. Причем с гораздо более близкого расстояния, чем я ожидала. Казалось, они совсем рядом, прямо напротив нас на том берегу озера. Йип-йип, яп-яп, и баритональное соло вожака стаи. Пауза – и вступает хор, довольно мелодично, но почему-то приглушенно, пугающе, с надрывающей душу тоской.

– Быстрей! – шепнула я, схватила магнитофон, выскользнула из кабины и на цыпочках поспешила к озеру.

Чарльз выключил фары, подфарники, сунул ключи в карман, соскользнул из своей дверцы и на цыпочках же последовал за мной. Волки завывали как великолепный хор вагнеровских валькирий, и тут Чарльза осенила очередная идея. Он шепнул, что только сбегает назад и включит задние фонари. Мы же стоим самыми первыми, и если кто-то еще подъедет во тьме…

Бесполезно было указывать, что на фургоне рефлекторов хоть отбавляй и в свете приближающихся фар он засияет как рождественская елка.

Бесполезно было спрашивать, кто еще заедет так высоко в горы в подобный час. Чарльз подчинился диктату своей совести и пошел назад. Я пошла с ним. Да, бесспорно, волки встретят меня дружески, но все-таки лучше, чтобы при этом присутствовал Чарльз. Ну, он включил фары, а с ними и лампочки, которые, как того требует канадское законодательство, с наступлением темноты очерчивают габариты фургонов. В горной глуши, в двадцати милях от шоссе, мы засияли, как ярмарочная карусель.

Волков это не собьет, сказал Чарльз. Они, конечно, успели навидаться автомобильных огней. И правда, они продолжали выть с тем же энтузиазмом. Ну, он захлопнул дверцу, мы на цыпочках спустились к озеру и поняли, почему наша суета их не потревожила. Слушали мы не ответ местной стаи, а запись, еще только проигрывавшуюся проводником.

Мы присоединились к обществу на берегу, и проводник пустил запись по второму разу. Эффект все равно был потрясающий. Звуки вырывались из динамика, разносились по озеру, и горы отвечали эхом. Йип-йип-йипа-нье, протяжные завывания, переливчатые рулады хора, а между ними многозначительные паузы, когда наши настроенные на восприятие уши улавливали вздохи ветра в соснах и плеск маленьких волн, набегающих на песок. И вдруг в такую паузу ворвался грохот и лязг цепей.

Все подскочили.

– Медведь, – прошептал проводник. – Обрабатывает мусорный бак на пикниковой площадке.

Изобретено множество мусорных баков, которые медведю ну никак не вскрыть, – и всегда со временем появляется медведь, посрамляющий ухищрения конструкторов. Этот бак подвешивался на цепях на столбе – с идеей, что он вырвется из лап потянувшегося к нему медведя. Однако этот медведь, по-видимому, сумел сорвать крышку, а теперь старался перевернуть бак и вытряхнуть содержимое.

Предположительно это ему удалось. Ни ударов по металлу, ни лязга больше не раздавалось. Снова зазвучал волчий хор, замер, мы прислушались, и на этот раз издалека донесся долгожданный ответ джасперовского вожака, которого затем поддержал хор его стаи. Лесные волки! Да, они правда там во мраке, задирают морды в нашу сторону на каком-нибудь скалистом обрыве. Мне не верилось. Я – и слышу вольных волков? Бесспорно, это был самый волнующий момент в моей жизни.

А впрочем, не совсем. Самый волнующий момент наступил несколько позже, после того как проводник предложил отправиться дальше к водопаду у Атабаски. Там мы будем ближе к волкам, хотя, конечно, рев воды будет несколько мешать. Отлично, сказал Чарльз. Мы двинемся последними.

Габаритные огни предпоследней машины уже скрылись за поворотом, когда мы обнаружили, что у нас нет ключей от фургона. Они были заперты внутри его и дразняще свисали под приборной доской, где Чарльз оставил их, когда включил фонари. Виновата, конечно, была и я – твердила, чтобы он поторопился, не то мы упустим волчий вой, – но это не меняло того факта, что мы застряли в горах и шансов, что нас хватятся в ближайшее время, нет никаких. У водопада в темноте никто не заметит нашего отсутствия. Они вернутся в «Вапити»… Возможно, искать нас начнут только утром…

Мы кричали, мы отчаянно сигналили карманным фонариком. Без малейшего толку. Кортеж давно укатил. Мы остались наедине с запертым фургоном, с медведем у озера и со стаей волков в некотором отдалении.

Нет, я не забыла, что медведи безобидны, если не провоцировать их… что волки вовсе не чудовища-людоеды, какими их рисуют, а в данном случае и вообще в нескольких милях от нас. Просто мне было бы приятнее, если бы дверцы фургона были отперты.

– Так что же нам делать? – спросила я. – Не можем же мы ночевать здесь. Даже если кто-нибудь и появится, дверцу они все равно отпереть не сумеют.

– В отличие от меня, – сказал Чарльз. – Мой охотничий нож при мне.

И как я забыла! Уже много лет, когда бы Чарльз ни шел погулять, нож этот непременно болтался у него на поясе, и порой меня это раздражало. Что подумают люди? Ну когда же он станет взрослым? И от кого он думает обороняться в Сомерсете? От бенгальских тигров?

Никогда больше я не стану издеваться над ножом Чарльза! Я сотни раз проглатывала прежние насмешки, пока светила фонариком, а Чарльз возился с окном. Ему потребовался час, чтобы вставить нож и нажать на защелку, не поцарапав при этом краски. Луч фонарика начинал меркнуть. В кустах у нас за спиной послышался шорох. Медведь пришел полюбопытствовать?

– Влезем на крышу фургона, – ответил Чарльз, когда я спросила, что мы сделаем, если нас навестит медведь.

Я оглядела крышу. Помимо того что она находилась где-то высоко-высоко, в этом плане имелся еще один огрех. Медведей привлекают запахи пищи, а я от волнения из-за вспыхнувшей сковородки забыла опустить вентиляционную трубу. И мне представилось, как мы с Чарльзом взываем с крыши о помощи, а рядом с нами медведь уткнул нос в вентиляционную трубу и сопит от разыгрывающегося аппетита.

Нет, под фургон! Вот что я решила и уже приготовилась нырнуть туда, поскольку шорох явно приближался, и тут Чарльз сказал:

– Готово!

Стекло приоткрылось, он всунул руку и открыл дверцу.

Мы запрыгнули в кабину как кузнечики. Если шуршал и правда медведь, то шум заработавшего мотора заставил его остановиться. Мы не стали задерживаться и убирать вентиляционную трубу, а сразу выехали на дорогу, овеваемые кухонными запахами.

– Фу-у-у! – сказал Чарльз.

– Что фу-у-у, то фу-у-у, – сказала я.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мисс Уэллингтон мы об этом не сообщили. Она настаивала, чтобы мы давали о себе знать, не то она будет очень тревожиться. А потому, зная, что старик Адамс и К 0будут изнывать от любопытства, я писала ей раз в неделю. Но, конечно, не о том, как мы взламывали дверцу фургона, а где-то рядом рыскал медведь, шурша в кустах. Все равно к тому времени старик Адамс сказал, что просто чудо, как это нас никто не сожрал, а Фред Ферри напророчествовал, что уж в следующий-то раз сожрут как пить дать, а Эрн Бигс, несомненно, добавил, что он знавал человека, которого сожрал медведь. И от такого письма мисс Уэллингтон упала бы без чувств на дорожку, сжимая его в похолодевших пальцах.

А потому я сообщила ей, что слышала волчий вой, описала окруженное елями озеро в лунном свете, а также ледник на верхнем склоне горы Эдит-Кейвел, который индейцы называют Великим Белым Духом, а также (если бы мы не упомянули медведей, она все равно бы встревожилась в убеждении, что от нее что-то скрывают) и про медведя-экстраверта, которого мы увидели на следующий день, когда он восседал в озере. В озере Пирамид, чтобы быть точнее, куда мы поехали искупаться. День был жаркий, к тому же воскресный, так что на озере оказалось много народу, поскольку до Джаспера (города) от него всего две мили, и оно любимое место купания его жителей. Так что мы никак не ожидали увидеть там медведя, потому что у них нет привычки посещать людные места в дневное время.

Это были обычные площадки для пикников – травянистые расчистки среди деревьев у озера, и почти на всех них уже расположились семьи. Когда мы наконец нашли место, куда поставить фургон, первое, что нас поразило, был вал из мусора высотой по колено, окружавший ближайшую мусорную корзину. Вероятно, из-за воскресенья, сказали мы, некому было ее опорожнить. И все-таки такое пренебрежение мусором было как-то не в духе канадцев.

Мы переоделись в фургоне, искупались, а затем я вернулась приготовить чай, а Чарльз продолжал блаженно созерцать, лежа на спине, гору Пирамида. Я как раз спускалась спиной вперед по лесенке с чайником и чашками, как вдруг он примчался вне себя от волнения. Медведь расшвырял весь этот мусор! Он обходил все пикниковые площадки вокруг озера и переворачивал бачки и корзины. Один пловец в озере только что рассказал ему! Поставив чайник – в Англии мы же можем пить столько чая, сколько захотим! – мы натянули свитера и брюки и сами направились в обход озера. И надо сказать, что медведь постарался!

На площадке, соседней с нашей, он разделался с большим пакетом булочек. Они только-только положили булочки на стол, рассказали нам люди, и пошли к багажнику принести остальные припасы. Обернулись, а он тут как тут!

– Попрыгали в машину, как зайчики, – ответил мужчина, когда я спросила, что они предприняли. – Даже багажник не захлопнули.

Медведь съел булочки, заглянул в пустой багажник… Припасы они захватили с собой.

– Только потому, что держали их в руках, – признался он, – и от страха не выпустили.

Затем медведь отправился на соседнюю полянку, где ему повезло меньше. Они еще не занялись едой, а только успели привязать своего пестрого котенка к дереву и поставить перед ним блюдечко с молоком. Увидев медведя, они схватили котенка и нырнули в машину, даже не отвязав веревку от дерева.

Медведь слизнул кошачье молоко и пошел своей дорогой. На третьей полянке, где едой даже не пахло, он только взглянул на незапасливых людей и пошел дальше. На четвертой он съел тарелку ветчины и закусил маслом. В пятом случае ему достался слоеный торт. Он обходил посетителей озера с неуклонностью поездного контролера, а заодно переворачивал мусорные бачки. Мы нагнали его уже за расчистками, отведенными для пикников, где куполообразная скала указывала на конец дороги. И, завершив столь плодотворный обход, он теперь прохлаждался в озере, сидя в воде и сложа лапы на животе, этакий патриарх во главе стола. Он смотрел на купающихся в отдалении без страха и злобности, а так, будто был членом семьи и видел их всех каждый день.

Но, конечно, допускать подобное никак нельзя. Когда в национальных парках медведи находят такой способ лакомиться и начинают панибратствовать с людьми, их усыпляют и на вертолетах увозят в какое-нибудь глухое место и выпускают там, пометив, чтобы в случае возвращения их удалось бы узнать. Им дается три шанса. Если же медведь возвращается в четвертый раз, его бывают вынуждены пристрелить. Медведь, перестающий остерегаться людей, всегда потенциально опасен. В один прекрасный день, клянча угощение, он может рассердиться и напасть. Этот медведь на озеро Пирамид прежде подобных обходов не устраивал. Видимо, он только что додумался до этого. Оставалось надеяться, что у него хватит ума сбежать при появлении егеря и больше таких налетов не повторять.

На следующий день мы покинули «Вапити». Подобраться к волкам ближе, чем нам это удалось на озере Лич, шансов, по-видимому, не было, а до края гризли путь предстоял долгий. В области между Джаспером и Банфом гризли порой встречаются, но обычно только весной. Чтобы попытаться увидеть их летом, нам предстояло добраться до Уотертон-Глейшера. А там следует держать ухо востро, предупредил нас один из джасперовских егерей. Мы читали «Ночь гризли»?

Да, читали. Уотертон-Глейшер – национальный парк на границе Альберты с Монтаной. За шестьдесят лет его существования никто ни разу не пострадал там от медведя серьезно, а затем в 1967 году две девушки были растерзаны за одну ночь. Произошло это в монтанской части. Одна погибла на озере Траут, другая в девяти милях оттуда в домике Гранит-парка. В обоих случаях девушки были не одни, и имело место нарушение важнейших правил. На озере Траут, например, туристы взяли с собой щенка, и его запах, несомненно, чувствовался на всех них, а особенно на погибшей и ее подруге, так как они несли щенка на руках, когда он уставал. В Гранит-парке спасатели, разыскивавшие унесенную, нашли на тропе обертку от шоколадного батончика и пакетик сластей. Видимо, она взяла их в спальный мешок, когда забралась туда, а запах сладкого медведь чует лучше всякой ищейки – ведь он готов терпеть укусы разъяренных диких пчел, лишь бы добраться до меда.

Могли сыграть роль и другие факторы. Лето было чрезвычайно жаркое, с частыми грозами и лесными пожарами. Одного этого могло оказаться достаточным: ведь гризли не отличаются уравновешенностью нрава. Толковый словарь указывает, что глагол «гризл» является синонимом «ворчать», и, как ни странно, добавляет, что происхождение слова неизвестно. Хотя всякий, кому довелось услышать глухое угрожающее рокотание медведя гризли, ни на секунду не усомнился бы в том, откуда этот глагол взялся. «Точно медведь с головной болью» – есть и такое присловие.

Медведь у озера Траут все лето допекал и гонял туристов. Когда после трагедии его выследили и застрелили, он оказался очень старым, исхудалым, со стертыми зубами. Устраивать налеты на стоянки и грабить рыболовные верши ему было легче, чем охотиться, и в роковую ночь помимо аппетитных запахов готовящегося ужина на него подействовал запах собаки, исходивший от девушки в спальном мешке.

В Гранит-парке за домиками, в которых ночевали туристы, тянулся овражек. Туда сбрасывались остатки еды, и гризли постоянно приходили подъедать их. Известно было, что их тропа проходит поблизости от кемпинга, предназначенного не для автомобилистов, поскольку до шоссе оттуда мили и мили. Там в спальных мешках ночевали под открытым небом пешие любители природы, и, хотя медведи постоянно проходили вблизи, они ни разу ни на кого не нападали. До той ночи, когда девушка забрала в спальник шоколадный батончик и гризли захотел его попробовать.

Да, мы читали «Ночь гризли» Джека Олсена. У нашего костра в «Вапити», и волосы у нас стояли дыбом. Ну что нас тянет в то самое место? Однако книга показывает и другую сторону медали. С точки зрения самого великолепного животного Северной Америки, неумолимо обрекаемого на вымирание. Сотни бульдозеров вторгаются на его исконные земли, и даже в парках у него нет собственного места. Люди по доброй воле отправляются в край гризли, чтобы посмотреть хотя бы на одного, но стоит ему повести себя угрожающе – и они требуют, чтобы его пристрелили. По мнению экспертов, полное исчезновение диких гризли – только вопрос времени. Черника и малина будут по-прежнему созревать на склонах гор, но уже не будет огромных горбатых медведей, чтобы ими лакомиться.

И пока еще оставалась такая возможность, мы очень хотели увидеть гризли – с полным уважением к его правам. А потому мы поехали через Альберту на юг в Уотертон-Глейшер.

По дороге до Банфа мы насмотрелись на барибалов на травянистых обочинах, где они трудолюбиво раскапывали муравейники (они едят этих насекомых, привлекаемые сладким вкусом муравьиной кислоты) или сидели на задних лапах, точно огромные мягкие игрушки, и смотрели, как мы проезжаем мимо. Иногда барибал вперевалку переходил шоссе перед машиной в гордой уверенности, что люди уступят ему дорогу. Медведи как будто понимают, что в парках им ничто не угрожает, что туристам нравятся их выходки.

В каждом кемпинге, где мы останавливались, имелся свой запас медвежьих историй. В Рэмпарт-Крике нас угостили свежайшим, потрясающим случаем, произошедшим как раз накануне. Какие-то туристы устроились спать прямо в машине, а все их припасы хранились в лодке, которую они буксировали. Она была под тяжелым парусиновым чехлом, который они, видимо, считали медведеустойчивым. Однако чехол не устоял против того медведя, который устроил обход кемпинга в эту ночь. Он разодрал парусину, точно целлофан, залез в лодку, объелся сухарями, беконом, сливочным маслом, а затем, к вящему своему восторгу, обнаружил, что лодочный прицеп снабжен пружинящими рессорами. Когда на рассвете ритмический скрип разбудил спавших по соседству и они выглянули из своих машин, то увидели медведя, взлетающего в лодке вверх-вниз, словно на батуте; машина перед прицепом тоже покачивалась, а внутри нее хозяева, убаюканные, как в колыбели, все еще крепко спали.

– И проснулись, – закончил рассказчик, – только когда медведь ушел и кто-то постучал им в стекло. Жалко, что они не остались еще на ночь, на этого медведя в лодке стоило посмотреть!

Как и на медведицу, о которой нам рассказали в Банфе. Она научила своих медвежат поворачивать краны дождевателей на гольфовом поле и принимать душ в жаркие дни. И каждый такой день они весело бежали за ней от девятой до четырнадцатой лунки, поворачивая все краны на своем пути. Мамаша, несомненно, знала, что, позволь себе это взрослый медведь, его тотчас бы подцепили с вертолета и увезли подальше. Но кто мог устоять перед забавными медвежатами? А это означало, что и ей удастся понежиться под водяными струями. Да, признал рассказчик, дерн вокруг немножечко раскисал, но администрация клуба нашла выход: они наняли мальчишку, чтобы он следовал за медведями на почтительном расстоянии и отключал воду, едва те завершали водные процедуры.

Мы выслушивали истории за историями, иллюстрировавшие ум и находчивость медведей. Например, медведь, который столкнулся с туристом-пешеходом – предположительно впервые, – и турист, сбросив рюкзак, забрался на ближайшее дерево. И пока медведь рассиживался под деревом, поглощая присвоенные бутерброды и шоколад, его осенила блестящая идея. С этих пор – пока его таки не увезли на вертолете – он заделался разбойником с большой дороги: прятался за кустом, выскакивал на пеших туристов в надежде, что они побросают рюкзаки. В том, что это проделки одного медведя, никто не сомневался, так как прятался он всегда за одним и тем же кустом, и в конце концов его начали узнавать. Он был абсолютно безобиден – если намеченная жертва не бросалась бежать, он улепетывал сам. Но его пришлось увезти – туристы жаловались, что он рвет рюкзаки.

Еще об одном примере сообразительности (то есть если это произошло на самом деле) нам поведал егерь, рассуждая о проблеме мусорных баков. По его мнению, сказал он, медведи с любым справятся. Подучить их, так они хоть на электростанции дежурить смогут. Кто-то изобрел бак с наклонным желобом, так они наловчились приподнимать крышку головой, а лапу запускать внутрь – у взрослых медведей они длиннющие. Ну, так в Йеллоустонском парке в США придумали мусорный бак, каких еще не бывало. Чтобы его открыть, надо было нажать на рычаг сбоку, одновременно надавив на педаль, и некоторое время йеллоустонские медведи ничего с такими баками поделать не могли. Как, к несчастью, и туристы, которые принялись складывать мусор возле. А в довершение всего как-то ночью сотрудник парка увидал, что медведь стоит перед баком, наступив задней лапой на педаль, передней правой жмет на рычаг, а левой выгребает содержимое.

– Наверное, подглядывал за людьми, – сказал егерь, когда я спросила, каким образом медведь до этого додумался.

– Правда? – спросила я с некоторым сомнением.

– Чистая правда, – ответил егерь. Но, как я упомянула, у нас остаются кое-какие сомнения.

Что же касается подражания, то тут он был прав. Животные – от природы завзятые имитаторы, и в одном кемпинге всех допекал молодой лось, который явно подглядывал за медведями. Они не могли найти другого объяснения его манере постоянно опрокидывать мусорные баки. При нормальных обстоятельствах лось и близко к кемпингу не подойдет.

Олени – другое дело. В «Вапити» огромный светло-песочный самец с рогами как рождественская елка постоянно принимал солнечные ванны на одной и той же расчистке рядом с большим автофургоном. Люди почти весь день отсутствовали, и он возлежал там, будто сторожевой лев, – это Его Поляна, выражал он своей позой, и фургон тут стоит с его разрешения. Лоси совсем другие. Они предпочитают избегать людей и в то же время очень раздражительны. Рассерженный лось бросается в атаку, точно взбесившийся бык. И опасны не его широкие в выемках рога, а острые как бритва копыта. Эти копыта способны располосовать горло другого животного, вспороть человеку живот или пробить спину в мгновение ока. А потому, сказал егерь, этого лося придется убрать. Ведь туристы по большей части убеждены, что остерегаться следует только медведей, и рано или поздно кто-нибудь попытается его приласкать. Он уже загнал женщину в ее фургон, потому что у нее кончился хлеб, которым она его угощала, и, видимо беря пример с медведя, за которым подглядывал, он начал забирать еду прямо со столов на расчистках.

А он всего лишь лось, и вертолетом его вывозить не станут – просто пристрелят, а все сотрудники очень к нему привязались и теперь швыряют в него поленья, чуть увидят. Так, чтобы не ушибить его, а только напугать.

Мы с Чарльзом не любители вставать ни свет ни заря, а именно в этот час, когда бдительные сотрудники еще спят, его видели в кемпинге люди по дороге к умывальне, и поэтому более или менее близко нам довелось наблюдать его всего один раз в сумерках, когда мы сидели на лекции. Обычно их устраивали под открытым небом, но в этот вечер со Скалистых гор дул ледяной ветер, и мы собрались в общей кухне – длинном бревенчатом сарае со столами, скамьями и большой, топящейся дровами плитой для тех, кто путешествует налегке. Сотрудник уложил поленья в топку, на плите в двух больших кофейниках варился кофе, мы только что посмотрели фильм о толсторогах, и разговор, как обычно, зашел о медведях. У каждого сотрудника парка имелся свой запас медвежьих анекдотов, которые собравшиеся готовы были слушать, на какую бы тему ни читалась лекция. Этого лектора однажды, когда он исследовал необитаемые места в Уотертоне, загнал на дерево гризли и принялся в ярости раскачивать ствол. Есть у гризли такая манера, и, говорят, они выворачивают с корнями не такие уж тоненькие деревца. Однако это дерево устояло, и через некоторое время медведь удалился. И намного быстрее, чем рассчитывал рассказчик, а потому, успев научиться осмотрительности, он не стал спускаться. И к лучшему, потому что гризли почти тут же вернулся в сопровождении еще одного гризли, сообщил рассказчик. И они принялись трясти дерево уже вдвоем!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю