Текст книги "Попробуй догони"

Автор книги: Донна Кауффман (Кауфман)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Жаль только, что мне вряд ли удастся уговорить вас остаться со мной еще на недельку, чтобы я мог набраться сил для повторения своего подвига, – отозвался он, улыбнувшись.

Тело его вдруг наполнилось тяжестью, глаза не хотели открываться. Колоссальным усилием воли он все-таки поднял веки и, повернув голову, посмотрел на свою спутницу.

Ее глаза светились нежностью. Она дотронулась кончиками пальцев до его колючей щеки, погладила его по губам и коснулась кадыка. Таггарт судорожно сглотнул ком, подкативший к горлу, и глубоко вздохнул.

– Вы опасный мужчина, – прошептала Мойра. – Я не уверена, что решусь еще раз испытать подобный штурм.

Он почувствовал себя бессильным перед этой загадочной женщиной, способной обезоружить его одним лишь своим прикосновением, и сказал, поглаживая ладонью ее шелковистые локоны:

– Не так уж я и опасен. В этом вы легко убедитесь, когда узнаете меня получше.

– Я попытаюсь, – выдохнула она и нежно поцеловала его в губы.

Волна чувственного восторга, окатившая Таггарта, заставила его судорожно вздохнуть и затаить дыхание до конца поцелуя, чтобы не отпугнуть эту доверившуюся ему нимфу. Сердце готово было лопнуть от восторга и волнения, в чреслах снова возникло напряжение. Ему дьявольски хотелось выразить свои чувства словами, но, подумав, он решил, что время для серьезного разговора еще не пришло.

Она положила голову ему на грудь, томно вздохнула и принялась покрывать его поцелуями. Наконец она чмокнула его в сосок, подняла голову и спросила:

– Не пора ли нам оторвать наши задницы от холодного пола и перебраться на кровать?

– Пора, – согласился с ней Таггарт. – Жаль только, что сил на это у меня, кажется, совсем не осталось.

– Мне верится в это с трудом, – сказала она, высвобождаясь из его объятий.

Неохотно выпустив ее, он помог ей встать с пола. Она подошла к тумбочке, взяла из ящичка несколько бумажных салфеток и, протягивая их Таггарту, сказала;

– Ступайте в уборную первым, а я тем временем подберу свои разбросанные по всей комнате вещи. Да, и не забудьте снять с себя использованное гигиеническое изделие!

Стянув презерватив, Таггарт с трудом натянул на себя брюки и, пошатываясь, побрел по длинному коридору в общий санузел. Там он умылся над раковиной, решив отложить удовольствие принятия горячего душа до утра, чтобы попытаться уговорить шотландку разделить его с ним. А потом они будут пить чай и любоваться восходом солнца, лежа в постели.

– Ты неисправимый мечтатель, – сказал он своему отражению в зеркале, пытаясь не думать о неминуемом расставании со своей случайной спутницей, и пошел назад в номер.

Вопреки его предположению она не стала посещать туалет, предпочла забраться в его отсутствие под одеяло, которым укрылась до подбородка. Тусклый свет уличного фонаря ласкал ее голое плечо и распущенные волнистые волосы, рассыпавшиеся по подушке.

Пораженный этим зрелищем, Таггарт застыл в дверях, вдруг пожелав, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Он пронзительно ясно понял, что хочет овладевать этой чудесной женщиной снова и снова, познавая ее с разных сторон, и не только в сексуальном плане, но и в духовном. Он хотел познать это неземное создание досконально.

Тихонько сняв брюки, он нырнул под одеяло, борясь с желанием обнять ее и поцеловать. Но глаза у него слипались от усталости, изнуренный долгим путешествием и бурным коитусом организм нуждался в отдыхе. Он подпер щеку кулаком и стал молча любоваться своей сказочной принцессой, выдумывая различные предлоги для того, чтобы подольше остаться с ней вместе. В его первоначальные планы не входило близкое знакомство с прекрасной аборигенкой, а уж тем более продолжительный любовный роман с ней. Он намеревался в первую очередь разобраться с делами в замке Баллантре, что требовало значительных затрат умственной и физической энергии. Вдобавок ему надлежало вернуться к месту раскопок в Чаккобене через две недели, чтобы не потерять работу. Поэтому привязываться к этой таинственной незнакомке было не только нецелесообразно с логической точки зрения, но и опасно для его же собственного душевного здоровья.

– Зачем продлевать эти сладкие мучения? – пробормотал он, зевнув. Однако же погладил ее по голой руке, лежащей поверх одеяла, касаясь бархатистой кожи лишь кончиками пальцев. Поднимая один шелковистый локон волос за другим, он терся о них щеками, целовал их и шептал: – Я даже имени твоего не знаю, моя таинственная незнакомка! Но обожаю тебя.

Она пошевелилась во сне и, нащупав его руку, подложила ее себе под щеку. Это навело его на подозрение, что она привыкла спать с мужчиной. В общем-то в этом не было ничего предосудительного, она имела на это полное право. Однако неприятный осадок в душе Таггарта все же остался, ведь она говорила ему, что не замужем и живет одна. Впрочем, подумал он, разве можно в наше время слепо доверять женщине? Он укрылся с головой одеялом, уткнувшись носом в ее волосы, и постарался не думать больше о том, с кем эта особа проводила ночи, пока не встретилась на заснеженном горном перевале с ним, Таггартом Морганом-младшим, и не отдалась ему, движимая страстью, сначала в малолитражке, а потом в дешевом номере придорожной гостиницы. «Какое, в конце концов, это теперь имеет значение?» – бормотал, засыпая, он. Главное, что вдвоем им спать гораздо теплее. Он обнял ее за талию и захрапел, отдавшись в объятия Морфея.

Когда Таггарт много часов спустя проснулся, комната была освещена тусклым дневным светом, льющимся из крохотного заиндевелого окошка, расположенного под наклонным потолком. Он растерянно похлопал ладонью по пустому месту на кровати рядом с собой, тяжело вздохнул и поскреб пальцами колючий подбородок, пытаясь примириться с постигшим его разочарованием.

В маленьком номере, стены которого были обклеены дешевыми бумажными обоями в бело-розовую полоску, а дощатый пол застлан выцветшим зеленовато-розовым ковром, было прохладно. Одежда Таггарта, аккуратно сложенная, ожидала своего владельца на кедровом комоде, втиснутом под окошком между старым платяным шкафом и торшером. На сиротливо притулившемся к нему стульчике с набивным сиденьем он увидел початый флакон шампуня, стакан с зубной щеткой и распакованный брусочек туалетного мыла.

Иного имущества, принадлежащего поспешно покинувшей его незнакомке, не наблюдалось. Таггарт понял, что ее давно уже и след простыл, и не стал обманываться надеждой, что она болтает о разных пустяках с Хелен в гостиной, угощаясь горячим чаем с ячменными лепешками.

– Хорошенького понемножку, не нужно жадничать, – пробурчал он, спуская с кровати ноги. В голове немедленно возникла тупая боль – расплата за чрезмерную физическую нагрузку накануне. Таггарт чертыхнулся и резко встал, его желудок отозвался на это громким урчанием. Подумав, что одним только чаем успокоить его вряд ли удастся, Таггарт погладил живот ладонью и потянулся. Дел у него было впереди невпроворот, и пора было настраиваться на серьезный лад, а не забивать себе голову бесплодными предположениями.

В общих чертах план его дальнейших действий выглядел так: он быстренько примет душ, затем узнает у Хелен, где именно находится кафе, о котором она вчера упомянула, потом, за плотным завтраком, прикинет, как ему лучше вызволить из снежного плена свою малолитражку. В худшем случае придется купить несколько лопат и уговорить кого-то из местных жителей подвезти его до завязшей в сугробе машины и помочь ему раскидать снег. Несколько часов тяжелой физической работы пошли бы ему только на пользу, наверняка после этого уже не лезли бы в голову разные глупые фантазии о том, как он мог провести это утро, если бы шотландка не упорхнула ни свет ни заря.

Умышленно стараясь не смотреть ни на кровать, ни на стену, возле которой он еще совсем недавно овладевал незнакомкой, Таггарт оделся и решительно направился по коридору в душевую. И только очутившись под упругими горячими струями воды, он задумался о том, как она поступила со своим грузовичком. У него даже екнуло сердце при мысли, что незнакомка все еще может находиться на перевале, и если он поторопится, то вполне может застать ее там. Однако внутренний голос тотчас же обозвал его полным идиотом и язвительно напомнил, что она даже не оставила никакой записки. Несомненно, о продолжении интрижки не могло быть и речи.

– Что ж, порезвились и разбежались, – пробурчал он, вытираясь полотенцем насухо. – Излишества вредят здоровью, а оно мне еще пригодится, как сегодня, так и в обозримом будущем. Пожалуй, оно даже и к лучшему, что я больше никогда не увижу эту славную крошку, так мне будет спокойнее!

Натягивая через голову свитер, он уловил стойкий запах ее нектара и, криво усмехнувшись, представил, что о нем подумает Хелен, если учует это характерное амбре. Впрочем, какое это теперь имеет для него значение? Да плевать ему на всех в этой чертовой дыре! Ему ли, с его богатым жизненным опытом, стесняться аборигенов?

Спустившись по лестнице в холл гостиницы не без непродолжительной задержки на площадке между этажами, где на него нахлынули эротические воспоминания, он увидел за стойкой не старуху, а высокого жилистого мужчину, который что-то писал в регистрационном журнале.

– Доброе утро, – поздоровался с ним Таггарт.

– Скорее, добрый день, – отозвался мужчина, подняв голову и вперив в постояльца изучающий взгляд.

– Неужели? – с искренним удивлением воскликнул Таггарт. – Значит, я все еще живу по времени в штате Виргиния.

– Не огорчайтесь, ваш организм сам быстро перестроится, – с улыбкой утешил его супруг Хелен, обладавший в отличие от нее весьма приятной наружностью. – Не насилуйте его, – добавил благообразный старичок, сверля гостя голубенькими глазками из-под кустистых седых бровей, серебристый отлив которых прекрасно гармонировал с его густой шевелюрой и розоватой кожей морщинистого лица. – Выписываетесь?

– Да, из четвертого номера. – Таггарт протянул ему ключ и полез в карман за бумажником. – Сколько я вам должен?

Старичок взял у него ключ, взглянул на номерок, помрачнел и пробормотал с легкой досадой:

– А вы, оказывается, не любитель лыжных прогулок... Так-так...

Он вновь изучающе посмотрел на гостя, но уже с иным выражением лица, как бы разочаровавшись в нем внезапно.

– Вы мне ничего не должны, – резко произнес он и потупился.

– Не понял? – удивленно промолвил Таггарт. Хозяин гостиницы метнул в него быстрый взгляд, пожевал губами и пояснил:

– Ваш счет оплачен. Еще утром. Небезызвестной вам юной леди. – В его глазах заплясали смешинки.

Таггарт мог бы просто кивнуть и молча уйти, однако он спросил:

– Надеюсь, что мы не доставили вам беспокойства?

– Нет! – Старик пожал плечами. – Мы не вмешиваемся в личную жизнь наших клиентов. – Он снова опустил взгляд.

Таггарт ему, разумеется, не поверил, однако сдержанно произнес:

– Вы правы. Мы оба чрезвычайно признательны вам за ваше гостеприимство.

– Мы, шотландцы, всегда славились своим гостеприимством. И вы, как я понимаю, в этом уже успели убедиться, – язвительно ответил старик, покосившись на гостя.

Если до этих его слов Таггарт предполагал, что недовольство хозяина гостиницы вызвано жалобой постояльца со второго этажа, которого они разбудили своей возней на лестничной площадке, то теперь ему стало ясно, что дело в чем-то другом.

Видимо, толстяк Ангус, привезший их в эту гостиницу, сказал Хелен, что они супруги. Поэтому когда поутру его «жена» поспешно покинула гостиницу одна, вдобавок оплатив их проживание в номере, уважения к гостю у хозяев поубавилось. Видя, что выписавшийся господин почему-то продолжает топтаться возле стойки, владелец гостиницы надел на нос круглые очки и стал демонстративно разгадывать кроссворд. Уйти, так и не выяснив причину его очевидной холодности, Таггарт не мог.

Но как же ему лучше втолковать этому старику, что он и не думал извлекать для себя пользу из сложившейся ситуации? Судя по тому, что говорила шотландка, можно было предположить, что она живет где-то неподалеку от Калита. И хотя ему и было в общем-то наплевать на ее репутацию среди местных жителей, портить ее окончательно Таггарту не хотелось. В маленьких поселках и деревеньках сплетни распространяются в одночасье, а натура селянина не подвластна влиянию прогресса – уж это он знал точно, будучи знатоком человеческой природы.

Тем не менее ему показалось несколько странным, что поведение двух явно совершеннолетних людей, по доброй воле уединившихся на одну ночь за закрытыми дверями, вызвало в эпоху свободных нравов у кого-то удивление, граничащее с осуждением. Очевидно, тому имелись какие-то скрытые причины. Таггарт нахмурился и спросил у владельца гостиницы, задумчиво слюнявившего карандаш:

– Она не оставила мне никакой записки? Не просила вас мне что-нибудь передать? О чем вообще она говорила, когда расплачивалась?

Седоволосый шотландец положил карандаш на стол, расправил плечи и, сняв очки, четко ответил:

– Леди была со мной достаточно любезна, сэр. Она произвела на меня приятное впечатление. Но только болван мог не догадаться, что она перед этим плакала.

Потрясенный до глубины души, Таггарт переспросил:

– Плакала? Может, вам это померещилось?

Старик насупил кустистые брови, просверлил своего недоверчивого собеседника пытливым взглядом и, убедившись, что тот искренне взволнован, сказал, несколько смягчившись:

– Она, конечно же, не шмыгала носом и не комкала в руке мокрый от слез платок, однако... Видите ли, сэр, я вырастил пять дочерей и научился с одного взгляда понимать, какое у женщины настроение. У этой юной особы на сердце скребли кошки.

Проклятие! Ведь он только что утешился мыслью, что доставил очаровательной незнакомке незабываемое удовольствие, угадав ее сокровенные желания. Что же ему думать обо всем этом теперь? Внезапно его осенило: она вполне могла вернуться сюда, где оставила свой грузовичок! Но на всякий случай он поинтересовался у старика:

– Скажите, пожалуйста, она не сказала, куда собирается отправиться? Дело в том, что наши автомобили застряли на перевале из-за снегопада...

– Да, теперь я припоминаю, что она говорила что-то в этом роде... Я отправил ее к Роби, в самый конец улицы. У него там ремонтная мастерская. Но с тех пор уже прошло несколько часов. – Хозяин гостиницы развел руками.

Таг улыбнулся и протянул ему руку:

– Большое спасибо за полезную информацию! Уверен, что она будет тронута вашей заботой о ней.

Пожав ему руку, старик снова водрузил очки на кончик носа, взял карандаш и сказал, прежде чем возобновить разгадывание кроссворда:

– Думаю, что Роби уже вернулся в мастерскую. Рекомендую вам его проведать. Да, его фамилия Пирсен. Желаю удачи!

– Уже бегу! – воскликнул с улыбкой Таггарт. – Спасибо за дополнительные сведения.

Глаза владельца гостиницы потеплели, он пробурчал:

– Я рад, что оказался вам полезен. Хотя, конечно, ваши дела меня не касаются.

Таггарт кивнул ему напоследок и направился к выходу, решив разыскать исчезнувшую незнакомку во что бы то ни стало. Коль скоро она улизнула от него, словно мышка от кошки, так почему бы ему не продолжить эту игру в кошки-мышки? Его уязвленное мужское самолюбие все равно не даст ему покоя, пока он не выяснит причину ее слез и не убедится, что не он ее до них довел. Еще ни одна женщина не убегала из его постели так стремительно и в расстроенных чувствах. Он просто обязан был ее найти. Только вот хочет ли сама беглянка этого? И что он скажет ей, когда ее найдет? Ломая себе голову над ответами на эти вопросы, Таггарт выскочил на улицу.

К его удивлению, она оказалась уже очищенной от снега. Правда, пешеходные дорожки расчистить от сугробов еще не успели, но это было не столь уж и важно ввиду полного отсутствия пешеходов. Если снег еще не везде убрали в поселке, то как тогда обстоят дела высоко в горах? Определенно вьюга, свирепствовавшая там всю ночь, похоронила под заносами оба их брошенных на перевале автомобиля.

Впрочем, если в распоряжении механика Роби Пирсена имеется мощная снегоуборочная техника, подумал Таггарт, пряча лицо от холодного ветра, вполне может статься, что машины откопали из-под снежных завалов и отбуксировали в поселок. Но в любом случае надо наведаться в эту мастерскую.

– Было бы совсем неплохо знать хотя бы, как зовут девицу, которой ты интересуешься, – пробормотал Таггарт и стал думать, как ему лучше построить разговор с Роби.

Глава 10

Ей надо было прекратить о нем думать. По крайней мере до тех пор, пока на глаза у нее не перестанут наворачиваться слезы при одной только мысли о том, что она никогда его больше не увидит. Глаза у нее и без того покраснели от напряженного всматривания в дорогу, заметенную снегом. Возвращение в долину по извилистому серпантину отняло у нее много сил и нервных клеток. Вынужденная ехать очень медленно, Мойра поневоле вспоминала то и дело того странного американца, от которого сбежала на рассвете, вновь и вновь подвергая сомнению разумность своего поступка.

Прошло около семи часов с тех пор, как она тихо выбралась из их постели, скрепя сердце взглянула на посапывающего во сне незнакомца в последний раз и подавила желание снова нырнуть под одеяло, согретое теплом его великолепного тела. Но эта сцена запомнилась ей в мельчайших подробностях. Ее память отчетливо запечатлела и его длинные ресницы, темневшие на фоне бронзовой кожи, и мужественный подбородок, и крупные губы, которыми он слегка причмокивал во сне, рельефную мускулатуру рук с длинными сильными пальцами, доставившими ей неописуемое блаженство.

Словно бы наяву видела Мойра перед своим мысленным взором светло-коричневую племенную татуировку на его плече, которая вызвала у нее труднопреодолимое желание разбудить антрополога и выяснить у него, на каких еще частях его тела поставили свои клейма людоеды.

И даже спустя семь часов ей не удавалось отделаться от ощущения, что она поторопилась, навсегда лишив себя удовольствия от соприкосновения с его ртом и еще одним универсальным органом.

Однако настырный внутренний голос твердил ей, что она поступила мудро, потихоньку сделав из гостиницы ноги. Потому что в противном случае она бы не удержалась и раскрыла ему всю свою подноготную. Разумеется, взамен потребовав от него рассказать ей все без утайки о себе. Времени на задушевный разговор она, естественно, не пожалела бы.

Провидению было угодно удержать ее от этого опрометчивого поступка и сподобить ее сохранить свое инкогнито. После всех безумств, которым они предавались анонимно этой ночью, было бы верхом безрассудства назвать заезжему донжуану свою фамилию, рискуя покрыть ее неискупимым позором. Если, конечно, не считать таковым самое ее спонтанное грехопадение, совершенное в минуту полного умопомрачения вследствие неблагоприятного стечения многих обстоятельств и скверной погоды.

Так или иначе, прелесть этой фантастической ночи осталась ненарушенной, что позволяло ей сочинять бесчисленные вариации на эту тему. Имея такой неисчерпаемый источник вдохновения, она уже не будет сожалеть о разрыве с Джори и быстрее его навсегда забудет. Теперь, после незабываемого соития с загадочным американцем, этот похотливый козел, который предпочел ей блудливую подружку Присс, выглядел в ее глазах полным ничтожеством, и ей даже казалось странным, что она поначалу была уязвлена его изменой. Так что это даже и к лучшему, что она не продлила свое безумство еще на несколько дней, ничего путного из этого все равно бы не вышло. Она бы так и не насытилась дикарскими ласками своего нового бесподобного любовника, ниспосланного ей, несомненно, небом для утешения, и расстроилась бы окончательно, расставшись с ним. А ее израненное сердце нуждалось в отдыхе и покое.

Не говоря уже о том, что ей требовалось сохранить оставшиеся у нее крупицы здравомыслия, столь необходимые для решения бесчисленных проблем, ожидавших ее в Баллантре. Она должна была любой ценой сохранить этот замок в руках Синклеров, иначе гореть ей вечно в адском пламени в наказание за свою бестолковую жизнь, растраченную на глупые пустяки.

Мойра тяжело вздохнула, живо представив, как лохматые и рогатые черти поджаривают ее на костре, нанизав на вертел, и сосредоточилась на управлении пикапом, уже доставившим ее к низким каменным оградам, разделявшим земельные участки, за каждый из которых ей приходилось сражаться. И вновь, как уже случалось не раз, Мойра остро почувствовала моральную ответственность перед своими предками и потомками.

Каждый камень, выпавший из межевой стены, ложился тяжким грузом на ее хрупкие плечи. Но она не роптала и в одиночку несла свой крест, исполняя работу, явно непосильную тридцатилетней писательнице со скромными доходами. Нанять команду инженеров ей было не по карману, а привлечь к благоустройству своего родового замка уйму посторонних инвесторов она не хотела по моральным соображениям.

Вот на повороте в просвете между вековыми соснами открылся потрясающий вид на долину, раскинувшуюся у подножия заснеженных лесистых гор. И как обычно, Мойра притормозила, чтобы полюбоваться этим восхитительным зрелищем. Отказать себе в этом удовольствии она не могла, в любое время года и в любую погоду принадлежащая ей пока еще земля выглядела изумительно. Всякий раз, когда Мойра окидывала взглядом родовые владения Синклеров, она преисполнялась гордостью за свой род, история которого уходила корнями в седую старину. Вот и теперь руки ее крепче сжали баранку, а сердце заколотилось чаще, подгоняемое решимостью сохранить фамильное наследие.

Да, был грех, она порой жалела, что стала единственной дочерью и наследницей своих родителей, безвременно сошедших в могилу вскоре после того, как ей исполнилось шесть лет. Их смерть стала для нее серьезным потрясением. Но еще сильнее переживала она утрату своего любимого дяди Найла, постигшую ее двумя десятилетиями позже. Однако каким бы тяжелым ни казалось ей бремя взятых на себя обязательств, Мойра стойко преодолевала все трудности, потому что любила Баллантре всеми фибрами своей души.

После окончания колледжа ей представилась возможность сделать карьеру в Инвернессе, популярном центре туризма в Северном нагорье, где ежегодно проводился красочный горский фестиваль. И хотя в глубине души она и была уверена, что даже там, вдали от замка, с головой погруженная в увлекательную и хорошо оплачиваемую работу, она не забудет о своем долге, Мойра не осмелилась полностью доверить заботу о Баллантре управляющему и осталась жить в нем, став свободным литератором. Постепенно хозяйственные хлопоты стали смыслом ее существования, она уже не представляла своей жизни без регулярного общения с людьми, живущими на этой земле, простыми работящими фермерами, разводящими овец и возделывающими арендованные у Мойры участки. Она сердцем прикипела к этой долине и знала, что никогда не предаст свои родные места.

Вдохновленная их красотами, она тронула свой грузовичок с места, преисполнившись решимости удвоить свои усилия в борьбе за правое дело. Первым делом надо было написать в Америку детям Таггарта и убедить их инвестировать значительные средства в поместье Баллантре. Как заметил мистер Уэнтуорт в свойственной ему мягкой манере, даже продажа значительной части земли, прилегающей к замку, не спасла бы хозяйство от финансового краха. К тому же, добавил он с подкупающей улыбкой, найти покупателя будет весьма затруднительно.

Между тем древнее строение оседало, рассыпалось и загнивало быстрее, чем строители успевали его реставрировать. Гонораров, которые она получала за свои книги и статьи, на оплату труда рабочих уже не хватало. На арендную плату за землю надежды тоже с каждым годом становилось все меньше, дети фермеров не проявляли интереса к тяжелому крестьянскому труду и уезжали учиться или работать в Инвернесс и Абердин, откуда не возвращались.

Аналогичная картина наблюдалась и в соседней деревне, молодежь уходила оттуда на поиски лучшей доли столь же стремительно, как из фермерской общины. Доходы же тех, кто оставался, в значительной мере зависели от хода ремонтных и реставрационных работ в замке, к которым их привлекала Мойра. Но когда фонды иссякали, сокращалось и количество рабочих мест. Мойра, чувствовавшая свою ответственность за благосостояние всех земляков, не могла бросить их на произвол судьбы и, когда положение стало отчаянным, прибегла к тому же способу поправить дела, к которому прибегали еще в начале четырнадцатого столетия ее предки: обратилась за помощью к вождю клана Морганов, потомков когда-то могущественного клана Маккеев.

Теперь ей предстояло наладить контакт с его старшим сыном и наследником, Таггартом-вторым. Закавыка заключалась в том, что он мог и не знать о своем статусе вообще либо не пожелать продолжить миссию своего почившего отца.

Мойра миновала растресканные колонны главных ворот крепости, считавшейся когда-то неприступной благодаря своему выгодному географическому положению, и медленно поехала по длинной аллее, с которой открывался чудесный вид и на Кернгормские горы, облюбованные теперь альпинистами и туристами, и на озеро Лох-Олиш, и даже на изгиб реки Тей, в бурных водах которой рыбачили и приезжие любители экзотического отдыха, и местные жители, особенно в неурожайные годы либо в периоды массового падежа овец.

На заливных лугах вдоль каменистого берега реки паслись лохматые бараны, рядом трудились на своих участка фермеры-земледельцы. Дальше по дороге располагалась деревня Баллантре, за ней начинались горные отроги Инвернесс. Все эти угодья, испокон веков принадлежавшие пращурам Мойры, требовали постоянного присмотра и неустанного труда, она же не управлялась даже с разваливающейся на глазах цитаделью.

– Да, таким лакомым куском пирога легко и подавиться! – в сердцах воскликнула она, минуя въезд во двор замка, заваленный грудами строительного мусора и щебня, и сворачивая на гравийную дорожку, ведущую к ее башне в северном крыле.

Погруженная в раздумья о насущном и стараясь не отвлекаться на воспоминания о минувшей ночи и брошенном ею в гостиничном номере мужчине, Мойра поднялась по винтовой лестнице в свою спальню и застыла на пороге, вдруг отчетливо вспомнив возмутительную случку Джори и Присс на ее кровати.

И тотчас же все первостепенные дела, которые она собиралась переделать, как то: разжечь огонь в огромном камине, чтобы согреть свою холодную каменную обитель, отредактировать свою заметку, составить план ремонтных работ на весну, написать важное письмо в Штаты – все они моментально отошли на второй план, вытесненные фундаментальной заботой, важность которой представлялась Мойре бесспорной.

Швырнув парку и сумочку на стул у камина, она подошла к стоявшей посередине овальной опочивальни кровати и замерла в трепетном созерцании своего оскверненного ложа, до недавнего времени являвшегося центром ее мироздания, райским уголком, в котором она укрывалась от всех невзгод и отдыхала от непосильных мирских забот и душой, и телом.

– И духу вашего больше здесь не будет! – страшным голосом воскликнула она, стряхнув оцепенение, и одним рывком сорвала с кровати одеяло, простыню и подушки. Испоганенные мерзкими развратниками вещи полетели на толстый пыльный ковер, устилающий пол, под ноги своей разгневанной хозяйке, и она стала яростно их топтать.

И дернул же ее черт привести Джори именно сюда, а не в одну из одиннадцати спален главного корпуса замка, прекрасно обставленных и с действующим камином, как она поступала всегда, обзаводясь очередным временным сожителем. Неужели она действительно вообразила, что влюблена в этого урода? Да нет, разумеется, она была всего лишь увлечена им, но не собиралась выходить за него замуж. Тогда какого же дьявола нужно было приучать его к своей личной спальне?

Немного успокоившись, Мойра криво усмехнулась. Безусловно, виной всему стало страшное переутомление и непродолжительное затмение рассудка. Да, Джори Мактавиш удивил ее своими потенциальными возможностями в постели, но иных добродетелей, кроме жеребцовых достоинств, за ним не замечалось. Удовлетворяться же только ими в браке Мойре не позволяла гордость. Она считала себя достойной лучшей участи. К тому же и традиции клана обязывали ее принимать во внимание финансовое состояние своего будущего супруга, не говоря уже о его репутации, рассудительности и предприимчивости.

Самолюбивая и эгоистичная, она привыкла лично принимать решения и отдавать распоряжения, менять же свою натуру ей было поздно. Конечно, было бы неплохо обзавестись другом, на поддержку которого всегда можно положиться не только в моральном, но и в материальном плане. Но тогда ей пришлось бы наверняка поступиться частью своих командных позиций в имении, а также своими интересами в деревне Баллантре. Такой вариант ее не устраивал, что сводило к нулю ее шансы найти себе достойного спутника жизни среди местных жителей.

Придя к этому заключению, Мойра в отчаянии упала на голую кровать и машинально нащупав на полу подушку прижала ее к своей вздымающейся от волнения груди, наволочки пахнуло духами Присс, и Мойра в негодовании зашвырнула подушку в угол, решив просто-напросто сжечь все эти грязные тряпки, предварительно разорвав их на мелкие кусочки.

Она вскочила, подбежала к платяному шкафу и стала вынимать из него свежее постельное белье, изо всех сил стараясь не смотреть на кучу грязного на полу. Потом она принялась аккуратно стелить постель, тщетно пытаясь отогнать навязчивые эротические картинки, порождаемые ее воображением. На чистой простыне вновь бесстыдно совокуплялись по-собачьи, сверкая голыми задницами, Присс и Джори, а на куче грязного белья лежал, свернувшись калачиком, голый мужчина, которого она бросила в гостинице на рассвете.

Мойра начала взбивать подушки, пытаясь отогнать эти странные видения. Их место тотчас же заняли мысли об умершем Таггарте, идеальном партнере в их суррогатном заочном супружестве, обеспечивавшем ей и стабильный доход, и мудрые советы, и приятный дружеский обмен мыслями. Этот мужчина не интересовался, как именно она распоряжалась его деньгами, полностью доверяя сметам расходов, которые она отсылала ему ежемесячно. Их союзу недоставало только реальной физической близости, но этот недостаток успешно компенсировался регулярным пылким сексом с Джори. Чтоб ему стать импотентом!

Со смертью Таггарта все пошло вразнос. Предательство Джори только завершило этот неудержимый разрушительный процесс. Но чудной американец оказался тем волшебным джинном, который помог ей восстать из пепла и наполнил ее новой энергией и жаждой активной жизни.

Правда, экстремальный секс не обошелся для нее без последствий: отбитый копчик давал о себе знать тупой болью. Она потерла больное место и застелила постель новым покрывалом. Ах, как чудесно было бы покувыркаться на нем с энергичным антропологом, стажировавшимся в тропических дебрях с юными непорочными людоедками. Боже, как ей его сейчас не хватало! С каким наслаждением она встала бы в ту же позу, что и Присс перед Джори, и показала бы ему, на что способна цивилизованная и образованная белая женщина, если разбудить в ней зверя.