Текст книги "Алхимик"

Автор книги: Донна Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В последующие недели наша совместная жизнь во многих отношениях стала легче и свободней, чем когда бы то ни было со времени нашего прибытия в Фивы. Теперь, когда тайна раскрылась, мне легче стало справляться с неослабевающей страстью к Нефар. Я жил в предвкушении «нашего времени»… Всматриваясь в глаза Акана, я не находил в них упрека и стал даже думать, что он ничего не заподозрил, а если и приметил нечто необычное, то не держит на нас зла. Казалось, мы можем продолжить совместное существование в постоянном довольстве и обратить внимание на более важные вещи.

Акан приходил домой из храма в Луксоре рассерженным и раздраженным, произнося гневные речи о невежестве жрецов, которым дана возможность просвещать и развивать, а вместо этого они управляют простым народом с помощью глупых сказок о каменных богах, требующих даров в виде пищи, золота и одежды из тонкого полотна, которыми жрецы, разумеется, пользуются. Я нашел эту схему достаточно хитроумной, поскольку она обеспечивала экономическую базу целых городов: там чернорабочие и мастеровые занимались изготовлением изображений душ несуществующих богов, прядением одежды для них, моделированием украшений для их убранства, выращиванием зерна для их пропитания. Все это, разумеется, обеспечивало касту жрецов, посвятивших жизни удовлетворению потребностей сверхъестественных созданий, существующих лишь в воображении суеверного народа. Вопиющее пренебрежение принципами гармонии и равновесия, преподанными нам в обители Ра, не приводило меня в ярость, как Акана, хотя я тоже недоумевал, как и он, зачем Верховным жрецам понадобилось сочинять запутанные небылицы, если гораздо лучше им послужили бы проявления настоящей магии. Нефар беспокоило лишь то, что Акан проводит в храмах чересчур много времени, поскольку, хотя мы теперь и полагали, что в случае необходимости сможем защититься от жрецов, нам не хотелось бы их провоцировать.

И вот в чем заключалось, пожалуй, самое удивительное. Чем дольше мы находились в Фивах, тем больше убеждались, что нас никто не разыскивает, никто не знает о наших преступлениях, никто, в сущности, не слышал о разрушении обители Ра. Когда наконец мы достаточно осмелели, чтобы намеками, а потом и достаточно открыто задавать вопросы о великом храме в пустыне под названием обитель Ра, куда отправлялись для обучения могущественные жрецы и маги, то даже наши самые образованные знакомые отделывались лишь непонимающими взглядами. Постепенно до нас стало доходить: обитель Ра являлась тайной даже более тщательно охраняемой, чем мы предполагали. А если никто не знал о ее существовании, то никто не мог знать и о ее гибели.

Это, конечно, пробуждало в наших душах беспокойство по поводу встречи со старым магом. И хотя мы не говорили событиях в пустыне, мы и не забывали о них. Зная, что где-то живет по крайней мере один человек, которому известно о гибели обители Ра, мы не могли себя чувствовать в полной безопасности.

Акан не нашел в луксорском храме никаких следов рукописей, а также никого, кто знал бы о них. Чем настойчивее мы искали, тем больше убеждались в том, что никто не имеет ни малейшего представления о знании обители Ра.

Правда, могло случиться так, что после разрушения обители Ра кто-то совершил заклятие памяти. Мы слышали о таких вещах, но никогда не сталкивались с результатами. Впрочем, более на правду походило то, что облеченные безмерной властью верховные жрецы и маги вовсе не обучались в обители Ра. Но являлись ли они обычными притворщиками, невежественными самозванцами, на взгляд человека, овладевшего всеми премудростями практической магии? И если так, то каким же образом приобрели они такой политический вес, позволявший им, как говорили, управлять самим фараоном? На протяжении долгих месяцев нас преследовали эти вопросы и возможные ответы на них. А потом, в одно мгновение, все усвоенные нами знания и навыки, приобретенные после того, как мы покинули обитель Ра, сложились в картину удивительной ясности и сияющей простоты, и мы увидели, что в ней отразилось не что иное, как наша неизбежная судьба.

На тридцать восьмом году правления старый фараон отошел в иной мир, оставив под властью своего сына Аменхотепа IV два царства Египта. Наше пристрастие к пышным зрелищам и празднествам, не поощрявшееся в обители Ра, выгнало нас на улицы вместе с народом, собравшимся, чтобы поглазеть на коронационный парад – грандиозный спектакль с участием позолоченных колесниц, экзотических животных и полуголых танцовщиков, показывающих невообразимые акробатические номера с горящими факелами и мечами, украшенными драгоценными камнями. Мы смеялись и плясали вместе с толпой и даже смогли мельком увидеть нового фараона, хилого юнца в богато изукрашенной золотой тиаре, казавшейся на нем несоразмерно большой. Новый властитель произвел на народ большое впечатление тем, что стоял в передней части колесницы и сам правил лошадями.

Подготавливая дорогу для появления нового божества Египта, от каждого храма шла процессия жрецов, сопровождавшая менее значительных богов или, скорее, переодетых людей, облаченных в тщательно продуманные одеяния, украшенные священными драгоценными каменьями. Этих идолов толпы несли на носилках, или они ехали в высоких колесницах вместе со жрецами-охранниками. Время от времени несколько человек низкого звания бросались вперед, пытаясь попросить богов о милости, сделать подношение или задать не терпящий отлагательства вопрос.

Мы стояли в первых рядах зрителей, завоевав эту позицию благодаря изысканности одеяний и агрессивности наших слуг, удерживающих натиск немытой толпы громкими голосами и поднятыми кулаками. В отличие от прочих аристократов мы намеревались остаться в городе лишь на час или два и потому не приказывали ставить кресла и столы с яствами, за которыми и полагалось наблюдать за празднеством в течение всего долгого дня. Завидев процессию, несущую бога Амона, мы окончательно заскучали и решили отправиться домой, когда вдруг мимо нас из задних рядов толпы на улицу выскочил какой-то ребенок.

Тощий и голый, как многие крестьянские дети в Фивах, он выглядел бесконечно несчастным. Я заметил, когда он проковылял мимо, что у него только один глаз. В руках мальчишка держал нитку голубых бус – без сомнения, подношение богу – и выкрикивал что-то высоким тонким голосом.

Я не прислушивался к тому, что он говорил. Мы с Нефар в тот момент смеялись над каким-то сухим замечанием, отпущенным не то ею, не то мной в адрес нового правителя, когда услыхали вопли ребенка, а потом крики ужаса взрослых.

Акан, оглянувшись на процессию, первым увидел, что происходит. Побледнев, он бросился на улицу. Мы с Нефар последовали за ним, почти догадываясь, что нас там ждет.

Богато украшенная повозка, на которой везли бога Амона, остановилась на улице. Жрецы растерялись: некоторые пытались оттеснить народ, а другие удерживали вышедших из повиновения лошадей, чьи золотые и серебряные плюмажи плясали в солнечных лучах, когда животные трясли головами и всхрапывали. Один из жрецов пытался подвинуть повозку назад, другой дергал уздечки, заставляя лошадей продолжить движение… Мальчик истошно кричал: его нога попала под переднее колесо. Земля начала уже окрашиваться темной кровью. Копыта лошадей топтали рассыпавшиеся по земле голубые бусины.

Какая-то женщина с воплем выбежала вперед и бросилась к скорчившемуся ребенку.

– Забирайся наверх! Забирайся! – послышался чей-то голос.

А потом другой:

– Как ты смеешь останавливать процессию бога!

Двое жрецов кинулись вперед, проклиная женщину. Один стал поднимать ее на ноги, и, когда она попыталась вырваться, бешено борясь за сына, другой огрел ее кнутом. Повозка накренилась, и жрец рывком освободил ребенка, отбрасывая его с дороги, словно сломанную куклу. Мальчик обмяк, и тело его со стороны выглядело как бесформенная груда костей, а кожа приобрела пепельный цвет. Рыдания постепенно перешли в судорожные всхлипывания. Его ступня висела на нескольких клочках испачканной землей плоти. Из обрубка струей била кровь.

С громкими причитаниями мать подхватила ребенка на руки, а процессия двинулась дальше, и зрители стали отворачиваться от неприятной сцены, отходя от несчастной женщины. Признаюсь, когда я увидел жалкие остатки изжеванной ступни и то, как жизнь мальчика вытекает из тощего тельца потоками крови, меня замутило и я отвернулся. Акан, на которого обычно маленькие жизненные трагедии воздействовали более глубоко, заметался с искаженным от ярости и ужаса лицом, следя за продвижением повозки с богом. Я коснулся руки Нефар, призывая ее уйти, но она внезапно развернулась, протиснулась через толпу и опустилась на колени рядом с горюющей матерью.

Много раз за грядущие столетия я стану воскрешать эту сцену в памяти, вспоминая, что именно Нефар подбежала к ребенку. Акан вычислил только причину, я осознал лишь безнадежность, а Нефар увидела ребенка…

Она закричала, требуя воды, потом сняла полотняный пояс, чтобы перевязать ногу и уменьшить кровотечение. Оглядевшись по сторонам, я наконец заметил человека с дорожным мехом воды и, отобрав у него емкость, бросился к Нефар.

– Побыстрее, – сказала она, ополоснув рану водой.

Ребенок потерял сознание от боли и потери крови, кожа его стала холодной. Мать принялась качать сына, ее причитания отдавались в моих ушах, как крики диких птиц.

Акан опустился на колени рядом с нами, сгребая пропитанную кровью землю, в то время как я подливал воду, пока не получилась густая масса.

– У тебя есть сера? – спросил он Нефар.

Порывшись в сумочке, она нашла немного порошка, завернутого в пузырь. Я достал из коробки кремневой гальки и немного всыпал в смесь. Вокруг собрались зеваки, глазеющие на нас с любопытством и переговаривающиеся между собой. Но когда Нефар принялась заталкивать смесь крови с грязью в обрубок ноги, мать пронзительно закричала, пытаясь вырвать мальчика у нас из рук.

– Оставьте его в покое, уходите отсюда! Мой мальчик! Сын мой! Вы его убили! Убили!

Толпа тревожно заволновалась, ища, на ком можно выместить гнев и страх. Нефар, Акан и я могли послужить вполне подходящими мишенями. Я быстро приблизился к женщине, заглянул в ее мокрое от слез лицо и прикоснулся испачканным пальцем ко лбу, мысленно проникая в ее сознание.

– Все хорошо, мать, – тихо проговорил я. – Бояться нечего. Сейчас тебе станет лучше.

Лицо ее разгладилось, глаза приняли спокойное выражение, слезы высохли. Прижав голову сына к груди, она спокойно наблюдала, как Нефар продолжает облеплять израненную плоть грязью.

Когда наконец ступня была прилеплена на место и заключена в форму из этой смеси, Нефар одной рукой взяла за пальцы меня, а другой – Акана. Наши глаза встретились. Я понимал, что она видит и мое сомнение, и неуверенность Акана.

Но она прошептала:

– Мы сможем это сделать.

В одиночку никто из нас не сумел бы совершить исцеление серьезно раненного человека. Но когда мощь каждого из нас начала перетекать в другого, воля – соединяться, а сила – удваиваться и утраиваться, в пострадавшего ребенка и его рану устремились потоки энергии – положительное перетекало в отрицательное, вакуум потребности засасывал жизнь в пустоту. Я почувствовал, как от наших соединенных пальцев по моему телу волной прошел прилив лихорадочного жара, а затем так же быстро схлынул, вызвав во мне озноб и тошноту. Перед глазами заплясали круги, зрение мгновенно затуманилось, воздух, ставший сухим и горьким, начал колоть язык. Остаточная энергия медленно рассеялась, и я почувствовал, что ко мне возвращаются силы. Я заморгал, силясь разглядеть что-либо. Ладони мои выскользнули из рук Нефар и Акана.

Грязевая форма на ноге мальчика подсохла и начала растрескиваться. Я увидел, как она отваливается кусками, обнажая полностью сросшуюся стопу и лодыжку там, где недавно висели лишь искромсанная плоть и раздробленные кости. Ребенок зашевелился и застонал.

Взглянув на Акана и Нефар, я увидел в их глазах отражение собственного ликования.

Со всех сторон слышался благоговейный шепот, то и дело звучали слова «магия» и «среди нас ходят боги!»

Люди отступили назад, с почтительностью образуя вокруг нас широкий круг.

Мы могли бы тотчас же спокойно уйти, разве поклонились бы пару раз, оставив невольных зрителей сколько угодно восхищаться нами. Но тут я заметил краешком глаза белые, отороченные золотом одежды жреца, который протолкался в кружок и проревел:

– Уходите отсюда. Назад, я сказал!

Он остановился перед нами, держа руку на кошельке и сердито глядя на сонно хныкавшего мальчишку, вцепившегося в колени матери.

– Что это? – грозно спросил он. – Мне сказали, тут умер ребенок, и я пришел, чтобы выплатить компенсацию семье. Восшествие фараона на престол не должно замарать подобное происшествие – боги будут недовольны.

Акан вскочил на ноги, его щеки залились темным румянцем. Я попытался его остановить, но опоздал.

– И во сколько же теперь оценивает великий Амон жизнь ребенка? Сколько детей позволяет убить золото в вашем кошельке?

Жрец перевел взгляд с Акана на мать. Его глаза выражали насмешку.

– Что за трюки? Никакой раны нет. Ты надеешься обмануть храм?

– Нет! – выдохнула мать, прижимая к себе ребенка. – Его исцелили – он умирал, ступня была почти оторвана от ноги, вокруг хлестала кровь – а сейчас, посмотрите, нога срослась!

Кто-то еще выкрикнул:

– Это правда! Они – могущественные маги, великие целители!

Послышался другой голос:

– Среди нас появились боги, они снизошли к нам со своей милостью!

Толпа напирала на нас, люди толкались, пытаясь к нам прикоснуться. Некоторые упали на колени, другие в благоговении протягивали руки. Жрец, прищурившись, смотрел на Акана, потом скользнул взглядом по Нефар и мне. Мы медленно поднялись на ноги.

– Что происходит? – выспрашивал жрец. – Вы целители? Почему не одеты подобающе и не служите при храме? Как вас зовут?

Я ответил, наклонив голову со всем доступным мне смирением:

– Мы не стоим вашего внимания.

Но из толпы снова послышались крики:

– Боги! Собственными глазами видел это! Дитя было разорвано на части, а они его оживили! Исцелили его плоть за считанные мгновения, пока мы смотрели. Тут нет никакого трюка!

Гул голосов становился громче и напористей. Мать поставила мальчика на землю, и он заковылял взад-вперед, пробуя исцеленную конечность, а она восхищенно показывала на него пальцем. Жрец смотрел на нас с возрастающим интересом.

– Остается лишь удивляться тому, что двор фараона проглядел трех столь талантливых целителей. Не изволите ли пойти со мной в храм, где вы сможете быть представлены?

Я бросил на Акана быстрый пронзительный взгляд, про себя умоляя его хранить молчание.

– Прошу вас, – обратился я к жрецу. – Не позволяйте нам отнимать ваше время.– Сделав шаг вперед, я не сводил с него взгляда. Сердце мое гулко билось в груди. – В конце концов, у вас столько еще неотложных дел. Здесь вас вряд ли что-то заинтересует.

Его взгляд на мгновение затуманился.

– Ребенок…

Казалось, он позабыл то, что намеревался сказать.

– Да, – охотно подхватил я.– Как удачно для всех, что ребенок не пострадал.

– Да, – согласился он. – Удачно.

Но он нахмурился, оглядывая возбужденную, протестующую толпу.

Я ощутил, как энергия Акана пульсирует в моем мозгу, и почувствовал связующую нить с Нефар. Я возвысил голос и простер руку над толпой.

– Боги действительно милостивы к нам в этот великий день. Ребенок мог получить серьезные ранения, но он отскочил как раз вовремя. Как вы добры, что пришли, дабы убедиться в том, что с ним все в порядке. А сейчас тут нет ничего интересного.

– Ничего, – повторил жрец.

Гул толпы постепенно стихал.

– Ни для кого нет ничего интересного, – громко произнес я.

Нетерпеливо нахмурившись, жрец повернулся и пошел прочь. Мать взяла на руки мальчика, отругав его за непослушание, и понесла домой. Толпа наших почитателей начала рассеиваться. Люди в смущении поднимались с колен, озираясь по сторонам, словно ища поддержки или пытаясь найти что-то потерянное. На нас никто не обращал внимания.

Я сделал глубокий вдох и выпустил воздух. Потом посмотрел на Акана и Нефар, и, не говоря ни слова, мы стали протискиваться через толпу. Мы не разговаривали, пока не пришли домой, но и не нуждались в словах. Все мысли отражались в наших глазах.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В тот вечер мы ужинали на крыше дома. До нас еще долго доносился отдаленный шум продолжавшегося праздника. Город освещали тысячи мерцающих факелов и сотни пляшущих огней костров. Мы вдыхали пахнущий дымком аромат жареной козлятины и сочной дичи, слышали с разных сторон обрывки музыки, пьяный смех и хриплые голоса. За рекой сиял огнями царский дворец: там принимали знатных гостей, пришедших выказать почтение новому живущему на земле богу.

Чаши с фруктами и хрустящим хлебом оставались почти нетронутыми, хотя мы отдали дань вину. Время от времени мы с Нефар, взявшись за руки, танцевали под музыку, доносящуюся с улиц, смеялись, запрокидывая головы. Уличный инцидент ушел в прошлое. Но когда мы разомкнули объятия и пригласили Акана присоединиться, он нахмурился и отмахнулся от нас. После этого веселье пошло на убыль, и мы вскоре отказались от дальнейших попыток поднять себе настроение.

Акан, нахмурившись, расхаживал взад-вперед, а мы с Нефар, погруженные в невеселые мысли, рассеянно покусывая фрукты, развалились на подушках около фонтана.

– Они бесполезны, – заявил Акан, наверное, в четвертый раз, – все они. Они ничего не знают об особенностях обители Ра, а если и знали, сейчас уже забыли. Они провозглашают себя слугами каменных истуканов и обманом втягивают людей в почитание того, чего не существует.

– Если бы они этого не делали, – заметила Нефар, – то скоро стали бы голодать.

Надкусив инжир, я отбросил его в сторону.

– Думаю, нам надо уйти из города, – сказал я. Нефар казалась заинтересованной.

– Куда мы отправимся?

– Не знаю. – Раздумывая над ее словами, я немного выпрямился. – Возможно, в Африку. Или стоит нанять корабль для путешествия в более отдаленные земли.

– И что бы ты там делал? – допытывался Акан. Я пожал плечами.

– А чем мы занимаемся здесь?

– Вот именно!

Он перестал метаться и, подойдя к нам, опустился на колени, прямо на подушки рядом с нами. Его лицо выражало тревогу, какой я не замечал прежде.

– Вы думаете, мы вышли живыми из огня просто так? Вы думаете, мы ничего не должны этому миру… – Голос его слегка задрожал, и он махнул рукой назад – жест, легко нами понятый. – Ибо, что мы совершили? Ты мой брат, Хэн, а ты, Нефар, моя сестра; я знаю ваши мысли, а вы знаете мои. Вы страдаете так же, как и я, при мысли о том, что мы потеряли. Но разве вы не понимаете, что если мы ничего не сделаем для тех, кто навсегда лишен знания обители Ра, то мы окажемся не лучше обманщиков-убийц, погибших там… не лучше лживых жрецов, демонстрирующих на улицах свое богатство, в то время как детей затаптывают насмерть!

Его горячность смутила меня, словно он бросил вызов, который я не в силах принять. Я покачал головой:

– Акан, всегда существовали жестокость, несправедливость и печаль. Мы не в силах изменить мир.

Он сел на пятки, глядя на нас светящимися в сумерках глазами, и тихо спросил:

– Если не мы, то кто?

Рядом со мной зашевелилась Нефар. Она заговорила немного обиженным, даже агрессивным тоном, но я почувствовал, что затронуто ее любопытство.

– Что ты хочешь заставить нас делать, Акан? Исцелять каждого калеку и кормить каждый рот у нашей двери? Воздействовать на сознание всех жителей Фив и обращать их против жрецов? У нас скоро не останется времени ни на что иное!

– Это только начало. Посмотрите, что мы сделали сегодня! – В голосе Акана вновь послышался восторг. – Нога ребенка не подлежала восстановлению! Мы никогда прежде не использовали своих возможностей для исцеления, и у нас это получилось почти без усилий! А потом, через несколько мгновений, мы сумели переписать память каждого, кто оказался свидетелем этого события, – вы хоть понимаете, что мы можем совершить с помощью пары заклинаний? Но даже это ничего – меньше, чем ничего, по сравнению с тем, на что мы способны.

Он поднялся и опять принялся расхаживать.

– Нил разливается и насыщает почву питательными веществами, что позволяет прокормить целый народ. Но за водой следуют и болезни, и тля, и разрастаются непролазные топи – вся совокупность бед может за один сезон погубить одну семью или целую деревню. Великое солнце, под которым созревают наши поля, порой губит людей и зверей своими лучами. Болезни растений, вызванные невидимыми организмами, способны за несколько дней уничтожить все плоды и зерно, позволяющие народу процветать, позабыв о голоде. Только фараону хватает золота для содержания стад тучных коров, и потому он один ест на обед говядину. Мы вынуждены торговать с далекими странами для приобретения того, что не можем выращивать, и эти путешествия занимают несколько месяцев или даже лет – и тем самым богатство Египта используется для поддержания чужеземных армий, которые однажды могут напасть на нас.

Он повернулся: глаза его горели в темноте, как тлеющие угли.

– Но мы в состоянии изменить нынешнее положение дел, разве не видите? Мы можем это изменить!

Прошло несколько мгновений, прежде чем я смог оправиться от изумления и заговорить.

– Ты это серьезно? Изменить течение Нила…

– Мощь солнца…– недоверчиво подхватила Нефар, – природу болезней, выращивание зерна…

– Мы не боги, Акан! – сказал я со смехом.

В темноте светились его глаза.

– Разве нет?

С кошачьей ловкостью он прыгнул к нам и схватил фруктовый нож со стола с остатками нашего ужина. Не успели мы остановить его или хотя бы догадаться, что он собирается делать, как он воткнул нож себе в шею – туда, где пульс бьется сильнее всего. Лицо его исказилось от боли, а когда он вытащил нож, из раны зафонтанировала алая кровь. Я непроизвольно издал протестующий вопль и вскочил на ноги, Нефар – тоже. В этот момент Акан перехватил нож поудобнее и вонзил его мне глубоко в живот.

Когда жгуче холодный металл вошел в мою плоть, я ощутил тупую боль, исторгшую из меня странный хрюкающий звук. Я почувствовал, как мои внутренности сводит судорогой, как медленно рвутся кишки и немеют мышцы. Я потрясенно уставился на Акана, зажимая ладонями влажную рану. Потом меня пронзила ледяная волна боли, от которой перед глазами заплясали темные точки, закружилась голова и к горлу подступила тошнота.

Нефар отобрала у него нож с криком:

– Акан, глупец!

Потом, в сердцах размахнувшись, кинула нож с крыши и бросилась ко мне.

Но исцеление уже началось. Я чувствовал на пальцах кровь, но она уже остановилась. Запустив руку под тунику, я нащупал гладкий тонкий шрам, образовавшийся на месте глубокой раны, и хриплым дрожащим голосом произнес:

– Черт бы тебя побрал, Акан.

Он подошел ко мне и уперся своим лбом в мой. Его плечо почернело от крови, но источник гигантского выброса животворной жидкости уже скрылся под розовой кожей.

– Прости, что причинил тебе боль, – прошептал он. – Прости.

И я почувствовал, как он и Нефар – эти двое, которых я люблю, прикоснулись к моему сознанию тихой лаской, отчего душа затрепетала и по венам потек душистый теплый мед. Я ощущал их, пробовал на вкус, вдыхал. На один краткий упоительный миг они заполнили все клеточки моего тела. Потом мы оторвались друг от друга, как после слишком краткого поцелуя.

Несколько мгновений все трое молчали, пребывая вместе, но все же по отдельности стараясь поддержать друг друга в осознании собственной исключительности. Потом Нефар тихо сказала:

– Знаешь, а он ведь прав. Если мы не воспользуемся нашим даром для изменения мира, в котором живем, тогда для чего мы здесь? И если не мы, то кто?

Я понимал, что она права, но все-таки испытывал суеверный ужас. Я вспомнил ту ночь в пустыне, когда мы шли с Мастером Дарием, и слова, которые он нам тогда говорил… Я не помнил его замечаний, даже, пожалуй, их общий смысл остался в том далеком прошлом, но лицо Мастера никогда не изгладится из моей памяти. Я сказал:

– Мы дали клятву не использовать наше знание или магию для изменения предназначения народов или цивилизаций.

На лице Нефар промелькнула неприязнь. Я знал, что она скажет, еще до того, как она открыла рот.

– А кому мы дали эту клятву? Людям, бросающим связанных юношей с повязкой на глазах в огненную яму и приобретающим собственную магию ценой человеческих жертвоприношений!

Я не знал, что ей сказать в ответ, да и не стремился к этому. Нормы морали и представления об ответственности, которыми пичкали нас в обители, не могли теперь считаться правильными. Теперь мы остались одни, и потому нам приходилось устанавливать собственные правила.

Я стал вглядываться в лицо Акана, хотя и по сей день не знаю, что именно хотел в нем увидеть.

– То, что ты предлагаешь, не пустяк. – Едва сказав это, я почувствовал, как внутри меня раскручивается пружина возбуждения. – Для исполнения хотя бы половины твоих замыслов потребуется больше магии, чем то, что нам известно.

Нефар медленно проговорила:

– Надеюсь, ты ошибаешься. Может, пригодится одно или два заклинания, если их правильно выбрать. Если мы станем контролировать ресурсы Египта, управлять всем остальным будет несложно.

Я возразил:

– Только фараону подвластны ресурсы страны.

Едва сказав это, я почувствовал, как во мне открывается канал понимания, что произвело на меня впечатление чуда. Я взглянул на Нефар – она улыбалась.

«Наше время придет». Ее мысли звучали у меня в ушах.

Акан наблюдал за нами, и если бы я смог поднять на него взгляд, то увидел бы в его глазах что-то тревожное. Потом он заговорил – осторожно, неуверенно:

– Потребуется кровавое жертвоприношение. Придется поглотить плоть фараона и принять его форму.

Кровавое жертвоприношение. В моих ушах зазвучали крики умирающих невинных людей, но они исчезли, едва я взглянул на Нефар. Отжившее должно умереть, чтобы уступить дорогу новому, – разве я не знал этого прежде, разве каждый человек не рождается с этим знанием?

Я кивнул, соглашаясь:

– Я не боюсь.

Ради восторга и гордости, промелькнувших в тот момент в глазах Нефар, я готов был уничтожить целые армии.

Наступило гнетущее молчание. Отдаленный шум веселья затихал и постепенно стал почти неразличимым. Остались лишь звуки нашего дыхания, биения сердец, шелест мыслей.

Потом Нефар очень тихо обронила:

– Стать другим человеческим существом. Запретная магия.

Эти слова, страшные в своей неопределенности, на миг повисли в воздухе. Потом она посмотрела на Акана.

– Мы можем это сделать?

В его глазах промелькнули оттенки разных чувств. Он уже отдалился от нас, составляя планы, исследуя, делая открытия.

– Раздобыть бы книги… многое я мог бы уточнить… но неплохо помню прочитанное…

Он вздохнул, потряс головой и ответил:

– Да, думаю, можем.

Когда слова сорвались с наших уст, отступление стало невозможным – теперь я это понимаю. Действие, признанное осуществимым, требует фактического выполнения – так, по крайней мере, кажется, когда ты молод, веришь в идею и обладаешь неуемным воображением. И лишней энергией. Дискуссии, протекавшие в последующие дни, были горячими и напряженными, но касались лишь деталей нашего плана, а не того, стоит ли вообще пытаться его исполнять.

В Египте появится новый фараон – такой, чья власть над силами Вселенной будет реальной, а не воображаемой. Великодушный, мудрый и одаренный провидец. И ему поможет супруга. «Наше время придет». Я видел обещание в глазах Нефар. Я чувствовал, как оно поет в моем сердце.

Наше время пришло.

В течение последующих месяцев мы днем и ночью занимались разработкой детальных схем работы правительства, которое мы желали создать, усовершенствований, которые мы планировали осуществить, чудес науки и технологии (хотя в те дни это чаще называлось магией), которые мы хотели предложить цивилизации. После долгих дебатов мы решили, что проще всего начать с нуля: построить новую царскую резиденцию на некотором расстоянии от Фив и переместить туда двор, предоставив коррумпированному и бесполезному духовенству умереть естественной смертью. Ах, какую утопию мы выдумали!

Улицы предполагалось вымостить плитками для уменьшения пыли и подметать их четыре раза в день. По ночам рабочие станут омывать их водой из ближайшего пруда, а к утру, высохнув, они будут сверкать чистотой. На каждом перекрестке заиграют фонтаны, украшенные прихотливой скульптурой. Каждый дом станет дворцом, и даже малоимущие классы получат жилье в обустроенных многоквартирных домах под крытыми шифером крышами, с плиточными полами и толстыми стенами, с вращающимися вентиляторами из кедра, дающими прохладу летом, с отапливаемыми большими каминами зимой.

Мы снабдим каждый дом освещением на батареях, а также охлаждением для тех, кто сможет позволить себе необходимые материалы. Мы станем вводить транспортные средства, использующие энергию солнца, что позволит вполовину – нет, в четыре раза – сократить время для переправки товаров или для путешествий в другие части света с целью надзора за вкладами, торговлей и делами. Потом мы построим более крупные и быстрые суда – возможно, даже летающие корабли! – которые привезут все, что понадобится, в Египет, и потому нашей стране не будет нужды завоевывать целый свет.

Мы выведем экономичные породы скота – тогда животных можно будет откармливать на одной десятой требуемой сейчас территории и они станут достигать удвоенного прироста за вдвое меньшее время. Мы выведем более эффективные породы вьючных животных и скороспелые, невосприимчивые к болезням сорта зерновых и фруктов, которые буйно разрастутся на небольших участках земли с малым количеством воды, мы вырастим пышные сады. Мы насытим эти фрукты и зерновые модифицированными бактериями, придающими тем, кто их потребляет, иммунитет ко всем известным заболеваниям.

Акан горячо настаивал на том, чтобы мы сделали знание обители Ра доступным для всех желающих его постичь, а не только для привилегированных единиц. Мы разоблачим мнимых богов и научим людей правде о «единой энергии» – этом едином всемирном круге бесконечной энергии, символом которой является вечное солнце, великодушный царь Египта. Мы привьем людям нашу возвышенную мораль, порицая прелюбодеяние и многоженство, пренебрежение родительским долгом, плохое обращение с мелкими животными. За несколько лет мы ускорим наступление золотого века человеческой цивилизации. Мы создадим рай на земле.

Ах, мы считали себя выдающимися, дальновидными, неукротимыми. Ни одна деталь не осталась неучтенной, ни одна возможная потребность нашей независимой утопии не выпала из поля зрения. Никогда за всю историю человечества не рождалось более подготовленных к управлению миром людей, чем мы трое. По крайней мере, мы твердо в это верили. И во многом были правы.