355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дональд Гамильтон » Тени » Текст книги (страница 3)
Тени
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 20:15

Текст книги "Тени"


Автор книги: Дональд Гамильтон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5

Нам пришлось долго идти по гостиной к выходным дверям и мой разговор много потерял от спонтанности, ума и озарения к тому времени, когда мы вышли на тротуар. Мы пошли прочь от отеля. Это была старая часть Нового Орлеана с односторонним движением, с одной полосой движения, пустынна и достаточно широка для лошади в упряжке с тележкой, а тротуары достаточно широки для дам с кринолином. Переулок по которому я отправился был уже, будто трещина между двумя высотными зданиями.

Где я остановился наконец небо имело фиолетово-серую полоску над нами и освещенная улица являлась узким кусочком жизни и надежды оставшейся далеко позади нас или так показалось ей. Когда мы остановились, она защищаясь прислонилась спиной к стене. Ее бедное лицо, обрамленное полуночно-темными волосами выглядело таким белым, как ее перчатки.

– Как ты думаешь, что случится с тобой: куколка? – спросил я.

Она покачала головой.

– Не знаю! – прошептала она. Какую гнусную вещь ты задумал, совершай поскорее, не мучай меня. Это отвратительно.

– Я не мучаю тебя, – ответил я. – Я только хочу, чтобы ты знала, что произойдет после, чтобы ты не петушилась. Когда я закончу речь, я вложу этот нож и поцелую тебя, потому что ты славная девчонка и помогла мне убраться из гнилого места. Ты готова?

Она прямо посмотрела на меня, испуганная и смущенная. Вот этого я хотел добиться. Теперь, когда я воспользовался ею, мне надо чтобы она ни чего не сказала полиции обо всем происшедшем. Быть брошенным в тюрьму – такая вещь не позволительна нам. В данный момент романтический подход мужчины – загадки, кажется наилучшим решением, чтобы вызвать ее молчание. Был еще один способ, чтобы заставить ее замолчать навсегда – это убить ее, что тоже было не необходимо, ни желаемо.

– Но...

– Разговора не требуется, – сказал я. – Подай мне руку.

Я опустил ее руку, поймал ее ладонь и сжал ее пальцы вокруг ручки ножа. Я направил лезвие к своей груди.

– Нет, – поправил я, – немного влево, куколка. Это тяжелая работа – сунуть нож меж ребер мужчины. Так гораздо лучше. А теперь сосредоточься. Все что надо сделать – сильно толкнуть, лезвие войдет мягко и легко. Ты удивишься, как мало требуется усилий, чтобы убить мужчину. А теперь поцелуй.

Двигаясь очень свободно, обдуманно, будто вы ловите испуганную птичку, я взял ее лицо своими руками и наклонил вниз. Ее лицо было холодным, как и ее губы. Я почувствовал, как лезвие двинулось слегка ко мне, но оно не вонзилось даже в пиджак. Я отступил, когда поцеловал ее. Она опустила руку. Мгновение спустя, я услышал ее нервный смех.

– Мистер, – выдохнула она. – Мистер, я... – она замолчала.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Антуанетта, – прошептала она. – Антуанетта Вайл.

– Тони?

– Друзья зовут меня Тони, – сказала она. Ее голос стал тверже. – Я сообщу вам, когда вы определитесь поточнее. А пока... А пока я думаю, что мисс Вайл звучит гораздо лучше, не так ли?

– Да, мадам, – сказал я.

Мы стояли так глядя друг на друга, слушая городские звуки вокруг нас, но ничего не двигалось в потемках узкой аллеи, где мы находились. Она посмотрела на нож в своей руке и снова на меня.

– Вы напугали меня, – прошептала она. – Вы так меня напугали! Я и в самом деле подумала, что вы... Возьмите это! – Я взял нож, закрыл его и положил в карман. Она пристально смотрела на меня. – Что случится, если я побегу? – спросила она.

– Здесь? Здесь темно и ты возможно упадешь и порвешь свои чулки. Лучше идти осторожно, пока не выберешься к свету, если конечно хочешь покинуть меня.

– Если? – выдохнула она. – Если? Вы что – сумасшедший? Или вы думаете, что я... – Она замолчала.

– Ты ни сколько не любопытна? Ни сколько не заинтригована? Я должно быть потерял свою хватку, – сказал я. – Значит у тебя больше нет никаких планов на сегодняшний вечер, которые я не испортил совсем? Не хочешь ли отобедать со мной, в любом месте, по любой цене – и послушать немного лжи о том, почему я сделал то, что сделал. Я замечательный лгун, мисс Вайл.

– Всему поверю, – сказала она. – Вы заинтересовали меня, вы и этот отвратительный, выглядевший маленьким, нож. Действительно ли вас зовут Коркоран, как вы сказали ранее? Тогда.

– Нет, – сказал я. – И даже не Поль. Но чего вы боитесь? Имени Поль – достаточно на один вечер, не правда ли?

Она сказала:

– Я совсем не такая, Поль. Я совсем не то, что вы думаете обо мне...

– Мисс Вайль, секс конечно важен для меня и вы красивая девушка, но я удовлетворяю свои потребности не похищая молодых леди с помощью ножа. – Сказал я.

Она заколебалась и сказала несколько с напускной честностью:

– Конечно, я не прикидываюсь невинностью. Вы вероятно уже догадались об этом.

Я сказал:

– Это волнующий сюжет разговора, но его следует продолжить в более теплом месте. Есть ли у тебя, что накинуть на себя?

– Да. – Это было проверено. Это не тот пиджак, которым вы хотели бы покрасоваться в баре высшего класса. Мне возможно придется взять его домой вместе с ним. Бог знает, что мне придется рассказывать, чтобы забрать его обратно. Он заботливый тип. Она сжалась от дрожи. – Очень холодно. Вы сказали, что пойдем куда угодно?

– Да, мадам.

– Ресторан любой стоимости?

– Да, мадам.

Она снова заколебалась. Затем рассмеялась и взяла меня за руку:

– Не отказывайтесь от своих слов. "Антуан" находится через два дома отсюда...

У меня было предчувствие, что это будет "Атуан", если она решится на выбор. Я полагаю это обыкновенный выбор для Орлеана, хотя можно было предполагать, что есть боле новые рестораны, где хорошо кормят и хорошее общество. Атмосфера в "Антуане" не очень-то роскошная, несмотря на репутацию, какую имеет это место. Посетители хорошо одеты и официанты знают свое дело, но обеденный зал являлся разновидностью бара и разочаровывал всякого, кто приходил в ожидании наслаждения старомодной южной роскошью. Вы предположительно приходите сюда, чтобы есть, а не изучать, как я полагаю, обстановку и мебель.

Нам пришлось ждать когда освободится стол. Тот, который нам дали, находился посередине зала. Ожидание мне надоело, но я сказал себе, что мне не зачем торопиться в отель. Оливия должно быть в безопасности, если она последовала нашим инструкциям, и лучше для меня, чтобы прошло какое-то время прежде, чем мы встретимся. Я могу быть уверенным, что этот потерянный ребенок, которого я вовлек в игру, не причинит нам никаких неприятностей в дальнейшем.

– Мне надо поправить свой туалет, – сказала Антуанетта, после того, как метрдотель усадил за стол и удалился. – Этот испуг так на меня подействовал.... Я чувствую себя немного неприбранной. Вы не находите?

Я посмотрел на нее через стол. Она была очень приятной девушкой, но мне кажется, "приятная" немного не то слово. Миловидное лицо, несколько несимметричное, с густыми бровями, почти не встречающимися над прямым маленьким носом. Судя по ее очень индивидуальным бровям и поношенным сатиновым туфелькам, она возможно и не голодает, но она принадлежит к тем девчонкам, для которых дорогая еда в модном ресторане означает нечто большее, чем просто пища. Она принадлежит к девчонкам, которые неутомимо прыгают и высоко, при такой возможности.

– Нет, – сказал я. – Не имею ничего против.

Я смотрел, как она шла через зал, стройная и прямая в своем блестящем платье. Теперь в ней все дело. Ничего сейчас не выиграешь, если захочешь знать, как она поступит. Я узнаю это позднее. Предполагать, что сейчас думает Оливия Мариасси после ее неудачного опыта в баре Монклер или что сейчас делает лысый мужчина с грубым лицом и уж совсем неуместно было думать об мертвой женщине, но я думал и об ней тоже. Мы вместе, Гейл и я, проводили отлично время, хотя она и имела очень много денег и Мак не одобрял мой выбор. Мне надо привыкнуть к мысли, что она больше никогда не будет со мной рядом и не позвонит, когда окончится моя работа.

Когда Антуанетта Вайль вернулась, ее прическа была восхитительна, а губная помада лежала ровно. Я поднялся, чтобы усадить ее в кресло по джентельменски. Она улыбнулась мне, когда садилась в кресло.

– Да, там был один, – сказала она.

– Один – что? О, ты имеешь в виду телефон? – Я вернулся к своему креслу и непринужденно сел. Затем произнес: – Я полагаю, что там есть один. Ты воспользовалась им?

– Разумеется, – ответила она. – полиции не хочется производить здесь шум, поэтому они будут ожидать нас у выхода. Я сообщила им, что вы вооружены и опасны, возможно, они пристрелят вас, как только вы ступите на асфальт. Но вначале нам все-таки надо пообедать, не так ли?

– Несомненно, – согласился я. – Тем больше причин радоваться, когда предоставляется возможность. Посмотри меню. Всему у небес существуют границы.

Она отложила меню.

– Мне не надо меню. Я просто хочу бифштекс и шампанского, – произнесла она. – Оно грубое, будто из кукурузы, и бифштекс у них не так хорош, как рыба, но именно этого мне и хочется. Я чувствую себя здесь... роскошно. Поль?

– Да.

– Как вы узнали, что я не воспользовалась телефоном?

– Ты не из тех, кто вызывает полицейских, мисс Вайль. Если бы ты была именно такой, ты бы дергала бровями и носила пояс.

Какой-то момент она обдумывала эти слова.

– Я полагаю, что в этом есть какой-то смутный смысл. – Она еще подумала, быстро взглянула на меня через стол и улыбнувшись, спросила: – Я собираюсь спросить вас, почему вы уцепились в меня, там, в Монклере? Я полагаю, что вы сказали мне косвенно, мистер Поль Шарпи Коркоран.

– Несомненно, ты очаровательна и немного смешная, мисс Вайль. В особенности, это заметно, когда ты сидишь в баре. Когда мне требуется, торопливо, выбрать себе в подруги женщину, кого бы я выбрал из этой коллекции толстушек? В кого бы всякий мужчина уцепился? Затянутую в корсет леди через три стола от тебя? Стоит ли так хитрить.

Тони рассмеялась и начала говорить, но официант крутился по соседству и она переменила разговор. Мы подверглись серьезной формальности – заказали обед. Когда официант удалился, она наклонилась через стол оперившись на локте.

– Прекрасно, – сказала, – давайте выслушаем ее.

– Выслушаем кого?

– Ложь. Почему вам потребовалась женщина в подруги на бегу. Постарайтесь по изобретательнее.

– Ну ладно, слушай, – сказал я. – У меня было свидание с одной замужней женщиной в джазовом Новом Орлеане и когда мы собирались выпить "Мартини", кто кроме ее мужа мог войти? Огромный грубый парень. Мне не захотелось связываться с ним, и леди не захотела шумной рекламы, поэтому мне пришлось действовать быстро, чтобы это выглядело, как если бы я даже незнаком с нею.

Тони презрительно дернула носиком и покачала головой:

– Не очень-то оригинально. Можно было бы придумать получше.

– Что не понравилось тебе?

– Если вы были бы Ромео на уик-энде, вы едва ли бы стали вынимать нож. И потом, та леди. Я полагаю вы говорите о той, старомодной в твидовом костюме, которую вы назвали влюбленной школьной учительницей. Едва ли она из того типа женщин, которые изменяют мужьям, если только у нее есть муж и даже если она допускает такую несерьезность, я не могу вас представить ее партнером во грехе, Поль. Я не знаю какой вы, но мне кажется, что вы изысканы, чтобы влюбиться в эту дурочку в очках из роговой оправы.

– Теперь начнутся комплименты, – заметил я. – Я снабжаю только обедом, напитками и ложью. Бриллианты и меха получите в другом месте.

Она рассмеялась.

– Не очень-то красиво называть девушку золотодобытчицей, даже намеком. Вы можете обидеть ее чувства. Нет, я думаю, что эта история не подходит. Попытайтесь еще раз.

– Великолепно, а как вам это? Ты слышала о синдикате, я полагаю. Я прихожу на явку, но мне приходится прятаться потому, что за мной хвост и мне приходится бежать и прятаться. Они посылают мне шкатулку с новым зелененьким пополнением и она переодетая, и она переодетая и в смешной прическе, чтобы никто не узнал ее – она настоящий наш шеф, и когда она собирается передать мне добычу, я вижу как входит полицейский и я знаю, что он пасет ее. Ей незнакома моя внешность, а произвел в своем облике изменения, с тех пор как стало известно мое описание полицейским. Но у меня осталась только одна минута, чтобы... Нет? И это не нравится?

– Нет, – сказала она. – И это тоже мне не нравится.

Я вздохнул:

– Леди, вам трудно угодить. А как насчет этого? Я из ФБР и мне надо сделать одно дело относительно шпионов, саботажников и прочих, и как только я выхожу на контакт с одним из моих агентов-женщиной, я вижу за нами наблюдают. Он заметил ее, но у меня еще есть надежда на то, что я смогу ускользнуть, если я.... Нет, это тоже не то.

Она пристально посмотрела на меня и провела язычком по своим губкам:

– Почему нет, Поль? Почему ты считаешь, что это не годится?

– Да, в таком случае, – сказал я, – если бы я и в самом деле был из ФБР, я имел бы опознавательные признаки, не так ли? Имея их, я бы тут же погиб. Ты видела когда-нибудь человека из ФБР, который бы не имел радиозуммера в основании шляпы?

– Но у вас разве нет опознавательных признаков?

– Не такие уж гибельные, как я полагаю, куколка, то есть мисс Вайль. Я самый узнаваемый человек, какого ты когда-либо видела, мисс Вайль.

Она сказала медленно, пристально глядя на меня:

– Я думаю, что вы самый умный мужчина, которого я когда-либо знала, Поль. – В ее голосе послышался холодок. – Вы хотите нечто в обмен на нечто, не так ли? Ценой этого обеда, вы хотите, чтобы я молчала и способствовала вам не подвергая вас ни малейшей опасности? Не считаете ли вы, что это хорошая сделка?

Я покачал головой:

– Нет, только какой-нибудь дурак согласился бы на такую сделку. Или девушка, которая любит бифштекс и шампанское, которая нисколько не испугалась при соприкосновении с тайной.

Последовала короткая пауза. Она протянула руку и положила ее на мою.

– Все будет отлично, – выдохнула она. – Все будет хорошо. Если только это вы и собирались мне сказать.

– Я ничего еще тебе не сказал, мисс Вайль. Ничегошеньки. Все, о чем ты могла бы догадаться, не доступно тебе, а все остальное – только догадки.

– Я не уверена, хотела бы я иметь вас своим другом, – сказала она. – Не уверена, что я полностью доверяю вам, чтобы называть вас своим другом. – Она мягко потрепала мою руку и откинулась на спинку с улыбкой. Все уже решилось в ее уме и она прошептала: – но я думаю, что вы уже можете называть меня Тони.

Глава 6

Она жила совсем близко от ресторана. По правде говоря, хотя я и не собирался совершать такую прогулку с нею в прохладе наступающей ночи, когда она была одета в такое платье и в туфлях на высоком каблуке. Но она была еще молода и считала такси неудобством, а прогулка была безрассудна и радостна – или может быть у ней имелись какие-нибудь естественные причины или просто это была сдержанность, чтобы не разделять со мной затемненное черное сиденье в обществе меня и моего ножа.

Во всяком случае, выйдя из ресторана, я снял пиджак и накинул ей на плечи, чтобы предохранить ее от холода. И мы с ней радостно направились по узким улицам со старыми не ухоженными зданиями, на которых еще сохранялся стальной орнамент на окнах и балконах, очень красочный для тех, кому нравится старинная архитектура. Меня больше интересовало нет ли за нами слежки. Идя пешком по соседству с этими древностями и изогнутых маленьких газонов, это было трудно сказать. Если кто-то и следил за нами, он делал это хорошо. Это было его дело – слежка. Вот почему он и был приписан Оливии Мариасси первейшим образом.

Комнатка Тони – квартира или салон, как это они называют здесь, располагалась наверху двух узких, пыльных пролетов лестницы. Под самой крышей. Я не мог освободиться от мысли, что она превращается в духовку летом. Она остановилась на лестничной площадке и вернула мне пиджак.

– Спасибо, произнесла она. Она вынула ключ из кошелька, открыла дверь, положила руку на ручку двери. И попросила меня бесцветным голосом:

– Пожалуйста входите.

– Я сказал, закутываясь в плащ:

– Нет необходимости, настаивать на этом, кошечка. Тебя интересуют только мои намерения, а да остального тебе нет дела. Конечно, я с удовольствием бы остался у тебя. Что ты думаешь, я евнух, или еще что-нибудь? Благодарю, входить я не буду.

Она слабо улыбнулась, как если бы она, что-то доказала сама себе в отношении меня.

– Почему бы нет? – прошептала она. К чему эти демонстрации самообладания?

– Потому, что если я войду, ты захочешь узнать в самом ли деле я простак или бродяга или оба одновременно. Черт побери, ты сейчас удивляешься, почему ты предлагаешь мне войти, не так ли? чтобы посмотреть, какой я слюнтяй на самом деле? Но если я отнесусь к тебе с большим уважением и целомудренно поцелую тебя здесь, у дверей и сбегу поскорей может быть я этим тебе запомнюсь, несмотря на то, каким образом мы повстречались.

Она сказала, глядя на меня:

– Как же иначе хотите вы, чтобы я вас запомнила, Поль?

Я сказал:

– Чтобы быть честным, я бы не хотел, чтобы меня запоминали. Простой незаметный мужчина, который здесь совсем не был, вот чего я хочу.

– Хорошо, – сказала она. – Только едва ли такой простой. Согласна, если вам это требуется. Все-таки сегодня я провела отличный вечер и в отместку, я последую вашим инструкциям. Пусть будет по вашему. Так давайте же обменяемся целомудренными поцелуями. Я не хочу... не хочу играть с инструкциями. Вы знаете, что я хочу сказать. – Голос ее даже не дрогнул.

Я внимательно посмотрел на нее, и у меня появилось такое чувство, какое бывает, когда вы встречаете кого-то в неподходящее время и в неподходящих обстоятельствах, что может для вас оказаться роковым и о чем вы даже не догадались, если бы этого с вами не приключилось.

– Конечно, – сказал я, – ты права, Тони.

Она спокойно произнесла:

– Вы очень проницательный человек, не так ли? Самое смешное, что вы почти убедили меня, что вы славный парень. – Она насмешливо улыбнулась. – У меня останется эта мысль, если вы удалитесь, Поль Коркоран – если таково ваше имя. – После этих слов последовала пауза и я взглянул вверх, на звезды.

– Поль?

Я перевел взгляд на нее.

– Что, Тони?

– Удачи, – сказала она мягко. – Удачи вам в ваших делах, кем бы вы ни были.

Уходя, я глубоко вздохнул и следуя по улице, подумал, как было бы прекрасно, если бы войны велись только профессиональными солдатами, а секретные операции проводились бы грубыми и не скрупулезными агентами, которые бы добровольно исполняли работу. Я хладнокровно использовал эту девчонку, чтобы прикрыть мою заинтересованность в судьбе Оливии Мариасси, а она в ответ назвала меня славным парнем и пожелала мне удачи. Она показалась мне очень невинным и искренним ребенком, она считал себя опытной и искушенной, но она не догадывалась об истинном счете.

Я надеялся она никогда не узнает, чем я занимаюсь, но вся беда в том, что этой уверенности-то у меня и не было. Это что-то вроде бешенства, исключая то, что вы кусаете не всякого, кто вам встречается. Сам факт того, что вас видели рядом, бывает достаточно. Я помню случай, когда погиб маленький мальчик, правда не помню где, только потому, что вежливо поднял и подал одной женщине пакет, который она уронила – совсем случайно – но люди, которые следили за ней, не знали того. Хотя им следовало бы знать об этом.

Никто не преследовал меня по дороге в отель. Я был уверен в этом, но это меня совсем не поразило, пока я не пересек вестибюль, подходя к лифтам. Затем я резко остановился, в животе похолодело вспомнив, что я не осознавал этого, когда мы подошли к дому Тони.

Я стоял, и так пытаясь вспомнить и проанализировать свои реакции. Всю дорогу от ресторана "Антуан" до жилища Тони, предупреждающие вспыхивали красным светом на контрольном пункте. Я должно быть сознательно не замечал их, не слышал, не ощущал, не чувствовал ничего опасного, а ночь позади меня была наполнена опасностями. От дома Тони до гостиницы Монтклиер не было ничего опасного. Логика подсказывала ответ: если кто-то и следил за мной до жилища Тони, то он должен следовать за мной и сюда.

Наступило время для старательного обдумывания вариантов и их значимости. Если этот человек преследовал меня вместо того, чтобы уцепиться за Оливию Мариасси, это означало, что моя интрижка с селедкой в красном не сработала. Он до тошноты изучил наше неуклюжее свидание, чтобы захохотать и следить за мной дальше. А если он уцепился за Тони вместо того, чтобы следовать за мной дальше до самого отеля, то это означает.... Черт, я не знаю что это означает.

Есть время все тщательно обдумать и двигаться медленно и дальше, надо принять предосторожности, тщательно все спланировать и избежать если можно того, что могло бы оказаться фатальной ошибкой в самом начале операции.

Не было времени обращать внимание на девчонок с черными волосами и не выщепленными бровями. Когда вопрос касается моей работы, когда вопрос касается моих обязанностей. Антуанетта Вайль служила моим целям, а может не служила. Во всяком случае то, что случилось с ней сейчас, было уже непоправимо.

Однако, я подумал, узнаю ли я что-нибудь новое если вернусь к Тони, в конце концов, мужчина с грубым лицом не мог быть в двух местах одновременно. Если он решает дела с Антуанеттой, какие бы они ни были, в этот момент угрозой для Оливии он не являлся. Я повиновался своему желанию – любопытству или чувству ответственности. Я мог бы по крайней мере выяснить, что случилось там с Тони – если вообще что-то случилось.

Мне всегда тяжело на улице с односторонним движением и мне показалось, что прошло много времени, когда я снова очутился на тротуаре напротив трехэтажного дома Тони. Виднелся свет сквозь закрытые жалюзи одного из окон наверху. Да, она же сказала мне, что рисует. У ней может быть полуночная вспышка артистического вдохновения, но было бы гораздо лучше, если бы в окне не горел свет, как если бы она легла спать, усталая после такого насыщенного вечера.

Я начал быстро подниматься по лестнице, не принимая во внимание обычных мер предосторожностей, а только сжал рукоятку маленького ножа в брючном кармане. Когда я поднялся на лестничную площадку третьего этажа, я заметил приоткрытую дверь и понял, что появился слишком поздно. Я перевел дыхание, толкнул дверь и вошел в ярко освещенную комнату.

В комнате с наклонными карнизами было просторно. Все пространство пола попадало в поле зрения, потолочное пространство – менее. Cвет из окна видимо давал достаточно света днем. Теперь же свет лился из двух подвешенных к потолку двух шаров не дающих тени. Тут же находился мольберт, только опрокинутый. Тут же находилась краска и несколько горшков с кистями, из одного вылилась на пол краска. Множество полотен на подрамниках, некоторые тоже перевернуты. В комнате еще находилась печь, стол, холодильник, кухонная раковина, валялось несколько перевернутых стульев, выглядевших, как если бы их купили из магазина подержанных вещей, как и вся остальная мебель.

В углу стояла детская кроватка. Она явна скрывалась разрисованной ширмой, но теперь она была отброшена в сторону. На кроватке лицом вниз лежала маленькая, неподвижная, страшно растрепанная фигура, на которой было надето только порванное свисавшее клочьями, что-то ярко-красное и один порванный чулок. Другой чулок, а также алые сатиновые туфельки и предметы нижнего белья были разбросаны по всему полу вместе с обрывками полотен. Ее длинные белые перчатки аккуратно лежали на маленьком столике у дверей, как если бы она их сняла и начала раздеваться и тут кто-то постучался и она повернулась, что бы открыть дверь....

Я закрыл за собой дверь и прошел в комнату. У меня не было никакой надежды. Я ничего не сказал, потому чтоне ожидал ответа. Я положил руку ей на плечо и был гораздо более напуган, чем может быть напуган мужчина с моим опытом, когда она от прикосновения вздрогнула и резко поднялась откинув с глаз завитки своих черных волос.

– Вы, – прошептала она. – Вы!

– Я, – сказал я отдернув руку.

– Вы вернулись, – прошептала она. – Я надеюсь, вы удовлетворены! Хорошее дело он тут провернул, не так ли? Вы очень довольны! Вы что-то доказали себе, не так ли? Я не знаю что, но доказали. О, боже, а я то думала о вас хорошее. Хорошее! Что вы не такой как все.... Особенный!

Ничуть не смутившись, она повернула вверх свое порванное сатиновое платье, чтобы прикрыть грудь, но я успел заметить отвратительные синяки. Под глазом был синяк и порезана губа. От пореза на подбородок просочилась кровь. "Но все же она жива", – подумал я про себя. По крайней мере жива.

Она облизала свои губу, дотронувшись осторожно до пореза языком. Ее глаза под густыми бровями с ненавистью смотрели на меня.

– Ты – подлец! – Выдохнула она. – Ты отвратительный подлец, со своим ножом и своим поцелуем и своей добропорядочностью.... О, вы были добры, галантны, мистер Коркоран. Вам встретилась такая добрая и такая сердечная девушка. Она со слезами на глазах смотрела вам в след, когда вы спускались по лестнице. Потом пришел другой человек, ради которого вы разыгрывали все это шоу. Разве это не правда? Вы и полушку не дали бы за мою жизнь, вы просто воспользовались мной. Все то время разыгрывалась комедия в его пользу, не так ли? Если вы не знакомы с ним, то его зовут Кроче, Карл Кроче. Он просил позвонить вам и сказать. Раз вы уж здесь, то я и говорю. А теперь убирайтесь отсюда!

– Кроче, – повторил я. – Почему он хотел, чтобы вы сказали это мне?

– Откуда я знаю почему? – Спросила она. – Вы проницательный. Вам не трудно догадаться.

– У тебя все в порядке? – Спросил я.

Ее глаза насмешливо сузились.

– Да, у меня все прекрасно, – произнесла она. – У меня все великолепно, мистер Коркоран, разве я выгляжу иначе? Просто чудесно. Меня таскали по всей комнате. Меня бросили на кровать и сорвали одежду, этот горилла относился уважительно – как к манекену в универмаге. Он изнасиловал меня... потому, что эта была самая отвратительная вещь, которую он смог сделать для меня, что-то вроде убийства. Он сказал, что это напомнит вам одно дело, и что его ничто не остановит. Он сказал, что наступит время, он будет действовать и покончит с вами. Он сказал, что если у вас есть возражения, его не трудно будет найти. Он сказал, что это даст знать вам с каким человеком вы будите иметь дело.

– Карл Кроче, – сказал я.

– Именно так его зовут, – повторила она. – Проклятый лгун. Он может вернуться обратно в любое время и повторить это рутинное дело снова и я буду счастлива, потому что он не вы! Почему... почему вы так нравитесь мне? И за что вы заставили меня мучиться. – Она шумно выдохнула. – А теперь, если у вас есть еще глаза, убирайтесь отсюда! И пожалуйста, уходите! – Ее голос дрогнул на последнем слове.

Я спросил:

– Не вызвать ли вам доктора?

Она покачала головой.

– Нет. Он задавал мне глупые вопросы! Я... у меня все порядке. Я уже говорила вам, что не корчу из себя невинность. Со мной уже однажды обошлись грубо. Может не так грубо, но грубо. У меня все хорошо. А теперь уходите, пожалуйста! – Она на мгновение помолчала. – Поль.

– Да?

– Вы по крайней мере предупредили меня! Вы могли бы дать мне знать во что, вы меня вовлекаете меня. Вы могли бы сказать с какими людьми.... У него было лицо, как у горы Рашмор до того, как на ней выдолбили барельефы президентов.... Он ничего не смог из меня выбить, ни ударами... ни даже взяв меня.... Он был похож на машину запрограммированную на.... И вы так же, Поль? Внутри? Этот юмористически-сатанинский взгляд заставляет девушку чувствовать, что она нашла кого-то, хотя и опасного, но хорошего. Другую машину и с другим лицом? Одна машина с ярлыком – "Кроче". Другая машина с ярлыком – "Коркоран". Играете в какую-то машинную, загадочную игру. И пойманная ими посередине – наивная, мягкосердечная, сентиментальная девчонка по имени Вайль!

– Если я что-то могу....

– Я сказала вам: убирайтесь отсюда!

– Хорошо.

Секунду помедлив, я повернулся.

– Вам не надо переживать, – сказала она из-за спины. – Это наша сделка. Грязная, отвратительная сделка, но я согласна на нее и я выдержу ее. Я не буду сообщать в полицию и вмешиваться в ваши дела, каковы бы они не были. Я не донесу. – Ее голос стал тверже. – Но, вторая мысль, есть одно, в чем вы можете мне помочь. Вы можете заплатить за урон. Мой гардероб не так богат. У меня множество запачканных краской джинсов, но у меня не так много платьев, чтобы их рвать.

Я вынул кошелек, вернулся к ней и положил несколько купюр на кровать перед ней, все что я имел с собой за исключением небольшой суммы. Она взяла их, пересчитала и взглянула на меня.

– Вы знаете за что вы платите, мистер Коркоран, если сознаться? – Спросила она насмешливо. – Вы были в городе и вы хорошо знаете, что кусок сатина не стоит более двухсот долларов. Он стоил тридцать девять – пятьдесят долларов в прошлом году. Десяти долларов хватит на все остальное. Синяки залечатся, и я ни во что не оцениваю самоуважение или то, как вы это называете сами. Возьмите!

Она вернула три бумажки из четырех по пятьдесят, которые я дал ей. Мне ничего другого не оставалось, как их взять. Я посмотрел вниз на ее маленькое, болезненное, выражающее ненависть лицо на мгновение. Я пытался успокоить себя той мыслью, что судьба наций и жизнь очень важных лиц в опасности, а этой маленькой девчонке это не важно, но я и не пытался продать эту мысль ей, может потому, что я не был уверен сам, что купил ее.

Я повернулся и направился к двери. Слабый звук заставил меня оглянуться. Она вновь лежала на кровати лицом вниз. Может быть она плакала. Я не был уверен. В одной вещи я был уверен, что я не создан для того, чтобы утешать. Я остановился у двери и засунул три пятидесятидолларовые бумажки под ее перчатки и вышел. Ко всему прочему, осмотрев комнату, я сознаюсь, что много у ней здесь было порушено, кроме ее платья.

Может быть я пытался купить чистую совесть. При ста пятидесяти долларах началась бы торговля, если бы началась, но ее не было.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю