Текст книги "Тени"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 9

Конечно, это вызвало ответную реакцию. Ни одному мужчине не понравится, когда его используют, как «грушу» в присутствии женщины, даже если она совсем не Софи Лорен. Конечно, некоторый риск имелся, но нападающий, занимающийся только своим особым бизнесом, часто тратит время и усилие только на кулаки. Вы поступаете так, когда осознаете где кроется реальная опасность и когда худшее может случиться, сносит ваше противодействие самым простым образом.

Мгновения спустя, после того как я грохнулся на ковер, Оливия опустилась на колени рядом со мной. Она тронула рукой мое лицо, но ее слова были обращены не ко мне.

– Хорошо сработано! – Кричала она. – Напасть на человека сзади, без предупреждения! Только не это ожидала я от вас, Гарольд!

– Вы шли в его комнату! – Гарольд, таково его имя, обладал красивым баритоном с нотками возмущения.

– Почему бы нет? Это не в первый раз, когда я вхожу в комнату к мужчине. Совсем не в первый!

– Посмотри на себя! – Кричал Гарольд, игнорируя ее слова. – Позволить этому репортеру – цинику – о, я осведомлялся о нем у портье – накачивает тебя ликером, пока ты не свалишься с ног и привести тебя сюда! Он смеялся над тобой, Оливия, разве ты не понимаешь? Он думал, что это самый забавный способ провести вечер. Это совсем ничего не значит для него, совсем ничего!

Она отвечала грубо:

– Прекрасно! Ничего! Не больше, чем это значило для тебя. Уж не тебе ли критиковать поступки других мужчин?

– Оливия!...

– Думаешь, я не знаю, что он делает? – Спросила она. – Прекрасно, его позабавит быть очаровательным с серой ученой леди. Может и меня позабавит подыграть ему! А может, я сознательно подумала, что было бы забавно позволить такому опытному мужчине напоить меня и... увлечь в свою комнату в целях обессмертия рода. Впрочем, я кажется через чур чувствительна к скользким мужчинам, но какое это теперь имеет значение? По крайней мере, он честен, Гарольд. Он ни слова не сказал о любви!

Мне хотелось слушать их дальше, но они говорили слишком громко и кто-нибудь в соседней комнате устал от шума и вызвал управляющего. Я мог бы узнать о них столько, насколько не мог и надеяться. Я дернулся и застонал, затем открыл глаза. Я изумленно приподнялся, Оливия помогла мне сесть. Я посмотрел вверх, на мужчину, который ударил меня.

Выглядел он на двадцать восемь – тридцать лет, с грубыми чертами на физиономии, имеющими сходство толи с Линкольном, толи с Грегори Пеком старательно выбритом. Было ясно, что несмотря на то, могло быть между ними позже, он и Оливия – родились имея родственные души. Его твид не отличался ни в чем от ее твида, ее очки не отличались по толщине от его, как и черная оправа очков. Они придавали ему искреннее и серьезное выражение лица.

– Если бы вы только позволили мне все объяснить! – Воскликнул он.

Она больше не смотрела на него.

– Как ваше самочувствие, Поль? – Спросила она.

– Вы совершаете страшную ошибку, – протестовал Гарольд. – Если бы вы только послушали меня, дорогая! Ты же совершенно ничего не поняла из слов, услышанных сегодня в офисе. Мисс Дарден и я были только...

Она даже не повернула головы:

– Вы еще не кончили? Ты хочешь разбудить весь отель? Ты не сможешь убедить меня, что все это только лишь недоразумение. Ты и твоя воспитанница сделали все это совершенно очевидным. Я смогла услышать очень ясно каждое слово в приемной. Тебе бы не мешало закрывать дверь, перед тем, как вступать в шутки со своими подчиненными, Гарольд!

– Это было совсем не то, что ты думаешь...

– Я очень ясно слышала свое имя. – Ее голос стал хриплым от негодования. – ГЛП комплекс, ты называешь это так, имея ввиду благодарную терпеливую леди. Внешне это узнаваемый синдром и один из которых, не скрупулезный врач всегда узнает, совершенно так как ты. Так вот, эта леди – пациент больше не испытывает благодарности к доктору Муни. Гуд бай!

Она помогла мне подняться. Парень все еще стоял тут, все еще протестовал, но она больше даже не взглянула на него. Она ввела меня в мой номер и закрыла за нами дверь. Затем она повернулась и внимательно осмотрела ее. Потом, снова посмотрела на меня, поправила обеими руками прическу, проведя устало по вискам.

– Фи! – Мягко произнесла она. – Таким образом и у вас не появится причин принимать телефонные звонки, мистер Коркоран. Я надеюсь, вы одобряете сказанные мной слова.

– Еще немного попрактиковаться и вас можно снимать в кино, – сказал я.

Я шагнул к двери и прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука. Лишь где-то далеко в холле, я услышал, как щелкнули двери лифта. Я повернулся к Оливии и увидел ее сидящей в большом кресле, каковыми были снабжены все номера в отеле.

– Доктор Гарольд Муни, – спросил я, – доктор чего?

– Гинекологии, – ответила она, – он специалист по женским болезням. Боюсь, что и по женщинам тоже. Хороший образчик, не так ли? Рода Казановы, подотряда дураков. Он приехал сюда из Пенсаколы, чтобы добиться прощения, сказал он, но на самом деле он боится скандала и возможности потерять свою богатую практику. Как будто мне хочется, чтобы все люди узнали какой дурой я была!

Она глубоко вздохнула, поискала в кармане очки и надела их на нос. Мгновения спустя, она расстегнула жакет, отстегнула удобный круглый воротник своей шелковой блузки, облегченно вздохнула, откинулась на спинку и вытянула перед собой ноги. Ее поведение было немного вызывающим, как будто она знала, что ее поза не деликатна и не подобающая для леди, ну и черт с ним. Она взглянула вверх и увидела, как я потирал щеку.

– Я думаю, что мужчины должны быть способны позаботиться о себе сами, – прошептала она с хитрецой.

– Вы видимо хотели, чтобы я выбросил его в окно пятого этажа приемом дзюдо или сломать ему пару шейных позвонков ударом карате? Кроме проблемы: куда девать тело, которая едва ли разрешима, все несомненно припишут денверскому репортеру. Кроме того, возможно, этот парень потребуется нам живой.

Она быстро нахмурилась:

– Что вы хотите этим сказать?

Я посмотрел на нее. Ее свободная поза высоко оголяла ногу. Даже стало видно какое-то нижнее белье – изящные кремового цвета трусики с темным, кофейного цвета кружевом – высовывались очаровательно и вызывающе и совершенно не в стиле ее характера – но ведь существовало же любовное приключение с красивым доктором. Кто-то, очевидно, следил за нами, шел за нее на заднем плане, ей удавалось какие-то вещи скрывать. Это очевидно более в характере доктора Оливии Мариасси, чем в связи с ее простой, твидовой импровизированной внешностью, которую она хотела всем навязать.

– Где вы встретили этого парня? – Спросил я.

– В его офисе. Хотя мы все в каком-то роде подчинены Военно-Морской авиации, мы официально не пользуемся услугами военно-морской клиники и будучи сама доктором, я ненавижу людей пользующихся бесплатной медицинской услугой, на которое не имеют право. Позже, я повстречалась с доктором Муни за коктейлем у знакомых в городе. Он вспомнил меня, что доставило мне удовольствие. Многие мужчины, как правило, лишены этого, хотя отлично помнят меня, как ученого. – Она говорила сухим, отстраненным тоном. – Мы говорили о медицине и о многом другом. Мы вместе пообедали этим вечером и потом часто обедали вместе. Ты можешь догадаться, что случилось позже.

– Несомненно. – Я пересек комнату, подошел к телефону и стал набирать Новый Орлеан – Денвер – Вашингтон, во второй раз за этот вечер.

– Не надо меня ни с кем соединять, – сказал я секретарю, когда набрал номер, – только попросите, чтобы они быстро навели справки о Гарольде Муни – специалисту по акушерству и гинекологии, только не спрашивайте меня прочесть вам по буквам. Морская база, Пенсакола, Флорида. Сообщите мне сюда утром все, что узнаете, а затем попросите их проверить все справочные данные. Пусть проверят его дом, его офис, – в общем – все. Есть ли какие-нибудь данные о Карле Кроче?

О Кроче – ничего, очень странно. Очень быстро они могут послать человека снять в картотеке данные о занятиях Кроче и я охотно бы поставил пари, что данные о занятиях Кроче длинны и составлены безвкусно. Я повесил трубку. Оливия не пошевелилась.

– Карл Кроче? – Спросила она. – Это тот мужчина...

– Тот, который наблюдал за нами в баре предыдущим вечером. Тот, который гнусно обошелся с той девчонкой в алом платье. Единственный, кто нам нужен, считал я. Теперь я в этом не уверен.

– Потому что появился Гарольд? – Ее глаза следили за мной, когда я пересек комнату. – Вы не правы, мистер Коркоран. Я слежу за нитью ваших размышлений, но вы не правы.

Я сказал:

– Мы постоянно разыгрываем сцены, док. Мы мило и привлекательно встретились, мы остроумно напились. Мы показали, что мы будем заниматься любовью, все для того, чтобы увидеть, кого это заинтересует. Это все нас немного развлекло, но рыбка в конце концов клюнула на приманку, не так ли? Твой друг Муни, очевидно, следил за нами с самого начала. Он заявил, что осведомлялся обо мне даже у портье.

Она по прежнему сидела в кресле, изящно опираясь на спинку, удивительно беззаботна о том, что происходит и что нет, принимая во внимание, где она находилась и кем она была. Я сам подумал, что я и сам не уверен, чем она являлась. Чем дольше длится этот вечер, казалось тем менее я был уверен в чем-либо.

– Все возможно, – сказала она задумчиво, – возможно, но не правдоподобно. Человек, приставленный следить за мной, предполагается, что он профессиональный убийца, не так ли? Так вот, Гарольд не может совершить такое преступление, если бы его жизнь зависела от этого. У него очень слабые нервы, мистер Коркоран. Поднять кулак на человека, стоящего к тебе спиной – предел его возможностей. Он... красивый дурак. Я знаю, – она скорчила гримасу, – да, теперь я знаю.

Я сказал:

– Все свидетельствует о том, что он стремился познакомиться в Пенсаколе. Он последовал за тобой и сюда. Мы не можем не принимать его во внимание только потому, что ты думаешь, что он легкомысленный. Надо провести стандартную процедуру, доктор, агент может действовать глупее и быть более испуганным, чем этот парень.

– Так вот, я уверена, что ты ошибаешься. – Она вздохнула, перестала оглядывать комнату. – Только одна кровать? Стоит ли метаться по этой причине? Я полагаю, что проведу ночь здесь, сколько там от нее осталось и проскользну обратно в свою комнату на заре, придав себе вид девочки, удовлетворенной любовью. О, дорогой, как я только подумала о том, как я пряталась, что бы люди ничего не узнали о Гарольде и обо мне, – она усмехнулась. – О, это будет освежающая передышка, будет нагло осведомиться об этом: что будем делать дальше?

Я сказал:

– Утром настоящая любовь расцветает, после крошечных совместных часов. Мы направимся в Алабаму, по дороге в Пенсаколу домой. Домой к тебе.

– Почему в Алабаму?

– В Алабаме задержки не будет. У тебя возьмут кровь на анализ. И тебе предстоит встреча с судьей.

Она быстро посмотрела на меня, но заговорила не сразу.

– Это так необходимо?

– Более, чем когда-либо, я в сказал. Теперь, нам надо узнать, кто из них последует за тобой, и мы должны разыгрывать сцены, если не для Кроче, то для Муни.

– Гарольд живет в Пенсаколе, не забывай. Это ничего не докажет, если он последует за нами туда.

– Мы выберем окольный путь, это поможет нам что-то дать. Вам, док, надо запомнить две вещи. Первая – не оглядывайся, вспомни Орфея и Евридику. – Я усмехнулся, увидев выражение на ее лице. – Чему ты так удивляешься? Это невежливо. Мы, типы из прикрытия, часто читаем классику для прочищения мозга, когда мы имеем дела с убийствами и насилием. Некоторые, во всяком случае, читают. Не будь таким снобом – интеллигентом.

Она вспыхнула:

– Я совсем не.... Вообще-то может быть, извини.

– Никогда не оглядывайтесь, – повторил я. – Смотреть буду я. Никаких сомнений, никаких подозрений. Вы – влюбленная женщина, везете домой нового мужа – правда, случайно, где-то подцепленного, но это придает вам больше решимости показать людям, что у вас все просто чудесно.

– Хорошо, я попытаюсь выглядеть безоблачно счастливой и... и эгоистически влюбленной, – она заколебалась. – Вы сказали "две вещи". Что же во-вторых?

Я наклонился вниз и дернул за край ее юбки.

– Во-вторых, – сказал я, – держите свою юбку в тех пределах в каких ей надлежит быть.

Она открыла изумленно рот и резко выпрямилась:

– В самом деле!..

– Я не впечатлительный юноша, но я не настолько стар, чтобы не реагировать на явную провокацию, док. Теперь мы оба знаем, что у вас привлекательные ноги, красивый нейлон и очаровательные трусики. Мы оба знаем, так же, что вы не старая дева, какой вам хотелось бы выглядеть. Все, чему вы научились у Муни, пожалуйста, не пытайтесь испытать на мне, куколка. На публике мы можем вести флирт "ля-ля, тополя", поскольку это необходимо, но когда мы наедине, не надо этого. Вы на теле носите массу вещей, но держите их там, где надлежит им быть. – Я установился на нее тяжелым взглядом. – Это, конечно, при условии, если вы хотите сохранить только чисто деловые отношения между нами.

Она встала, стала поправлять свой костюм и застегивать пуговицы на блузке пальцами неповинующимися от волнения. – Прошу извинения!.. – Гнев охватил ее. – Прошу извинения, что я... побеспокоила вас, мистер Коркоран! Уже поздно и я устала, мне тесно, я не предполагала, что это может нарушить ваше самообладание. Я не нарочно, заверяю вас!

– Может быть нарочно, а может быть и нет. Не смотрит на меня как дама, показывающая парню верх своих чулок не зная об этом, в пьяном или трезвом виде. Меня не интересует запоздалые оправдания совершенного факта, но это выглядит не как объяснение гамбита, прочитанного мною в книге Капабланки, любезно вами одолженного мне. – Я перевел дыхание. – Послушайте, док, если вы хотите продолжать это любовно-замужеское мероприятие на деловой основе, так и продолжайте. Если вам хочется поиграть, то мы можем поиграть, только вам надо лечь на спину, подобрать вверх платье, распустить пояс, чтобы ощутить головокружение. Все ли вам понятно?

Все сказанное было довольно грубо, но ее располагающая, расстегнутая внешность, ее ноги – все было как вызов, и не в моем характере было не ответить на ее вызов. Женщина, будучи одна, читает о бесконечности полностью одетая, с тщательно прибранной прической не стала бы слоняться непричесанной в мужском номере без определенной цели. Мысль, пришедшая на ум, была такой сумасшедшей, что я решил ее проверить, даже не боясь, показаться грубым.

Она смотрела на меня какое-то мгновение с бешенством, ее губы крепко сжались и стали бледными, затем она рассмеялась. Это был неожиданный смех, для нее вполне реальный – женский смех, мягкий, грудной и победный.

– Коркоран, – прошептала она, – вы смешной парень!

Я резко посмотрел на нее и все изменилось. Последовала долгая, сложная ночь, но все внезапно стало простым и обыденным и я понял наконец что за всеми двусмысленными разговорами, питьем и актерскими ужимками – кто на самом деле кого соблазнял.

– Вы – смешной! – Выдохнула она.

– Не рассчитывайте на это, – сказал я одеревенело.

– Вы – смешной! – Прошептала она. – Вы много говорите, но вы... не тронете меня. Вы не осмелитесь!

Уже давно я не делал что-то только потому, что кто-то с вызовом обращался ко мне, но я уже продемонстрировал силу ума однажды этой ночью. И я не видел реальной причины для повторения этого здесь. Замечу, между прочим, Мак предупредил меня, чтобы я был дипломатичным, но в таких обстоятельствах, было трудно определить истинные рамки дипломатичности.

Я подошел к ней и, во второй раз за вечер, снял ее очки. Я посмотрел на нее пристально. Ничего не изменилось в ее лице, когда вы смотрите на лицо просто женщины, а не гения и позволяет себе что-то потому, что отсутствует губная помада. Выражение глаз без очков было красивым, немного дерзкие, но так же я был рад отметить это – немного испуганные, как если бы она еще не поняла, что будет еще, кроме кровати. Это взволновало нас обоих.

Я сказал:

– Прием был бедным вначале, док, но теперь я ясно читаю ваши мысли и буду краток. Как нам следует идти к предмету – говорить затая дыхание о любви или отложить все до кровати, то есть, примерно, на пять метров в сторону?

Она облизала губы.

– Не надо лицемерить. Вы, вероятно поняли, что я уже достаточно наслышалась разговоров о любви. Я считаю.... Я считаю, что встречу надо отложить до.... – Последовала пауза. – До того времени, когда леди потеряет терпение.

Глава 10

Я проснулся, услышав, как она плакала в потемках, лежа рядом со мной. Я не стал спрашивать почему. Вероятно, она плакала, как обычно, по потерянной невинности и разбитых иллюзий. Это общая жалоба.

Она спросила шепотом:

– Вы проснулись, Коркоран?

– Да.

– Я пробудила вас?

– Не имеет значения.

– Прошу извинения, – выдохнула она. – Я... все это так глупо и так грязно.

– Спасибо, – сказал я. – Все упреки милостиво принимаются.

– Я не имела в виду вас. Я говорила о жизни в целом.

– Ты имеешь в виду то, что долгие годы ты хранила себя для огромной, мягкой, нежной страсти, как в кино, а находишь себя лежащей в отеле в кровати, в нижнем белье рядом со странным мужчиной, который тебе совсем не нравится.

– Проклятье, оставь свой сарказм, – сказала она.

– Не ругайся, – ответил я. – Здесь ругаться буду только я. Ты – интеллигентная женщина, запомнила?

Она горько рассмеялась:

– Я не чувствую себя интеллигентной. Я даже не могу предположить на сколько интеллектуально я могу выглядеть. Самое смешное, что я не думаю, что и в самом деле знаю почему я нахожусь здесь, почему я делаю это, почему я вовлекла тебя в... да, в кровать, проклятье. Я проклинаю все. И ты иди к черту, Коркоран.

– Что касается девушки, которая не знает, почему она делает это, ты делала все просто замечательно.

– Я полагаю, я была.... Я полагаю, что намеренно оскорбляю церковь, посвященному фальшивому богу, если тебе только это понятно, что я имею в виду.

– Осквернять, – повторил я. – Церковь. Такие умные слова в кровати, в четыре часа утра.... Уф!

– В чем дело?

– Твой фальшивый бог нанес тебе гнусный удар. У тебя есть желание выговориться? Кстати, что он сделал такого, что небеса обрушились на тебя?

Она заговорила быстро, правильно выговаривая слова. Затем она смолкла. Потом рассмеялась и сказала:

– Ты снова был саркастичен, но к несчастью, ты был прав. Но когда женщина так глупа, что ждет до тридцати, чтобы получить понятие о сексе и любви, я думаю, она напрашивается на катастрофу. Вначале это было, как сон. У меня не было опыта ни в чем похожем на это. Не было опыта любви. Он приносил мне цветы. Он покупал мне маленькие подарки: духи, чулки, белье. Он... он позволил мне почувствовать себя женщиной, Коркоран. Ему даже удалось заставить меня чувствовать себя красивой женщиной. Этого никогда со мной не случалось.

Ее искренность немного смущала, даже в темноте.

Я сказал:

– Купи себе губную помаду и это случится снова. Ты очень привлекательна и ты это прекрасно знаешь.

– Спасибо, – прошептала она, – Спасибо за приятный комплимент, очень любезно сформулированный. Я буду хранить его всегда.

– Нет необходимости, – сказал я. – Когда случился спад в ваших отношениях?

– Я думаю, это было в пятницу, – сказала она. – Да, я уверена, что это случилось в пятницу, в конце недели, в десять часов. У меня было свидание. Я встречалась с ним и в личном и в профессиональном плане. Они смеялись, – сказал она театральным тоном.

– Кто они?

– Я вошла в офис довольно рано. На самом деле я хотела опоздать, что бы показать ему.... Да, я хотела прийти на несколько минут позднее. Знаешь, чтобы не выглядела, что видеть его не такая уж сильная необходимость в моей жизни. Но когда я вышла из лифта, было все равно еще рано. Я не могла удержаться. Я встречалась с ним накануне вечером, но не могла сдержаться. Ты знаешь, как это бывает.

– Да, мне это известно. Могу догадаться.

– Приемная была пуста. Я собиралась войти, когда услышала их. Они говорили обо мне в смотровой комнате, Гарольд и медсестра, или секретарь в приемной – прекрасно сложенная маленькая блондинка в белой нейлоновой униформе – знаете тип человека прозрачного, одетая всегда в красное. Я всегда знала миссис Дарден такой, всегда ее так называл, обращался к ней, но теперь он называл ее Доти. Манера, в которой они разговаривали, ясно свидетельствовала об отношениях между ними. Они давно пришли к соглашению. Она была так уверенна в самой себе и в нем, что было совсем не завидно, не было ревности, к его деятельности. Кроме того, его работа только забавляла ее. Сказать тебе, что они говорили обо мне? Что он сказал?

– Нет, но судя потому, что вы запомнили это, не слишком много может сказать мужчина женщине с которой спит, а рассуждает с другой. Он практически должен сказать, поскольку единственная причина, заставляющая его иметь вторую женщину – это или деньги, или влияние, или смех.

– Смех! – Выдохнула Оливия. – Откуда это тебе известно? Они смеялись над веселой шуткой. Надо мной. Вещь, над которой хихикали вместе ожидая моего прихода, поэтому они могли приветствовать меня глядя серьезно и профессионально. Меня чуть не вытошнило, когда я подумала об этом, Коркоран. Я была такая дура. Все было так, как если бы я была загипнотизирована делать глупые вещи и не могла перебороть себя.... И затем слышать их смех. Я хотела убить его.

– Вместо чего, – сказал я. – Ты пошла к нам и сказала, что берешь сумасшедшее задание, от которого раннее отказалась. Мысль совместно с правительством Соединенных Штатов закрутить со мной головокружительную любовную историю и найти себе мужа, от которого могла бы избавиться после того, как он послужит твоим целям, внезапно стала реальной вещью. Это способ доказать доктору Гарольду Муни, что он ничуть вас не обидел. Способ доказать ему, что у тебя не единственная рыбка на крючке.

– Да, разумеется.

– Мой шеф недоумевал, что заставило тебя изменить свое мнение, – сказал я. – Я сам немного удивлен. Ты не выглядела, как некоторые, которые берутся за работу, только ради удовольствия. А теперь, тебе надо убираться отсюда, пока гостиница не проснулась.

Я включил свет и посмотрел на нее. Она привстала и торопливо натянула свои очаровательные трусики, на которых держала руку, роняя остальные вещи – подарок Муни – романтического любителя цветов и нижнего белья, как я успел догадаться. Мне хотелось знать, получала ли она некоторое извращенное удовлетворение надевать его интимный подарок, ложась в кровать с другим мужчиной. Ее голые плечи, почти квадратные и сильные, были гладкими и белыми.

– Не смотри на меня так! – Протестовала она, краснея.

Я улыбнулся:

– Посмотрите-ка какие мы скромные. А, что теперь ты собираешься делать?

– Мои волосы....

– Что ты собираешься делать, испортить весь эффект, после того, как мы преодолели все несчастья и добились подлинной искренности?

Она быстро перевела на меня взгляд. Затем улыбнулась.

– О, то, что мы проделали? Я не знаю.

– Значит, ты больше не хочешь выглядеть, как человек совершающий изыскания в Библиотеке Конгресса, док? Если красавчик Гарольд прячется где-нибудь поблизости в коридоре, тебе хочется подтвердить его темные подозрения, не так ли? Надень блузку, юбку, сунь ноги в свои туфли, собери все остальное в кучу и беги к лестнице. Позвони мне тотчас же, как войдешь в свой номер, так я буду знать, что у тебя все о'кей. Кафетерий открывается в шесть. Я встречу тебя там за завтраком.

Минуту или более спустя, она все еще стояла у двери довольно не уверена, колеблясь показать ли себя в таком виде – растрепанной и не полностью одетой. Смешная вещь – она выглядела молодо и очаровательно с ее строгой прической, завитушками обрамляющей ее лицо, с проступившим румянцем на щеках.

– Коркоран?

– Да.

– Хочу предупредить, что это непреднамеренно. Я имела намерения держать дистанцию. Пожалуйста, поверьте мне.

– Верю, – сказал я.

Если она хотела солгать ради спасения своего самоуважения, я не собирался с ней спорить: и может быть ей придется надеть красивые вещи под твидом ночью, даже если это покажется чем-то вроде совпадения.

– Видеть его, слышать его, как он пытается сказать мне о недоразумении этим гладким, покровительственным тоном. Я только хотела что-то сделать, чтобы стереть из памяти некоторые факты. Я надеюсь, что тебе не отвратительно.... Ты не оскорбился.

– Оскорбился? – Спросил я. – Не хитри, док.

Она посмотрела на испуганно, готовая убежать....

Две минуты спустя, зазвенел телефон, она в безопасности. Я принял ее рапорт и снова лег, глядя в потолок, в то время, как дневной свет заливал комнату. Она была не одна в своем желании стереть факты из памяти. Наконец, я усмехнулся своим мыслям и встал, чтобы побриться. Я наполовину побрился, когда зазвонил телефон. Я вернулся в спальню и снял трубку.

– Ты сегодня рановато, друг, – послышался голос местного представителя ФБР, дававший мне ранее инструкции, и которого я никогда не видел. – Вы уже поднялись?

– В чем дело?

– Если мне не разрешено спать, почему бы не спать кому-либо еще? Мне доверено передать рапорт относительно Гарольда Муни. Сведений нет.

– Нет?

– Ничего стоящего внимания. Бакалавр. Хопкинс. Чикаго. Частная практика. Проживает в Пенсаколе с пятьдесят девятого. Финансовое положение отличное. Он чист, как недавно выпавший снег. По крайней мере по предварительной проверке. Глубокая проверка еще не закончена. – Последовала пауза. – Поскольку в дело замешаны люди из национальной безопасности, моральные устои вас не интересуют? А может интересуют?

– Может быть.

– Есть указание, что из всех практикующих медиков – он самый очаровательный парень, или очень-очень чувствительный. О медсестрах из его офиса собираются данные за период обучения, тут уж всем приходится трудиться. У нас имеются кое-какие сплетни об его отношениях с пациентками. Всего лишь сплетни.

– Я понял. А нет ли случайно каких-либо отклонений скажем, политического характера? Может все же что-нибудь отыщется?

– Вы послали мне хрустальный мяч, и я постараюсь его не упустить, – сказал голос по телефону. – Случайно? Да, случайность не исключается. Случай всегда может быть. Он может произойти с каждым, при тщательном исследовании. Но этот парень интересуется только деньгами и женщинами, на сколько я могу судить. Он не из людей интересующихся политикой. Материальные интересы иные, если вас интересует – потенциальный убийца.

Я сказал:

– После того, как вы изрезали множество мертвых тел в анатомичке, я не подумал бы, что живой не мог бы оказаться на их месте. И врачи имеют доступ ко всем лекарственным препаратом и знают некоторые способы, как устранить некоторые недоступные криминалисту факты. Мужчина, которого мы разыскиваем, не дурак и не солдат, бравирующий оружием.

– Нет, здесь есть убийца похлеще, – сказал голос.

– Кроче?

– Они разыскивали досье на него. Вы были правы, он профессионал, но они искали его совсем в других списках. Они искали некоего папашу Тоссинга и того кого он мог нанять, да, нанял он первостатейного пастуха, попавшегося под руку. Он приблудился к нему совсем из другого ранчо.

– В каком смысле?

– Держись, чтобы не упасть со стула, – сказал голос по телефону. – Кроче был нацистским штурмовиком в бригаде Рейнхарда Гейдриха. Грубый молодой человек с дубинкой, но его специальностью был пистолет. Он обожает маленький калибр – они бесшумные и точные. Не то, что вы ожидали от сырого физического лица, не так ли? Гейндрих глубоко верил в молодого Кроче, говорят здесь, и часто использовал его. После того, как британцы схватили палача, Кроче исчез. Ваше о нем сообщение – первое, за все послевоенное время. Все думали, что он умер.

– Значит, не умер, – сказал я. – Значит, он бывший штурмовик Гестапо. Эти бывшие нацисты до сих пор здесь собирают урожай, не так ли? Прошлым летом мне как раз надо было взять одного в Мехико – агента по имени Фон Закс, который собирался возродить там что-то вроде четвертого Рейха. Он был законченный сукин сын в фашистском стиле, но мачете он владел великолепно. – Я нахмурился. – Есть ли сведения о том, как Кроче стал работать на коммунистов, если он в самом деле на них работает?

– Ничего необычного. Много таких парней есть, которым все равно на кого работать, лишь бы платили. А Тоссинг нуждался в рабочей силе для исполнения его честолюбивых идей. Такой гунн, как Кроче, мог бы назначить свою собственную цену. Вашингтону больше нравится Кроче, чем Муни, друг. Они хотят, чтобы ты, как можно раньше начал свое шоу. Если Кроче последует за тобой, а другой – нет, уничтожь его.

– Понял. А, что если они оба последуют? Или никто из них?

– Не напрашивайся на выговор. Отправляйся в дорогу и покрепче закрепи зеркало. Смотри, что будет происходить сзади. Наблюдай сам. Этот субъект далеко не кролик, в три счета его не поймаешь и не задержишь.

– Да, и одного грубого слова не хватит, чтобы заставить его говорить.

– Об этом не беспокойся, если конечно нет такого желания. Ты предъяви тело, дыхание, а эксперты уж добьются своего. Они вынут из него все. Есть еще вопросы?

Я заколебался.

– Есть. Антуанетта Вайль. За ней следят?

– Она прикрыта. Сегодня утром, она еще не показывалась. А что?

– Так, – сказал я.

Я и сам не знал, зачем я задал этот вопрос. Тони в деле не участвовала, ведь я вверг ее в несчастье. Никто не поблагодарит меня за участие в судьбе девчонки, собственно девчонкой она и не являлась. Которя являлась не относящейся к делу помехой.