Текст книги "Встреча в Кливленде"

Автор книги: Дон Пендлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 11

– Вы не можете переговорить с ним прямо сейчас, – уведомил Фредди Бьянки звонившего. – Он провел трудную ночь и только сейчас отправился спать. Скажите мне, а я передам, как только смогу.

– Годится, – согласился главарь отряда боевиков. – Ему это все равно не понравится, так что если передадите вы – мне же лучше.

Бьянки простонал:

– Выкладывай, черт побери!

– Я направил команду, как и было велено. И все держал под наблюдением. Томми Забо и парочка ребят наблюдали за парнем из береговой охраны.

– Ты сказал «наблюдали», Гас?

– Да, в том-то и дело. Томми хороший помощник, как ты знаешь, но иногда он вдруг начинает бежать за прыгающим мячиком и спотыкается.

– Да, выдержки ему не хватает, – подтвердил Бьянки.

– Короче, он следил за этим парнем и тут внезапно повстречался с маленькой мисс Частный Детектив. Она подъехала сразу вслед за Томми. Он засек ее моментально, способный, быстро соображает.

– Слишком быстро, я подозреваю.

– В этот раз – да. Мысль-то у него была правильная – ведь он знал, что Тони хотел избавиться от шлюшки.

– И как же он поступил?

– Никак, все сорвалось. Невесть откуда появился чертов Болан и все испортил. Томми, наверное, уже целую милю отмахал, удирая от дома, когда наконец сообразил, кто это был такой. Он передал мне по радио, и я велел ему потихоньку возвращаться – поглядеть, что там и как. Да еще вторую машину послал ему на подмогу. Там же полно полицейских. В таратайке этой шлюхи осталось не меньше пятидесяти дыр от пуль. Томми лупил наверняка. Окно в доме разбито. Сосед, правда, говорит, никто не пострадал. И еще, по его словам, парень из береговой охраны вместе с экономкой деранул оттуда – сразу, как приехала полиция. У него, видите ли, больная жена. Знакомые песни! В общем мы его потеряли, Фредди.

– Ну-ну, – желчно отозвался Бьянки.

– Что еще хуже, эта шлюха осталась с Боланом. Сдается, они и парень из охраны что-то замышляют.

– А теперь послушай, Гас. Если ты думаешь, что я передам все это Тони, то подумай еще раз. Он уже потерял судью и чуть не свихнулся от этого. Чуть не свихнулся, ты понял?

– Возможно, судья еще не до конца для нас потерян.

– Гас, не мели чепухи.

– Вовсе нет. Я десять минут как из больницы. Мне сказали, что ему гораздо лучше.

– Гас, ты в своем уме? Если он выкарабкается, то считай, что всем нам крышка. Никак нельзя этого допустить! И отвечать будешь лично ты!

– Я не могу этого допустить?

– Естественно. Так и Тони сказал бы. Пойми же, наконец. Боевик ты, а не я. Судья, как только выйдет из больницы, сразу же начнет вопить, что его чуть не убили. А он должен молчать!

Гас тяжело вздохнул:

– О'кей. Я позабочусь об этом. Но мне не нравится, Фредди, как у нас вдруг пошли дела. Сплошные неудачи. Мои ребята недовольны. Они ведь понимают, отчего так получается.

– Не говори так, Гас!

– Интересно, почему? Я же не лгу. Все знают: этот сукин сын Болан где ни появится, вытворяет, что захочет. Вот ребята и злятся. Да и я, по правде, неспокоен. Что мы ждем, черт подери? Кого? Ах, Болана... Прекрасно! Да никто не представляет толком, как он выглядит, откуда может появиться каждую секунду? А он, пока мы тут ворон считаем, подкрадется незаметно – и считай потом покойничков. И жди, когда тебе еще раз врежут.

– Ты это хотел передать Тони?

– Ну, примерно.

– Слушай, какого черта? Постыдился бы!

– Утихни. Ты не понимаешь. Я что говорю: может, всем нам на время отступил,? Тони отведет свою шлюпку и возьмет отпуск. И мы заодно. Пусть этот парень рыщет по городу, сколько угодно. Долго он здесь крутиться не станет, Фредди. Не может он себе этого позволить. Мне кажется, так нам вернее всего уцелеть.

– Из-за одного какого-то вонючего мерзавца – и всем становиться на уши?! Бред! И ты вот так, безнаказанно, позволишь ему вытурить тебя из твоего собственного города? Гас, у тебя что-то с мозгами, ей-богу!

– Да послушай же, Фредди!

– Нет, это ты послушай! Времена изменились, Гас. Это тебе не попойка и не девки, которых ты можешь оставить на потом, чтобы вернуться к ним, когда будет настроение. Тут замешаны крупные деньги! Это Уолл-стрит, это Цюрих и Вашингтон! И все повязаны друг с другом. Чуть где заклинит – и все полетит к чертям. Вот почему Тони бесится. У него все давным-давно расписано, все просчитано, все работает, как часы. Ты понимаешь или нет, дурья башка, что от него сейчас зависит, вступит какая-нибудь крупная шишка в новую должность либо ей покажут красный свет. Решает Тони. Думаешь, он эту выгоду упустит? Так что – брось, забудь об отпуске. Ты должен был прикончить этого сукина сына – как только он тебе попался на глаза. Ты обязан был наводнить улицы боевиками и перекрыть кислород этому ублюдку. А ты не сделал ничего! Я уверен: Тони так бы и сказал тебе.

– Ну, хорошо, – устало отозвался Гас. – Я не спорю. Но ты ведь знаешь, чего я хочу. Я просто выпускаю пар.

– Слава Богу, что только по телефону. И в моем присутствии.

Гас нервно усмехнулся.

– У меня в котле паров не так уж много, Фредди. Ты это учти. Когда Тони проснется, скажи ему, что Гас все держит под -контролем. Пока, надеюсь, это действительно так.

Голоса сменились громким шумом, что означало: телефонный разговор закончился, и дальше запись шла вхолостую.

Болан нажал кнопку на пульте и задумчиво посмотрел на девушку.

– Вот как, – тихо сказал он.

– Если их послушать, ты просто гигант какой-то, – мрачно заметила Сьюзан. – Болан, Болан, всюду Болан – и нет от него спасения. Ладно, шучу. Ты просто молодец, что из-за судьи Дейли поднял на ноги всю полицию. Когда состоялся этот разговор?

Болан справился с показаниями электронного дисплея.

– Меньше часа назад. У нас все идет прекрасно.

Девушка поежилась.

– Много бы я дала, чтобы узнать, о каких таких «больших шишках» шла речь. И что может быть связано с Цюрихом, Вашингтоном и Уолл-стрит?

– Вероятно, какая-то финансово-политическая петля, – откликнулся Болан. – Похоже на некое расписание движения денег, причем значительных сумм.

– Можешь дать мне копию этого разговора?

Болан усмехнулся:

– Для твоего альбома с вырезками?

– А разве это впоследствии не пригодится?

– Тебе – нет. Если бы ты всерьез изучала проблему «источников информации», ты бы знала, что ни один суд не примет эти данные к рассмотрению.

– Ну, хорошо, к черту источники. Я просто хотела бы иметь копию.

– Это я сделаю, можешь не сомневаться.

– Их беседа велась внутри фантастического болановского «броневика». Они осуществили незаметное «проникновение» в штаб-квартиру Морелло в пригороде Кливленда и «вытянули» записывающие устройства, установленные там Боланом в первый день его пребывания в городе.

Сейчас фургон, превратившись в некое подобие катера, тихо скользил по безмятежной озерной глади.

Бортовые системы наблюдения буквально ошеломили Лэндри. С подобными «игрушками» она столкнулась в первый раз.

– Нет, я решительно не понимаю, как это все работает, – возбужденно произнесла она. – По твоим словам, ты устанавливаешь в доме «звукозаписывающие устройства», а потом...

Болан перебил ее:

– В том-то и фокус, что эти устройства являются приемопередатчиками. Их не нужно помещать внутрь. В помещениях обычно устанавливают разные жучки. Но, как ты понимаешь, в штаб-квартиру Морелло я войти пока не в состоянии. Впрочем, мне это и не нужно. Есть и другие способы. Ну, например: вот ответвление телефонного провода. Оно идет снаружи здания, и потому легкодоступно. А вот – межсоединительное ответвление.

– Что это значит?

– Всего лишь то, что оно соединяется с удаленными детекторами.

– Поразительно! Какой-то совершенно новый мир! – воскликнула Лэндри, блестя глазами. – Но давай теперь с самого начала. Что такое звукозаписывающее устройство?

– В данном случае – миниатюрный приемопередатчик, иначе говоря, приемник и передатчик в одном корпусе, куда также вставлено маленькое магнитозаписывающее устройство. Оно работает на очень низкой скорости и запускается звуком. То есть включается автоматически, как только раздается звук. И так же отключается по окончании разговора. Вместе с тем я могу запускать приемопередатчик сигналом с моего пульта управления.

По соответствующей команде записывающее устройство переключается в режим воспроизведения и с очень высокой скоростью избавляется от накопленного, сбрасывая его на приемопередатчик. А уж дальше всю эту информацию я использую по собственному усмотрению. Таким образом данные, собранные за двенадцать часов, можно уложить в двенадцать минут.

– Что-то я не очень понимаю...

– Что тебя интересует – быстрое проигрывание? Ладно. Ты, вероятно, слышала запись на ускоренной ленте, когда голоса звучат, как в мультфильме? Тот же самый принцип, но ускорение настолько велико, что можно услышать лишь резкий тонюсенький писк. Словно одна бесконечная нота – в ней как бы сжата вся запись. Моя аппаратура усваивает этот писк и преобразует его в нормальную импульсную запись, для чего нужна, разумеется, особая программа.

– Но это только звукозапись? И только здесь, на твоей аппаратуре?

– Конечно. Я могу накапливать большие количества данных. У меня в блоках памяти записей – на многие месяцы. Точно так же обстоит дело и с видеоданными.

– Что?

– Видеоданные. Видеоленты, понимаешь?

– Подожди, у меня уже мозги болят. Уж не хочешь ли ты сказать, что можешь втиснуть телевизионные программы в... звук?

– Безусловно. Телевидение – это иллюзия. Картинки не посылаются по воздуху, наподобие фотографий. Все эти занятные телевизионные зрелища приходят с электромагнитными волнами как простые электрические сигналы. Хотя и не такие простые, если разобраться. Но уже не за горами день, когда ты сможешь покупать такие записи в виде компакт-дисков. Вставила в проигрыватель, подключенный к телевизору, – и смотри на здоровье. Любая телепередача, любой фильм, любой концерт. Впрочем, и на видеокассетах тоже получается неплохо. Электроника нынче творит чудеса.

– И у тебя здесь есть видеодокументы?

– Несколько тысяч. Морды преступников, места происшествий и все такое. Запрограммировано в компьютере, мгновенный доступ.

– Давай вернемся к звукозаписывающим устройствам, – сказала Лэндри. – Как я поняла, ты можешь записать все, что угодно?

– Не совсем. Для этого мне нужно находиться в радиусе действия приемопередатчика. В большинстве мест на земле он равняется примерно миле. Я всего лишь щелкаю тумблером на пульте и – нате вам, утечка мозгов! Они всасываются прямо сюда, в мою коллекцию.

– Как при космических полетах, да? – с благоговением спросила Лэндри.

– Именно так, Сьюзан. Наши космические зонды имеют очень похожие устройства или даже аналогичные.

– Фантастика! Как, впрочем, и ты сам. Ты – фантастический человек. Можешь принять извинения от очень глупой девчонки?

– Нет, – ответил Болан. – Просто извинениями ты от меня не отделаешься.

– Тогда проваливай к черту!

– Благодарю. Уже собрался.

Лэндри прижалась к нему и запустила руку под его рубашку. Он погладил ее пальцы сквозь тонкую ткань и вдруг заревел:

– Эй, прекрати! Мы летим прямо на дамбу!

И действительно, в тот момент, когда она прильнула к нему, они едва не врезались в дамбу.

– Ну, хорошо, хорошо, – проворчал Болан, – я принимаю извинения от очень глупой девчонки.

– Слишком поздно, – рассмеялась Лэндри. – Я забираю их назад. Просто так ты от меня тоже не отделаешься.

– Да, похоже, Болан вновь влюбился. Хотя и понимал, что потерять голову сейчас – смертельный риск.

– Но сердцу не прикажешь. В том-то и беда.

Глава 12

Лежа в постели рядом с Лэндри, Болан спросил:

– Почему ты не сказала мне, что ты газетный корреспондент? Что тут такого?

Сьюзан раздраженно повела плечом:

– По двум веским причинам. Во-первых, это неправда. И, во-вторых, это вообще не твое дело.

– Теперь это мое дело.

– Ну, хорошо, пусть так. Но я больше не работаю для газет. Ненавижу эту работу. Ненавижу. Ты когда-нибудь был в газетном издательстве? Шум. Суета. Сидит сотня людей и стучит по пишущим машинкам. Непрестанно звенят телетайпы. Вот я и ушла. Кроме того, мне нравится моя свобода. Сама себе даю задания. Работаю, когда хочу и как хочу. Так гораздо лучше.

– Значит, ты пишешь статью?

– Конечно.

– Ну, а почему ты мне не рассказала?

– Смеешься? Что, секретный агент болтает налево и направо, чем он занимается? Я числюсь внештатным сотрудником. Меня это устраивает. А ты – новичок, да к тому же незваный.

– Вот о каком соперничестве ты говорила!

– Я говорила?

– Ну, не я же! Мол, так и так, мы с тобой – соперники.

– В определенном смысле – да.

– После моей деятельности весьма обширно, – заметил Болан. – Ты была для меня – кот в мешке. А я живу на необитаемом острове, запомни. И потому порой затрудняюсь сразу отличить друзей от недругов.

– Так ты действительно думал, что я могла быть врагом?

– Было несколько моментов. Поначалу.

– А теперь?

Он нежно погладил ее бедро.

– Наихудший из всех, с которыми я сталкивался. Мне кажется, ты лишаешь меня последних сил.

– Называй меня Далилой, – усмехнулась Лэндри.

– Как ты докатилась до работы в Пайн Гров?

Она тесно прижалась к нему.

– Ты допрашиваешь меня?

– Вроде того.

– Хорошо. Тогда ты, наверное, желаешь знать только правду и ничего, кроме правды?

– Как сумеешь.

Лэндри удовлетворенно хмыкнула.

– В нашей местности произошел ряд насильственных смертей. Однако ничто не указывало на убийства. Несчастные случаи. Самоубийства. И все – в высшем обществе. Люди словно с ума посходили. Затем это прекратилось. И каждый говорил по этому поводу какую-нибудь глупость, ну, вроде: беда никогда не приходит одна, и прочее.

– Это прекратилось шесть месяцев назад, – сказал Болан.

– Точно, умница. Если ты все знаешь...

Болан прервал ее:

– Я просто почувствовал, что те события имеют касательство к моим нынешним делам. Но не могу уловить связь.

– Не знаю, что привело тебя сюда, но я решила малость присмотреться. Обычное журналистское любопытство, как ты понимаешь. И кое-что я нашла.

Это «кое-что» привело меня прямехонько в Пайн Гров.

– Что ты нашла?

– Список имен. Отпечатанный на машинке список имен. Всего двенадцать. И все – жертвы несчастных случаев или самоубийств. Каждое имя помечено крестиком.

– Пайн Гров, – напомнил ей Болан.

– Давай сначала выясним наши этические позиции.

– О'кей, в чем загвоздка?

– В том, что я отказываюсь служить наводчиком убийце. Все, что я тебе говорю, не подлежит использованию в личных целях. Ради... стрельбы по мишеням.

– Ты опять за свое? Ладно, я уважаю твою чувствительность. Но уважай и ты мои чувства. То, что ты называешь убийством, я именую долгом. При желании мы могли бы выработать какой-нибудь промежуточный, приемлемый для обоих, рабочий термин. Я готов оставлять в живых всякого, чье имя, сообщенное мне тобой, будет снабжено грифом «не для личного пользования». Ты согласна?

– Звучит малоубедительно, господин великан. Ты лучше пообещай, что не будешь убивать вообще никого.

– Но ты же знаешь, что этого я не могу сделать. Я исполняю свой долг так, как его понимаю. Речь вовсе не идет о справедливости, Сьюзан. Я не ношу повязку на глазах. У меня нет суровой беспристрастности полицейского или, скажем, прокурора, или судьи. Моя задача – выявить врага и уничтожить его. Если я...

– Короче, ты намерен уничтожить всех обнаруженных волков?

– Именно так. Но я очень разборчив. Я очень осторожно присматриваю себе мишени.

Сьюзан, содрогнувшись, слегка отодвинулась от него:

– Как хладнокровно ты говоришь!

А ты желаешь, чтобы кровь лилась рекой? Ты считаешь, что цель оправдывает средства?

– У меня в голове не укладывается, как можно вот так, запросто...

– Кто-то должен, – мрачно отозвался Болан. – Просто так случилось, что именно я стою первым номером в этом списке дежурств.

– Смешно!

– Хотелось бы. Увы, это не так. Сьюзан, откажись от журналистики.

– Пошел к черту.

– Серьезно. Ты найдешь хорошего человека, выйдешь замуж и поселишься, где захочешь.

– Не надо подталкивать мои ноги к выходу.

– Я говорю без шуток.

– Можешь шутить или плакать – мне все равно. Но я горжусь своей работой. Она у меня получается. Когда-нибудь я получу Пулитцеровскую премию. Четыре года в университете обошлись мне в кругленькую сумму. Вряд ли стоило просаживать столько денег, чтобы потом всю жизнь заниматься домашним хозяйством. Пойми: то, что я делаю, для меня очень важно.

– Ну, хорошо, тогда обратимся к моему примеру, – предложил Болан. – У меня за плечами двенадцать лет очень дорогой подготовки. К тому времени, как я покинул Вьетнам, правительство США вбухало в меня несколько сотен тысяч долларов. Я – один из самых обученных солдат, которых когда-либо готовила наша страна. Я в совершенстве владею любым типом оружия, применяемого в нашей армии. Кроме того, для меня не составляют проблем разработка и создание новых видов вооружения самой невероятной мощности. Я мог бы показать тебе сотню способов, как убивать людей, не оставляя на их теле никаких следов. Путем специальных тренировок я развил у себя фотографическую память, способность по нескольку дней жить без пищи и воды, а также видеть в темноте, как тигр. В джунглях среди разноголосого гомона я слышу треск сломанного сучка на расстоянии в сто ярдов. Я способен рассказать тебе об устройстве и реальных возможностях любого двигателя в наземном, воздушном или водном транспорте. Мне не составило бы труда написать руководство по использованию любых взрывчатых веществ и даже, наверное, по электронным средствам слежения. Я уже не говорю про учебник по военной тактике и стратегии. Если в местонахождении, в костюме или в поведении человека наличествует хоть малейшая несообразность – я подмечаю ее моментально. По сути, подобное умение я довел до уровня настоящего искусства – возможностей для этого было сколько угодно. Во Вьетнаме одной из моих постоянных задач было проникновение на вражескую территорию, выявление тех или иных гражданских и военных руководителей и их уничтожение. А подобраться к ним, как ты понимаешь, было вовсе непросто.

– Да, весьма впечатляет, – пробормотала Лэндри.

– Я рассказываю это отнюдь не для того, чтобы произвести впечатление. Ты должна уяснить одну простую вещь. Вот перед тобой совершенная боевая машина по имени Мак Болан. И ты говоришь ей: перестань убивать, займись чем-нибудь другим – разводи, к примеру, пчел. А я говорю тебе: исключено. Враг – повсюду враг. И в Европе, и в Азии, и в Америке. И в Кливленде – в том числе. Врагов множество, и все они коварны и опасны. И я не вижу никого, кто пожелал бы, а тем более сумел бы отличить волков и овец. Тогда как я способен на такое, хотя удовольствия от этого не получаю ни на грош. Будь рядом кто-то, способный взвалить мои заботы на себя, я с легким сердцем ушел бы на покой. Но в том-то и беда, что заменить меня некому. Куда ни посмотришь, волки режут овец. Разве можно отвернуться и пустить все на самотек? Нет, Сьюзан, я прагматик и по-своему отвечаю за порядок на земле. Ты считаешь меня слишком хладнокровным. Ничего не понимаешь: прагматизм всегда хладнокровен. И войны хладнокровны. Нельзя иным путем навести чувствительное поражение. Поэтому я действую не импульсивно, отстреливая случайно подвернувшихся волков. Я планирую военные кампании. И у волков нет шансов уцелеть.

– Умом я это понимаю, – пробормотала девушка. – Но сердцем!.. Неужто наше перемирие окончено?

– Ну, почему же? Я не нуждаюсь в одобрении. Мне довольно и обычного сотрудничества. Как ты с этим списком вышла на Пайн Гров?

Лэндри обреченно вздохнула.

– В верхней части листа была вписана еще одна фамилия. Соренсон, Мел. Он управляющий в Пайн Гров. Надеюсь, больше вопросов нет?

– Я разговаривал с Соренсоном несколько часов назад, – заметил Болан. – Учти: я не трогал его.

Этот парень сам себе подписал приговор, спутавшись с Тони Морелло. Если тебя это утешит, то имей в виду: Соренсон даже не подозревал, что Морелло собирается тебя убрать. В твоем списке значился судья Дейли?

– Да. Я пыталась предупредить его. Так я и попалась.

– Где ты взяла этот список, Сьюзан?

– Извини, информация не для посторонних.

– О'кей, не буду настаивать. Идем дальше. Что, по-твоему, означает такой список?

Сьюзан пожала плечами:

– Ума не приложу. Можно гадать сколько угодно. Но, конечно, должно быть и какое-то разумное объяснение. Достаточно простое. То есть без крови и прочей жути. Все, перечисленные в списке, были членами загородного клуба. Возможно, выделили именно тех, кто заслуживал особых знаков внимания. Если так, то не должно удивлять, почему погибшие члены клуба оказались вычеркнуты. И все же что-то меня настораживало. Я чувствовала, что здесь кроется материал для очень серьезной статьи. И потому я решила провести собственное расследование.

– И ты устроилась на работу в клуб.

– Да. Дважды меня вызывали на ковер из-за моего любопытства. Но на самом деле я не нашла никаких особенных улик. А то, что обнаружила, толковать можно было как угодно. Затем я подслушала беседу Соренсона и Тони Морелло. Я, конечно, знала, кто такой Тони Морелло. Достаточно прислушаться, о чем болтают полицейские. А я ведь в этом городе уже полгода! Так – из беседы – я выяснила, что Соренсон просто вынужден был отправить Эдвина Дейли в этот гнусный плавучий бордель.

– Ага, существование «Кристины» перестало быть для тебя секретом.

– Ну, о таких вещах узнаешь как раз очень быстро, – ответила Сьюзан. – По-моему, любой в Кливленде знает о «Кристине».

– Кто-то строит грандиозные планы относительно этого города, – задумчиво проговорил Болан.

– Конечно! Тони Морелло – это очевидно.

– Тони Морелло простой бродяга. Такие задачи ему не по плечу.

– Боюсь, ты ошибаешься. Но я бы хотела предпринять еще одну попытку и все-таки разобраться в этой истории. Ты мне разрешаешь?

Болан неопределенно хмыкнул:

– Обычно я стараюсь избегать военных корреспондентов. Они разглашают слишком много секретов.

– Ну, мне-то ты можешь довериться. Ты уже достаточно изучил меня. Я всегда стояла на твердых моральных позициях. И свято блюла анонимность своих источников.

– Здесь зона боевых действий, – напомнил ей Болан. – Может быть очень жарко. А точнее, уже стало.

– Я уже получила крещение, – в тон ему отозвалась Сьюзан. – Так что обещаю быть примерной девочкой.

– Все решаю я, – предупредил Болан. – Будешь делать только то, что я скажу и когда скажу. На поле боя демократия умирает первой. Я веду, ты – следуешь. И точка.

– О'кей, принимаю.

Так и провели Сьюзан Лэндри и Мак Болан это очень пасмурное утро в жилом отсеке «броневика».

Болан с самого начала понимал, что допускает ошибку – женщине не место в его войне, слишком велик риск.

Но Лэндри уже ступила на тропу войны. Одно утешало: теперь Болан мог контролировать поступки девушки и держать ее, по возможности, перед глазами. Последнее особенно радовало его. Ибо с каждым часом, проведенным подле Сьюзан, ему все больше нравилось общаться с ней. Чертовски нравилось.

До такой степени, что он даже боялся задаться вопросом: ну, а что же потом?..