Текст книги "Цивилизация классического ислама"

Автор книги: Доминик Сурдель

Соавторы: Жанин Сурдель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Сурдель Доминик, Сурдель Жанин
Цивилизация классического ислама
В. Бабин

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда Жанин и Доминик Сурдель любезно согласились принять мое предложение написать совместную книгу о средневековом исламе, я уже знал, что новая и непростая в исполнении работа будет сделана, и сделана хорошо. Дружеские беседы, которые я вел с ними попутно, и знакомство с их рукописью показали, что мои предположения оправдались. В итоге родилась книга по исламской истории, которой суждено стать классической. Я с огромным удовольствием представляю ее читателю и сожалею лишь о том, что скромность ее авторов – скромность, присущая подлинным ученым, – заставляет меня сдержаннее выражать то уважение, которое мне внушает этот труд.

Существует не так много книг, способных дать пример безукоризненного исторического метода, которые полностью отвечали бы ожиданиям как ученых, так и широкой публики. «Цивилизация классического ислама» – одна из них, и успех ее тем более ценен, что исламской библиографии до сих пор недоставало исследования подобного масштаба. Требовалось заполнить лакуну. И это блестяще было сделано благодаря тем, кто, несмотря на собственные научные изыскания, без колебаний взялся за синтез такого масштаба. Впрочем, оппозиция между анализом и синтезом иллюзорна, ученый вынужден поочередно заниматься и тем, и другим, наука постоянно нуждается в обоих приемах для своего развития. Подтверждением тому – эта книга.

Главная проблема изначально ставится как актуальная. Ислам, возникшая в VII в. в средиземноморском бассейне монотеистическая религия откровения, с ее нехитрым кодексом индивидуальных и социальных обязанностей, до сих пор сохраняет свою энергию и экспансионистскую силу и продолжает оказывать глубокое психологическое и социологическое воздействие на своих адептов. Стоит ли из этого делать вывод, что исламская цивилизация, благодаря своей сильной доктрине и условиям жизни, характерным для субпустынной зоны, где она первоначально распространилась и закрепилась, оставалась все это время неизмененной? Несмотря на строгость ее религиозной и социальной традиции, нельзя рассматривать ислам как нечто застывшее, тождественное тому первоначальному образу, который нам известен по проповеди Мухаммада. Исламский мир формировали народы самого разного происхождения и уровня развития, а власть, которая стремилась унифицировать людей и страны, непрерывно оспаривалась соперничающими династиями. Более того, новые вторжения, политические и социальные сдвиги положили начало множеству культур, которые вели собственную жизнь. Вывод, таким образом, нуждается в поправках, причем не следует забывать ни о характерном для ислама стремлении сохранить приверженность прошлому, ни о тех разнообразных формах, которые его заставляла принимать история.

Жанин и Доминик Сурдель имели целью обрисовать и осветить широкую и захватывающую тему судьбы первой имперской цивилизации ислама, отмеченной господством Умаййадов, затем Аббасидов, которая перешла потом в завершенную модель арабо-мусульманского общества, предписанную непосредственно Кораном. Ее пятивековое возвышение было блестящим, ее воздействие – долговременным и безграничным. Конечно, экономические и социальные сведения относительно нее гораздо более скупы, чем того хотелось бы. Оставленные ею археологические памятники еще недостаточно изучены и известны. Между тем авторы, будучи совершенно в курсе новейших изысканий, в которых сами принимали участие, сумели извлечь из имеющихся материалов все возможное историческое содержание.

Историческая часть, описывающая рождение и распад империи, включает три великолепные главы, охватывающие эпоху от VII до XII в., от провозглашения Мухаммадом новой религии до упадка мусульманской цивилизации Запада и дробления мусульманской цивилизации Востока в результате тюркских и монгольских вторжений.

В анархическом арабском мире вдохновенный человек Мухаммад возгласил новую монотеистическую религию, основанную на исламе,покорности Аллаху и повиновении его Посланнику. На почти пустынных землях Востока родилась еще одна религия откровения, которой было суждено великое будущее. Видимо, безлюдье унылого пространства является крайне благоприятным для прямого контакта с божеством.

Картина жизни Пророка, хиджры, организации первой мусульманской общины, строго подчиненной исходящему из текста Откровения Закону, и далее, после смерти Мухаммада, первых завоеваний и раздоров Сподвижников, кажется мне начертанной с редкостной проницательностью и глубиной. С момента возникновения исламского мира в нем таились многочисленные ростки раскола и инакомыслия, которые и проявились в рамках завоеванной империи в годы, последовавшие за смертью Пророка. И между тем никогда не рождалась так стремительно столь обширная империя, движимая потребностью распространить как можно дальше новуюверу.

Гетерогенному умаййадскому миру, сочетавшему в себе многочисленные традиции и антагонизмы, наследовала империя Аббасидов, правитель которой, халиф, близкий родственник Пророка, стремился упрочить власть, основанную на совершенном правоверии. Но племенные и религиозные противоречия сохранялись, и исламский мир так или иначе не мог уничтожить своей глубокой неоднородности, хотя первая волна завоеваний внушала уверенность в более длительной унификации. Стоило аббасидскому блеску померкнуть, как провинциальный партикуляризм придал арабской культуре различные оттенки в зависимости от территории распространения, происхождения завоеванных народов и, наконец, новых проникновений. На исходе этого блистательного периода распыление империи, происходившее из-за внутренних раздоров и внешних набегов, повлекло замыкание арабской цивилизации в самой себе – с более выраженной консервативностью на Западе и, несмотря на глубокую ностальгию о прошлом, с большей адаптационной податливостью в странах Востока.

За этим проницательным и полным нюансов исследованием истории исламского Средневековья следуют великолепные главы о религии и обществе, рассматривающие Откровение и его развитие (VI–VIII вв.), выработку учения и религиозные движения (IX–XII вв.), право и моральные институты, ландшафт и ресурсы империи, дворцы и придворные круги, наконец, город и городскую среду. Таким образом, религиозная и социальная действительность последовательно и всесторонне рассматривается и исследуется авторами, несмотря на трудность и запутанность проблем, которые они ставят. Освещая принципиальные события и тенденции, авторы никогда не упускают из виду второстепенные элементы сложной ситуации. Их труд напоминает картину, написанную в приглушенных тонах, которые тем не менее позволяют ясно различить основное.

И вот перед нами вырисовывается образ ислама, определяющего всю жизнь человека, ее духовные и моральные аспекты, равно как и социально-политические процессы. Все держится на Откровении, которое обеспечивает целостность мусульманского сообщества. И между тем то изначально данное в Откровении, бывшее фундаментальным фактором единства, стало также источником различных интерпретаций и расколов, обусловленных обстоятельствами, в которых текст Корана был воспринят и сохранен. Вся история изучения священного текста рассмотрена четко и скрупулезно, как и постепенная разработка права, применяемого в культовой практике и в отношениях между людьми. Исламская цивилизация моделирует религиозную и социальную жизнь в постоянном обращении к правовой практике, не закрываясь тем не менее от влияния мира, в котором она развивается. Пустынные пространства и многолюдные города естественным образом определяют многоликость ее образа жизни: цивилизация пустыни и цивилизация оазисов, цивилизация города – необходимые рамки бытования культа и права. Способы и приемы агрикультуры, виды ремесел, городской образ жизни, литературная и художественная деятельность, блистательные архитектурные сооружения, предназначенные для собраний и молитв, роскошные резиденции правителей, от которых остались лишь разрозненные руины, – все это темы, блестяще изложенные и дополненные бесценной информацией в словаре, помещенном в конце тома. Тщательность и скрупулезность, характерные для основного корпуса книги, выдержаны и в кратких, но содержательных статьях словаря, который представляет собой сжатую, но точную энциклопедию ислама.

Уверен, что, закрывая эту книгу, читатель, как и я, испытает чувство удовлетворения и обогащения. Он ощутит масштабы информации, которая, растворяясь в синтетической ткани изложения, поступает через детали, создавая прочный каркас, на котором гармонично возвышается вся конструкция. Он сохранит в памяти как четкие и проницательныеформулы, обозначающие проблему и ситуацию, так и описания, которые при всей их сдержанности воссоздают перед нашими глазами целостную картину.

Будучи результатом долгих и терпеливых изысканий, «Цивилизация классического ислама» доказывает, что книга, написанная двумя учеными, которых объединяет поистине самая тесная связь, может быть глубоко однородной. Отнюдь не превращаясь в источник разногласий, эта совместная работа допускает постоянную конфронтацию точек зрения и их взаимообогащение. Лично я крайне признателен Жанин и Доминику Сурдель за то, что могу предложить публике книгу, обещающую составить центр и стержень серии, в которой она выходит. И в сущности, как мне кажется, сделанное ими имеет гораздо большее значение. В мире неведения и противостояний, в котором мы живем, труды, объективно освещающие своеобразие различных цивилизаций, содействуют лучшему познанию людьми самих себя и себе подобных, а в обогащении знания друг о друге, несомненно, коренится истинная надежда на прогресс в отношениях и судьбах народов.

Раймон Блок

ВВЕДЕНИЕ

Монотеистическая, до наших дней живая религия, будучи силой оружия навязана огромной империи и в дальнейшем воодушевлявшая более или менее независимые локальные очаги, ислам и ныне сохраняет значительную силу экспансии, оставаясь – от черной Африки до Пакистана и даже до Малайзии – господствующей религией многих современных государств, даже таких, которые на первый взгляд складывались скорее на националистических, нежели на исламских основах. Черты этой простой веры с ее давно кодифицированными социальными и индивидуальными обязательствами, были выражены достаточно ярко, чтобы моделировать – и в нынешнюю эпоху тоже – как психологические аспекты, так и общественное поведение своих адептов. Отсюда общая тенденция говорить об оригинальной единой исламской цивилизации, объединяющей географически весьма различные регионы, которая была создана после провозглашения коранического Откровения устами Мухаммада и осталась на века без значительных изменений, объединив в «общину Правоверных» всех представителей исламского мира.

Основания для такого видения неоспоримы. Исламская цивилизация существует как оппозиция других цивилизационных форм, не затронутых этой доктриной. Прошло немало времени с тех пор, как ориенталист Л. Массиньон сумел оценить непреходящую реальность того, что он называл «гербами ислама», влияние которых он прослеживал от столетия к столетию даже в многообразной жизни современного мусульманского мира, вызывающего сегодня особый интерес. Поэтому отчасти мы можем доверять ему, учитывая положительное отношение в последние годы к понятию вневременного «исламского города», которым можно пользоваться как ключом, позволяющим понять многие исторические феномены, начиная с феномена взаимопроникновения, благодаря которому веками происходила унификация менталитетов изначально весьма различных этнических и политических групп.

С исламом, в сущности, следует связать такую форму культуры, которую в интеллектуальной деятельности отличает превосходство юридических и религиозных наук, основанных на уважении Предания, составляющего ее доктринальный фундамент. К тому же из ислама возникает тип общества, который отдает приоритет наряду с властью мирской (скорее терпимой, чем оправдываемой), ученым, правоведам и судьям, по существу обладающим среди своих современников если не безоговорочной властью, то неоспоримым моральным престижем. Отсюда забота о правоверном традиционализме и уважение к толкователям Закона, определяющие как общественную, так и индивидуальную мораль, для которой характерно неуклонное исполнение мелочных предписаний.

Этот феномен был подкреплен действием других факторов, таких как социогеографические условия субпустынной зоны, в которой первоначально распространился ислам, а также характер интеллектуального и материального наследия, которое Восток эпохи поздней Античности оставил своим завоевателям. Эти факторы, собственно говоря не зависящие от религиозной практики, но связанные с ней столь глубоко, что их зачастую трудно развести, несомненно, объясняют долговременное существование на исламской территории автократического режима, определяемого самоуправной властью суверена, и экономики средневекового типа, основанной на земельном богатстве и крупной торговле. Эти факторы способствовали укреплению в странах ислама чувства фундаментального единства, которое всегда превалировало над осознанием внутренних противоречий и отличало мусульманский мир от мира «неверных», с которыми первые могли пребывать исключительно в состоянии либо вооруженной борьбы, либо временного перемирия.

На основании всех этих очевидных фактов нельзя между тем сделать вывод о неизменности во времени и пространстве порожденной исламом цивилизации. Не только соперничающие династии отстаивали свои исторические интересы и способствовали складыванию в отдельных государствах определенного менталитета, но и сам исламский мир, образованный объединившимися под одной властью странами, этнически и исторически непохожими, испытывал устойчивые тенденции к отделению. В ходе веков он претерпел многочисленные потрясения политического и социального порядка, затрагивавшие как арабо-мусульманский Ближний Восток, который всегда останется его сердцем, так и отдаленные окраины, где в контакте с чужеродными традициями смогли выработаться формы симбиоза, весьма далекие иной раз от предшествовавших воплощений. Первым унитарным империям, созданным арабскими завоеваниями, наследовали царства меньшего масштаба, которые вследствие экономических причин и династических притязаний эволюционировали в свою очередь – в самых разных пропорциях – от мелких независимых княжеств, сгруппировавшихся вокруг местного суверена, до хрупкого конгломерата провинций, объединенных сильной рукой удачливого завоевателя.

В то же время шел непрерывный процесс дифференциации, главным образом за счет мирных переселений и насильственных вторжений из азиатских степей и африканских пустынь неарабских племен, чаще всего довольно быстро исламизировавшихся, но тем не менее влиявших на условия внутреннего равновесия. Общеизвестно, насколько постепенное проникновение тюрок трансформировало облик аббасидской империи как в отдаленных провинциях, так и в иракских центрах. Приход к власти этих самых тюрок, с трудом прорвавшихся из Центральной Азии в Иран, оказывал все более ощутимое воздействие по мере того, как они аннексировали в пользу ислама новые территории – такие как Анатолия в эпоху Сельджукидов или балканская Европа в османскую эпоху, – и по мере того, как давало о себе знать глубокое видоизменение исламского общества в контакте с новыми обычаями и новым образом жизни. Но разрушительные последствия сначала завоевательной волны Чингизхана, потом дикой авантюры Тамерлана были не менее значительными: Иран, широко открытый с тех пор для азиатских влияний, обрел на западе забытую за сотни лет границу, а кроме того, разорения, причиненные тюрками, привели к тому, что многие из окультуренных территорий, на которых жили целые поколения оседлых, вернулись в пустыню. Нельзя отрицать значение исторических случайностей и абстрагироваться от прямых последствий подобных потрясений, усиленных к тому же реальным, хотя и менее зрелищным воздействием конфликтов, которые хронически возникали между мусульманскими государствами. Не стоит забывать и об устойчивой напряженности, сталкивающей исламский мир с амбициозными посягательствами сначала христианского Запада, а несколько позже – торговой и индустриальной Европы: посягательствами военными, такими как Крестовые походы на Восток или европейская реконкиста Испании и Дунайского бассейна, а также посягательствами торговыми, в результате которых итальянская и французская торговля постепенно утверждалась в левантийских городах.

Всем этим обстоятельствам, которые позволяли определенной форме общества, преимущественно укрепившейся в том или ином регионе, процветать и самовыражаться в самобытном творчестве, способствовало наличие местных культур, которым их исламский характер не мешал глубоко укорениться во времени и пространстве. Турецкий ислам османского периода, иранский ислам времен династии Сефевидов или индийский ислам эпохи Великих Моголов, если брать наиболее известные примеры, проявились как оригинальные образования, где приоритет мусульманской религии не препятствовал существованию других весьма специфических течений. И более близкие нам проблемы современных исламских государств снова доказывают возможность эволюции принципов и образа жизни, которые ошибочно считались незыблемыми.

Конечно, в этих культурах, объединенных чаще всего общностью языка, нет ничего, что может быть рассмотрено в полной изоляции или пониматься вне отношения с предшествующими или современными им культурами, привитыми на тот же исламский корень. Но стремясь нивелировать специфику каждой из них, чтобы, обращаясь к их совокупности, сконцентрироваться на устойчивых, общих для всех чертах, можно получить лишь невыразительный и искусственный образ так называемой «средней» исламской цивилизации, рассматриваемой sub specie aeternitatis, [1]1
  Sub specie aeternitatis – с точки зрения вечности (лат.). – Здесь и далее примечания переводчика и редактора.


[Закрыть]но никогда в такой форме реально не существовавшей. Формировавшаяся на основе религиозно-правовой мысли, постепенно складывающейся в изменчивых материальных рамках – как это наглядно показывают исследования А. Лауса в области исламологии, – исламская цивилизация, как любая другая, испытывала на себе законы роста и упадка, уподобление которых этапам человеческой жизни ныне стало банальностью. Между тем в отличие от многих других, она все время ориентировалась на прошлое, что придает особое значение ее самым ранним проявлениям, в которых следует искать принципы и опыт, обусловившие ее последующие формы.

В этом смысле первая имперская цивилизация ислама, арабо-мусульманская, которая развивалась вначале под эгидой Умаййадов, затем Аббасидов и росла вместе с мирским триумфом ислама, еще недалеко ушедшая от своих истоков, единственная может быть названа «классической» в самом общем значении этого термина. Избежавшая участи остаться всего лишь переходной эпохой, к которой в той или иной степени пренебрежительно относились бы последующие периоды, как это случилось с нашим западным Средневековьем, она воспринималась как достойная модель для подражания, как первое и совершенное воплощение общественного типа, порожденного заповедями самого Корана и, таким образом, имеющего авторитетность. Исторические рамки этой цивилизации легко определить: ее упадок отмечен массовыми азиатскими нашествиями тюрок и монголов, совпавшими с вторжениями франков и набегами кочевников и горных берберов на исламский Запад, которые закрепили территориальное и лингвистическое дробление целостного ансамбля, где до сих пор ферментом единства служила добровольная арабизация. Но прежде прошло пять веков материального и культурного процветания, которых оказалось достаточно для создания богатого художественного и интеллектуального наследия.

Конечно, на сегодняшний день существует множество трудностей, которые мешают исчерпывающему исследованию этой цивилизации, – прежде всего неравноценность источников. Нарративные и документальные источники об обществе, где она выросла и расцвела, дают нам представление только об аристократических и интеллектуальных сословиях, обычно оставляя в тени трудовое население. Очень немногочисленные данные экономического порядка, – к которым, однако, такие историки, как К. Казн, годами стремятся привлечь интерес исследователей, – до сих пор не позволяют нам уточнить детали материальных условий, на которых основывалось процветание мусульманского мира в ту эпоху. Сопоставление с позднейшими фактами, относительно которых имеется больше сведений, в целом остается слишком произвольным, чтобы на их основании можно было сознавать реконструкции илидавать оценки. Археологические памятники, которым Ж. Соваже нашел достойное место в перспективе «полной истории», но которые стали изучаться лишь относительно недавно в труднодоступных регионах, не дают полного представления об образе жизни той отдаленной эпохи. В общем, отставание исследований, посвященных этим разннообразным вопросам, и в наши дни является главным препятствием, и можно только надеяться, что оно уменьшится сообразно росту числа и тщательности новых научных исследований.

Но даже та неполная картина, которую тем неменее сегодня мы пытаемся обрисовать, при всех своих изъянах может дать представление о том, какой должна была быть некогда «классическая» исламская цивилизация. Эта цивилизация открывается в двух трудно сопоставимых аспектах: с одной стороны, мы видим блестящие технические и материальные достижения, обеспечивающие роскошь и комфорт, доступные тогда членам правящих классов, с другой – нам открывается религиозная и интеллектуальная ориентация этой цивилизации, благодаря которой можно представить менталитет всего общества. К первому аспекту относится почти весь имеющийся у нас конкретный иллюстративный материал, который показывает людей той эпохи через их творения, архитектурные сооружения или произведения ремесла, ибо человеческие изображения в жанре портрета были редкостью в ту эпоху. Зато второй аспект открывается через более разнообразные данные, касающиеся политических и культурных событий, которые определяли потребности старинного образа жизни мусульманина. Таким образом, мы рассмотрим исламскую цивилизацию в состоянии напряжения между двумя полюсами: между тем, что ей навязывала доктрина, определявшая малейшие акты человеческой жизни в зависимости от абсолюта, предполагаемого верой, и тем, к чему тяготели старые мирские традиции, наследницей которых эта цивилизация стала и которые она не могла отринуть, рискуя тем самым отказаться от мирского триумфа, на котором она утвердила само величие своего завета.