Текст книги "Светские манеры"

Автор книги: Доминик де Ру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Она всегда считала дочь достаточно красивой и, видя ее равнодушное отношение к жизни, решила, что та совершенно несведуща в житейских вопросах. Не считать же чем-то серьезным те ее три дурацких увлечения. Неожиданное вдовство заставило Мари-Анж задуматься над некоторыми вопросами, но Агнес не могла догадаться о том, что на самом деле происходило в глубине души ее единственной дочери. Должна ли она теперь нести ответственность за то несчастье, о котором той пришлось сегодня узнать?

Агнес всегда любила и заботливо воспитывала дочь, но никогда не вникала в чувства своего ребенка. Сначала она любовалась своей очаровательной малюткой, затем хорошее воспитание девочки принесло ей уважение в светских кругах, и, наконец, серьезность тихой молодой женщины не давала ей повода для беспокойства. Однако ей не приходило в голову, что к безупречному воспитанию и к тому материальному благополучию, которое она обеспечила дочери, было необходимо добавить еще одну очень важную деталь: дать той возможность самой определить свою судьбу.

Агнес чувствовала себя растерянной. В тех кругах, где она постоянно вращалась, настоящим чувствам не придавали особого значения. Для женщины считалось важным удачно выйти замуж, уметь сохранять достоинство при любых обстоятельствах, а любовь вообще не принималась во внимание. Да разве любовники не созданы лишь для того, чтобы при каждом удобном случае удовлетворять сентиментальные и прочие потребности скучающих дам? Агнес постоянно следила за Мари-Анж, с притворной заботой направляя ее по пути своего замысла. В то время их отношениям с Полем шел уже седьмой год, и это не было ни для кого секретом, разве что только для одной бедняжки Мари-Анж.

Поглощенная тревожными мыслями, Агнес не заметила, как уже поздно, и, вспомнив, что сегодня она собиралась отправиться в театр, стала ругать себя за забывчивость. Ну а Мари-Анж… Ее дочь страдает неврозом, и единственное, что пошло бы ей на пользу, так это выйти замуж за доктора, усмехнулась любящая мать.

На протяжении всего спектакля мадам Агнес, казалось, была полностью захвачена действием. На самом же деле она все никак не могла отвлечься от мыслей о дочери, которая настойчиво пыталась понять услышанное и найти какое-то решение.

4

Снотворное не помогло, Мари-Анж никак не могла уснуть. От переутомления у нее заболела голова. Она включила свет и положила влажную руку на пылающий лоб. Ничто не могло остановить мучительный круговорот мыслей, и ее воспаленный мозг никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Поль прозвал ее сурком за то, что она любила поспать, но теперь она утратила эту способность. Мари-Анж села в постели, с болью думая о человеке, с которым прожила бок о бок двенадцать лет.

Что ж, она вынуждена признать, что Поля ей сейчас очень не хватает. Может быть, это мое равнодушие погубило его? – думала она. Кто поможет мне избавиться от этого мучительного одиночества и чувства вины перед ним? Возможно, мама могла бы это сделать? Завтра, после того как я немного приду в себя, я обязательно поговорю с ней и спрошу ее совета.

5

После спектакля Агнес отправилась на ужин к старым знакомым, а затем вернулась усталая домой. Как обычно, когда приезжала поздно ночью, она вошла, не зажигая свет, сняла манто и туфли, повесила сумочку и, раздевшись в своей комнате, прошла в ванную. Избавившись от косметики, она пристально посмотрела на себя в зеркало, а затем не без отвращения приняла холодный душ. Врач из института красоты рекомендовал ей эту процедуру для укрепления мышц, и она строго придерживалась рекомендаций. После этого она с наслаждением легла в постель, но вынуждена была опять встать, так как забыла положить под матрас подушки, чтобы приподнять ноги. Удобно устроившись, она снова уже сквозь дрему подумала о Мари-Анж. Теперь дочь интересовала ее как женщина, отбившая у нее любовника. Все еще красивое лицо Агнес озарилось улыбкой, но она не позволила себе предаться нахлынувшим на нее воспоминаниям и погрузилась в глубокий сон.

6

Привыкшая рано вставать, чтобы позавтракать вместе с мужем, Мари-Анж разбудила Эмильен в восемь часов утра. Всю ночь ее мучила бессонница и сильная головная боль. Поль приучил ее к дисциплине, значение которой она начинала понимать только теперь, и готова была отдать все, чтобы только восстановить прежнее спокойное состояние души. Ей было необходимо правильно организовать дальнейшую жизнь и привести в порядок мысли. Она направилась в рабочий кабинет Поля и уселась в глубокое мягкое кожаное кресло. Через некоторое время Мари-Анж почувствовала, что медленно выходит из оцепенения и что ей становится немного легче.

Я приду сюда еще раз, неспешно думала она, глядя в окно. Моя депрессия начинает проходить в этом кабинете. Мне надо научиться верно проявлять свои чувства, а для этого я должна обрести уверенность в себе. Моя застенчивость, я бы даже сказала, стыдливость, ужасно меня сковывает. Светское воспитание, которым мама так гордится, это всегда, в известной мере, отказ от естественных чувств. Именно оно является, несомненно, главной причиной моих неудач и сегодняшнего смятения. Я хнычу из-за потерянной любви, которой никогда не знала, и мучаюсь из-за смерти человека, к которому всегда была равнодушна. Агнес говорит, что любит меня, но она ведь ничего не знала о моих чувствах. Неужели мне не удастся высвободиться из этой золотой клетки, в которую меня заточило мое малодушие и слабость?

Мари-Анж улыбнулась, вспомнив любимую фразу матери, которую та часто любила повторять: «Будь же проще». Теперь настала пора воспользоваться этим советом. Она решительно взяла трубку телефона.

– Алло, я тебя разбудила?

– Разумеется, но я рада, что ты позвонила. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Я теперь буду называть тебя просто Агнес и хочу пригласить позавтракать вместе со мной. Ты не возражаешь?

– Я давно мечтала о том, чтобы ты именно так обращалась ко мне. Это уничтожит между нами возрастную грань. В котором часу ты хочешь, чтобы я приехала?

– Давай позавтракаем в ресторане. У меня дома ужасно тоскливо… Но, если тебе это не подходит, мама, ты можешь…

– Называй меня Агнес, иначе мне будет трудно принять твое приглашение. Заезжай за мной через час.

Мари-Анж почувствовала запоздалую робость после столь дерзкого разговора с матерью. Она никогда еще так не говорила с ней. Конечно, лучше было бы сейчас же снова позвонить и извиниться за развязный тон, каким было сделано это приглашение.

Извиняться перед Агнес? Агнес и ее многочисленные любовники! Агнес и Поль! Это просто настоящий абсурд… Надо ее как-то заинтересовать, но как? Быть откровенной, сохраняя при этом достоинство, казалось Мари-Анж невозможным. Наверное, стоило сделать вид, будто она еще не знакома с Агнес, как если бы та была ее новой подругой, но ни в коем случае не давая той понять, как сильно она запугана. Воспоминания о прошедшей юности непрерывно мелькали у нее в голове, вызывая сожаление, однако сильная привязанность к матери, которую в светских кругах все уважали, опять начинала сковывать ее. Нет, пора распроститься с прошлым. Она должна подготовить себя к самостоятельной жизни, научиться понимать людей, а не сосредоточиваться на себе, и Агнес прекрасный предмет для упражнений. Кто-нибудь другой наверное гораздо лучше смог бы объяснить ей происходящее, чем ее собственные плачевные попытки добраться до истины.

Почему только после чьей-то смерти начинаешь понимать, какую роль в твоей жизни играл ушедший человек? Но была бы она счастливее, имея сейчас возможность для так называемого физического наслаждения? Мари-Анж усмехнулась: я бесчувственная эгоистка – потрясающий результат моего буржуазного воспитания! Мой муж никогда не мог ни в чем меня упрекнуть, ведь я не доставляла ему ни огорчений, ни радости. Почему я во всем должна оставаться такой пассивной?.. Однако уже пора отправляться к Агнес…

Мари-Анж была вынуждена долгое время идти пешком, пока наконец не поймала свободное такси, и это в очередной раз дало возможность убедиться в том, как ей надоело жить на этом захолустном проспекте Анри-Мартен. Теперь можно было бы уехать отсюда, но она решила этим заняться после того, как окончательно оправится от своего несчастья.

7

Думая о том, скоро ли появится Мари-Анж и в какой ресторан им пойти, Агнес была в отличном настроении. Следуя своим принципам, она мало пила и еще меньше ела, что позволило ей сохранить прекрасное здоровье в пятьдесят лет. Даже недостаток времени для сна, вызванный светским образом жизни, совершенно не сказывался на ее самочувствии. Она была заинтригована странным и неожиданным поведением дочери.

Агнес обвела взглядом комнату. То обстоятельство, что ей не приходится жить с дочерью в одной квартире, интерьер которой наводил на нее тоску, утешало ее. В самом деле, как можно назвать гостиную дочери современной, когда та обставлена без всякого толка старинной дорогой мебелью и Мари-Анж не хочет ничего менять, сходясь во вкусах со своим покойным супругом. Долгое время вкусы Поля казались всем, мягко говоря, консервативными, и лишь совсем недавно такую обстановку стали считать изысканной и утонченной.

За размышлениями Агнес не заметила, как пролетело время. Почувствовав голод, она взглянула на часы и нахмурилась – Мари-Анж как всегда опаздывала. Минут через двадцать в прихожей послышался звонкий голос, терпение Агнес было вознаграждено.

– Ах, ты уже здесь? Куда же мы отправимся?

– Выбирай сама, ты же прекрасно знаешь, что я не способна принимать решение.

– Пожалуйста, не строй из себя дурочку! Сначала ты заставила открыть тебе то, о чем я поклялась никогда никому не рассказывать. Ты все перевернула вверх дном в своем безудержном стремлении докопаться до истины, а теперь принимаешь вид глубоко оскорбленного человека. – Агнес нервно повела плечом.

– Хорошо, не волнуйся так. У меня есть предложение. Давай оставим все эти наскучившие нам рестораны. Пройдемся по бульвару пешком и зайдем в недорогое местечко, первое, которое встретится нам по дороге.

– У тебя богатая фантазия, и, хотя твое предложение несколько неожиданно, оно мне нравится. Пойдем…

Хозяин небольшого кафе оказался веселым и добродушным человеком. Дамы сели за столик с чистой белой скатертью и заказали жареного цыпленка и бутылочку красного вина.

Взяв бокал прохладного вина, первой разговор начала Агнес. Мари-Анж на какое-то время отвлеклась от своих дум и весело смеялась, увлеченно слушая сплетни матери о светской жизни Парижа. Ей очень хотелось научиться говорить с таким же тонким и изящным юмором.

Неожиданно Агнес прервала свой рассказ и внимательно посмотрела в лицо дочери.

– Ты знаешь, а ведь мы неплохо проводим время, ты согласна? Я давно не чувствовала себя так хорошо. Мне кажется, что я тебя немного отвлекла, мне нравится, что ты слушаешь меня с таким интересом. Видишь, я бываю не только злой, но и красивой и привлекательной. Правда, красота ничего не значит по сравнению с привлекательностью. Не смейся надо мной, я давно хотела рассказать тебе одну историю. Когда мне было шестнадцать лет, я считала себя совершенно некрасивой. В то время мне хотелось походить на хрупкую блондинку среднего роста, как ты. Тогда я решила попробовать компенсировать свои физические недостатки гимнастикой, диетой, свежим воздухом. Постепенно эти занятия вошли в привычку. Посмотри, в какой я форме! К сожалению, век, когда одной лишь красоты в сочетании с высокой нравственностью и неплохим социальным положением было достаточно для того, чтобы женщина имела успех, канул в прошлое. Глупые наивные девушки ныне не в моде. Теперь на сцену вышел мужчина с изысканным вкусом, который женится на той, которая сможет ему понравиться, а не на той, которую, как раньше, сосватает ему папочка. Эпоха безвольных и благовоспитанных дурочек, готовых всегда быть покорными судьбе, уже закончилась, дорогая моя. Заметь, я вовсе не думаю, что женщины оказались от этого в выигрыше. Скорее, совсем наоборот. В тех случаях, когда я была не в состоянии коренным образом изменить ситуацию, я продолжала оставаться настойчивой в своем стремлении не упустить шанс, чтобы извлечь для себя хоть какую-нибудь пользу.

– В таком случае, не могла бы ты мне объяснить, почему то воспитание, которое я получила благодаря тебе, противоречит только что изложенной тобой теории?

– Что ты хочешь сказать?

– Что ты сделала из меня как раз ту самую дурочку: симпатичную, благовоспитанную и… почти покорную, а лучше сказать безропотную.

– Какая же ты безропотная? Почему же тогда ты задаешь мне подобные вопросы? Симпатичная и благовоспитанная, в этом я согласна, а что касается твоей глупости, я думаю, это из-за лени и эгоизма…

– Какая ты все же резкая… Агнес, скажи мне как подруге то, что ты боишься сказать мне как дочери: ты любила меня?

– С твоей точки зрения, конечно, нет… Но, судя по тому, что я обладаю способностью привязываться к кому бы то ни было, да. Тебе, наверное, требовалось больше ласки, чем я могла дать. Ты сейчас слишком строго судишь обо мне, а ведь только недавно ты мной восхищалась… Если бы ты была более чуткой, то сегодня между нами не возникло бы такого непонимания.

Мари-Анж больше не чувствовала в себе сил продолжать разговор на такую тему и решила избежать дальнейших острых ответов матери, предоставив ей возможность возобновить их прежнюю непринужденную беседу.

После завтрака Агнес уехала на такси. Мари-Анж почувствовала себя потерянной. Она могла бы, конечно, отправиться к себе домой и отдохнуть, почитать или послушать музыку, ведь это ей доставляло удовольствие в течение стольких лет. Но почему-то сейчас ей было невыносимо даже думать об этом. Приехав домой, она пошла в кабинет Поля и расплакалась. Разговор с матерью расстроил ее.

Это наваждение совсем сведет меня с ума, говорила она сама себе. Я напрасно мучаюсь, что заставила Поля поверить в мою любовь к нему. Разве он стал бы счастливее от моего признания? Мне должно быть стыдно, что я хнычу из-за своего положения, которое в действительности не такое уж плохое… Я богата, молода, красива, свободна и, однако, не перестаю жаловаться на свою судьбу. Как это неприятно, когда между родителями и детьми возникают подобного рода отношения! Я так надеялась, что мама поможет мне избавиться от моих переживаний, ведь я все время изводилась от мысли, что столько лет прожила с человеком, не любя его. И как мне теперь стряхнуть с себя эту тоску? Может быть, стоит уехать из страны? Завтра я спрошу совета у Агнес. Как же мне надоела моя неспособность самостоятельно принимать решения! Надо бы просто спокойно сообщить ей место и дату моего отъезда.

8

Времени в пути – сначала пешком, а потом в такси – было вполне достаточно для того, чтобы еще раз перебрать в памяти свои претензии к матери. Агнес сказала, что дала Полю согласие на брак с ней, чтобы не потерять возможности хотя бы видеться с горячо любимым человеком. Наверняка это неправда или по крайней мере не вся правда. Но разве история с Полем – единственное, что она может поставить матери в упрек? В памяти Мари-Анж всплыли три других имени. Она давно постаралась их забыть, но, когда они все же вспоминались, она не могла не признать, что это дорогие ей имена.

Его имя ассоциировалось с названием зверя. Ги Парде и был похож на гепарда – самую быструю и длинноногую из больших кошек. Он был креолом с Антильских островов, происходил из зажиточной семьи и изучал в Сорбонне историю французской поэзии и философию. Впрочем, в философии и социологии он, в свои двадцать лет, считал себя сложившимся человеком. Он был марксистом и полагал это учение единственно верным. Поездки в континентальный Китай и на Кубу несколько охладили его революционный пыл, но не смогли изменить его убеждения, что буржуазный мир должен быть разрушен.

Мари-Анж познакомилась с ним на пикнике в одном из парижских пригородов. Он стоял на берегу Сены и смущенно улыбался, не решаясь войти в «ледяную» воду – не более 22–23 °C. Его чуть золотистая, похожая на тонкий шелк кожа покрывала стройное, длинноногое тело с великолепными, но не тяжелыми, как у атлетов, мышцами. Бархатные карие глаза, прямой нос, высокие скулы, чуть полноватые, но очень четкого рисунка губы делали его настоящим красавцем.

Мари-Анж не осталась к нему равнодушной. А он просто без ума влюбился в нее.

Она не сразу решилась пригласить его в свой дом. А когда это произошло, он просто покорил всех ее подружек и приятелей. Низким, бархатным голосом он читал Вийона так, что стихи поэта-школяра как бы пропитывались горячим экваториальным солнцем. А как Ги танцевал!..

В третий его визит, когда Мари-Анж, затаив дыхание, слушала рассказ Ги о нищете китайских крестьян, вошла мадам Агнес. Она отослала Мари-Анж, и та из-за прикрытой двери услышала, как ее мать решительно отказала Ги Парде от дома. Потом мать приехала к ней и заявила не терпящим возражений голосом, что светская девушка не может иметь ничего общего с антильским полукровкой, потомком рабов, да еще к тому же радикальных убеждений.

– Мама, мамочка! Да какой же он полукровка? Добрая половина парижан, я уже не говорю о жителях юга Франции, куда смуглее его.

– Никаких споров! Его ноги больше не будет в нашем доме. А если я узнаю, что ты встречаешься с ним где-нибудь еще, последние два класса ты будешь учиться в монастырской школе.

Они больше ни разу не увиделись. Мари-Анж не смела ослушаться свою ослепительно прекрасную, светскую мать. Ги Парде исчез из Парижа. Потом она случайно узнала, что он бросил Сорбонну и уехал «делать революцию на Сейшельских островах», так как домой вернуться не мог: в богатом родительском доме недоучившегося студента ждал очень холодный прием.

По поводу второго увлечения Мари-Анж мадам Агнес не могла высказать претензий в низком происхождении. Серж дю Тарно был потомком древнейшего бретонского рода, потерявшего, правда, еще в XVI столетии графский титул. Русоволосый и сероглазый гигант поражал удивительным сочетанием чистоты и силы. Да и вообще он был очень красив: высокая, очень пропорционально сложенная фигура, мягкая, чуть темнее волос, бородка, крупная кисть руки с длинными пальцами художника или музыканта. Но он не был ни тем, ни другим. Его увлечением было возрождение большой литературы на сохранившихся кельтских языках – корнуэльском, валлийском, гаэльском и, конечно, родном бретонском.

Серж много и интересно рассказывал Мари-Анж, был с ней очень почтителен и не позволил ничего сверх поцелуев кончиков ее пальцев, когда они расставались после прогулок у подъезда ее дома. А она, уже восемнадцатилетняя, созревшая для любви, жаждала совсем другого. Ей хотелось, чтобы он страстно ее целовал, носил на руках… А когда она видела за распахнутым воротом его рубашек – он не терпел галстуков – поросль вьющихся густых светло-каштановых волос, ей мечталось и о большем.

Однако ни одной ее мечте, связанной с Сержем дю Тарно, даже самой скромной, не было суждено сбыться. Снова вмешалась мадам Агнес. Очень скоро она выяснила, что все наследие, доставшееся Сержу от предков, составляет незапятнанное имя и почти разрушенный временем замок в Ландах, на берегу моря. Там уже несколько лет никто не жил, восстановить его не хватило бы богатств самого барона Ротшильда, да и покупателя на него найти было невозможно. Вокруг замка на многие километры тянулись засоленные неплодородные земли, а море у этих негостеприимных берегов было слишком холодным для устройства здесь курорта.

Со свойственной ей решительностью светской львицы мадам Агнес объяснилась с господином дю Тарно, и тот после холодновато-нежного прощания с Мари-Анж перестал бывать в их доме. На счастье (или несчастье) в Кардиффе, главном городе Уэльса, открылась культурологическая конференция специалистов по кельтским языкам, живым и мертвым, и Серж дю Тарно отбыл в Англию.

Правда, его рыцарственный дух еще не менее года как бы нечувствительно пребывал во Франции, тревожа скромные девичьи грезы, а порой и нескромные девичьи сны Мари-Анж. Окончательно он покинул ее, лишь когда место в сердце Мари-Анж занял новый избранник.

Для Жозефа Торуня в мире не существовало ничего, кроме музыки. А в музыке – ничего, кроме виолончели. Он приехал учиться игре на этом инструменте во Францию только потому, что считал кощунством сразу отправиться в Испанию, родину несравненного Пабло Казальса.

Когда на одном из концертов камерной музыки Жозеф увидел Мари-Анж – она была с двумя подругами, но их он просто не заметил, – юный музыкант впервые понял, что мир населен не только виолончелями.

Во время антракта он своим неотрывным взглядом обратил на себя внимание Мари-Анж, и у той дрогнуло сердечко: это был он! Несмотря на явно не светскую робость и столь же не светский общий облик, его огромные горящие черные глаза в обрамлении по-девичьи длинных и пушистых ресниц настолько пленили Мари-Анж, что она сама нашла способ свести знакомство.

Она долго скрывала от матери своего нового поклонника, тем более что ему, столь занятому, вполне хватало совместных посещений концертов и нечастых прогулок по вечернему Парижу. Но мадам Агнес была не из тех, кого можно долго держать в неведении. В те дни, когда ей не предстояло страстное свидание с Полем или посещение светского раута, она была весьма и весьма проницательна.

– Дорогая, ты вновь удивила меня, – заявила она дочери. – Этот маленький музыкант – совершенно не светское знакомство. К тому же он не Торунь, это название польского города, а его фамилию просто невозможно произнести из-за обилия шипящих звуков. Думаю к тому же, что он и не Жозеф, а Иосиф – ты только вспомни его библейские глаза. Такие глаза уместны на иконе, а не в современной гостиной. Словом, Мари-Анж, я требую прекратить это знакомство!

Бедная Мари-Анж подчинилась матери и на этот раз. Но не так безоговорочно, как прежде. Под предлогом посещения загородного дома близкой подруги она отпросилась у мадам Агнес на два дня. Та в этот час как раз готовилась к встрече с Полем, и ее проницательность дала явный сбой – она разрешила.

…Он был очень нежен и даже не сделал ей больно. И почти сразу же ее захлестнуло такое острое, всепроникающее наслаждение, о каком она не могла и мечтать в самых горячечных девичьих сновидениях.

А потом они до утра попеременно плакали, прощаясь навсегда, и снова занимались любовью, как будто встретились случайно и ненадолго – что, впрочем, так и было. И опять плакали, расставаясь…

Ранним утром, отвезя Мари-Анж на вокзал – к поезду, который должен был доставить ее к той самой подруге-покровительнице, он в том же такси отправился в аэропорт Орли. Его ждала Испания и занятие виолончелью с одним из учеников Пабло Казальса…

Неизвестно, как сложилась бы ее жизнь с Ги, Сержем или с Жозефом. Но это была бы ее собственная, Мари-Анж, жизнь. Вместо этого Агнес подсунула ей чужую и чуждую жизнь с Полем. А теперь к тому же признается – или лжет? – что уступила ей Поля с ревностью и болью в сердце!