Текст книги "Законник"

Автор книги: Дмитрий Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Где… Эрвинд… – с трудом вымолвил я и сразу же принялся неудержимо блевать. Голова раскалывалась так, что больно было даже фокусировать взгляд на чём-то одном.

Мы разгромили несколько мелких лавчонок. В одной из них, прямо на сломанной вовнутрь крыше, сейчас и барахтался Гез. Я посмотрел на то, как мои сослуживцы Крид и Юргенс пытаются его вытащить, и не удержался от улыбки.

***

Следующее, что я очень хорошо помню, так это сам Рубеж. Конечно, я наблюдал его громаду неоднократно, ползая по горам за очередным ублюдком-преступником, но вблизи город производил совсем иное впечатление.

Он был огромен. Нет, не так.

Он был колоссален. Глядя на ровные стены обсидианового цвета, стоявшие кругом, вчитываясь в письмена, что покрывали их, я тут же ощущал дыхание минувшей эпохи.

Рубеж, который раньше назывался Траумгард, был построен ещё во времена Этельвельдской империи и верно служил в качестве непробиваемого фортификационного сооружения в войне с лигийцами. Те с легкостью преодолевали хребет Бирдена, разметая роты лёгких горных стрелков с луками, но ломали зубы о чёрную полукруглую (на тот момент) громадину Траумгарда.

Но это была не только крепость, но и огромный город за чёрными стенами, где жило великое множество людей.

Случилось то, что случается всегда – империя рухнула под собственным весом, а из Траумгарда все просто ушли и расселились по окрестным землям. Несколько десятков лет спустя, когда руины Этельвельда поросли колючим мертвянником, а аборигены начали терроризировать окрестные дикие земли, местные жители, в поисках спасения, решили вернуться в Траумгард, под защиту вечных чёрных стен.

Название города напоминало о печальном конце великой империи, а посему поселенцы нарекли его Рубежем – потому что они знали, что живут на самой окраине цивилизованных земель.

И свободные люди вновь поселились в Рубеже и его окрестностях, наладили хозяйство, и в город пришла жизнь, благо, окончательно прийти в запустение он просто не успел. С тех самых пор угроза переместилась с востока на запад, но Рубеж по-прежнему выполнял свои защитные функции, а его воины не позволяли ни единому аборигену прорваться на восток.

В последнее время… Что, чёрт побери, произошло в последнее время? Я был на брифинге Лейхеля, но ни черта не понял.

Свиб коротко объяснил мне, в чём суть – вождь племени узрел страшный сон со своей богиней, а толкователи снов, радостно визжа, тут же разглядели в этом пророчество наступления года Смерти.

А значило это лишь то, что пора очищать жертвенные алтари от пыли и громоздить на них новых несчастных, а затем, изрыгая страшные слова, вырезать у них сердца и пить кровь. Мерзость, не так ли? Вот и мы также думали.

Ну и, несмотря на то, что жители Диких земель плевать хотели на весь мир, что лежит к востоку от их драгоценного клочка земли, втиснутого меж двух холодных морей, они всё же не хотели умирать в мучениях, а посему сразу объявили всеобщую мобилизацию.

***

Обнаружить ворота было довольно трудно, и пока мы не приблизились на расстояние, не превышающее сотню футов, казалось, что тракт просто упирается в чёрную стену.

– Ну и что? – пронёсся недоумённый ропот по рядам фронтменов.

Оштераусский батальон в пути встретился с ханготскими стрелками. За нами, ровно в полусутках пути, следовали парни с форпоста Рогена, охраняя и караван со всем необходимым – порохом, пулями, запасами провианта, водой, медикаментами, тканью и всякой мелочью, без которой, тем не менее, выдержать осаду затруднительно.

Ровная бескрайняя степь расстилалась по обе стороны. Изумрудная трава переливалась на солнце, небо в тот жаркий день было ясным, над степью звонко щебетали птицы. И лишь чёрная клякса Рубежа, казалось, поглощала весь свет и навевала сумрачную тревогу.

Со страшным скрипом ворота растворились. Я заметил, что от ворот внутрь ведёт мощёная дорога. Неслыханное дело! Мощёные улицы я видывал только в Бирдене. Да и там их было маловато.

– Что ж, двинули, – нерешительно крякнул Гервиц и взял лошадь за поводья.

Вся наша процессия въехала внутрь города.

По обе стороны от широкой дороги выстроились стройные ряды местных ополченцев.

– Ух. Весь город высыпал встречать своих спасителей, – надменно сказал Эрвинд, который ехал рядом.

Встреча выглядела завораживающе. Дикоземельцы где-то раздобыли старые этельвельдские нагрудники и шлемы и до блеска натёрли их песком.

Солдаты стояли в два ряда. Впереди расположились знаменосцы. Их штандарты, конечно, выглядели потешно – просто разноцветные лоскута с намалёванными углём и киноварью волками, медведями и орлами. Но всё же мы заметно смутились, осознавая, что у нас-то штандартов нет вообще.

Гервиц тут же о чём-то начал перешёптываться со Свибом. Ясно о чём – предстоит и нам соорудить себе боевое знамя. А затем радостно проливать за него кровь в бою.

Я пытался считать, сколько ополченцев стояло по стойке «смирно» вдоль мощёной дороги, но сбился после четвёртой сотни, не добравшись и до половины. Удивительно, просто удивительно.

А за самими бойцами расположились дома, по большей части – нежилые, с заколоченными окнами. Рубеж, несмотря ни на что, всё же наполовину был заброшен, а зачастую откровенно назывался крепостью-призраком.

Я заметил, что целые кварталы были снесены для того, чтобы дикоземельцы смогли устроить фермы за городскими стенами. Всё продумано.

В любом случае, архитектура мне приглянулась. После Оштерауса и даже Бирдена Рубеж выглядел внушительно и величественно. Дома были крепкими, надёжными, старой постройки в два этажа, сложенные из камня разных цветов – серого, чёрного, белого и всех бледных оттенков радуги.

Но рубежцы явно не заморачивались с их ремонтом, поэтому, свернув на очередной улице, руководствуясь расположением строя ополченцев, мы попали совсем уж в видавший виды район.

Камни из тротуара и дороги были выдернуты, очевидно, для укрепления оборонительных сооружений на стенах и баррикад внутри города. Сами дома покосились – защитники выдрали несущие балки, что привело к провалам черепицы, а также вытащили все оконные рамы. Потемневшие от времени, перекошенные и облупленные строения слепо взирали чёрными провалами окон на своих защитников.

А мы продолжали двигаться вперёд, по направлению к городской площади, где нас должен был торжественно принять Гаунс Крисп – комендант Рубежа.

Отчего-то мне сделалось неуютно, поэтому я повертел башкой по сторонам и приметил парней из роты «Тишина», которую вёл за собой Йекс Фельдеганс по прозвищу «Призрак». Я знавал некоторых ребят оттуда, и в данный момент поравнялся с Клайвзом Реддвигом и его неразлучным компаньоном Ленгелем Штруммом.

– Как вам? – спросил я, разведя руками, – городишко, что надо. А?

– Мы со Штруммом спорили, – усмехнулся Клайвз, – ближе к центру города полно трёх– и четырёхэтажных зданий.

– Всю «Тишину» можно раскидать по крышам, – вставил Ленгель.

– И тогда мы сможем настрелять столько голожопых, что они дважды подумают о том, чтобы соваться в Рубеж, – закончил Клайвз.

Да уж, эти ребята времени зря не теряли. Я хотел ещё о чём-то спросить Клайвза, но тут же попался на глаза Фельдегансу, который стальным голосом посоветовал мне убраться к своим товарищам по воинскому подразделению.

Я слабо запомнил брифинг Гервица, каюсь. Я не знал, на какой участок нас кинут. Поэтому, пока мы неторопливо двигались вдоль рядов ополченцев, я поразмыслил о том, какой вид вообще будут иметь боевые действия в Рубеже.

Аборигенов много. Чертовски много. Так много, что они смогут занять стены без помощи лестниц и осадных приспособлений – просто взберутся друг по другу. Поэтому рано или поздно бои, скорее всего, завяжутся в черте города.

Об этом говорит и тот факт, что дикоземельцы занялись строительством баррикад. То тут, то там я натыкался взглядом на небольшие рабочие бригады, которые тащили тележки с камнями и досками. Среди рабочих было много женщин. Но что удивило меня сильнее, много женщин было и среди ополченцев. В том числе, девушек. В том числе, симпатичных. Даже очень. На Фронтире о подобном даже не слыхивали. Там царили суровые патриархальные законы.

– Командир, – обратился я к Гервицу.

– Чего тебе? – хмуро спросил он, не до конца простив моё поведение накануне отъезда, – бодун мучает?

– Никак нет. Неужто Гаунс Крисп хочет дать аборигенам попасть в Рубеж? Какой вообще прок от нас в таком случае, если мы в рукопашной – не очень?

– Гаунс Крисп такую возможность аборигенам предоставлять не хочет, – задумчиво сказал Гервиц.

Мы въезжали на городскую площадь, довольно невзрачную, надо сказать. Она была окружена плотным кольцом трёхэтажных домов, вымощена огромными и кривыми каменными плитами такого же цвета, что и стены города, а в центре её находился пересохший фонтан, возле которого виднелась толпа народу – местных жителей и высший командный состав.

– Но он готовится к этому, – закончил Гервиц и отогнал меня назад, чтобы продемонстрировать дикоземельцам хоть какую-то субординацию в наших рядах.

Гаунс Крисп не производил никакого положительного впечатления.

Ей-богу, когда я первый раз его увидел, я подумал, что это просто какой-то штабный писака.

Рыжий, маленького росту, какой-то кривой, будто его мучила некая болезнь (как впоследствии выяснилось, так и было) и неестественно подвижный.

Со своим сморщенным лицом и писклявым голосом он метался туда-сюда как рыжее пятно и казался скорее цирковым уродцем, а не комендантом сурового Рубежа. За ним стояли другие военачальники – вот они выглядели куда более внушительно. Но и вид имели скучающий. В то время как Крисп, которого они пытались усадить на стул и заставить дождаться нашего подъезда к фонтану, то и дело вскакивал, махал руками, пищал и раздавал сотню приказов в минуту.

– Деятельный малый, – заметил Свиб, ехавший рядом со мной.

В общем, больше в этот день ничего интересного не происходило. Гаунс Крисп по очереди обнялся со всеми нашими командирами и быстро сказал, где разместиться. И испарился.

Мы ни черта не поняли из его слов, так как не знали, где какая улица. Вместо Криспа, лениво зевая, вышел какой-то бородатый здоровяк в новеньких доспехах.

– Гун Хагель, – басом прорычал он, поправляя доспех, – я заместо Криспа, пока он дела делает.

Хагель, в отличие от Гаунса, был такой же огромный и ленивый как медведь во время спячки. Уже и ханготский батальон скрылся с площади, недоумевая, где же пир в честь прибытия союзников, и ополченцы, вздыхая, начали расходиться, как он, наконец, соизволил сообщить нам более точный адрес нашего расположения.

И побрёл в пивнуху «Пьяный стрелок». А мы оказались предоставлены сами себе.

Угадайте, кто тихонько смылся из батальона и направился прямиком в «Пьяного стрелка»?

***

Правильно, это были мы с Гезом. Тогда я был совершенно тупым и бесшабашным. Однако, Хагель почему-то выставил нас вон, даже не отрывая задницы от стула, и велел располагаться в городе.

– Чёрт возьми, да мы даже не знаем, куда нам идти! – выпалил Эрвинд.

Матерясь на чём свет стоит, Гун Хагель закатил глаза, ме-е-е-едленно поднялся со стула, несколько секунд хрустел костями, после чего так же ме-е-е-едленно проследовал к выходу из «Пьяного стрелка».

Он жёстко приобнял нас с Эрвиндом за плечи и развернул в сторону затененной аллеи, уходящей в противоположную сторону от той, с которой мы пришли.

– Там, – пробурчал он и вытолкнул нас из таверны, хлопнув дверью.

Гервиц всё это видел. Своим видом они показывали, что сейчас прольётся кровь.

Но Эрвинд быстро взял ситуацию в свои руки, заявив, что Хагель – совершенно несносный тип, но хотя бы объяснил, куда нам идти. Свиб потребовал, чтобы я дыхнул.

– Ты что, думаешь мы бы успели напиться за минуту? – обиженно пробурчал я. Но командир и бровью не повёл.

– Вы-то, полудурки, за минуту не только напиться, но и протрезветь можете.

Бойцы, слышавшие всё это, отчаянно заржали. Стало немного стыдно, и мы двинули в сторону нашего расположения.

Где расположить две с половиной сотни бойцов, прибывших на подмогу Рубежу? Не в облупившемся ли трёхэтажном особняке с огромной, заросшей бурьяном, мертвянником и деревьями, территорией за массивным каменным забором?

Нет.

Нас определили строго напротив этого дома, в нескольких покосившихся и вросших в землю хижинах. Так что мы могли вдоволь пускать слюни, глядя на особняк буквально через дорогу от нас.

Но нет худа без добра.

Вечером того же дня, когда мы заняли койки и благополучно отметились на вечерней поверке, я прихватил с собой своих дружков Хаймуса и Эрвинда и предложил напиться.

Хаймус был трусоват по природе, а потому сразу замямлил что-то про неотложные дела. Я махнул рукой и плюнул, а Эрвинд тут же притащил откуда-то неразлучную компанию в лице Юргенса, Клиффа и Ловкача. Имени последнего я не знал, но, кажется, его звали Йерген. Впрочем, все называли его Ловкач. Хотя ловким он не был, и больше походил на имбецила, который постоянно молчит и странно улыбается. Неважно.

Прежде чем отправиться на попойку, мы перемахнули через забор особняка и добрались до особняка. Вблизи он казался ещё крупнее, чем вдалеке. Весь Оштераус мог поселиться там, привести всё в порядок и жить припеваючи. Трудно поверить, что когда-то в подобных домах жила всего лишь одна семья. На чёрта им столько комнат?

Мы подошли к окнам, рассчитывая увидеть великолепно обставленную планировку, золотые статуи прежней эпохи, роскошные гобелены и все такое прочее. Что же мы увидели внутри?

– Да тут пола нет! – изумленно выдал Клифф, – охренеть можно, куда они дели пол?!

Пола и правда не было. Даже между этажами. И стен не было.

– И стен нет, гляди, – сказал на диво внимательный Юргенс.

Внизу зияла огромная яма.

– Да уж, – сказал я, глядя на нее. Она казалось бездонной. Почему-то меня с детства привлекало всякое такое… хотелось разбежаться и прыгнуть туда, в темноту. Но и страшно было до ужаса.

– Ладно, парни, пиво стынет, – поторопил нас нетерпеливый Эрвинд.

Мы пошли в сторону «Пьяного стрелка».

– Пиво и должно быть холодным, дурень, – сказал Юргенс.

– Это было образное выражение.

– Че-его?

– Дубина, ты читать хоть умеешь? Книги, говорю, открывал хоть раз?

– Он ими подтирается, – усмехнулся Клифф.

Ловкач всё это время плелся за нами и лыбился. Странный тип. И пугающий.

Неожиданно к нам присоединились Клайвз и Ленгель.

– Всем увал до полуночи, – сказали они.

Черт, так совсем неинтересно! Мы-то ощущали себя эдакими бунтарями, которые клали с прибором на мнение командиров. А по факту оказались обычными конформными солдафонами.

***

Единственное, что мы могли сделать в данной ситуации, чтобы сохранить остатки имиджа крутых и независимых ублюдков с гор – это пойти не в ту таверну, куда ломанулись все наши, а в другую.

Мы так и поступили, свернув в проулок.

– Короче, мужики, все просто, – начал нести свою ахинею Клифф, – «Пьяный стрелок» – таверна Хагеля. Поэтому он и поперся туда. Некая замануха, понимаете ли.

– Ага, а пиво водой бодяжит, – поддакнул Юргенс.

– Классика жизни, – подвел итог Эстер Гез.

А Ловкач ничего не сказал. Он просто шел сзади и ухмылялся как полоумный придурок.

В потускневшей от времени и копоти арке из белого камня, открывавшей проход к саду, за которым давно никто не ухаживал, мы обнаружили таверну весьма пристойного вида. Арка была очень велика, так что там можно было не только устроить трактир, но и постоялый двор с конюшней. И всё с одной стороны.

– Зайдём? – спросил я.

– Как-то близко она к нашему батальону, – вдруг пожал плечами Эрвинд, – как бы не вышло чего.

– А разница? – спросил Юргенс.

– У нас всё равно увольнение, – подтвердил Клайвз.

Они со Штруммом пристроились к нашей компании, что я заметил лишь сейчас. Что говорить, не зря их рота называется «Тишина».

Я пожал плечами и открыл дверь. В нос сразу же шибанул запах качественно сваренного пива и сушёной рыбы.

– Ого, – выдохнул я, оказавшись внутри.

Народу было немного, а сама таверна выглядела на редкость уютно. Пол из каменных блоков, стены, обшитые доской и украшенные шкурами диких животных, несколько витых чугунных столов старой эпохи. Стойки не было, а хозяин заведения сновал прямо в общем зале.

Я увидел Тендера Свиба, который сидел за одним из столов. Захотелось уйти.

Но Свиб заметил меня и пригласил присесть.

Вообще-то мы с ним были одного звания. Просто… благодаря ему я и попал в войско фронтменов в своё время, так что Свиб был в некотором роде моим патроном.

Да и солдат из него был что надо, в отличие от меня, раздолбая, поэтому в роте он занимал негласную должность заместителя Гервица. Все понимали, что если командир словит шальную пулю, ротой начнёт рулить Тендер.

Неловко потоптавшись на месте, мы решили «Будь, что будет» и расселись.

– Возьми ещё один стул, – сказал мне Свиб.

Я удивлённо воззрился на него – стульев было предостаточно. Но тут же кто-то выдернул предмет мебели из моих рук и взгромоздился на него, глядя на меня с видом победителя.

– Рад встрече, командир, – сказал я и поплёлся за стулом. Гервиц лишь иронично всхохотнул.

В принципе, вечер был не так плох, как можно было ожидать. На Фронтире ведь как – чинов нет, званий тоже нет, а потому все фронтмены друг другу братья и товарищи. То же относилось и к нашим командирам. У нас не было всей этой уставной херни, которой я (как и многие, думаю) натерпелись в армии. Поэтому я со своей ватагой голодранцев сидел, пил на брудершафт с Гервицем и Свибом и травил скабрезные анекдоты. Все были довольны.

В таверну подтягивались всё новые и новые лица. Заявился, наконец, Хаймус, но я отвернулся от этого ссыкуна и дал понять, что сегодня мы вместе бухать не будем. Он посмел обидеть меня, а я в те дни пребывал в лиричном настроении духа. Пришла половина роты «Тишина», которая сразу же стала упрашивать Клайвза сыграть что-нибудь на пятиструнке.

– А давай, – неожиданно согласился он и взял инструмент в руки.

Публика зааплодировала. Пришли какие-то местные девицы и несколько ополченцев, так что хозяин таверны довольно подсчитывал прибыль. Народу было много, пришлось отворить дверь и выставить несколько скамеек и столов на улицу.

Клайвз играл хорошо. У парня был талант. Он ловко перебирал пальцами по пяти струнам, извлекая затейливые мелодии. Все зачарованно слушали, топали и хлопали в такт мелодии. Затем он заиграл старинную этельвельдскую мелодию – и это был очень хитрый ход с его стороны, так как эту песню знали и дикоземельцы, и фронтмены.

Все по очереди пели куплеты. Вот только…

Как выяснилось, версии песни немного отличались. И когда пьяный в дым Эрвинд Гез начал орать куплет про гордых бирденских стрелков, которые спустились с хребта и надавали по морде жителям низин (то есть, предкам дикоземельцев). А затем, когда Геза оттащили в сторону, на стол залезли пара ополченцев, которые исполнили уже свою версию – в которой фронтменов погнали с равнин так, что у тех пятки засверкали.

В общем, куплет за куплетом напряжение нарастало, и вскоре началась драка.

Пятиструнку сломали об голову Ленгелю Штрумму, хотя он явно был не при делах.

Я, Гервиц, Хаймус и Свиб сначала попытались навести порядок, но вскоре фронтмены устроили свалку. Делать было нечего, и мы поспешно ретировались. Сломанный в драке нос – лучшее дисциплинарное взыскание.

– В нарядах загною, – зло пробурчал Гервиц.

Клайвз уныло поплёлся за нами, укоряя себя за то, что дал толчок к пьяной драке.

Эрвинд, Клифф и Юргенс швыряли чугунные стулья в окна и выдирали из стен доски, которыми лупили ополченцев. Те не отставали.

Утром в расположение заглянул Призрак и сказал, что Ловкач ночью перерезал горло трактирщику и попытался смыться с кассой.

Вот такой он парень был, этот Ловкач. Интересно, хоть в этот момент улыбка душевнобольного сползла с его рожи? Вряд ли.

***

Первую неделю нашего пребывания в Рубеже не происходило решительно ничего.

Мы посещали учения, обучались взаимодействию с подразделениями ополченцев и понемногу переходили под управление Криспа. Периодически с нами работал Призрак. Он обучал нас как правильно маскироваться и устраивать засады. Мужик он был дельный, время предпочёл не терять, да и не хотел выматывать нас сверх силы. Поэтому когда на учениях мы заманили в засаду отряд ханготцев, Призрак удовлетворился и сообщил, что занятия закончили.

Так уж вышло, что верховную военную власть в городе на период осады в свои кривые и сухие ручонки взял Гаунс Крисп. Но никто не воспротивился этому, так как человек он был чертовски умный в вопросах тактики. Ему бы вести за собой дивизии, закованные в латы, и сметать целые государства, а не командовать обороной города-призрака силами трёх батальонов фронтменов и полка плохо обученных ополченцев.

Здесь стоит сделать отступление и рассказать подробнее про сам Рубеж.

Дело в том, что город был огромен, пожалуй, больше любого другого, который я повидал. И хотя он был заброшен в течение едва ли не сотни лет, большинство улиц, зданий и архитектурных памятников минувшей эпохи на удивление хорошо сохранились.

Дикоземельцы, оказавшись в Траумгарде, заняли всего лишь несколько крупных кварталов в самом центре, а также пару улиц, примыкавших к воротам. То есть, если на карте Рубеж можно было изобразить в виде идеального круга, то по факту, обитаемая часть города больше была похожа на трёхлучевую звезду.

И вся обитаемая территория благодаря вмешательству Гаунса Криспа оказалась очень хитро огорожена наиболее крепкими зданиями старой постройки, превращёнными во второй и третий круги обороны. Рыжий комендант неоднократно повторял, что мы будем атаковать аборигенов со стен города, благо, пороха и пуль достаточно, а ещё имеются пушки и баллисты. Ополченцы же будут резать ублюдков за стенами, либо подниматься и помогать нам. В критической же ситуации мы будем отступать вглубь города, оставляя ловушки. Обустройство этих ловушек было возложено на плечи Йекса Фельдеганса. Со своей задачей он справился великолепно.

Если уж и эту линию обороны голожопым удастся прорвать, то мы отступим ещё глубже в город, заманивая дикарей за собой. Будем надеяться, что другие фронтирские батальоны придут нам на помощь, таким образом, зажав почуявших лёгкую победу аборигенов в клещи.

Я не знал, какие силы нам в действительности противостоят. Гервиц обычно оставался спокойным после совещаний всех командиров, но однажды в трактире я подслушал разговор Гуна Хагеля с каким-то другим командиром ополченцев.

– Их много, – шёпотом говорил он, – их больше, чем просто много. Я и не догадывался, что в здешних краях вообще может быть столько людей. Стрелы их затмят всё небо. И когда эта звериная армада обрушится на Рубеж, нигде не будет нам спасения.

Потом Гун Хагель всё же заметил, что я подслушиваю, но ничего не сказал, а лишь несколько секунд пристально смотрел мне в глаза. Взгляд его был потухшим. Я сглотнул и отправился по своим делам.

Однажды я, Юргенс, Клифф и Хаймус возвращались с очередных учений.

– А пойдёмте– ка через старый район, парни, – предложил я.

И мы, миновав ряды плотной застройки, оказались в натуральном лесу, где на высоких насыпных холмах в гуще высоких и толстых деревьев виднелись древние особняки. Старый район был мал, но очень живописен.

– Красотища, – отметил Хаймус, – просто потрясающее место.

– Интересно, водятся ли тут дикие звери? – спросил Юргенс.

Я пожал плечами.

– Вряд ли, – ответил я, – скорее всего, дикоземельцы их давно съели или прогнали.

С такими разговорами мы спустились из старого района до какой-то улицы, которую не замечали ранее.

К нашему удивлению, лужайки у домов на улице были ухожены. Это казалось странным. Дома по-прежнему выглядели необитаемо – все окна и двери были заколочены. Однако, за лужайками явно кто-то ухаживал.

А ещё здесь было тихо. Настолько тихо, что тишина давила на уши. Мне сразу сделалось как-то неуютно, когда в окружающей тишине послышался шелест листвы на ветру, а затем заскрипела оторванная черепица на крыше одного из домов.

Мы молчали и двигались быстрее, чем обычно, желая как можно скорее пересечь улицу. На фоне всего города, хоть и полузаброшенного, но который пытались привести в порядок, где, всё-таки, были люди, она выглядела мёртвой.

– Не по себе как-то, – сказал Клифф, – давайте уберёмся отсюда скорее.

И мы убрались.

Правда, когда мы уходили, я всё же успел заприметить один домишко, сохранившийся лучше прочих. И почему-то подумал о том, что в таком домишке было бы самое то развлекаться с местными девицами.

ГЛАВА 7.

На следующее утро Драйтер вызвал Фобоса в свой кабинет.

– Семейной паре ханготских беженцев перерезали глотки, – сказал командир, сложив руки у подбородка. Он был необыкновенно хмур. Тревожные события последних дней накладывали неизгладимый отпечаток на прежде свежее лицо Драйтера – он слегка осунулся и посерел. Да и пышные прежде усы теперь выглядели совсем неряшливо и обвисли.

Фобос поинтересовался, когда это произошло и есть ли подозреваемые.

– Нет, – ответил Драйтер, – всё случилось несколько часов назад. Парни из патруля Танго нашли их в богатом особняке, где жил Хейзер.

Командир вкратце объяснил суть дела.

Фобос ничего не ответил, а лишь кивнул и вышел прочь. Что ж, расследование убийства. Давно не подворачивалось такой возможности.

Строго говоря, законники этим почти никогда и не занимались. Города фронтменов строились столько компактным образом, что преступнику было трудно укрыться от посторонних глаз.

И именно по этой причине большая часть преступлений совершалась залётными бандитами. В любых других случаях преступника обычно хватали добропорядочные граждане – и, как правило, устраивали самосуд с пеньковой верёвкой. Если уж и происходило что-то из ряда вон выходящее, то из Бирдена приезжала группа специально обученных филёров, которые принимались задавать кучу вопросов и долго копать под предполагаемого преступника. После этого они совместно с фронтменами устраивали на него облаву, раскланивались и отбывали обратно в столицу.

Но в этот раз филёры не приедут, слишком тревожно в Бирдене. Поэтому заниматься расследованием убийства предстоит Фобосу.

В одиночку ему не справиться. И поэтому он направился туда, откуда последнюю неделю не показывал своего носа Хорнет.

Законник слегка укорил себя за то, что не заходил к старому другу раньше. Теперь это больше походило на то, что он поджал хвост и побежал за помощью. Но в душе ему было не наплевать. Фобос просто хотел дать время отдохнуть своему бывшему командиру.

Двухэтажный деревянный дом втиснулся между лечебницей Падсона и гостиницей, закрытой на неопределённый срок. Хорнет со своей семьёй занимал в нём половину второго этажа.

Фобос открыл дверь и подошёл к конторке, за которой сидела усталая женщина.

– Хорнет у себя?

– А то как же, – сказала владелица дома. Очевидно, ей было скучно и хотелось поболтать, – как неделю назад заявился, так и не выходил. Но, думаю, у него всё в порядке. Я видела Сандру, она о нём, конечно, предпочла лишнего не говорить, но сообщила, что всё в порядке.

– Понятно, – ответил Фобос и поспешил убраться прочь.

Он поднялся по скрипучей лестнице и постучал в дверь квартиры Хорнета. Та отворилась. И в щели показалось миловидное лицо Сандры.

– Ох, Фоби, – женщина явно обрадовалась ему, – наконец-то ты пришёл.

Только у неё была прерогатива называть Фобоса ласковым словом «Фоби», а не мрачным, как стук по крышке гроба, «Фоб». Всё потому, что раньше они были очень близки… и могли бы быть и по сей день, если бы не Фобос. Несмотря на то, что Сандра оказывала миллион знаков внимания, законник старательно их игнорировал. И получилось то, что получилось.

Покраснев, он напустил на себя самый беспечный вид и вошёл внутрь.

К нему тут же подлетел десятилетний пацаненок – сын Хорнета. Фобос взъерошил ему волосы.

– Привет, щегол. Где папка?

– Дрыхнет, – пожал плечами мальчик.

– Он у себя в комнате, Фоби, – сказала Сандра, спровадив сына в другую комнату. Фобос пошевелил дверную ручку. Заперто.

– Вот ключ, – с готовностью произнесла Сандра. Законник отпёр дверь.

Внутри крошечной комнатушки царил полумрак. Окна были зашторены. Хорнет лежал на кровати. Он не спал. Увидев Фобоса, он повернулся на бок и пробурчал:

– Уходи, Фоб.

Но Фобос уходить не собирался.

Аккуратно переступая через пустые бутылки из-под вина, он прошёл к окну и раздвинул шторы.

– Не против, дружище? – спросил он, – немного света не помешает, как считаешь?

– Плевать, – устало ответил Хорнет и закрыл глаза.

Лучи солнца упали на стены, и комната перестала походить на склеп. Фобос отодвинул оконную раму, чтобы впустить свежий воздух. Затхлость начала выветриваться.

– Я и окно открыл, если ты не против, – осторожно сказал Фобос и уселся на край кровати, – как ты?

– Препаршиво, – сипло сказал Хорнет, – погано. Мерзко. Могу назвать ещё тысячу слов, но что изменится?

– Ты перегорел, приятель, – пожал плечами Фобос, – такое часто случается.

Сандра стояла в дверях, сложив руки на груди и нервно кусая губы.

– Сандра, дорогуша, – обратился к ней Фобос, – сделай нам кофе.

Женщина исчезла в дневном проёме.

– Помнишь Толстого Ривза? – спросил Фобос у Хорнета, – он тоже хандрил.

– А потом застрелился, – криво усмехнулся Хорнет.

«Что ж, – удовлетворённо подумал Фобос, – начало положено. По крайней мере, он не отмалчивается».

– Да уж, – вздохнул законник, – неудачный пример.

– Я не хочу, чтоб ты видел меня в таком состоянии, Фоб, – печально изрёк Хорнет, – я противен самому себе. Прячусь в своей конуре как побитая собака. Боюсь взяться за любое дело.

– Ты и будешь бояться, – пожал плечами Фобос, – до тех пор, пока не возьмёшься. На меня тоже накатывает в последнее время. Знаешь… трудно объяснить. Но я чувствую, как небеса темнеют и пытаются раздавить меня своим весом.

– Ты хотя бы сопротивляешься. Я-то уже по уши в этом дерьме и не знаю, как стряхнуть его с себя.

– Не соглашусь, – улыбнулся Фобос, – если бы ты был по уши в этом, ты бы пошёл по пути Толстого Ривза. Не так ли?

Хорнет ничего не ответил.

Несколько минут он молча смотрел в потолок, пока Сандра не принесла кофе в железных кружках. Аскетичный Хорнет и в походах, и дома пользовался грубыми солдатскими предметами обихода.

Законник отпил горький горячий напиток.

– Попробуй, Хорн, – сказал он, подув на кружку, – это чудно.

– Не хочется, – ответил командир, не притронувшись к кружке.

Он сложил руки на груди и вздохнул.

– И правильно, – вдруг сказал Фобос, – ведь это не сравнится с тем шоколадным варевом, которое изготовил тогда Одноногий. Помнишь ведь?

Командир издал какой-то нечленораздельный звук.

– Да уж, первый блин всегда комом, – продолжал Фобос, – полдня горелые куски из зубов выковыривали.