Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-19 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 112 страниц) [доступный отрывок для чтения: 40 страниц]

Всего германских Икаров прилетело шесть штук. И шесть «небесных колесниц» выстроилось в ряд на краю летного поля. Возле них суетились технари, видимо готовя самолеты к новому вылету, хотя ночью они вряд ли куда полетят. Гауптман ушел в дом, летный состав разместился во флигеле, а зольдатены стали обживать свою палатку и нарезать круги вокруг дымящей полевой кухни. Радисты отъехали на своем авто к ветряку и теперь возились там, видимо подключая аппаратуру к халявному электричеству. Местных аборигенов почти не видно. Егерь-лакей пару раз мелькнул в поле зрения, пара работников возилась возле пруда, да какая-то белобрысая девка проскочила с черного входа до сарая и мигом вернулась в дом, таща большую корзину…

Оставляю наблюдать Митяя с одним из казаков, и с остальными возвращаюсь на дневку думать и совещаться. Потом все идем «в гости» к графу… Типа, «заглянуть на огонек». Или самим его разжечь…

После короткого перекуса зову Митяева, Гриню и Андрейку.

– Вкратце ситуацию я вам рассказал. Аэродром надо уничтожать. Сейчас почти вся разведка у гансов на авиации держится. Поэтому идем туда прямо сейчас, чтобы успеть до ночи. Разбиваемся на три группы, у каждой своя задача. Первая – захват хозяина и его гостей. Охрану в самом доме они вряд ли поставят, поэтому со мной идут два человека. Вяжем их, оставляем до поры в доме под охраной.

Вторая группа работает по летчикам во флигеле. Их там шестеро. Гриня, ты со своими их блокируешь в здании, пока остальные будут работать на аэродроме. Местные – тоже на тебе. Там мы насчитали четверых. Тихонько спеленаешь, и пусть лежат. Оружие применять только, если надумают сопротивляться и поднимать тревогу. Да, там могут быть собаки. Возьми с собой порошок на всякий случай.

Михалыч, ты ведешь третью группу. Надо сначала снять часовых, потом разобраться с тридцатью гансами. Работать только тихо. По мере возможности действовать без крови, но если не будет другого выхода, – брать в ножи. После того, как закончим с людьми, займемся техникой. Начинаешь работать одновременно с Гриней.

Андрей, ты один с пулеметом управишься? Твоя задача будет – контролировать солдатскую палатку. Постараемся взять их тихо, у меня есть кое-какие мысли на этот счет, но в случае чего – делаешь из палатки решето, пока они не выбрались и за оружие не взялись. Мне Федор со своими кулаками нужен для другого.

Вот примерно так. Будем на месте, все детали еще раз обговорим. Может, Митька что-нибудь новое заметит. Вопросы есть? Нет? Тогда собираемся и выходим…

На этот раз дошли быстрее. Митяй со своим напарником оказались на прежнем месте. Ничего особенного с его слов за прошедшее время не произошло. Летчикам возле флигеля организовали нечто похожее на летнюю веранду какого-нибудь ресторанчика. Натянули полотняный тент и поставили под ним три столика и стулья. Там эти горячие германские парни и отобедали под фляжку коньяка. Еду приносили две горничных, грязную посуду забирала белобрысая девка, которая работала кухаркой, или посудомойкой. Аэродромная команда полакомилась шедеврами полевой кухни, теперь несколько человек копались внутри передвижной ремонтной мастерской, оборудованной в кунге, возле самолетов тоже продолжалась возня, а остальные занималась дальнейшим обустройством аэродрома…

Михалыч организовал неподалеку маленькую дневку без костра, все готовились к предстоящей ночи. А она будет трудной, но интересной. Я с командирами групп продолжал наблюдать за тем, что творилось на аэродроме и возле дома. Гансы закончили свои дела, над «птичками» натянули тенты и фельдфебель выставил часового, который стал прогуливаться вдоль самолетного строя, освещаемый тусклым светом двух фонарей, висевших на ремлетучке, стоявшей неподалеку. Еще один часовой был выставлен возле автомобилей. Так, засекаем время… Первый немец делает круг за пять минут, второму хватает три. Запоминаем. Теперь ждем смены караула и пока смотрим в другую сторону. Замечательно! Со стороны леса к флигелю подобраться проще простого. Летуны сидят за столиками, развлекаются картишками, пьют кофе, время от времени прикладываются к фляжкам и весело ржут. О, а вот и горничные, ужин несут героям небес. О чем-то разговаривают, смеются, кокетничают. Но без вольностей со стороны немцев. Наверное, понимают, что планы у дамочек на сегодня уже расписаны старшими кригс-камрадами и, скорее всего, без учета их пожеланий. А вот кухарку пощупать им дозволяется, поэтому бедная после пары шлепков по интересным местам, как угорелая несется в дом с горой посуды на подносе. И не похожа она на горничных. Те – явно выраженные паненки, а она – скорее всего деревенская, батрачка. Взятая в услужение из милости, типа: «Подай, принеси, не мешай, пошла отсюда!». Уже смеркается, летчики пошли в дом.

Солдаты, сидят у костра что-то негромко напевая и аккомпанируя себе на губной гармошке и чем-то струнном, кажется, мандолине. Дождавшись команды «Отбой», втягиваются в свою палатку. Фельдфебель с ефрейтором делают «Круг почета» по территории, видно последнему сегодня предстоит поработать разводящим. После этого выкурили по папиросе возле угасающего костерка, и фельдфебель тоже ушел дрыхнуть.

Высшее руководство уже вернулось из бани, на первом этаже горит неяркий свет, значит, сидят развлекаются дальше. Увидев это возвращение, я в очередной раз проникся тяжестью штабной службы… В баню и обратно начальство перемещалось на своем автомобиле. Несмотря на «длинную» дорогу в целых пятьдесят метров! Доставив груз по назначению, водила с чувством выполненного долга тоже пошел спать. Теперь уточняем детали.

– Гриня, твоя пятерка заходит к флигелю со стороны леса. Задача, как и говорили, – блокировать летчиков и местных. Они спят в ближнем сарае. Сделаешь, и ждешь, пока отработаем мы с Михалычем. В случае обнаружения – работать тихо, ножами. Огонь открывать в самом крайнем случае. Один выстрел, или крик, – и конец всей операции. Забери у Митяевских парней гранаты. Тебе они могут пригодиться, а им – не к чему. Все понял?

Блеснувшие в улыбке зубы, и утвердительный кивок в ответ:

– Ясно, командир!

– Михалыч, тебе сначала снять часовых, потом отработать палатку. Подрезаете растяжки, палатка сама упадет. Гансы полезут наружу, скорее всего без винтовок. На входе поставь Федора и еще кого-нибудь с хорошо поставленным ударом, по паре человек им в помощь с заранее нарезанными веревками. Бить так, чтобы ни единого писка не было слышно. Врезали, оттащили, связали, кляп в рот, потом следующего. Или лучше их всех сразу кончить?

– Я, пока лежал, рассмотрел их. Мужики все в годах, не особо и на вояк похожи. Так, обслуга в мундирах…

– У этой обслуги винтовок хватает, да и фельдфебель с ефрейтором – волки опытные, видно сразу. Так что, давай решать.

– Командир, сделаем тихо, без крови. Я сам с Федором встану.

Митяев при этих словах показывает свою нагайку. Я поначалу пытался запретить казакам брать на их на задания, но он парой демонстраций меня быстро переубедил. Да и часовых снимать – милое дело. Видел и неоднократно. Короткий взмах, нагайка обвивается вокруг шеи, не давая крикнуть, рывок назад-вниз, – и все. Нет часового. Есть связанный испуганный человек, лежащий на земле. Видно и сейчас Михалыч что-то подобное задумал.

– Ну, смотри, главное – чтобы все было без шума. На веревки возьмите ограждение летного поля, флажки вместо кляпов сойдут. Андрей идет с тобой, как и планировали. Если что пойдет не так, гасите немцев прямо в палатке.

– Командир, у меня четыре магазина, хватит всем. – Андрейка вставляет свои «пять копеек». – Потом на месте перезаряжусь, а торбу с патронами мне Федор донесет.

– Я с Митяем и Егоркой иду в дом, когда вы займете исходные и просигналите фонарями. Когда мы закончим, маякну с крыльца. Сигнал обычный. После него начинаете работать одновременно. Вопросы есть? Нет? Ну, тогда – с Богом! Выдвигаемся…

Мы подобрались почти вплотную к постройкам и едва не столкнулись с парочкой, озабоченной эротическими проблемами. Хотя, озабоченным был только «самец» – один из работников графа. Его спутницу я узнал только по смутно белеющей в темноте одежде – та самая блондинка – кухарка. Разговаривали они на местном диалекте, впрочем, понятном всем:

– Идзи сюды!.. Што ты выкабеньваешся? Усё адно пад германцав ляжаш! Дак якая розница, разам больш, разам менш?

– Пусци!..

– Ахты, курва, кусацца заманулася?!

Видимо, «кусацца» у девчонки получилось, и она рванула во тьме прямо на нас. Кобель, в смысле «самец», рванул следом. Только вот результаты у бегунов оказались разными. Кухарку перехватил Михалыч и, зажав ладонью ей рот, достаточно бережно прижал к земле. Следовавший на большой скорости преследователь не разобрался в обстановке и со всей дури ударил солнечным сплетением мой кулак, летящий навстречу. После чего закономерно перешел в горизонтальное положение и начал учиться дышать заново. Его тут же связали и повернули мордочкой вбок. Так, подождем немного, пока отдышится, и будем разговаривать. А пока поговорим с блондинкой.

Девчонка была еле жива от испуга. Даже в темноте было видно, что лицо у нее такое же белое, как передник. В темноте, конечно, можно ошибиться, но на первый взгляд – лет восемнадцать-двадцать, белая рубаха с вышивкой квадратиками, темная юбка до пят, из-под которой торчат то ли ботинки, то ли сапоги из кожи грубой выделки. Сидит, колотится крупной дрожью, не понимая даже, что инстинктивно прижимается к Михалычу, будто ища у него защиты. Присаживаюсь на корточки рядом, прижимаю палец к губам, мол «Тихо!». Потом начинаем разговор. Шепотом.

– Не бойся, мы тебя не тронем. Кричать не будешь? Если нет, кивни.

Целых три кивка, и все очень энергичные. Показываю Митяеву, чтобы освободил ей рот. Девчонка начинает ловить ртом воздух… Наконец-то, отдышалась.

– А вы хто будзете, панове?

– Мы – не панове, мы – русские, солдаты.

– Русския? А ну, перакрэстись.

Блин, я перед батюшкой так старательно не крестился. Троеперстием, справа налево.

– Да русские мы, вот тебе крест. Ты-то сама кто будешь?

– Ганна я, у ихнега сияцельства працую. Кухарка, да посуд мыю, яшчэ у пакоях прыбираюсь.

– А гнался за тобой кто?

– Да Мыкола, егер графский. Ён дауно да мяне прыстае…

Из последующего разговора выяснилась очень интересная история. Помимо попытки изнасилования, этому Миколе можно инкриминировать еще шантаж и нанесение побоев. Причем разным людям. Побои он со-товарищи нанес русскому офицеру, «взятому в плен» графскими егерями, и содержащемуся сейчас на псарне в отдельной клети. А шантажировал он кухарку Ганну, требуя себе «особое» расположение в обмен на молчание о последней. Я слушал рассказ девушки внешне спокойно, но внутри клокотала злость. Граф, самка собаки непонятного происхождения, приказал связать и бросить за решетку в прямом смысле этого слова офицера, пробиравшегося к нашим из окружения. Да еще кормить его соленой селедкой и почти не давать пить! Девчонка пыталась тайком дать ему воды, но была поймана этим вот лежащим сейчас козлом Миколой, и перед ней стоял выбор: либо удовлетворить желания егеря, либо получить кнута на той же псарне в наказание. Я не понял! Тут что, возрождение крепостного права в отдельно взятом поместье? Этот хренов аристократ надеется на свою безнаказанность? При встрече надо будет рассказать ему один из законов Мерфи, о том, что пули не осведомлены что «старший по званию имеет привилегии»…

Ладно, беседуем дальше. Офицеру чуть позже поможет Гриня, который придет на псарню вязать холуев. А меня интересует господский дом.

– Ганна, а в дом нас сможешь провести?

– Да, тольки там жа нямецкия афицэры з графам! И Ванда з Ирэнай. Гэта пакаёуки… ну, горничныя…

– Вот эти офицеры нам и нужны. Так проведешь?

– Ага…

* * *

Все готовы, всем все понятно, часы сверили, порядок действий еще раз обговорили. Начинаем…

Я со своими казаками тихонько крадусь в трех шагах за Ганной. Которая ведет нас в дом. Псарню уже «держат» двое из Грининой пятерки. Заходим через черный вход и попадаем в коридорчик между кухней и кладовкой. Девчонка берет керосиновую лампу в ведет нас дальше. Оп-па, а вот про это мы забыли. Сапоги довольно громко стучат по полу, несмотря на все старания идти тихо. Останавливаемся, обматываем их заранее приготовленными тряпками. Дальше пойдем «полотерами»… Что-то меня на нервное «Хи-хи» пробивает. Впрочем, так всегда перед боем… Мы уже в холле. Лестница на второй этаж, несколько дверей, на стене неярким светом горят такие же лампы, как у в руке у девушки. В своей простой одежке, в тяжелых, грубых башмаках, она вдруг напоминает мне главную героиню знаменитой сказки – Золушку. Не хватает только чепчика… Ганна тихонько двигается вдоль стены, и вдруг одна из дверей распахивается. Хорошо, что в нашу сторону. Нас окутывает облако женского парфюма. Из комнаты выходят обе горничные, одетые достаточно фривольно. Открытые плечи, спина, шелковые юбки для канкана, чулки, туфли, пышные прически, сильный аромат ландыша…

– Цо ты тут робишь, паскуда?

Вопрос к нашей проводнице, которая прошла по инерции пару шагов дальше, и теперь дамочки стоят к нам спиной и нас не видят. Это же замечательно! Синхронное движение, одновременно с Митяем подлетаем сзади, зажимаю рот паненки ладонью, нож уже в другой руке, провожу мерцающим в свете керосинки лезвием перед глазами своей жертвы, чтобы прониклась и не сопротивлялась. Дамочка впечатлилась дальше некуда. Обвисла мешком на руке, ноги не слушаются. У Митьки – та же ситуация. Только выпяченные глаза бегают по сторонам и никак не могут остановиться. Тихо заводим их обратно в комнату, парни привычно связывают руки-ноги, кляпы в ротики, помаду размазали, ну да это – не беда. Она им в ближайшие сутки больше не понадобится. А, может, и дольше. Митька, злодей, умудрился «обыскать» дамочек на предмет оружия во всех самых потаенных местах. Обе тушки уложены на ковер, отдыхайте, милые. А мы пошли дальше…

Егорка кошкой бесшумно взлетает на второй этаж, через минуту спускается, шепчет:

– Никого, все двери закрыты.

– Добро, идем дальше.

Далеко идти не пришлось. Мы подошли к двери, из-за которой доносились звуки разговора и музыки – похоже, канкана. Вот сюда-то нам и надо. Тихонько отодвигаю нашу Золушку в сторону. Сейчас мы вам такое спляшем – до самой смерти не забудете! Разговор притих, послышались шаги и дверь внезапно приоткрылась. Это – приглашение? Типа «Заходите к нам на огонек…»? Показываю своим на пальцах «Раз, два, три!» Заходим!..

ИНТЕРЛЮДИЯ. За полчаса до описываемых событий.

Трое мужчин сидели, развалившись в удобных креслах, возле догорающего камина. Комната, где они находились, была похожа на кабинет в каком-нибудь рыцарском замке, правда, без обязательных для последнего сквозняков. Стены, обтянутые гобеленами вместо новомодных обоев, были завешаны десятком картин, в основном портретов мужчин в разнообразных доспехах, и искусно выполненными чучелами кабаньих, волчьих и медвежьих голов. Справа и слева от камина на стене висела большая и достаточно изысканная коллекция оружия. Скрещенные гусарские сабли мирно уживались с похожими на мечи палашами, кинжалы, кортики и шпаги веерами заполняли все пространство стен, ниже висели старинные ружья эпохи Наполеоновских войн. Снизу, от пола подпирали эти сокровища стойки, выполненные из мореного дуба, с охотничьими ружьями различных марок. Блики каминного пламени и двух настенных светильников играли на благородных стальных клинках и золотых ножнах, переливались загадочными огнями в драгоценных камнях, украшавших оружие. Возле окна пристроился массивный письменный стол и шкаф с книгами, также выполненные из дуба. Рядом стояло механическое пианино, наигрывающее вальсы Шуберта.

Мужчины сидели вокруг небольшого столика, на котором удобно для них расположились хрустальный графин с благородным напитком, имеющим все права именоваться «Коньяк», рюмки, ящичек с сигарами, гильотинка и пепельница. На небольшом подносе стояли тарелочки – с аккуратно нарезанными кружками лимона и с маслинами.

Хозяин дома, самый старший из них, был одет в «охотничий костюм» – вышитую золотом венгерку и бриджи с хромовыми сапогами. Его гости еще два часа назад были одеты в форму офицеров кайзеровской армии, но сейчас они были задрапированы в длинные, расшитые драконами халаты.

Аромат сигары, глоточек коньяка, задумчивое разглядывание языков пламени, или переливающихся различными оттенками красного, углей в камине – все это настраивает на расслабленный разговор, неторопливо текущий сквозь время. В данный момент говорил мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами в подражание своему императору. Халат топорщил небольшой еще живот, которого на службе не было видно только благодаря искусству портного, сшившего мундир. Он обращался к своему спутнику, гладко выбритому, хорошо сложенному блондину лет тридцати пяти:

– Скажите, мой дорогой Генрих, Вам до войны не приходилось бывать в России? Нет?

Ну, мой друг, тогда Вы многое пропустили. Мне повезло побывать на столетии их знаменитой битвы – Бородино. Да, именно та война, когда мы вместе сломили хребет этому зазнайке Бонапарту. Парады, балы, охота… А какие в Москве Сандуновские бани! С несколькими офицерами одного из гвардейских полков мы провели там милый вечер. И там же один из них научил меня закусывать коньяк лимоном, сообщив по секрету, что способ лично изобретен кузеном нашего доброго Кайзера императором Николаем Вторым… Кстати, баня нашего любезного хозяина ничем, практически, не уступает московским. Поверьте слову знатока. Я за свою жизнь пробовал турецкую, японскую, финскую бани. И могу заявить, что русская баня занимает в этом списке далеко не последнее место. Все-таки, Генрих, эти русские не зря называют себя третьим Римом – их термы, это нечто. Но, у Вас все впереди. После победы, Вам несомненно предстоит вместе с иными славными воинами сопровождать нашего доброго Кайзера в его триумфе по покоренной России. Мы пришли в эту страну, как хозяева и нам, по священному праву победителей и настоящих германских рыцарей предстоит вкусить удовольствия. Их земли, их богатства, и, наконец, их вина, женщины и термы. Древние германцы покорили Рим, и теперь мы должны сделать это с новым, третьим Римом.

– Простите, мой любезный барон, – подал голос обладатель расшитой венгерки, граф Ян Казимир Каплицкий. – Вам с высоты начальника оперативного отдела штаба корпуса, конечно же, виднее. Но я не один год живу в этих краях, и знаю этих диких москалей. У них есть пословица – «Не делите шкуру неубитого медведя». Они еще сильны, и могут доставить много хлопот доблестным войскам кайзера Вильгельма. Да, кстати, Ваше сравнение с древним Римом навело меня на интересную мысль. У меня находится «в плену» русский офицер. Этот bastard пробирался к своим после очередного окружения и осмелился просить у меня приюта и помощи. К сожалению, он был вооружен, поэтому пришлось прибегнуть к хитрости. Штабс-капитан был накормлен, напоен, уложен отдыхать. Но, заснув на кровати, он проснулся связанным на псарне, где я держу своих гончих. Его саблю я решил использовать в качестве кочерги для камина. На что-то большее после пребывания в руках москаля она не годится. – С этими словами он поднялся и, взяв стоявшую в углу шашку с золоченой рукоятью, показал ее сидящим.

Самый молодой мужчина в компании презрительно-брезгливо усмехнулся, но граф, ворошивший угли в камине, этого не заметил.

– Так вот, господа, поскольку прозвучала аналогия с древним Римом, я считаю, что можно было бы возродить некоторые римские традиции, например, гладиаторские бои. Я завтра же отдам распоряжение, чтобы из моего поместья привезли медведя. И мы посмотрим, кто окажется сильней: мой зверь, или этот москаль. Как Вам моя идея, господин барон?

– К сожалению. граф, дела службы требуют моего постоянного присутствия в штабе. Я смог принять Ваше любезное приглашение только благодаря необходимости проконтролировать передислокацию авиаотряда нашего дорогого гауптмана, и передать ему необходимые бумаги и карты. Для нас, офицеров кайзера, воинский долг превыше всего. Все удовольствия мы получим после того, как разгромим русских дикарей. Их командование проявляет такое неумение управлять войсками, что я не сомневаюсь в скорой победе. Кстати, мой дорогой граф, отчего Вы не уберете вон ту фотографию, – барон указал на стоящий на полке шкафа фотоснимок, запечатлевший хозяина дома с группой русских генералов и полковников, стоящих возле охотничьих трофеев. – Она Вам дорога, как память? А не кажется ли Вам, что подобная ностальгия вызовет ненужные вопросы?

Глаза графа моментально стали холодно-колючими.

– Милый барон, мой патриотизм и преданность Германии и Кайзеру не требуют доказательств. Что же касается этой фотографии, – каждый приносит пользу Германии на своем месте. Каждый воюет на своем фронте. Этот снимок для меня – тоже охотничий трофей, причем один из самых удачных. Эти глупцы и болтуны и не подозревали, надменно позируя фотографу над поверженными животными, что истинной целью охоты были они сами. Содержание их разговоров очень быстро стало известно в узких кругах в Берлине и Вене. И в немалой степени помогло Генеральному штабу в планировании военных действий. Вы же не будете отрицать, что получали время от времени информацию, далеко выходящую за пределы компетенции начальника дивизии. Тем более, что в большой степени мне помогло одно из изобретений господина Эдисона.

При этих словах ошеломленный оберст-лейтенант непроизвольно покосился на стоящий на письменном столе фонограф, и сделал достаточно неуклюжую попытку «невзначай» прогуляться до окна и проверить, не включен ли аппарат.

Гауптман, воспользовавшись паузой, подошел к камину и взял в руки шашку. Обтерев клинок прихваченной по пути белоснежной салфеткой, высокомерно, тонко и леденяще вежливо поинтересовался у хозяина:

– Ваше сиятельство, золотая рукоять и вот этот красный крестик на ней, насколько я знаю, указывают на то, что оружие – наградное, не так ли? Не будете ли так любезны перевести эту надпись на немецкий язык? – С этими словами он протянул графу шашку эфесом вперед, и в свете углей сверкнула строка славянской вязи «За храбрость».

Оберст-лейтенант, почувствовав смятение графа и увидев возможность реванша, подошел к камину и заинтересовано осмотрел клинок. Граф, поморщившись, неохотно перевел. Гауптман тем временем продолжил более спокойным тоном:

– Вы правы, господин барон, мне не доводилось бывать в России. Но с русскими я не раз встречался в воздухе. И могу Вас заверить, господа, что они по-рыцарски, честно и храбро сражаются на своих аэропланах даже против превосходящего противника. И пусть их генералы тупы и неграмотны, зато солдаты и офицеры, по рассказам сослуживцев, сражаются храбро и мужественно. И я думаю, что исход войны от них зависит также, как и от решений их невежественного начальства, может быть даже в большей степени, чем мы предполагаем. А еще мне помнятся слова великого Бисмарка «Превентивная война против России – самоубийство из-за страха смерти». И если мы воюем против русских, то глупо не считать их опасными и достойными противниками.

Что же касается якобы плененного офицера, я бы настоятельно рекомендовал Вашему сиятельству передать его германским военным властям для помещения в лагерь для военнопленных согласно его статуса.

– Господа, давайте не будем в этот чудесный вечер рассуждать слишком много о серьезных вещах! – Граф быстро попытался выкрутиться из неудобной ситуации. – Сегодня наши волнения должны быть только приятными.

Он поднялся с кресла, подошел к замолкшей пианоле и стал менять перфоленту. После первых звуков канкана, подошел к двери, приоткрыл ее и, повернувшись к своим гостям, пафосно изрек:

– Оставим на время бога войны Марса, и обратимся к Эросу! Сейчас здесь появятся те, кто помогут окончательно превратить этот вечер в чудесный праздник, исполнят все Ваши самые смелые желания, и, надеюсь, произведут на Вас незабываемое впечатление…

* * *

На счет «Три» мы и зашли. Внезапно и быстро. Открывавший дверь поймал от меня коленом в ж… спину и решил научиться выполнять самый любимый армейский норматив. В смысле – «Вспышка сзади!». Люгер в руке, ствол – на сидящих, следом тут же влетают мои парни, тоже с пистолетами в руках. Грамотно, не перекрывая линию огня, обходят меня с двух сторон, еще мгновение, и стволы находятся в опасной близости от ошарашенных немецких мордочек, хозяева которых и не думали совершать какие-то телодвижения. Кроме хлопанья глазами. А что еще будут делать здравомыслящие немцы, если вместо двух «красоток кабаре» в комнате появились три непонятных человека, но с вполне понятным оружием в руках. Три черных дульных среза – достаточно убедительный аргумент сохранять неподвижность. Которая, оказывается бывает разной.

Лучше всех держался капитан. Бледный, ошеломленный, но сохраняющий спокойствие, достоинство и, видно по глазам, трезвый рассудок. Сразу все поняв, он медленно и аккуратно положил шашку на стол эфесом от себя. Грамотный!

Остальные находились в состоянии психологического нокаута, где-то на полпути между истерикой и обмороком. Граф даже не пытался подняться. Ну, пора и пообщаться…

– Бляйбэн штандхальтн! Капитулирн! (Оставайтесь на местах! Сдавайтесь!)

И персонально – графу:

– Штейт ауф! (Встать!)

– К-кто в-вы так-кие?.. Чт-то ва-вам н-надо?.. Ка-ка-к сюд-да п-по-опали? – У графа из-за трясущейся челюсти дикция сильно хромала, но общий смысл фраз был понятен.

– Исключительно из вежливости отвечу на ваши вопросы. Мы пришли за германскими офицерами и портфелем господина подполковника. А на вопрос «Кто мы такие?» можете ответить сами, вы же видите погоны.

– Майн гот… – побледнев, тихонько охнул подполковник, мешком оседая в кресло. Капитан решил проявить инициативу:

– Я – гауптман Генрих фон Штайнберг. С кем имею честь беседовать?

– Подпоручик Гуров Денис Анатольевич.

– Вы и Ваши люди – партизаны?

– В какой-то степени – да. Не будем сейчас вдаваться в тонкости нашей службы. Все, что вам необходимо знать – вы с подполковником взяты в плен. Обо всем остальном сможем поговорить чуть позже. А сейчас меня интересует только один вопрос – где портфель? И что в нем находится?

Колоть их надо сразу, чтобы не успели опомниться. Кажется, у Богомолова это называлось «моментом истины».

– А если мы откажемся отвечать? Согласно Конвенции мы можем сообщить только имя, звание и подразделение, где проходим службу.

Капитан, оказывается, не только самый храбрый, но и самый хитрый. Торговаться он еще со мной будет! Как говорил Киса Воробьянинов – «Я считаю этот торг неуместным!» И торговаться мы не будем…

– Мне нужен только один пленный. И он будет очень впечатлен геройской и мучительной кончиной своего коллеги от рук русских варваров. Мне все равно, будут на нем погоны гауптмана, или оберст-лейтенанта. Выбор за вами.

– А что будет со мной? – Польский аристократ довольно быстро пришел в себя, услышав начавшиеся торги.

– Вопрос не ко мне… – породистая сволочь при этих словах еще более приободрилась. – А к штабс-капитану, которого приводят в чувство на псарне.

Оп-па, а чего это мы так съежились? И взбледнулось их сиятельству совсем не по-детски. Ну, посиди, посиди, очухайся. Я же все понимаю, тонкая ранимая душа, тяжелые переживания, нечистая совесть, точнее – полное отсутствие таковой… А мы пока продолжим общение с геррами официрами:

– Повторяю свой вопрос – где портфель?! Чтобы вы не питали иллюзий, скажу сразу – все ваши люди блокированы, и на помощь прийти не смогут.

– Если я скажу Вам где портфель, Вы оставите мне жизнь? – Да, недолго аристократ переживаниями был занят. Сразу почуял, где можно гешефт сделать… Только вот глазки у него горят как-то нехорошо. Не иначе, пакость какую задумал. Ну, да и мы настороже будем, но показывать это не станем.

– Граф!!! Как Вы смеете?!! – Вот прорвало подполковника. – Этого никак нельзя делать!!!

И вскинулся бы, да пистолетный ствол, упертый в лоб, мешает. Как бы Егорка лишнюю дырку в немце не сделал.

Капитан тоже напрягся, но с места не двинулся. Понимает, что одно движение – и он превращается в труп. А раскраснелся-то как, хоть прикуривай. На груди из-под распахнутого халата виднеются два шрама в виде ромбиков. Наверное, дуэльные, от шпаги… На лице – ненависть и презрение… Пора продолжать спектакль.

– Если вы отдадите портфель, то еще немного поживете на этом свете. И молитесь каждый день, чтобы никогда больше со мной не встречаться.

– Идемте вон к той картине, – граф еще осторожно, но достаточно уверенно двинулся к портретам предков. – Там у меня потайной сейф.

Ну, пойдем, посмотрим. Заодно спровоцируем – пистолет в кобуру уберем. Подходим к стене, хозяин нажимает что-то снизу рамы, та откидывается на петлях в сторону, открывая доступ к небольшой металлической дверце, украшенной литыми завитушками с поворотным цифронабирателем, который напомнил сейф фон Борка из последней серии про Шерлока Холмса. Встаю за спиной, делаю вид, что смотрю в сторону стола. Щелчок замка, дверца с лязгом открывается, спина графа становится напряженной, он делает резкий разворот, в правой руке зажат револьвер. Моя правая рука уходит вниз по дуге, удар ребром ладони по запястью, железяка падает, рука возвращается и попадает снизу по челюсти. Ну, ты же не Цезарь, чтобы делать два дела одновременно. Если собрался стрелять – стреляй, зачем еще что-то говорить? Вот и прикусил свой язычок, правда, с моей помощью. И серьезно так прикусил, аж кровь на губах. А теперь и глазки закатывает, на ковер падает. Артист! Показываю рукой Митьке, чтоб связал сиятельного, сам возвращаюсь к столу.

Оберст-лейтнант смотрит на свое хозяйство в моих руках с таким отчаянием, что невольно я начинаю подозревать что выиграл очень крупный джек-пот. Гауптман катает желваки на скулах, глаза сузились, руки вцепились в подлокотники с такой силой, что аж пальцы побелели. Нет, так дело не пойдет. Надо их обездвижить. Ставлю портфель на стол, и в следующий миг гауптману внезапно прилетает рукояткой пистолета по темечку. Легонько, для расслабления, ничего личного. Немец теряет сознание, парни, сходу поняв что нужно делать, привязывают летуна к креслу. Надежно так, ручки к ручкам, ножки к ножкам. Теперь пусть попробует дернуться, когда очнется. Второй, по всему видно – штабной, глядя на младшего товарища, и не думает сопротивляться. Митяй его точно также привязывает к другому креслу. Пришедший в себя граф лежит связанный на полу, периодически постанывая. Револьвер я подобрал, так что никакого оружия у них под рукой нет. Значит, можно действовать дальше.