Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-19 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 112 страниц) [доступный отрывок для чтения: 40 страниц]

– Ну и как Вам, мой «крестник», герр оберст?

– Достойный офицер, и не из тех, кто склонен бездумно щелкать каблуками, – чуть помолчав, ответил Николаи, – честен, и не забывает тех, кто сделал ему добро. И при этом он верен присяге. Но у него, как я вижу, есть еще одна черта характера, которая может быть как полезной, так и вредной для дела – его нельзя причислить к бездумным исполнителям приказов. Я думаю, что стоит дать ему оперативный псевдоним, совпадающий с название операции – Гавейн. Ну а теперь, когда рыцарь готовится к новым ратным подвигам, и к спасению принцессы, придется заняться менее приятными субъектами. Герр фон Тельхейм, нам пора побеседовать со злодеями, покушающимся на жизнь ее императорского высочества великой княжны…

Часть 8

Неприметно одетый господин средних лет в одиночестве сидел за столиком небольшого кабачка в портовом пригороде Гамбурга, неторопливо куря, изредка делая маленький глоток коньяка из стоявшей перед ним рюмки, и не обращая внимания на немногочисленных посетителей заведения. Последние, впрочем, тоже не страдали излишним любопытством и занимались своими делами.

Через стол от него, прислонившись к стене, дремал бедно и неряшливо одетый тип с длинными волосами, висевшими сальными сосульками, и лицом горького пьяницы. Время от времени он открывал глаза, обводил помещение мутным взором, затем отхлебывал из стоявшей перед ним оловянной кружки, и снова погружался в прежнее полудремотное состояние. У входа скучала пара молодых людей, по одежде похожих на мелких портовых служащих. Последним живым существом был кельнер, неторопливо протирающий большой салфеткой рюмки, фужеры и кружки, стоявшие на барной стойке.

Спустя какое-то время на улице послышались голоса, и в заведение ввалилась веселая компания, состоявшая из трех студентов, судя по одежде, из достаточно обеспеченных семей, тянущих за руки упирающуюся девицу. Впрочем, было заметно, что она давно привыкла пользоваться популярностью у мужчин и отнекивалась больше для того, чтобы набить себе цену, нежели искренне.

Молодежь обосновалась за соседним столиком и громко потребовала кельнера, чтобы сделать заказ. Неприметный господин усмехнулся уголком рта и хотел сделать очередной глоток коньяка, как девица, вспорхнув со своего места оказалась рядом и громко поинтересовалась:

– Господину скучно? Господин случайно не меня ожидает?

Ответом послужил сначала внимательный взгляд, затем короткая категоричная фраза:

– Нет, фройляйн, не вас.

– В таком случае могу показать того, кого вы ждете. – Девица, наклонившись, понизила голос. – Пригласите нас за столик.

После этой фразы один из студентов быстро пересел со своего места, оказавшись напротив господина, а остальные стали негромко перекидываться короткими фразами вместе с подсевшей к ним подругой.

– Вы искали встречи со мной. – Молодой человек внимательно и напряженно рассматривал сидевшего перед ним. – Зачем? Знаете ли вы, что подобное любопытство часто бывает опасным для здоровья?

– Вас в детстве не учили вежливости, юноша? – Майор фон Тельхейм усмехнулся. – Хотя бы первым представиться старшему по возрасту не нужно?

– А вы уверены, герр… что действительно хотите это знать? – Студент надменно посмотрел на собеседника, затем быстро выхватил из левого рукава узкий стилет. – Пан Вацлав Ковальский. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Это тот человек, с которым я должен был здесь встретиться… Посмотрите внимательно вот сюда. – Майор, не глядя не тускло блестящий клинок, неторопливым движением отодвинул опустевшую рюмку и затушил сигарету в пепельнице, не обращая внимания на пьяницу, который в этот момент снова пришел в сознание, сделал очередной глоток, громко рыгнул, обдав пространство вокруг себя крепким пивным духом и снова откинулся к стене. – А теперь, мой юный друг, гляньте на другую руку!

В голосе фон Тельхейма зазвучал металл. Заглянув под стол, «студент» увидел зажатый в руке миниатюрный браунинг, нацеленный прямо на него.

– Не делайте глупостей, юноша! Одно движение пальца, и ваши близкие будут молиться день и ночь, чтобы вы остались живы с пулей в животе… А если вы действительно Вацлав Ковальский, то, может быть назовете мне девичью фамилию жены вашего двоюродного брата Яцека, который сейчас служит в Польском легионе полковника Пилсудского, и расскажете, что из себя представлял тайник, в котором вы прятали его письма к невесте по его же просьбе?.. Молчите? Тогда убирайтесь прочь, мне с вами не о чем разговаривать!

Студент с побледневшим лицом, как вытащенная на берег рыба, несколько раз открыл и закрыл рот, не зная, что делать дальше. Молчали и его друзья за соседним столиком. Внезапно один из портовых служащих поднялся и подошел к спорщикам.

– Юзик, пересядь к остальным и смотрите за входом. – Отдав распоряжение, он повернулся к майору. – Девичья фамилия жены моего брата – Конопчанка, а тайник находился в трещине фундамента каплицы, которая стояла у развилки дорог. Я удовлетворил ваше любопытство, герр?..

– Герр Шульц, с вашего позволения, пан Вацлав.

Поляк достал правую руку из кармана пиджака и присел на освободившееся место.

– Так, все же, зачем вы искали меня?

– Дело в том, что я ищу людей для проведения одного… рискованного и опасного мероприятия, могущего принести огромную выгоду всем участникам. К вам мне порекомендовали обратиться персоны, хорошо вас знающие. Они заверили, что это дело не каждому по зубам, но назвали вас и вашу группу, как самых лучших исполнителей подобных акций. Я надеялся, что у нас состоится серьезный разговор, а вместо этого смотрю на устроенный здесь дешевый балаган.

– Простите, герр Шульц, некоторые меры предосторожности. Тем более, что вы очень похожи на полицейского.

– Почти угадали, я действительно ношу мундир. – Фон Тельхейм усмехнулся, заметив появившееся напряжение во взгляде поляка. – Но здесь я выступаю в роли сугубо частного лица, выполняющего… скажем так, просьбу определенной группы людей. Достаточно могущественных, и, замечу, очень богатых, чтобы к их мнению прислушивались.

– Хорошо, герр Шульц, давайте перейдем к делу. Можете говорить свободно, у меня нет секретов от своих товарищей по борьбе. – Пан Вацлав горделиво выпрямился и даже слегка расправил плечи. – А этого спящего сквалыгу мы сейчас…

– Это было бы несколько опрометчиво с вашей стороны. – Майор повернул голову в сторону столика, за которым клевал носом незадачливый пьянчужка. – Герман, можешь заканчивать спектакль и спокойно допивать свое пиво.

Только что спавший нетрезвый бродяга мгновенно протрезвев, обвел присутствующих колюче-пристальным взглядом, будто прицеливаясь в каждого, а потом неожиданно улыбнулся и отсалютовал кружкой. Что-то похожее на уважение на миг промелькнуло в глазах поляка, затем он усмехнулся. – Ваш человек так правдиво изображал пьяницу, что я, признаться, поверил… Ну, что ж, чужих ушей здесь нет, можете говорить спокойно, герр Шульц… Или, вероятней всего, герр ФОН Шульц?

Фон Тельхейм, не торопясь, достал из внутреннего кармана портсигар из вороненой стали, невзначай повернул его так, чтобы собеседнику была видна серебряная монограмма Круппа на крышке, вытащил и закурил новую сигарету. Затем задумался на пару секунд, а потом задал неожиданный вопрос:

– Господа, зная вас, как пламенных патриотов Польши, хочу спросить… Вы не хотите исполнить свой долг перед вашей многострадальной Родиной, создать реальную предпосылку для обретения ею независимости, и одновременно заработать крупную сумму? Скажу сразу, речь идет о цифре с пятью нулями.

– В какой валюте? – охрипшим вдруг голосом спросил один из «студентов».

– В любой, какую вы укажите. Марки, фунты, франки, доллары… Я представляю… определенные финансовые круги, для которых выбор валюты, равно, как и размер суммы являются незначительными деталями. – Майор откинулся на спинку стула и с наслаждением затянулся ароматным табаком.

– Начало очень интересное. Расскажите теперь, герр Шульц, что мы должны сделать. – Ковальский быстро оправился от неожиданности, в глазах появился хищный алчный блеск.

– А вот сейчас, мой дорогой пан Вацлав, я все же буду настаивать на разговоре тет-а-тет, как говорят лягушатники. – Вежливость фразы немного диссонировала с жестким тоном, которым майор ее произнес. – Это – не моя тайна, и даже не тех, кто меня послал. Не хотелось бы в случае утечки информации разбираться кто и по какой причине ее допустил. Поэтому, пусть ваши спутники пересядут за самый первый столик у входа, Герман последует их примеру. Вместе им будет удобней присматривать за тем, чтобы нам никто не помешал.

Юзик хотел было возмущенно что-то ответить наглому незнакомцу, но одного взгляда Ковальского, брошенного на него, было достаточно, чтобы все слова остались непроизнесенными.

– Делайте то, о чем попросил герр Шульц! – Поляк проводил взглядом девицу, «студентов» и последовавшего за ними спутника фон Тельхейма, затем повернулся к майору. – Теперь можете говорить свободно, нас никто не услышит. Так в чем будет заключаться наша задача?

– Необходимо переправиться в Россию, там связаться с людьми, которых я назову. Они помогут вам разместиться и даже устроиться на работу. Вы ведь, если не ошибаюсь, по первой профессии инженер-путеец? По сигналу вы должны быть в указанном месте в указанный час. Задача – остановить нужный поезд и изъять из него… одну очень высокопоставленную персону, которую впоследствии передать нашим представителям.

Пан Вацлав удивленно смотрел на майора, безмятежно пускавшего дым к потолку.

– Герр Шульц, вы хотите, чтобы мы… напали на поезд… русского царя?!..

– Нет, что вы, пан Вацлав… При всем моем уважении, такая задача, боюсь будет вам не под силу. Императорский поезд хорошо охраняется… В отличие от двух санитарных поездов, в которых простыми сестрами милосердия служат очень знатные дамы, находящиеся в родстве с… некоторыми Высочайшими особами.

За столом повисла мертвая тишина, от неожиданного предложения Ковальский оправился не сразу.

– То есть вы предлагаете нам захватить одну из великих княж…?!

– Пан Вацлав! Будьте немного сдержанней!.. Нет нужды произносить то, что вы уже поняли… – Фон Тельхейм бесцеремонно перебил собеседника, затем перешел на шепот. – Русский царь будет посрамлен, если он не смог защитить даже своих детей, как он может управлять империей. В стране начнутся волнения, и это может здорово поспособствовать заключению сепаратного мира и выходу России из войны.

– А в чем же выгода ваших финансовых кругов? – Поляк уже понял идею и теперь старался разобраться в нюансах.

– Выгода заключается, во-первых, в том, что увеличатся военные заказы для победы над Антантой и появятся новые источники сырья из России. А во-вторых, можно будет сыграть на биржевой панике, которая непременно возникнет после этого события. Приведу вам пример столетней давности. На Парижской бирже, когда было несколько сообщений о высадке сосланного узурпатора Бонапарта, каждое из них сопровождалось паникой. Во время которых знающие люди, скорее всего и организовавшие эти сообщения, буквально за день сколачивали баснословные состояния.

– Хорошо, ваш интерес я понял. – Ковальский решил задать самый важный вопрос. – Только вот как это поможет, по вашим словам, обрести независимость нашей многострадальной Польше?

Фон Тельхейм внимательно глянул на собеседника, еще раз затянулся сигаретой и продолжил:

– Об этом лучше спросить господина Пилсудского. Как по-вашему, за что воюют ваши земляки в рядах австро-венгерской армии? Неужели полковник стал бы создавать воинские части и участвовать в войне, не имея определенных договоренностей с Кайзером и австрийским императором?.. Ваши соотечественники из Польского легиона, да и все поляки, просто не поймут вас, если будет упущен такой шанс.

Хорошенько обдумайте то, что вы услышали. А завтра, к примеру, в два часа дня здесь же дадите мне окончательный ответ…

Интерлюдия. Принц и Павлов.

Доктор с недоумением посмотрел на конверт, и, не найдя подписи отправителя, вскрыл его и достал небольшой листок бумаги, на котором было написано торопливым почерком: «Уважаемый Михаил Николаевич! Не откажите в любезности еще раз побеседовать со мной и Петром Всеславовичем. Павлов».

Михаилу Николаевичу хотелось не спеша, обстоятельно проанализировать события последних часов, а посему он немедля отправился на квартиру к Бартонду, запасные ключи от которой ему вручил накануне предусмотрительный хозяин. Прибыв на место, доктор собственноручно заварил в объемистом фарфоровом чайнике ароматный напиток, прихватил связку баранок и занял место за письменным столом. В списке неотложных дел, который он набросал на листе бумаги, на первом месте стояло – немедленно связаться с капитаном Бойко и Гуровым. Но долго заниматься планированием ему не дал Николай Петрович, который, не раздеваясь, вбежал в комнату, потрясая каким-то конвертом и, едва отдышавшись, почти прокричал своему другу:

– Миша, может, ты объяснишь, что значит сия бумага?

На бланке университета было начертано предписание, в соответствии с которым приват-доцент Бартонд Николай Петрович откомандировывался в распоряжение верховного начальника санитарной и эвакуационной части всех фронтов, генерала от инфантерии Его Высочества принца Ольденбургского.

– Не торопись, Николай, сейчас разберемся, а пока попей чайку.

В этот момент в дверь позвонили, а через мгновение на пороге появилась фигура ротмистра Воронцова.

– Господа, прошу меня простить за столь бесцеремонное вторжение, но дверь была не заперта. Я к Вам с новостями от академика Павлова.

– Подождите, с новостями, уважаемый Петр Всеславович. Возможно, Вы в курсе столь неожиданных изменений в моей судьбе? – с этими словами Бартонд передал ротмистру предписание.

– Успокойтесь господа, как раз об этом я и хотел с Вами переговорить. Кстати, Николай Петрович, Вы не один, кто получил подобный приказ. Ваш покорный слуга, по согласованию с товарищем Министра внутренних дел, командующим отдельным корпусом жандармов, свиты Его Величества генерал-майора В.Ф.Джунковского также откомандирован в распоряжение принца Ольденбургского. Да и Вы, Михаил Николаевич, по моим данным получите аналогичный документ. Но об этом, я думаю, Вы услышите лично от Его высочества. А сейчас, господа, у нас просто нет времени на разговоры. Я взял на себя приятную обязанность передать Вам письменное приглашение Его высочества прибыть на церемонию награждения «ЗА ПОЛЕЗНЫЕ ОБЩЕСТВУ ТРУДЫ», которая состоится в четыре часа пополудни во дворце генерал – губернатора.

Я, как уже видите, в парадном мундире, а Вам предстоит примерка подобающего сему случаю костюма. – Ротмистр крикнул по направлению к двери. – Егор, заноси!

В комнату вошел молодой унтер, сжимающий в каждой руке вешалку с фраком. Ошеломленные врачи быстро переоделись. К их неимоверному удивлению костюмы подошли идеально, что не могло не вызвать общий вопрос к ротмистру, который доктора произнесли практически хором:

– Петр Вячеславович, но, как и когда Вы сумели?!..

Ротмистр был явно доволен тем, что сюрприз удался, пообещал все подробно объяснить попозже и произнес в заключение:

– Академик Павлов, попав в аналогичную ситуацию, рассмеялся и сказал мне: «В тайной канцелярии есть всё!». И я с ним полностью согласен. В путь, господа, автомобиль ждет.

Поездка заняла минут пятнадцать, и за это время Петр Всеславович лаконично рассказал о предыстории сего события.

– Скажу Вам по секрету, господа, что среди весьма обширного списка награжденных есть бесспорный фаворит. И решение посетить Москву и лично вручить ему орден Св. Анны третьей степени, подвигло Его высочество принца Ольденбургского несколько изменить график своих переездов. Но это того стоит. То, что сделал сей достойный негоциант, так или иначе, повлияет на судьбы сотен людей. И мы с Вами, господа, в их числе. Но дело было так: в начале апреля, в Петроград приехал из Сибири один из купцов Сычовых. Из старообрядцев, в летах, хотя иного молодого за пояс заткнет. Состояние богатейшее, а единственный наследник – юноша двадцати годов, который, надо же так случиться, подхватил пневмонию. Отец всех светил медицинских созвал, в пояс кланялся, золотом осыпал – а сыну все хуже. А тут как раз академик Павлов к профессору Ижевскому приехал, новый генератор электромагнитный привез. Так Сычев-старший, не поверите, в полночь в гостиницу к Ивану Петровичу прорвался. Я как раз соседний номер занимал и все сам слышал. Дверь буквально с петель снес, на колени упал, плачет и просит сына спасти. Обещал половину капитала отписать.

– А что академик? – заинтересованно спросил Михаил Николаевич, – к нам на передовую лишь слухи доходили, да статьи газетные. Иные щелкоперы имели наглость писать, что, мол, Нобелевский лауреат заработать на горе чужом решил, златому тельцу поддался. А излечив больного, куш урвал, не побрезговал.

– То, что юношу с того света вытащили, – это святая правда. А насчет злата… Когда Сычев со стряпчим приехал, дабы слово купеческое исполнить и половину имущества на Ивана Петровича переписать, тот ни копейки не взял. Сказал только: «А вот если желает Федор Поликарпович внести лепту свою в дело победы российского оружия в годину военную, да и изобретениям новым помочь, чтоб солдатиков раненых и увечных врачевать способнее было», то от помощи институту не откажется. И пригласил его в Попечительский Совет. Но, господа, пока все, мы прибыли.

Автомобиль затормозил возле хорошо известной всем жителям первопрестольной резиденции главноначальствующего над Москвой князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. На входе стояло несколько городовых, которые сверяли прибывающих со списком и лишь изредка просили предъявить приглашение. Во избежание возможных недоразумений там же присутствовал один из адъютантов князя. При виде ротмистра, стражи порядка вытянулись во фрунт, так что докторам не пришлось даже представляться.

В белом бальном зале были установлены ряды мягких стульев. На них, невольно дистанцируясь, от прочих гостей, разместилась весьма живописная группа награждаемых, которую так и хотелось назвать «могучей кучкой». Игумен, пара-тройка представителей московского дворянства из старых фамилий, несколько промышленников, медики. На хорах чуть слышно опробовал свои инструменты небольшой оркестр, ибо по сценарию торжественного вечера помимо награждения был назначен благотворительный аукцион и концерт, все доходы от которых планировалось разделить между московскими госпиталями. Под колоннадой громадой волнолома возвышался длинный дубовый стол, прикрытый бархатной скатертью. Среди непременных стеклянных сифонов с сельтерской водой и хрустальных стаканов для президиума был приготовлен и аукционный молоток.

В первом ряду стульев, возле прохода выделялся могучей статью и бородой в стиле Александра III мужчина весьма уважаемых лет. На его несколько старомодном сюртуке, полностью отсутствовали золотые побрякушки, которыми, чего греха таить, любили украшать свой костюм некоторые представители преуспевающего купечества, и сразу бросалась в глаза медаль на Андреевской ленте.

– А вот и господин Сычев, – тихонько шепнул докторам ротмистр. Но дальнейший разговор прервали распахнувшиеся двери и зычный голос мажордома объявившего присутствующим:

– Верховный начальник санитарной и эвакуационной части всех фронтов, генерал от инфантерии, Его высочество принц Александр Петрович Ольденбургский… Главноначальствующий над Москвой, генерал – лейтенант, его сиятельство князь Феликс Феликсович Юсупов граф Сумароков-Эльстон… Его Высокопревосходительство товарищ Главноуправляющего собственной Е. И. В. канцелярией по учреждениям императрицы Марии, действительный тайный советник, академик Иван Петрович Павлов.

Оба вошедших генерала по случаю военного времени были одеты в походные мундиры. Однако перепутать их было просто невозможно. Принц превосходил князя не только летами и званиями, но и ратными делами. Об этом красноречиво говорили знаки орденов Святого Георгия 4-й степени и Святого Владимира 2-й степени с мечами, полученные им еще в прошлом веке за подвиги в Русско-турецкой войне. Невзирая на преклонные лета (семидесятилетний юбилей был отпразднован год назад), Александр Петрович отличался отменной выправкой, а его знаменитые усы были лихо, по гвардейской моде, закручены вверх.

Иван Петрович Павлов был известен своим принципиальным неприятием роскоши и нелюбовью к золотым пуговицами и лацканам, белым штанам и треугольным шляпам, а посему даже на этой церемонии был не в вицмундире, а во фраке. Больше впечатления производили прямые гладкие волосы, высокий лоб мыслителя, и седая борода, аккуратно расчёсанная на обе стороны. А вместо орденов, коих у него было немало, поблескивал серебром и белой эмалью нагрудный знак Российского Общества Красного креста под покровительством императрицы Марии Федоровны.

В ученых кругах некогда ходил анекдот о том, что получив орден Станислава, академик отдал его своим маленьким сыновьям в качестве игрушки, что дало основание чиновникам от науки обвинять его в фраппировании общественного мнения.

Вслед за ними в зал проследовало несколько корреспондентов столичных и иностранных газет, фотографы, оператор с кинокамерой, а так же представители богемы, которые искренне считали свое присутствие на подобных мероприятиях целью всей своей жизни.

Официальную часть открыл принц Ольденбургский. Первые слова его приветственной речи были привычны для подобных мероприятий. Фраза о том, что: «Он счастлив, видеть столь достойных сыновей отечества, в славных делах которых возрождается подвижничество Кузьмы Минина…» была традиционной, а потому и предсказуемой. Корреспонденты газет лишь имитировали записи в своих блокнотах, как вдруг Его высочество, мельком взглянув на Павлова, произнес следующее:

– Господа, вручая Вам награды от имени Государя и Отечества, я горд тем, что на Вашей груди воссияют ордена и медали Российской Империи и как старый солдат, я полностью разделяю вот эти слова поэта: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд…». Спасибо Вам, за деяния Ваши, люди русские!.

И, после этих слов, Александр Петрович, выйдя из-за стола, отвесил новоиспеченным кавалерам низкий поклон.

После секундной паузы зал взорвался аплодисментами. Карандаши репортеров забегали подобно ткацкому челноку, с некоторым опозданием захлопали пистоны магниевых вспышек, щедро обдав стоящих рядом белым пеплом. И лишь кинооператор дисциплинированно начавший крутить ручку камеры с первыми же словами принца, успел запечатлеть абсолютно весь эпизод, ставший на протяжении нескольких следующих недель самой популярной кинохроникой, а отдельные кадры, зафиксировавшие поклон принца, весьма выгодно продал газетчикам.

Далее процесс награждения продолжился по отработанному ритуалу, тем более, что присвоение чинов и награждение орденами в Российской Империи основывались на четкой неархаической системе. И лишь объявление о том, что купец первой гильдии Сычов Федор Поликарпович награждается орденом Святой Анны третьей степени с присвоением чина шестого класса по ведомству учреждений императрицы Марии вызвало недоуменное перешептывание одних и завистливые взгляды других присутствующих.

После окончания церемонии бы объявлен короткий перерыв, после которого должны были начаться благотворительный аукцион и концерт. Воспользовавшись паузой, принц Ольденбургский перенаправив всю энергию газетчиков на хозяина дома князя Юсупова, подошел к Павлову:

– А Вы были правы, Иван Петрович, рекомендуя именно такой сценарий речи. Четко, кратко и по существу. Я бы даже сказал: по-суворовски. Только, вот, что милейший профессор, я вынужден поставить перед Вами ультиматум: Или Вы называете имя этого таинственного пиита, или же признаете своё авторство. Признайтесь, Иван Петрович, что служите двум музам одновременно. Этакий слуга двух господ. Как это Вы изволили сами называть: физик и лирик? Хе, хе, хе…

Павлов присоединился к смеху и, лукаво улыбаясь, ответил:

– Александр Петрович, позвольте сохранить анонимность автора. Как честный человек, скажу только одно: у меня просто очень хорошая память.

– Иван Петрович, у нас немного времени. – Отсмеявшись, принц перешел на серьезный тон. -

Давайте поступим так: еще раз вместе поблагодарим Федора Поликарповича за его более чем щедрый вклад в дело развития нашего института экспериментальной медицины, а точнее. – создания его особого Московского филиала. А после, не сочтите за труд, представьте мне рекомендованных Вами врачей и начальника службы безопасности.

Принц и академик, раскланиваясь на ходу со знакомыми лицами лавируя в толпе, подобно двум кораблям, проходящим через замерзший фарватер, направились к Сычову. На то, что бы преодолеть каких-то полтора десятка метров пришлось затратить не меньше пяти минут. Его высочество издавна слывший галантным кавалером, как истинный русский офицер, не мог себе позволить пройти мимо прекрасных дам, или юных дев, не звякнув шпорами, не сказав пару – тройку тонких комплиментов и не приложиться с поцелуем к очаровательным ручкам.

Но необходимо отметить, что и его высокопревосходительство действительный тайный советник и нобелевский лауреат, оказался далеко не схожим с сухарем или книжным червем и в галантности не уступал старому гвардейцу, что не осталось не замеченным. Вырвавшись на «оперативный простор» Ольденбургский весьма одобрительно, но с оттенком удивления отметил:

– Иван Петрович, мы с Вами знакомы, дай Бог памяти, почти четверть века. Но должен заявить, что в последние месяцы Вас просто таки не узнать – молодеете на глазах. Я знаю – не курите, да и спиртного не принимаете, к физическому труду привычны, в городки, говорят, чемпиона среди студентов разгромили, но тут поневоле тянет «Фауста» перечитать.

– Никакой мистики, Александр Петрович, а один лишь материализм и научный подход.

Хотя и душевный настрой много значит:

«Ничего, что виски побелели

Но глаза тем, же светом горят

Никогда, никогда не стареет

Тот, кто смолоду сердцем богат»

– А ведь эти слова, прямо таки о Вас и написаны, Александр Петрович. За Вами, когда Вы на фронт выезжаете или в тылу с чинушами нашими сражаетесь, иным поручикам не угнаться. И неизвестно где труднее приходится: под германскими снарядами, для коих красный крест ничего не значит, или с ура-патриотами местными. А от них подлости любой ожидать можно. Дай им только волю, так за мошну свою и Веру и Царя и Отечество оптом продадут, иль заложат. Вот Суворова Вы сегодня упомянули, а Александр Васильевич говаривал: «Я был ранен десять раз: пять раз на войне, пять раз при дворе. Все последние раны – смертельные».

Но разговор сей, Александр Петрович, позвольте считать отложенным до времени. Да и место стоит удачнее выбрать: или в Вашем вагоне, казачков перед этим кордоном выставив, или у меня под Москвою.

На этом собеседники прекратили свой диалог и достигли, наконец, цели своего «вояжа». Федор Поликарпович между тем находился в плотном окружении состоящим из «акул пера» и своих же московских коллег по цеху. И если первых интересовала любая, но желательно пикантная информация о причинах столь неожиданного высочайшего внимания, то вторые пытались, воспользовавшись новым знакомством и сделать хороший гешефт.

Ставший совершенно неожиданно для себя «Вашим высокоблагородием», Сычов, тем не менее, не потерял природной смекалки. Благодаря преимуществу в росте, он первым увидел подошедших Ольденбургского и Павлова, и совершенно неожиданно для окружающих, поклонился со словами: «Ваше высочество…». Принц, которого позабавила растерянность на лицах, тем не менее, пресек любые попытки интервью. Ответив вежливым кивком, он произнес:

– Господа, я сожалею, что мне придется лишить господина Сычова удовольствия общения со столь приятным обществом, но война диктует свои законы. Федор Поликарпович, я еще раз благодарю Вас за щедрую и бескорыстную помощь Российской науке. Прошу Вас не оставлять вниманием заседания нашего попечительского совета.

– Непременно, Ваше Высочество, – ответствовал купец, – но зная, что Ваш поезд опять отправляется за ранеными на передовую, взял на себя смелость приготовить небольшую посылочку для солдатиков наших. Дары лесов Сибирских: орешки кедровые, масло, живица. Любую рану излечить поможет. Позвольте передать?

– Ну, что ж, Федор Поликарпович, захвачу с удовольствием. Вот только попросим нашего гостеприимного хозяина посыльного выделить и Вашу передачу в мой автомобиль загрузить.

– Не взыщите, Ваше высочество, но дело сие и самому Ивану Поддубному не под силу будет. Да и авто у Вас, чай не грузовое? В посылочке той орешков пудов сто будет, маслица столько же, да и живицы толику малую – тысячу фунтов. А к ней, примите Ваше Высочество, сей фолиант. В нем рецепты собраны да советы лекарей наших, русских, исконных!

– Федор Поликарпович, а Вы не перестаете нас удивлять и радовать. С благодарностью принимаю дары Ваши, а с добром врученные они вдвойне силу целительную получат. А книгу Вашу прикажу сегодня же скопировать и передам список с неё лично в руки академика Павлова. А что, Иван Петрович, найдется чему поучиться медикам нашим, особенно с дипломами заморскими, у Руси – матушки?

– Не сомневаюсь в том, Ваше высочество. Народ наш талантами веками славится. Травники русские еще князей первых киевских от недугов спасали. Да недаром же в народе поговорка ходит: «Чай, не химия, какая, чай, природные дары!». – Не стоит затрудняться по поводу списка, Ваше Высочество, – почтительно, но с улыбкой добавил Сычов и, желая видимо сразить аудиторию наповал, протянул Павлову еще один экземпляр книги.

Отдав необходимые распоряжения по срочной доставке «даров земли сибирской» на вокзал, принц вместе с Павловым, нигде более не задерживаясь, направились к выходу из зала. Внимательно наблюдающий за всеми перемещениями Ольденбургского, ротмистр, явно действуя по некой инструкции, шепнул Бартонду и Михаилу Николаевичу:

– Господа, нам пора, прошу следовать за мной, Его высочество не любит долго ждать.

Уже на улице к ним подошел адъютант Ольденбургского, вежливо поприветствовал докторов, а Петру Всеславовичу передал на словах следующее: «Его Высочество назначил аудиенцию в личном поезде. Охрана предупреждена, Вас пропустят безотлагательно». И добавил от себя: «Господа, рекомендую поторопиться». Ротмистр с докторами немедля загрузились в автомобиль и гонка началась. Конечная цель путешествия находилась на железнодорожной ветке у распределительного госпиталя, который разместился на территории Казенного винного склада № 1. Сей «храм» поклонников Бахуса был закрыт еще 31 октября 1914 в связи с введением в стране сухого закона вплоть до окончания военных действий. Однако, как отметил еще великий Салтыков-Щедрин: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». А посему Складу № 1 «позволялось производить спирт для нужд армии и учреждений народного здравия, отпускать вино иностранным гражданам и дипломатическому корпусу, выполнять заказы на поставку спирта союзнической Франции». Внесли свою лепту и фармацевты. Часть производственных мощностей была переориентирована на выпуск лекарственных средств на спиртовой основе. Дабы скоротать дорогу, ротмистр рассказал парочку смешных историй о том, какие причины находили начальники санитарных поездов, дабы постоянно прибывать, или отправляться именно с этой железнодорожной ветки.