Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-19 (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Зурков
Соавторы: Игорь Черепнев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 112 страниц) [доступный отрывок для чтения: 40 страниц]
Но зато вечера были прекрасны. Фройляйн Грета, заручившись согласием врача, регулярно читала вслух своему подопечному разнообразную литературу, аккуратно обновляемую майором. Частые встречи сдружили двух офицеров. Майор, будучи старшим и по возрасту, и по званию, относился к гауптману как к своему протеже и, заручившись его согласием, перешел на обращение по имени, естественно без посторонних лиц. Да и его добротный прусский юмор всё чаще звучал в разговоре.
Сочинения Дениса Давыдова сменила «Партизанская война» Гершельмана, а «Войну и мир» Толстого – «Преступление и наказание» Достоевского.
Попав в этот конвейер исцеления и самообразования, гауптман даже не заметил, как во время очередного планового медицинского осмотра с него сняли мерку и в одно прекрасное утро майор фон Тельхейм вместо очередной порции книг привез великолепно пошитый и отлично выглаженный офицерский мундир. Не был забыт и Железный крест 2-го класса, аккуратно приколотый к кителю.
– Прошу примерить, герр гауптман. Ваш эскулап, наконец, дал добро, и мы можем с Вами совершить небольшую автомобильную поездку.
Фройлен Грета поспешила удалиться из комнаты, а фон Штайнберг на какое-то мгновение, прижал мундир к сердцу, а затем с помощью денщика майора стал облачаться в идеально сидевшую на нем форму.
Вот только с кителем возникли небольшие проблемы, перевязанная рука никак не хотела влезать в рукав. Его пришлось набросить на плечи. Фон Тельхейм поспешил утешить, несколько расстроенного барона нехитрой прусской шуткой:
– Ничего, Генрих, не расстраивайтесь. Мундир для пруссака все равно, что корсет для парижанки, но и она, будучи в положении, носит его расшнурованным. А Вам, все же терпеть не 9 месяцев. Ха-ха-ха… И желая окончательно успокоить собеседника, громко позвал:
– Фройлен, прошу Вас, заходите и полюбуйтесь на нашего героя.
Грета, которая и не думала далеко уходить, вернулась в комнату и сияющими восторгом влюбленными глазами окинула взглядом польщенного таким вниманием барона.
– Герр фон Штайнберг, Вы настоящий немецкий рыцарь и не один другой костюм, каким бы роскошным он не был, не подходит Вам лучше.
– Да Генрих, я чуть не забыл. Вы награждены Железным крестом 1-го класса, который получите лично из рук полковника Николаи, а вот этот знак боевого отличия, примите прямо сейчас.
И он прикрепил к кителю, чуть ниже Железного креста «Знак за ранение» 3-й степени.
– Поздравляю, Генрих, но я думаю, что в списке Ваших наград, Вы никогда не подымитесь до первой степени, во всяком случае, в этой номинации. Ха-ха-ха…
Фройлен Грета, не понимая о чем идет речь, попыталась вступиться за, как ей показалось, обиженного возлюбленного и ответила:
– А я прямо-таки уверена, что герр барон достоин самых высших наград и рано или поздно их получит…
Но её слова прервал жизнерадостный хохот майора, к которому присоединился и несколько сконфуженный гауптман. Грета, не видя ничего смешного в своих словах, покраснела и выбежала из комнаты.
И только вечером, пожилая кухарка, почтенная наружность которой так и просила добавить к имени Марта приставку – Благочестивая, заслужившая это «звание», как утверждали злые языки, своей повышенной любовью к гусарам, уланам и прочим «кентаврам» Прусской армии открыла ей причину веселья, вызвав, впрочем, новую волну смущения:
– В перечне «боевых заслуг», моя милая, дающих право на награждение знаком 1-й степени в золоте есть, увы и ах, и потеря мужского достоинства…
Более серьезный разговор между офицерами состоялся уже в автомобиле.
– Запомните, Генрих, наш с Вами шеф, совершенно не похож на заурядного прусского оберста, которых Вам пришлось повидать немало. Этот человек имеет право делать доклад непосредственно Кайзеру и от его этой информации зависят жизни сотен и тысяч германских солдат, да и судьба фатерлянда в целом. Отвечайте смело на его вопросы и не старайтесь произвести впечатление. Он привык оценивать своих сотрудников, а Вы уже – один из нас, по конкретным делам. Могу добавить ещё одно – Вы везучий человек, Генрих. И если удача и дальше не оставит Вас своим вниманием, то следующую награду, Вам придется примерить на свою шею. – На несколько недоуменный взгляд собеседника, майор конкретизировал. – Pour le Mйrite, это как минимум!
За этим разговором, а если быть абсолютно точным, – монологом, время пролетело незаметно, тем более что прославленные немецкие дороги напоминали больше разглаженное утюгом полотно, на котором не осталось не малейшей морщинки. Автомобиль остановился возле одноэтажного особняка, окруженного ажурным металлическим забором. Водитель несколько раз посигналил, открылась калитка и седой высокий мужчина, с выправкой старого служаки подошел к машине и заглянул в салон.
– Здравствуйте, герр фон Тельхейм! Герр оберст уже дважды справлялся о Вас. Он кстати во дворе знакомиться с пополнением. Прошу Вас, заезжайте, и не удивляйтесь.
Машина въехала в обширный двор. Посреди неспешно прохаживался оберст, с мужественным лицом и коротко подстриженными чуть седоватыми волосами и усами. Его собеседником был несколько полноватый мужчина в тирольской шляпе, в бриджах и сапогах, в общем, в том костюме, который обычно принято надевать на охоту.
Казалось, что они полностью увлечены своим разговором и подчеркнуто не обращали внимания на четверых щенков немецкой овчарки, которые сидели один возле другого. Знаток собачей души сразу же понял бы, каких усилий стоило этим полугодовалым малышам выполнение последней команды: «Сидеть. Место». Им было так любопытно, им так хотелось сорваться с места и с лаем обежать всю эту неизвестную территорию или, подражая своим родителям тщательно её обследовать. Но приказ Хозяина был категоричен.
– Замечательно, Вилли! – наконец прореагировал на собак оберст. – Уникальные экземпляры. Мы забираем всех четверых и это только начало, друг мой! Нам потребуется еще. И как Вы смотрите на то, что бы организовать питомник прямо здесь у нас?
Майор и гауптман вышли из автомобиля, денщик фон Тельхейма заботливо поправил на плечах фон Штайнберга китель и подал ему фуражку.
– Наконец-то Вы прибыли, господа. Посмотрите на этих красавцев. – Оберст рукой показал на щенят. – Знакомьтесь: достойные потомки прославленного Роланда фон Штаркенбурга, и в некотором роде наши новые сотрудники… Господа, не сочтите меня негостеприимным хозяином, но когда вижу этих великолепных созданий Творца, то забываю правила хорошего тона. Прошу Вас, ко мне в кабинет.
Вопреки подобному заявлению, гостей, несомненно, ждали. На столике возле нескольких тарелок с бутербродами, стоял кофейник, чашечки, – в общем, всё, что нужно, чтобы прибывшие утолили голод.
– Сейчас война, господа, а посему прошу простить за спартанские условия. – С этими словами гостеприимный хозяин достал из шкафчика плоскую серебряную фляжку с изображением охотничьих ружей и поставил ее на столик рядом с небольшим бархатным футляром. И совсем неожиданно, во всяком случае, для фон Штайнберга, вместо слов, приглашающих к столу, прозвучало:
– Майне херрен, прошу внимания!
И гауптман, и даже майор, который, скорее всего, этого ждал, мгновенно вытянулись.
– Гауптман фон Штайнберг, за проявленные доблесть, мужество, героизм, и блестящее выполнение боевой задачи я имею честь от имени Кайзера вручить Вам Железный Крест 1-го класса. Хох!!!!!
Все трое дружно выпили, после чего фон Тельхейм, занявший стратегически важную позицию рядом с фляжкой с коньяком, быстро наполнил рюмки. После ответного тоста фон Штайнберга, в котором он поблагодарил за награду и заверил, что готов немедленно стать в строй, разговоры временно прекратились. Среди простой, но питательной закуски, гауптман отметил и наличие копченостей, явно домашнего производства. Похоже, что таланты его егерей в охоте и кулинарии оказались востребованными и оцененными командованием. Фон Штайнберг с аппетитом поглощал бутерброды, тем более, что обеденное время уже настало, а пребывание в госпитале приучило к питанию по часам. Впрочем, оберст и майор не отставали в этом благом деле, на практике подтверждая, завет Великого курфюрста Фридриха Вильгельма I Бранденбургского: «Война – войной, а обед по распорядку» – свято выполняется настоящими прусскими офицерами. Примерно, через двадцать минут, когда пустые тарелки напоминали о своём содержимом лишь масляными разводами, наступил черед и отдать должное горячему, ароматному напитку, под который так приятно вести неспешный разговор, особенно, если это Kaffeeklatsch – полуденный кофе.
Естественно, что право начать разговор принадлежало хозяину этого дома – оберсту Николаи:
– Тишина, приятное общество, чашка настоящего кофе, и, как будто, снова мир, meine Herrn. Но даже этот напиток напоминает о войне. Говорят, что именно этот напиток, а точнее отсутствие его, подняло наших прадедов против деспотии Наполеона. И вот, какова превратность судьбы, – мы снова скрестили свой меч с Францией, но, теперь против нас и Россия. Кстати, герр гауптман, Вы, как говорят, стали, а может, и были давним и искренним поклонником русских, не так ли?
Фон Штайнберг был ошеломлен таким продолжением праздничного обеда.
– Если Вы имеете в виду, мою искреннюю благодарность высказанную командиру русских партизан лойтнанту Гуроффу, за его рыцарское отношение к противнику, который находился в его полной власти, то я и сейчас готов это повторить. Тем более, что это не нарушает данную мной присягу Кайзеру. И что бы там не донес или продолжает доносить этот негодяй Обермайер, которому русские, кстати, тоже подарили жизнь…
На этом месте оберст Николаи, до этого внимательно слушающий гневную тираду барона, кивнул каким-то своим мыслям, и, остановив его жестом, обратился к фон Тельхейму:
– А Вы оказались правы, майор, теперь не так часто встретишь таких честных людей, как наш гауптман, которые умеют помнить добро. Успокойтесь, герр фон Штайнберг, я вполне разделяю Ваши чувства, но для нашей службы важнее не только слова, сказанные человеком, который фактически вторично родился, но и те, которые Вы произнесли в защиту пленного русского офицера в беседе с несчастным оберст-лойтнантом и графом. Николаи открыл кожаную папку, достал оттуда лист бумаги и зачитал: «Вы правы, господин барон, мне не доводилось бывать в России. Но с русскими я не раз встречался в воздухе. И могу Вас заверить, господа, что они по-рыцарски, честно и храбро сражаются на своих аэропланах даже против превосходящего противника. И пусть их генералы тупы и неграмотны, зато солдаты и офицеры, по рассказам сослуживцев, сражаются храбро и мужественно. И я думаю, что исход войны от них зависит так же, как и от решений их невежественного начальства, может быть даже в большей степени, чем мы предполагаем. А еще мне помнятся слова великого Бисмарка „Превентивная война против России – самоубийство из-за страха смерти“. И если мы воюем против русских, то глупо не считать их опасными и достойными противниками. Что же касается якобы плененного офицера, я бы настоятельно рекомендовал Вашему сиятельству передать его германским военным властям для помещения в лагерь для военнопленных согласно его статуса…»… И не стоит все валить на «злобного гения» Обермайера. Этот недалекий человечек, из породы прирожденных лакеев в данном случае ни при чем. Это дело рук покойного графа. Я затрудняюсь даже предположить, кому он служил по настоящему, но зато уверен в одном: главным врагом для него была Россия. Ян Казимир Каплицкий ненавидел всех русских – от Императора и до последнего крестьянина, которым он объявил своеобразную вендетту. И если до войны он умел сдерживать свои порывы и его работа была полезна Рейху, то с началом военных действий и с приближением германской армии, эмоции взяли верх над рассудком. Вся Ваша беседа была тщательно застенографирована одним из его секретарей. Обычно этим занимались горничные, но в этот вечер, у них была другое задание. После того, как их развязали, они позаботились в первую очередь не о раненых и надышавшихся фосгеном летчиках, а о том, чтобы выпустить этого «писаря» из тайной комнаты. Надеюсь, Вы не сожалеете, что не успели вкусить их прелестей? Ну-ну, не стоит обижаться, я всего лишь пошутил. На самом деле, Вам повезло. У графа эти две «особы» выполняли самые разнообразные функции: соблазнение, шантаж, подслушивание, а в их комнатах, в шкатулках с косметикой были найдены запасы снотворных препаратов, кокаин и даже яд. Наши люди вытрясли из них все, что они знали. Отсюда у нас эта стенограмма, они же показали и настоящее кладбище, на котором без молитв и отпевания закопали тех, кто попал в руки этому сумасшедшему полуполяку. Для горничных и секретаря там, кстати, тоже нашлась яма.
Майор, поняв, что после такой информации, просто таки необходимо принять «лекарство», налил рюмки до краёв и, произнеся традиционное «Прозит», первым лихо вылил ее содержимое в рот. Николаи и гауптман последовали его примеру.
После короткой «терапевтической» паузы, Николаи продолжил:
– Но, как мне кажется, майне Херрен, достаточно предаваться воспоминаниям. Пришла пора полностью ознакомить Вас, дорогой барон, с некоторыми подробностями, имеющих государственную важность и аналогичный гриф. И начну, пожалуй, с самого печального – Германия проигрывает эту войну.
После этих слов, фон Штайнберг вскочил с кресла и прерывающимся голосом практически выкрикнул:
– Если это шутка, герр оберст, то я считаю её крайне неудачной. А если Вы опять пытаетесь проверить мою преданность Фатерлянду, то в таком случае я готов немедленно написать рапорт и с маршевой ротой уйти в окопы. Там, во всяком случае, всё проще: враг впереди, свои – рядом…
Оберст с грустной улыбкой не прерывая, выслушал эту гневную тираду, и продолжил:
– Герр гауптман, я бы никогда не позволил подобные шутки о судьбе Германии, а Ваш отказ спасти свою жизнь ценой нарушения присяги Кайзеру, ставит Вас вне всяких подозрений об измене Рейху. Но успокойтесь и выслушайте короткую лекцию, которую прочтет нам фон Тельхейм.
Майор вздохнул и начал с неожиданного вопроса:
– Скажите, барон, как Вас кормят в госпитале? В Берлинских ресторанах Вы ведь не были с момента последнего отъезда на фронт?
Гауптман перед тем как ответить лихорадочно соображал: какое отношение может иметь госпитальное меню к возможному поражению Германии в войне.
– Не знаю, как другие, но я не могу пожаловаться. Вот разве, что кефира могло быть и поменьше – с улыбкой ответил Штайнберг.
Эта немудреная шутка разрядила обстановку, а майор, который лечился в этом же госпитале полгода назад, добавил парочку анекдотов о чудачестве доктора и офицеры дружно рассмеялись.
– К делу, господа, к делу. – Отсмеявшись, заметил оберст. – И на фронте, и в госпитале, барон, не Вы, ни Ваши солдаты не испытывали недостатка в продовольствии. И это правильно, ибо воин должен сражаться, а забота о его желудке – дело тыловых чиновников. Но, хочу обратить Ваше внимание, герр гауптман, на то, что в Германии в целом, появились трудности с продуктами питания. С февраля этого года по карточкам выдают всего 225 граммов хлеба в день и это только начало. Да, мы пока одерживаем победы, но так долго продолжаться не может. Война на два фронта истощает Германию. С одной стороны – Франция, с другой – Россия, а в море проклятый Роял Неви уничтожает нашу торговлю.
– Многие наши политики и генералы слепо следовали словам Наполеона о том, что для победы в войне нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. – Заметил фон Тельхейм.
В этот момент оберст снова включился в диалог:
– С деньгами в Рейхе дела обстоят неплохо, но этого недостаточно. Я знаю, барон, что Вы в последнее время много времени уделяете чтению книг русских писателей. Хочу внести и свою лепту. И Николаи процитировал несколько стихотворных строк на русском языке:
Он был глубокий эконом
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему.
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет
– Это великий русский поэт – Пушкин.
Затем оберст повторил их на немецком, а далее вновь продолжил майор.
– Наши военачальники свято верили в возможность молниеносной войны на два фронта и заставили поверить в это самого Кайзера. И, казалось, что они правы и галльский петушок практически ощипан и готов к жарке, но тут ударили русские.
Их армии прошлись по Восточной Пруссии железным катком (кстати, не в первый раз). И пусть нам удалось частично разбить, а частью отбросить их войска, но в итоге, Франция устояла и теперь, перед нами реальные перспективы позиционной войны. А каково будет в окопах нашим солдатам, которые из писем узнают, что их родители, жены и дети недоедают, а там недалеко и до урезания их собственного пайка. Hungriger Bauch lдsst sich mit Worten nicht abspeisen (Голодное (пустое) брюхо словами не наполнишь).
Кроме того, в отличие от англичан и французов, этих русских в основной массе очень трудно заранее просчитать. На одном участке фронта они могут полками сдаваться в плен, а на другом, расстреляв все патроны, броситься в штыковую атаку и драться до последнего солдата. А теперь появился и доселе неучтенный фактор – партизанские отряды, о которых, герр барон, Вы знаете не понаслышке. Новостью для Вас может стать информация о том, что некий подпоручик Гурофф был замечен в крепости Новогеоргиевск. Мы попытались реконструировать путь его отряда и подсчитать людские потери. В итоге выходит, мы по самым скромным оценкам потеряли до батальона пехоты. Но даже не в этом главное. Была почти полностью парализована работа тыловых подразделений, и, как следствие, наши войска продвинулись не так далеко, как было запланировано.
А теперь чудовищные взрывы артиллерийских складов в том же Новогеоргиевске и отстрел снайперами группы высших офицеров Рейха в присутствии самого Кайзера…
Гауптман, наконец-то успокоившись, опустился в мягкое кожаное кресло и задумался. Сказать, что он был удивлен, – означало ничего не сказать. Новости о трагической гибели от пуль неуловимых стрелков нескольких высших генералов Германии и о чудесном спасении Кайзера периодически доходили до него, но обрастали самыми фантастическими подробностями. И как это очень часто бывает, рассказчики готовы были поклясться, что «услышали это от САМОГО…». Далее шли разнообразные вариации, включающие личного шофера, врача, повара, адъютанта и пр.
– Да, да, Вы не ослышались, герр барон – именно отстрел. – Николаи продолжил объяснения. – Заявление в газетах о том, что они погибли в результате взрывов на складах с боеприпасами, вызванными нарушением «этими русскими варварами всех писанных и не писаных правил хранения», не более чем дань общественному мнению. Хотя, нам известно, что какая-то толика информации все-таки просочилась пока, к счастью в виде неопределенных слухов.
Интересно, что часть этих событий были сняты на кинопленку кинооператорами, которые были должны увековечить для потомков триумф германского оружия. Теперь эта пленка изучается нашими специалистами буквально кадр за кадром. Но вопросов появляется больше чем ответов на них. Кстати, один из них я сейчас задам Вам…
Герр гауптман: тогда в замке, Вы не заметили в отряде этого Гуроффа лиц с характерной азиатской или британской внешностью, или может быть кто-то говорил по-английски?
Фон Штайнберг отрицательно покачал головой.
– Не торопитесь, подумайте. У нас есть некоторые подозрения на тот счет, что этих русских партизан готовили японские инструкторы, а бритты, командировали туда своего офицера. А эти два народа всегда были известны своим пристрастиям к тайным операциям… Ну, нет, так нет. Теперь перед нами стоит одна сверхзадача: вывести Россию из войны, сделать ее если не своим союзником, то хотя бы нейтральной. Покойные Гинденбург и Людендорф пытались поставить русских на колени и, как господа, диктовать им свою волю. И хотя древние завещали нам: «De mortuis aut bene, aut nihil». (О мертвых или хорошо, или ничего), я вынужден сказать, что погибнув на поле брани, эти генералы принесли пользы больше, чем оставаясь в строю. Другие политики пошли еще дальше. Они пытаются уничтожить Россию, отравляя её революционными бациллами. Подобно Японии, которая финансировала в прошлую войну российских социалистов различного разлива, эти господа занялись тем же самым, но в гораздо больших масштабах. Они пытаются натравить «призрак коммунизма», который, по словам их духовных отцов Маркса и Энгельса «бродит по Европе», на российскую монархию. Но, при этом забывая, что подобным образом поступали и завоеватели прошлого, забрасывая катапультами трупы людей и животных в осажденную крепость с целью вызвать чуму. Но рано или поздно, они и сами попадали под ее разящую косу. Эти обе дороги ведут в тупик.
Хвала всевышнему, что в фатерлянде есть еще люди, и их немало, которые предупреждали Императора о губительности войны с Россией. Я назову Вам только троих, но их имена говорят сами за себя: гросс-адмирал фон Тирпиц, рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег, начальник немецкого генерального штаба генерал от пехоты фон Фалькенгайн.
Я позволю себе процитировать слова генерала: «Безбрежные пространства России способны поглотить любой военный натиск…». А гросс-адмирал высказался еще конкретнее: «Именно коварный Альбион заставил немцев и русских истреблять друг друга». И я очень рад, что это понимают и русские, иначе, чем объяснить слова подпоручика Гуроффа, с которые он высказал Вам на прощание: «Немецкий солдат всегда славился своим мужеством, еще со времен Фридриха Великого. И достойно противостоять ему мог только русский солдат. Но, увы, от этого противостояния выигрывают только Островные банкиры». Я ничего не исказил, барон?
– Нет, герр майор. – Ответил гауптман. – у Вас прекрасные информаторы. Всё было именно так, могу лишь добавить, что эти слова были произнесены без малейшей фальши. Чувствовалось, что лойтенант Гурофф ненавидит лимонников куда сильнее, чем нас, немцев. Так, что, получается, что кайзера спасла не случайность?
– Нет, не случайность, а добрая воля нашего таинственного русского офицера. И скорее всего это было вызвано не почтением к монаршей особе, а неким намеком, если хотите, – приглашением к диалогу. И скорее всего, за этим Гуроффым стоят весьма важные персоны, которые считают, что две империи должны заключить почетный и обоюдовыгодный мир. Так уж получилось, что именно погибшие генералы возглавляли ту группировку, которая пыталась изолировать Кайзера и фактически подчинить его своей воле. В ставке творились престранные вещи. Стоит ему отдать какой-нибудь приказ, или распоряжение, как его тут же отменяют. Когда в ставке звонит телефон, его под каким-либо благовидным предлогом просят выйти, чтобы он не смог узнать, о чем идет речь. Ему не дают поговорить больше, чем пару минут с кем-либо, кто мог сообщить ему правдивую информацию о том, что происходит на фронте. Он никогда не бывает в курсе военных дел, или стратегических планов своих генералов. Его отсылали на восток, когда готовились операции на западе, и, наоборот – на запад, когда что-то планировалось на востоке. А вся ответственность оставалась на Кайзере, как на Главнокомандующем. Теперь, я уверен, что позиции «партии мира с Россией» усилятся. Но, к сожалению, есть еще одна труднопреодолимая преграда, которая, увы, находится практически за пределами нашего влияния. И имя этой преграды – Император Всероссийский Николай II. Как и все монархи, русский царь в некотором роде находится в плену условностей, а кроме того, он еще и «невольник чести». Повторив год назад слова своего предка Александра I сказанные после начала войны с Наполеоном: «Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле», он лишил себя свободы маневра. Более того, он, дав некоторые обязательства своим союзникам, наивно надеется на их взаимность. А в то же время для них, и в особенности для британцев их обещания данные российскому монарху, расцениваются, подобно заверениям какому-нибудь вождю папуасов. Таким образом, что бы подвести наших венценосцев к столу переговоров и сохранить при этом реноме, нам следует изобрести нечто в духе рыцарских романов.
Кстати, герр барон, а как бы вы поступили, если узнали о готовящемся покушении на Российского Императора или его детей?
– Как прусский офицер и дворянин, я бы постарался довести эту информацию до тех, кто отвечает за его безопасность. Возможно, и у нашей полиции остались некие старые связи с российскими коллегами.
– И мы бы поступили точно так же, но война… Поверят ли наши коллеги из аналогичного ведомства… данным полученным от врага? Тем более, что за этими террористами стоят англичане, на руках которых следы крови не одного русского монарха. В лучшем случае это только отсрочит удар. Поэтому у нас возник план операции: целью террористов является императорский санитарный поезд, в котором сестрами милосердия служат Великие Княжны – дочери Императора Николая II. Они планируют подорвать железнодорожные пути, когда состав будет в прифронтовой зоне и уничтожить всех, кто связан родственными узами с русским царем. Точное время и место нападения нам должен сообщить наш человек в английской разведке. И тогда мы сможем, как говорит пословица: «Убить двух мух одной хлопушкой». Вы, герр гауптман, с Вашими егерями заблаговременно прибываете в район атаки, дожидаетесь, нападения на поезд и наносите удар. В результате: террористы уничтожены, Великая Княжна спасена, и Вы доставляете ее в безопасное место и передаете под покровительство своего сюзерена. А наш Кайзер, ее единокровный родственник, объявляет перемирие для передачи дочери Российскому Императору, который известен как любящий отец. И тогда у наших монархов появляется реальный шанс заключить между империями мир.
Учитывая, что здесь идет речь о спасении дочери монарха и установлении мира, то я предлагаю назвать эту операцию – «Гавейн». И именно Вам, барон, предстоит, совершить подвиг, достойный этого прославленного рыцаря. Но есть еще ряд обстоятельств, которые могут повлиять на результат. Высший свет России крайне неоднороден. И даже среди великих князей Романовых идет скрытая борьба если не за овладение троном, то, во всяком случае, за близость к оному. Раньше в этом споре решающее слово было за гвардией, но после боев 1914-го обстановка изменилась и вот в этой схватке, люди лойтенанта Гуроффа могут, как говорят на востоке, стать той соломинкой, которая переламывает хребет верблюду.
И я не удивлюсь, что они также будут вовлечены в эту игру. А посему необходимо выяснить: кто стоит за этим подпоручиком, ибо он сам не может быть самостоятельной фигурой. Сведения о нем весьма расплывчаты, а действия зачастую непредсказуемы. Среди наших солдат до сих пор ходят разговоры о неких мстителях, которые вырезали целый взвод, замаравший свои руки пытками пленного русского. И это не из категории слухов, ибо об этом, как о каре и предупреждении было напечатано в листовках, которые затем щедро разбросали с российских аэропланов. И должен отметить, что это произвело действенный эффект. Я не буду утверждать, что теперь каждый германский гренадер поторопиться перевязать раненого русского, но уверен в том, что постарается не распускать свои руки. Но не понятно одно: офицер объявляет настоящую вендетту и мстит за простого солдата, не связанного с ним даже родственными узами. Это не характерно ни для Японии, ни для северных народов, ни, тем более, для британцев. Единственное, что нам удалось установить, так то, что этот таинственный господин, снабжен особыми полномочиями, пределы которых установил лично командующей армией генерал от инфантерии Смирнофф. И, скорее всего, за ним, или если Вам угодно, над ним, стоят значительно более влиятельные персоны.
– Простите, герр оберст, – наконец осмелился задать вопрос гауптман, – это надежная информация? Я по личному опыту знаю, что определенная категория людей склонна бравировать высокими покровителями, и, что самое забавное, заставляют поверить в это и своих собеседников. Этакий русский «капитан Фойгт из Кёпеника».
– Увы, барон, у лойтнанта имеется соответствующий письменный документ. И это подтвердили несколько русских офицеров из крепости Модлин, которые находятся в нашем плену, а после известных Вам событий, вопросы им задавали весьма настойчиво. Среди них – начальник штаба генерал-майор Глобачефф. Позже, кстати, Вы сможете побеседовать и с бывшим начальником жандармской команды штабс-ротмистром Мазепенко, И хотя он давно является нашим агентом, но могу сказать откровенно – это настоящее дерьмо. Это Вы поймете и сами, гауптман, когда в процессе работы будете с ним контактировать. Но, как говорят в генштабе: «для успеха дела иногда приходится руководствоваться правилом: „Отбросов нет – есть кадры“». И этот мерзавец с тяжелыми кулаками и полным отсутствием мозгов не смог выполнить даже элементарное наше задание (по иронии судьбы продублированное экс-комендантом крепости – генералом Бобырем) – задержать Гуроффа. Более того, в результате потасовки этот кабан оказался избитым и связанным. Правда, в свое оправдание он утверждал, что в этой «эпической битве» помимо самого лойтнанта принимали участие не менее пяти его казаков-головорезов.
Николаи несколько увлекся и судя по всему, намеревался, продолжать эту своеобразную вводную лекцию для гауптмана. Но майор Хельмут фон Тельхейм заметил, что фон Штайнберг уже несколько раз незаметно для окружающих морщился и бережно дотрагивался к раненной руке, пытаясь, по-видимому, придать ей более удобное положение.
– Извините меня, герр оберст, за то, что вынужден невольно Вас прервать, но мне кажется, что наш общий друг несколько устал, да и рана напоминает о себе, – и, обращаясь уже к гауптману, уточнил: – Не так ли, Генрих?
Барон, не желая признаться в слабости, попытался все отрицать, но Николаи, был солидарен с майором.
– Да, Вы правы, герр майор, я несколько увлекся, на первый раз довольно. Предлагаю выпить, как говорят русские «на посошок». Рюмка коньяка послужит Вам, барон, анестезией на время дороги в Beelitz, а через неделю, когда, как я надеюсь, ваше здоровье окончательно упрочится следующую встречу, мы проведем уже на тренировочной базе, где проходят подготовку Ваши егеря.
Офицеры следуя, как им казалось, русским традициям, залпом выпили коньяк, после чего майор проводил гауптмана до автомобиля и оставался во дворе, пока машина не скрылась за дальним поворотом.
Возвратившись в кабинет, он подошел к окну, возле которого стоял Николаи и задал вопрос: