Текст книги "Сумерки Российской империи"

Автор книги: Дмитрий Лысков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

"Узурпация" власти в партии со стороны большевиков в значительной степени действительно имела место, но партия, выражающая интересы определенного класса и отстаивающая их в политической борьбе – не парламент и не собрание дискуссионного клуба. Она либо четко представляет свои задачи и действует, либо не представляет и мечется вправо-влево. В этом смысле действия Ленина по "заезжательству" были, без сомнения, оправданы – тем более, что им предшествовала трехлетняя дискуссия о судьбах партии на страницах "Искры".

Противоречия большевиков и меньшевиков, однако, не сводились к чисто организационным вопросам. Именно Мартов в своих работах ввел термин "ленинизм" для обозначения политики большевиков. Позже противники использовали его для отделения идей истинного марксизма от большевистских искажений, а сами большевики трансформировали в марксизм-ленинизм, подчеркивая преемственность своей идеологии от марксистского учения и его развития в работах В.И.Ленина.

Рассматривая деятельность большевиков сейчас, из XXI века, представляется очевидным, что В.И.Ленин, как, без сомнения, гениальный политик, начав с марксизма, планомерно использовал его, непрерывно "трансформируя" под российскую действительность. Марксизм представлял собой полноценную общественно-экономическую теорию, ничуть не хуже теорий А.Смита и Дж.Рикардо, из которых вырастал либерализм. Соответственно не было никаких оснований отказываться от него – ведь он «научно обосновывал» неизбежность наступления коммунизма (ничуть не менее научно, отметим, чем либеральные теории – "естественность" и "совершенство" рыночных отношений и вытекающих из них демократических принципов правления).

Не стремясь изобретать велосипед, В.И.Ленин апеллировал к научному авторитету Маркса. Который, однако, исходил из поэтапной смены формаций, и лишь из развитого капитализма, согласно его учению, мог появиться коммунизм. Отсюда в ранних работах, в ленинской программе РСДРП программа-минимум – построение буржуазной республики.

Из концепции Маркса о сверхкритическом развитии капитализма следовал вывод о его всемирном на этот момент (на момент созревания пролетарской революции) распространении, а значит и сама революция должна была стать мировой, охватить все страны.

Меньшевики, следуя классическому марксизму, именно такое развитие истории – переход от самодержавия к капитализму и его развитие – полагали закономерным и естественным. Соответственно, по результатам революции они планировали укрепление буржуазной республики, демократические свободы и капиталистические отношения – с тем, чтобы в будущем иметь возможность готовить выступление пролетариата.

Ленина теоретические доктрины не смущали. Очевидно отдавая себе отчет в происходящих в России процессах, он, как принято выражаться, "теоретически обосновал" возможность пролетарской революции и построения социализма в отдельно взятой стране с неразвитыми капиталистическими отношениями. В отсутствии массового пролетариата как опоры революции, он обосновал представление о революционной роли крестьянства при руководящей роли пролетариата (хотя в ранних работах характеризовал крестьянство как силу мелкобуржуазную).

Интересно, что все эти глубоко противоречащие (по мнению самих ортодоксальных марксистов) учению Маркса установки Ленин виртуозно обосновал, опираясь именно на Маркса. Происходящая в России революция была социалистической, но не марксистской, а единственная сила, которой располагал Ленин, следовала учению Маркса. И только на научный базис теории марксизма мог он эффективно опереться в этих условиях.

Пришлось изменить само учение – "подогнать" его под реалии страны. В этом смысле ленинское развитие марксизма – марксизм-ленинизм – является уникальным памятником человеческой мысли и политики. Кстати, прав в итоге оказался именно марксизм-ленинизм, а не классический марксизм: все успешные социалистические революции XX века произошли не в промышленно-развитых, а в аграрных странах.

Ортодоксальные марксисты так и не смогли принять деятельность Ленина. В итоге меньшевики, воспринимая Февральскую революцию как закономерный процесс, перешли на сторону буржуазии, не приняли Октябрьской революции (социалистическая революция в аграрной стране – нонсенс!) и вступили в вооруженную борьбу с большевиками совместно с эсерами, кадетами и Белым движением. Большевики, пройдя серьезный эволюционный путь, пришли к 1917 году к идеологии, сближающейся с народничеством. Имея, однако, ее базисом стройную экономическую теорию Маркса и ее ленинское развитие. Таким образом, научное обоснование идей большевиков на несколько порядков превосходило прежние идеологические концепции.

Несколько слов нужно сказать об участии большевистской партии в революционных событиях. Ленинцы не сыграли существенной роли в революции 1905 года, численно и организационно уступая на тот момент другим политическим партиям. По данным самих большевиков, их численность в конце 1905 года составляла около 3 тысяч членов в Петербурге, около 2,5 тысяч членов в Москве, в городах России действовали более 50 большевистских организаций [218]. Фразу Ленина "Весной 1905 г. наша партия была союзом подпольных кружков; осенью она стала партией миллионов пролетариата" [219] следует, видимо, отнести к идеологическим утверждениям, пропаганде, нацеленной на самих членов партии, вставших в одни ряды с миллионами восставших по всей стране.

В ходе революции 1905 года большевики неверно оценили роль Советов, основными организаторами которых выступали меньшевики и эсеры. Позже Ленин изменил свое мнение, но Советы 1905 года были к тому моменту уже уничтожены.

В период послереволюционой реакции партия подверглась разгрому, Ленин был вынужден бежать за границу. Из эмиграции он вел борьбу против меньшевиков, стремящихся к легальной деятельности в рамках дарованных царским Манифестом свобод (за эту деятельность меньшевики были прозваны "ликвидаторами", так как подобная легальная деятельность означала ликвидацию РСДРП в прежнем виде). В январе 1912 года в Праге была созвана 6-я Всероссийская конференция партии, которая исключила меньшевиков-ликвидаторов из РСДРП.

Февральскую революцию 1917 года большевики «не увидели», оказались совершенно не готовы к ней. В марте В.И.Ленин в Цюрихе получил первые известия о начавшейся в России революции и в апреле вернулся из эмиграции в Петроград. Через Германию он ехал в опломбированном вагоне, что сегодня рассматривается то ли как комический элемент, то ли как свидетельство сотрудничества с Германией. Хотя именно чтобы предотвратить подозрения в таком сотрудничестве вся акция и была затеяна: на каждой станции представители местных социал-демократических партий проверяли пломбы и свидетельствовали в специальном протоколе, что Ленин вагона не покидал и посетителей на территории врага не имел.

С возвращения в Петроград началась активная работа большевиков – повторять ошибки 1905 и февраля 1917 годов они не собирались.

Партия определила недопустимость сотрудничества с Временным правительством, выдвинула лозунг «Вся власть Советам!» Одновременно В.И.Ленин приступил к созданию массовой партии – актив большевиков, агитаторы, развернули широкую деятельность среди рабочих, крестьян, солдат, матросов по всей стране. Выстроенная ранее четкая структура с проработанной идеологией показала себя как нельзя лучше: на начало 1917 года численность партии составляла около 24 тысяч членов, к концу апреля достигла 100 тысяч, в июле – 240 тысяч. В октябре партия большевиков насчитывала около 350 тыс. членов [220].

Росту партии способствовала как собственно деятельность агитаторов, так и метания других политических сил, в частности эсеров и меньшевиков, имевших большинство в Советах, и входивших в состав Временного правительства. Неудачи Временного правительства, откладывание в долгий ящик земельного вопроса, курс на продолжение войны до победного конца не добавляли им симпатий населения.

С другой стороны В.И.Ленин в «Апрельских тезисах» задал курс на перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Движущими силами этого процесса он определил союз пролетариата с крестьянской беднотой против буржуазии города и деревни. Новой формой государственной организации Ленин назвал Республику Советов, как государственную форму диктатуры рабочего класса.

Задачей партии ставилось получение большинства в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, что было в целом осуществлено к октябрю 1917 года.

25 октября (7 ноября по новому стилю) в Петрограде открылся Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который принял постановление о переходе всей власти в центре и на местах к Советам. На следующий день был избран высший орган Советского государства – ВЦИК, было образовано первое Советское правительство – Совет Народных Комиссаров (СНК) во главе с Лениным.

На съезде присутствовало 649 делегатов от 402 Советов, из них: 390 большевиков, 160 эсеров, 72 меньшевика, 14 объединенных интернационалистов, 6 меньшевиков-интернационалистов, 7 украинских социалистов [221].

Первыми декретами Советского правительства, одобренными 2-м съездом Советов, стали Декрет о мире и Декрет о земле. Оба указа были приняты на основании многочисленных наказов с мест. «Еще в период подготовки ко II Всероссийскому съезду Советов, – отмечают исследователи, – на заседаниях Советов рабочих и солдатских депутатов, собраниях рабочих по предприятиям, солдат и моряков по воинским частям, на крестьянских сходах было выработано большое число наказов делегатам этого съезда. Они нашли отражение и воплощение во всех постановлениях и декретах съезда» [222].

«Таким образом, – отмечается далее, – само возникновение советского права связано с наказами избирателей. В частности, Декрет о земле, принятый съездом, опирался на 242 крестьянских наказа». При этом «В.И.Ленин неоднократно подчеркивал, что крестьянский наказ о земле не отражал большевистских требований по аграрному вопросу, но поскольку в нем была выражена воля трудового крестьянства, большевики приняли его, положив в основу Декрета о земле. Это было необходимо для обеспечения прочного союза рабочего класса с трудовыми массами крестьянства. Это определялось также тем, что Советское государство с самого начала своего существования руководствуется требованием выражения воли большинства. «...Мы,– говорил В. И. Ленин, – открыто сказали в нашем декрете от 26 октября 1917 года, что мы берем в основу крестьянский наказ о земле. Мы открыто сказали, что он не отвечает нашим взглядам, что это не есть коммунизм, но мы не навязывали крестьянству того, что не соответствовало его взглядам, а соответствовало лишь нашей программе» [223].

Интересно, что упоминаемые 242 крестьянских наказа составляли аграрную программу эсеров, которые, однако, так и не приблизились к ее реализации за все время своего большинства в советах и участия во Временном правительстве. Зато с момента ее реализации на Ленина обрушились обвинения в «похищении» программы.

Декрет о мире содержал призыв ко всем воюющим сторонам немедленно начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций (провал переговоров со странами Антанты по этому вопросу стал впоследствии поводом для начала переговоров с Германией о заключении сепаратного мира).

Декрет о земле устанавливал отмену помещичьей собственности и передавал все земли в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. Каждой крестьянской семье выделялись дополнительные земли. Положения декрета были далее развиты в законе «О социализации земли», устранившей частную собственность на землю, переведя ее в разряд общенародной собственности.

Закон действительно более соответствовал программе Социалистов-революционеров, а не большевиков. Последние в программе 1903 года выступали за создание условий для «свободного развития классовой борьбы в деревне» и за передачу в собственность (!) земель «которые отрезаны у крестьян при уничтожении крепостного права и служат в руках помещиков орудием для их закабаления». Земли же «землевладельцев-дворян» планировалось обложить специальным налогом [224].

Трансформация идеологии большевиков, таким образом, продолжалась, партия не зацикливалась в своих доктринах, следуя реальному положению вещей, а не теоретическим установкам прошлых лет. Социалистическая революция с мощным аграрным движением требовала конкретных мер, и здесь Ленин апеллирует уже не к Марксу, а к «воле трудового крестьянства», выраженного в наказах.

Глава 28. Имеет ли пролетариат отечество, или об интернационализме и «пораженчестве» большевиков

Интернационализм большевиков сегодня принято рассматривать в его противопоставлении национальным интересам России. Соответственно, сами большевики представлены как «космополитическая сила», которая, опираясь на зарубежную теорию, преследовала интересы «мирового пролетариата», при полном игнорировании интересов русского народа и русского государства – «пролетариат не имеет отечества».

Вот лишь несколько типичных современных выступлений:

«Антипатриотизм и русофобия русских большевиков был не только в их пораженческой позиции в Русско-японской и 1-й Мировой войнах. Он был и в их ненависти к русской истории, традициям русского народа, его героям и полководцам, святых отцам Русской Православной Церкви ... Будучи по существу «безродными космополитами», принявшими космополитическое мировоззрение марксизма, в котором культурно-цивилизационный подход был заменен на «классовый», русские марксисты готовы были сотрудничать с кем угодно, лишь бы уничтожить ненавистную им русскую «реакционную и варварскую» цивилизацию … им была безразлична и сама Россия, как народ, как страна. Ибо для них она – лишь «слабое звено в цепи империалистических государств».

«Марксисты в целом, большевики в особенности, стремились стереть само понятие «нация». Да – классам, нет – нациям. Германский рабочий или китайский кули ближе русскому пролетарию, чем русский интеллигент или предприниматель … Большевики не только так говорили, они так делали. С легкостью расшвыривались во все стороны осколки Российской империи. Западные районы – Германии и Австро-Венгрии в уплату за «похабный» Брестский мир; Закавказье – под власть турок, Молдавию – румын, Дальний Восток – японцев».

Эти обвинения не новы, наравне с утверждениями о германском финансировании они в 1917-1920 годах составляли основу антибольшевистской пропаганды вначале Временного правительства, а затем Белого движения. С развалом СССР в 1991-м и декларативным «возвращением к истокам» российской государственности, они были извлечены из пропагандистских работ вековой давности и, на волне уничтожения «коммунистического наследия», вновь представлены общественности. Перед нами, таким образом, даже не отголоски, а в полной мере воссозданная антибольшевистская пропаганда второго десятилетия XX века – со всеми свойственными пропаганде военного времени особенностями. Причем, видим мы в ней только одну сторону, кроме того – некритично оцениваем "факты" с позиции дня сегодняшнего.

"Антипатриотизм", антигосударственническая позиция и желание большевиков "в угоду иностранной теории поставить над Россией эксперимент" неизбежно требуют антагонистических сил, желавших сохранения российской государственности. Принципиальным для понимания проблемы является вопрос: в каком виде? Ультраправые, националистические, монархические силы были устранены с политической арены с крахом монархии и отречением императора. Произошло это за несколько месяцев до возникновения интересующего нас идеологического спора. Речь идет о сохранении «государственности» Временного правительства? Или, может быть, о сохранении «государственности» Советов?

В условиях острого кризиса, сложившегося двоевластия, требовалось именно создавать власть, брать власть в свои руки, а не «сохранять» ее. Сохранять было нечего, в разговорах о «сохранении» совершается подмена понятий, восходящая к утверждениям о «большевиках, которые свергли царя», «большевиках, разваливших Россию», «разложивших армию» и т.д. – то есть к формированию чисто пропагандистского образа большевиков, ответственных за все несчастья Российской империи начиная с Русско-японской войны или даже ранее.

Рассмотрим вопрос шире. Являлся ли интернационализм большевиков для начала XX века из ряда вон выходящим явлением? Основными действующими силами российской политики 1917 года являлись: эсеры – самая сильная партия, пользующаяся поддержкой значительной массы крестьянства; большевики, стремительно набиравшие вес от февраля к октябрю; входившие в состав как Советов так и Временного правительства меньшевики; наконец, либералы – кадеты. Была ли среди них хоть одна партия, стоявшая на «исконно русской» платформе, не желавшая «поставить над страной эксперимент» в угоду своим теориям?

Внедрение в России западного либерализма – программа кадетской партии. Говорить о ее «национализме» не менее абсурдно, чем говорить о национализме и патриотизме современных либералов-рыночников. Это принципиально космополитическая сила, стремящаяся, в идеале, к глобализации капитализма и повсеместному распространению стандартных «демократических свобод».

Между кадетами и большевиками находились марксисты-меньшевики, полагавшие построение полноценного капитализма в России необходимым этапом на пути к осуществлению мировой пролетарской революции. Здесь они полностью смыкались с кадетами, являясь проводниками все того же западничества.

Кредо большевиков (и меньшевиков) выражено в программе Социал-демократической рабочей партии: «Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным. Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран» [225].

Единственной партией, потенциально претендующей на роль национальной, остается наследница народников ПСР, с ее широкой опорой на крестьянство. Однако в программе Партии социалистов-революционеров (эсеров) читаем: «Партия социалистов-революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации человеческой личности, против стеснительных для ее развития общественных форм, и ведет его в духе общих интересов этой борьбы, в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности» [226].

Из национального здесь – лишь упоминание о соответствии формы борьбы «конкретным условиям русской действительности». Вообще любая борьба должна соответствовать конкретным условиям действительности, так что обманываться этой фразой не стоит. Особенно учитывая куда более радикальные взгляды эсеров по сравнению даже с ранними большевиками – национализация земли и средств производства c введением плановой организации труда.

Принципиальные различия политических партий, их разделение на «патриотические» и «антипатриотические» проявилось лишь с началом Первой мировой войны. По отношению к ней политические силы разделились на «оборонцев», «центристов», «интернационалистов» и «пораженцев». Конституционные демократы выступили в поддержку действий царских властей, впоследствии они высказались за ведение войны до победного конца, заслужив звание "патриотов".

Партия эсеров раскололась по всем направлениям – здесь присутствовали и «оборонцы», полагавшие Германию главным виновником войны, а действия Англии, Франции и России оправданными, и «пораженцы», открыто заявлявшие о буржуазной природе войны и желавшие поражения своей буржуазии. Аналогичный раскол пережили с началом войны меньшевики. Центристы призывали к демократическому миру без аннексий и контрибуций, левое крыло меньшевиков выступало с позиций «интернационализма», требуя всеобщего демократического мира и выдвигая лозунг «Ни побед, ни поражений». Часть присоединилась к большевикам.

Наконец, большевики консолидировано выступали с позиции «пораженчества», с лозунгом поражения в войне своего правительства, превращения, как принято сейчас выражаться, "войны империалистической в войну гражданскую" (позже мы увидим, что эта цитата неточна ровно настолько, чтобы полностью исказить ее смысл). По сей день этот момент является главным в обвинениях большевиков в «антипатриотизме», презрении государственных интересов, предательстве и разрушении России.

Что же заставило Ленина и других социалистов принять столь очевидно непопулярное решение? Этот вопрос в последние десятилетия крайне мифологизирован и подается, преимущественно, с точки зрения чистой пропаганды – большевистский космополитизм, немецкое золото, работа на германский Генштаб.

Между тем подобная позиция социал-демократических партий всей Европы была согласована еще в 1912 году, на конгрессе 2-го Интернационала в Базеле (так называемый "Базельский манифест"), когда в условиях очередного кризиса на Балканах и в обстановке явно надвигающейся мировой войны была принята общая резолюция: вести беспощадную борьбу с войной и ее виновниками – господствующими классами капиталистических государств.

В свою очередь Базельский манифест наследовал положениям резолюции Штутгартского конгресса 2-го Интернационала, состоявшегося еще в 1907 году. В Штутгарте европейские (в том числе и русские) социалисты постановили, что в случае начала войны центральных держав произойдет "экономический и политический кризис", который надо использовать для "ускорения падения господства капитала". Предположить, что германский Генштаб с 1907 года готовил таким образом "пятую колонну" в России, было бы чистой фантастикой.

В.И.Ленин развивает и аргументирует положения Базельского манифеста в работе 1914 года "Война и российская социал-демократия" [227]. В ней лидер большевиков дает характеристику начавшемуся военному конфликту и определяет тактику своей партии. Отметим, что к началу Первой мировой войны все вовлеченные в нее государства рассматривали конфликт как скоротечный (не более 6 месяцев), а сама партия большевиков существовала в глубоком подполье после полного разгрома. Проследить здесь руку германского Генштаба, совершающего активные действия в России по активизации своих "сил влияния" не просто.

Однако обратимся к первоисточнику, который крайне важен для понимания "антигосударственной" политики большевиков. В.И.Ленин по очереди определяет роль каждого из блоков в разжигании конфликта, его цели и политику социал-демократов в этих условиях: Германия направляет «массу своих военных сил» против «Бельгии и Франции, чтобы разграбить более богатого конкурента. Немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для Войны…»

«Во главе другой группы воюющих наций, – продолжает Ленин, – стоит английская и французская буржуазия, которая одурачивает рабочий класс и трудящиеся массы, уверяя, что ведет войну за родину, свободу и культуру против милитаризма и деспотизма Германии. А на деле эта буржуазия на свои миллиарды давно уже нанимала и готовила к нападению на Германию войска русского царизма…»

«На деле, – говорит Ленин, – целью борьбы английской и французской буржуазии является захват немецких колоний и разорение конкурирующей нации, отличающейся более быстрым экономическим развитием».

«Обе группы воюющих стран, – пишет он, – нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях войны, но чтобы одурачить пролетариат и отвлечь его внимание от единственной действительно освободительной войны, именно гражданской войны против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран … буржуазия каждой страны ложными фразами о патриотизме старается возвеличить значение «своей» национальной войны и уверить, что она стремится победить противника не ради грабежа и захвата земель, а ради «освобождения» всех других народов…»

В этих условиях, пишет Ленин, «для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии…» В целом же для Европы такого рода деятельность была бы бессмысленна без «революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской».

Потому, что «во всех передовых странах война ставит на очередь лозунг социалистической революции, который становится тем насущнее, чем больше ложатся тяжести войны на плечи пролетариата, чем активнее должна будет стать его роль при воссоздании Европы, после ужасов современного «патриотического» варварства».

Из приведенных выше цитат становится ясно, что "поражение собственного правительства в войне" В.И.Ленин видит в крахе царизма, причем не только в России, но и в других странах-участницах конфликта. По сути его идеи мало чем отличаются от мыслей великого князя Николая Михайловича, предрекавшего примерно в то же время в своем дневнике: "Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирнаго социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны".

Тезис о превращении войны империалистической в войну гражданскую также получает совсем другое звучание. Речь идет о "гражданской войне против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран", что является очевидной аллегорией революции, а вовсе не призывом к братоубийству. Никакого отношения к реальной Гражданской войне, разразившейся в России в 1917-1922 годах, эти строки не имеют.

Нельзя, однако, отрицать интернационализм большевиков. Тезис "пролетариат не имеет отечества" действительно являлся неотъемлемой частью марксизма, он был сформулирован К.Марксом и Ф.Энгельсом в "Манифесте коммунистической партии". И если обратиться к первоисточнику, становится понятно, что и здесь все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

В первой части Манифеста основоположники марксизма ведут речь о взаимоотношениях пролетариата и буржуазии, о том, как и на каких основаниях происходит объединение пролетариата для отстаивания своих прав:

"Пролетариат проходит различные ступени развития... Сначала борьбу ведут отдельные рабочие, потом рабочие одной фабрики, затем рабочие одной отрасли труда в одной местности против отдельного буржуа..."

«Ему [объединению пролетариата], – продолжают Маркс и Энгельс, – способствуют все растущие средства сообщения... Лишь эта связь и требуется для того, чтобы централизовать многие местные очаги борьбы, носящей повсюду одинаковый характер, и слить их в одну национальную, классовую борьбу».

"Борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной,– подчеркивают они. – Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией».

Слова о пролетариате, не имеющем отечества, встречаем во второй части Манифеста, посвященного целям коммунистической партии:

«Далее, коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет. Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса, конституироваться как нация, он сам пока еще национален...

Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни.

Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение...

В той же мере, в какой будет уничтожена эксплуатация одного индивидуума другим, уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой.

Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой».

Речь, таким образом, идет о далекой перспективе, но и в этом случае подразумевается не "полное уничтожение наций", а устранение "враждебных отношений наций между собой" после победы мировой пролетарской революции. На этапе же классовой борьбы, напротив, подчеркивается именно национальная борьба пролетариата за свои права. Излишне напоминать, какие условия считает марксизм приемлемыми для осуществления мировой революции. Они не созданы до сих пор.

Слова "пролетариат не имеет отечества" здесь – яркая фраза, шокирующий элемент, который, возможно, имеет право на жизнь с экономической точки зрения (внимательный читатель наверняка заметил, что основные постулаты марксизма явно игнорируют все остальные сферы человеческой жизнедеятельности, кроме чисто экономических отношений – это свойственно, кстати, и либерализму с его "невидимой рукой рынка", которая "все расставляет по местам"), но опровергается уже в первых строках разъяснения, и дезавуируется выводом.

Декларируемый интернационализм большевиков, тем не менее, примененный к конкретным обстоятельствам, сыграл принципиальную роль в борьбе с лавинообразно растущим национализмом окраин разваливающейся России. В тот конкретный момент он обезоружил национальные элиты, особенно в противопоставлении идеям Белого движения, которое до последнего держалось концепции единой и неделимой России. Когда в 1920 году оно осознало свою фатальную ошибку, лишь увеличившую центробежные силы в стране, и стало "федеративным", было уже поздно – от него отвернулись не только национальные образования, но и казаки, не желавшие уступать своего самоуправления.

С большевиками, напротив, национальные элиты оказались в весьма странном положении – им дозволялось самоопределение, они могли черпать легитимность из "признания" большевиков (или, напротив, идти на сотрудничество с оккупантами – к собственной беде), однако не менее легитимное признание получали и требования народов этих территорий. Местные Советы, выступая с коммунистических позиций, могли включать в свои программы и национальный фактор. Итог закономерен: повсеместно национализм местных элит проиграл Советам. К 1922 году страна была собрана заново, исключая Финляндию (в которой, в результате собственной гражданской войны, верх одержали белофины – победи Куусинен, ситуация могла сложиться и по другому), а также Польшу и Прибалтику, чьи границы гарантировали страны Антанты, активно создававшие вокруг Советской России "санитарный кордон" государств-лимитрофов.