Текст книги "Краткий курс истории Русской революции"

Автор книги: Дмитрий Лысков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6. Ликвидация безграмотности: чья заслуга?

В последние годы в литературе, газетных и интернет-публикациях можно встретить различные данные об уровне образования в дореволюционной России. Общепринятыми являются цифры 1897 года – 21 процент грамотного населения. Часто приходится встречать возникшие, очевидно, из недобросовестного цитирования сведения о 40 и даже 45 процентах грамотных к 1917 году. Очевидно, приведенные выше показатели грамотности европейской России переносятся на всю империю.

В сети популярностью пользуются ссылки на первое издание Большой советской энциклопедии, в которой, как утверждается, содержатся данные о грамотности призывников 1914 года: неграмотных среди них оказалось 12 процентов. Отсюда следуют конспирологические теории: советская власть умышленно изъяла эти данные из последующих публикаций, чтобы записать ликвидацию безграмотности в свой актив. В реальности же с 1897 года грамотность населения росла лавинообразно и была уничтожена, в основном, действиями Советов по преследованию интеллигенции.

В действительности никто не отрицает роста грамотности населения в указанный период. Напротив, Б.Н.Миронов указывает: «С введением всеобщей воинской повинности 1874 г. армия стала важным источником грамотности для мужчин: обучение грамоте было обязательным для всех солдат. К концу XIX в. отбывшие обязательный срок службы – они составляли 25-30% от лиц призывного возраста – лишь в редких случаях оставались неграмотными» [53].

Постоянное упоминание данных 1897 года лишено всякого налета конспирологии. В этот год была проведена первая (и единственная для Российской империи) всеобщая перепись населения, данные которой являются наиболее скрупулезно обработанными, и по сей день признаются как наиболее достоверный статистический источник тех лет. Отчеты различных профильных ведомств, публикуемые в последующие годы, имеют меньшую ценность, так как зачастую противоречат друг другу.

41 процент грамотности населения европейской части России к 1917 году никак не противоречит совокупным данным о 21 проценте грамотности по империи в 1897 году. Нужно заметить, что, цифры для европейской части России Б.Н.Миронов выводит при помощи сложной математической модели расчетов (так как объективных общепризнанных данных, которые не подвергались бы сомнению, не существует).

Автор отмечает, что данные о грамотности населения, к примеру, Прибалтики (входившей на тот момент в империю) еще более впечатляющи: «…грамотность населения обоего пола в возрасте старше 14 лет составляла в Эстляндской губернии 93%, в Лифляндской – 90, Курляндской – 80%» [54].

Есть все основания полагать, что аналогичным образом выглядела ситуация в Польше и Финляндии. В то время, как грамотность населения Центральной Росси была на среднем уровне, Сибири и Азии оставалась крайне низкой. Нет ничего удивительного, что общие показатели грамотности населения страны «рухнули» после отделения Польши, Финляндии и Прибалтики.

Следующим важным фактором является само понятие «грамотность» в применении к концу XIX – начала XX века. Как и в случае с приведенными в других главах примерами, в вопросе образования в Росси следует рассматривать не только абсолютные показатели, но и его качественный уровень.

Б.Н.Миронов указывает, что «при проведении переписи [1897 года – ДЛ] грамотными считались все, кто умел хотя бы читать» [55]. Аналогичные данные приводит Большая советская энциклопедия в статье «Грамотность»: «В дореволюционной России и в др[угих] странах с невысоким уровнем школьного образования грамотными считались лица, умеющие только читать; в развитых капиталистических странах – лица, владеющие навыками чтения и письма».

Энциклопедия отмечает, что качественное изменение было достигнуто только в середине XX века: «Вопросы определения понятия "Г[рамотности]", его статистического обозначения во время переписей населения в конце 19 в. и 1-й половине 20 в. неоднократно рассматривались на европейских и международных совещаниях по демографической статистике и программам переписей населения. Генеральная конференция ЮНЕСКО (10-я сессия, Париж, 1958) рекомендовала всем странам при проведении переписей населения считать грамотными лиц, умеющих читать с пониманием прочитанного и написать краткое изложение о своей повседневной жизни. В странах, достигших сплошной Г[рамотности]. населения, применяется показатель образования, а показатель Г[рамотности]. сохраняет познавательное значение лишь в исторической оценке развития культурного строительства».

Для царской России актуальным было именно понятие «грамотность», т.е. умение читать (как мы помним, начальные народные училища давали навыки чтения, письма и четырех первых действий арифметики). Основная масса населения, записанная как «грамотные» при переписи 1897 года, сегодня относилась бы к категории полных неучей. Однако этим проблема не ограничивается. Б.Н. Миронов, комплексно рассматривая проблему, отмечает, что возраст приобретения грамотности населения в царской России приходился на 14-16 лет (возраст максимальной грамотности) [56]. «Бесспорно, – отмечает исследователь, – что какая-то часть женского населения приобретала грамотность после 20 лет, а мужского и после 25 лет самоучкой, и через систему школы для взрослых и внешкольного образования, которая существовала в России с конца 1850-х годов. Однако система образования для взрослых была развита слабо. Даже в 1905 г. в России действовало всего 1813 всех видов школ и курсов для взрослых с 112 298 учащимися, большая часть которых сосредотачивалась в городах. Надо принять во внимание также, что возраст более половины учащихся в этих школах не превышал 15 лет и что большая часть учащихся закрепляла и повышала образование, а не приобретала грамотность».

«С другой стороны, – отмечает Б.Н.Миронов, – бесспорен и факт утраты навыков чтения и письма прежде грамотными людьми вследствие того, что навыки в течение длительного времени не подкреплялись, – явление, получившее название рецидив безграмотности. В ходе специальных исследований в 1880-1890 гг. было выяснено, что уже через 3-4 года после окончания начальной сельской школы полученные знания и навыки в значительной части утрачивались. Например, Н.А.Корф установил, что 8,3% разучились читать или читали машинально, не понимая прочитанного (но по методике исследований все равно попадали в «грамотные» – ДЛ); 7,1% не могли подписаться; 15,2% забыли два первых действия арифметики и т.д.»

Исследователь, опираясь на многочисленные статистические данные, приходит к выводу о том, что грамотность населения Российской империи в конце XIX – начала XX веков «быстро возрастала, достигая апогея у мужчин к 25 годам». Далее, если навыки чтения, письма и счета не использовались в жизни, приходил рецидив безграмотности. Основным же фактором повышения «возраста максимальной грамотности» для мужчин (для женщин он оставался на уровне 15-16 лет) были именно армейская служба, в ходе которой происходило «обновление» полученных ранее навыков.

Советский пропагандистский плакат

При желании можно принять на веру утверждения о «всего лишь» 12 процентах неграмотных призывников 1914 года. Правда, эти данные, даже будучи достоверны, покажут нам лишь срез мужского населения в период «максимальной грамотности». Ни уровня грамотности женского населения, ни уровня последующей утраты грамотности они показать не способны. Однако и эти данные весьма характерны для 1914 – года начала Первой мировой войны. Как ни грустно, но основная масса призванных в этот год молодых людей, составлявших столь высокий процент грамотности в Российской империи, погибла на фронтах.

Никакого противоречия между утверждениями советской историографии о ликвидации безграмотности в годы советской власти и существенным ростом грамотности в царской России, как мы видим, нет. Относительно высокий уровень грамотности населения зависел от возраста (достигал максимума среди мужчин к 25 и снижался далее), территориального положения – западные территории имели многократно больший процент грамотных (что повлияло на общие данные после отделения Прибалтики, Польши, Финляндии), внешних обстоятельств – начала Первой мировой войны.

Последующие годы разрухи и Гражданской войны только усугубили ситуацию с образованием в стране. Большевикам, таким образом, по объективным, не зависящим от них причинам досталась страна, ликвидация безграмотности в которой была насущной необходимостью. И эта задача была в целом выполнена за последующие 20 лет.

Остается обратить внимание лишь на то, что как в вопросе медицинского обеспечения населения страны, так и в вопросе ликвидации безграмотности большевики не применяли чудодейственных методик, уникальных учебников и программ. У царского правительства в этом отношении были все те же самые (если не большие) возможности, что и у Советов 20 лет спустя. Просто один государственный строй ставил перед собой принципиальную задачу массового обеспечения населения медицинской помощью и образованием, а другой не ставил. В этом заключается принципиальное отличие. Царская политика в сфере образования многие годы осуществлялась по принципу «шаг вперед и два назад».

Глава 7. Cословия как основа общественного устройства

Важной особенностью российского дореволюционного общества была сословность, вокруг которой выстраивались правовые и общественные отношения страны. Для каждого из сословий существовали свои юридически определенные права и обязанности, своя судебная система, сословия сложным образом взаимодействовали между собой, порождая весьма непростые общественные отношения.

Классической принято считать сословную пирамиду Франции, где с XIV-XV веков существовали высшие сословия (духовенство и дворянство) и непривилегированное третье сословие (ремесленники, купцы, крестьяне), которое платило налоги и выполняло различные повинности. Система России была куда сложнее. Законодательством определялось существование четырех основных сословий – дворянства, духовенства, городских жителей (мещан) и сельских жителей (крестьян). Реально существовало шесть сословий, которые разделялись по общим привилегиям на "неподатные" (не облагались податями) и "податные". К первым двум относились дворянство и духовенство. К остальным – мещане, вышедшее из мещан купечество и крестьянство. Отдельным военное-крестьянским сословием было казачество. Внутри сословий существовало собственное деление – три гильдии для купцов, шесть разрядов для мещан и т.д.

Сословная система в России окончательно сложилась в период реформ Петра I и Екатерины II и была отменена лишь в 1917 году.

Рассмотрим основные сословия в соответствии с их иерархией:

1) Дворянство.

Подразделялось на потомственное и личное (пожалованное, но не наследуемое в дальнейшем).

2) Духовенство.

Подразделялось на белое (приходское) и черное (монашеское). Наследовалось лишь белое, так как монахи приносили обет безбрачия или разрывали отношения с миром после пострига.

3) Купечество.

Подразделялось на три гильдии.

4) Мещанство.

Городские жители. Подразделялось на 6 (без купечества – 5) разрядов.

5) Крестьянство.

Крестьяне делились на государственных (находящихся в собственности государства), удельных (бывших «царских», живущих на землях царского удела и принадлежащих правящей фамилии) и помещичьих.

Люди, по тем или иным причинам не относящиеся ни к одному из сословий, назывались разночинцами. Эта категория населения пополнялась, к примеру, детьми личных дворян, которые не могли унаследовать титул своих родителей.

Дворянское сословие c XII века формировалось в России из «служилых людей по отечеству» – дворян и детей боярских. «Термин «дворяне»… обозначает людей, живущих при княжеском дворе. Другое их название – дворовые люди», – сообщает Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона [57].

Изначально понятие «дворянин» было синонимом слова слуга – «так как в древнее время государственная служба ничем не отличалась от личного услужения князю». Среди дворян присутствовали и рабы: «Целый ряд слуг помогал князю в разных сферах его государственной и домашней или хозяйственной деятельности. Наряду со свободными людьми стоял преобладающий по числу штат несвободных слуг-холопов, которые несут все обязанности по управлению княжеским хозяйством, а потому являются одновременно судьями и администраторами. Таковы тиуны, ключники, казначеи, посольские. Они, как несвободные, не могут по произволу оставить службу или отказаться от того или иного поручения. Вследствие того они теснее связаны со своим князем…» [58]

По мере укрепления государства, роста влияния царя и его двора, придворная служба становилась все почетнее. Среди бояр хорошим делом считалось пристроить сына в услужение к главе государства. «Со второй половины XVI в. начинает исчезать старина и в языке, – отмечает «Брокгауз и Ефрон», – дети боярские также называются дворянами, а когда оба эти термина встречаются рядом, то дворяне нередко ставятся выше детей боярских».

Реформой Петра I все «служилые люди» были объединены, на польский манер, единым понятием «шляхетство». С 1754 года шляхетство стали называть благородным. Манифест 1762 года употребляет уже термин «дворянство», и, как главное в государстве сословие, именует его «российским благородным дворянством» [59].

Благородного дворянина, согласно петровским установлением, отличало от «подлого» человека его воинская служба: «ради службы благородно и от подлости отлично». Служба в гвардейских полках для дворян была обязательной, начиналась с 15 лет в звании рядового. На дворян, кроме того, была возложена обязанность учиться – дома или за границей, таким предметам, как цифирь, геометрия, навигацкая наука и другие. Не прошедшим обучение детям дворянским царь запрещал жениться.

Одновременно с получением государственного статуса, дворянское сословие было открыто Петром I снизу. Табель о рангах предусматривал, по мере продвижения по службе, присвоение личного дворянства военным в чине от обер-офицера и чиновникам от коллежского асессора. Этим дворянское сословие России принципиально отличалось от других стран, где принадлежность к высшему сословию всегда была только наследуемой.

«Жалованная грамота дворянству» Петра III (от 18 февраля 1762) отменила обязательную пожизненную службу для дворянства, так как нет уже «той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была» [60]. Тем из дворян, кто достиг обер-офицерского чина или выслужил в войсках 12 лет, было предоставлено право продолжать службу «сколь долго пожелают».

Новый пересмотр обязанностей дворян был осуществлен Екатериной II. По мнению императрицы, указ Петра III «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу, нежели общая отечества польза и государственная служба теперь требовать могут, при переменившемся государственном положении и воспитании благородного юношества». [61]. В итоге 21 апреля 1785 года была утверждена «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства», завершившая формирование высшего российского сословия. Грамота освобождала дворянство от обязательной государственной службы, налогов и давала многие права и преимущества [62].

Так, для дворян вводился отдельный дворянский суд: «Да не судится благородной, окроме своими равными». Дворяне, однако, были, фактически, неподсудны. Для утверждения приговора по уголовному преступления требовалось лишить дворянина дворянского звания (что уже само по себе было непросто) и утвердить приговор в Сенате и лично у императора: «Дело благороднаго, впадшаго в уголовное преступление… да не вершится без внесения в Сенат и конфирмации императорскаго величества».

В соответствии с грамотой Екатерины II дворяне были освобождены от податей, повинностей, телесных наказаний, обязательной государственной службы. Они получали права покупать деревни, «оптом продавать деревенское производство», владеть крепостными и продавать их, открывать заводы и фабрики и продавать их и т.д. (причем, устанавливалось приоритетное право дворянина на любую покупку).

Дворянин имел право на "фамильное имение, поместье, вотчину" (но только для потомственных дворян), которое находилось в полной его собственности: разрешалось его продавать, дарить, завещать, отдавать в приданое и т.д.

Имущественные права дворян потому настолько подробно прописывались в Грамоте, что привычного нам общепринятого права частной собственности в Российской империи, фактически, не существовало.

Принадлежность к благородному сословию давала, кроме того, право на герб, мундир, езду в экипажах, запряженных четверкой коней, одевания лакеев в особые ливреи и т.п.

Духовенство превратилось в сословие также с реформой Петра I. В 1721 году был утвержден составленный по поручению Петра «Духовный регламент», который высшей церковной властью объявлял императора, управление церковью возлагал на Святейший синод под контролем государственного обер-прокурора. С этого момента в церкви исчезает пост патриарха, церковь становится государственным институтом и управляется государственной властью как любое другое сословие [63].

С XVIII века сословие становится замкнутым и наследуемым. Теоретически, у каждого был шанс получить духовное образование и войти в привилегированное сословие, но для представителей податных сословий это было сопряжено с необходимостью получать «увольнительную» от своего сословия и разрешение от епархии, которое выдавалось только в случае недостачи лиц духовного звания в какой-либо местности.

На практике такой «дефицит» возникал крайне редко. Место настоятеля церковного прихода наследовалось – предавалось сыну или зятю. Здесь существовала своя очередь, получить приход можно было, например, выгодно женившись на дочери священника. Духовенство с чисто бюрократической основательностью эту лазейку тщательно контролировало, была создана специальная структура, которая вела списки перспективных невест и давала женихам полезные советы.

Из прав духовенства можно упомянуть освобождение от податей, военной службы. Дома священников были свободны от военных постоев. Представители сословия были подсудны суду духовного ведомства, общий суд мог рассматривал только дела священнослужителей, обвиняемых в особо тяжких преступлениях, и лишь в присутствии представителей церкви.

С другой стороны духовенству было запрещено заниматься торговлей, промыслами, обслуживанием откупов и подрядов, производством спиртных напитков. С XVIII века сословие лишилось права владеть имениями и крестьянами. Черное духовенство не могло иметь собственности, должно было прекратить при постриге в монахи отношения с родней и детьми, если таковые имелись.

Духовное сословие было открыто «вниз»: отставных священников записывали в крестьяне. Такая практика существовала до Екатерины II. Дети белого духовенства наследовали сословную принадлежность родителей, но были обязаны учиться в духовном училище. В противном случае им также предоставлялся выбор записаться в одно из податных сословий – купцов, мещан или крестьян. Учитывая, что для записи в мещане или купцы требовалось разрешение гильдии или городского магистрата, наиболее вероятной перспективой было оказаться в крестьянах. Также до второй половины XIX века на «лишних» детей священников, не получивших сана, периодически устраивали охоты и записывали их в солдаты.

Впрочем, отношения государства и церкви постепенно менялись от конфронтационного при Петре I и настороженного Екатерины II, ко все более лояльному. В XIX веке, когда была сформулирована триада официальной идеологии «православие, самодержавие, народность», церковь уже была опорой государства и трона. Соответственно мягче становились и сословные нормы. Дети духовенства в XIX веке были одним из основных источников пополнения разночинцев.

Купеческое сословие, формально самостоятельное, было выделено из мещанского сословия и пользовалось всеми преимуществами, дарованными мещанам (см. ниже), однако, со своими нюансами. Первоначально купечество состояло из двух гильдий, а с 1742 – из трех. Распределение по гильдиям было окончательно оформлено «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи», оно происходило по сумме капитала. Так, к первой гильдии причислялись купцы с капиталом более 10 000 рублей, ко второй от 1 000 до 10 000 рублей, к третьей – от 500 до 1 000 рублей. Имевших капитал менее 500 рублей записывали в мещане.

В 1807 году был изменен размер требуемых для зачисления в гильдии капиталов – до, соответственно, 50 000 рублей, 20 000 рублей и 8 000 рублей. В 1863 году количество гильдий было сокращено до двух.

Купечество было освобождено от подушной подати, телесных наказаний и рекрутчины. Купцы имели право свободного передвижения, пользовалось хозяйственными привилегиями. Гильдейское купечество до 1898 имело преимущественное право на занятие предпринимательством.

В Мещане было записано все население городов. Первоначально сословие именовалось «граждане», затем, с реформой Петра I, было переименовано на польский манер в мещан. Окончательно сословие было сформировано «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи» Екатерины II (от 21 апреля 1785) [64].

Под мещанами (городскими обывателями) подразумевались, согласно грамоте, «все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение, или места, или землю имеют, или в гильдии или в цех записаны, или службу городскую отправляли, или в оклад записаны и по тому городу носят службу или тягость».

Все мещане подразделялись на 6 категорий:

1) «Настоящие городовые обыватели», т.е. жители (без различия происхождения, звания, занятий и т. п.), имеющие в городе недвижимость.

2) Горожане, записавшиеся в одну из трех гильдий. Отмечалось, что «записка в гильдии дозволена всем, объявившим капитал, независимо от происхождения или прежнего занятия».

3) «Все записавшиеся в цехи», т.е. мастера, подмастерья и ученики различных ремесел.

4) «Иногородние и иностранные гости, приписавшиеся к городам для промыслов, работ и вообще мещанских занятий».

5) «Именитые граждане». В их число входили ученые, художники, капиталисты, объявившие капиталы от 50 и более тысяч, банкиры, объявившие капитал от 100 до 200 тысяч и владельцы кораблей.

6) Посадские люди, т. е. старожилы, занимающиеся промыслами, рукоделиями и работами и не внесенные в другие части [65].

Мещане имели право приобретать имущество «посредством торговли, промыслов, рукоделия и ремесел». За городом сохранялось право собственности на все приобретенные земли, пастбища, реки. Дозволялось заводить на городских землях мельницы, устраивать, содержать и отдавать в наем харчевни, корчмы и трактиры, иметь гостиный двор, учреждать школы, торги и ярмарки.

Мещан запрещалось переводить в крепостные, они имели право на свой сословный суд («мещанин без суда да не лишится добраго имяни, или жизни, или имения» и «мещанин судиться мещанским судом»), обладали правом свободного передвижения (в том числе и выезда за границу), свободного переселения в другой город.

Хотя мещане обязаны были нести рекрутскую повинность, предусматривалась довольно любопытная мера – горожанин имел право выставлять вместо себя замену по рекрутскому набору или откупиться.

Мещанам было дано самоуправление – раз в три года город выбирал Общую городскую думу из представителей всех категорий горожан. Общая городская дума избирала шестигласную Городскую думу (в которой каждому разряду обывателей предоставлялось иметь один голос) под председательством городского главы. Выборные органы решали, преимущественно, вопросы городского благоустройства.

Крестьяне, как уже отмечалось, разделялись на помещичьих (крепостных), государственных и удельных. Существовало и более глубокое деление, так, из помещичьих выделили «посессионных», то есть приписанных к фабрикам и заводам в качестве рабочей силы.

Со времен Екатерины II в России было запрещено употребление слова «раб», в указе императрицы от 19 февраля 1786 года прямо предписывалось во всех деловых обращениях лиц к власти заменять слово «раб» словом «подданый» [66]. Так термины «рабовладение», «рабство» не прижились в России, хотя фактически именно они наиболее полно характеризовали положение крепостных.

От рабов на плантациях их отличало одно данное законом право – право на жизнь. Владельцу запрещалось убивать крепостного, находящегося в собственности. В остальном крестьяне не имели ни имущественных, ни личных прав. Они не могли приобретать недвижимость, открывать фабрики, работать по подряду, обязываться векселями, записываться в гильдии и многое другое. Все имущество крепостных считалось собственностью их владельца. К ведению барина относились нормы выработки, сфера деятельности, объемы барщины и оброка, а также личная свобода, место жительства и даже состав семьи.

Характерная рекомендация поступила помещикам в 1721 году. Им не рекомендовалось продавать детей отдельно от родителей, чтобы «утишить вопль» в крестьянской среде.

Суд над крепостными крестьянами также вершил помещик, причем его права в этой сфере ограничивались лишь запретом выносить смертные приговоры.

В несколько лучшем положении находились государственные и удельные крестьяне. Им разрешалось торговать, а на вырученные средства они могли покупать землю и недвижимость (правда, повинности с них при этом не снимались). Государственным крестьянам было разрешено самоуправление: они избирали волостное управление, состоявшее из волостного головы, старосты и писаря. В селениях избирались старшины и десятские.

С другой стороны, именно из государственных крестьян создавали военные поселения. Содержание армии ложилось тяжелым бременем на казну. Так была изобретена форма армии, которая сама себя и содержала. Крестьян вместе с женами и детьми загоняли в военные поселения, в которых они занимались хозяйством (отдавая половину урожая государству) и, одновременно, военной муштрой.

Вся жизнь в поселениях регламентировалась армейским уставом, кроме того «были разработаны инструкции для военных поселян, казалось, на все случаи жизни: когда вставать, топить печь, выходить в поле или на военные учения, когда – и даже с кем – заключать браки, как кормить и воспитывать младенцев» [67]. Дети военных поселенцев с 7-летнего возраста зачислялись в кантонисты, а с 18 лет переводились в воинские части. С 45 лет поселенцы уходили в отставку, но несли службу в госпиталях и по хозяйству [68]. За малейшую провинность следовали жесточайшие наказания вплоть до смертной казни.

***

С отменой крепостного права в 1861 году крестьяне получили личную свободу, для них были отменены натуральные налоги, снижены нормы "барщины". С реформой крестьянство получало право заниматься торговлей, вступать в обязательства и договоры, разрешалось поступать на службу и отлучаться с места жительства. Но телесные наказания были сохранены.

В собственность крестьян передавалось движимое и недвижимое имущество и право распоряжаться им (изба, мебель, посуда; скот и телега – если были). Собственность на землю сохранялась за помещиком до завершения выкупной сделки (на ближайшие 49 лет), крестьяне имели статус «временно обязанных». Они, впрочем, могли его изменить через 9 лет, отказавшись от земли. Однако в большинстве регионов субъектом отношений являлась крестьянская община, персональных прав освобожденные сельские жители все равно не имели, т.е. не могли распоряжаться землей, в том числе и наследовать ее.

Крестьяне получили право обращаться в суд на равных с другими сословиями основаниях, однако сохранялись и местные сословные суды, рассматривавшие исключительно дела крестьян (они были отменены лишь в 1917 году).

Формально сословный суд был ликвидирован в результате судебной реформы 1861 года, все сословия стали подсудны единым государственным судам, декларировалось всеобщее равенство перед законом. Однако, как будет показано ниже, не вопреки, а в полном соответствии с утвержденным всеобщим равенством перед законом сословное право действовало в России и дальше – вплоть до Революции.