Текст книги "Три революции"

Автор книги: Дмитрий Лысков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

2. Основной вопрос революции от его зарождения до разрешения.

На бытовом уровне аграрный вопрос выражался в безземелии – невозможности для растущей крестьянской массы прокормиться с катастрофически малых наделов, оставшихся у земледельцев после отмены Крепостного права. Решением этой проблемы на доктринальном уровне занимались все российские партии – и левые, и правые.

Буржуазная кадетская партия, тесно связанная с крупными землевладельцами, предлагала наделить крестьян землей за счет государственных, удельных и монастырских земель, при сохранении помещичьего землевладения. Впрочем, кадеты не исключали частичной распродажи крупных имений по "справедливой" – не рыночной, а назначенной государством цене.

Наследники народников эсеры, "крестьянская" партия, выступали за "социализацию" земли, запрет на куплю-продажу земельных участков, за устранение наемного труда на селе и распределение земли между крестьянами – по числу работников, способных ее обрабатывать, либо "по едокам" хозяйства.

Именно эта программа, построенная на анализе крестьянских наказов, была реализована большевиками в октябре 1917 года во втором декрете Советской власти – "Декрете о земле". В ответ на обвинения со стороны эсеров в краже большевиками их программы, Ленин резонно указал, что эсеры с февраля были у власти, но отчего-то не предприняли для ее реализации никаких усилий.

При этом, говоря о программе эсеров, которая легла в основу "Декрета о земле", Ленин неоднократно подчеркивал, что крестьянский наказ не отражал большевистских требований по аграрному вопросу, но поскольку в нем была выражена воля трудового крестьянства, большевики приняли его: «Мы,– говорил Ленин, – открыто сказали в нашем декрете от 26 октября 1917 года, что мы берем в основу крестьянский наказ о земле. Мы открыто сказали, что он не отвечает нашим взглядам, что это не есть коммунизм, но мы не навязывали крестьянству того, что не соответствовало его взглядам, а соответствовало лишь нашей программе». [1]

Действительно, аграрная программа большевиков подразумевала не раздачу земли крестьянам, а – в программе минимум, рассчитанной на буржуазную революцию – «свободное развитие классовой борьбы в деревне». «Апрельские тезисы» говорили уже об организации на бывших помещичьих землях передовых сельскохозяйственных производств, где достигалось бы существенное увеличение производительности труда благодаря коллективной обработке земли под руководством профессиональных агрономов, применению удобрений, техники и т.д.

В ленинских «Материалах по пересмотру партийной программы» большевиков марта-апреля 1917 года говорилось о поддержке почина «тех крестьянских комитетов, которые в ряде местностей России передают помещичий живой и мертвый инвентарь в руки организованного в эти комитеты крестьянства для общественно-регулированного использования по обработке всех земель». Также партия советовала «пролетариям и полупролетариям деревни, чтобы они добивались образования из каждого помещичьего имения достаточно крупного образцового хозяйства, которое бы велось на общественный счет Советами депутатов от сельскохозяйственных рабочих под руководством агрономов и с применением наилучших технических средств». [2]

В 1917-1918 годах, пока Гражданская война не смешала все планы, Ленин активно призывал крестьянство создавать такие хозяйства, полагая, что их успешность будет отличным доводом для частника и далее объединяться в сельскохозяйственные коммуны. Впрочем, до поры до времени этот вопрос было предоставлено решать крестьянству по собственному усмотрению.

Большевики, таким образом, шагнули в теоретическом разрешении аграрного вопроса куда дальше других партий. Ведь из самых элементарных соображений следует, что простая раздача земли крестьянам, столь привлекательно выглядящая при "бытовом" подходе к проблеме, в реальности никаких выдвинутых аграрным перенаселением вопросов не решала.

Сама суть аграрного вопроса для России начала XX века отнюдь не исчерпывалась малоземельем. 80 процентов населения страны проживало в сельской местности, где в подавляющем большинстве вело крайне примитивное хозяйство, непрерывно балансируя на грани голода. Не исключено, что увеличение земельных наделов за счет государственных и помещичьих угодий помогло бы наконец накормить деревню. Но одновременно это вело к сокращению или ликвидации самих помещичьих хозяйств – наиболее товарных на тот момент в России. А думать следовало и о благосостоянии городов, и о получении ресурсов для дальнейшего развития.

Распределение земли среди крестьянства с большой долей вероятности вело бы к "капсуляции" деревни, при которой городу доставался бы минимум излишков. С этим, сделав ставку на аграрную программу эсеров, большевики столкнулись в итоге в период НЭПа. Достигнув определенного улучшения, деревня остановилась в своем развитии, перестав в полной мере удовлетворять нужды города. В городах вновь пришлось вводить карточки на продовольствие.

Но по-другому и быть не могло – за прошедшие годы на селе не произошло кардинальных изменений, никуда не делась крайне низкая производительность труда, архаичные методы землепользования, практически полное отсутствие современных машин и технологий. Дать больше, чем деревня давала – она уже не могла. Раздача земли крестьянам, таким образом, помогала лишь накормить самих крестьян.

Но и это было не самым главным из зол. Куда более значительной в стратегическом плане развития государства являлась именно аграрная перенаселенность по сравнению с предельно малой численностью городского населения. Для развития промышленности требовались немедленные меры по изменению сложившегося положения – огромные крестьянские массы требовалось направить в города в качестве рабочих рук. Эти рабочие руки требовалось обеспечить работой. Распределение земель между крестьянами отнюдь не способствовало решению такой задачи.

Фактически Россия в начале XX века столкнулась с неизбежностью раскрестьянивания – иных способов выдавить рабочую силу из деревни не было. Спектр возможных альтернатив сужался до минимума. В свое время Англия кардинально решила аналогичную проблему путем "огораживания" – массы крестьян были насильно согнаны со своей земли. В течение нескольких десятилетий в стране, ранее покрытой сетью деревень, была искоренена массовая аграрная культура. Бывшие крестьяне, лишенные дома и всяких средств к существованию, отчасти пополнили рабочий класс, отчасти городское "дно". Создав, однако, и рынок дешевой рабочей силы, чем способствовали развитию капитализма.

В Российской империи попытка правительства провести относительно мягкую – по сравнению с британским аналогом – аграрную реформу (столыпинская реформа), сделать ставку на кулака в ущерб середняку и бедняку – с неизбежным выделением последних в безземельный деревенский, а затем и городской пролетариат, встретила яростное сопротивление крестьянской массы. Реформа, сделавшая ставку на 10 процентов зажиточных крестьян, провалилась под революционным давлением 90 процентов бедных земледельцев. Деревня категорически отвергала попытки внедрения капиталистических отношений в своей среде.

Но провал "мягкой" реформы еще более сужал спектр возможных действий – Россия стремительно шла к мальтузианской резне, раскрестьяниванию самыми жесткими, силовыми методами. Развитию событий по такому сценарию помешал революционный взрыв.

Впоследствии все революционные партии, не исключая большевиков, вынуждены были считаться с требованиями крестьянской массы – основной движущей силы революции. Но тем самым, решая "бытовой" срез аграрного вопроса, они откладывали окончательное разрешение главной проблемы революции на неопределенный срок. Ведь вызов, стоящий перед страной, заключался в необходимости накормить всех, а не только отдельный класс, получая при этом достаточно ресурсов для дальнейшего промышленного развития страны. Нефти и газа, с горем пополам спасающих современную Россию вот уже 20 лет, на тот момент у государства не было.

То, что длительное время не было видно изнутри страны, точно отметил в своих работах британский дипломат, историк и советолог Эдвард Карр: "Приемлемого решения аграрной проблемы в России не могло быть без повышения ужасающе низкой производительности труда; эта дилемма будет мучить большевиков много лет спустя, а ее нельзя разрешить без введения современных машин и технологии, что в свою очередь невозможно на основе индивидуальных крестьянских наделов". [3]

Каким бы шокирующим ни выглядел этот вывод, но только Сталин, проведя коллективизацию, пришел к окончательному разрешению аграрного вопроса. Только в 1930-32 годах Россия вырвалась из порочного круга, в котором повышению производительности труда, механизации сельского хозяйства мешала его архаичная структура, но она же не была приспособлена, не соответствовала задачам промышленного роста, без чего не было возможности осуществить механизацию и т.д.

Именно Сталин, таким образом, завершил русскую революцию, набиравшую обороты с отмены Крепостного права в 1861 году. И это завершение было, пожалуй, наименее кровавым из всех, которые готовила России история.

Абсурдно обсуждать необходимость сталинских преобразований. Альтернативой им могла служить лишь "справедливая" деревенская пастораль отброшенной в аграрную фазу страны. Абсолютизировать "идиотизм деревенской жизни" в России XX века означало бы закладывать основы новой революции – или неизбежной утраты суверенитета.

Сегодня многое говорится о Советах, уничтоживших самое массовое сословие России – крестьянство. При этом забывается, что самым массовым "сословием" в СССР стали инженеры. Это обычный путь индустриального государства. Крестьянская страна просто не справилась бы с вызовами XX века.

***

Резюмируя сказанное в первых главах, можно заключить, что формационный подход в применении к революциям 1905-1917 годов хоть и дает большой материал для анализа, но не позволяет сделать окончательных, однозначных выводов о событиях вековой давности. Но использовать его необходимо – ведь принципами, заложенными в марксистком анализе, пользовались сами революционеры.

С другой стороны попытка выделить основной вопрос революции и рассмотреть события в свете его разрешения, показывает нам непрерывность революционного процесса, зародившегося во второй половине XIX века и пришедшего к своему логическому завершению лишь в 30-е годы XX века. Что позволяет по-новому взглянуть на весь революционный период – не исключая и «эпоху сталинизма».

В совмещении этих подходов нет принципиального противоречия. Догматическое следование классовому подходу или, напротив, полный отказ от него еще ни одного исследователя или политика до добра не доводили.

Примечания:

[1] см. Коток, В.Ф. «В.И.Ленин и наказы избирателей». Советское государство и право. -1963. – № 4. – С. 17 – 28.

[2] В.И.Ленин, ПСС, т.32 стр. 161, цит по эл. версии http://vilenin.eu/t32

[3] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990.

3. Зарождение марксизма в России

Немецкие экземпляры «Капитала» попали в Россию в конце 60-х годов XIX века. На протяжении нескольких лет в периодике публиковались выдержки из работ Маркса, шло их обсуждение.

В 1872 году в России легально вышел русский перевод первого тома «Капитала». С этим изданием связана необычная история. Цензоры, ознакомившись с переводом, отметили, что автор – явный сторонник социализма, но печать книги разрешили, так как «из-за трудности изложения ее никто не прочтет». Под запрет попал лишь портрет Маркса – его публикацию, по мнению цензоров, «можно было бы принять за выражение особенного уважения к личности автора». [1]

Публикация русского перевода «Капитала» имела широкий резонанс. Пресса откликнулась на выход работы, рецензии появились в газетах «Новое время», «Санкт-Петербургские ведомости» и т.д. Текст, опубликованный в «Новом времени», подчеркивал значение «Капитала» не только для занимающихся экономической теорией, но и для всякого образованного русского человека. [2]

Начиналась эпоха марксизма в царской России. Масштаб ее трудно недооценить. Интерес к работам немецкого философа охватил образованное общество – от правых до левых, от религиозных кругов до светских.

Доктор философских наук, историк философии В.Ф.Пустарнаков приводит ряд интереснейших фактов. Так, журнал «Православное обозрение» характеризовал Маркса как самого известного ученого – представителя социализма в Германии, а его «Капитал» как замечательное, но сугубо научное сочинение, переполненное абстракциями, похожими на математический трактат, весьма утомительный в чтении. [3]

Князь А.И.Васильчиков, «консервативный романтик славянофильской разновидности» [4], вовсеуслышанье заявлял: «Исходные мои положения заимствованы прямо из заявлений так называемых социальных демократов».

Наконец, о марксизме иногда желали узнать на самом верху. Например, министр финансов С.Ю.Витте излагал в курсе лекций, которые читал великому князю Михаилу Александровичу, исследования Карла Маркса.

Если «диалектике мы учились не по Гегелю», то точно так же либерализму Россия учились не по Миллю, а по Марксу. «Зарождающийся русский либерализм в лице Анненкова и Боткина идет на идейные контакты с Марксом, несмотря на то, что позиция последнего достаточно определилась как очень далекая от либерализма» [5]. «Влияние идей Маркса на Анненкова и Боткина – это первые страницы истории становящегося российского либерализма, на последних страницах которого в конце XIX в. окажется «легальный марксизм».

О том же, с несколько другой точки зрения, пишет британский советолог Эдвард Карр: «Быстрое распространение марксизма среди русских интеллигентов того времени было обусловлено интенсивным развитием русской промышленности и отсутствием буржуазной традиции или буржуазной политической философии, которые в России могли бы играть роль западного либерализма». [6]

В России до отмены Крепостного права просто не возникало необходимости в развитой экономической теории. В России конца XIX века, с приходом капиталистических отношений и развитием крупной промышленности, возникла острая потребность в инструментах для анализа происходящих процессов. Одним из основных таких инструментов стал марксизм.

Свою роль отводило ему и царское правительство. Видя в работах Маркса строгую социально-экономическую теорию, оно противопоставляло марксизм идеализму народников (и небезуспешно), представляя учение Маркса поступательным эволюционным процессом, исключающим революции. Именно этим во многом объяснялась удивительная лояльность царской цензуры, которая, по сути, на многие годы опередила "ересь экономизма" в РСДРП. Хотя, возможно, сама эта ересь вытекала из ранних "официальных" установок в отношении марксизма.

По крайней мере развитию так называемого "легального марксизма" в Российской империи не чинилось особых препятствий. Другой вопрос, что такая постановка вопроса была для царских чиновников ошибочна – секулярная чистота теории, ее голый экономический детерминизм, лишенный традиционных для того времени путанных апелляций к божественному или мифологическому, послужил причиной "просветления" для многих мыслителей 60-80 годов XIX века. Что, естественно, сказалось и на уважительном отношении к самой теории.

Вряд ли современные общественные деятели, призывающие осудить и запретить марксизм как "человеконенавистническую идеологию", понимают о чем говорят. Слишком обширен его вклад в российскую политическую культуру, слишком обширные страницы нашей истории придется вырезать. Яркий пример: «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии» (РСДРП), партии, из которой вышли большевики Ленина и меньшевики Мартова, написал "легальный марксист" П.Б.Струве. К революции 1917 года он был одним из идеологов либеральной кадетской партии, а в армии Деникина и Врангеля входил в "правительства" и составлял законы для территорий, занятых Добровольческой армией.

Другими известными "легальными марксистами" были будущие православные философы С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев.

Один из лидеров кадетов Милюков совершил эволюцию от народников, через социал-демократов до лидера либеральной буржуазной партии.

С "легальным марксизмом" так и не смогли до конца порвать меньшевики. На их засилье после Октября уже в большевистской партии жаловался Троцкий: "Впоследствии двери перед меньшевиками и эсерами были широко открыты, и бывшие соглашатели стали одной из опор сталинского партийного режима". [7]

Народник Плеханов, не сойдясь с будущими эсерами во взглядах на индивидуальный террор, стал убежденным марксистом, по сути – отцом-основателем и первым идеологом РСДРП. Долгие годы он посвятил непримиримой критике народников с точки зрения марксизма. Отголоски этой борьбы слышны в работе Ленина "Друзья народа и как они сражаются против социал-демократии".

Но хоть социал-демократы и обрушивались с резкой критикой на тех же эсеров, явное влияние марксизма прослеживается и в программе этой партии. К примеру, вот как в ней трансформировалось представление о Мировой революции:

«Во всех передовых странах цивилизованного мира, параллельно с ростом населения и его потребностей, идет рост власти человека над природой, усовершенствование способов управления ее естественными силами и увеличение творческой силы человеческого труда во всех областях его приложения...

Но этот рост... происходит в современном обществе при условиях буржуазной конкуренции разрозненных хозяйственных единиц, частной собственности на средства производства, превращения их в капитал, предельной экспроприации непосредственных производителей или косвенного подчинении их капиталу. По мере развития этих основ современного общества, оно все резче распадается на класс эксплуатируемых тружеников, получающих все меньшую и меньшую долю созидаемых их трудом благ, и классы эксплуататоров, монополизирующих владение естественными силами природы и общественными средствами производства...

Классы эксплуатируемых естественно стремятся защищаться от тяготеющего над ними гнета и, по мере роста своей сознательности, все более объединяют эту борьбу и направляют ее против самых основ буржуазной эксплуатации. Международное по своему существу, движение это все более и более определяется как движение огромного большинства в интересах огромного большинства – и в этом залог его победы.

Сознательным выражением, научным освещением и обобщением этого движения является международный революционный социализм...

Партия социалистов-революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации человеческой личности». [8]

Совершенно марксистская фразеология. А ведь это эсеры, крестьянская партия, наследники народников!

Марксизм настолько впитался в политическую жизнь России на рубеже XIX – XX веков, что вычленить его, представить обособленным деструктивным течением вряд ли возможно. В той или иной мере марксистами были все основные политические силы. Дальнейшее дробление шло уже по пути трактовок марксизма, принятия или непринятия его революционной составляющей и т.д.

Для нас сегодня крайне важно разобраться в перипетиях этих теоретических дискуссий, а затем и прямых вооруженных столкновений. Тем более, что свои аналоги они имеют и в современности.

Примечания:

[1] История экономических учений, М., 1963. Цит по эл. версии http://www.ekoslovar.ru/istoria.html

[2] Там же

[3] Философский портал, Сборник материалов научной конференции к 180-летию со дня рождения К.Маркса. В.Ф.Пустарнаков, «Парадоксы в истории марксизма в России». Цит по эл версии. http://www.philosophy.ru/iphras/library/marx/marx20.html

[4] Там же

[5] Там же

[6] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990.

[7] Л.Д.Троцкий. История русской революции, Т.2. Цит. по эл версии.

[8] Полный сборник платформ всех русских политических партий. С приложением высочайшего манифеста 17 октября 1905 г. и всеподданейшего доклада графа Витте. – Изд. второе. – СПб.: “ННШ”, 1906. цит. по эл. версии.

4. Ересь революции – современный взгляд

Становлению Российской социал-демократической рабочей партии способствовали три идеологических конфликта – с народниками, «легальными марксистами» и «экономистами».

Народническое направление российской революционной мысли делало ставку на крестьянство. В аграрных бунтах оно видело зародыш движение масс, способный разрушить доживающий последние дни специфический российский пост-феодализм и недокапитализм. Однако, даже впитав марксистские воззрения, будущие эсеры исходили из возможности перепрыгнуть буржуазный этап развития страны. В крестьянской общине они видели прообраз коммуны будущего, полагая, что с опорой на нее реально сразу осуществить переход к социализму, или "крестьянскому коммунизму", как называли его позже.

Социал-демократы громили эту точку зрения сразу по нескольким фронтам. С одной стороны, опираясь на марксистскую теорию, они указывали на невозможность миновать закономерные этапы общественного развития, перепрыгнув из феодальной формации в социалистическую. Причем, это не являлось догмой и не было "самим в себе" самоценным утверждением "потому, что Маркс так сказал". Только промышленно развитая культура с высокой производительностью труда может обеспечить "изобилие" для социализма, а для развития такой культуры неизбежно требуется капиталистический этап развития.

С другой стороны эсдеки указывали на аморфность и в целом не революционность крестьянской массы, даже не рассматривая крестьянство как класс. По выражению Плеханова крестьянство – это «состояние».

Обобщенно крестьянство социал-демократы склонны были рассматривать скорее как силу мелкобуржуазную. В лучшем случае – как слой населения, в котором только начинаются процессы разделения на классы. Правда, в работе "Развитие капитализма в России" (вышедшей в 1899 году) Ленин указывал, что этот процесс достаточно далеко зашел, что крестьянство расслаивается, выделяя с одной стороны, сельский и городской пролетариат, а с другой – сельскую буржуазию. Но эту оценку – о далеко зашедшем процессе расслоения – будущие события не подтвердили.

С точки зрения социал-демократов невозможность опоры на крестьянство была очевидна. Они делали ставку на конкретный класс – городской пролетариат. Форсированное развитие промышленности в России на рубеже веков, увеличение численности рабочих и первые забастовки, казалось, полностью подтверждали их правоту – рабочий класс стремительно обретал сознательность. Лишь события революции 1905 года, а особенно – 1917 показали ограниченность этой позиции.

Второй идеологической битвой была борьба против «легальных марксистов». Течение, возникшее в 80-90-е годы XIX века, безоговорочно принимало марксизм, полагало ближайшей исторической перспективой для России переход к капиталистической формации. Сосредоточившись на экономической составляющей работ Маркса, чтобы во всеоружии встретить момент перехода, сторонники этого течения вначале отодвинули социалистический этап в неопределенное будущее, а следом и вовсе пришли к отрицанию его революционности, полагая, что в далеком будущем достичь социализма можно будет и эволюционным путем. По сути это было простой отмашкой в сторону революционной теории. Главное, на чем сосредоточились "легальные марксисты" – это капитализм здесь и сейчас. Так из организации марксистов формировалось буржуазное движение.

Как мы видим, в подобном идеологическом перерождении нет ничего удивительного. Современные проклятия в адрес номенклатуры ЦК КПСС, которая "враз вся стала либералами и рыночниками" проистекают лишь от незнания истории.

Наконец, "экономизм" был третьим направлением, в которое вылился марксизм в России. Его сторонники, признавали себя авангардом борьбы за права рабочего класса, но призывали разделять политику и экономику. Рабочих прежде всего интересуют экономические вопросы, говорили они, что и выражается в требованиях забастовщиков об увеличении зарплаты и улучшении условий труда. Таким образом, борьба за улучшение экономического положения пролетариата провозглашалась главной целью, отодвигая политическую борьбу на идеологические задворки. Политика не снималась окончательно с повестки дня, однако она должна была стать уделом ограниченной группы интеллигенции, вырабатывающей политические решения.

Это противоречило уже базовым установкам марксизма. Недаром формационный подход оперирует понятием "социально-экономическая формация". Определенные экономические отношения могут нормально существовать только при определенном общественном строе, и этот процесс – влияния экономических отношений на общественные и наоборот – взаимный. Как невозможно представить себе развитый капитализм в феодальной формации городов-крепостей (просто не может развиться свободный рынок), так невозможно представить себе и социализм при сохранении власти и основных средств производства в руках буржуазии – они закономерно употребят их к собственному обогащению, вновь повернув развитие к капитализму.

Однако и "экономизм", отрицающий взаимосвязь политики и экономики, хорошо знаком нам по событиям новейшей истории. Именно эту "ересь" марксизма проповедовали реформаторы во время перестройки, обещая накормить народ двадцатью сортами колбасы (заботясь об экономических требованиях) и сдвигая в сторону как незначительный вопрос о политике.

Нам постоянно твердили о "шведском социализме", явно указывая на не принципиальность вопроса о строе – капиталистическом или социалистическом. Дальше случилось то, что случилось – появилась колбаса, но снизилась покупательная способность большинства населения за счет ее повышения у ограниченной группы новых богатых. И вот уже девочка из бывшего шахтерского поселка звонит на прямую линию Путину и просит новое платье для своей сестры. Поселок много лет живет натуральным хозяйством, и давно забыл, что какая-то колбаса где-то существует.

И здесь проклятия следовало бы слать не "переродившейся номенклатуре", а в первую очередь контрольным органам партии, не выявившим своевременно хорошо знакомую из истории "ересь".

О несовместимости таких течений в марксистском лагере предупреждал Ленин. Именно об этом он писал в преддверии Второго съезда РСДРП: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться. Иначе наше объединение было бы лишь фикцией, прикрывающей существующий разброд и мешающей его радикальному устранению». [1]

Одержав идеологическую победу над оппонентами, успешно размежевавшись с ними, российские социал-демократы наконец собрались в 1903 году на свой второй съезд, который должен был положить начало РСДРП (делегаты первого съезда, состоявшегося в 1898 году, были арестованы практически сразу после открытия и не смогли принять никаких документов). Но как выяснилось, борьба только начиналась. Непримиримые противоречия между будущими большевиками и меньшевиками выявились в вопросе о партийном уставе, и скоро переросли в куда более принципиальный идеологический спор об отношении к партии и ее задачам.

Примечания:

[1] «Заявления редакции «Искры», 1900 год. Цит. по эл. версии http://www.comstol.ru/bibl/lenin/zayav_iskr.html