Текст книги "Целый осколок (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ты пожертвуешь этими людьми, примарх? – его голос, усиленный Силой, обрушил гром раскатов на лес, на заросли кустарников, на отблеск металла доспехов, обнаженного оружия, зачерненную серость стволов пулевых винтовалей, сытый глянец стали стволов мортирок – Ты пожертвуешь, своей честью, примарх? Нарушишь договор и станешь предателем? Это твой окончательный выбор, примарх Робаут Жиллиман?

– Мы, люди, не заключаем договора с тварями противными Господу. А обман врага не является предательством! Положи оружие на землю и встань на колени, именующий себя Леонардо! И Адептус Астартес пощадит тебя!

Голос примарха также усиленный магией низших прокатился по низине низким, заставляющим заныть зубы, долгим гулом. Он поднимал лошадей на дыбы, принуждая рвать поводья, испуганно ржать и полузадушено хрипеть. Связанные и уже очнувшиеся люди возле повозок и на дороге, болезненно морщились, скручивались телами, пытаясь прижать, прикрыть плечами нежные барабанные перепонки.

– Да-да, это просто военная хитрость… Что ж, это было вновь ожидаемо – негромко пробормотал Леонардо, пытаясь выявить, найти колдунов низших. Все эти огненные шары, ледяные иглы, огненные штормы, все это незначительно и не очень опасно. Но вот разверзшаяся под ногами земля, скала падающая на голову или несущийся на тебя вал огня заставляет принять меры предосторожности. Есть, нашел! В лесу, локально, сжато, что-то закручивалось в тугой жгут стихий и постепенно набирало мощь.

– Бруно, Себастьян, Заря! На два часа, триста метров! Убить всех! – он поймал взглядом замершие в движение тела, непонимающие взгляды и проворчал – Чуть правее от меня, триста шагов. Бе-гом!

И махнул рукой указывая направление, одновременно воздвигая Щит Силы. От поворота до въезда в низину, от земли и до неба. И тут же в щит грохнули маленькими снарядиками, тугими снопами картечи, взрывающимися гренадками мортирки. Вонзились огромными злобными шершнями тяжелые пули винтовалей. Что клубастое, иглистое, со шлейфом как у кометы бухнулось в щит, заставляя его на мгновение дрогнуть и побежать сине-белыми разводами. Следом за кометой в щит вплавилось около десятков раскаленных метеоров, прилипших к щиту и принявшихся его медленно прожигать. Снизу, от земли, всплыли прозрачные клубы зеленного едкого тумана. Пленка щита начала истончаться, терять плотность. Низшие сумели удивить.

Леонардо пожал плечами и поставил второй щит – нет необходимости экономить силу, вон сколько, благодаря стараниям примарха, у него появилось «батареек». Правда слабеньких, «мизинчиковых», но много. Леонардо оглянулся на Совершенного в клетке – от него просто несло запахом Силы. Чистой, вкусной, обильной.

– Скоро, скоро, моя прелесть… Вот сейчас мои зверята съедят плохих низших, и ты станешь моей!

И его слова оказались пророческими. Вначале редкие, а затем сливающиеся в один бесконечный вопль ужаса, крики вырезаемых людей слились в один безмерно громкий кошмарный рев. Так одуревший от крови хорек, ворвавшийся в курятник, режет бессильно мечущихся в панике птиц. Ловушка на охотника захлопнулась и принялась медленно и неумолимо перемалывать его кости, рвать в клочья мясо, выдирать кишки, перерезать горло беспощадными, неостановимыми, бритвенно острыми клыками его младших зверей.

В глубине леса оглушительно грохнуло и медленно, словно нехотя над вершинами деревьев взлетела… Ракета? Или спеченный в конус пласт земли, вздымающийся в высоту неба на широком столбе ослепительно яркого пламени. Вспыхнуло звездой, дрогнуло под ногами, обжигающая волна покатилась из эпицентра огненным валом, заставляя деревья вспыхивать как спички. Даже тут, у повозок, стало невыносимо горячо, земля высыхала, рисуя на себе горячим воздухом сеточку мелких морщин. Леонардо ощутил тень волнения за Первых Зверей и особенно за Слугу и тут же отбросил неправильное чувство – если они не справятся, если они не выживут и не принесут ему голову примарха, то такие звери и такой Слуга ему не нужны. Это позор для Владыки, иметь столь слабую свиту.

Леонардо широко раскинул руки и принялся их медленно сводить. Тяжело, напрягая мышцы в разрывающем связки и гнущем суставы усилии. Щедро расходуя Силу и что-то свое, самое себя.

На висках выступила испарина, зубы вдавились друг в друга, заставляя истираться в порошок эмаль. Что-то внутри Леонардо не переносило, не терпело, ненавидело такой огонь. Это всепожирающее и неконтролируемое пламя. Таких бешенных зверей пристреливают, дабы не разносили далее чудовищную своей бессмысленностью гибель всего и всех. Эта слепая стихия должна быть покорна и управляема. Монстр должен сидеть в клетке, на привязи и в строгом ошейнике.

Ахнуло, словно рухнула скала. Толкнуло в тело горячим воздухом и пламя опало вниз. Побежало, спотыкаясь, редкими длинными, стремительно выстреливающими вверх и по земле, языками варанов. Убегая от своей гибели, затихания и никак не успевая.

Леонардо ощутил приближение своих Зверей и Слуги. Закопченные, где-то даже обугленные. С обгоревшими лицами и полностью без волос, бровей и ресниц, тем не менее они шли твердо, ступали мягко, смотрели на него с трепетным ожиданием похвалы. Трепетно смотрела Заря, ожидающе Бруно и восторженно Себастьян. Бруно нес что-то на плече. Дымное, большое, переломленное в середине. Вслед за ними шли младшие звери. Такие же обгорелые, практически голые, покрытые спекшейся коркой крови. Три… Всего пятеро. Но старик-садовник, ныне старший над младшими выжил. Хуже, чем он надеялся, но лучше, чем ожидал. Леонардо щедро плеснул Силой, омывая ее потоками своих зверей. Всех, младших, старших, Первых. И особенно Слугу – ему очень не нравился ее внешний вид, ведь он обещал ей, что она будет прекрасна. Он щедро лил Силу, исцеляя, залечивая, стирая ожоги. Рубцуя тонкими ниточками шрамов развалы рубленных и резаных ран. «Штопая» огромные дыры с почерневшими опаленными краями на груди, животах, бедрах, плечах. Пулевые винтовали наносили страшные раны своими «бочонками» свинцовых пуль. «Если бы низших было в два раза больше, то из младших никто бы не вышел из леса. Да и со старшими под вопросом…» мелькнула сполохом плохая мысль.

– Владыка!

Кто-то зовет его?

– Владыка! Что с вами!? Вы, вы… Вы…

– А что со мной, Заря? – недоуменно спросил Леонардо. Небо и земля менялись местами в завораживающем калейдоскопе, тучи ложились под ноги, парящие в высоте комья земли, стволы деревьев медленно уплывали резвящимися китами в закат. Мир обнимал его, принимая в свои уютные объятья, заботливо укутывая теплыми пледами тишины и пустоты, подставляя под вдруг ослабшие ноги скамеечку сна.

– Владыка! Вы… Вы истончаетесь! Владыыыы-ка!

Оглушающий, неприятно будящий от сладостной неги, наполненный неописуемой тревогой и страхом, голос Зари вырвал Леонардо из сна-кошмара, выдернул как рыбак рыбу, рвя острыми жалами крючка его тело. Боль. Боль – это хорошо, боль отрезвляет, не дает заснуть. Леонардо почувствовал, как руки зверей, надежные и сильные, как якорь в дурном тумане грез, подхватывают его.

«Контроль, он потерял контроль! Он слишком много отдал и продолжает отдавать. Он слился… Он сливается с Силой!».

– К… Кх-хы… К клетке… Где… Совер… – сил завершить произносить слово уже не было, но его поняли. Он чувствовал, как его несут, придерживают, накладывают его пальцы на виски Совершенного, что лежит недвижим под непреодолимыми прессами рук его зверей. Он чувствовал, как Сила такая восхитительная на вкус, пьянящая, дарующая силы, бурным потоком вливается в него, возвращая его в реальный мир. Он начинал ощущать себя прежним.

– Ты взял плату и обманул. Ты убил моего сына.

Леонардо распрямился, откинулся всем телом от высушенной до невесомости мумии Совершенного – когда только его звери успели разнести на части клетку? – обернулся к жалкой твари так и лежащей на земле, как там ее? А, аутарх Слау Ра, кабал чего-то там.

– Я не обещал сохранить жизнь твоему сыну. Только ваши жизни, жизни эльдар. Да и не сын он тебе, так, приемыш.

– Ты взял плату и обманул.

– Повторяешься, эльдар.

– Ты умрешь.

– И вновь ты… – начал говорить Леонардо, но не договорил. Тело бессильной твари вспухло, надулось неровным пузырем и всплеснулось в его сторону чем-то…

Леонардо не разглядел, не понял, чем – его опутала тьма.

Глава 10

О том, что автору надоели неуклюжие эпитафии пред главами и он, быстро решив, долго подумав, не будет более и далее, долго и нудно повествовать, рассказывать о том, что в этой главе… Все-таки занудил и как всегда, обманул.

«Какое небо голубое…» Нет, это не небо, это потолок разрисованный под небо. С кучерявыми облаками и дурацкими порхающими между ними бабочками. И птичками? Вот это вот, очень страшное! С дикими спичками-ножками, головами как шар и черточкой клюва, это точно птички? Ах ты, не распознал! Это – ангелы! А черточка, это труба, в которую они трубят. Руки бы оторвать этому художнику-маляру, поклоннику психоделики. Не таки какие-то у него ангелы. Неправильные. И все здесь какое-то не такое, и сам он какой-то не такой. Не с похмелья, не с болезни, а нечто невнятно. Вот словно он был в чужом доме, носил чужую одежду, ел чужую еду, спал с чужой женой, но вдруг все это стало его. Внезапно, окончательно и навсегда. Изменений не предусмотрено. Известно четко, ясно, без облачности, как будто ранее договор внимательно читал, а сейчас подписал. Все стало личным и близким, но пугающим при пробуждении утром, свой внезапной неузнаваемостью.

Он поднял руки к глазам, повертел перед ними ладонями – тыльная сторона, наружная, тыльная, наружная. Четкие линии жизни, гладкая кожа, костяшки не сбиты, нет специфической намозоленности, но есть странные мозоли, такие появляются, когда долго режешь или что-то точишь ножом. И все пальцы на месте. И левый мизинец и оба указательных. Нет, это не его руки.

– Владыка! Вы очнулись!

Кто Владыка? Он владыка? Когда он успел дослужиться до митрополитского сана? И кто радуется его пробуждению? Голос-то какой приятный, звонкий, чистый, вот бы и внешность такая же… Ничего такого, так, полюбоваться, в его то годах…

Он осторожно повернул голову и встретился со взглядом невероятно лучистых, бездонно голубых глаз. Четкий овал, сияющая кожа, точенный носик, пышные ресницы, губки… Красивая, невероятно красивая! А глазища-то! Утонуть можно.

– Где я?

– Вы на постоялом дворе, Владыка! Этот двор, он рядом с городом Дижон. Вы велели нам идти к нему, Владыка! К Дижону! Я так счастлива, что вы очнулись, Владыка! Мой Повелитель!

– Не нужно так волноваться. Ты теряешь контроль – вот это как так? Произнес легко и с ощущением полного права делать замечания и одергивать. Смело, че! Гастелло, млин!

– Простите, вашего Слугу Владыка! – Невероятно красивая девушка упала на колени, подхватила его ладони, осыпая жаркими поцелуями, обжигая горячими каплями слез счастья. Он лежал, не отнимая рук, думал, думал, пытался понять – что, что, мать его, происходит?! Что?! Впрочем, он разберется, не в первый раз очухиваться вот так, непонятно где и с кем. Только тогда рядом с ним не было такой красивой девушки, радостно целующей ему руки. Тогда ему руки не целовали, там наоборот… Гм-м. И вот первый вопрос. Он и ответ получит и подстрахуется от неожиданностей. Возможно.

– Сколько я был без сознания? – спросил и тут же поправился, видя сияющие счастьем, очень пытающиеся, но не могущие понять его слова бездонные глаза – Сколько я молчал и не двигался?

– Полных пять дней и пять ночей, Владыка!

Ого, целых пять суток! Немалый срок. А силы есть, не чувствует он себя ослабленным. Он вообще чувствует себя молодым, полным сил и энергии. Молодым!

Он вырвал, отнял руки от губ девушки, еще раз внимательно их осмотрел. Судя по эпителию и цвету кожи на тыльной сторону ладоней, владельцу этих рук лет двадцать – двадцать пять, не больше. Ухоженные, правда с немного выросшими ногтями, сильные, с тонкими красивыми пальцами. С остатками качественного маникюра. Маникюра?! Что-то внутри него заворочалось, начало всплывать разбуженной тушей чего-то огромного и злобного, глаза привычно обтеплело до век, поддергивая все поле зрения золотисто-красной дымкой. Маникюрр-рр… Сука! Сука! Сука! Маникюр! Разорр-вать!

– Не гневайтесь, Владыка, прошу вас! Я не понимаю… Простите, Повелитель! Я не могу понять вашей воли!

Он удивленно поглядел на нее сквозь золотисто-красную дымку– она не может понять? Ха! Пыль и прах! Гораздо важнее то, что он сам ничего не может понять! Хм, а совсем ведь не мешает видеть этот туман, дымка, пелена? Даже как-то все четче, резче, ярче. Вон на кожаной одежде двух подозрительно молчаливых мордоворотов за спиной девушке даже мелкие царапины видны. И острое железо на них. Такими ножиками колбаску не режут. Стоят, бесы, «фаса» ждут. У, демоны!

– Я не гневаюсь, девушка – погневаешься тут, вон какие амбалы против аргументируют и вдохновляют на правильность в ответах. Этих терминаторов мясных, двумя ломами не перешибешь. Таких только гранатой глушить. Связкой противотанковой. Или сразу ящиком – экономии тут не место! И пару мин сверху, для гарантии. Психи.

А кто еще? Смотрят на него влюбленными глазами, как глядят влажно верные псы, увидавшие хозяина после долгой разлуки. Вот только хвостами не виляют, но чрезвычайно желали бы. Прям горят взорами возжелания! Ух, как его в высокий штиль несет! Пафос градуирует до бесконечности, скромная вычурность на подходе. Тут думать надо куда он вообще попал, где он и с кем он, а не речь свою чеканить высокими шаблонами. Он вздохнул, с осознанной обреченностью – сам себя отвлекает, самобманывает пустыми размышлениями. Да, выбор есть и его нет. Только один приемлем. Спрашивать начистоту. Разговор вести только впрямую, только открыто, ставя этим все на кон. Такой себе Каггат, ритуальный поединок с самим с собой. С Темной стороной себя. Играющего страстями, жаждущего протравить желчью дорожки недоверия на плате недоверия на плате подозрительности. Еще раз покосился на замершую в ожидании девушку, все так же стоящую на коленях возле него. Ну, что? «Джеронимо!».

– Встань с колен. Сядь… Ну вон в то кресло сядь. Расскажи мне все. Все с того момента, когда я – какое же слово подобрать? – потерял себя?

– Вы упали, Владыка, после того, как что-то схожее с хрустальной сетью ударило вас в спину. Вылетело оно из тела эльдара. Затем над вами вилось такое серое, как… Как вечерняя хмарь. Она обжигала, не давала коснуться вас. Долго, в полную половину часа. И мы не могли это ни развеять, ни пройти. Бруно и Себастьян сожгли себе всю кожу на теле, пытаясь к вам пройти и вас унести, Владыка. Они не успели. Серое марево втянулось в вас, и вы тут же открыли глаза. Долго молчали и произнесли только одно веление нам – идти в Дижон. Затем вы замолчали и закрыли глаза, Владыка. На целых пять дней, Владыка! Я… Мы… не оставляйте нас больше, Владыка!

– Я… – он подумал, а имеет ли право? Решил – имеет, внутренне ощущая, что не только имеет, а вообще ее, девушку и этих двух амбалов и еще кого-то, напоминающих маленьких медвежат, имеет. В смысле, не имеет, а в праве своем поиметь… То есть в Праве своем и Силой своей… Он вновь запутался в громких словах и резко оборвал затяжной дрифт своих мыслей. Уверенно и не допуская сомнений в голос продолжил словами свое решение:

– Я вас не оставлю – в голове хлопушкой разбросал хмурое веселье грустно-смешной словесный гэг: «Я вас не брошу. Папа пить не бросил и вас не бросит!».

Губы сами собой открылись, выбросили вырубленные монеты слов велением-приказом:

– Себастьян, вина.

О, как! Не задумываясь и не сомневаясь, что этот молодой человек с фигурой сушенного бодибилдера – одни мышцы и жилы под кожей юноши с глазами ребенка, выполнит его приказ. Любой приказ.

– Фринийского, Владыка? Здесь только виноградное, яблочный сидр и пиво. Мне найти для вас фринийское, Владыка?

– Нет. Сидр подойдет.

Крайне неглуп, уважительно тактичен, смело инициативен и вариативен в выполнении порученного. Эффективный менеджер. Сила уму не могила? Пака думал, один из громил, тот самый молодой, беззвучно исчез за дверью. Значит, это точно Себастьян, а оставшийся Бруно. Может и этого Бруно куда-то или зачем-то отправить? Легче атмосфера станет, не так напряжена атомами воздуха. Вернул взгляд на девушку, севшую на краешек кресла и готовую мгновенно сорваться с места по его велению, по тени желания.

– Что было потом?

– Мы собрали все золото, все хорошее оружие. Младшие звери закололи всех людей, что там остались живыми, прислужников Совершенных и эльдар. Этим тварям мы отрубили головы. Двух Совершенных мы взяли с собой и пытались поить вас их кровью, Владыка. Но вы ее отвергали, тогда я напоила вас своей, мой Повелитель.

– Я пил твою кровь?

– Да, Владыка! Мою вы пили, а кровь Бруно и Себастьяна не хотели, сжимали губы. Владыка, не гневайтесь на Старших зверей! Они так переживали, что Бруно неосторожно раздавил голову Совершенному, а Себастьян плакал! Ой! Мой Повелитель!

– Не буду. Я не буду гневаться. Я спокоен.

Нет, «я совершенно спокоен» не дождетесь. Да это… Это что тут за… Этот ангелочек нежным голоском, радостно и довольно сообщает ему, что они кого-то там закололи, другим отрезали головы, всех ограбили и теперь ждет похвалы как за правильно выполненное домашнее задание. Это что за отмороженная рейд-группа орков-боевиков во главе с феей?! Переживали они, плакали, головы как гнилые арбузы давили. В расстройстве, млин! Головы! И еще они поили его кровью! Да как в голове своей они это родили? Как звери! Ага, вот именно! Звериное чутье, знание незнаемого. А фея, для него деликатес – «мою вы пили», а другой он, видели те, брезговал! Отвергал. Гм, как все вместе эротично прозвучало! Ну вот такие они, вампиры-наоборот, привлекательные извращенцы. А может… Он и сам вампир?

Он посмотрел на солнечный свет рвущийся в открытое окно – лето. Осторожно подставил руку под теплый луч – не обуглился. Потрогал клыки во рту – островатые и большеватые, но вроде бы в норме. И кожа у него, по крайне мере на руках, розовая, здоровая, не как в фильмах мертвенно-бледная. Сердце стучит гулко, ровно, сильно, как матерым суперпрофессионалом отрегулированный мотор. Поет. Пульс? Очень хороший пульс. Как космический пульс, ровный как у астронавтов – все положенные 60 в минуту. Метроном. Нет он не вампир, это точно. А кто тогда? Эта вот золотая дымка в глазах, это ведь не очень нормально? Есть тут поблизости хорошие офтальмологи?

– Ваш сидр, Владыка.

– Спасибо, Себастьян – что это он так дергается, словно обычная благодарность равна ордену или даже больше, судя по его просиявшему лицу?

– Я счастлив вам служить, Владыка!

– Мы счастливы служить вам, Владыка!

Ого, какой бас у этого Бруно! Как корабельный ревун, мля! Почти оглушил, сволочь здоровая!

– Вольно, вольно. Расслабьтесь, дети мои. Не нужно служить человеку ли, идолу ли, как богу. Грех это. Господу служите, от сердца и души служите, не ради злата или пищи телесной, а ради спасения душ ваших.

Твою-жжж… Это то как он так завернул? И без шпаргалки? Естественно так, без надрыва или вымученного-заученного, словно от сердца выдал, словно он проповедовал или отправлял службы ежедневно. Привычно и не по разу в день.

«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое! Да придет Царствие Твое!» Басистый раскат вспух в голове, ударил в виски. В голове рваными, подрезанными и склеенными, потрескавшимися черно-белой негативами замелькали кадры, обрывки фильма, статичные сценки, ролики без начала и конца.

Вот молодой юноша срывает виноградную ягоду, его другая рука на рукояти шпаги. Привычно и обыденно. По праву рождения. Он смеется, отталкивает пальцами унизанными перстнями чью-то руку, игриво щекочущею его стебельком.

Красный песок пустыни, ветер сушит глаза, один стоит над другим, в руке стоящего гудит, плавит глубокой бороздой песок, багрового цвета меч. Глаза стоящего до краев залиты тяжелым золотом. И тяжелые, гортанно-шипящие слова древнего языка сносят песчинки в сторону, связывают своей силой ветер, сами расправляя темные крыльями плащ нового Дарт-лорда.

Горящий БТР, чьи-то окровавленные, исцарапанные, грязные руки тащат его от жарко горящего железного гроба. С криком сбивают с него пламя. Госпиталь, награды. Граната, контузия, плен. Нехорошо получилось, кровников с еще Первой встретил. Чрезвычайно ему рады были, как только не убили – бог ведает! Вредный оказался, выжил. Госпиталь. Увольнение из рядов. Сияющие оклады икон, тепло свеч, изуродованные руки с отрезанными указательными пальцами заливают масло в лампаду.

Лица, лица, лица. Юное, более взрослое, взрослое, старое. Юноша, мужчина, зрелый мужчина, глубокий старик.

Леонардо Мауриччи де Ла Маттэо де Франко Раннийский, сын герцога, наследник. Избалованный, капризный, равнодушный, пресыщенный. Не хотящий уже ничего и желающий всего и вся. Власти, могущества, богатства и преклонения. Много.

Дарт Кэлл Сутта, далекий-далекий потомок истинных ситхов и темных джедаев с красноватой кожей, необычайно жестокий и властолюбивый. Предавший и убивший своего Учителя, завладевший его собранием голокорнов. Отшельник, маг, достигший невероятных успехов в Темном мастерстве и ситхской алхимии. Сознательный гематофаг, пьющий кровь разумных как вино, разумное чудовище в человеческом облике. Растворившийся, сгинувший в Силе после неудачно проведенного ритуала по обретению еще большей силы и могущества. Еще больше силы, могущества и власти. Не вышло, хотя к успеху шел. Но он переоценил себя – невероятный апломб в негативном значение слова, сгубил ситха. Гневные эмоции помогли. Добили.

Капитан разведроты Леонид Кузнецов, обгоревший на Первой чеченской, попавший в плен и лишившийся указательных пальцев на Второй. Сперва почти монах, потом, после семинарии поп в убогом сельском приходе, что без сомнения присовывал изуродованный кулачище под глаз перебравшему самогонки грешнику, да и другое присовывал тоже очень грешным дояркам и птичницам. Обычный сельский поп с разбитой головой остывающий у обворованного иконостаса. Даже молитва не прошепталась – быстро умер.

Не успел помучаться божьей милостью. Не желающий ничего, простивший всех – своих убийц и жену, плюнувшую ему в лицо. И пьяную, грязную, что-то кричащую и что-то требующую от него дочь. Не родную дочь, от другого дочь, но которую он растил как свою. Пытался вырастить. Тоже не получилось.

Все они что-то говорили ему, говорили с ним, объясняли, рассказывали, требовали, просили, благословляли.

Он слушал их, слышал их, понимал их, но не успевал осознать, принять, ответить и спросить. В разуме неистовствовал шторм, топящий кусочки его личности, их личностей. Бушующий ураган уносил осколки мыслей, фраз, выводов. Ревущий смерч втягивал в себя все, что было верным, правильным, переламывал и выбрасывал, развеивал пылью над пустыней сознания. Пол вдруг приблизился к лицу, тяжелый медный кубок так и с не отпитым, тяжело и густо пахнущим яблоками сидром выскользнул из пальцев. Великая Темная Мать ласково подхватила его под голову, накрыла глаза сухой, чуть-чуть шершавой, усталой ладонью и он уснул в спасительной темноте.

«Засыпай, на руках у меня засыпай. Засыпай под пенье дождя. Ты найдешь свой потерянный рай».

– Заря, где моя одежда?

– Владыка вы очнулись! Сейчас, мой повелитель!

Легкой птичкой девушка сорвалась с края его постели, вспорхнула крыльями-руками распахивая створки здоровенного шкафа, монструозной помеси раздевальни и сундука-переростка. Тонкими, невесомыми ручками-веточками, крылышками, ага, распахнула. Легко и непринужденно.

Что же создал этот Дарт Кэлл Сутта, злой гений, сумасшедший творец, повелитель плоти. Чудовище? Чудо? Остановимся на чуде, ведь Заря так чудесно прекрасна и невероятно красива.

М-да, он был гением, этот краснокожий. Сможет ли он также? Скорее всего – да. Там внутри него, в глубине сознания, в полной готовности, по щелчку пальцев готовы всплыть на поверхность авианосцами флотами цельные массивы знаний и умений. Структурированные, отформатированные, каталогизированные. Все ему доступно, подвластно, покорно. Он цел, он целостен. Он цельный осколок трех личностей, слившихся, сплавившихся во едино. Осколок целого.

– Ваш одежда и ваш плащ, Владыка!

– Спасибо, Заря – называть ее слугой не поворачивается язык.

Омыл лицо, сполоснул тело до пояса, протер мягкой тряпкой. Понюхал под подмышками.

– Бруно, тут есть мыльня или терма?

– Да, Владыка, есть. Мыльня.

– Пусть будет готова к вечеру. И никаких вслед или перед мной. На весь вечер. И пусть там будет лучшее холодное пиво, что есть в этой дыре.

Он оглядел себя в зеркало. Хорош. Не юноша, нет, от этого пацана Леонардо остались лишь густые черные волнистые волосы и губы. Остальные черты лица подсохли, заострились режущими гранями, глубокая складка между бровями по-хозяйски расположилась на переносице. Странно, бриться ему не нужно, ни намека на щетину, идеально гладкая кожа. Ах, да, наследие краснокожего! Ситх безупречно поработал над мальчишкой – он не стал вытеснять сознание пацана, подставляя себя, свои мысли и желания. Нет, он стал им, Леонардо 2.0. И незаметно изменил его, сделал сильнее, быстрее и честно говоря, умнее. А Леонардо и не сопротивлялся. Вначале не успел осознать, что меняется, после уже не задумывался. Да и не было глубоких противоречий и расхождений. Он был как юный брат-близнец ситха – такой же властолюбивый, жестокосердный, аморальный. Жаждущий власти. Нечего было им делить.

Да, о власти – почему ее жаждут? Ответственность же огромная, неподъемная! Но вот жаждут и все. Невероятно амбициозные граждане. А краснокожий еще и креативный тип, совершенно не скованный рамками шаблонов разумный – неожиданные решения, движение на пролом. Ни сомнений, ни терзаний. А как он красиво примарха материальной иллюзией поимел, как он всем мозги заплел! Ангел, мать его! Ситх’ари! Идеальное существо! Да, это достойно восхищения и бурных аплодисментов! Браво и только браво!

Он отдал должное уважение ситху короткой паузой и продолжил осмотр нынешнего себя. Плечи, обтянутые тонкой кожи походной куртки, широки и разлетны. Высок, строен, осанка как у суворовского юнкера или кремлевского курсанта. От него исходит явно ощущаемое, непроизвольно транслируемое вовне право повелевать. Сила и мощь, способные это право подтвердить. Не хотел бы он столкнуться с таким типом, там, у себя – невозможно удержаться, так и хочется вмазать в эту лощенную, высокомерную рожу, пусть потом тебя и в калеки определят. А этот… То есть он, может. Легко и не только в калеки, а сразу на «футбольное» поле определить, без надписи на кресте в изголовье, так как не опознают. Что там опознавать в кучке пепла?

Он шевельнул плечами, качнул головой, чуть скрутил корпус, поднял правую руку, сжал в кулак. Все движения невероятно плавны, неестественно экономичны и четки. Это хорошо. И то, что его лицо изменилось, тоже хорошо – не опознают. А то наворотила эта парочка, красномордый гусь, да избалованная гагарочка, горы проблем. Наделали парни масштабных дел.

Прибили примарха Адептус Астартес, целого Робаута Жиллимана, легендарного военачальника легионов империума человечества. Не этой лоскутной, карликовой империи, а бесконечной, как была бесконечна империя ракката. Или он ошибается? Да, ошибается. Это же не тот настоящий командующий, это просто передаваемое как флаг имя. Ладно, что там далее по списку?

Затем вырезали не менее трех рот полного состава Ангелов Смерти вместе со взводом Дочерей Битвы и конвойный отряд. Отправили к их боссу каких-то монахов и пару святых отцов. Перед этим существенно проредили ряды местной инквизиции – завалили Тайного представителя Третьего отдела и его спутника в чинах немалых. А это весьма весомо наказуется и преследуется без срока давности. Дале они мимоходом зачистили взвод Выжигающих Скверну, то же не последних парней в местной тусовке. Ну и неучтенную кучу народа в «мясо». Не ситхское это дело камешки под ногами в Пути его считать.

Да, этих сиамских близнецов как оружие массового поражения надо в тыл врага сбрасывать – позади все горит, впереди от них все бежит и рыдает. Да они на одном своем пафосе всю империю на пинках могли вынести!

«Это мой Путь! На колени низшие!». Ну и прочее такое же, скулы сводящее.

А вот с револьверами надо что-то решать – узнаваемы, но лишаться их крайне не хочется. Да и патроны в них просто сказочные. В гильзах не порох, а алхимическая смесь. Пули изрезаны рунами и выварены в специальном декокте – ситх настоящий мастер разрушения, на своем месте человек! Такой пулей танк на части можно разорвать и безо всяких последствий для оружия – силовая ковка, уплотнение структуры металла, изменения атомарной и молекулярной структуры. Крибле-крабле-блямс и насрать на все законы физики и химии. Это Великая Сила и страшномогучая и непознаваемая ситхская алхимия народ, какие вам еще нужны объяснения? И главное все это тут работает без осечки, без сучка и задоринки, хотя это совершенно не та самая далекая-далекая Галактика. Объяснение этому есть? Объяснений этому нет. Значит, примем это как реальность, данную нам в ощущении. Аминь.

– Заря, Бруно, Себастьян! Пойдемте прогуляемся. На свежем воздухе. И на людях величать меня Владыкой и Повелителем запрещаю. Достаточно будет господин баронет и ваша милость. Ну и …

Он приложил палец к подбородку. Дурацкая привычка кстати.

– Ну и кому пришла эта нездоровая идея насчет имени Дарт Серенус? Мне? Чудно, чудно.

Баронет Дарт Серенус. Темный Светлый. У кого-то явно больное чувство юмора.

Постоялый двор не поразил, не удивил, но и не разочаровал. Самый обыкновенный постоялый двор. Таких сотни по всей империи. Двухэтажный, широкий в длину. Обязательная коновязь, сама конюшня, куча пристроек, строений, строениц. Двор подметен, конские яблоки убраны в кучу. В поилке для лошадей чистая вода. Где-то квохчут куры, мычит и хрюкает скот для убоя. Что с его точки зрения, что Леонардо – все заурядно, привычно, знакомо. Носятся метеорами мальчишки на подхвате, переваливаясь с боку набок несет себя и зажатую под мышкой курицу толстая служанка. Курица метит пометом ее широкую, в сборку, юбку и свой последний путь. Конюх, видно в открытые ворота, сгребает деревянными граблями сопрелое сено. Вон тот жеребец с белой полосой на морде, это его жеребец.

– Себастьян, принеси яблоко, морковь, кусок хлеба с солью. Что-то одно, Себастьян. Уточнил, вспомнив, что со Зверями надо как с детьми – коротко, по делу и без двусмысленности.

Это со Слугой можно пространно философствовать и растекаться мыслями по древу. Да с ней и намного приятнее этим и не только этим, заниматься. Мораль, нравственность и разные благопристойные глупости при этой мысли явили вместо себя зияющую пустоту, заполняемую пониманием – можно. Ему все можно. Ну и хорошо. Так легче, честно.