Текст книги "Путь, исполненный отваги"

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Ауфидерзейн, калека! – сказала она, закрывая дверь лазарета.

Под вечер выбрались из области низкого давления, где свирепствовал жестокий шторм. Нельсон сдал вахту второму штурману и выпил рюмку коньяка за очередной адмиральский час.

– Если все будет хорошо, – сказал он, – через два дня будем в Сиракузах. Не нравится, честно говоря, ваше решение, гере командующий...

– Какое? – уточнил Волков. Он закусывал коньяк лимоном без сахара, поэтому слегка морщился.

– Что нам делать в Сиракузах? Выбросили бы его в Стамбуле – лишних хлопот не было бы! Не все ли равно ему, откуда до Венеции добираться?

– Есть разница, – возразил полковник. – Так ему по Италии топать, а так, как предлагаете вы, через пол-Европы.

– Сколько там той Европы! – презрительно сплюнул Нельсон. – Тем более что по Апеннинам не всякий в это время решался путешествовать: разбойники, отсутствие приличных дорог, войны за чужое наследство. А из Стамбула до Венецианской республики добраться гораздо проще.

Полковник сунул в рот еще дольку лимона и, кривясь от наслаждения, кивнул:

– Что ж, я не против. Можем его и до Москвы подбросить. Нам не в падлу.

Спасенному объявили командирскую волю. Вопреки ожиданиям, он с большим энтузиазмом согласился отправиться в далекую и дикую Московию. Проницательный Шура Лютиков, чуя в венецианце родственную душу, рискнул предположить, что в Венеции его ждут кредиторы, которые ему не очень обрадуются.

– О да! – перевела Рената Локтева. – Бриг был снаряжен в долг, за счет его дядюшки. Причем у Марко нет сомнений, что его дядюшка посадит племянника в долговую яму, ибо с потерей брига наш приятель обанкротился.

– Гут! – кивнул командир. – Спроси его, не желает ли он поработать на нас. Судя по его плутовским глазкам, он прилично может сводить дебет-кредит. Причем так прилично, что сам внакладе не останется. Решено – пусть учит русский

Глава 14. Гея. 1698.
От Царьграда до Нечерноземья
Часть 1

В Эгейском море наткнулись на лесбосских пиратов, взявших на абордаж турецкую фелюку. Носовой помпой отогнали наглых смуглокожих корсаров и на буксире довели фелюку до турецкого берега. Старый мусульманин-шкипер со слезами на глазах благодарил Волкова и Нельсона, а затем пригласил их в гости. Поотнекивавшись для приличия, Андрей Константинович с семьей и Шура Лютиков сели в мотобот и побывали у турка дома.

Хозяин лично прислуживал гостям, а пришедшие в гости соседи десятки раз выслушивали историю старого Исмаила о чудесном избавлении от плена и вероятного рабства. Не верящим в его правдивую историю он с гордостью демонстрировал «Орион», по-хозяйски расположившийся в Измирском заливе в десяти кабельтовых от берега. Несмотря на языковой барьер, гости хорошо отдохнули. Впрочем, Шура успел о чем-то договориться с одним из «беев», зашедших к Исмаилу на огонек. Свои механические часы он променял на дивной работы жемчужное ожерелье. Ошалевший «бей» долго не верил, что в такой маленький корпус можно заключить устройство, размером со среднюю репу.

– Фуфло не впариваю, – таинственно сказал Шура, пожимая турку руку, – а «камушки» найдем, кому подарить.

Дорогих гостей Исмаил угощал фирменным блюдом супруги «Имам баилди» – нечто вроде слоеного пирога из баклажан и мяса со специями, а затем все вместе пили турецкий «мокко» с твердой брынзой вприкуску. Долго уговаривали Исмаила, дабы пригласил к столу жену, но Исмаил делал вид, будто ничего не понимает.

– У, мавр чертов! – выругалась Анжела. – Собственник, твою мать! Баба не человек, по-твоему?

Лоснящаяся рожа хозяина расплылась от умиления, но жена так и не показалась.

Пользуясь случаем, уточнили дату – 29 июля 1698 года (по европейскому календарю). Сдвиг по времени прошел правильно. Не обошлось вначале без курьеза. Хозяин сообщил, что ныне год одна тысяча семьдесят шестой. Гости были страшно удивлены. К счастью, графиня де Лавинье вспомнила, что у мусульман отсчет лет ведется с переселения Магомета из Мекки в Медину (622 г. н.э.).

Когда уже собирались возвращаться на «Орион» и были отбиты бесчисленные поклоны, прискакал пристав от Измирского паши. Пятясь и кланяясь, он что-то залопотал, умоляюще прижимая руки к груди. Но не склонный к общению на языке жестов, полковник лишь пожал плечами и запрыгнул в бот.

– Может, помощь нужна человеку была, – жалостно посмотрела на мужа Анастасия, – а ты так...

– Не забывай, дорогуша, что турки – основные противники России, – предупредительным тоном произнесла Анжела. – Может, им «Орион» торговать захотелось... С пиратами мы помогли разобраться, а дальше пусть сами.

Обогнув Бабу, «Орион» подошел к проливу Дарданеллы, вернее, к его земному аналогу. Пролив этот, шириной от полутора до тридцати, имел сто двадцать километров в длину. Крейсеру понадобилось два часа, чтобы пройти пролив и не потопить ни одного судна.

– Ну и кишка! – крутил головой со смешным видом полковник. – Суэц пошире был!

– Вы еще не видели Босфора! – хмыкнул Нельсон. – Есть там места, где ширина достигает всего половину мили.

– А как само Мраморное море? – спросил Андрей Константинович.

– Меньше Ладожского озера, – еще раз хмыкнул одноглазый капитан, – будь моя воля, я бы его даже к морям и не причислял. Сделал бы Черноморский пролив, и вся недолга! Этак и Неву проливом обозвать можно. Она, кстати, короче, чем Дарданеллы.

«Добрый обрин, дай пожрать!» – пробормотал себе под нос детскую считалочку Волков, пересчитывая в такт ступеньки трапа.

На палубе было многолюдно: Шура Лютиков валялся на надувном матрасе и подставлял щедрому солнцу свое жирное тело глупого пингвина; рядом с ним примостилась компания молодых офицеров. Они потягивали холодное пиво и рассматривали в полевые бинокли турецкий берег. Неподалеку женское население, облаченное поголовно в бикини, мазало друг дружку кремом для загара. Семеро нимф иногда оказывались в поле зрения биноклей, но берег тут же брал свое.

– Шатаемся по мирам, как алкаши по гостям! – заметил Олег Локтев. – Боюсь, как бы не вошло в привычку. Господа, вы заметили, что здесь мы стали дышать реже? Организм перестраивается под новые условия.

– Не годится офицерам дышать через раз! – воскликнул Денис Булдаков. – Скоро Сочи! Дышать необходимо глубже.

– Стамбул скоро, а не Сочи! – наставительно перебил его Олег. – Господа, приготовьтесь! Вам предстоит увидеть его неповторимые минареты и услышать вой муэдзинов, призывающий мусульман преклонить колени...

– Муэззинов! – поправил Костя Волков.

– Арабский знаешь, да? – с интонацией типичного «урюка» прогнусил Локтев. – Хоть мандаринов! На все воля Аллаха, кроме которого нет иного бога. Правда, остались Иисус, Шива, Вишну, Сварог, Кришна, Рама, Кром, Будда, Зевс, Юпитер и кто-то там еще...

– Богохульник! – За спиной Локтева возник полковник. —В чем перед тобой провинились Аллах и Муххамед – пророк его? Кто виноват, что повышенная кислотность желудка сделала тебя брюзгой?

– У меня нормальная кислотность! – отчаянно защищался Олег. – Уничижение окружающего мира помогает мне в решении некоторых задач.

– Каких именно, – полюбопытствовал Андрей Константинович, – совершенствование спряжений неправильных латинских глаголов?

И веселая пикировка продолжалась. В женском коллективе, наоборот, царили восхищение и умиротворенность. Графиня де Лавинье задремала в шезлонге, прикрыв глаза очками «от Енота». Евдокия стояла у борта, упершись руками в леер, и предоставила воздушному потоку трепать ее светлые волосы. Настя читала «Анастасию» Бушкова и временами заливалась звонким смехом.

Инга решала стратегическую головоломку – налицо были все признаки очередной беременности: ломило грудь, наблюдалась небольшая тошнота, иногда потягивало в животе. Смена партнера ничего не изменила.

Мара с Анжелой играли в рэндзю – азиатский вариант шашек. Мара проигрывала и сердилась.

Одна Рената занималась делом. Послюнив палец, она пыталась способом древних мореплавателей определить направление ветра. Но, поскольку скорость крейсера была около тридцати пяти узлов, ветер дул в одном направлении – с носа на корму. Вскоре она прекратила это занятие, убедившись, что бриз весьма устойчив.

На палубе играла музыка. Ушлый Ростислав нашел диск с записями японца Китаро и теперь наслаждался психоделией по полной программе. В руках у него была неизменная розетка с фисташковым мороженым, а рядом на столике стоял бокал с безалкогольным коктейлем «Прекрасная Дэви».

«Орион» выходил из Босфора. Стоящий на мостике Нельсон ворчал:

– Уж лучше бы дождь, честное слово! Люди как будто никогда не видали ракетного крейсера! А если бы сюда «Адмирал Кузнецов» зарулил? Куда ты прешь на своей фелюке? «Орион» не долбленка с мотором «Ветерок» – он мгновенно останавливаться не умеет! Боцман! Двух матросов с помпой на нос! Водометом отгонять наглецов!

Выйдя в открытое море, он приказал увеличить скорость до пятидесяти узлов. Оставляя за флагом рыбацкие суда и купеческие шхуны, крейсер взял курс на северо-восток – к Керченскому проливу. По счастью, Черное море еще не превратилось в курортную зону – торговые и промысловые корабли курсировали вдоль берегов. За те четыреста миль, что им предстояло преодолеть, встретиться в открытом море могли только военные суда. Но поскольку флот на Черном море был лишь у Турции, то вряд ли повстречался бы и он. Турецкие корабли были сосредоточены в районе Мраморного моря: несколько десятков их стояли на рейде Царьграда, создавая дополнительный психологический бонус к вящей славе султана. Также по нескольку военных судов были приписаны к южным портам: Измиру, Анталье, Медине. На побережье Черного моря лишь в Зонгулдаке стояло пару фрегатов, да несколько галер охраняли спокойствие Муртазы-паши в Керчи.

Мимо Константинополя-Царьграда «Орион» прошел ранним утром, когда город еще сладко спал. Сияя рождественскою елкой, крейсер двадцатиузловым ходом прошел Босфор, умудрившись только однажды потопить шаланду какого-то раннего рыбака. Незадачливый рыбарь успел вовремя дать деру, и его пронзительные вопли еще долго были слышны в темноте.

– К ночи будем на Керчинском рейде, гере командующий, – доложил Нельсон, когда Андрей Константинович утром заглянул на капитанский мостик.

Не совсем проснувшийся полковник лишь кивнул головой. У него случился приступ утренней депрессии – состояние, когда он не совсем понимал, где он и зачем. Выйдя на верхнюю палубу, он вооружился тридцатикратным биноклем фирмы «Карл Цейс Иена» и принялся обозревать горизонт,

– Пиратов каких бы бог послал! – вздохнул он, не найдя на море решительно ничего, кроме небольшой стайки дельфинов, что резвились кабельтовых в пяти справа по борту. – Что наша жизнь – игра!

Сказав эту шекспировскую фразу, он сошел на нижнюю палубу и спросил у собравшихся там коллег:

– Может, нам праздник Нептуна устроить? Муторно что-то...

Шевенко хрюкнул.

– Командир, праздник Нептуна устраивается при переходе через экватор. Мы даже и не рядом. Почему вы не вспомнили о нем, когда мы были у берегов Сомали?

– Владимир Иванович, от берегов Сомали, если вы помните, мы драпали со скоростью сорок верст в час!

– Узлов, – тактично поправил старший прапорщик командира. – Сдается мне, что настроение ваше обусловлено недостатком алкоголя в крови. Возьмите выходной и нажритесь как следует.

– Вы думаете? – искоса посмотрел на него Волков.

– Я уверен. В моей жизни был период, когда почти три месяца мне нельзя было употреблять спиртное. И что вы думаете? На шестую неделю меня стали донимать головные боли, начала пошаливать спина, появилась сонливость и раздражительность!

Волков грустно улыбнулся, а затем сказал:

– Пьешь – сердце болит, не пьешь – душа болит, просит стресса. Возможно, господин мичман, вы и правы. Есть у меня бутылка хорошего коньяку – прощальный презент Людовика. Милости прошу в мою каюту. До изумления напиваться нам никак, но в меру пошалим.

Первого августа керченский паша Муртаза проснулся в сильном волнении. С некоторых пор ему стало плохо почивать. Вот и сегодня снилось, будто бежит он по длинному темному коридору в нужной чулан, но никак не может добежать до заветной, двери. А боль внизу живота становится все сильнее...

Он подскочил со своего ложа и беспокойно ощупал тончайший шелк простыней. Хвала Аллаху! Воспользовавшись ночной вазой, паша подошел к стрельчатому окну, вдохнул глоток свежего воздуха и только тогда открыл глаза. Мышцы живота свело судорогой, и живот резко выпустил скопившиеся за ночь в нем газы.

Не более чем в полумиле от берега в дрейфе лежал громадный корабль, своими громадными очертаниями напоминающий Ноев ковчег. Утренняя дымка размывала контуры судна, но так или иначе, размеры его превосходили любое воображение. Нервно суча ногами, Муртаза-паша потянулся за подзорной трубой. Прикосновение к холодной меди немного успокоило, но это спокойствие мигом улетучилось, как только навел трубу на неизвестное судно.

Окрашенный в небесно-голубой цвет, неизвестный корабль достигал пятиста локтей в длину и ста локтей в высоту. В то время как самый большой линкор турецкого флота – восьмидесятипушечный трехпалубный «Осман» был в длину «всего лишь» сто двадцать локтей.

Паша продолжал осматривать неизвестный корабль, несмотря на то, что в дверь покоев постучали. Недовольно буркнув «входи», Муртаза-паша навел трубу на надстройку, где на гюйс-штоке висел незнакомый флаг – белое полотнище с голубым диагональным крестом. Паша был не в курсе, но самое интересное болталось на гафеле – семь сигнальных флажков: Фокстрот, Юниформ, Чарли, Кило, Янки, Оска и еще раз Юниформ.

Служи бы Муртаза-паша каким-нибудь старпомом годочков на триста позднее, тотчас приказал бы бить прямой наводкой по противному дредноуту изо всех береговых батарей. Ведь приветствие подлого Нельсона читалось просто: «Fuck you». Нужно сказать, что приветствие сие Нельсон поднял с ведома Волкова – которому Османская Империя набила оскомину в далекие школьные годы.

Устав стучать, в спальную ввалился грузный Гассан-паша – шесть пудов рыхлого тела, облаченного в белый шелк. Красная феска с кисточкой висела на левом ухе, как ночной колпак.

– Фелюку приготовь парадную! – сквозь зубы приказал Муртаза. – Да не ту, что давеча татар встречали... ту, что подарок султанский! Что за флаг?

– Приставы твердят – Московский, – нерешительно ответил адмирал, – один татарин распознал.

– Шакалье отродье! – выругался паша, – Откуда у московитов свой флаг, то есть флот? Англичане твердят, что царь Петр сейчас в Европе, инкогнито. Татары, псы поганые, гашиша обожрались! Где мои чиновники?

– На пристани, светлейший. Ожидают ваших распоряжений.

Муртаза затопал ногами. Один из остроносых туфель слетел с ноги и закатился под кальян. Гассан-паша, кряхтя и харкая, согнулся и подобрал туфельку. Надев ее на ногу Муртазы-паши, он выжидательно посмотрел на него.

– Идем, – поджал губы комендант Керчи, – кто-то должен ответить за наше беспокойство.

На пристани было все тихо, как на похоронах. Приставы, чиновники, беи стояли на центральном пирсе и, вытягивая жирные шеи, глядели во все глаза на появившийся невесть откуда корабль. На появление адмирала Гассан-паши с Муртазой никто не обратил внимания.

– Всех на кол! – начал заводиться Муртаза-паша. – Чей корабль, я вас спрашиваю?

Один из беев обернулся и, тряся откормленной ряхой, начал докладывать:

– На рассвете караульные Восточной башни обнаружили, что вместе с рассветом к ним заявился огромный корабль. Вот уже два часа он лежит в дрейфе и не подает признаков жизни. Старый Мустафа возвращался с рыбалки и прошел на своем куттере в каком-нибудь кабельтове от него.

Чиновник посмотрел на Муртазу и нерешительно предположил:

– Аллах нас не оставит. Авось обойдется...

– К шайтану твое «авось», – поправил феску паша. – Гассан-паша, фелюка готова?

– Не знаю, светлейший, стоит ли так рисковать... – нерешительно начал адмирал.

– У меня только два барка! – завизжал Муртаза. – А ты о каком-то риске говоришь! Надо же кому-то узнать, зачем Аллах ниспослал сюда это страшилище!

– Светлейший, – не унимался адмирал, – давай отсыплем Мустафе горсть червонцев – пусть он на своем шлюпе разведает, что к чему.

– Ладно! – сдался Муртаза. – Где этот Мустафа? Сюда его!

Через полчаса куттер Мустафы, идя правым галсом, приблизился к «Ориону». Подойдя на расстояние одного кабельтова, Мустафа зарифовал паруса.

– Эге-гей! – раздался его звонкий крик.

Через фальшборт свесилась голова в бескозырке.

What do you need?[21]21
  Чего надо? (англ.)


[Закрыть] – недовольно отозвалась она.

Рядом вынырнула еще одна голова. На этой была надета пилотка. Мустафе она показалось, естественно, деформированной тюбетейкой.

– I was sent by pasha! – заорал турок. – It is necessary for you to meet with him[22]22
  Меня послал паша! Вы должны встретится с ним (англ.).


[Закрыть].

– What does he want, бля? – деловито осведомилась голова в пилотке. – I do not have any desire to meet with him[23]23
  Чего он хочет? Я вовсе не испытываю желания с ним встречаться (англ.).


[Закрыть].

– Well, for the sake of me![24]24
  Ну, ради меня! (англ.)


[Закрыть] – взмолился Мустафа.

– Ну, если только так! – вздохнул Волков и проорал: – In hour on pier. The outfit is output![25]25
  Через час на пирсе. Форма одежды – парадная! (англ.)


[Закрыть]

Турок убрал рифы и, сделав поворот-оверштаг, помчался к пристани.

– Чегой-то ты, батя, сурово так с ними? – полюбопытствовал Костя.

– А не хрен, сынок, с ними расшаркиваться. Пусть уматывают из Крыма, на хрен. Нам здесь еще города строить.

– Смелость города берет! – пропел Костя и побежал командовать спуском «Мурены».

Та же пристань, но чуточку пополудни. Разномастная толпа наблюдает странную и завораживающую картину: из недр громадного корабля вываливается чудище меньших размеров, с небольшой барк, и стремительно несется к берегу. На этом корабле также нет парусов, но скорость его более чем поразительна. (Скорость «Мурены» была всего двадцать узлов, но собравшиеся на пристани за «всего» бы обиделись.) Достигнув косы, чудовищное судно вползло на него и, не уменьшив ни на узел скорости, приблизилось к пристани.

Толпа весело ломанулась кто куда. Впереди, придерживая рукою феску, мчался сам Муртаза-паша, позабыв о титуле. Немного отбежав, он обернулся и увидал, что судно остановилось, присело, и с его борта спрыгнуло четыре человека: двое мужчин и две женщины. Они недоуменно глядели вслед улепетывающим туркам.

– Стойте, олухи! – заорал паша. – Чего испугались! Летающей лодки ни разу не видели?

– Вообще-то не видали! – произнес запыхавшийся Гассан-паша. – У Султана, насколько я знаю, таких нет.

– А может быть, у него их целых три? – неуверенно предположил Муртаза. – Просто он их никому не показывает. Военная тайна!

Наконец, все собрались, и толпа, предводимая керченским пашой, величаво поплыла обратно. Те сто метров, что они отбежали секунд за пятнадцать, теперь были преодолены за добрых минут пять. Это вконец разозлило Андрея Константиновича, который и был одним из четырех, спрыгнувших на песок с «Мурены».

– А картечью вас не встретить! – буркнул он. – Папаша, цигель!

Муртаза нехотя ускорил шаг.

Не доходя до незваных гостей пяти шагов, пеший кортеж остановился. Паша замер спереди, надменно-настороженно глядя на пришельцев. Минуту молчали.

– Поклонов ждет, что ли? Так хрен ему! – За командирские годы из Волкова выветрился тот легкий налет интеллигентности, который был присущ в юном возрасте. – Здорово, папаша! Аллах акбар!

– Паша, да это московиты! – зашептал на ухо Гассан.

– Не, это не московиты! – громко по-турецки сказал Муртаза. – Эти слишком наглые.

В разговор вступила Татьяна. Она в институте специализировалась по восточным языкам.

– А ты, мил-человек, когда-нибудь вживую московита видел? У вас до сих пор трамваи без электричества ездют!

– Женщина-толмач! – фыркнул под нос себе паша. – Гассан, потолкуй с ними.

Адмирал Гассан-паша воздел очи к небу.

– Аллах видит – мы рады вам, московиты, хоть вы и нежданные гости! Позвольте узнать, как здоровье московского царя? – Адмирал заговорил на ломаном русском языке. До официального разговора с женщиной никто из турок опускаться не хотел.

– Вижу-вижу, как рады! – сказал Андрей Константинович. – Морды такие радостные – даже лимонов жрать не нужно. Давай-ка, толстопузые, на корабль. Ты и ты!

Он ткнул пальцами в адмирала и его начальника. Затем сделал недвусмысленный жест рукой. Янычары-телохранители беспокойно зашевелили носами и угрожающе затопали ногами.

– На приватную беседу, – пояснил Волков, – легкий ужин из нескольких мясных блюд и последующая банниция за территориальные воды России.

Ничего не понявший Муртаза и понявший через пень-колоду Гассан переглянулись. А затем адмирал перевел:

– Насколько я понял, нас приглашают на корабль в качестве гостей на ужин.

Муртаза пожал плечами.

– Не понимаю. Почему они приглашают. Мы можем вполне предложить на правах хозяев праздничный стол на нашем флагмане.

Гассан-паша перевел.

– Боюсь, что вынуждены отказаться, – сказал Волков. – Ваша посудина слишком непрочна для такой шумной компании, как наша. А что насчет Петра Алексеевича, так мы его еще не видели. Мы в одиночном плавании осьмнадцатый год.

– Удивительно! – вырвалось у Гассана. – Как вы можете судить так о «Великом Измире». Он однажды выдержал самый большой шторм за последние десять лет.

– В Мраморном море? – скептически предположил Костя. – Батя, дай я в него из подствольника засвечу! Вот удивятся!

– Кто на барке? – резко спросил Волков.

– Что? – оттопырил ухо Гассан-паша.

– Много человек на «Великом Измире»? – терпеливо пояснил Андрей Константинович.

– Нынче немного, – наконец понял, что от него хотят, адмирал, – два человека часовых – остальные в городе. Кого нам бояться в Черном море?

– Ну, пальни под ватерлинию, – милостиво разрешил отец, – авось оба бедолаги окажутся целыми...

Костя молча зашел за деревянный пирс и выстрелил из подствольника своего АКС.

Граната не торпеда, под ватерлинию она уйти не смогла. Да и Костя, по правде говоря, не целился под ватерлинию. Граната попала в ахтерштевень, разворотила его с добрым куском всего левого борта. Тут же, как это обычно случается с крюйт-камерой, она взорвалась с шиком и грохотом. На сей раз дело объяснялось просто: кумулятивная струя попросту прожгла судно как раз в том месте, где и посчастливилось оказаться запасам пороха.

Короче, дернуло здорово! У одного из чиновников ударная волна так здорово прочистила серные пробки в ушах, что, будучи почти глухим уже года три, он внезапно услыхал все: и вопли попавших под горящие обломки, и шипение горящих кусков корабля, падающих в воду, и проклятия Муртазы-паши, решившего, что корабль взорвался из-за раздолбайства вахтенных.

– А ты, дядя, утверждал, будто ваше чудо о пяти мачтах столь велико, – подмигнул Гассану полковник.

– Но что могло случиться? – спросил побелевший Муртаза. Ему предстояло очень неприятное объяснение в Диване.

Отчетливо представился осиновый полутораметровый кол, заостренный вверху.

– Каменные ядра сдетонировали, – насмешливо посмотрел на Гассана Константин, а отец добавил:

– Пошли кушать, пока то же самое не сделали кирпичи в крепости. От массы критической.

Поскольку во взгляде Гассана читалось что угодно, только не осмысленное понимание происходящего, Костя взял его под руку и, морщась от сладкого бабьего запаха, принялся объяснять:

– Пошли, твое высокоблагородие, на кораблик наш. А по дороге я расскажу о критической массе и об ужасах Хиросимы, – нехотя адмирал поплелся вслед за наглым гаером к «Мурене», с которой уже один из Ревенантов сбросил небольшие сходни.

Настя, обольстительно улыбаясь Муртазе, проделала то же самое. Когда оба главных чиновника повернулись спинами к остальной толпе, телохранители их – свирепого вида янычары сделали несколько шагов вслед, Волков отрицательно помотал головой. Сняв с плеча автомат аналогичный Костиному, он прицелился и выпустил гранату по второму барку. Выстрел оказался не столь удачен – сказалось отсутствие практики, но ему удалось разнести в щепки спардек и вызвать на судне пожар.

При звуках выстрела Муртаза с Гассаном обернулись и, увидев такую катавасию, остановились. Муртаза рванулся было назад, но Татьяна с Настей его удержали.

– Ничего не поделаешь, дорогой, – мило улыбнулась ему Татьяна, – сегодня неудачный день.

И крепкие бабы поволокли почти не упиравшегося пашу к сходням. Туда уже Костя тычками запинал Гассана. Их догнал Андрей Константинович и молодецки взбежал на борт.

– Ходу, Лейф, – крикнул он, – пока эти широкожопые не опомнились.

– Командир, – томно произнесла Татьяна де Лавинье, – выбирайте выражения. С вами дамы, причем обе графини.

Волков изобразил на лице глубокое сожаление.

– Прошу прощения, графини, но эти мерзавцы на берегу, если я не ошибаюсь, заряжают мушкеты.

Татьяна немного подкорректировала:

– Андрей Константинович, в Турции сие уродство называлось «тромбон». Пока они их зарядят, то мы успеем дойти до «Ориона». Они, между прочим, используют каменные пули.

– Почему? – удивился Волков. Он ведь не заканчивал военного училища, по причине не имения такового в начале экспансии на Унтерзонне. Но, пользуясь случаем, почерпывал сведения из любых источников.

– Дикари-с! – рассмеялась графиня.

На «Орионе» Муртаза-паша вспомнил, что он представитель великой державы, и потребовал объяснений. Граф Волков с присущими ему, да и всем военным шутками и прибаутками образно показал двум туркам, где он видит величие их державы.

Гассан-паша, напротив, держался очень скромно и все время печально посматривал в ту сторону, где двум его баркам пришел большой каюк. «Великий Измир» уже ушел на сублитораль, а «Медина» все еще коптила этаким плавучим костерком.

– Господин командор, – обратился он к Волкову, – какая нужда была взрывать мои корабли?

– Не нужда, – серьезно ответил Андрей Константинович, – политика. Нам необходимо было показать свою силу, причем так – внезапно, зло, вероломно. Чтобы вы поверили в нашу мощь и в дальнейшем не наделали ошибок, приведших к более неотвратимым последствиям.

Оба собеседника вели разговор на английском языке, ибо знание Гассаном-пашой русского не превышало объема пятилетнего ребенка того времени.

– Открою вам секрет, адмирал. Вы должны не в позднее чем трехдневный срок освободить Керчь. Меня не волнует, каким образом вы собираетесь это сделать. Можете отплывать на всех имеющихся плавсредствах, можете тащиться на Бабу пешком, можете закупить у татар лошадок. А про Керчь забудьте. Это русская территория.

Гассан-паша отбросил восточную елейность и напрямую спросил:

– С чего вы взяли?

Андрей Константинович рассмеялся:

– Хотите карту покажу? Эй, цирлих-манирлих, кто-нибудь, земной аглицкий атлас, мы тут с кумом Тыквой спорим за географию! Английский атлас вас устроит, надеюсь, чтоб не сказали, что я сам нарисовал.

Прибежал вестовой, принес атлас. Раскрыв его на соответствующей странице, Волков показал опешившему адмиралу всю несостоятельность его претензий на Крымский полуостров.

Все происходящее казалось двум туркам кошмарной придурью – остаточными явлениями курения гашиша. И этот корабль, и люди на нем, и атлас Лондонского картографического общества одна тысяча семьдесят девятого года выпуска (на год выпуска никто не обратил внимания, на другие странички ходу не было), и нелепая гибель двух кораблей. Муртаза-паша чувствовал, что медленно сходит с ума. Он то и дело хватал себя за жиденькую бороденку, до боли дергая ее, пытался незаметно ущипнуть себя за ногу, но все было тщетно.

– Ну, все, – заметив это, сказал полковник, – прекращаем эту борьбу противоположностей. Пора писать меморандум, господа хорошие. Со своей стороны твердо обещаю: Россия ограничится Черноморским побережьем на рубеже Устье Дуная – Начало Кавказа и в дела турецкие соваться не собирается. По поводу экстерриториальности Босфора и Дарданелл поговорим позже.

– Бред какой-то! – вздохнул Муртаза. – Даже и в этом случае... Вы ведь понимаете, что, захватывая Керчь, навлекаете на себя недовольство Султана и всей остальной Европы.

– Вот это точно бред! – фыркнул Андрей Константинович. – Там скоро помрет Карл Второй, испанский монарх, и вся эта Европа перегрызется. Им будет не до России.

Гассан-паша оживился.

– Так это правда, что король Испании плох? – спросил он, теребя в руках батистовый платочек с совершенно идиотскими кружевами.

– А як же ж! – воскликнул Волков. – Где же то здоровье, когда он одновременно и псих, и эпилептик. Лошадь бы давно загнулась! Но пару лет он еще протянет! Имею точные сведения от королевского лекаря. Кстати, если Диван будет интересоваться вашим мнением, то в этой войне пусть Турция будет на стороне франко-испанской коалицией. Точно говорю, не прогадают.

Адмирал подумал, что над ним насмехаются. В самом деле, время думать, как спасти от кола собственную задницу, а этот говорит, что в Диване спросят его мнение по вопросам внешней политики страны. Султан добряк редкий, однако потеря двух кораблей при столкновении с невесть каким противником вряд ли окажется приятным известием. Хотя два корабля – это еще не весь флот, наверняка в Проливах видали, какая дура прет на север. А вот Муртазе за потерю крепости точно грозит оливковое масло в задний проход перед церемонией проводов в последний путь... Интересно, какая хоть приблизительная мощь этого дьявольского корабля?

Муртаза в это время хлебал из бокала кока-колу и осторожно спрашивал:

– Вы желаете, чтобы и весь город эвакуировался? Как же такая масса народу...

– Господин паша, я говорил только о крепости. А что до города – он нам не мешает, тем более что население там... В основном татары? Не правда ли, графиня?

– Большая половина, – ответила Татьяна, сидевшая рядом в солнцезащитных очках – беседа эта проходила на шканцах, благо было тепло, – там всяких хватает.

– Отлично! Может, желаете расписочку для Султана? – издевательски осведомился Волков.

– Меморандума достаточно, граф, – кисло ответил Муртаза-паша. Кока-кола не улучшила его настроения.

– Один момент. Графиня, не будете ли вы столь любезны пойти набрать сей текстик на компьютере и распечатать в трех экземплярах? Прекрасно, только не забудьте, что бумага должна быть гербовая, текст должен быть на трех языках: русском, турецком и (фиг с ними) английском, ошибок быть недолжно, а шрифт должен быть... э-э... Bookman old style!

Таня кивнула, взяла планшет, где командирскою рукою были набросаны основные тезисы меморандума, и ушла в канцелярию.

– Ну-с, как будут говорить наши потомки, пройдемте!

– Куда? – спросили в один голос оба турка.

– М-да, из вас неплохой дуэт мог бы получиться, – вместо ответа изрек граф. – Вы петь вместе не пробовали? Рекомендую!

Командир дурачился не зря. Он хорошо усвоил уроки особиста Худавого и начальника 8-го отдела Локтева – часто меняя тему и уходя от ответов на прямой вопрос, заставляешь собеседника терять спокойствие. Это вроде того, что если бы вас пригласили на презентацию, а оказалось, что в том здании – свинарник. Или пастора позвали к умирающему, а на самом деле он попал в публичный дом.