Текст книги "Людомар из Чернолесья. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Всатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Может быть, и нет, – замялся Лоден.

– Нет, мне нечего дать тебе, – понял его реотв. – Больше могу сделать. Жизнь вам сохранить. Ведешь, иль нет?

– Ох, ты какой?! Пойдем. Топор, вот к тебе пробивается. Глянь же.

Гедагт скосил глаза на реотва.

– Чего надо?

– Буду вас на выходе с кузнечной улицы ожидать, а коли рыбачий тесак дадите, так и вовсе с вами пойду.

Брезд удивленно обернулся на него всем телом. Однако реотв смотрел на него открыто и прямо.

– Как звать тебя?

– Нагдин, но реотвы кличут Рыбаком.

– Хорошо, Рыбак, мы увидим тебя на выходе.

– Тесак будет даден.

– Хм… увидим тебя.

Лицо реотва приняло разочарованное выражение. Он хотел еще что-то сказать, но остановил себя усилием воли.

Когда они выходили с улицы, Рыбак ждал их с наивеличайшим вниманием. Его горящий взор быстро скользнул по рукам брездов – нет тесака, по рукам холкунов – нет его, на пасмаса он даже и не глянул.

– Что ты хотел нам сказать?

– Ждут вас у Междохолмья. Саарары, – уныло произнес он. – Дайте чего-нибудь на прожитье и идите… – Он вдруг замер. С улицы вышел замотаный в тряпье высокий, то ли холкун, то ли брезд – только очень худой. В его руках сверкал на солнце реотвийский тесак.

– Нехорошо ты потратил, – покачал головой Бохт, имея в виду шкуру зуна, которую людомар отдал за тесак. – Дорого слишком.

Сын Прыгуна ничего не ответил. Он протянул тесак Рыбаку.

– Восьмерых выдержишь – идешь, – поставил он условие.

Гедагт резко поворотил на него голову, но не стал говорить ничего и согласился. Он лишь усмехнулся, считая условие людомара невыполнимым.

***

Врата, открывающие взгляду вид на Междохолмье и живописную картину вступления весны в свои права, выпустили пополнившийся отряд за лесостену. Отойдя на небольшое расстояние, все сложили свою поклажу на землю и выстроились напротив Рыбака.

Сначала с ним дрался только Лоден. Потом к нему прибавились оба холкуна, а после и брезды. Нагдин Рыбак легко передвигался, не давая подойти к себе со спины, и очень ловко отбивался от ударов сразу семи топоров и мечей. Пот градом катил по нему. Одежда прилипла к телу, явив под своими прорехами голое тело.

– Все, – рубанул воздух новым топором Гедагт. – Идешь, – кивнул он, развернулся и пошел по тропе.

Тяжело дыша, Нагдин поднял в земли грязную котомку и реотвийский большой лук с колчаном стрел, и зашагал в хвосте отряда.

Было решено принять бой, но у каждого из них до последнего момента сохранялась надежда на то, что нэкз не мог предать их, и слухи о саарарах – всего лишь слухи.

До ночи они осторожно продвигались вперед, держась чащи.

Рано утром, скудно перекусив, но более легкой походкой – дом близко – отряд двинулся к Острокамью. Солнце взошло почти над самой их головой, когда был объявлен привал.

– Как держать-то? – поинтересовался Лоден. Он уже который час не отставал от Рыбака. Последний показывал ему, как драться тесаком. – Ага. Дай-ка я… вот так? Ага…

– Отец говорил тебе, что дальше делать? – спросил неожиданно Гедагт у людомара. Он присел рядом с ним на землю.

– Я уйду в Чернолесье до следующей зимы.

– Хм… Вернешься?

– Да. Таков уговор.

– Мы не будем атаковать грирников, знаешь?

Людомар кивнул.

– Мне это не нравится, – признался брезд. – Мы каждый…

– Н-н-м, – застонал один из брездов, нащупывая у себя в боку стрелу.

– К оружию! – закричал Кломм. – Щиты! – Он поднял свой щит и бросился к Гедагту. Послышались глухие удары – это щит Кломма сотрясся от попаданий стрел.

– Саарары! – воскликнули разом холкуны.

Бохту стрела угодила в плечо. Раненого брезда быстро добили еще пять стрел. Он дико заревел и так и не смог подняться с земли.

Отряд пребывал в замешательстве. Стрелы со свистящим шелестом мелькали между деревьями.

– Нэкз… протухшие потроха… – выругался Гедагт, прикрываясь своим щитом.

Людомар тоже быстро поднял щит и укрылся за ним.

– Окружай их, – послышались голоса на саарарском.

Сын Прыгуна без удивления понял, что он распознает и саарарский язык. Однако времени на ступор не было.

– Они окружают нас, – донес он сотоварищам.

– Бежим, – приказал Гедагт, – на вершину. Все… быстро!..

Воины бросились наверх, забираясь в гущу растений.

– Не теряйте друг друга из виду, – донеслось до людомара из-за кустов.

Где-то слева от него лязгнул металл о металл.

– Не задерживаться! В бой не вступать! Не отставать! – слышался голос Гедагта.

Сына Прыгуна нагнал Нагдин. На его лице отражалась радость. Он покосился на людомара и улыбнулся. «Сейчас мы им…» – одними губами проговорил он.

На вершине холма заросли стали такими густыми, что пришлось продираться по ним, прорубая себе путь. Отряд собрался в прорехе, неведомо как образовавшейся в растительности и принял первую волну нападавших.

Вперед выступили два брезда. Саарары, вынужденные двигаться по одному, неожиданно наткнулись на них и были быстро изрублены. Со всех сторон слышался хруст и звуки срубаемых веток.

– Лоден, прорубай просеку к Оогоду, – проговорил Гедагт.

– Нет, – встрял в его приказ Рыбак. – Будем рубить вон туда, – он указал налево от себя. – Там есть ручей. Он сбегает на другую сторону холма. Там внизу нас ждет конница. А врата Оогода закрыты, поверь. Нэкз предал тебя. По ручью спустимся на другую сторону от конницы…

– Делай, – разрешил брезд.

Людомар подошел к кромке проплешины. Здесь звук рубки дерева был особенно громким. Жестом он попросил у Рыбака лук. Натянул тетиву и едва в свете солнца мелькнула желто-коричневым кожа лица саарара, пустил туда стрелу. Раздался стон и хруст веток под опускающимся на землю телом.

В ответ в охотника полетели две стрелы, но он увернулся, ибо загодя расслышал звук натяжения тетивы. Сын Прыгуна выстрелил на звук. Не попал. Выстрелил еще раз и снова распознал тихий стон. Попал.

Он обернулся.

Брезды и холкуны дрались уже на проплешине. Им противостояли не менее двух дюжин саараров. Взревев, рухнул на колени еще один брезд. Он продолжал биться. Людомар направил стрелу прямо в глаз его противнику. Тот закричал, схватился за стрелу, торчавшую из глазницы, но тут же умолк, зарубленный ударом топора.

Щиты холкунов и брездов были изрублены в щепы и утыканы стрелами, как ежи. Они поднимали щиты врагов и прикрывались ими. Раненный Бохт занимался тем, что отбивал левой рукой удары с левого бока Унки. Он был бледен и дрожал телом от усталости.

Стрела вылетела из леса и вонзилась в бок Гедагта. Он рыкнул, но продолжал сражаться. Людомар ясно различил среди ветвей лица двух саараров. Через несколько мгновений оба они лежали, наполовину вывалившись на проплешину. Стрелы торчали из их тел.

Реотвийский лук был прекрасен в бою. Его мощи не могла противиться броня саараров. Любое место, куда попадала стрела, оказывалось пробитым.

– Сюда, скорее! – выскочил на проплешину Рыбак. Он бросился к людомару, выхватил лук из его рук и стал с невероятной сноровкой осыпать стрелами саараров.

Унки подхватил под руки Бохта и потащил прочь. Охотник подскачил к нему и взвалил раненого холкуна себе на плечо. Три брезда продолжали сражаться.

– Топор, отходи! – крикнул Гедагту выбежавший на проплешину Лоден. Он едва успел прикрыться щитом, как в него угодила стрела.

Саарары дрались умело. Их количество пребывало.

Людомар пробежал по просеке и едва не упал, поскользнувшись на мокроте, с которой начинался ручей. Довольно быстро он спустился вниз, опустил потерявшего сознание холкуна наземь, а сам просился обратно. Его сбил с ног Унки. Они вместе скатились и плюхнулись в небольшое озерцо, образованное ручьем.

– Побереги-и-ись! – донесся крик Лодена, и он выскользнул из-за листвы и тоже шлепнулся о воду.

Следом скатился раненый брезд, Гедагт и, последним, Кломм.

Слегка поредевший отряд тут же скрылся в зарослях склона соседнего холма. Когда же саарары попытались скатиться за преследуемыми по ручью, то первые двое упали в озерцо пронзенные стрелами. Остальные не решились становиться мишенями.

За холмом послышался топот конницы.

***

Лишь к ночи погоня отстала. Людомар шел позади отряда и чутко вслушивался в каждый шорох за своей спиной. Но далекие шаги, конский топот и ржание коней, наконец, стихли. Его слуху остались лишь хруст перегноя и бурелома под ногами товарищей, да тяжелое дыхание раненного холкуна.

Гедагт также иной раз выдыхал с хрипотцой, но мужественно шел вперед, придерживая рукой пораненный бок. Второй рукой он опирался на плечо брезда, одного из тех, имен которых охотник так и не узнал.

Прямо перед людомаром шел Кломм. Он нес на руках Бохта.

Нагдин возглавлял шествие и тихо переговаривался с Унки и Лоденом.

– К концу ночи дойдем, – говорил он. – Я там часто бывал. Ты не смотри, что на мне нет ничего. Ежели надо будет, все найду. Там мне как дома хорошо. Лиар поможет. Он мне как отец. Лишь бы дошли только.

– Предал нас нэкз, поверить не могу, – сокрушался Лоден. Слышались его протяжные вздохи.

– Не суди его за это. Нынче почти все побережье под саарарами. Нас отодвинули от Великих вод. Даже богине Великих вод должны мы молиться под присмотром саараров. Платим за это. Слышал я, что несколько городов наших взято уже ими. А здесь они из-за вас появились. Недавно. Еще до вашего прихода пришли.

– Слышишь ли, Топор? Предатель в долине у нас, – повернулся к Гедагту Лоден.

– Не время сейчас, – прохрипел тот. – Не трать сил на болтовню.

– Силы у меня есть. Кто бы это мог быть?

– Нет среди нас предателей, – проговорил Унки. – Мы первые ушли из долины после снега. Никто раньше нас не вышел. Как же узнали они?

– То-то и оно, – многозначительно протянул Лоден.

– Я слыхал от дядьки своего, что через птиц общаются, – заговорил молчавший до того брезд, имени которого людомар не знал.

– Давно такое есть, – подхватил Лоден. – Только птицу тяжко сокрыть.

– Нет среди нас предателей, – настойчиво повторил Унки.

– Тихо! – прервал их Сын Прыгуна. Все тут же затихли и остановились.

До слуха людомара донеслись мягкие шаги больших лап, которые приближались к отряду. Они подходили полумесяцем сзади с намерением напасть сразу с трех сторон. Уши охотника поднялись над затылком. Он вслушивался в полную силу. Его слух уловил даже легкое поскребывание, с которым когти лап касались земли. Вот шкура, жесткая и короткая, подобно щетине протренькала своими волосками по ветке.

– Здесь есть высокие деревья? – спросил он.

– На той стороне другого холма начинается лес, – сказал Рыбак, – он…

– Бежим, – прервал его Сын Прыгуна и подхватив холкуна с рук запыхавшегося Кломма, бросился вперед.

Кломм подбежал к Гедагту, подхватил его с другой стороны, и троица брездов устремилась вперед.

– Беги позади них, – прошептал Нагдину охотник. – Я уже знаю, где лес. Я чувствую его.

– Кто это? – спросил тот.

– Я не знаю. Ветер дует на них.

– Что ты услышал?

– Большие и мягкие шаги…

Рыбак побледнел, но остановился, пропуская вперед всех остальных. Дрожащими руками он стал накладывать стрелу на тетиву.

Неожиданно пространство сотряслось от одиночного рыка.

– Гиры, – икнул Рыбак. Ветер переменился и людомар услышал запах испуга Нагдина перемешивавшийся с густым запахом гирских шкур. До него впервые долетал подобный запах. Это были новые животные, которые никогда не встречались ему на Синих равнинах и в Чернолесье.

Тропинки между деревьями не было, но людомар несся вперед, скользя между стволами древокустов, точно зная, где искать лес. Его спасительный запах доносился из-за холма. Путь был не близкий и где-то далеко внутри охотник понимал, что им не избежать схватки с гирами. По крайней мере, ему не избежать.

Начался склон, поэтому бежать стало легче.

Вдруг позади себя Сын Прыгуна услышал треск деревьев, жалобные стоны придавливаемых кустов вперемежку с ругательствами и хрипом. Три брезда дружно кубарем катились вниз. Неизвестно было, кто из них поскользнулся или споткнулся. Один неловкий утянул с собой всех.

Холкун и пасмас остановили их падение, подняли на ноги и толкали вперед. Дезориентированные и ошалевшие от стольких тягот, наваливших на них в столь короткий срок, брезды без сопротивления поддавались им.

Уже совсем близко раздался рык. Ему ответствовали еще три рыка.

Итак, хищников не менее четырех.

Людомар хотел было передать Бохта Кломму, но разглядел в ноги и услышал, что все его лицо в крови, а дыхание сбивчиво и отрывисто. Сын Охотника ускорился и быстро взбежав на начало подошвы следующего холма, осторожно положил на него бесчувственное тело холкуна.

– Унки, – окликнул он другого холкуна. – Здесь его оставлю.

– Да, – захлебываясь от усталости кивнул тот.

– О, боги, спасите!.. – Крик Рыбака разнесся далеко над Холмогорьем.

Людомар бросился к нему на помощь, обходя хищников слева. Вонь, исходившая от них; смрад из смешавшихся запахов крови, экскрементов, истлевшей плоти в зубах и еще неведомо как смешавшихся запахов, – в эту тягучую плотную массу вошел охотник.

Как же жалел он в этот момент, то у него не было людомарской пики, сокрывшей в себе два копья и плевательную трубку! Этого бы хватило, по меньшей мере, на двух зверюг.

Но у него были лишь два коротких меча, два небольших кинжала и четыре метательных ножа. Каждый подразумевал близкое сближение. Драться в зарослях было очень опасно, поэтому охотник надеялся только на внезапность и на то, что Нагдин сможет отвлечь внимание всех хищников сразу.

Рыбак справлялся с этой задачей как нельзя лучше. Окончательно потеряв самообладание, он орал что было сил, призывая к себе друзей, собратьев, богов, предков, обильно сдабривая их приход проклятиями и грозными посулами.

Послышался рык с нотками боли. Значит, хотя бы один из хищников ранен стрелой.

Людомар быстро заходил на погоню сзади. Вот он уже напал на их след и шел по нему. Затем он переместился на сторону, откуда почувствовался запах свежей крови. Хищник в нем быстро оживал.

Вскоре он заметил во тьме медленно идущее животное, похожее на приплюснутую с боков собаку с небольшим горбом на спине. Ее голова была огромна и выпирала скулами из-за тонкого тела. В загривке зверя виднелось древко преломленной стрелы, преломленная часть которой болталась, ударяясь о бок животного.

Сын Прыгуна быстро приблизился, вскочил на зверя как на лошадь и молниеносно вогнал в его горло оба меча. Хищник словно бы наткнулся на стену, сел на задние лапы, беззвучно открывая пасть, и повалился на бок.

Округу сотрясло сразу несколько рыков.

– Защищайтесь… не дайте… – Голос Кломма потонул в трубном реве зверюг.

– Раздери меня гром, сколько же их?! – Крик Лодена также потонул в реве.

– Где Маэрх? Маэрх, тесак тебе в печень! – орал не своим голосом Рыбак.

Людомар остановился у кромки зарослей у подошвы холма и наблюдал, как небольшая группа олюдей, брездов и реотва, встав полукругом, что есть сил отбивается от наседающих гиров. Хищников было семь. Они теснили друг друга, расталкивали один другого плечами и устрашали воинов своими рыками.

Отряд орал им в ответ. Все забыли об усталости, о ранах – обо всем на свете. Для них теперь установился только очень узкий мир, их вселенная сузилась до размеров межхолмья, сдавленная с двух сторон древокустами и ограниченная с трех сторон мордами гиров.

Звери не знали, как подступиться к защищавшимся. Они тянули длинные лапы и пытались ранить руки или выбить мечи и топоры. Двое из гиров были уже ранены. Отряд медленно отступал.

Появление людомара осталось незамеченным для всех. Оба хищника очень удивились, когда их с силой дернули за хвосты и подрезали жилы задних ног. Охотник успел поранить еще троих прежде, чем был замечен и своими, и хищниками.

– Маэрх, – весело вскричал Лоден и улыбнулся во всю ширь оцарапанного лица.

Обернулись на коварного врага и гиры. Один из них, самый крупный, без промедления бросился на него, но не долетел, ибо был сбит стрелой Рыбака. Людомар, между тем, кубарем откатился в сторону и тут же метнул в зверя меч. Лезвие меча застряло между ребрами гира у передней лапы.

Не дожидаясь пока вожак стаи придет в себя, Сын Прыгуна бросился на ближайшего хищника. Тот отвлекся на него и тут же получил мощнейший удар топора по спине. Гир взвизгнул, протащил еще несколько шагов свой перерубленный зад и распластался на земле. Оставшийся целым единственный гир сиганул в ближайшие кусты.

Вожак еще пытался поразить всех своим грозным ревом, но когда сразу три громадных топора воткнулись в него, отбросив тело на пару шагов в сторону, тут же затих. Четверо подранков были быстро добиты воинами.

– Он… будет… мстить… – через силу выговорил Нагдин и рухнул наземь от усталости.

Его примеру последовали и другие. Все в отряде, кроме людомара, оказались переранены. До конца ночи, охотник бродил по округе, собирая полезные коренья и травы, которые после подложили под кровавые повязки на ранах.

В путь двинулись лишь поздним утром, содрав шкуру с одного из гиров. Рыбак сказал, что запах зверюги отпугнет лошадей саараров.

Ближе к концу дня голодные оборванные и измазанные в своей и чужой крови они достигли леса, и уже глубокой ночью набрели на овраг в ручьем, бегущим понизу. В начале овражка была искусно сделана небольшая запруда, лежал плоский камень, а нависшая над запрудой с вершины склона оврага трава скрывала вход в жилище Лиара.

***

– Здесь, – проговорил тихо Нагдин, спускаясь к запруде и скрываясь под нависшим над ней краем оврага.

Дома никого не оказалось. Но Лиар гостеприимно не запер рассохшуюся от влаги дверцу, подбитую изнутри разлезшейся на куски кожаной заплатой.

Внутри жилище оказалось на удивление удачно устроенным и даже уютным. Никто из вошедших не ожидал увидеть аскетичную красоту, чистоту и некое подобие планировки. Дом Лиара состоял из трех комнат, каждая из которых имела дымоход и длинное узкое оконце, пропускавшее скудный свет. Земляной пол был чисто подметен. Вдоль стен тянулись лавочки, уставленные растениями в горшках.

Холкуны тут же зажгли рочиропсы и разложили их по углам главной комнаты. Их тусклый свет выхватил из тьмы очертания самодельной мебели – довольно искусно выполненной.

– Лиар разрешает спать в этой комнате, – Рыбак указал направо. – Там все для этого устроено.

Брезды провели туда Гедагта и Бохта и уложили их отдохнуть.

Рыбак, между тем, по-хозяйски стал распоряжаться всем, до чего смог дотянуться. В углу стоял высокий ящик. Реотв подошел к нему и открыл. Все, кто был в комнате, вздрогнули от его вопля.

Людомар обернулся и увидел, что левая рука Нагдина безвольно висит вдоль туловища, быстро заливаясь кровью. Холкун и пасмас бросились к нему, а Сын Прыгуна остался стоять на месте. Он будто бы застыл, не в силах пошевелиться. Его глаза не отрывались от предмета, лежавшего у ног Рыбака.

Это был хар – людомарская короткая пика, помещавшая в себе два тонких копья из камнедрева, и ниус – плевательную трубку с ядовитыми дротиками. Именно пика, выпав из ящика, двумя своими остриями поранила реотва.

Нагдин побледнел. Охотник видел это и с ужасом ждал. Наконец, Рыбак стал зеленеть и переходить в синий. Значит, хар был готов к бою. Только этим можно объяснить, что его острия были смазаны ядом.

Словно молния бросился людомар к пике, схватил ее и обнюхал. Так и есть – яд!

– К воде! – приказал он. На него удивленно обернулись, но видимо вид охотника был таким, что холкун и пасмас решили сначала сделать, а уж потом спрашивать.

Они выволокли реотва наружу и подтащили к воде.

– Не давайте ему много дышать. Топите его! – Сын Прыгуна кричал последние слова, потому что мчался в лес, глубоко вдыхая в себя окружающие ароматы.

Краем глаза он заметил, как неясная тень метнулась параллельно его бегу, но решил сейчас не придавать этому значения. Время работало против него.

Хар, который он продолжал сжимать в руках, отличался от его собственного, оставленного неведомо, где, много зим назад. На этом, новом для него харе, помимо двух острых лезвий был еще один крюк, небольшой, но массивный, и тонкое лезвие ножа, прикрепленное вдоль древка. По всему было видно, что в этих землях хар претерпел влияние традиций реотвов – известных любителей бердышей.

Пика очень помогла ему взбираться на голые у подножия стволов деревья, служа охотнику крюком-зацепом. Сын Прыгуна кружил по лесу, раздувая легкие до боли, пока не услышал тонкий запах лежалой травы, которая ему и была нужна.

Рык раздался сзади него и топот тяжелых лап, но людомар уверенно передвигался по ветвям деревьев. Добравшись до нужного ему места, он стрелой метнулся вниз, срезал пожухлую после зимы траву и мгновенно забрался назад.

Не обращая внимания на тень крупного существа, которое промелькнула между стволами с угрожающим рыком, Сын Прыгуна направился в обратный путь.

Он едва успел пережевать траву на ходу и смазать этой кашицей язык и небо Рыбака. Лицо последнего было иссиня-черным и лишь белки глаз сверкали на этом фоне подобно ярким звездам на ночном небе.

– Уйдем в донад, – сказал охотник. – Здесь кто-то есть.

Они скрылись в норе входа, плотно закрыв за собой дверцу.

Едва Нагдин занял свое место среди раненых, как людомар принялся внимательно осматривать найденных хар. Очень скоро он разглядел полу затертые знаки, значение которых не распознал. Охотник вертел пику и так, и сяк, но кроме этих двух непонятных символов на ней ничего не обнаружил. Та же самая процедура с копьями и плевательной трубкой дали такой же результат. Два символа на них были четче, но все равно не понятны.

– Людомар, если ты еще можешь не спать, оборони нас, пока мы спим, – обратился к нему холкун. От пережитых треволнений его веко подергивалось, а рот постоянно открывался в широченных зевках.

Лоден и вовсе без предупреждения развалился на одной из лавок, сняв с них растения, и тут же захрапел.

Сын Прыгуна кивнул, хотя и сам чувствовал, что валится с ног от усталости.

Снаружи раздалось причмокивание. Некий зверь спустился к запруде на водопой. Охотник погасил кристаллы, осторожно пробрался к двери, открыл ее и выскользнул к воде. Ему не хотелось даром терять время.

Ночь стояла лунная. Он расположился на ближайшем к оврагу дереве, чутко поводя ушами и вглядываясь в полумглу леса.

Ожидания людомара были с лихвой вознаграждены. За ночь он набил немало дичи, слетавшейся к воде, поэтому, когда утром Кломм, тяжело дыша и прихрамывая, вышел из второй комнаты, он с удивлением заметил кучу свежеощипанной и свежеосвежеванной дичи. Лицо брезда озарилось улыбкой. Что могло быть приятнее еды после стольких дней беспрестанной борьбы.

На запах жареного мяса отряд слетелся к очагу довольно быстро. Даже Рыбак, бледный и истощенный донельзя, вышел, шатаясь и держась за стенку. Его подхватили под руки и усадили поблизости от готовящейся пищи.

– Случилось однажды мне бывать в Острокамье в ту пору, когда Холвед впервые начал ворочатся на своем ложе, – заговорил Унки, и время быстро побежало, сдабриваемое хорошими шутками и полуфантастическими рассказами.

Людомар дождался, когда ему вручат самый лучший кусок мяса, быстро расправился с ним и скрылся в комнате справа.

Едва его колени коснулись мягкой постели, состоявшей из лежалых шкур и свежих веток, как сознание быстро покинуло его. Подобно пораженному обухом, он пал ничком, и земля разверзлась перед ним, принимая в свое лоно.

Полет. Бесконечный полет вниз. Кружение и раскачивание. Он не знал, сколько длилось это расслабляющее безумие. Его разбудил возбужденный говор голосов.

– Не велю перед домом моим лихоимством заниматься, – слышался старческий голос. Он был строг и скрипуч. И чем более он становился строг, тем сильнее скрипел.

– Лиар, не знал он про то. Кабы сказали ему, то не стал бы… – пытался защищаться Рыбак.

– Каждый, кто в леса эти пришел жить должен по закону этого леса. Нельзя священный источник поганить лихоимной кровью!

– Мы принесем жертвы и… помолимся, – вмешался Лоден. В голосе его сквозили нотки раздражения.

– Жертвы не помогут. Слишком многое принесли вы с собой. Беду принесли вы в Холмогорье. Говорит легенда, когда падут…

– Нам не интересны твои легенды, старик, – вмешался рык Гедагта. – Мы пришли за помощью…

– … восемь из девяти хранителей мира, тогда прекратится старый мир и начнется новый…

– … ты же не хочешь нам помочь. Кабы мы…

– … мир. Обрушится небо на Холмогорье и возопят изгибы тверди, и сотрясутся. Тогда окрасятся воды Священного источника кровью безвинных…

– … не оказались среди гиров…

– … лихоимец принесет беду…

– Стой. Старец, что ты говоришь?! – вмешался Лоден.

– … лихоимец, кто порушит законы Священного леса, – почти закричал Лиар.

– Мы не нарушали законы Священного леса, – в тон ему затрубил Гедагт.

– Тихо, – рявкнул Лоден.

Все вмиг притихли.

– Что ты говорил про защитников?

– Охранители Священного леса. Они не пускают беду на его порог. Когда падут они, то выйдет нечисть под свет Очей Владыки и Холведа. Тогда сотрясется…

Но Лиара уже никто не слушал.

– Их не было восемь, – прошептал Бохт Унки.

– Мы показалось, что их было несколько десятков, – кивнул тот.

– Может, речь о нас? – присоединился к ним Лоден. – Нас было девять.

– Там о восьми речь была.

– О девяти. Восемь из девяти, старик так и сказал, восемь из девяти.

– Маэрх получается… лихоимец? Тот самый?

– Нескладно все это… нескладно, – Бохт впервые изменил себе и проявил скепсис.

– Старик, ты говоришь о каких-то хранителях, – пробасил Кломм. – Кто они? Ты знаешь?

– Известно, кто. Девять великанов, братьев Холведа и Владыки, коих сбросил отец долу и втоптал их за строптивость в грязную твердь. С тех пор стоят они, а самый непокорный, Мирн, до сих пор тянется мечом к отцу своему, имя которого не должно слетать с уст наших, ибо грех великий…

– Ну уж тогда, – облегченно вздохнул брезд.

– В прошлую луну мы убили семь гиров у межхолмья, что прямо за лесом, – проговорил Нагдин.

– Что?! – возглас старика, казалось, сотряс стены норы. – Гиров? Вы убили гиров?!

– Они напали на нас.

– Нельзя убивать гиров!

– Они напали на нас, – Рыбак растерялся.

– Как вы могли убить столько? Они и есть хранители!

– Ты же сказал…

– Это не для твоего слуха. Когда… сколько? Семь?! Точно семь? – в голосе старика появилась надежда.

– Семь-семь…

– Восемь, – проговорил людомар, выходя из комнаты.

Он увидел небольшого старичка со свойственной всем реотвам небольшой бородкой и усами, которые никогда не вырастали длинными. Старик был почти лыс, ибо те тощие лохмы, ниспадавшие из-за его ушей было сложно назвать волосяными прядями.

– А-а, – вытянул он, словно бы жизнь покидала его, и опустился прямо на пол. Некоторое время Лиар с ужасом смотрел на Сына Прыгуна, а затем неожиданно тихо залепетал: – И придет он из земель темных, и явит вам лишь свои глаза. В глазах его будет гореть тьма смерти… в глазах его… – Старик задрожал. – Лихоимец… ты…

Все, кто находился в комнате, с удивлением переводили глаза со старика на охотника и наоборот. Людомару показалось, что за один миг, из-за одной только тихой фразы Лиара, громадная пропасть разверзлась промеж ним и отрядом. Все они вместе со старцем оказались по ту сторону комнаты, а он по эту. В одиночестве.

Лиар перевернулся, встал на четвереньки и пополз к углу комнаты, где стояла вода. Не доползя до него нескольких шагов, он вдруг охнул и резко изменил маршрут. Старик с каким-то остервенением бросился на ящик в углу и вдруг отпрянул. Он посмотрел на свои руки.

– Кровь пролилась, – лишь Сын Прыгуна расслышал его слова.

Старик открыл ящик и стал судорожно лазить в нем, бормоча: «Где? Где же?»

– Он у меня, – ответил ему охотник и выставил перед собой хар.

– А-а-а, – во второй раз пораженно протянул старик. Он неестественно вытянулся, потом сжался, снова выпрямился и, наконец, сжавшись в комок, затих. Тело его начало все сильнее сотрясаться рыданиями.

– Что ты принес нам, лихоимец! Какую же беду ты принес нам! Все окончено… и новый мир пожрет старый, и не останется даже и половины того, что было!.. О, что же ты принес нам!…

Если бы не природное хладнокровие людомаров, Сын Прыгуна смутился бы. Однако людомары были из той категории олюдей, которых все вокруг, даже сами олюди считали дикарями. Они мало верили приметам. Поклонялись лишь двум богам: Владыке, око которого оглядывало Чернолесье днем, и Зверобогу, следившему на лесом в ночи.

Холкуны стояли угрюмо-молчаливые, почесывая свои длинные, ставшие как у пасмасов бороды. Столетиями между ними и пасмасами шел спор о том, чья борода роскошнее: холкунья или пасмасская. Холкуны бороду аккуратно «облопативали» и очень этим гордились; пасмасы оставляли расти как есть, но он редко вырастала ниже груди, ибо питались пасмасы всегда плохо. Бороденки вырастали хлипенькие, жиденькие.

И вот теперь, после длительного похода, холкуны ничем не отличались от пасмаса Лодена. Его борода и их бороды были даже одинакового цвета, одинаково же подраны.

– Да, это он, – разрушил затянувшуюся паузу голос Гедагта. – И мы знаем это. Что же с того? – Он усмехнулся. – Ты плачешь о мире? Или плачешь о себе? Ты боишься крушения небес или этой своей норы? Мир поглотит себя, говоришь ты? Мир уже давно рухнул. Владия под игом оридонцев. Саарары хозяйничают там, у предлесья твоей Священной рощицы, и если им вздумается, то приведут свои орды сюда, к тебе, к ручью твоему. А когда ты им скажешь, что его святость, то я не возьмусь судить, чем тебя прибьют. Мир давно рухнул, старик. Плакать надо было раньше.

– Нет, это не так… не говори так, – дрожал Лиар, сворачиваясь в еще больший комок.

– Здесь изменения тебя не достанут. Будь покоен, – подошел к нему брезд и поднял за шиворот. – Не бойся мира. Он тебя не тронет. Скажи нам одно, и мы покинем тебя. Успокойся же ты! – Он грубо встряхнул старика. – Саарарцы перекрыли нам путь к гряде через Холмогорье. Нэкз Оогода предал нас. Реотвы предали нас. – Он покосился на Нагдина. – Почти все… Как нам пройти на гряду?

Лиар отирал слезы и икал.

– Идите через Си… сизые болота или Чер… Чернолесье. Тог… Тогда обойдете… ик… Холмогорье…

– Ар-р-р!

Старик рухнул на пол, потому что Гедагты мгновенно выхватил топор из-за пояса. Все остальные последовали его примеру.

Рык донесся от запруды.

Один за другим олюди и брезды повыскакивали нарушу. Они увидели ужасающую картину: над трупом брезда, последнего, имени которого людомар не знал, склонился гир и медленно выдирал из его тела клоки плоти.

Заметив врагов, он не стал оставлять добычу, переступил через бившегося в конвульсиях брезда, и принял боевую стойку.

– Р-р-ра-а-а! – Заорал Кломм и бросился вперед, но зверь сделал ложный выпад, подловил брезда на этом, отскочил в сторону и отвесил ему такой удар лапой по голове, что тот кувырком покатился в запруду.

– Нет! – рыкнул людомар, останавливая холкуна и пасмаса. Он почуял своего ночного преследователя.