Текст книги "Изнанка сбывшейся мечты (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ворожцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Привет, пап! – сказал Саша и поприветствовал отца улыбкой счастливца.
– Тебя ничего не смущает? – отстранено спросил Александр Александрович, переводя взгляд на сына. – Привет!
От его тона у Саши по спине мурашки пробежали, будто он сейчас не с отцом дома разговаривал, а у следователя на допросе, к которому он случайно угодил около года назад за поджог мусорного бака.
– Смущает. Почему ты так рано дома? Что-то случилось?
– Это я хочу у тебя узнать, что случилось? Может, сам всё расскажешь? Нравится мне, когда люди говорят только правду.
Саша с детства не любил загадки, на которые не знал ответа. Он заметно погрустнел, пожал плечами, но ничего не ответил.
– Ладно, упростим задачу. Почему меня сегодня вызвали посреди рабочего дня к директору школы?
Больше вопросов у Саши не осталось, ведь он прекрасно знал, о чём сейчас пойдёт речь – о страшном преступлении, как сказали учителя, которое он совершил осознанно, не думая в тот момент о последствиях.
– Наверное, из-за пожара?
– Молодец, всё правильно, из-за пожара. Версию директора я уже сегодня старательно выслушал, в час уложились. Теперь хотелось бы услышать твою.
– Я сжёг классный журнал, – потупив голову в пол, забормотал Саша. Эта с-с... Светлана Альбертовна мне двойку поставила. Притом, несправедливо. Я был готов, но она не поверила и не стала слушать. Она почему-то меня ненавидит, в отличие от остальных детей в классе, хотя я ей ничего плохого не делал и не говорил.
– Ты ошибаешься, она всех любит одинаково. Но я не об этом. Мне про тебя другое рассказали, что ты чуть учительскую не сжёг, причём вместе со школой.
– Я этого не делал. Так случайно получилось. Я же не знал, что огонь в мусорном ведре разгорится и на письменный стол перекинется. Не виноват я... – оправдывался Саша, переводя взгляд из стороны в сторону, лишь бы не смотреть отцу в глаза.
Саша говорил почти правду – сперва он не собирался поджигать учительскую, хотел просто отомстить и восстановить справедливость, но глядя на языки пламени, пожирающие листы журнала, не смог совладать с желаниями – всему виной было тайное пристрастие.
Пожар, устроенный им в лесу, стал отправной точкой его нового увлечения в жизни – созерцания огня, которое со временем переросло в непреодолимую тягу к поджогам, но ещё не успело переродиться в болезненную страсть, граничащую со смыслом всей жизни. Масштабы разрушений от его хобби пока оставались невелики в силу соизмеримости с юным возрастом пиромана. В расход шли лишь мусорные баки, урны, кучи опавших листьев, тополиный пух или прошлогодняя трава. Но в тот день что-то пошло не так. Сашу словно переклинило...
– А вот директор так не считает. Знаешь, чем тебе грозит эта злостная выходка?
– На второй год оставят? – слезливо откликнулся Саша, начиная понимать, что ничего хорошего для себя он сейчас не услышит.
– Нет! Тебя исключат из школы, – гаркнул Александр Александрович.
– Пап, ну я ж-же не хотел. Не специально ж-же. Как ж-же так-то... – заныл Саша, у которого нижняя губа завибрировала, словно сотовый в беззвучном режиме.
Он не боялся того, что отец выпорет его ремнём, хотя в последнее время до рукоприкладства вообще не доходило. Ведь Александр Александрович закодировался на следующий день после похорон, и с тех пор больше к рюмке не тянулся, а в трезвом уме он садистские методы воспитания не практиковал. Теперь он упрашивал, убеждал, пугал, заставлял, ограничивал, но пальцем никогда не трогал. Конечно, у него не очень складно получалось воспитывать Сашу одному, слишком большой период жизни прошёл почти без общения с сыном, но это в любом случае было гораздо лучше, чем раньше – когда сыну его внимания вообще не перепадало.
Саша испугался другого – он подумал, что отец его никогда не простит за этот проступок и больше не будет с ним общаться, ведь он предал его доверие. Это страшило Сашу даже сильнее, чем собственная смерть.
Отец заметил, как посерело лицо сына и дал слабину:
– Да не убивайся ты так, будешь ты в свою школу ходить. Я уже всё решил. Ремонт они сами сделают, дело замнут, учителя премируют, а об инциденте скоро уже никто не вспомнит. Все будут счастливы и довольны. Только пообещай мне...
Волшебной палочки у отца отродясь не было, но Саша догадывался, что без магии не обошлось, в чём он в скором будущем сам смог убедиться – новую мебель в зал и телевизор с метровой диагональю, на которые копили последние полгода, они так и не приобрели и даже не вспоминали о покупке.
– ... впредь так больше не поступать и всегда думать о последствиях, потому что за ошибки и безрассудство цена всегда слишком высока, об этом я не понаслышке знаю.
– Обещаю... – буркнул Саша, смахивая одинокую слезу, предательски катящуюся по щеке.
– Друзья? Дай пять! – протягивая вперёд сжатый кулак, спросил Александр Александрович и улыбнулся.
– Друзья! – откликнулся Саша, повторил жест отца и уткнулся своим кулаком в его.
– Вот и отлично! Тогда поговорим ещё и о другом, раз уж начали о друзьях. Директор сказал, что у тебя их нет и не было никогда. Ни в школе, ни за её пределами. Он считает, что это ненормально. К тебе ведь на самом деле никто в гости не заходит, ни разу не видел.
– А зачем они нужны? Чтобы смеялись за моей спиной? Издевались? Предавали? Мне и без них весело, про это я не переживаю. Не хочу, чтобы меня называли кретином.
На самом деле дурачком и прочими оскорбительными словами во дворе Сашку больше никто не называл, но не из-за того, что чудесным образом люди стали толерантны к недостаткам других, изменили мнение или разглядели скрытый в нём потенциал. Теперь они считали Сашу настоящим психом, а произнести это вслух и ему в лицо уже боялись – дурная слава о его «подвигах» бежала впереди него, хотя большая часть этих историй являлась выдумкой или сильным преувеличением.
К сгоревшим же машинам на ближайшей к дому платной автостоянке он никакого отношения не имел – обычные разборки. В поджоге квартиры соседа со второго тоже не участвовал, тот сам справился – курил в кровати. Хотя за три дня до этого события между ними на самом деле возник конфликт, о котором Саша забыл через пять минут, а вот бабушки у подъезда почему-то нет. Они-то и рассказывали всему двору, что овчарка соседа прокусила футбольный мячик, а мужик даже не извинился перед ним, на что Саша в порыве злости пригрозил спалить хозяина пса к чертям собачьим. Но никто в это не верил, правду всегда трудно воспринимать, ложь в этом отношении более съедобна и всегда лучше усваивается.
Хотя Саша и не пытался кого-либо переубедить, не в его характере, и так всё устраивало. Играть, где он хочет, ему теперь не мешали, на дорожке при виде него расступались, в школе не задирали: ни одноклассники, ни ущербные пацаны из старших классов.
– У меня есть ты, и Л... – осёкся Саша, испугавшись, что чуть не сболтнул лишнего. Этой тайной он даже с отцом не хотел делиться – воображаемый товарищ ведь никуда не испарился и по-прежнему всегда находился рядом с ним. Они росли вместе день за днём.
– Ну, а как же дружеская поддержка? Советы, общие интересы, помощь, в конце концов?
– У тебя самого-то есть друзья? Я просто их никогда не видел, – задумчиво спросил Саша, загоняя каверзным вопросом отца в тупик.
Александр Александрович поморщился, почесал переносицу и спустя несколько секунд молчания вновь заговорил:
– Я не слишком удачный пример для подражания. Ты должен стать лучше, чем я, – и тут же отец перевёл тему разговора. – Иди кушай, переодевайся и пойдём в гараж. Нам надо срочно доделывать наш болотоход, меньше месяца осталось до конца мая. Как мы без него в поход с ночёвкой поедем?
***
Погода стояла прекрасная. Чистейший утренний воздух пах свежестью, зеленью и долгожданной свободой от городской суеты. Вокруг тишина и беззаботный покой. Адово озеро – каких-то пятьсот километров от Перми, и ты словно попадаешь в рай.
Об этом месте среди жителей ходили дурные слухи, но отца это не остановило – в дурацкие легенды тот не верил, как и во всё сверхъестественное, только в себя.
Клёв оказался на удивление отменным, и отец только и успевал вытаскивать на берег одну рыбёшку за другой. Александр Александрович ни на что не отвлекался и ничего вокруг не замечал, забирая у природы полагающийся ему после нелёгкой трудовой недели паёк положительных эмоций. В душе его стало солнечно и тепло.
Саша тоже времени не терял – бродил по окраине леса неподалёку от озера в поисках подходящего сушняка, собирал в охапку и относил к костру. Ночь выдалась на редкость прохладной, и вчерашние запасы дров огонь уже смёл подчистую. Теперь он гневно потрескивал головешками, словно прожорливый дикий зверь, и требовал добавки.
Лекс же, как и всегда, бездельничал: прыгал босиком по лужицам, сражался с осами, гонялся за бабочками, рвал цветы и с удовольствием трескал ягоды. В походах он даже не переодевался, так и оставался в светло-пепельном костюмчике – в шортах и рубашке.
Солнце забралось в зенит, начало припекать, и сухие ветки заметно потяжелели. Таскать стало невыносимо, особенно в отцовских кирзачах на пять размеров больше – свои сапоги Саша оставил дома. Он принёс очередную охапку и завалился прямо на траву, возле приличного размера кучи дров, чтобы чуть-чуть передохнуть. Только закрыл глаза, расслабился, как тут же услышал знакомый голос, по ощущениям заряженный под завязку добротой:
– Молодец, Шурик! Дров на целую неделю натаскал. Жаль, что нам завтра уезжать. Красота тут, да?
– Вообще супер! Давно так не отдыхали.
– Точно! Ни убавить, ни прибавить! Устал?
– Нет, – ответил Саша, вскакивая на ноги. – Чем-то ещё нужно помочь?
– Ну, раз не устал, давай со мной. Научу тебя рыбу на уху чистить. Ты ведь уже большой, пригодится в жизни. Кстати, смотри, какую щуку поймал, – сказал отец, поднимая за жабры на уровень груди оглушённого хищного монстра весом килограмма на три.
– Ух ты! Здоровая какая! – выпалил Саша, проводя пальцем по склизкой чешуе.
– Сам не ожидал поймать. На зубы глянь. Как пила!
– Ага, жуть! Ну, пойдём уже! – заторопился Саша, который никогда раньше не видел, как разделывают живую рыбу. Обычно она доставалась ему уже в приготовленном виде.
– Пойдём, торопыжка.
Положив щуку на импровизированный стол из расстеленной возле костра клеёнки, отец отправился к припаркованному неподалёку «УАЗику», хотя на свой прототип тот походил весьма отдалённо. Во вздыбленной колее бездорожья стоял настоящий вездеход, впечатляющий внушительным видом и размерами: здоровенные зеркала заднего вида, громадные колёса метровой высоты, хромированные дуги и поручни, мощные лебёдки с обеих сторон и фара-искатель на крыше.
Александр Александрович очень гордился этим «железным красавцем», ведь сконструировал и собрал он его собственноручно.
Отец поднялся по ступенькам в салон автомобиля и через полминуты выбрался обратно, держа в руках всё необходимое: деревянную разделочную доску и остро наточенный филейный нож. Схватил по пути рыбу и направился к озеру, Сашка же, как хвостик, последовал за ним. Организовав рабочее место у воды, отец схватил нож и резанул от основания грудного плавника до позвоночника, выпуская кровь.
Саша сначала покраснел, потом так же резко побелел. Улыбка сошла с его губ. С ним опять творилось что-то невероятное. Он уставился в одну точку – на голову рыбы, и замер, будто боялся пошевелиться. Руки задрожали, и на лице вновь закрутилась мимическая рулетка, когда невозможно определить, что за эмоция возникнет в следующую секунду.
– Тебе плохо? – настороженно спросил отец, заметив изменения в поведении сына. – Отвернись пока! Скоро уже доделаю, потом позову.
Но Саша ничего не ответил. Попятился к берегу, вскочил и понёсся во всю прыть в сторону жуткого леса, словно перепуганный русак. Он слышал доносящиеся издалека крики отца, но остановиться уже не мог. Саша всё бежал и бежал, не разбирая дороги. С треском и пыхтением продирался сквозь дремучие заросли, сражаясь с ветвями, хлеставшими по лицу и цепляющимися за одежду. Перемахивал через небольшие буераки, косогоры и поваленные стволы вековых деревьев, стараясь не терять времени на обходные пути. Всё вперёд и вперёд, без оглядки.
Преодолев очередное препятствие из засохшего кустарника, он выскочил на поляну, поросшую бурьяном и чахлыми осинками. Смело рванул в самую гущу пожухлой травы высотой по пояс, без проблем перебежал и очутился на границе мёртвого с живым, там, где вновь начинался зеленеющий лес.
Заскочил с разбегу на выкорчеванный пень ужасающего вида. Оттолкнулся от корня, похожего на когтистую лапу, и тут же полетел. Но не на землю, а прямо в овраг трёхметровой глубины, появление которого он предугадать не смог. Заскользил по крутому склону, обдирая бока о торчащие из земли камни и корни. Изловчился, оттолкнулся ногами и в последний момент перескочил через ручей. Подпрыгнул. Вцепился пальцами в почти отвесную стену. Покарабкался вверх, словно дикая кошка, но, не рассчитав сил, сорвался и рухнул на дно оврага, угодив в ледяную воду с головой. Тут же вынырнул, жадно глотнул воздух и перекатился на гальку, выбравшись на берег. Сил не хватало даже на то, чтобы подняться.
***
Саша лежал и глядел в чистейшее небо. Прошло всего секунд тридцать или сорок, а ссадины и синяки о себе уже не напоминали, усталость растворилась без следа, мысли прояснились. Абсолютное спокойствие в душе и теле: ни страхов, ни волнений, ни эмоций. Если бы не промокшая одежда, он бы сказал, что ему сейчас хорошо, лучше не бывает и быть не должно. Ничего не хотелось – полная гармония с природой, без всяких посредников.
«Ещё бы кто-то по пяткам не стучал...» – подумал Саша и тут же приподнял голову, отыскивая взглядом источник неуютности.
Возле его ног на увесистом валуне сидел Лекс и дожидался, когда Саша очухается, изредка пиная ботинком по подошве сапог. Воображаемый друг хоть и выглядел внешне серьёзным и несколько напряжённым, но Саша знал, что это всё напускное. В глубине глаз товарища теплилась улыбка в ожидании нужного момента. Стоило Сашке только чуть-чуть ухмыльнуться, и она тут же вспыхнула бы на лице Лекса.
Брат-близнец почувствовал взгляд Саши, обернулся и заговорил:
– Ну, рассказывай, что ты так драпанул? Только пятки сверкали! Лохнесское чудовище увидел? Или чертей каких? Говорят, тут водятся, – Лекс усмехнулся и тут же добавил: – Или всё-таки испугался крови? Колись!
«Крови... Крови...», – эхом пронеслось в голове Саши, и он тут же всё вспомнил. И как мчался по лесу, и почему лежит теперь на дне оврага. А главное то, что произошло у водоёма.
– Лекс, она красная! – завопил Саша, поднимаясь на ноги. – Слышишь? Красная!
– Кто она?
– Кровь красная!
– Ну, красная, и что с того? Будто ты раньше её не видел. На прошлой неделе ногу гвоздём протыкал, не помнишь?
– Ты не понимаешь... – ударив себе по лбу, протянул Саша. – Она прям красная-красная. Ни тёмно-серая, и ни чёрная, какой я видел её раньше. Красная! Теперь я понимаю, о чём ты мне всё это время рассказывал.
– Как-то странно это всё... Мистика! Хочешь сказать, ты различаешь цвета?
– Не все, пока один – красный. Может, это лишь начало?
– Это же супер-новость! Не сомневаюсь, будешь видеть, как все! Только я тогда вообще ничего не понимаю... Зачем ты убегал, если не испугался?
Саша осмотрелся вокруг, прикинул, что здесь самостоятельно выбраться не получится, и лишь потом ответил:
– Я не говорил, что не испугался.
– И что тогда тебя погнало в лес?
– Мне было страшно... за отца. Я подумал, что он тоже умрёт. Как мама, в тот день, когда я стал различать запахи, нанюхавшись жареных муравьёв. Возможно, это каким-то образом связано.
– Что-то находишь – что-то теряешь... – задумчиво протянул Лекс. – В твоих словах есть логика. И это мне не нравится.
– Значит, он может...
– Не знаю я ответа. Подозреваю, но не хочу озвучивать. Нужно время, чтобы во всём разобраться, – бубнил нахмурившийся Лекс, разговаривая больше с самим собой, чем с другом. – Не переживай ты, Сашка! С твоим отцом всё будет в порядке, – жизнерадостно сказал он и улыбнулся, выныривая из водоворота известных ему одному мыслей.
– Думаешь?
– Уверен! Главное, теперь вернуться раньше, чем твой родитель устроит переполох. А то скоро здесь появятся доблестные гвардейцы МЧС на вертолётах, спасать тебя будут, – Лекс поднялся с камня и пошагал вдоль ручья в направлении истока. – Пойдём, я проверил, метров через двадцать склоны оврага гораздо ниже, там ты легко выберешься.
Саша послушно кивнул и поплёлся следом, расталкивая серую гальку носками сапог.
– Кстати, ты, когда в тайгу драпал, не думал, что можешь потеряться? Навсегда. Хотя, про что я... Ничего ты не думал, нечем было.
– Не могу я в лесу заблудиться, – заворчал Саша и зашевелил крыльями носа, жадно хватая воздух. – На юго-востоке поселение, километрах в трёх, плюс-минус сотня метров. А наш лагерь на севере. Не промажем!
***
На следующий день они с отцом без всяких приключений вернулись домой и больше о случившемся в походе не вспоминали. Враньё о боязни крови отца вполне устроило, а про остальное Саша умолчал. Решил, что расскажет позже, в более подходящий момент, когда сам будет к этому готов.
Для него всё закончилось хорошо, лучше не бывает – глава семьи ограничился устным порицанием и лишь намёком на подзатыльник, хотя до смерти жены он всыпал бы ему за такие проделки на полную катушку, Саша бы неделю спокойно сидеть на стуле не смог.
Жизнь постепенно вошла в размеренное русло, и у Саши появилось время для экспериментов, добавляющих в его мировоззрение ярких красок – ведь только при виде крови мир вокруг него оживал и расцветал. Его новым увлечением, о котором не знал никто, кроме Лекса, стало умерщвление: лягушек, змей, ящериц или рыб, всего, что он мог легко поймать в лесу или в ближайшем пруду.
Саша заметил движение в траве, молниеносно перепрыгнул поближе и схватил за лапу жертву – огромную коричневую жабу, сплошь покрытую бородавками. Саша поморщился, но не выпустил её из рук, даже несмотря на укоризненный взгляд ярко-оранжевых глаз.
Он уложил жабу кверху брюхом, свободной рукой вытащил из кармана заранее припасённый нож и полоснул по горлу. Глаза его заблестели от радости, но не из-за осознания факта того, что он её убил. Саша не чувствовал удовольствия от самого процесса и никогда не был жесток с жертвами, скорее, им двигало другое – он мечтал о том, чтобы его зрение восстановилось. Хотел стать таким же, как все... обычным.
Раньше он просто отрезал головы, выпускал кровь и хоронил трупы в земле, но эффект воздействия с каждым разом становился всё короче. А сегодня его осенило:
– Лекс, а что если её разрезать? Давай посмотрим, что у неё внутри. Интересно же!
Но невидимый друг ничего не ответил, Лекс никогда не участвовал в убийствах, стараясь держаться от кровавого зрелища подальше. И давно уже перестал отговаривать, понимал, что все его разговоры о нравственности и любви ко всему живому никогда не будут услышаны и осмыслены.
Саша приобретал значительно больше, чем Лекс ему мог предложить взамен. Слишком долго тот не имел того, что обычные люди даже не ценят. Ставки были высоки – на горизонте забрезжила другая жизнь, о которой Саша никогда не переставал мечтать, ни в раннем детстве, ни сейчас.
– Ну, и не смотри. Так и не узнаешь никогда, что она прячет. Я тебе точно не расскажу, можешь даже не упрашивать, – с обидой в голосе пробурчал Саша и провел остриём ножа по животу, умело рассекая кожу, словно колбасу на бутерброд нарезал.
– Вау!! Очуметь! Ёпт, я никогда раньше такого... Лекс! Ты не представляешь себе, чё я сейчас вижу и чувствую!
Результат несказанно удивил Сашу – он любовался всеми цветами радуги раза в три дольше, чем прежде. После этого случая он начал всегда расчленять рептилий и земноводных в поисках целительного средства, дарующего противоядие от безысходной серости. С каждым днём новое увлечение всё сильнее его затягивало. Не замечая ничего вокруг, Саша мог часами ковыряться ножиком в трупах, рассматривая в подробностях строение органов жертв. Теперь он уже думал об этом постоянно: и дома, и на тренировках, порою даже во сне. Планировал детали, готовился и фантазировал, представляя себе подробности убийства.
Отец частенько заставал его дома за просмотром документальных фильмов про животных. Саша и в библиотеку записался, где штудировал учебники по зоологии со свойственной ему педантичной скрупулёзностью и дотошностью, помечая и зарисовывая в отдельную тетрадку самое важное и захватывающее.
Но нездоровый интерес и странное поведение ребёнка никого не настораживали – учителя списывали это на естественную детскую любознательность и стремление к познанию окружающего мира.
Они даже посоветовали поискать информацию на просторах интернета, где Саша с лёгкостью мог бы отыскать материал для вдохновения, но, на счастье бедных жертв, пока у него не было ни смартфона, ни компьютера. Отец считал, что Саше ещё рано засорять свой мозг.
Да чего там, даже Лекс надеялся на то, что это хобби перерастёт во что-то более позитивное и Саша в будущем станет отличным ветеринарным врачом.
К концу июля Саша осознал, что ему уже недостаточно общества гадов и настало время расширять круг знакомств.
«Вот ведь хрень! Радостное настроение исчезает всё быстрее, ощущения становятся всё бледнее, а сил и времени для достижения результата приходится вкладывать всё больше. Такими темпами я скоро снова буду жить в сером мире лживой реальности. Ещё и лето заканчивается. Где я буду брать расходный материал, его и сейчас нелегко найти. А рыба мне уже надоела до чёртиков!».
Саша жутко переживал по этому поводу, будто кошки на душе скребли, но он никак не мог переступить грань, за которой стираются моральные нормы. Он тут же видел перед собой покойную мать, которая с самого детства вдалбливала ему в голову: «Животных мучить нельзя!», а доверие к ней по-прежнему не угасло, даже спустя годы.
И, может быть, ничего бы и не случилось, если бы в один из дней Саша не увидел по новостям сюжет из датского зоопарка, где на глазах у тысяч детей расчленили состарившегося африканского хищника.
Ребятишек не старше десяти лет собрали в кружочек перед операционным столом, и, как на скотобойне, препарировали перед ними тушу громадного лохматого льва. Улыбчивый хирург по имени Ганс в окровавленном фартуке мясника орудовал скальпелем и вынимал из тела зверя органы, комментируя происходящее и подробно объясняя строение каждого:
– С печенью мы закончили, перейдём к следующему органу! Вот кольца кишок, – гнусавил рыжебородый, перебирая их в воздухе руками, словно пружинку Слинки. – Знаете, зачем льву кишечник? Да, всё верно. Он серовато-розового цвета, на ощупь гладкий и нежный, как попка младенца, – загоготал над своей шуткой Ганс и тут же добавил: – Есть среди вас смелые? Вы сами можете подойти и потрогать! А это сердце, у него очень важная функция...
Некоторые малыши закрывали носы, морщились, ненадолго зажмуривались, но всё равно продолжали заворожённо следить за кровавым мероприятием под одобрительные хлопки родителей по плечу.
Увиденное зрелище произвело на него такое неизгладимое впечатление, что этой ночью он долго не мог уснуть. Он никак не мог разобраться и объяснить себе – почему? Ворочался и думал, думал...
«Почему взрослым позволено всё, а нам досталось лишь соблюдать их запреты, втискиваясь в кем-то придуманные рамки – хочу я или не хочу, а уже всё кем-то решено без меня. Не понимаю, кто вообще им дал это право решать, что такое „хорошо“, а что такое „плохо“. Чёрт! Почему одних можно убивать, а других нельзя? А нужно ли следовать запретам тех, кто давно покоится в земле? Или их запреты уже не работают? Почему...?».
Уже под утро, в полудрёме, когда мысли наполнились едким дымом, трупами обгоревших муравьёв, требухой льва и звуками земли, падающей на крышку гроба, в голове будто закоротило. Саша вскочил с кровати, хотел закричать, но вместо этого истерически рассмеялся, не понимая до конца причины безумного веселья.
– Да... Да! Да-да! Да-да-да! – с остекленевшими глазами тараторил он, будто автомат на стрельбище с бесконечным рожком патронов.
Зато сидевший на подоконнике Лекс уже осознал случившееся, и его лицо с каждой секундой становилось всё мрачней и мрачней, словно окаменевшее за окном небо.
***
Саша дождался под одеялом, когда отец уйдёт на работу. Быстро оделся, умылся, перекусил на ходу бутербродом и схватил любимую спортивную сумку.
– Лекс, ну ты идёшь смотреть? Это же мой первый раз! – крикнул Саша на пороге и, не услышав никакого ответа, отправился в подъезд – решил устроить засаду, спрятавшись на площадке этажом ниже.
С заветной жертвой он определился сразу, оставалось только поймать. По всем параметрам идеально подходил соседский рыжий кот Васька: большой, старый, на пару лет старше Саши, почти беззубый и до безобразия вредный. Он давно уже повадился точить когти об их дверь с обивкой из дерматина, и ничто не могло его остановить: ни специальные спреи, ни грозные крики, ни оплеухи отца, который недолюбливал кошачьих.
«Хозяева не будут жалеть о пропаже кота и тратить время на его поиски – решат, что ушёл в лес умирать, – думал Саша, не сомневаясь ни секунды в правильности своих мыслей. – А я лишь стану проводником, исполнившим чужое желание, которое сами они никогда не озвучат вслух».
Долго сидеть не пришлось, кот появился, как по расписанию, – ровно в семь тридцать. Во столько заканчивалось терпение хозяев слушать его пронзительный ор, и они выставляли питомца за дверь, чтобы он до вечера погулял на улице.
Скрипнула дверь. Хлопок. Послышался едва различимый шорох лап. Сашино сердце заколотилось, будто он сейчас бежал стометровку.
«Спокойствие. Всё отлично. Ошибок не будет. Ты лучший».
Саша подгадал момент, когда спускающийся по ступенькам кот поравняется с ним. Стремительно бросился на него и ловким движением схватил за загривок. Васька опешил от такой наглости и безвольно повис. Но лишь до той секунды, пока не увидел раскрытую сумку.
Завопил, завертелся-закрутился, замахал лапами в воздухе, распустив когти, но вырваться на свободу так и не смог. Саша оказался гораздо проворней, и через пять минут он уже шагал с сумкой на плече в направлении леса, довольно улыбаясь и насвистывая детскую песенку...
***
Щёлкнул замок, входная дверь отворилась, и взбудораженный Сашка прошмыгнул в образовавшийся проём: волосы взъерошены, глаза дикие, лицо раскрасневшееся, но счастливое. Он скинул ботинки и тут же помчался в детскую, крича:
– Лекс, ты где? Всё получилось! Три часа уже не проходит!
Пробежался взглядом по всем углам и закоулкам, но невидимый друг так нигде не проявился и с распростёртыми объятьями к нему не бросился.
– Лекс, ну хватит дуться? Ничего страшного не произошло. Ему даже больно не было. Быстро всё сде... – его слова оборвал доносящийся с кухни звон стекла.
Он замер, принюхался, и радостное настроение тут же как рукой сняло, вместе с симптомами эйфории. В его мир вернулась серость. Уголки губ опустились вниз, нос наморщился, и Саша пробормотал сквозь зубы:
– Папа... Да ещё и пьяный...
Саша развернулся и поплёлся на кухню, шаркая босыми ногами по линолеуму. Первое, что он увидел, – отец, сидящий за пустым столом. Никакой закуски, только гранёный стакан и две бутылки дешёвой водки, одну из которых глава семьи уже опустошил. Выглядел он неважно: трясущиеся руки, понурый вид, стеклянный взгляд и неживое, будто каменное, лицо.
– Папа, почему ты дома? Что-то случилось?
Отец неспешно перевёл взгляд на Сашу и, глядя ему прямо в глаза, спокойно, но не всегда разборчиво, заговорил:
– Здесь вопросы задаю я, не вырос ещё. Где ты был?
– На тренировке, – без раздумий соврал Саша, и внутри даже ничего не дрогнуло.
– Врёшь, я звонил Семёнычу, ты две недели не появлялся, – процедил Александр Александрович.
– Да как не появлялся? Мышцу я на ноге повредил, вот и не ходил. Сам потихоньку разминаю.
– Не ври! Насквозь тебя вижу! Я с работы отпросился, а ты шляешься не пойми где. Ты вообще помнишь, какой сегодня день?
– Вторник... – растерянно выдавил Саша, запутавшись окончательно в том, чего от него хотят.
– Вторник, – со злобой передразнил Александр Александрович, налив и опрокинув в глотку очередной стакан водки.
Отец покряхтел, поморщился, выдохнул в сторону и вновь заговорил:
– Что у тебя в голове-то? Пепел, что ли, вместо мозгов? Со своими поджогами всё позабыл? Сегодня ровно три года, как умерла мать. А ты? Совести у тебя нет! Я на кладбище уже один сходил... Тебе же на всё насрать!
Сын потупил взгляд, ещё сильнее покраснел, что-то хотел сказать, тихо шевеля губами, но так ничего и не смог выдавить. Не придумал он никаких оправданий: ни плохих, ни хороших, ни для отца, ни для себя самого. Ему стало нестерпимо стыдно за свой проступок, и он жалел о том, что не умеет растворяться в воздухе, как Лекс. На глаза наворачивались слёзы, внутри свербело, жгло и толкало вперёд... в объятия к отцу.
Ему ведь тоже сейчас нелегко, Саша это прекрасно понимал, хотя, скорее, даже чувствовал. За маской безразличия отец прятал боль, печаль, разочарование, сожаление и собственное бессилие перед лицом несправедливости мира. Он не хотел сегодня напиваться, но другого способа забыться и не думать о реальности не знал.
Саша вновь ощутил в носу знакомое щекотание лапок, а затем и запах жжёных муравьёв. Поморщился, потёр переносицу, задумался и погрузился в воспоминания. Воссоздал образ мамы, ещё до болезни: молодой, красивой и безмерно счастливой. Он даже будто бы почувствовал нежные прикосновения и тепло её рук, услышал ласковый голос. Вспомнил радостные моменты, лучше которых уже никогда и ничего не будет – ведь прошлое не вернуть, так же, как и нельзя его забыть.
Стряхнув грустные мысли, Саша посмотрел на отца, тихонько раскачивающегося в ритм тополиных ветвей за окном, и понял, что больше не может сдерживаться.
«Сильнее всего на свете хочу сейчас его обнять и рассказать ему о своей любви. Вместе мы должны справиться с общим горем, ради памяти о маме».
