Текст книги "Фростпанк. Ледяной рубеж (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– И что ты сделаешь, а? Что ты мне сделаешь, Биф? Посадишь в клетку рядом с Чарли? Люди выдохлись! А ты всё позволяешь лишним ртам…

Молниеносный хук слева заставил Бика заткнуться на полуслове. Вскинув руки, он рухнул на снег. Биф тут же навис над ним и придавил грудь работяги тяжелым сапогом. Никто из шахтеров не решился вмешаться.

– Послушай меня! Послушай меня внимательно, кусок дерьма! – прорычал Биф. – За моей спиной сотни людей! Сотни! Каждый из них трудится не покладая рук, и ты будешь пахать вместе с нами столько, сколько я скажу!

Биф убрал ногу с груди ошеломленного Бика и обратился к застывшей толпе:

– У нас нет времени на страх и отчаяние! Каждая впустую потраченная минута – это чья-то смерть. Каждый потерянный день – это гибель всего города! Подбивая друг друга на бунт, вы сами лишаете себя будущего. Ты лишаешь жизни других, Бик. И если потребуется, я не просто закрою тебя в клетке, я пристрелю тебя на месте. Ты меня понял? Вот и отлично.

Возвращаясь к брошенному мешку с углем, Биф понимал: это только начало. Он чувствовал, как бремя власти превращает его в одинокого и жестокого человека. Постепенно он научился видеть в лицах людей не просто черты, а скрытое мужество или гнилой страх. И как бы ему ни была противна эта мысль, смерть Лесли помогла ему осознать истину яснее, чем любые подозрения и долгие допросы. Теперь они подчинятся.

«В Пустоши нет спасения! Нет его и в Лондоне!»

– Губернатор!

Биф давно начал относиться к Альфреду как к сыну, и этот голос заставил его мгновенно забыть о шахтерах.

– Что случилось, Альфред? Почему ты не в приюте?

– У парового лифта люди, сэр! – задыхаясь, выкрикнул парень. – Там братья Стьюи! Они принесли раненую девочку!

***

– Так-так… И что тут у нас? – негромко произнес Олбрайт, толкая шлюзовую дверь.

Каннибалы в испуге застыли, но, завидев всего двоих англичан, тут же схватились за оружие.

– Саксы? – удивился рябой всё так же вяло и равнодушно. Он бросил разделочный нож на окровавленный стол и уставился на незваных гостей.

– Мы из города неподалёку, – ответил Олбрайт, стараясь скрыть глубокое отвращение. – Мы пришли за ядрами. Знаем, что они у вас.

– Оу… – протянул рябой. – Паровые ядра? Верно… Всё верно.

– Дредноут окружен, – подал голос Хэнс. – Лишняя кровь нам ни к чему, поэтому предлагаем договориться миром.

– Миром! – воскликнул рябой и демонстративно расстегнул кобуру на поясе. – Так, значит, в Англии теперь принято врываться в чужой дом и требовать что-либо с револьверами в руках? А я-то думал, это свойственно лишь нам – американцам! Не так ли, парни?

Банда захихикала, каннибалы повскакивали со своих мест. Ублюдки слишком быстро пришли в себя, и Олбрайт понял: их доводы про окружение не показались врагам убедительными.

Предводитель каннибалов ухмыльнулся и небрежно погрозил Олбрайту пальцем.

– Я знаю, что вы одни. Я знаю, что нас больше. Но ты храбрый малый, – Рябой вдруг призадумался. – Я отдам их тебе. Да! Но сперва мы заключим сделку, крутой парень.

– О чём ты?

– По всей видимости, Пустошь вновь накроет буря. Боюсь, в этот раз нам здесь не выжить… Поэтому вы отведете нас в ваш город.

Чушь! Олбрайт не рассмеялся лишь потому, что в глубине души разделял опасения Рябого, но озвучивать их не собирался.

– Нет! Неужели ты думаешь…

– Не стоит меня разочаровывать, парень! – прервал каннибал. Резким движением он выхватил револьвер и наставил его на прикованных пленников. – Тебе нужны ядра? Забирай! Но ведь ты не оставишь этих бедняг здесь на верную смерть?

Олбрайт старался сохранять невозмутимость, но ужас, застывший в глазах заложников, заставил его дрогнуть. Рябой это заметил. Он понял, что никакого окружения нет. Сукин сын!

Джон не отвёл взгляда от Рябого, но всё его нутро напряглось. В отдушинах под самым потолком вновь мелькнул незнакомый серый мех.

– Значит, ты хочешь в город? – медленно переспросил Олбрайт, делая едва заметный шаг в сторону, чтобы уйти с линии огня. – Хочешь греться у Генератора и жрать наших детей, когда закончатся эти?

– Я хочу жить, парень! – осклабился Рябой, и дуло его винчестера чуть качнулось. – А в остальном мы как-нибудь договоримся.

– Договоримся, – кивнул Джон. – Хэнс, падай!

В ту же секунду Олбрайт выстрелил не в Рябого, а в массивную паровую трубу, свисавшую прямо над печью. Сталь, изъеденная коррозией и напряжённая давлением остаточного пара, лопнула с оглушительным рёвом.

Зал мгновенно заполнило обжигающее белое облако. Каннибалы закричали, ослеплённые и ошпаренные. Сверху, из окон-отдушин, посыпались тяжелые куски льда и полыхнули вспышки выстрелов – неизвестный открыл огонь из винтовки, метко целясь по теням в густом тумане.

Джон сорвался с места, на ходу выхватывая кинжал. Блеф закончился. Началась бойня.

Выпуская пулю за пулей, Джон проделал огромную дыру в голове рябого. Еще несколько точных выстрелов из окон-отдушин довершили дело. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Пар постепенно рассеивался, обнажая залитую кровью палубу, а позади Джона лежал единственный друг – он глухо стонал, прижимая руки к ране, и быстро истекал кровью…

***

– Всегда… слишком медленно… – горько уронил Хэнс.

Олбрайта трясло; адреналин улетучивался из крови.

Он зажимал кровоточащую рану руками, успокаивая самого себя и раз за разом повторяя, словно молитву:

– Всё будет хорошо... Всё будет хорошо, старина... Всё хорошо...

Однако оба понимали: это неправда.

Жизнь быстро покидала старика, буквально ускользая сквозь пальцы. В душе Джона что-то оборвалось. Он почувствовал, как какая-то часть его рассудка раскололась вдребезги, навсегда покинув его.

Образовавшуюся пустоту мгновенно наполнила ярость.

– Мы знали, на что пошли, Джон. Любой ценой.

– Но я не могу...

– Не отступать и не сдаваться, – шепнул Хэнс, сделав глубокий вдох. – Если у нас не получится... какое существование ты бы выбрал в следующей жизни?

– То же, что досталось мне в этой: счастливое существование безвестного исследователя, путешествующего по задворкам этого мира со своей... Я бы отдал всё, только чтобы вернуться в то время. Стать тем, кем я был, а не тем, кем стал.

Хэнс понимающе кивнул.

– Мне бы тоже хотелось вернуться, – признался он. – Хотя я бы, наверное, предпочёл на втором круге умереть где-нибудь в Техасе. Скверный... скверный юмор у Белого безмолвия, старина.

На этот раз кивнул Джон.

Позади него кто-то произнёс фразу, но он не разобрал слов. Двое других «союзников» в это время освобождали пленников. Светлокожие, с ярким румянцем на лицах... Однажды Джон уже встречался с русскими.

– Он сказал – пора уходить. Они... хотят отвести вас в свой город, Джон.

– Город? Нет! Скажи им, что я ухожу с паровыми ядрами в наш город. Они нужны нам, чтобы выжить!

– Тогда мы заберем людей, – произнёс стоящий позади на ломаном английском.

Олбрайт обернулся. Он подумал, что это злая шутка. Но русский со шрамом на губе лишь улыбнулся и отправился собирать оружие американцев. Джон очень сильно сомневался в том, что эти незнакомцы не понимают ценности паровых ядер. Они выглядели как учёные, но оказались чертовски меткими стрелками... По крайней мере, им важнее живые люди.

Прежде чем вновь посмотреть на Хэнса, Олбрайт уже знал: старик умер.

Грудная клетка больше не вздымалась. Джон убрал окровавленные руки от груди товарища и закрыл ему глаза.

По щекам текли слёзы. Олбрайт улыбался.

– Хватит слов, старина. Смерть не любит ждать.

Спустя несколько часов Джон оставил «Дредноут» позади. В его сумке, прижимаясь к спине тяжелым, почти сакральным грузом, лежали два паровых ядра. Эти люди – русские – оказались куда страннее, чем он мог вообразить. Они без лишних условий отдали ему сокровище, на которое в Нью-Белфасте молились бы как на икону. Весь путь они переговаривались, и в их голосах Джон слышал небывалое: они улыбались. Искренне, тепло, подбадривая испуганных пленников.

Они были другими. Живыми. Совсем как Элизабет.

Василий молча заставил Джона помочь с погребением. Олбрайт подчинился, двигаясь как во сне, словно его тело превратилось в неповоротливый механизм. Вместе они опустили Ганса в неглубокую, выгрызенную в мерзлоте яму, уложив его рядом с тем, что осталось от остальных. Джон забрал револьвер друга – сталь не должна ржаветь без дела, когда живым нечем защищаться. Туда же, в мешок, отправилось и сушёное мясо: в этой пустоши гордость не насытит желудок.

Они стояли у развороченного борта корабля, и человек со шрамом указал на горизонт. Там, застилая небо, росла чернильная стена – Великая Буря дышала им в спины.

– Ты уверен, Джон? – негромко спросил Василий.

– Уверен, – Олбрайт посмотрел туда, где за пеленой снега скрывался его город. – Меня ждут.

– Тогда спеши. Она уже здесь.

Джон протянул руку, и русский сжал её в крепком, почти братском рукопожатии.

– Ещё свидимся, Олбрайт.

Джон выдавил ответную улыбку, но внутри всё заледенело от внезапного предчувствия. Развернувшись, он шагнул в белую стену метели и почти мгновенно исчез из виду, оставив позади и призрачный корабль, и людей, которые ещё умели смеяться.

Глава 9: Три улицы

5 июля 1886 г.

«У Белого Безмолвия скверное чувство юмора»...

Олбрайт опустился в старое кожаное кресло. Мебель отозвалась сухим вздохом, выбросив в воздух облако пыли, копившейся здесь с его последнего визита. Джон устало положил фуражку на стол.

За окном имения Додсонов свирепствовала буря. Глядя на этот хаос, он понимал: надежды нет – Лондон обречен.

– На войне один знакомый как-то сказал мне: если ты научился отливать стоя, это еще не значит, что ты стал мужчиной, – глухо произнес он, обращаясь к присутствующим.

– А мой отец... – Хэнс обвел взглядом замерших в комнате людей, – ...мой отец говаривал, что ты не мужчина, пока не взломал хотя бы один настоящий замок. Ведь так, будущие лондонцы?

По его сигналу они разделились. Группы быстро рассредоточились по трем главным артериям Вестминстера, ведущим к Трафальгарской площади: Стрэнду, Уайтхоллу и Мэллу. В каждой группе – тяжелая подвода, запряженная ломовыми лошадьми, и двое вооруженных мужчин.

Энергия юности наконец взяла верх над бесконечными тупиками и обманутыми надеждами. Сироты действовали слаженно: вскрывали замки, бесшумно ныряли в форточки и, словно дикие зверьки, переворачивали вверх дном каждую промерзшую комнату.

Апокалипсис обесценивал вещи так же стремительно, как война. Джон не раз видел, как замерзающие солдаты щепили антикварные столы и бросали в огонь изысканные наряды. Дрожащие руки смахивали с сервантов драгоценности ради пачки табака или корки черствого хлеба. Но к такой войне нельзя было подготовиться. Невозможно было привыкнуть к мысли, что последним шансом человечества на выживание станут эти дети.

– Ладно, давайте повторим еще раз, – Джон Олбрайт наконец отвернулся от окна. – Делимся на десять отрядов. Восемь уходят «обносить» Стрэнд и Мэлл, двое – на Уайтхолл. Туда отправлюсь я с Альфредом. Забираем всё, что поможет нам выжить в пути.

– Мы ведь тысячу раз это проговаривали, дружище, – успокаивающе отозвался Хэнс. – Дети уже запрягли лошадей. Они славные ребята, не подведут. Прогулка займет всего пару часов. Лучше думай о том, что нам предстоит сделать, когда мы оставим Лондон позади.

– И все-таки мне это не нравится, – заявил Биф. – Скверное предчувствие. Оно просто засело в мозгу и не желает убираться. Пока я буду возиться с этой чертовой машиной, ты отправишься с детьми грабить город! Это же...

– Это твой «старушечий» инстинкт, – отрезал Олбрайт, демонстративно подмигнув Бэйли. – Он у тебя развит сверх меры. Когда всё закончится, тебе всё-таки нужно будет выпить, дружище.

Уайтхолл встретил их давящей пустотой. Улица казалась бесконечной, вызывая приступ клаустрофобии: перекошенные дома сдавливали пространство, а их верхние этажи так сильно кренились друг к другу, что соседи из противоположных окон могли бы коснуться друг друга кончиками пальцев. Как и обещал Альфред, самый роскошный особняк стоял в самом конце, у границы района. Над ним возвышалась угрюмая четырехэтажная башня, а у подножия валялись камни, выпавшие из древней бутовой кладки.

Четверо мальчишек, ехавших верхом, прикрывали глаза руками, когда подвода ровнялась с очередным скоплением окоченевших тел.

Олбрайт достал револьвер.

Хэнс, шедший рядом, синхронно повторил его движение. Джон взглянул на друга и коротко кивнул.

Плечом к плечу, шаг за шагом они продвигались вперед. С тех пор как город распался на мелкие банды, опасность подстерегала за каждым углом, в каждом темном оконном проеме. Многие опустились так низко, что не брезговали плотью мертвецов. Жуткие болезни терзали последних выживших, и лишь лютый холод сдерживал полномасштабную эпидемию. Те же, кто сохранил рассудок, стали куда опаснее стай голодных волков, рыщущих по окраинам.

Когда группа остановилась у главных ворот, дети соскочили с лошадей и принялись помогать взрослым укрывать животных тяжелыми попонами. Если в этом новом мире и оставалась надежда на спасение, то без лошадей лондонцам было не обойтись. Сейчас даже сама возможность собрать припасы в дорогу зависела от этих выносливых созданий. Им тоже требовалась еда, но с каждым дюймом выпавшего снега добраться до промерзшей травы становилось всё труднее.

Внезапно где-то вдалеке, приглушенный воем метели, раздался звон бьющегося стекла. Наверняка группа О’Доннела уже принялась за работу.

Хэнс отошел чуть в сторону от лошадей и достал из глубокого кармана сигнальную ракетницу. Сухой хлопок – и в небо взмыл сияющий шар. Застыв в зените, он смутно напоминал давно позабытое солнце, окрашивая ледяную пыль в тревожный свет. Спустя мгновение еще две зеленые ракеты вспороли мглу с разных сторон, подтверждая: остальные на позициях.

***

Если бы отец Бифа узнал, что его сын – консерватор до мозга костей – собирается стать капитаном исполинского парового судна, он бы серьезно усомнился в здравомыслии отпрыска. Впрочем, сам Биф испытывал те же чувства, взирая на подготовку корабля.

Перед ним была симфония из тысяч шестерен и клапанов, тонн металла и болтов, затянутых так яростно, словно инженеры и впрямь готовились к концу света.

Это был ковчег! Настоящий ковчег новой эпохи.

«Больной ты сукин сын! – подумал Биф, в изумлении приоткрыв рот. – Ну и молодец же ты, Джон. Молодчина».

Те, кто строил это чудовище, будто знали наверняка, что ждет планету. Но где они теперь? На этот вопрос ни у кого не было ответа. Всё, что удалось разыскать в недрах ангара – это стопки чертежей и запасы ресурсов, способные поддерживать жизнь дредноута на пути к самой Арктике. Теперь им не хватало лишь провизии, теплой одежды и сотен мелочей, ради которых Олбрайт и остальные сейчас рисковали головами.

– За последние недели налёты стали обычным делом, – предупреждал Лэсли перед выходом. – Нападения участились и стали еще более бессмысленными в своей жестокости. Одичалые чуют, что их судный день близок, время на исходе, и потому торопятся оставить после себя лишь смерть.

Он поднял воротник тяжелой куртки и добавил тише:

– Не далее как три дня назад они истерзали имение Фокстонов. Сожрали всех. Даже детей.

Бор и его команда из пятидесяти человек цеплялись за последний шанс переломить ход войны с зимой. Вместо того чтобы замерзнуть в имении Додсонов, они трое суток работали без сна, готовя Дредноут к отплытию. За это время они потеряли чертову дюжину людей: кто-то погиб в стычках с мародерами, кого-то доконала болезнь, сжигающая ослабшие легкие. Остались лишь самые сильные – рабочие и мастера, сплоченные одной целью: выжить.

Додсон выудил из рукава телогрейки карманные швейцарские часы. Почти полдень. Вернув, пожалуй, единственный рабочий хронометр во всем городе на место, он сложил ладони рупором и прокричал тем, кто был на борту:

– Запускай!

– Есть, босс! – отозвался Бор; его голос едва пробился сквозь завывание ветра. – Ну же! Давай! Работай, чертова портовая шлюха!

Из глубины инженерного отсека донесся глухой металлический перестук. Температура в печах начала стремительно расти. Пока все затаили дыхание, уповая на чудо, двигатель нехотя начал набирать обороты.

Биф услышал то, что уже и не надеялся услышать снова. Крики радости и объятия прокатились по кораблю и передались тем, кто стоял внизу, когда из зияющих труб повалил густой черный дым.

«Еще есть надежда… Есть!»

– Какие новости от Джона? – спросил Биф у помощника, стараясь унять дрожь в голосе.

– В небе снова видели зеленые огни, сэр, – ответил Бэйли. – Позвольте заметить, сэр, это было вынужденное решение. Джон справится. Он хитрый, как старый лис, сэр. Поверьте мне – настоящий лис.

– Хорошо… отлично, – задумчиво отозвался Биф. – Вполне возможно, что одичалые струсили и держатся подальше от наших групп.

Бэйли уже открыл рот, чтобы ответить, но их окликнули. Обернувшись, они увидели отряд всадников-разведчиков. Те были не на шутку взволнованы: тяжелые одежды припорошило снегом, а загнанные лошади так тяжело дышали, что вокруг них стояло облако густого пара.

– Сэр, у нас проблемы! – крикнул Чарли, стягивая шарф с лица. – Мы заметили Фокстонов у Лемингтон-Тауэр, а за ними – целую толпу одичалых. Они движутся прямо к Уайтхоллу!

У Додсона по спине пробежал холодок. Зачем, зачем он согласился на этот рейд? Хотя выбора, пожалуй, и не было.

– Сэр… – простонал Бэйли, указывая рукой на север.

Биф и сам почувствовал неладное. В небе вспыхнули два зеленых огонька и тут же захлебнулись в серой мгле надвигающейся бури. Ветер донес до них едва различимые хлопки выстрелов, а следом в небо, словно крик о помощи, метнулась красная ракета.

Выругавшись, Биф приказал немедленно собрать всех стрелков и уцелевших лошадей.

Несмотря на просьбы соратников остаться у корабля, уже через двадцать минут он был на Уайтхолле.

«Помоги нам Господь, Бор! Если с мальчиками что-то случилось, ни одна сила в мире не сдержит мою ярость!» – кричал Додсон, пытаясь гневом заглушить холод отчаяния, поднимавшийся в груди.

К всеобщему облегчению, на подступах к улице они увидели детей и бойцов охраны, бегущих навстречу подмоге. Хаос сражения уже наполнил воздух: треск выстрелов, хриплые команды, надрывный скрип колес груженых повозок. Они подоспели вовремя.

– Что происходит? Где Джон? – бросил Биф навстречу разведчикам.

– Фокстоны привели за собой толпу сумасшедших! – Лари глухо выругалась; в ее дрожащем голосе сквозила смертельная усталость. – Джон и остальные прикрывали нас, но их отрезали у церкви!

Биф оглядел своих людей. Те, на удивление, не выглядели напуганными – напротив, в глазах читалась лихорадочная готовность к схватке. Адреналин бил ключом, вытесняя пронизывающий холод.

– Так… слушай мою команду! – Додсон лихорадочно соображал. – Мистер Бор, Лэсли! Зайдите этим ублюдкам во фланг через проулок. Чарли, бери Мику, Фила и Стьюи – дуйте к «Queen and Gates», прикроете отход. Их цель – не просто драка, а смерть. Не жалеть патронов! В бой, джентльмены! И будем надеяться, что фортуна еще не окончательно от нас отвернулась.

Отряд спешился. Передав лошадей отступающей группе, бойцы направились в самое пекло. Не успели они поравняться с третьим домом по улице, как серия выстрелов прошла рикошетом по массивным стенам Вестминстерского хранилища – пули просвистели в волоске от Бифа, вынудив его рухнуть в глубокий снег.

Дюжина стрелков Додсона открыла ответный огонь, и разгорелась яростная перестрелка. Они стремительно продвигались вперед, стараясь держаться не более чем в двух ярдах от стен домов. Не раз казалось, что их счеты с жизнью вот-вот будут сведены. В суматохе и пороховой гари сложно было разобрать численность врага, но по интенсивности пальбы стало ясно: противник пока в меньшинстве. Разделавшись с несколькими неудачниками и обратив остальных в бегство, группа Бифа двинулась вглубь улицы, откуда доносился грохот боя зажатых в тиски разведчиков.

– Скорее всего, эти твари должны были обойти Олбрайта с фланга, – прохрипел Хэмши, прижимаясь к железной изгороди рядом с Бифом.

– Значит, они не ожидают удара с тыла. Подойдем ближе и дождемся сигнала от остальных.

– Они могут добраться до наших раньше нас! – встревоженно выкрикнул Билл, не отставая от товарища ни на шаг.

– Знаю, – скрепя сердце согласился Додсон. – Но только так у нас будет шанс вывести их из-под огня.

– Надежда, как ты знаешь, умирает последней, – решительно заявил Хэмши.

Додсон не успел договорить. Из-за угла церкви Святой Маргариты, где держали оборону люди Олбрайта, донесся жуткий нечеловеческий вой. Это не был боевой клич солдат – так кричит стая, почуявшая близость добычи.

Спустя мгновение над крышами взвился густой столб рыжего пламени: кто-то из разведчиков бросил бутылку с горючей смесью. Вспышка на секунду озарила Уайтхолл, и Биф похолодел. По заснеженной мостовой, припадая к земле и петляя, на них неслись десятки теней. Одичалые не тратили пуль – они шли на сближение с топорами и кухонными ножами, привязанными к палкам.

– Примкнуть штыки! – проревел Биф, понимая, что в этой свалке револьверы скоро станут бесполезны. – Стрелки, залпом... Пли!

Грохот двенадцати винтовок слился в один удар, выбивая первую линию нападавших. Снег впереди мгновенно окрасился в густой, дымящийся на морозе пурпур. Но остальные даже не замедлили шаг, перепрыгивая через тела павших товарищей.

– Они не остановятся! – Билл рванул затвор, его руки дрожали. – Биф, они прут прямо на стволы!

– Держать строй! – Додсон выхватил тяжелую кавалерийскую саблю, которая до этого момента лишь мешалась у него на поясе. – За Дредноут! За Лондон!

В этот момент со стороны проулка, куда ушли Бор и Лэсли, раздался заливистый свист и ответные залпы. Фланговый удар пришелся вовремя. Группа Бифа столкнулась с одичалыми в лобовую. Началась слепая, яростная резня, где единственным законом был холодный металл и инстинкт выживания.

Биф прорубал себе путь к церковным воротам, лихорадочно высматривая в этом хаосе знакомую шляпу Олбрайта.

Отряд незаметно проскользнул к церкви. Площадь перед ней заполонили полсотни дикарей, опьяненных запахом крови. Они превосходили защитников числом, но все их внимание было поглощено перестрелкой. Олбрайт не сдавался: он и его люди огрызались свинцом из окон. Биф понимал, что патронов у старого друга осталось в обрез, и мысленно умолял Бора поторопиться.

Многие одичалые были вооружены лишь тесаками и ножами; они зловеще припадали к земле, выжидая момента, чтобы ворваться в здание и закончить начатое.

Решительный момент настал. Биф перестал лихорадочно досылать патроны в барабан и жестом велел остальным замереть. Бор, бросив короткий взгляд через изгородь на площадь, приготовился к рывку. Рядом поднялся Хэмши Финч. Болезненно-желтый и иссохший, он, тем не менее, не растерял вкуса к битве. В этом старике было не больше девяноста фунтов веса, включая тяжелый охотничий нож, но он был живым воплощением неутомимости рабочего класса – из тех людей, что заставляют других бороться вопреки всему.

Спустя минуту огонь из церкви ослабел. Решив, что защитники выдохлись, враг двинулся вперед, беспорядочно паля по окнам. И тогда Биф повел людей в бой.

Улицу захлестнул кипящий человеческий поток. Хриплая брань смешалась с предсмертными стонами под сухой аккомпанемент ружейных залпов. Топор, брошенный чьей-то твердой рукой, пригвоздил к месту одичалого как раз в тот момент, когда тот поджигал фитиль динамитной шашки. Пуля, срикошетив от баррикады, впилась в плечо Лэсли.

Горстка людей Олбрайта не могла сдержать этот напор, но с приходом группы Бифа у них появился шанс. Пространство перед церковью уже было завалено трупами, но одичалых прибывало всё больше – они неслись вперед, точно океанская волна.

Отряд Бора подоспел в самый роковой миг. Они врезались в толпу, раскидывая визжащих одичалых, точно мешающихся под ногами щенят. Бор, превратившись в воплощение первобытной мощи, уложил первого встречного ударом кулака, от которого хрустнули шейные позвонки. Когда один из людоедов вцепился в плачущего ребенка и занес над ним топор, Бор в два прыжка настиг ублюдка и буквально впечатал его череп в мостовую. Дважды одичалые гроздьями повисали на нем, пытаясь свалить махину, пока он перезаряжал ружье, – и оба раза он стряхивал их с себя, как назойливую шелуху. Он шагал вперед, и его сапоги разъезжались в лужах дымящейся, еще живой крови.

Наконец, не выдержав этого стального напора, каннибалы в ужасе бросились врассыпную, исчезая в белой мгле. Бор обессиленно рухнул на колени прямо в сугроб, жадно ловя ртом ледяной воздух.

На площади воцарилась противоестественная тишина, нарушаемая лишь свистом ветра.

Биф стоял, опустив руки. Кроме глубокой царапины на плече, он был невредим, но взгляд его был пуст. Горячая кровь врагов уже схватывалась ледяной коркой на его пальцах, а перед глазами все еще пульсировала страшная картина резни.

Он медленно поднял голову. У церковных ворот, в ореоле морозного пара, возвышалась фигура Джона Олбрайта. Лицо его было в копоти и ссадинах, одежда превратилась в лохмотья, но он стоял непоколебимо, вызывающе опираясь на ствол пустого ружья.

В этот момент, среди руин Вестминстера и гор трупов, Джон казался Бифу единственной незыблемой вещью в мире. Спокойный. Неукротимый. Недосягаемый.

Белое Безмолвие проиграло этот раунд.

Глава 10: Последний караван

Вестминстер затих, но это не была тишина мирного сна – так затихает поле боя, когда смерть уже собрала свой урожай, а живые слишком истощены, чтобы праздновать победу.

Джон Олбрайт стоял на ступенях церкви, наблюдая, как его «сироты» вместе с людьми Бифа грузят подводы. Они работали молча, слаженно, передавая из рук в руки мешки с крупой, ящики с патронами и тюки теплой одежды, извлеченные из недр особняков. В свете факелов их тени казались исполинскими на фоне заиндевевших стен Парламента.

– Мы забрали всё, что могли, Джон, – Биф подошел сбоку, тяжело опираясь на плечо подошедшего Бэйли. – Хранилище обчищено, Адмиралтейство тоже. Лошади едва тянут, но мы не оставили там ни фунта угля.

Олбрайт не ответил. Он смотрел в сторону Уайтхолла, где над крышами домов, перекрывая гул метели, поднимался столб густого черного дыма. Дредноут ждал. Его железное сердце билось в такт их собственным, призывая уходить.

– Посмотри на них, Биф, – Джон указал на детей. – Они не оборачиваются. Они не смотрят на Биг-Бен или на пустые окна своих домов. Они смотрят только на подводы.

– У них нет прошлого, Джон. Мы – последние, кто помнит Лондон живым. Для них Лондон – это просто холодная каменная ловушка.

В этот момент со стороны реки донесся протяжный, утробный гудок. Дредноут подавал сигнал. Этот звук, механический и властный, прорезал тишину умирающего города, возвещая о начале новой эры – эры льда и пара.

– Пора, – Олбрайт наконец оторвал взгляд от замерзших улиц и поправил шляпу. – Собирай людей. Мы уходим к доку. И пусть мертвецы сами хоронят своих мертвецов.

Караван медленно пришел в движение. Скрип колес по обледенелой мостовой звучал как похоронный марш по величайшей империи в истории человечества. Позади оставались пустые залы дворцов, бесценные картины, покрытые инеем, и тысячи тех, кто так и не проснулся. Впереди была только белая мгла и далекая надежда на север.

Подводы тяжело катились по набережной Виктории. Темза, некогда главная артерия мира, теперь превратилась в безжизненную дорогу из нагроможденных льдин, скрипевших под напором прилива.

Когда караван миновал поворот у Иголки Клеопатры, перед ними вырос Док. Огромный ангар, некогда принадлежавший судостроительной компании, теперь казался разверстой пастью мифического чудовища. Но то, что стояло внутри, затмевало всё остальное.

Дредноут.

В свете прожекторов, работавших от портативных генераторов, он казался железной горой. Огромные гусеничные траки, каждый высотой в два человеческих роста, впивались в бетонный пол. Из его недр доносилось ровное, тяжелое дыхание – пульсация пара в исполинских котлах. Это не был корабль в привычном смысле слова; это был передвижной город, ощетинившийся трубами и кранами.

– Господи… – прошептал Бэйли, едва не выронив винтовку. – Джон, мы действительно собираемся доверить свои жизни этому?

– У нас нет выбора, Бэйли, – Джон Олбрайт подошел к самому краю платформы, глядя на то, как рабочие Бора по настилам загоняют лошадей внутрь грузовых отсеков. – Лондон стал склепом. А эта машина – наш единственный шанс не превратиться в ледяные статуи.

В этот момент на мостике показался Биф. Он выглядел как призрак: лицо, перепачканное мазутом, глаза, горящие фанатичным блеском. Он вскинул руку, приветствуя прибывших.

– Олбрайт! – проревел он, и его голос усилил медный рупор. – Заводи своих людей! Давление в котлах на пределе! Если мы не двинемся сейчас, лед сковет нас прямо в ангаре!

Джон обернулся. Позади, в серой мгле бури, исчезали очертания Вестминстера. Последние огни в окнах имений гасли один за другим – у выживших заканчивался уголь. Великий Лондон умирал в тишине и холоде.

– По коням! – скомандовал Олбрайт, и его голос, хриплый от мороза, прозвучал над набережной как приговор прошлому. – Оставить всё лишнее! Входим на борт!

Когда последняя подвода скрылась в чреве стального гиганта, по всему доку разнесся лязг закрывающихся герметичных шлюзов. Тяжелый, окончательный звук.

Мир за пределами брони перестал существовать. Остался только Дредноут и бесконечный путь на Север.

Внутри Дредноута всё дрожало. Железные перекрытия стонали под напором расширяющегося пара, а воздух был пропитан запахом раскаленного масла и пота сотен людей.

Джон Олбрайт поднялся на обзорную палубу. Здесь, за толстыми стеклами, арктический холод казался лишь декорацией, но вибрация под ногами напоминала – они стоят на пороховой бочке.

– Начинаем отсчет! – донесся снизу голос Бора. – Убрать мостки! Отдать упоры!

Раздался оглушительный скрежет металла по бетону. Исполинские гусеницы, весившие сотни тонн, медленно провернулись, сокрушая всё, что попало под их зубцы. Сначала Дредноут лишь вздрогнул, словно нехотя пробуждаясь от долгого сна, но затем мощный толчок заставил всех присутствующих схватиться за поручни.

Машина тронулась.

Она выходила из ангара, как раненый зверь выбирается из берлоги. Стена дока, не выдержав габаритов стального гиганта, с грохотом обрушилась, засыпая мостовую обломками кирпича и льда. Но Дредноут даже не заметил этого препятствия. Он подминал под себя заброшенные кэбы, фонарные столбы и остовы замерзших баррикад, превращая былое величие Лондона в бесформенное крошево.

– Смотри, Джон, – негромко сказал подошедший Биф.