Текст книги "Стычки локального значения (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Прошу прощения, герр Майнце.

– Забыли, Берни. Пошли в машину. Незачем мокнуть под дождем – Луиджи такого подвига не оценит.

Лу появился в обещанный срок и первым делом озабоченно посмотрел на часы:

– Берни, мы успеем? Сорок минут осталось.

Правильно – если срываешь начальнику важную встречу, стоит выглядеть еще более озабоченным, чем хозяин.

– Да, Лу, – Берндт сорвал свой мерседес со стоянки так, словно надеялся за отпущенное время довезти меня обратно до Лондона.

Луиджи поднял стеклянную перегородку и Берндт перестал нас слышать.

– Что за бабу опять ты привел в дом, Зак? Тебе мало того, что случилось в мае? Мы ведь так и не нашли ту девицу! Ты уверен, что это не подстава?

– Том сказал?

– И Том тоже. Ты понимаешь, что делаешь?

Мне не понравилось, что Луиджи настолько в курсе моих дел. Нужно это как-то ограничить.

– Она из России, Лу, – нет, я не оправдывался, просто пытался его успокоить. Не знаю зачем, – она не может быть чьим-то человеком.

– Короче, Зак, вот что я тебе скажу! Мне очень дорога моя нынешняя работа. Второй такой у меня может и не быть. И я сделаю все, чтобы работать на тебя как можно дольше. А это значит – исключить ситуации, подобные состоявшемуся покушению. Понимаешь? Ты зарабатываешь деньги – у тебя это отлично получается, а я часть из них трачу на то, чтобы ты и дальше мог заниматься тем, что у тебя получается лучше всего. И это – не топтание молодых курочек. Я хочу знать все о твоих бабах. И я буду это знать, какие бы рожи передо мной ты сейчас не корчил. А еще лучше – женился бы и перестал изводить моих людей.

Наверное, мое недовольство его информированностью отразилось на моем лице. Ну и пусть. В конце концов, я тут хозяин! Но он, конечно, прав тысячу раз. Нужно как-то прекращать эту порочную практику. Вот сбагрю Серому эту чокнутую и вплотную займусь устройством своего семейного положения.

– Ладно, Лу, не нервничай. Я постараюсь не создавать аварийных ситуаций. Правда. И женюсь.

– Свежо предание, – вздохнул, успокаиваясь, мой телохранитель. – Леопарды не меняют свои пятна.

Он откинулся на спинку дивана и замолк.

Это вроде как «горбатого могила исправит»? Посмотрим. Мне же главное – озадачиться целью.

– Что с Мильке, Лу? Чего он засуетился?

– Думаю, что-то ему донесли о тайных договоренностях Горби и Рейгана на их встрече в начале июня в Москве. Что-то, что заставило его серьезно обеспокоиться. Через, – он бросил взгляд на свои простенькие часы, – двадцать минут спросишь.

Малознание – опасная вещь. Лучше уж вообще ничего не знать. А то столько домыслов голове роится, что поневоле становишься параноиком и шизофреником.

Помещение было тем же, но обстановка его изменилась до неузнаваемости: толпа лакающих пиво джерри, громкоголосый лающий комментатор в четырех телевизорах, выставленных на стол в центре зала, густой дым нервничающих болельщиков – футбольный карнавал не располагал к доверительной беседе. Странно, вроде бы русские с лимонниками играют – что здесь смотреть среднестатистическому немцу?

И понятно, что в назначенное время в кабачке Мильке не появился. Вместо того у Луиджи пиликнул телефон и после непонятного диалога с неведомым собеседником, он поднялся и сказал:

– Они нас вели от аэропорта. Встреча переносится в другое место. У нас двадцать минут.

Ох уж эти мне шпионские игры! Почему нельзя все делать по-простому? Зачем эта таинственность, секретность? Как в дешевом голливудском боевике. Хвосты-явки-провалы.

Мильке пришел с другим провожатым. Думаю, не хотел светить свой контакт перед одним и тем же человеком, каким бы доверенным он ни был.

Лу вместе с Берндтом в очередной раз отправились покурить. Оглядев забегаловку во всех углах и проверив туалет, за ними удалился и провожатый Мильке.

– Здравствуйте, – Мильке сразу начал говорить на русском. – Прошу простить мне мою подозрительность. Издержки профессии. Береженого бог бережет.

– Что заставило вас так спешить, герр Эрих? – я порядком устал за этот день, и на всякие политические реверансы мне хотелось наплевать с Эйфелевой башни.

– Вот это, – он вынул из внутреннего кармана фотографию и положил ее на стол передо мной.

Вот если бывают в мире слова грязнее матерных, то я очень расстроился в тот момент, что их не знаю. Первый курс, первый звонок и я на крыльце института рядом с Анькой! Еще не лысый, но узнаваемый. В югославской тройке серо-синего колера – мама ездила за ней в Москву. Не только за ней, конечно. Но привезла и костюм, пригодившийся мне сначала на выпускном, а потом и в институте. И говорить что-то о невероятном сходстве глупо: если они отследили мою встречу с Анькой в Вене, и за такой срок – за сутки – смогли добыть и переслать эту фотографию, тягаться в шпионском умении с ребятами Мильке мне бессмысленно.

– Откуда у вас это? – мой акцент стал совершенно не нужным.

– В свое время мое министерство добилось для коллег из КГБ таких же прав при работе на территории ГДР, как у нас. Мы стараемся этого не афишировать. И они стараются не сильно разглашать факт, что и нашим сотрудникам дарованы на территории СССР те же полномочия, что и коллегам из Комитета.

Вот это откровение! Хотя чего я удивляюсь? Примерно так же обстоят дела у МИ-5 и ЦРУ. Если ЦРУ закон запрещает работать на территории США, то про МИ-5 этот закон ничего не говорит.

– И что теперь?

– Если я правильно понимаю, Захар, то ваше нынешнее положение – результат какой-то игры ваших органов. Первого Управления. Думаю, что цель этой игры – сохранение потенциала СССР и его приумножение под прикрытием капитуляционистской деятельности вашего лидера. Возможно, с демонтажем социалистической системы.

Я не знал, что ему отвечать. Штирлиц бывал близок к провалу, а я только и делаю что проваливаюсь. И никаких отходных путей. Чертова Стрельцова, как дорого мне встало твое существование!

– Я не настаиваю на непременном раскрытии ваших планов, – продолжал Мильке. – Скажите мне, кто стоит за вами? Чебриков или Крючков?

– От этого что-то зависит?

– Всё.

Вот интересно – кто из них больше устроит Мильке? И почему только эти двое? Ну Чебриков – Председатель КГБ, это понятно, а кто такой Крючков? Кроме фамилии ничего не помню. Крючков-ГКЧП, но это будет еще нескоро. Кто он сейчас? И почему в вопросе слышится противопоставление этих двух людей? Разве не должны быть наши органы сплоченны и монолитны? Черт меня дернул лезть в рыцари плаща и кинжала! Раскрыли на раз-два. Прав был Серый – чем меньше отсвечиваешь, тем легче живется. Однако отвечать что-то нужно. Серый был не в восторге от обоих.

– Ни тот, ни другой, – кажется, мне удалось удивить герра Мильке.

– Третья сила? Кто же?

Была ни была! Не хочется, чтобы сорвалась такая рыба.

– Кручина. Но он все будет отрицать. И понятно почему.

Сказать, что дедушка Эрих удивился – не сказать ничего. Он едва со стула не упал.

– Кручина ведет самостоятельную игру? Так не бывает. Он просто бухгалтер.

Я развел руками: «больше мне сказать нечего».

– Тогда получается, что те деньги, что считаются казной партии и есть состояние Майнце?

И я повторил жест в значении: «ну если ты такой догадливый, то мне добавить нечего».

– Любители, – фыркнул Мильке. – Идиоты. Глупые головы. Или это отчаяние? Не могу понять, почему то, что можно сделать правильно, нужно делать через задницу? Тяжело с вами, русскими, работать. Но приходится. Потому что с теми, кто на другой стороне, работать вообще невозможно. Только подчиняться.

Он недолго помолчал, теребя край белой выглаженной салфетки.

– Я передам вам свои документы, Захар. И буду ждать от вас выполнения ваших обещаний.

Собственно, какой у него на самом деле выбор? Нет никакого. Лучше уж что-то, чем неизвестность.

– Мне нужно, чтобы в то время, когда все случится, ваши сотрудники имитировали уничтожение архива, – это была моя «домашняя заготовка». – Пусть жгут, рвут, режут и кромсают и занимаются только этим. Никто, кроме вас, не должен знать о сохранности переданных мне документов.

– Разумно, – согласился Мильке и потер свои скрюченные ладони. – Мы найдем, что уничтожить. Самое важное соберем – зарплатные ведомости, переписку с руководством пионерских лагерей и кляузы сограждан друг на друга – будем жечь с оркестром, чтоб запомнили навсегда. За них не беспокойтесь, никто не сможет сказать, сколько заплатила Штази герру Шмидту в апреле 1963 года.

В самом деле, у любого ведомства за сорок лет работы скапливается столько макулатуры, что для уничтожения ее потребуется привлечение тяжелой армейской техники. Между тем бумаг, реально чего-то стоящих, в этой горе – едва на три портфеля.

– И я хочу исчезнуть из Германии, когда все случится. – Слова дались ему непросто, и он сразу пояснил свое решение: – Мне не нужен суд надо мной в таком возрасте. Мне не нужна такая трибуна. Потомки все равно оценят по-своему.

– У вас есть время выбрать хорошее место. Можете взять с собой нескольких людей, из тех, кто вам дорог или может понадобиться. В разумных пределах. Полк гренадеров даже мне спрятать будет непросто.

– Я сообщу, – Мильке поднялся и потянулся к фотографии, так и лежавшей на столе. – Я сообщу, когда и где следует получить груз. И потом решим, как мне выбраться из Берлина.

Он демонстративно порвал снимок и высыпал обрывки в пепельницу.

– Сожгите, – сказал пока еще всесильный глава «Штази», тяжело развернулся и вышел наружу.

А я понял, что еще десяток снимков и вся моя подробная биография не войдут в те портфели, что мне обещаны. Главное, чтобы исполнитель на месте, тот, что добыл эти снимки, не вздумал копать глубже, выясняя, кто еще исчез вместе с Захаром Майцевым.

Этот длинный день, растянувшийся для меня в какое-то бесконечное заполярное утро, когда толком солнца не видно и постоянно висит над головой серая хмарь, подсвеченная рассеянным и тусклым светом, завершился далеко за полночь – когда я вернулся в свою холостяцкую халупу на Риджент-канал.

Даже неугомонная Стрельцова уже дрыхла без задних ног, а бедолага Том безрадостно досматривал, как методично голландцы раскатывают в тонкий блин ирландскую сборную.

– Что Том, наши выиграли? – спросил я, плюхаясь рядом с ним на диван и ослабляя галстук, изрядно мне надоевший.

– Мне жаль, сэр. Наши бездарно слили всю игру, теперь поедут домой, – пробормотал охранник. – Да и как бы они выиграли, если эти чертовы русские бегают по полю так, будто в задницы им залили по пинте скипидара? Наверное, каждого из них в номере ждет агент КГБ и они знают, что лучше бы им не проигрывать! А пасы? Восемьдесят пять процентов передач – точно в ноги! Это не у наших, сэр. Если бы вы посмотрели на их Ми-кай-ле-тенко, Беланофф, Рац, громилу Бубнофф, на эту ловкую обезьяну в воротах – Дасаефф, вы бы не спрашивали, кто победил. А у нас забивать вынуждены защитники! Адамс прибежал и чудом спас нас от позорного безответного проигрыша! Кажется, я два часа назад видел игру новых европейских чемпионов, сэр. И это не сборная Бобби Робсона. Зато мисс Анна радовалась и даже три раза поцеловала меня – по числу голов – в щеку. Она тоже поставила пять моих фунтов на свою сборную. И выиграла семь.

– Пропали твои пять фунтов, Том? – его печаль была искренна и глубока, настолько, что остаться безучастным я не смог.

– Как есть, сэр, пропали. Мне жаль. Придется отыгрываться на русских. Завтра поеду к букмекерам, поставлю десятку, что они станут чемпионами. Очень сильная команда.

– Знаешь, Томми, я тебе дам хороший совет. Не ставь на русских. Чемпионами будут голландцы. А русские только вторыми. Все уже решено, – я показал глазами на потолок.

Папаша спрашивал как-то Серого о том, будет ли сборная Союза чемпионом чего-нибудь. И Серый его не порадовал. Ближайшая Олимпиада в Сеуле – последнее чемпионство советской сборной. И все.

– Правда, сэр? – Том вскочил с дивана. – Я знал! Вот знал, что все подстроено против наших! Политкорректность, да? Датчи еще ни разу не были чемпионами? Поэтому? Чертовы букмекеры! Мне братец давно говорил, что нет честного спорта – все куплено! Так хотелось надеяться.

Вот что иногда заставляет меня разевать свой рот? Желание показаться самым умным и осведомленным? Тупой ишак!

Том схватил какую-то газету и стал просматривать букмекерские сводки:

– Так-так-так… Шансы русских расцениваются как один к трем, а у Гуллита и ван Бастена один к семи! А на то, что русские будут вторыми – один к двум! Спасибо, сэр! Если я выиграю – половина ваша!

– Го-о-ол! – донеслось из телевизора.

– Кто? Что? – Том встрепенулся и отложил газету.

– Голландцы забили, – сказал я. – Один-ноль. Как день прошел? Доложишь?

– Конечно, сэр! После того, как с мисс Анной поработал Кларк, он потащил ее по Оксфорд стрит, потом по Нью Бонд стрит, потом в «Хэрродс», потом на Парк Лейн в «Харви Николс», но и на этом они не остановились. Потом еще были Слоан стрит, опять вернулись на Оксфорд стрит, зашли в Lalique на Кондуит стрит. Как женщины и парикмахеры не устают бродить по всем этим магазинам, сэр? Боб еле приполз, а ведь он очень тренированный человек!

– Конечно устают, Том, но это их работа. Хорошо выглядеть.

– Они потратили четырнадцать тысяч восемьсот тридцать фунтов на одежду и бижутерию, сэр! И еще полторы на стеклянную птичку из Lalique. Еще триста ушло на всякие кофе-маникюры-косметику и солярий.

– Семнадцать тысяч за день? Хорошо развернулся Ники. Это называется: «сделаю это бесплатно»! Что было дальше?

– Дальше поехали к этому фотографу. Ждали час, пока он закончит с какой-то голой мисс. Потом он долго ходил вокруг мисс Анны, светил на нее фонарями с разных сторон. Потом два часа фотографировал.

– Где снимки?

– Нету еще, сэр. Их ведь нужно обработать – проявитель-закрепитель. Фотограф в студии не на Полароид снимал. Готовы будут через три дня.

– Она довольна?

– Она визжала, сэр! Как семилетняя девочка, которой подарили Барби, Кена и кукольный домик сразу!

Что ждет меня утром?

– А ты сам что думаешь о работе Ники?

– Это трудно описать, сэр. Я не художник. Мисс Анна и без забот мистера Кларка была прехорошенькая, а сейчас… Это нужно увидеть, сэр.

Утром посмотрим.

– Хорошо, Томми, развлекайся, мне пора, устал я сегодня.

– Да, сэр, приятных снов. Сэр? А точно победят ребята Гуллита?

– Точно, Томми. Как и то, что на стодолларовой купюре изображен Бенджи Франклин.

Так и закончился этот суматошный, наполненный беготней и неопределенностью, день.

Глава 6.

Утром меня разбудила Стрельцова. Вернее будет сказать – та, что раньше была Стрельцовой. Потому что сейчас в ней ничего не осталось ни от комсомолки, ни от инженера-стажера. Она оказалась совсем не похожа в новом образе на принцессу Грейс, но и без ожидаемого мною сходства Кларк слепил из нее нечто невероятное!

Если бы она не была такой коротышкой – на любом подиуме ее ждала бы замечательная карьера. И это преображение добавило ей бесконечно много самоуверенности:

– Как я тебе?

– Будьте моею, мисс!

– Губенки закатай, мистер Твистер. Когда мы полетим в Чикаго? Уже девять утра!

Она была одета в легкое платье, из тех, что выглядят простенько, но стоят как популярная малолитражка. Заглянувшее в окно солнце проявило ее силуэт, и я почувствовал себя не очень комфортно.

– Шла бы ты отсюда, мисс Анна. Мне нужно умыться.

– Успеешь, засоня. Как я тебе? – Она зачем-то раскинула руки в стороны и несколько раз повернулась на каблуках. – Твой Ники вчера меня замучил: надень вот это, примерь вон то, повернись так, согнись эдак. А потом еще этот второй, неприятный мужик с фотоаппаратом. Зачем это все?

– А, по-твоему, раньше было лучше?

Она посмотрелась в мое зеркало, перед которым я наряжался на ответственные встречи:

– Не-а. Лучше сейчас.

– Тогда радуйся. Только где-нибудь далеко от моей кровати.

– Вот, кстати, что это за «Ньюр-ка»? – не к месту вспомнила Анька.

Я натянул на себя простынь и попытался отвертеться:

– Понятия не имею. Давай все потом, а? Я еще и не проснулся толком.

И она купилась!

А в полдень мы уже были в небе, прихватив с собой безотказного Тома и суховатого Боба, и еще через шесть часов приземлились в Цинцинатти.

– Зак, ты здесь бывал? – спросила Стрельцова. – Это уже Чикаго?

– Нет, – я тащил ее за руку через здание аэровокзала. – Это не Чикаго. Я передумал. Это Цинцинатти-Северный Кентукки. Здесь ехать в три раза ближе. Не задавай глупых вопросов и держи рукой платок – на тебя уже люди оглядываются. Таких дурех штат Кентукки еще не видел.

– А далеко ехать?

– Два часа. А сейчас помолчи, я возьму машину. Нам и Тому с Бобом.

В просторном салоне арендованного Lincoln Town Car – машины внушительной, удобной и не вызывающей ненужного любопытства в силу своей многочисленности на дорогах, было тихо. Стрельцова таращилась в окно на незнакомую Америку, а я вел машину. Позади нас в синем Cadillac Eldorado ехали охранники.

Через час Анька спросила:

– Это Америка?

Я кивнул.

– А где небоскребы?

– В Нью-Йорке и Чикаго.

– Странно, – сказала Стрельцова и замолчала еще на час.

I-71 – хорошая, быстрая дорога, по которой путешествие в сотню миль покажется любому легкой неутомительной прогулкой. Меньше чем через два часа мы въехали в Луисвилл, по которому я частенько скучал. Особенно по тому времени, что мы провели на ферме Сэма, осваиваясь и свыкаясь со своей новой американской жизнью.

Была середина рабочего дня, и я рассчитывал не попасть в пробки, которые, конечно, не сравнить с нью-йоркскими и лондонскими, но все равно они были бы неприятными, особенно после скоростного хайвэя.

Мне повезло, и мой расчет оправдался.

Припарковавшись на стоянке у офиса, я на минуту замер. Трудно предугадать реакцию Серого, когда я поставлю перед ним живого свидетеля его ранней биографии.

– Значит так, Ань. Серегу здесь зовут Сардж, Серхио Саура. Вокруг всегда крутится много народу. Не вздумай показать видом или словом, что вы хоть немного знакомы. Просто виси на моей руке, как испуганная собачка у модниц, и молчи. Улыбайся как можно больше – всем и по любому поводу. Если уж совсем захочется или будет нужно что-то сказать – лопочи на немецком. Русский пока забудь и ко мне на нем не обращайся. Тем более – к Серому. Я представлю тебя… Никак не буду представлять. Просто – мисс Анна из Вены. Пока что ты моя… спутница. Справишься?

– Попытаюсь, – Нюрка пожала плечами.

– Не нужно пытаться. Если не уверена, что справишься – поехали обратно.

– Нет уж, если привез на другой конец света, то обратно я не поеду. Справлюсь. И знаешь что? Спасибо, Захар. Не знаю, чем и как смогу с тобой расплатиться за все, но… – ее глаза заблестели, а мне сейчас только слез и не хватает!

– Так, все! Соберись, козябра! Пошли.

За два месяца, что я здесь не был, здание чудесным образом преобразилось. Новые неоновые рекламки, расширена автостоянка, двери на фотоэлементах – такие еще и в Лондоне не часто встретишь. На входе черномазый громила в ливрее – в первый раз вижу. Был он толст, могуч и распространял вокруг себя ароматы пота и дешевого дезодоранта.

Едва не скачками он бросился нам наперерез:

– Простите, сэр, вам назначено?

– Да, я к мистеру Сауре, – от моей простоты у негра едва глаза не выпали из черепа.

– Только по предварительному звонку, сэр. Мистер Саура очень занятой человек. Я сожалею, – и он стал смотреть поверх моей головы.

Я оглянулся на Стрельцову – она, как и было велено, глупо улыбалась.

– Послушайте, – я разглядел хитрую вязь на его бейджике, – Фил, я – Закария Майнце, у вас должны быть инструкции на мой счет.

Он посмотрел в список, лежавший на стойке за его спиной.

– Сожалею, сэр.

Думаю, даже назовись я Джорджем Бушем, он не утратил бы своей невозмутимости и так же вежливо послал бы меня к черту. Этому черному было поровну – кто я такой и чем знаменит по обе стороны Атлантики.

– Ваш босс, Фил, если я не ошибаюсь – Алекс Вязовски?

– Верно, сэр, – в его черных глазах не мелькнуло даже тени любопытства.

– Позвоните ему и скажите, что я жду его объяснений.

– Не думаю, сэр, что Алекс станет разбираться. Он тоже очень занятой человек. Будьте добры, не мешайте людям работать. Будете настаивать, мне придется выбросить вас из здания.

Его непрошибаемость начинала меня бесить. Он упивался дарованной ему властью и не соглашался уступить даже самую малость. Царь и бог – последняя инстанция.

Я оглянулся и догадливый Том протянул мне трубку AT&T с уже набранным номером.

– Привет, Алекс! Да, это Зак. Что за обезьяна стоит у вас на воротах? Нет, никакого расизма! Он обезьяна не из-за цвета кожи. Мы еще разберемся, почему обо мне он ничего не знает. Да, верно, я внизу. И твой Фил меня не пускает. Позвони ему, побеспокой красавца.

У негра пиликнула рация и шипящий голос Вязовски распорядился:

– Фил пропусти этого человека.

– Хорошо, босс, – негр надавил тангенту на рации.

– И всех, кто со мной, – успел вставить и я.

– И всех, кто с ним, – подтвердил Алекс. – И зайди ко мне вечером, есть разговор.

– Да, босс, – сказал негритос в замолчавшую рацию.

– Мы можем идти?

– Конечно, сэр. Шестой этаж…

– Я знаю! – эта обезьяна будет мне рассказывать, где находится офис, где я провел два года?!

Шестой этаж встретил нас академической тишиной. И здесь тоже все перестроил Снайл: деревянные панели на стенах, мягкие ковры, огромные люстры, картины на стенах с ликами каких-то почтенных джентельменов. Если бы я не знал, что здесь было полгода назад, я бы решил, что попал в заведение с трехсотлетней историей – вроде Barclays. Но это все еще был Gyperbore Trust, и логотип на ковре не оставлял места сомнениям.

Нас встретил сам Алекс.

– Привет, Зак! У тебя новая подружка?

– Вроде того, – посмотрю я на тебя, когда эта подружка повиснет на Сереге. – Где наш Сардж? Здесь все так изменилось.

– Идите за мной. Ребятки твои могут подождать здесь, – он на ходу открыл одну из дверей и я кивком головы отправил туда Тома и Боба. – А нам сюда.

Он распахнул тяжелые на вид створки и пропустил нас с Анькой в приемную Сереги.

– Зак! Как дела?! – сразу два секретаря – Линда и Марта обрадовано запищали приветствия. – Ты где был? Кто это с тобой?

Анька сняла с головы косынку и очки… и они обе замолчали растерянно. Особенно смешалась Линда. Ну да, старая любовь не ржавеет. Жаль, что у нас ничего не получилось.

– Здравствуйте, красотки! – я безжалостно прервал повисшую паузу. – Линда, ты все хорошеешь! Марта, как я рад тебя видеть! Без тебя как без рук – все теряю и ничего не нахожу! Вот знакомьтесь, это мисс Анна, моя… спутница, – представил я гостью.

– Guten Tag! – Стрельцова расплылась в самой солнечной улыбке, на которую была способна.

Справа хмыкнул невозмутимый Вязовски, ему все всегда было нипочем. И смутить его чем-то мог только корабль инопланетян, грохнувшийся посреди Четвертой стрит. Да и то им нужно было бы сильно постараться с пиротехническими эффектами.

– Пошли, Анна, – я потянул Стрельцову за руку по направлению к двери с простенькой медной табличкой «Mr. S. Saura».

– Там Том и Бригли, – успела вставить Марта.

– Не страшно, – я уже открывал дверь.

– … они делают это просто. Если нужно проголосовать за не очень популярный законопроект, он выносится на голосование за пару минут до обеденного перерыва, и предварительно не оглашается в повестке дня. Привет, Зак! – Фрэнк, как обычно, дымил сигарой и размахивал пузатым стаканом.

– Привет, Сардж, Том, Фрэнк!

– Кто это с тобой? – спросил Серый. – Зачем ты притащил сюда свою…

Он ее узнал. И замолчал, соображая что-то. Думаю – пытался заглянуть в будущее.

– Мисс, позвольте представиться, – Фрэнк не терялся, – я – хороший друг этих господ и вашего спутника – Фрэнк Бригли. Этот суровый мужчина – Том Снайл, вы наверняка читали о нем в газетах или журналах. А это – Серхио Саура, наш идейный вдохновитель на всякие проделки.

Нюрка смутилась, но лишь самую малость. А я обратил внимание, что в открытой двери видны внимательные глаза Линды и Марты.

– К сожалению, Фрэнк, мисс Анна не говорит пока на английском. Только немецкий. Приходится таскать с собой переводчика. Мы познакомились в Вене…

– Думаю, мисс Анне будут неинтересны мужские разговоры, да еще и на незнакомом языке, – сказал Серый, зачем-то переставив настольный календарь с места на место. – Зак, может быть, мисс желает осмотреть наш замечательный город?

В самом деле, черт дернул меня тащить сюда Стрельцову! Это все ее напор, а я поддался ему как пацан пятнадцатилетний.

– Ты прав, Сардж, Анне будет скучно. Пожалуй, я попрошу Линду или Марту составить ей компанию в экскурсии по городу?

– Конечно, Зак, – Серый был сама невозмутимость. – Так и сделай. И возвращайся к нам. Есть, что обсудить.

И я потащил Нюрку прочь из кабинета.

После коротких переговоров они с Мартой, немного знавшей немецкий, отправились «посмотреть на реку, ну и так, вообще – пройтись».

Пока в кабинете сидели Снайл с Бригли и обсуждали проталкивание какого-то мудреного законопроекта, частично устраняющего действие дискриминационной поправки Джексона-Вэника в отношении Китая, Вьетнама и России, Серега ни словом не обмолвился о Стрельцовой.

Зато когда Фрэнк и Том ушли, он выглянул в приемную, сказал Линде:

– Линда, на сегодня все. Идите домой. Да, прямо сейчас. Скажите там внизу, что я больше никого не принимаю сегодня. Даже если на Кентукки упадет метеорит – меня не беспокоить.

И, прикрыв дверь, развернулся ко мне:

– Теперь с тобой разберемся, бабник хренов. Ты зачем ее сюда приволок?

– Это кто кого приволок еще! Сардж, я все прекрасно понимаю. Но ты тоже пойми – я приезжаю в Вену, а том вот это!

– Непринципиально кто кого приволок. Ты вообще в своем уме? Что ты делаешь?! Как она оказалась здесь?! Впрочем, я знаю как. Что ты придумал, чтобы подобного больше не происходило?

– Не ори, а? Я сам уже не рад. Можно было бы сделать иначе – я бы сделал. Подумай сам: вернулась бы она в нашу Хацапетовку и стала бы всем подряд рассказывать, что видела международного дельца Закарию Майнце, как две капли воды похожего на Захара Майцева! Не думаю, что такое развитие событий тебя могло бы устроить. Не убивать же ее?

– Да уж. Вот что ты за человек-то такой, Закария Майнце? Одной рукой гладим, другой гадим?

– Сардж, ну хватит. Я сам себя уже сто раз наругал. Усы отращу, обрею окончательно лысину, очки сделаю, и пойду по стопам Арнольда в спортзал. Буду жрать протеин и всякую химию, чтоб прибавить фунтов сто.

– Пожалуй, это может сработать. Не откладывай. Я тоже так же сделаю. Лишним не будет.

– А как она тебе вообще?

Серый скорчил какую-то непонятную кислую мину, словно только что слопал десяток лимонов.

– Ты привез большую проблему, Зак. Разве она может мне нравиться? Даже если выглядит при этом как кинодива?

Чего-то такого я и ожидал. Не хотел верить, но в глубине души знал, что так и будет.

– Она ехала к тебе, Сардж. И я, между прочим, изрядно потратился, чтобы она стала похожа на женщину, а не на плакатный образ комсомолки-ударницы.

Серый подошел к стене, нажал на какую-то потаенную кнопку и открыл сверкающий стеклом бар.

– Бурбон от Джоша будешь?

– Буду. Как у него дела?

– Воюет с PepsiCo. За дистрибьюцию «столи». Сейчас в Москве с «Союзплодоимпортом» переговоры ведет. Сменил очки на линзы, завел постоянную подружку. Бывшую жену сплавил куда-то в Южную Америку командовать представительством. Детей оставил с собой.

– Ты о Джоше Келлере говоришь?

– Других Джошей с бурбонами у нас нет.

– Удивительно. Он же раздолбай и пьяница! И что на него так подействовало?

– Жизнь, Зак. Жизнь. Кого-то ломает, кого-то возносит. У Джоша теперь все хорошо.

– Тогда наливай.

Мы чокнулись и поставили стаканы на стол. Мне пить не хотелось, потому что много нужно было рассказать.

– Что у тебя новенького? – мы одновременно спросили друг друга и рассмеялись.

– Давай я первый на правах гостя?

– Годится, – Серый согласился и пригубил виски. – Начинай.

И первым делом я погрузился в подробный отчет о взаимоотношениях с Карнаухом. О его взглядах на золото и нынешнем положении дел в международной торговле. Серега несколько раз переспрашивал, дважды просил вернуться и повторить тезисы Юрия Юрьевича и в конце надолго задумался. Я собрался перейти к делу Мильке, но он жестом остановил меня, достал из холодильника еще льда, бросил по паре кубиков в наши стаканы и плеснул в них еще бурбона.

– Подожди. Значит, загадку Карнауха ты разгадал. Про Ротшильда. Тогда почему на этом и остановился? Какие ты сделал выводы из беседы?

– Ну, что на золоте можно хорошо подняться. И оно всем очень нужно. И чем больше его соберешь, тем больший вес будешь иметь.

– Н-дя… какие ограниченные люди нынешние богатеи.

– А что не так-то? Что я должен был понять?

Серый тяжело вздохнул, словно был я тем самым нерадивым учеником с картины Решетникова «Опять двойка».

– Ты вышел на Карнауха, ты с ним работаешь, но ты не видишь дальше собственного носа. А вывод простой: все, что мы с тобой здесь мудрим, без определенных шагов будет бесполезным! Да! И не делай такие страшные глаза. Все, что мы здесь намутили, можно будет вернуть обратно благодарному американскому народу по одной простой причине: мы не сможем вести самостоятельную денежную политику в России. А если этого не будет, то любые наши вложения станут просто системой перекачки денег из наших кубышек в подвалы Citicorp, JP Morgan Chase, Wachovia и The Firm. Тот, кто в стране будет контролировать выпуск денег, тот и будет рулить правилами инвестирования и развития. Большевики не зря захватывали вокзалы, телеграфы и банки. Транспорт, связь и деньги – вот составляющие реальной власти. Все остальное – дело наживное. А мы с тобой, горе-финансисты, решили ограничиться вокзалами и почтой. Твоему Карнауху нужно памятник во весь рост на площади Дзержинского поставить. Вместо Железного Феликса.

В самом деле, Карнаух к этому и вел мысль – у кого есть много золота, тот и царь горы. Тот и может выпускать любые деньги. Но пока большая часть золотишка не у нас, да бог с ней большей, просто значимая – мы всего лишь исполнители чужой воли и обладатели просто вороха условно ценных бумажек.

– Нужно озаботиться установлением контроля над Госбанком России, – продолжал Серый. – Ведь когда все случится, эмиссию рублей обязательно привяжут к золото-валютным запасам, в которых золота мало, а валюты много. То есть, по сути, поставят рубль в жесткую зависимость от количества имеющихся долларов. А значит, его курсом можно будет манипулировать по своему желанию.

– Ну не такие же они дураки, чтобы отдавать право на печатанье денег в чьи-то чужие руки? Госбанк он потому и Госбанк, что Государственный и работает в сотрудничестве с Правительством. Нужно Правительству больше денег – нарисуют больше, нужно уменьшить – изымут. Не думаю, что кто-то из тамошних государственных мужей решится на добровольную передачу такого инструмента в частные руки.