Текст книги "Стычки локального значения (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Впрочем, этому обстоятельству я был только рад – труба звала на подвиги и Луиджи возбужденно бил копытом, требуя подробностей о покушении, адрес моей ночной гостьи и немедленного раскаянья во всех злодеяниях, вызвавших подобный эксцесс.

Подробности я, конечно, рассказал. Адреса не знал. Какой адрес? Я даже имени ее не помнил! Темненькая, курит, болтлива, круглопопа (Венера Каллипига обзавидуется) и ненасытна – вот и все особые приметы. Саймон высадил ее на вокзале Ватерлоо – ищи теперь ветра в поле по всему юго-западу от Брайтона до Кармартена. Во всяком случае, он так говорил, и пока его слова проверить было трудно. Не пытать же беднягу? Хотя, если мне наскучит игра в цивилизованного буржуина, придется, наверное, показать лик озверевшего «комми».

– Но ты же понимаешь, Зак, что, скорее всего, она и есть та единственная, которая могла бы вывести нас на след? – в сотый, наверное, раз спросил Луиджи.

– Что толку, Лу? Если она перекрасилась, постриглась и пару раз побывала в солярии – я ее не узнаю, даже если снова затащу в койку!

Не то, чтобы я раздражался от его расспросов, но все-таки нужно понимать, что я не кадровый разведчик, слету запоминающий любые лица по сотне признаков и однозначно идентифицирующий каждого, кого хоть раз встретил на базаре.

– Отстань, Лу. Я рассказал тебе все, вплоть до поведения одного отдельно взятого самца в период брачных игрищ. Остальное – в полицейских протоколах и твоих руках. В конце концов, на Острове не так много должно быть людей, обратившихся к врачам с таким специфичным переломом запястья и вскрытыми венами на нем же. Примета верная. Ищи!

– Если они не идиоты, то к врачу они обратились на континенте. Франция, Бельгия, Голландия – для хорошей лодки часов пять ходу. А на вертушке и того меньше. А я ноги стопчу и ничего не найду, – посетовал мой главный охранник.

– Да мне, в общем-то, наплевать на твои ноги, Лу. Тем более, что бегать ты будешь не сам. Я же не жалуюсь тебе, что твои парни пожирают слишком много ресурсов? Ресурсы – моя забота. А обеспечение моего спокойствия – твоя. И очень прошу тебя, не нужно впятеро увеличивать количество личной охраны – я не запомню лица и буду шарахаться от своих же. Не то чтобы я этого боялся, но выглядеть смешным и трусливым не хочется, понимаешь? Так что – ищи. Установщиков сигнализации и камер проверил?

– Да, Зак. Не думаю, что они в этом замешаны. Зачем рушить основы своего бизнеса?

– Я тебе объясню, Лу, зачем это делать! – Иногда эти их рассуждения о честности по умолчанию просто изводили меня, заставляя срываться на хороших в общем-то людей! – Если стоимость дырки в одном месте моего забора выше, чем пяток годовых доходов их сраной компании – они с легкостью согласятся похоронить свою контору вместе с репутацией и перспективами! А иначе им нечего делать в бизнесе! Понятно?

– Хорошо, босс, – понурился Луиджи, – я понял.

– Отлично, сеньор! Замечательно! Узнай о них все – вплоть до бухгалтерских отчетов! И что там у нас с немцами?

– Мой контакт передал согласие. Через две недели в Потсдаме тебя встретит сам старый Эрих. Условия и точное место нам сообщат за два часа до встречи.

– Через две недели? Как я люблю коммунистов! Они в самом деле думают, что мир крутится вокруг них и у меня нет более забот, как угодить этим старым маразматикам?

Луиджи загадочно улыбнулся:

– Не стал бы я называть герра Мильке «старым маразматиком»…

Я бы тоже не стал, если бы товарищ Мильке не просрал бы вскоре свою страну, несмотря на все свои таланты. Немцы вообще странный народ – вроде бы всегда все делают правильно, но итогом верных действий чаще всего становится грандиозный провал – хоть Гитлер с его Барбароссой, хоть кайзер Вилли с запломбированным вагоном, хоть этот… немецкий резидент в САСШ, передавший со своим связным расписки агентов-американцев в получении вознаграждения от германских хозяев. Отчетность – дело хорошее во всех отношениях, но особенно она понравилась английским и американским контрразведчикам. Впрочем, поражение одних – всегда выигрыш других, и, может быть, я просто недостаточно осведомлен, чтобы судить о том, как, что и зачем делают абсолютно все немцы? Разумеется, вслух я этого не сказал.

– Не называй, – я занес дату встречи в Потсдаме в свой планировщик. – Займись визами, паспортами, ну, ты знаешь. В ГДР просто так не въедешь. А у тебя всего лишь две недели.

Луиджи что-то еще хотел сказать, но передумал. Видимо решил, что сумеет справиться без моих ценных указаний.

Он ушел, а я стал готовиться к знаменательной аудиенции.

Три дня прошли в какой-то нервной суете и беспрестанных метаниях – от адвокатов, ведущих мои дела в отношении Скотленд-Ярда до других, занятых несколькими слияниями: Parmalat я соединял с Nestle (не особенно рассчитывая на успех, просто устраивая газетную шумиху, играл на повышение), FIAT с SAAB – примерно с теми же намереньями, а SAP поглощал Danfoss – и эта сделка была серьезной.

Серому позвонил и доложился, что все в порядке, волноваться пока не о чем.

Первое мая отмечать не стал – не нашлось под рукой соответствующих транспарантов, чтобы достойно пройтись по Вестминстер Эбби, призывая пролетариев всех стран к объединению и размахивая красными флагами.

Но второго проснулся рано. И хотя встреча с лордом-мэром была назначена на три часа дня, готов к ней я был уже в десять утра. Помыт-побрит-напомажен.

Такому невеликому знатоку Лондона как я, никогда бы не найти дороги от Примроуз Хилл, где располагалось мое основное жилище, до Финсбери, где ждал меня достопочтенный сэр Гревиль Спратт, торговец скобяными изделиями. Всего лишь три с половиной километра по прямой, но в сплетении узких улочек Сомерс Тауна, Пентонвилла и Финсбери я рисковал как Тезей в своей увеселительной поездке на Крит.

В общем, повез меня в сердце империализма Томас Дашвуд, оставшийся старшим смены вместо Саймона, которого Лу плотно взял в оборот. Был мистер Дашвуд молод, кажется даже моложе меня, а потому чрезвычайно добросовестно отнесся к своим обязанностям: сам уселся справа, слева подсадил ко мне еще и Джона, а за рулём Bentley устроился третий телохранитель – Кристиан. Фамилии своей многочисленной охраны я уже перестал даже стараться запоминать. Тем более, что большинство из них останется здесь когда я отправлюсь в какой-нибудь Сингапур, Гамбург или Аделаиду, а там есть свои такие же парни – одинаковые с лица, и все с похожими именами. Редко когда Клаус или Пьер.

Мне нечасто доводилось ездить по Лондону, в основном от Хитроу до дома, вечером на Камлет Уэй, да в офис на пересечении Бонд-стрит и Оксфорд-стрит. Маршруты постоянные и порядком примелькавшиеся. Теперь же за окнами машины мелькали незнакомые районы, и я неосмотрительно попросил Дашвуда прокомментировать дорогу.

Том оказался большим патриотом своей столицы, рассказывал мне едва ли не о каждом доме, встреченном по дороге к Нортгэмптонскому скверу. Он сильно удивлялся, что полковник, сэр Спратт, встретится со мной не в Mansion House, где обычно принимает важных персон, а в здании городского университета, номинальным главой которого является. Томасу казалось это странным.

Едва мы проехали Юстен Тауэр, Дашвуд велел мне смотреть налево и ждать появления грандиозной стройки. Через пару кварталов я действительно увидел огороженную площадку. За забором высилось здание из красного кирпича: с башенками, с обилием стрельчатых и арочных окон, с обязательными часами под шпилем, с ломаной линией кровли – его четыре этажа выглядели очень внушительно и торжественно.

– Евростар! – торжествующе объявил Томас. – Станция Pancras. Представляете, скоро можно будет сесть здесь на поезд и через пару часов добраться до континента! Кале, Париж, всюду! Быстрее, чем на самолете! Под каналом!

– Под Ла-Маншем? – я что-то слышал об этой стройке века и периодически отбивался от предложений проинвестировать строительство какой-нибудь ее части. Серега предупреждал, что проект это странный, коммерчески практически бесполезный, неспособный в обозримом будущем вытащить себя даже на самоокупаемость, и я ему верил.

– Да, сэр, – согласился, скривившись, Том, – под каналом. Мой кузен работает в проектном бюро. Подумайте только, два десятка миль под водой! Фантастика. В славное время мы живем, мистер Майнце!

– Все б вам, европейцам, землю ковырять, – усмехнулся я. – Швейцарцы тоже собираются сквозь Альпы копать дыру. В Италию.

– Мы – англичане, сэр, – поправил меня Томас. – Простите. А этим, с континента, просто делать нечего. Кому нужны их горы? Мне очень жаль, но ерунда это все. Вот через канал нужна дорога, а то наша экономика задыхается. А там зачем? Кто поедет в Италию через тоннель, если есть самолеты и корабли? И строить они будут наверняка еще лет двадцать. У нас быстрее все построится!

– Японцы уже два месяца как под водой катаются. Про тоннель Сэйкан слышал?

– А, – отмахнулся Том, – простите меня, сэр, да только игрушки это все. Там у узкоглазых под водой всего-то десяток миль.

Такая точка зрения не была для меня внове, ведь всему миру известно, что Россия – родина слонов и всех изобретений: все, что придумали мы – эпохально и значимо, а то, до чего додумались другие – баловство одно.

Между тем мы уже оказались на Спенсер-стрит и до цели поездки оставались считанные минуты. И самую последнюю из них отсчитали часы над трехэтажным краснокирпичным зданием университета.

Едва я выбрался из машины и расправил брюки, как за спиной раздался спокойный негромкий голос:

– Мистер Майнце? Позвольте, я провожу вас к канцлеру. Вас ждут.

В паре метров позади меня на тротуаре стоял человек. Тощий как вешалка, из тех людей, что совсем недавно очень быстро потеряли половину своего привычного веса – опавшие щеки, свисавшие двумя мешками под нижнюю челюсть, простыня полощущейся на подбородке кожи… На секунду мне показалось, что смотрю я в глаза дракону с острова Комодо – таким невыразительным и бессмысленным было выражение взгляда белесых гляделок моего провожатого.

– Я могу взять с собой охрану? – не то, чтобы я боялся, но потом Луиджи обязательно на меня наорет.

– Это лишнее, здесь вам ничто не угрожает.

– Пошли, Томми, – я упрямо кивнул своему телохранителю.

«Ящер» поджал тонкие губы – будто я только что его смертельно чем-то обидел. Да и наплевать. Не английская королева этот сноб, переживем.

– Меня зовут Ллойд Снайдер, я секретарь полковника Спратта. Следуйте за мной, сэр, – Мистер «прямая спина» повел меня под широкую арку входа.

В вестибюле повернули направо и мимо отвернувшегося секьюрити прошли к лестнице в торце здания. Освещение не позволило рассмотреть интерьеры в подробностях, но и внимание мое было поглощено совсем иными размышлениями.

Предстоящая встреча с номинальным главой финансовой столицы мира будоражила воображение – какая разница, что он скажет, важно, что он меня знает! И это красноречиво доказывает, что я кое-что значу в этом мире и имею какой-никакой вес. И такое положение весьма льстило моему самолюбию. Мне двадцать шесть лет, а я уже вон где! Смог бы я добиться чего-либо подобного оставшись в Союзе? Да ни в жизнь! Серый рассказывал, что предел моей карьеры – место на кафедре родного института. И, скорее всего, так оно и было. Пока ясно не видишь цели – бесполезно стремление к ней. А что я мог увидеть из-за преподавательской стойки провинциального ВУЗа? Обком партии? Даже не смешно, там таких своих видящих – как грязи.

Серега раньше частенько говорил (сейчас-то он так уже не думает): кто владеет информацией, тот владеет миром. А не говорит больше так, потому что он теперь не владеет информацией – он ее создает, и только теперь приближается к овладению миром. И пусть абсолютному большинству это незаметно, но дело обстоит именно так. Я же пока только на стадии овладения. Но и не вечер еще!

Пока я упивался манией собственного величия, для которой, как известно, не нужно величия, достаточно просто мании, мы пришли к высоким – метра четыре – деревянным дверям, почти воротам, подобным тем, что можно найти в любой областной филармонии СССР: геометрический узор на полотне, латунные блестящие ручки и петли. Помпезно и… только лишь помпезно. Еще чуточку расточительно.

– Прошу вас, сэр. Вашему человеку лучше остаться здесь, – «Ящер» отворил левую створку, вошел и отступил от входа чуть вправо, давая мне проход. – Мистер Закария Майнце, господа!

В просторном зале – шагов сорок в длину и десяток в ширину, освещенном солнечными лучами, падающими сквозь пяток высоких окон, стоял замечательный Т-образный стол с дюжиной кресел за ним и троном с высокой спинкой во главе. Меня встречали три человека.

Самый старший был тем самым лордом-мэром, сэром Гревилем, я опознал его, запомнив по нескольким газетным публикациям. Где-то он был в странной шапке, мантии и со здоровенным медальоном на пузе – должно быть, ритуальное должностное облачение, где-то – в цивильном костюме, как в статье о встрече с парой беспризорников из нашего Мемфиса, где-то в рубашке-поло и традиционных бриджах. Но всегда с аккуратно уложенными слегка вьющимися седыми волосами, улыбкой на породистом лице, прямо-таки лучащимся дружелюбием и святостью. Идеальный образец мужа, облеченного народным доверием.

Вторым оказался невыразительного вида мужичок с прилизанной прической. В советских фильмах о гнусном царском режиме такими частенько изображали разнообразных приказчиков – даже тонкая щеточка усов была, что называется «в масть»! Сними с него костюмчик, изготовленный где-нибудь в районе Сэвил Роуд и стоящий как та машина, на которой я приехал, отбери лакированные штиблеты – и вот он, гольный типаж купеческого наймита!

Третий встречающий, кажется, был чьим-то секретарем – одежка поплоше, только галстук с заколкой на уровне, во взгляде одновременно достоинство и желание услужить.

– Здравствуйте, мистер Майнце! – обнажив улыбкой желтоватые зубы, воскликнул хозяин помещения. – Я так рад наконец-то с вами познакомиться! Как доехали?

Он сделал несколько энергичных шагов навстречу, протянул руку и потряс мою ладонь необыкновенно крепкой хваткой – даже у Луиджи лапа была помягче. Видимо, полковником он был без дураков – заслужил где-то.

– Спасибо, сэр, – я слегка поклонился, показывая свое почтение, – дорога к вам оказалась быстра и приятна.

– Это очень замечательно, – он приобнял меня за плечи, чему я очень удивился, помятуя о показной английской чопорности, но быстро сообразил, что передо мной разыгрывают «своего в доску парня». Позади еле слышно стукнула притворенная дверь. – А то я боялся, что какая-нибудь мелочь вроде дождливой тучи может помешать нашей встрече.

Англичане много говорят о своей отвратительной погоде, но они понятия не имеют о действительно плохой погоде. Следует понимать, что английская погода плоха только в сравнении с югом Франции – там, где Ницца и Монте-Карло. Здесь не бывает жары и холодов, снег выпадает максимум на неделю за весь год и сразу тает, туманы редки и случаются только зимой. Дождей меньше, чем в том же Риме или Гамбурге, не говоря уже о Ленинграде, где безоблачных дней за год едва наберется три-четыре десятка. Словом, даже обсуждая погоду – они врут. Вранье здесь – хороший тон, если оно убедительно и разделяется окружающими. Они врут, когда изображают вежливость и участие – на самом деле им плевать на вас с башни святого Стефана, что возвышается над Вестминстерским дворцом, врут, когда делают вид, что их не интересуют деньги – это единственное, что их по-настоящему интересует (ну, кроме футбола, конечно, и обсуждения налогов), врут, когда изображают сексуальную холодность – более похотливого народца в Европе не найти (разве только в Италии). Словом, когда англичанин тебя хвалит – бойся, ты где-то здорово лопухнулся.

– Я тоже этого боялся, но, поверьте, сэр, нет такой силы под этим небом, которая смогла бы меня отвратить от вашего общества, – обстановке приходится соответствовать, и по тому, как покруглели глаза сэра Спратта, я понял, что попал в точку.

– Вот как? Вы, американцы, не перестаете меня удивлять, мистер Майнце.

– Вы, англичане, делаете это со мной еще чаще! Зовите меня Заком, так мне привычнее, да и по возрасту так будет корректнее

Он коротко рассмеялся, и сказал:

– Тогда и вы зовите меня по-простому: сэр Гревиль или еще лучше – полковник! Договорились? – Спратт заговорщицки мне подмигнул, продолжая ваньковаляние. – Представляю вам мистера Брауна, Зак. Это мой старинный друг и партнер.

«Приказчик» слегка приподнял свой тощий зад над креслом и кивнул головой.

– И еще один мой гость – мистер Герберт Джемисон. Это постоянный помощник мистера Брауна во всех начинаниях, насколько я знаю.

«Помощник мистера Брауна» поднялся на ноги и протянул мне руку. Вот у него она была влажная и холодная.

– Сигару, Зак? Чего-нибудь выпьете? – Пока я рукопожимался с мистером Джемисоном, полковник оказался у шкафа, за темными стеклянными дверцами которого угадывались контуры стеклотары.

– Спасибо, полковник, днем я предпочитаю соблюдать трезвость.

– Жалко, но должен сказать, что восхищен вашим похвальным самообладанием, молодой человек! Ставлю двойной соверен против шиллинга, что если бы мы все начинали день с пары глотков чего-нибудь бодрящего, мы бы никогда не оказались на тех местах, что занимаем сегодня! Не так ли, мистер Браун?

– Совершенно верно, полковник, – голос у «приказчика» оказался такой же бесцветный, как и внешность. – Но, вполне вероятно, были бы много счастливее.

Мы все почему-то дружно рассмеялись.

– Как вам Лондон, Зак? – Спратт, видимо, решил выдержать ритуальную часть встречи до последней запятой.

– Красивый старый город. Здесь время осязаемо. Все эти столетия имперской мощи, брусчатка под колесами кэбов, вязы… И, конечно, деньги, океан денег!

– Да вы поэт, Зак! С американской поправкой, но поэт, – развеселился полковник. – У нас не принято говорить о деньгах. Что такое деньги? Достоинство джентельмена измеряется не в деньгах…

– А в умении их тратить и быстренько находить новые, – продолжил я.

– Вам не откажешь в наблюдательности, мистер Майнце, – скрипнул мистер Браун.

– Итак, полковник, чем обязан вашему приглашению? – Мне уже изрядно надоели эти бесчисленные акты марлезонского балета, и я решил сразу перейти к сути дела.

– Сразу чувствуется деловая американская хватка, – обрадовался сэр Гревиль.

– Не думаю, что мистер Дрейк, перед тем как ограбить какого-нибудь неудачливого испанца, рассуждал бы с ним о видах на тюльпаны в Амстердаме.

– Сэр Френсис Дрейк преставился на полвека раньше, чем в Голландии началась тюльпаномания, – сэр Гревиль показал мне кресло, в которое можно было опуститься так, чтобы видеть всех собеседников.

– Это важно?

– Совершенно неважно! – усмехнулся полковник, присаживаясь на свой трон во главе стола. – Собственно, если вы настаиваете, то не будем тянуть. Вы богаты, Зак. Вы баснословно богаты! Но мало этого, вы еще и умны, – он внимательно наблюдал за моей реакцией. – И вы, конечно, понимаете, что любое крупное состояние в этом мире обязательно находится под пристальным вниманием заинтересованных людей? Деньги – это оружие, молодой человек, возможно, самое мощное оружие, какое изобрел человек. Глупо оставлять его без присмотра. И мы, те, кто обеспокоен судьбой цивилизации, просто не вправе относиться к нему легкомысленно. Разумно будет, если мы сможем хотя бы понимать – куда и зачем направлено это оружие?

– Я понимаю ваши устремления, сэр.

– Это славно, юноша. В ваших руках очень быстро собралось огромное количество денег. Динамика потрясающая. Я такого и не упомню за всю историю Британии, а ее я знаю очень хорошо. Подобное удавалось, наверное, только Вильгельму Завоевателю, но у него с самого начала было целое герцогство. Может быть, еще де Варенн и Фицалан. Но это фамилии, давшие миру королей! Пару лет назад немногие знатоки слышали ваше имя. О вас еще молчат газеты, но поверьте – это ненадолго. Повезло ли вам несказанно, имеется ли у вас какое-то сверхчутье, или вы гений бизнеса – неважно. Для нас неважно. Потому что, поверьте, удача приходит и уходит, и нет ничего более желанного, чем безопасность. Уж нам-то это известно на тысячах примеров. И вот теперь мы переходим к сути вопроса. Я хочу предложить вам покровительство какого-либо из цехов Сити.

– Это вроде масонской ложи?

– Что вы, Зак, ну какие масоны? Разве мы похожи на людей, играющих в эти бирюльки?

Я выразительно посмотрел на стену, где висел портрет Спратта в полном мэрском облачении – те самые мантия с короной и медальон на груди:

– Вообще-то – да.

Он проследил за моим взглядом и опять обнажил свои крепкие зубы, изображая смех:

– Бросьте, толпа любит традиции. Нет, Зак, я предлагаю вам по сути гражданство Сити, расположение властей Лондона, защиту ваших финансовых интересов в любой точке мира. Что-то вроде членства в самом элитарном клубе под этим солнцем.

Заманчиво. Еще красну девицу голубых кровей предложи, сэр Гревиль, и я – твой с потрохами! Ага, сейчас, только шнурки поглажу и сию секунду….

– И какова цена?

– Ваше участие – уже высокая честь нашему обществу.

– И все же? – смешно поддаваться на такую незамысловатую лесть.

– Ничего экстраординарного. Перемещение ваших капиталов в банки, фонды, предприятия, подконтрольные юрисдикции британской короны. Британия, Шотландия, Ирландия, Австралия, Канада, Бермуды, Кайманы. Можно в коронные земли – Джерси, Мэн. Можно в британские банки по всему миру – в Сингапуре, ЮАР, Чили – где захотите. Можно в американские или японские. Германские. Минимум налогов и максимум безопасности. Распоряжаться этими капиталами вы будете по-прежнему сами, мы не навязываемся. Но никаких Швейцарий, Андорр и Лихтенштейнов или Италий. Нам важна прозрачность дел и намерений.

– Если я правильно понимаю, то, в случае моих недружественных действий, арест на мои деньги наложится моментально?

– Вас обязательно предупредят заранее, чтобы не случилось опрометчивых поступков ни с вашей ни с нашей стороны. Зато взамен – бескрайние просторы возможностей, уважение, открытые двери лучших домов любой европейской или американской страны. Разве оно того не стоит? Играйте по правилам и вашей жизни позавидуют многие.

Я забарабанил пальцами по столу, чувствуя, как накатывается бешенство. Суки!

– А что, если я не соглашусь?

– Королева будет недовольна, – вякнул мистер Браун.

– Да уж, – покачал головой Спратт, – ваш отказ Ее Величество не обрадует. Но это полбеды. Вас ждет остракизм со стороны цивилизованных деловых кругов. Но даже с этим можно жить, забившись куда-нибудь в центральную Африку. С вашими миллиардами вы не пропадете. Но станете безвестны и никому не нужны. И все же гораздо хуже будет то, что любая ваша сделка на мировом рынке будет рассматриваться под микроскопом всеми заинтересованными ведомствами. И вас не спасет, что законодательство по фондовым рынкам в Европе еще только начинает возникать. Пример вашей родины, мистер Майнце, вдохновит нас на быстрое создание сдерживающих факторов. Вот здесь возможны аресты, отмены сделок и прочие прелести действия бюрократической машины. Административный рычаг очень важен в бизнесе, Зак, не так ли? Особенно в большом бизнесе. К чему от него отказываться и противодействовать?

Вот так – без лишних условностей: либо как все, либо против всех.

– Интересно, полковник, а почему вы решили, что я могу чем-то навредить?

– Лучше предохраниться, чем потом пожалеть.

– Еще хочу спросить. Прямо-таки язык чешется! Вы всем подряд делаете такие предложения?

– Что вы, Зак, это нереально. Кто-то богатеет, кто-то разоряется – разве за всеми уследишь? Вы из числа очень немногих счастливчиков. Которые держат свои капиталы не в самых подходящих местах. Нет ничего страшного, если сотню-другую ваших миллионов вы спрячете в каком-нибудь Цюрихе на черный день – такие слабости простительны любому. Но основную массу мы должны видеть.

– У меня есть время подумать? Я не привык соглашаться сразу, даже если мне приносят подарок. Мне нужно все проверить.

– Сколько вам потребуется времени? – теперь Спратт забарабанил по столу. И перестал улыбаться, видимо, решил, что пошла торговля.

– Полгода меня бы устроили.

Как говорил папаша – проси в три раза больше чем хочешь, получишь столько, сколько нужно.

– Это очень много, – прогнусил мистер Браун. – Мы готовы предоставить вам половину этого срока. И то только потому, что очень уважаем ваше умение делать деньги, мистер Майнце.

– Хорошо, пусть будет три месяца. Но до тех пор все останется как было?

– Разумеется.

Я поднялся, изобразив на лице тягучие раздумья:

– Очень рад знакомству, господа. Я найду способ уведомить вас о своем решении.

– До свидания, мистер Майнце, – сказал моей спине полковник Спратт.