Текст книги "Сумерки Богов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– А утка в зайце, так? – Насмешливо спросил Антон.

– Почти... – Ответил дядя Корнелиус и примолк ненадолго.  – В общем, гиблое это дело. Но вот что я думаю... Знавал я двух варнаков – Ивашку да Яшку.  Умыкнули они раз дорожную шкатулку у одного человека знатного. Умыкнули, да и подались в бега – в пермскую землю, да на реку Ягошиху, к татарам безбожным. Срубили они там починок и зажили на земле.

– И че?

– А в шкатулке той среди прочих вещей была и Эликсира сткляночка припрятана. Моя это шкатулка была. У меня ее умыкнули варнаки безбожные.  И чую я сейчас, цела та сткляночка, значит и Эликсир волшебный до сих пор где-то в избе их припрятан, в починке этом или на дворе где.

– Ну и че?

– А то, – Теряя терпение, продолжил дядюшка. – Что бери ты своего басурманина, да дуйте к разбойным  ушкуйникам на челны или еще как, но плывите вы по Волге на Каму, а по Каме на Ягошиху, и там я уже Эликсир свой завсегда унюхаю.

– К кому дуть?

– Ну... Сейчас, наверное, ушкуйников-то на Волге раз-два и обчелся.  Их еще при Иване Святом в Дмитров-город на поселения сослали. Но, помнится, и в мое время с речным людом можно было сговориться, и купечество было, да и разбойников-лиходеев хватало.  Кто-то же и у вас по Волге да по Каме ходит, по берегам товаром торгует?

– Ну как.. Пароходы всякие плавают. Но чет мне кажется, дядюшка, ты попутался слегка. На машине проще будет подъехать, наверное. Только я чет не врубился куда именно.

– Да хоть на черте подъедь! Я же тебе твержу – Ягошиха-река впадает в Каму-реку. Кама-река в Волгу-матушку. А лежит та река Ягошиха в пермской земле, за вятскими лесами.

– В Пермь, что ли, нужно сгонять?

– Ну да!

– Ну, это примерно сутки в дороге. По М7 можно выехать, – Прикинул Антон, изрядно поколесивший по стране еще в бытность свою экспедитором в маленькой, но гордой торгово-сбытовой компании.  – Сгонять можно, все равно здесь сплошной мороз с обеими хатами и вообще...

– Эй, Маго. Друг, ты в порядке? – Толкнул он в плечо нервно курившего уже третью сигарету приятеля.

– Отвянь, Антон.  – Вяло огрызнулся тот.

– Э, не замерзай, Маго. Ты че? За Маринку огорчаешься?

– А за кого, билят, мне огорчаться, за Тристана?!  Я их, сук, поломаю, без лопаты закопаю, билят! – Магомед сжал кулаки, глаза у него были бешеные.

– Хорош, Маго. Сейчас надо на дно залечь, чтобы нас мусора не выпасли.  Сейчас  Тристан на крест прилег в лучшем случае, а то и вообще кони двинул.  Его один хрен так скоро не достанешь.  Правильно Корней говорит. Надо рвать в Пермь, там перекантоваться, заодно раздобыть этого Эликсира, без него нам труба с такими замутами, как в последние дни.

– Кто говорит? – Слабо удивился Магомет. – Че за Корней?

– Ну это.. В общем призрак такой, дух отца Гамлета, епта. Привязался ко мне, говорит, что родственник какой-то.

– Э! Опять ты своей магией-шмагией. Ты мне че пел? Лавэ будет много, проблем не будет, все по кайфу будет. А сейчас что? Антоха, че-то мне не по кайфу сейчас!

– Маго, ну че ты как маленький. Непруха сейчас, точняк, ну это потому что дед этот на нас окрысился...

– На тебя, дорогой, не на нас.

– На нас, на нас, мы сейчас с тобой одним делом повязаны, дед этот, походу, лютый, ему что одного замочить, что двоих – все ровно. Ну а Тристан вообще сам тебя выпас, я вообще не при делах, в натуре не знаю ничего.

– Я знаю. Гонял на машине туда-сюда, по телефону светился, вот люди увидели, услышали, сказали. Ладно че там, еще мы между собой кусалово не устраивали. Антоха, братское сердце, херово мне просто. Погодь, сейчас сижку докурю и поедем куда хочешь.

15 июня 20.00 местного времени. Пермь. Свердловский район.

Вдоволь налазившись по лесному массиву и Егошихинской балке, накатавшись по частному сектору и промзонам, компаньоны, под напутствия духа Корнелиуса, Парковой улицей мимо "Скорбящей матери" и красивой, прянично-нарядной Успенской церкви подъехали к Егошихинскому кладбищу. Туристическую программу-минимум в городе, известном своими киношными "Реальными пацанами" реальные пацаны московские выполнили еще раньше – съели на вокзале по чебуреку, поплевали с набережной в полноводную, могучую Каму, купили полтарашку "Кока-колы" на двоих.

– Мрачноватое местечко. –  Заметил Антон, протискиваясь узкой тропинкой мимо буйно разросшегося куста в человеческий рост.  Магомет промолчал.

– Здесь, здесь этот дом. – Торжествовал Корнелиус. – Я чую. Я всегда чую.

– Здесь кладбище, дядя. Здесь люди скорбят и домов не строят. И река твоя – стремная, я все ботинки в гомне угваздал в этом овраге.

– Мир меняется. Меняется вода, меняется воздух. Ты что же, Антони, думаешь, я вижу мир теми же глазами, что и ты? Мир живых видится мне призрачным, колеблющимся фата-моргана. То одно, то другое, картины меняются, отдаляются и приближаются. Что в них верно, что ложно – я не знаю. Но волшебные силы, такие же неупокоенные духи как я видятся мне хорошо, как светочи в тумане.

–Гм. И они тебя?

– Да, Антони. Но мы, духи, сторонимся друг друга. Притягивается противоположное, мертвое тянется к живому, а не к мертвому.

– Антон, вац, ты заипал уже со своим духом вслух говорить.  – Подал голос Магомед. – Че хоть он там тебе трет?

– Херню какую-то инфернальную, – Ловко ввернул Антон словцо, вычитанное в дедовском ежедневнике. – Про неупокоенные души и все такое.

– Нашли место... – Проворчал Магомед.

Место и впрямь было под стать выбранным разговорам. Друзья шли по территории кладбища, держа курс на новокладбищенскую Всехсвятскую церковь. Они уже прошли площадь с воинскими захоронениями, мрачные черные плиты лютеранских могил и целый лес стел, возвышающихся над могилами иудейскими.  Буквально несколько минут назад среди густой травы мелькали полумесяцы на плитах мусульманских захоронений, но вот и они незаметно сменились традиционными советскими ржавыми крестами и пирамидками. Казалось, к центру холмистое, изрезанное оврагами кладбище понижалось, словно друзья спускались в глубокую, затягивающую их воронку. В стремительно наступавших сумерках рассмотреть что-либо в паре метров в стороне было уже невозможно. Антон и Маго блуждали бы наугад по кустам и буеракам, если бы не упрямо тащивший их за собой дух.

– Стой! – Внезапно крикнул Корнелиус Антону. – Замри!

В темноте перед ними, в овраге маячил дрожащий бледный огонек, не спеша приближаясь. Бежать было решительно невозможно, в темноте можно было налететь на что-нибудь или свалиться куда-нибудь, а фонарей друзья не взяли, чтобы не привлекать к своим шараханьям по кладбищу лишнего внимания. Оба замерли на месте. Огонек, покачиваясь, то прижимаясь к самой земле, то подлетая, не спеша плыл к ним. Внезапно, метрах в пяти от друзей, огонек погас.

– Не смотрите на него. – Трагическим шепотом проговорил дядюшка Корнелиус.

– На кого? – Так же шепотом спросил его Антон.

– На него! – Из сумрака выплыла серая, едва различимая, но все же ощутимо плотная фигура. Пародия на человека – существо коренастое, безобразно пузатое, с несоразмерно маленькой головой на короткой, бычьей шее и с совершенно плоским блином лица. Оно неуклюже и совершенно бесшумно переступало своими кривыми ногами-тумбами, выставив вперед  длинные, обезьяньи руки, как бы щупая воздух. Постоит несколько секунд, шаря руками перед собой, сделает пару неуверенных шагов, снова встанет.

Антон и Магомед уставились на странное существо во все глаза. Отчетливо пахнуло холодом.

Существо сделало еще шаг, другой и остановилось буквально в метре от них. Оно опустило руки, заворочало по сторонам головой. Лишенное рта, носа и глаз лицо оборотилось к людям. Казалось, туманный призрак принюхивается. Маленький, неуверенный шаг в их сторону...

Антон торопливо отвернулся, схватил Магомеда за плечи и также развернул его спиной к призраку. Сделать и то и другое было чертовски тяжело, Антон физически, до боли чувствовал присутствие за спиной чуждого, недоброго. Он напрягся, вжал голову в плечи, ожидая не то удара в спину, не то чего-то во много раз худшего. Поглощенный этим ожиданием он не заметил, в какой момент ощущение присутствия за спиной исчезло.

– Идем далее. – Проговорил Корнелиус, кажется, с облегчением.

– Кто это был?

– Какая разница? Важно то, что он покинул нас. Можешь называть его Хозяином кладбища, если тебе так интересно. Но лучше не делай этого сейчас и вслух. Здесь бродит множество инфернального народа, притянутого сюда силой этого места. Хорошо хоть, Лесной бабы я не ощущаю рядом.

– Кого?!

– Бабы-Яги. Это сильные колдуньи, духовидцы. Наполовину люди, наполовину нелюди, ушедшие от людей в леса и обретшие там Силы. Они живут по глухим местам и редко общаются с людьми, но немногие из встретивших их могут когда-либо рассказать об увиденном. Встреть мы одну из Лесных баб, разворотом к ней задом, к лесу передом мы бы не отделались. В глухих вятских лесах и в Покамье в мои времена их жило достаточно много.

До слуха компаньонов из наплывшего к ночи из оврагов тумана донесся отдаленный плач, вроде как детский, едва слышное эхо.

–Че это? – Насторожился Магомет. – Плачет кто?

– Это с той стороны, откуда мы пришли, – Неуверенно сказал Антон. – Кажется.

– Верно.  – Подтвердил Корнелиус и замолчал. Потом уронил. – Дети. Те, что не нашли покоя. Не обращайте на них внимания.

– Легко сказать... – Проворчал Антон. – Не обращай внимания, Маго, это просто дети. Беспокойные. Ремня на них нет!  Корней, скоро мы там?

– Уже почти пришли... я чувствую. Еще немного в сторону... Здесь!

И под компаньонами разверзлась земля, осыпаясь в глубокую яму.  Сия пучина поглотила их обоих.

15 июня То же время.  Пермь. Егошихинское кладбище.

Провалились они довольно глубоко и довольно больно ударились при падании. Падение же подняло целое облако пыли, какой-то трухи, от которой немилосердно драло горло и ело глаза.

С трудом встав на ноги, Антон принялся хлопать себя по карманам, но никак не мог отыскать зажигалку. Магомед негромко матерился в углу и света от него тоже не исходило. Антон совсем уж было отчаялся, но тут вспомнил про волшебное кольцо, которое так и носил на пальце с тех самых пор, как хвастался им перед  Магомедом.

– Ашасса, – Синяя полоска кольца превратилась в синюю ладонь, свечение стало сильнее, и вскоре магический светоч немного разогнал окружающую тьму, осветил лицо и верхнюю половину Антона. Неверный этот, призрачный свет, правда, делал Антона похожим на мертвеца, резко, как череп, подчеркивая контуры лица и оставляя глубокие тени во впадинах глазниц. Ну, тут уж ничего не попишешь.

Из темноты выступили трухлявые бревенчатые стены сруба, внутрь которого они провалились, покрытый толстым слоем пыли и древесной трухи пол, осевшая, рассеченная глубокими трещинами русская печь, занимавшая большую часть комнаты. Тут же лежали обломки досок и насквозь прогнивших бревен, какие-то полные непонятного дрязга развалившиеся ящики.

– А вот и изба! – Обрадовался дядюшка Корнелиус. – Я же говорил! Вот печь, вот полати, на полатях лежит Яшка, поганец. А ну, Яшка, щучий сын, признавайся, куда дели шкатулку мою? Где Ивашка шлендрается?

Антон недоуменно вертел головой по сторонам, Магомед тоже поднялся на ноги и стоял спиной к разваленной печи, достав из поясной кобуры пистолет. Позади него, в куче мусора и прелых досок, что-то закопошилось, зашуршало.

– Ай, билят! – Магомед отскочил, резко развернулся, направил пистолет в сторону источника звука.

Куча осыпалась, из нее поднялся древний, ветхий скелет человека. Клочья истлевшей одежды соскользнули с него при этом движении, обнажив желтые пыльные кости во всей красе.  Грохнул выстрел, обвалив со стен и проломленного потолка целую гору новой пыли, но не произвел скелету никакого урона. Его нижняя челюсть задвигалась вверх-вниз, из стороны в сторону.  До слуха Антона донесся тихий, далекий голос:

– Не виноваты мы, Корнил Исакович. Бес нас попутал ваше добро покрасть. Ивашка помер давно, я его сам схоронил, а сам я туточки. Стерегу. В подклете ваша шкатулка прикопана, под ларем с репой.

Антон положил руку на плечо Магомеда:

– Не кипиши, брат.  Там у них с Корнеем свои терки, нас вроде не касается.

– А?! – Крикнул слегка оглохший от собственного выстрела Маго – Щиб?!

– Я говорю – волыной не маши! Видишь, он жмур уже. Бесполезняк в нем новые дырки вертеть!

– Вижу, билят, братишка! А фули он тогда стоит и гривой машет? Жмуры так не делают!

– Ну это типа заколдованный жмурик. Короче я сам ни фуя не знаю, погодь, че там Корней звиздит послушаю.

– Значит, лазили в шкатулку, подлецы? Пили из фляжечки? Иначе бы ты тут разве стоял? – Тем временем грозно отчитывал Яшку Корнелиус.

– Я только одним глазком и глянул, один глоточек махонький и сделал. Думал – вино хлебное – Заканючил не до конца умерший варнак.  – А Ивашка и вовсе не смотрел, и не пил. Вот Ивашка-то помер, а я не сумел. Сперва, конечно, мучился, терзался. А потом смекнул что к чему, понял, что вас надо ждать-пожидать. Отпустите вы меня, Христа за-ради, Корнил Исакович. Намучился я здесь, изнемог.

– Полно, Яшка, слезы лить! Показывай, куда мое добро припрятали.

Рука скелета поднялась, костяной палец указал куда-то в угол избы.

– Давай, Маго, копать. Мертвые говорят – здесь сокровища закопаны. – Кивнул головой Антон. Магомет пробормотал что-то нелестное о присутствующих здесь мертвых, достал прихваченную товарищами из машины складную лопатку и начал рыть землю в указанном месте. Глинистая, плотная почва поддавалась трудно, но спустя минут десять  лопатка обо что-то заскрежетала.

– Тише вы, рукосуи! – Вскричал дядюшка Корнелиус.  – Осторожнее отгребайте.

Руками Антон и Магомед осторожно вынули из выкопанной ямы последнюю землю и обнажили сломанную крышку некогда дорогого, обитого медными гвоздиками ларца, чуть побольше блока сигарет величиной. Железные петли и замочек давно сгнили, так что обломки крышки попросту сняли. Тканевая обивка ларца превратилась в рассыпающиеся под пальцами хлопья, в его двух отделениях лежали простая глиняная плошка,  чуть зауженная с одной стороны и черный, с кулак размером, каменный шар.

– Это что за херня? – Удивился Антон, поднося свою светящуюся руку ближе к содержимому шкатулки.

– Это, – едва сдерживая волнение, проговорил Корнелиус. – Чудесным образом обретенная в Ындейской земле купцом Афанасием, Никитьевым сыном, шила и светильник из глины, в которую она была заключена. Это священный мурти самого  Бала-Кришны, по преданию, изваянный им собственными руками! Говорят, его благословил на это творение сам Вишвакарма. В этом мурти заключены великая сила и мудрость и Творца Всего и Божественного Младенца!

– Че?!

– Неважно! Хватай хабар и валим отсюда! – Показал широту своего лексикона дядюшка Корнелиус.   – А ну, Яшка, подсоби!

Скелет подал сложенные лодочкой ладони и поднял обоих добрых молодцев наверх с удивительной для столь субтильного существа силой. Антон и Магомет не успели опомниться, как оказались на поверхности.

– Яшка, татарский сын! Прощаю тебя. Живи спокойно, как знаешь. – Возгласил дядюшка Корнелиус.

Антон услышал отдаленный вздох облегчения и, судя по сухому шороху, скелет, ничем более не поддерживаемый, развалился и рассыпался.

– Тьфу, тьфу, машалла!  – Прокомментировал Магомед. – Поехали, Антоха. Пожрем где-нибудь!

16 июня. 06.00 Москва.  Проспект Мира.

Михаил Иванович в эту ночь сделал то, чего не делал уже очень давно. Опился отваром грибов.  Весь день до этого он был в каком-то тревожном возбуждении, ожидании чего-то. Не предстоящий перелет в Ливан томил его, нет. Он чувствовал, как его неотвратимо засасывало прошлое. К часу ночи Михаил Иванович не выдержал, достал свой неприкосновенный запас сушеных грибов. Лишь осушив полную чашу охлажденного отвара, он  ненадолго успокоился. Впрочем, скоро грибы начали действовать и тревоги этого мира покинули Михаила Ивановича. Сначала он сидел на стуле, обхватив ладонями колени, раскачивался на месте и бессвязно выкрикивал что-то вроде:

– Эх! Эхр! Ых! Ыхе-хе!

Потом вскочил, и им овладела прыгучая – он козлом скакал по комнатам своей двухуровневой квартиры, с грохотом снося мебель.  Убегавшись, еще долго прыгал на одном месте, в прыжке подтягивая колени почти к самым ушам. Изо рта его обильно шла пена, пятная бороду, глаза были вытаращены и блестели. Далее Михаил Иванович почувствовал необоримое желание есть горящие угли и прочие острые блюда, но подобного в доме не нашлось, так что он ограничился тем, что разгрыз и сжевал подвернувшийся под руку стеклянный стакан. Наконец, он пал на паркет и принялся кататься и ползать по полу змеей, завернувшись в сорванную портьеру и злодейски шипя.

Но все это были лишь внешние проявления того, что овладело волшебником до самых основ его души. Тело лишь отражало этапы погружения  Михаила Ивановича все глубже и глубже в мир духов.  Он небрежно отогнал сонмы кинувшихся к нему неупокоенных душ всех мастей, редких пожирателей этих душ и пару неприкаянных бесов.  Легко решил загадки Стражей, пропустивших его в самые темные глубины навьего царства.  Не своей волей направлялся он, и противиться тащившей его силе не мог. Он, в общем, представлял, куда его влечет, поэтому не слишком удивился видению высокого, худого старика с длинной седой бородой и горящим огненным взором, внезапно представшему перед ним.

– Зачем ты звал меня, Чорнобожич? – Пролепетал Михаил Иванович, ежась под огненным взором старика.

– Приспело время мне ученика найти, – прогрохотал старик. – Ты, колдун, славно служил мне в свое время. Ты ученика и приищешь!

– На что тебе ученик, Великий Змей, каким он должен быть?

– Он должен расчистить место. Нести мое слово и дело. Я чувствую изменения в мире. Грядет мое царство на земле. Все верные мне будут щедро вознаграждены, неверные – втоптаны в грязь! Ты, колдун. Настало время тебе похлопотать о своем месте у моего престола.

Худая, костистая рука поднялась, неестественно удлинилась, ладонь разжалась  перед самым носом Михаила Ивановича, и над ней всплыла длинная черная игла, вроде штопальной. Игла висела вертикально в пространстве и медленно вращалась вокруг своей оси.

– Возьми эту иглу. Отдашь ее тому, кто ее достоин. Пусть он напоит ее своей кровью. Она поведет его, и я всегда узнаю и везде найду его, когда приду в мир живых. Теперь иди.

Очнулся Михаил Иванович от того, что кто-то легонько попинывал его под ребра.

– Ай-яй-яй, любезный друг, – услышал он голос Анастаса Ивановича.  – В каком же ты виде! А ведь в восемь вечера у нас вылет из Шереметьева.  Как же так, братец?

– Ах-х-х-р-р-р! – Прохрипел Михаил Иванович.  – Младший Чорнобожич приидет в мир живых!

Анастас Иванович переменился в лице:

– Мда... Дело – табак...

16 июня 06.00 местного времени.  Пермь. Мотовилихинский район.

Неразлучные друзья пересекли реку Стикс. Так называется приток Егошихи, отделяющий "мир мертвых" – кладбище, от "мира живых" – собственно городской застройки.  До XIX века эту реку, впрочем, звали менее претенциозно – Акунька.  На Уральской улице Антон и Маго нашли круглосуточный супермаркет и, напутствуемые призраком, под бдительным надзором охранника, прихватили тележку, чтобы сделать  необходимые закупки.

– Масло берите самое свежее! Только сбитое! Это очень важно, – убеждал Корнелиус.

– Это какое из них?

– А я разве знаю? Кто, как ни вы, должен видеть, что за масло предлагает вам молочник?

– Ага, веселый, – хмыкнул Антон, рассматривая содержание жиров и сливок на упаковке. – Думаю, это сгодится.

– Хорошо, возьмите еще самолучшего меду, бортевого, плоды какие-нибудь – яблоки там, груши.  Походите по рынку, поторгуйтесь. Утром должны быть самые свежие.

– Чего еще брать? Колбасы надо? Вот – "Останкинская", Лидер Продаж, епт.

– Упаси вас Бог! Вы что, хотите прогневить Его?

– Кого?

– Божественное Дитя!

–Тьфу! Что еще?

– Олии возьмите.

–Че?

– Ну это...  Деревянное масло, чтобы лампадку жечь.

– Че?!

–Вот олух Царя Небесного, прости, Господи! Господь в церкви какой елей заповедовал в светильниках возжигать?

– Я че, вкуриваю что ли? Я и в церковь не ходил ни разу.

– Раскольник?–  Подозрительно осведомился Корнелиус

– Не, какой Раскольников. Я говорю – некрещеный я.

Корнелиус помолчал.

– Вот это ты зря, конечно, Антони. Ну да, Бог тебе судья. Батюшка мой, вот, в зрелом возрасте из лютеранской веры в православную перекрестился.  В общем –  из оливок давят олию, ясно тебе?

–А, оливковое масло!

– Ну да!

Один из редких в это время покупателей – молодая девушка в сарафане – подозрительно покосилась на странную парочку. Дерганый молодой человек с почти седой головой, сумасшедшими блестящими глазами и подвижным ртом разговаривает сам с собой. А его спутник – мрачный, лысый и бородатый кавказец, несмотря на летнюю пору, запакованный в длинную кожаную куртку, хмуро толкает перед собой тележку, куда дерганый загружает набор для здорового завтрака. По пятам за парочкой ходит охранник, на которого оба не обращают никакого внимания. Девушка, на всякий случай, отошла немного в сторону.

Парочка же отоварившись, повернула к кассе, расплатилась и, переложив продукты в пакет, покинула магазин.

Часа через два виденные девушкой подозрительные покупатели босиком и на корточках сидели в снятой на сутки у доброй бабушки квартире и жгли олию в вынесенной с кладбища плошке-светильнике, поместив туда свитый из марли фитиль. Перед лампадой лежал черный камень, а рядом с ним, в самых лучших тарелках бабушкиного парадного сервиза, безжалостно извлеченных из серванта, горкой помещались взбитое с медом сливочное масло, крепкие яблоки Сезонные и груши Конференц.

Церемонию вел дядюшка Корнелиус, державший длинную речь на совершенно непонятном Антону языке.  Когда он произносил слово "Кришна", наученные им Антон и, вслед за ним, Маго трижды хлопали в ладоши. Постепенно нудный речитатив вогнал приятелей в некое подобие транса, хлопали они отстраненно, на автомате.  По комнате плавали петли и нити дыма от сжигаемого масла, блестящая поверхность черного камня, казалось, замутилась.

Вдруг глаза Антона расширились. В глубине камня он углядел словно бы туманный, движущийся контур. Сгибающаяся и разгибающаяся запятая. Контур рос, увеличивался, его движения становились все более судорожными и резкими и, внезапно, стихли. Теперь Антон отчетливо видел крошечную человеческую фигурку, зависшую в самой середине ставшего прозрачным камня.  Порывисто вздохнул Магомед, тоже увидевший эту фигурку. Корнелиус ускорил свою речь, теперь она звучала торжественным гимном, Кришна поминался через раз, редкие хлопки ладоней превратились в аплодисменты, переходящие в бурную овацию. Фигура из камня вдруг резко выдвинулась вперед, моментально увеличилась в размерах и, вот, перед ошарашенными товарищами сидит младенец! Вполне обычный, не считая подчеркнуто прямой, недетской позы, внимательного, сосредоточенного взгляда, который он переводил с одного предмета обстановки на другой, не делая различия между сервантом и человеком. Ну и голубоватого оттенка кожи, конечно. Волосы младенца были густы и курчавы.

Вот он посмотрел на Антона, губы его тронула легкая улыбка. Перевел взгляд ему за спину, слегка нахмурился. Посмотрел на Магомеда, нахмурился еще больше.  Затем на глаза младенцу попались полные тарелки со снедью. Он оживился, подтянул тарелки к себе и с неожиданной для столь юного тела прожорливостью принялся поедать масло прямо руками. Затем настал черед фруктов. Пища была поглощена менее чем за минуту.

Корнелиус снова заговорил, явно обращаясь к младенцу, тон его был искательный. Младенец наклонил голову, внимательно прислушиваясь. Затем правой рукой он показал обнадеживший Антона знак "ок", сложив большой и указательный пальцы колесиком. Когда же он заговорил, из глаз и Антона и Магомеда потекли слезы умиления и восхищения, до того сладок и приятен был его голос, подобный нежным звукам свирели, звонкий, как бег родника по камням.

– Поздоровайтесь! – Зашипел Корнелиус расслабившимся приятелям. – Как я вас учил!

– Намаскар! Джай ки Кришна!  – возгласили Антон и Магомед, воздев над головами сложенные вместе, пальцами вверх ладони.

– Кришна бол. – Улыбнулся сидящий перед ними, увитый цветочными гирляндами и одетый в богатые шелковые одежды голубокожий юноша.

Он поднял правую руку, согнул ее в локте и показал приятелям вытянутую пальцами вверх ладонь, как бы говоря им: "Харэ!" Затем, после небольшой паузы, продолжил уже по-русски:

– Да пребудет с вами тремя мое благословление. Преданно служите мне, и я осыплю вас плодами и рисом, вознесу над миром. Отступников же от меня – карайте. Обрейте им головы и бросьте под ноги слону, пусть он растопчет их.

– О, Мудрейший! Все будет сделано по твоим словам! – Ответствовал Корнелиус. – Даруй же нам толику своей силы, дабы мы могли нести твое Слово!

– Да будет так! – Возгласил юноша, переплетя пальцы рук на животе. – Повторяйте за мной все, что я делаю и говорю.

Антон и Магомед так же сложили пальцы, выпрямились. Урок начался.

17 июня. 2:20 ночи, Под Пермью. Трасса Р242

Вообще эту ночь старики и молодежь провели по-разному. Михаил Иванович и Анастас Иванович сели на рейс до Бейрута и сейчас, совершив пересадку в Белграде, мирно подремывали в креслах бизнес-класса, готовясь к последующей через час посадке в международном аэропорту имени Рафика Харири. Антон и Магомед встречали третьи сутки без сна в машине, опившись выданной им сомой для бодрости.

Черный внедорожник Магомеда  покинул гостеприимную Пермь. Стрелка на спидометре не опускалась ниже 120, доходя порой до 200. В салоне вовсю гремела музыка. Мощные галогенные фары дальним светом освещали шоссе, выхватывали обочину, сонные деревушки.

Маго уверенно вел автомобиль, время от времени сверяясь с навигатором. Антон сидел рядом и, перекрикивая музыку, зудел ему над ухом:

– Я тебе говорю – зря ты на той развязке сюда повернул.  Нам надо было свернуть на улицу Героев Хасана, оттуда на Ленина, потом дуть по шоссе Космонавтов. Минут за сорок, максимум за час оказались бы на месте. А ты выскочил на Р242, это вообще в другую сторону.

– Отвяжись! Видел жи указатель – Мулянка!

– И че? Там и Замулянка была тоже. А нам нужна Нижняя Мулянка!

– Ипат, ты умный!

– Э, тормози, кажись, менты!

Впереди в свете фар и впрямь что-то блеснуло. Магомед едва успел сбросить скорость и, подманиваемый полосатой палкой, плавно подкатил к двум патрульным автомобилям и четырем депсам в светоотражательных жилетах, небольшим табунком пасшимся у дороги. Глушить мотор он не стал, опустил стекло:

– Э, что такое, командир, че стряслось? – Вежливо спросил Магомед подошедшего полицейского.

– Старший сержант Краснорученко. Выйдите из машины. – Сказал полицейский, с ленцой козырнув.

– А что случилось-то? – Маго не стал спорить, и, отстегнув ремень, выбрался из внедорожника. Было по ночному свежо, после легкого дневного дождика до сих пор сыровато, пахло травой, а от разогретого быстрой ездой автомобиля тянуло бензином.

– Предъявите документы. – Угрюмо, и все так же немного растягивая слова, проговорил дпсник, отходя на шаг в сторону обочины и протягивая руку.

Магомед полез во внутренний карман куртки, достал "лопатник". Бессонные и нервные эти дни привели его в какое-то сомнамбулическое состояние. Доставая портмоне, он нечаянно задел болтающуюся на шее на шнурке кротовью лапку. Две таких лапки-талисмана, сверяясь с дедовским ежедневником, заготовил Антон в тот же день, как они в спешке покинули его квартиру. Крота искали долго, шастая с лопатами по лугу, матерясь и поминутно производя раскопки. А потом еще пришлось ему, живому, откусывать лапы, все по документу.

"Да что вообще не так с этими ментами?! Этот двигается как сонная муха, те трое вообще стоят – не шевельнуться, слова не скажут, как неживые, билят"!

Магомед вынул из портмоне права, техпаспорт, страховку и протянул дпснику. Тот не дотягивался до них. Потоптавшись на месте, он подошел ближе. В это время из машины вышел засидевшийся Антон, обошел ее сзади, подошел к Магомеду и депсу.

– Командир, опаздываем, мы разве че нарушали. Заплутали слегка, час уже здесь кружим. – В доказательство своих слов Антон достал телефон, разблокировал его, чтобы посмотреть сколько времени.

Неяркий свет дисплея выхватил из темноты мертвенно бледное, с острыми чертами, лицо дпсника. В глубине его запавших глаз тускло блеснули красные огоньки.  Полицейский сделал шаг назад, в темноту:

– Права и техпаспорт предъявите, пожалуйста. – Снова пробубнил он.

– Они не те, за кого себя выдают! – Прорезался в голове Антона голос долго молчавшего дядюшки Корнелиуса.

– Ипат, ты умный, Корней! – Антон одной рукой схватился за свой амулет-лапку, второй лихорадочно шарил в кармане. Магомед же тем временем, странным, деревянным шагом двинулся за полицейским, протягивая ему документы. Работник полосатой палки, впрочем, документы брать не торопился, шаг за шагом отступая в сторону придорожного оврага. Туда же потянулись и его безмолвные приятели.

– Эээ, начальник, че за беспредел творите! – Антон, наконец, вытянул из кармана пистолет, в два прыжка подскочил к удалявшимся.  В нос ему ударил запах пыли и какой-то застарелой тухлятины, мертвечины. Несмотря на темноту, полицейского он видел теперь хорошо. Впрочем, полицейским это сгорбленное, закутанное в бесформенные лохмотья существо с длинными, костлявыми руками и ногами назвать было сложно. Нет, зарплаты у силовиков, конечно, небольшие, но этот явно перешел грань добра и зла.

– Иш-ш-шь ты, уставился! – Зашипели такие же приятели сержанта Краснорученко, скорым шагом ковыляя к Антону и Магомеду. Сам Краснорученко молчал – он вцепился в горло Маго и сосредоточенно душил его. Магомед тихо хрипел, вовсе не сопротивляясь произволу властей.

– На, сука, получай! – Антон подскочил к Краснорученко, приставил пистолет ему к голове и в упор выстрелил два раза. Сержанта швырнуло в овраг, голову его раскололо почти пополам.  Из черепа со свистом вырвался гнилой воздух. Пахнуло зловонием. Освобожденный Маго упал на колени, хватаясь за горло и тяжело дыша. Через пару  секунд к нему вернулись воля и разум, а с ними и голос:

– Суки, билят! Рэзать буду. Руками рвать буду, без лопаты закопаю! – Он выхватил пистолет и бегло расстрелял обойму в сторону дпсников. Те осуждающе зашипели, отпрянули, более, видимо, пугаясь вспышек и звука выстрелов, чем летевших в их сторону пуль. В овраге  шипел и плевался недобитый Краснорученко.

– М-мясо!  М-мясо! Обглодаю косточки-и-и!

– А ну стоять суки, э-э! – Маго лихорадочно вставлял в пистолет новую обойму. – Антоха, в машину, ходу!