Текст книги "Сумерки Богов (СИ)"

2 июля какого-то года. 4:15 утра. Ближнее Подмосковье.

   Подержанная, но некогда дорогая иномарка остановилась перед типовой пятиэтажкой в спальном районе. Спортивного вида молодой человек в простых джинсах и олимпийке заглушил двигатель, вышел из машины, пикнул сигнализацией и затравленно огляделся по сторонам. Во дворе, несмотря, на наступающий рассвет, было темно, и даже фонари на столбах неохотно разгоняли предутренний безлунный мрак. Ни души. Человек харкнул на асфальт и направился к двери второго подъезда. Сильным рывком он открыл запертую на магнитный замок дверь и поднялся на пятый этаж пешком, проигнорировав лифт.

   – Абдулло! Абдулло, открывай! – Парень принялся тарабанить в железную внешнюю дверь пятьдесят второй квартиры.

   – Эй, братан, просыпайся, ты чё там?! – И вновь стук кулаком.

   – Эээ... кто там? – Спустя долгое время раздался глухой, сиплый со сна мужской голос с той стороны двери.

   – Братан, это я, Антон. Слушай, извини, не мог ждать. Открой, поговорим, я все объясню.

   Пауза. Дверь приоткрылась, из-за неё показался одетый лишь в плавки, накачанный, волосатый и сильно бородатый мужчина с бритой наголо головой, лет тридцати с небольшим. Он с сомнением оглядел назвавшегося Антоном и лестничную площадку. Затем кивнул головой.

   – Заходи. – Мужчина впустил парня, убрал из-за спины руку с пистолетом, поставил его на предохранительный взвод.

   – Эээ, Махмуд, подрос, смотрю, подкачался! Красава, скока от груди жмешь!? – Молодой человек, назвавшийся Антоном, протянул руку и, не дождавшись ответной руки, полез обниматься.

   – Антон, ты чего в такую рань? Чего стучал, что, звонок сломался? Случилось у тебя что? Ты мне тут всех перебудил, э-э-э, чего на мобильный не позвонил? – Бородач отстранился, подался назад, пропуская парня в дом.

   – Тут, короче, братан, не телефонный разговор. – Антон, скинул кроссовки, в одних носках прошел по коридору на кухню, видимо, хорошо зная планировку этой квартиры. Абдулло/Махмуд пожал плечами и последовал за ним, тщательно закрыв дверь.

   – Короче, Али, тут такое... Такое дело, короче, давай, короче, кофейку твоего вкусного дернем, и сейчас сам все увидишь.

   На кухне, простой, но с приличным по современным меркам "евроремонтом", гость по-хозяйски налил воды в электрочайник, включил его, покопался на полках, доставая початую пачку растворимого кофе "Жокей" и пару чашек. Абдулло/Махмуд/Али присел за стол, почесал стволом пистолета за ухом.

   – Сейчас, брателло, я все расскажу, но сначала на-ка, попробуй. – Парень достал из пачки кусочек рафинада, из кармана маленькую, серебряную, с чернением, фляжку, отвинтил ее крышку, капнул на сахар несколько капель темной жидкости и протянул бородачу сахар на ладони.

   – Э, друг, может лучше кофе? Ты же знаешь, я дурью не балуюсь и тебе не советую.

   – Это не дурь, братан, это новая жизнь, новое начало. Я тебе отвечаю! – Горячо сказал парень, готовя такую же порцию сахара себе.

   Чуть помедлив, хозяин дома взял предлагаемый ему кусочек, понюхал его.

   – Э, Антон, брат, чё-то мне не по кайфу это всё. Давай ты сейчас обратно к себе домой поедешь, выспишься, а утром я к тебе сам заеду, поговорим обо всём, что хочешь. Хочешь, шашлыки поедем кушать потом, э?

   Антон, успевший уже сделать две чашки крепкого кофе, захрустел своим сахаром, залпом запил его горячим кофе, поперхнулся, откашлялся и кивнул на раскрытое по летнему времени окно.

   – Сюда посмотри.

   Абдулло/Али/Махмуд перевел взгляд на окно и вдруг изменился в лице. Он резко вскочил, с грохотом опрокинув табуретку, громко вскрикнул.

   – Ай, нечистый!!! Билят, что это за хурма?! – В сильном волнении он даже забыл о лежащем на столе пистолете.

   За окном висел большой, величиной с баскетбольный мяч, шар – не шар, а скорее что-то, совершенно точно похожее на глаз, беспокойно вертящийся на месте, попеременно поглядывая своим вертикальным зрачком то на одного, то на другого человека.

   – А я, билят, знаю?! – Антон тоже пришел в некоторое волнение, но всё же был гораздо спокойнее своего товарища. – Эта хурма за мной уже второй день везде летает с того самого случая. Но ничё, она безобидная, вроде. Просто летает и молча пырится. Ты кушай, кушай сахарок, Алибаба, он вкусный и нервы успокаивает. А нервы того – беречь надо.

   – Тьфу, что за гадость, на вкус как будто кровь с ссаниной смешали...

   – Ну, не мёд, конечно. Но стресс снимает. – Антон, улыбнулся, встал, прошёл к окну и закрыл его, задернул шторы.

   – Мальчики, у вас всё в порядке? – В кухню заглянула девушка в коротких шортах и растянутой футболке с надписью "Анжи". Причём от неожиданности хозяин квартиры вздрогнул. Выглядела девушка заспанной, но явного неудовольствия на ее лице не читалось, скорее любопытство. – У вас тут что-то упало, да?

   – Марина, привет, да не, всё хорошо. Сулейман вот твой с табуретки упал, там, наверное, ножка разболталась. – Гость налил себе еще кофе, немного натянуто улыбнулся.

   – Привет, Антон. Сула, тебе через три часа на работу, помнишь? – Девушка окинула кухню взглядом, зевнула и ушла, снова прикрыв дверь.

   – Ну и что это?! Зачем?

   Антон молча помешал кофе, аккуратно положил ложечку на стол.

   – В общем, слушай. Так получилось, что я недавно с одним пенсионером пересёкся. Ну обычный такой дед, хорошо прикинутый, в пальто, шляпе, очки золотые. Обеспеченная старость, в общем, сразу видно. Ну и портфельчик у него с собой был такой, кожаный, недешёвый. Ну и, короче, так вышло, что дед мне этот свой портфельчик дал поносить. Сам, конечно, добровольно. В портфеле этом была всякая фигня: бумаги там какие-то не на русском, печати, дискетки всякие, я, в общем, в этом мало чё понимаю, бабок не было, а эту всю макулатуру надо знающим людям показывать или тупо сбрасывать. Ну, решил из любопытства пробежаться глазами, перед тем как скинуть. Ну и, короче, нашлась там записная книжка, ну типа ежедневник. Написано в ней всё по-русски, почерк хороший, чёткий. Короче, я почитал ее сдецл, как будто наркоман какие-то приходы свои описывал, такая вообще туфта написана. Ну, я подумал, а чё, внимательнее портфельчик просмотрел, там под подкладкой что-то прощупывается. Подпорол её, а там вот эта, короче, фляжка, и ещё вот – болт. – Антон извлек из кармана джинсов массивный серебряный перстень-печатку, надел его на средний палец правой руки, негромко произнес что-то вроде "Ашасса", после чего перстень вдруг засветился неярким голубоватым светом. Свечение это стало распространяться по руке Антона, и вскоре вся его правая кисть заполыхала холодным синим пламенем.

   – Фокус-покус, билят, – Антон повел рукой в воздухе, и стоявшая перед ним чашка кофе поднялась в воздух без каких-либо видимых причин и зависла перед обалдевшими, круглыми глазами хозяина квартиры.

   – Ну как? – Осклабился Антон.

   – Это, билят, ты чё мне за наркоту дал?! Глаза, билят, кофе, билят, я тебя, билят, сейчас сам за окошко выкину, билят! – Хозяин квартиры явно не находил верных слов, чтобы передать охватившее его волнение и мистическое чувство.

   – Да не, братуха! Это магия! – Антон поднес левую руку к правой и огонь распространился и на неё. Затем парень развел ладони в стороны, и кофе плавно вытек из повернувшейся набок чашки, собрался в воздухе в дрожащий студнем шар, завис в полуметре от стола, наплевав на законы всемирного тяготения и уважение к чувствам хозяина дома.

   – Билят, билят, билят, иншалла! – Прокомментировал это природное явление хозяин квартиры, закончив свой комментарий, впрочем, довольно неожиданно.

   – Вот и я поначалу думал что это бред. Но потом сам попробовал, как в книжке написано, и просто охренел. Вокруг нас, походу, разное колдовство и небывальщина везде, а мы вообще не в курсах, секёшь? Там, короче, такая шняга в этой книге написана, что вот это чё я сейчас показал – так, лысого разве погонять.

   Абдулло/Сулейман недоверчиво ткнул пальцем кофейный шар, от чего тот вздрогнул и, отплыв немного в сторону, снова повис в воздухе неподвижно.

   – Короче, там путано написано, но я просёк такую фишку, что типа прям здесь и сейчас происходят такие движения, такие дела варятся! А мы тупо не видим этого. Ну как объяснить... Мы всего этого не видим отчасти из-за того же колдовства, то есть которое скрывает от нас все эти дела, а отчасти из-за того, что не хотим этого видеть, не верим. И если чего такого заметили необычного, то сами себя убеждаем, что такого не может быть, придумываем, короче, для себя какие-то отмазы. – Молодой человек вытянул губы трубочкой, со свистом и хлюпаньем втянул в себя кофейный шар.

   – Антоха, братишка, я не хочу тебе плохо говорить, но ты сам понимаешь, ты пришел в четыре утра, что-то мне дал, и чушь эту несешь. Ты, может, сам словил трип от палёного экстези, меня раскумарил, вот мы с тобой вдвоем мультики здесь смотрим. Отпусти меня, брат, братан, братишка, я же ни в чём не виноват! Давай я сейчас спать пойду, а ты, лучше бы, конечно показался врачу, ты не подумай, я тебе добра желаю, друг! – Бородач умоляюще сложил руки на груди, тревожным взглядом наблюдая за парящей над столом чашкой и горящими руками Антона.

   – Нихрена себе ты комик! Это я тебя, значит, раскумарил?! Ты вообще знаешь, как меня колбасит теперь? И нет, нихрена это не от "сапогов", не от "спайсов" или другой какой дури. Думаешь, мне улыбается, что за мной везде теперь это буркало летает? А оно начало с того самого момента, как я колечко примерил. Я про него прочитал в этой же книжке, там и это написано. Это "Наблюдатель", я нихера не понял живой он или нет. Но там написано, что его посылают маги или иные сущности, чтобы искать проявления магии. Оно типа ищейка или шпион, понимаешь ты это?! То есть эта гнида меня пасёт и пасёт по чьей-то наводке!

   – И на куя ты тогда её сюда притащил?! – Хозяин квартиры тоже сорвался на крик. – Ты попутался, родной, да?! Ты вообще-то в курсе, что я тут на нелегальном, что я, вообще-то, и от мусоров и от братвы засухарился здесь? Какие такие маги-шмаги, какие, билят, с-сущности за тобой следят? Антон, ле, я тебя как брата люблю, но иди ты, короче, домой, пожалуйста, пока я тебя нахер тут не зарезал один раз, джахиль!

   – Э, стопэ! Ты за помелом-то следи немного. Давай оба успокоимся, не переживай.

   – Да кто тут переживает? Хайван! – Бородач перешёл на родной язык, и говорил довольно долго, отдавая в своей речи предпочтение ругательным словам. Вообще же ругался на родном языке он довольно редко, и нынешняя пламенная речь даже немного отрезвила его самого.

   – Собственно, зачем я пришёл-то к тебе. – Вклинился Антон в повисшую паузу. – Это вот, всё это, наш мир, всё, что мы знали – это, короче, залепуха, ерунда! Или все неправда, или неправда большая часть всего. То, как мы живем, это сродни слепому в темной комнате, набитой мусорами, которые могут тебя в любой момент принять. Ну там прямо так в книжке и написано – мир, типа, это занавешенная клетка с голодными чёрными пантерами, и они, типа, видят тебя, а ты их нет. Братан! Ты мне как родной! И поэтому я приехал спасти тебя, открыть тебе глаза! Я, в натуре, делюсь могуществом, этой божественной кровью, которой мы с тобой сейчас закинулись. Ты не подумай чего, это реально не дурь, это реальная вещь! Она откроет перед нами дивный новый мир! Прольет так сказать свет во тьму!

   Хозяин квартиры молча и внимательно смотрел на горячо говорившего Антона.

   – Послушай, вот я о чем. Боги, ну там индийские или греческие, или ещё какие, они не совсем боги. Короче, я прочитал, что многие из них давным-давно были простыми людьми, ну подтипа как мы с тобой. Потом они постигли истины, получили силу и поднялись так высоко что... – Антон, оживившись, встал с табуретки и начал прохаживаться по кухне, буквально декламируя свою речь, взмахами руки придавая своим словам больше убедительности.

   – Э-э, чё ты там мутишь э-э???? Чё за варианты? Какие боги?! Аллаха побойся!– Бородач немного пришёл в чувство, но снова начал потихоньку закипать, внутренне стыдясь и своего недостойного мужчины страха и своей несдержанности перед хорошим другом.

   – Погоди, Рамазан, не шуми! Я хочу сказать, что жизнь твоя сильно изменилась уже. И моя тоже. И тут, короче, ничё не попишешь. Ну, хочешь – в рожу мне плюнь, если тебе от этого легче станет! Понимаешь? Работа, машина, ипотека, дача, братва, мусора – это... тьфу! Пшик! Это всё уже не имеет значения. Теперь деньги для нас ничего не значат, ты меня понимаешь?! И люди, простые смертные, они теперь ничто для нас... понимаешь меня? Левитация, телекинез, снежный человек вся, короче, шняга, про которую на Рен-ТВ рассказывают, вечная жизнь, могущество – вот о чём я тебе толкую. Понимаешь, мы сами можем стать Богами! Я предлагаю тебе власть, о которой смеют надеяться лишь немногие.

   – Сабур, тормози, Антон, мне нужно подумать туда-сюда. Я не уверен, что мне это всё вообще нужно. – Бородач отвёл взгляд от рук Антона, поставил локти на стол, обхватил руками голову.

   – Подумай, дорогой, подумай...

     8:45 утра того же дня. Москва, улица Зацепский Вал.

   Солидного вида мужчина, лет шестидесяти, длинной коктейльной ложкой помешивал грог. Две порции этого напитка он только что приготовил и сейчас подливал в стаканы ром.  Одетый в жилетку, отутюженные брюки и мягкие домашние туфли, он стоял на кухне собственной, со вкусом обставленной квартиры. За столом сидел второй мужчина, в толстовке и спортивных штанах. Было видно, что он несколько минут назад вернулся с утренней пробежки и все еще с некоторым трудом переводил дыхание. Сухонький, невысокий, с небольшими щетинистыми усиками, он, из-за своей пышной, с благородной сединой на висках, шевелюры и небольшой бородки клинышком, очень походил на незабвенного всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина. Глаза у "всесоюзного старосты" были пронзительные, внимательные, но в то же время удивительно добрые, в лучиках морщинок в уголках. Один глаз был подбит, причем синяк и припухлость захватывали и щеку.  Хозяин же квартиры густыми бровями, характерным носом, жестким лицом и седыми, короткими, но густыми колючими усами был больше похож на "пищевого" наркома и изобретателя "Докторской" колбасы Анастаса Ивановича Микояна.

– На, дорогой, выпей. – Он поставил один стакан перед гостем, подсел к столу сам. Затем движением фокусника извлек из кармана брюк плоский серебряный портсигар, а из него, вместо сигареты – два кусочка рафинада. Он положил сахар на блюдечко, секунду полюбовался им, склонив голову набок, затем из жилеточного кармана достал маленькую серебряную, с чернением, фляжку, капнул на каждый кусочек сахара по две капли темной, пахучей жидкости. Мужчины взяли сахар, положили под язык и с минуту молча сидели, рассасывая его. Затем осторожно пригубили грог. Разговор возобновился.

– Вот как тебя угораздило? – Не в первый, очевидно, раз удивился "Микоян".

– А вот так! – Запальчиво возразил "Калинин" – Этот молодчик наскочил на меня из-за угла и сразу – Трах! Я и опомниться не успел. Вот ты что бы на моем месте сделал? В милицию побежал или устроил погоню?

– Да правильно все. – Поморщился "Микоян" – Никуда он от нас не денется. Досадно только, что так не ко времени,  я только нам паспорта выправил по министерской линии.

– Вот как? – Живо заинтересовался бородатый – И когда же едем?

– Через две недели. Поедем через Ливан. У меня там хорошие знакомые есть среди друзов – остались еще со старых времен. Перейдем границу в районе Забадани. Если не найдем того, что мы ищем, в Дамаске, придется ехать дальше – в Багдад. Но я уверен, что это – в Дамаске.

– Он уверен, – проворчал бородач. – Насчет Антарктиды ты тоже был уверен и что же? Чуть не повторили с тобой судьбу экспедиции Скотта.

Усатый пожал плечами:

– Боги – ветреные существа. А Кутх, наверное, самый ветреный из богов. Ведь он был там, значит, сведения у меня были самые верные. Другое дело – что столетней давности. Но по меркам богов – это не далее как вчера.

– Не заговаривай мне зубы, – возразил "Калинин". – Мне вовсе не смешно было, когда мы провалились в трещину. Быть погребенным под десятками метров льда и столетия дрейфовать вместе с ледником к морю, чтобы потом уплыть в него с отколовшимся айсбергом – это не входит в мои ближайшие планы на жизнь.

– Мой дорогой друг, ты – неисправимый романтик. А представь себе новый "Титаник", который потонет, столкнувшись с нашими вмороженными в лед телами. Разве это не станет величайшей погребальной тризной, достойной Сарданапала?

– Тьфу на тебя! – "Калинин" даже сделал движение губами, будто собирался сплюнуть на пол, но не сплюнул.

– В общем, решай вопрос с этим хулиганом, и пакуй чемодан.  Главное – вернуть Эликсир, у нас его мало осталось. Зачарованное кольцо – это грошовая безделушка, можно ему и на память оставить. – Подвел итог "Микоян".

– Ну не-е-ет, – хищно ощерился "Калинин" и его добрые глаза стали еще добрее, потонув в сплошной сетке морщинок. – Я из него всю кровь по капле выпущу на память, а не кольцо ему. Сегодня же вечером удавлю его "Длинной рукой" прямо в постели, а вещички мои – умыкну. Он у меня наплачется горькими слезами. Я еще третьего дня повесил на него "Наблюдателя" и прекрасно знаю, где эта гадина скрывается. Ишь, распустились. Сталина на них нет!

"Микоян" иронически улыбнулся в усы:

– Ты же, кажется, в аппарате Ежова тогда работал?

– Ну, работал!

– Троцкистов громил?

– Громил!

– А когда в ноябре тридцать восьмого тебя люди Лаврентия брать пришли?

– Правильно пришли! Такую контру как я давно надо было к стенке поставить! Недаром же меня товарищи звали Доктор Айболит. Сколько я трудовому народу крови попил.

– Что же не поставили?

– Молокососы, – презрительно сощурился "Калинин". – Я их как учил?  Трое в парадное, двое на черной лестнице, один под окно. А они? Поставили на лестницу одного щенка, фзу-шника. Я ему шею как куренку свернул, он и кукарекнуть не успел. Никогда я бракодельства в работе не поощрял и тогда не стал!

– Ну-ну, будет тебе. Развоевался. "В сверкании молний ты стал мне зна-ако-ом...", – Напел "Микоян" и буднично закончил. – В общем, дело за малым. Решай этот свой вопрос и скоро мы уже будем греться под ласковыми лучами аравийского солнышка.

Товарищи сдвинули бокалы, залпом допили остывший грог, и Микоян снова запел драматическим баритоном:

– Арабская н-о-о-о-о-о-очь, волшебный Восто-о-о-о-ок. Здесь чары и месть, отвага и честь, дворцы и песок!

– О, дивный Восток! О, сказочный край! Здесь яд и булат погибель сулят, смотри не зевай! – Подхватил добрый "доктор Айболит" и уже хором оба с чувством закончили:

– Хоть лукав и жесток, но прекрасен Восток, наточи свой клинок и вперед! Пусть ковер-самолет от забот унесет на Восток, куда сказка зове-е-ет!

02:24 ночи. Город Королёв, Подмосковье.

Антону в эту ночь не спалось. Встающие перед ним перспективы бередили голову, а выпитое на сон грядущий пиво то и дело просилось наружу. Антоха ворочался на диване и от своего бессонного состояния отупело разглядывал расплывшееся на зеленых, советских еще обоях яркое, вишнево-красное пятно неправильной формы.

"И когда это я успел ляпнуть? Вроде винища на диване не пил. По пьяни, может, чем мазнул?" – Вяло раздумывал он.  – "На череп похоже сдецл. Прикольно, че".

На ум невольно пришел старик, которого он тогда прессанул:

"Как дед в ухо выхватил, вот коры! Может это он сегодня по телефону объявился? Да не, муть какая. Кто-то из корешей шутканул", – Антон вспомнил, что  часов в восемь вечера кто-то позвони л ему на мобильный с незнакомого номера, гнусавым голосом пропел: "Бегут, бегут по стенке зеленые глаза. Они девочку задушат, да, да, да!", мерзко захихикал и бросил трубку. А обратный дозвон нарвался на автоответ "Извините, номер не существует или набран неверно".

Антон зевнул во весь рот, снова повернулся на диване, поправил подушку.

"Ниче, Маго подписался, так что все вообще ровно. Завтра намутим лавандосов с ним, снимем пару чикс, завалимся в сауну, а потом...". Что будет потом и каким именно образом намутить лавандосов, Антон додумать не успел, так как сон, наконец-то, смежил его вежды.

 Проснулся он внезапно, как от толчка, и сначала думал, что все еще спит и видит сон. Сонный паралич сковал его, Антон не мог шевельнуть ни пальцем. В призрачном полумраке комнаты, создаваемым горящим за окном фонарем, он видел спинку дивана, часть потолка и стены, на которой контрастно выделялась внезапное пятно. Оно притягивало взгляд Антона. Секунд  двадцать он лежал вот так и смотрел на стену и вдруг волосы его зашевелились на голове.  Обои в том месте, где их запятнало, бесшумно  шевелились и горбились, как будто под ними сидела крыса. Они вздулись пузырем, пузырь этот вырос и вот, из стены показалось что-то. Какие-то растопыренные отростки. Отростки вытянулись, показалась соединяющая их черная ладонь, и Антон с ужасом понял, что из стены растет рука! С узкой ладонью и нервными, длинными, подвижными пальцами, она показалась из стены по запястье и покачивалась из стороны в сторону, будто разглядывая комнату или нюхая воздух. Вот дрожащие кончики пальцев вытянулись, рука сжалась в кулак, разжалась и дрожа, как от возбуждения, потянулась дальше, дальше... К его горлу! А он все так же лежал, не в силах пошевелиться  и даже закричать и молча, круглыми от ужаса глазами смотрел на приближающуюся к нему ладонь!

Вот пальцы уже обхватили его горло, сомкнулись вокруг него, сжали! Его душат, а он не может сделать ничего! Антон захрипел... Захрипел! Значит, голос вернулся к нему! Паралич спал, Антон вновь почувствовал свое тело и, в отчаянном порыве, он схватил руку, стараясь отжать, отлепить пальцы от горла. Чувствуя удушье, стальную хватку черных пальцев, он молча боролся за свою жизнь, не в силах сделать вздох. Изогнувшись всем телом, Антон с силой оттолкнулся ногами от дивана, упал на пол, покатился, подминая руку под себя, а рука все тянулась из стены, удлинялась. Гибкая, как шланг или змея, она, казалось, не имела ни одного сустава, кроме запястья, или же, наоборот, словно вся состояла из одних суставов.

Антон бился на полу, как рыба на льду, но силы покидали его, в глазах темнело.

"С-сука!" – Отчаяние открыло в нем второе дыхание, силы Антона удесятерились и, с какой-то неожиданной для себя ясностью, он вдруг вспомнил одно из прочитанных в дедовском ежедневнике мест. "Отговор"! Напрягая мышцы шеи, втянув голову, сколько мог, в плечи и поджав подбородок, Антон смог вдохнуть немного живительного воздуха и прохрипеть:

– Абарро-кадарро! Запираю себя от мужика-колдуна, от ворона-каркуна..., – сжимающие его горло пальцы задрожали и ослабили свою хватку. Антон с всхлипом втянул еще воздуха и продолжил, – ... От бабы-колдуньи, от сороки-трещуньи. От старца и старицы, от молодца и молодицы. От посхимника и посхимницы! – С каждым новым словом его сила и уверенность росли, а хватка руки становилась слабее. Наконец, Антон оторвал от себя обмякшие, вялые пальцы, отбросил руку, змеей заскользившую обратно в стену, обличающе наставил на стену палец и странно вибрирующим, чужим голосом возгласил:

– Кто из луга всю траву выщипет, из моря всю воду вычерпет, и тот моего  запора не отопрет! Слово мое – запор на семи ключах, ключи те под  Алатырь-Камень положены, охраняют их змея Гарафена и птица Гагана. Змея та всякому голову закружит, очи заплюет. Птица та всякому волосы выдерет, очи выклюет!

 И с какой-то неведомой ему дотоле мстительностью Антон добавил, обращаясь к стене, с которой загадочное пятно сошло так же внезапно, как накануне появилось :

– А кто из злых людей меня взалкает, обзорочит, да обпризорит, да околдует, да испортит, у того бы тогда изо лба глаза выворотило в затылок, да уста свело на сторону, Аминь!

В наступившей в комнате тишине Антону показалось, что откуда-то издалека до него донесся слабый вскрик.

10:10 утра. Два дня спустя. Москва. ГКБ N1 им. Н.И. Пирогова. Отделение челюстно-лицевой хирургии.

"Микоян",  в наброшенном на плечи поверх костюма белом халате, с букетом гвоздичек и тортиком "Прага" вошел в палату, где на койке у окна лежал его товарищ.

Давайте уж договоримся так и звать их Анастас Иванович Микоян и Михаил Иванович Калинин. Потому что, какой же колдун вам скажет свое настоящее имя? Что его зовут, скажем, Рёген, Фарлаф или там Руммельснуф. А то, что названные товарищи – настоящие колдуны – ни у кого уже не должно вызывать сомнений.

– Ну, здравствуй, здравствуй, братец! –  Весело поприветствовал вошедший больного. Калинин мрачно зыркнул на него, промолчал. Теперь оба его глаза были обведены черными кругами, заплыли, делая Михаила Ивановича изрядно похожим на выпившего бурята.

– Пойдем, покурим! Погода на улице – блеск. Нечего тебе в койке киснуть. – Анастас Иванович поставил тортик на стол, и, пока, Михаил Иванович, кряхтя, вставал с постели, нашаривал свои тапки и надевал пижамную куртку из фланели, Микоян разыскал какую-то банку, наполнил ее водой из-под крана, поставил в воду букет, расправил цветы и водрузил эту композицию на прикроватную тумбочку.

На отведенной для курения площадке разговор возобновился:

– И как ты так его заговаривать взялся, а себя сперва от обратки не отговорил?

– Почему? – Даже обиделся Калинин, тяжело двигая заплывшими челюстями. – Очень даже отговорил.  Только это не обратка была! Это щегол этот отговором закрылся и меня же вдогон дурным глазом хлестанул. Если бы я не закрыт был, может и вовсе с тобой сейчас не балакал!

– Да как так-то?! Ты же говорил – хулиганье обычное!

– Я не я, если он гримуар мой не прочел! Я его второпях в портфельчик сунул, а нашептать на него забыл. Значит, и Эликсир он распробовал, а то откуда бы в нем силе взяться?

– Кто же такую книгу, да так носит запросто в портфеле?  – Всплеснул руками Микоян. – Ты же чекист, должен же ты получше меня знать, как обращаться с важными документами!

– Да я...

– Я, я! Голова ты... лихая.  Ан щегол-то твой ясным соколом оказался! Хват!

– Я его в бараний рог...

– Полно! Полно тебе, заканчивай бокс по переписке свой. Пока ты еще на фотопортрет свой в паспорте похож. Ну честно, братец, недосуг!

– Но как же...

– А! – Махнул рукой Микоян. – Навью пошли или мана. Если обидчик твой такой грозный – пусть развлекается. Погружается, так сказать, в рабочую атмосферу с головой. Любишь медок – люби и холодок! А сам, давай, кушай тортик, я тебе завтра еще апельсинов принесу – натуральный витамин. Никаких больше накладок быть не должно, ставка на карту поставлена очень высока!

11:10 того же утра. Королёв.

Сказать, что с того случая Антон испытывал некоторое беспокойство – значит сильно преуменьшить действительность. Антон не находил себе места! После того, как прошел первый шок, желание куда-то бежать или кому-то бить морду, парень крепко задумался. По всему выходило, что дед, ежедневник, Божественная Кровь и черная рука-душитель – звенья одной цепи. Еще и этот глаз, всюду следующий за ним! Вот и сейчас Антон скорым шагом шел по улице, а проклятый Наблюдатель, покачиваясь как воздушный шарик, словно привязанный плыл за ним метрах в пяти-шести от земли. И ни одна сука даже глаз не поднимет, не увидит его! Антону хотелось закричать, указать на преследующий его глаз пальцем, привлечь к нему всеобщее внимание! Но парень сдержался. Он чувствовал, что вряд ли все это поможет. Тут нужно другое. И к Магомеду с этой бедой сейчас не пойти, тот и так едва согласился разделить с ним ту смесь восторга и ужаса, которую испытывал Антон с тех пор, как открыл этот проклятый портфель. Судьба! Предназначение! Нет, не просто это громкие слова, так оно и есть. Мир для него изменился и обрушился осколками, похоронив под собой все то, что Антон знал и любил. И явилась другая, неприглядная, ранее неведомая личина реальности.

Чтобы хоть на время спастись от навязчивого Наблюдателя, Антон решительно зашел в первый попавшийся магазин. С удивлением он увидел, что магазин – канцелярский. В подобных местах Антоха не бывал, наверное, со школы, поэтому рассеянно принялся бродить между полок, как в музее рассматривая корешки книг, тетради, линейки и карандаши.  Уже выйдя из магазина, глянув со злостью на поджидавшего его у двери искусственного спутника , и зашагав дальше, Антон с удивлением обнаружил, что незаметно для себя спер в магазине пачку разноцветных мелков.

"Как так вышло? Сунул в карман и не заметил. И нафига они мне вообще?" – Однако приобретение свое он не выкинул, пожав плечами, сунул обратно в карман.

Антон прошлялся по городу весь день, все так же бездумно заходя и выходя в магазины, бары и даже парикмахерские, хотя стричь ему было практически нечего. К себе он с большой неохотой вернулся уже под вечер, и то потому, что оставаться ночью на улице одному, не считая хитрого глаза, ему было страшновато, а поток прохожих стремительно редел.

Дома, тщательно закрыв за собой дверь на все замки, накинув цепочку и подперев ее поставленным "на попа" обеденным столом, Антон устало опустился в кресло, поставленное как можно дальше от дивана, лицом к нему. Парень еще раз, внимательно, осмотрел стену, не обнаружил никаких пятен, нащупал в кармане переделанный под боевые патроны травмат и немного успокоился. Все окна он тоже тщательно закрыл и зашторил, во всех комнатах включил свет, И, чтобы не оставаться в тишине, включил и телевизор в зале. Шла какая-то вечерняя развлекательная передача, ведущий петросянил, музыка играла, самое то.

Антон рассеянно нащупал в кармане ту самую фляжку, открыл ее и, не имея сил возиться с сахаром, капнул себе пару капель Крови прямо на язык. Словно нашатыря проглотил – у Антона перехватило дыхание, от невыносимой горечи на глаза навернулись слезы, а язык онемел.

С внезапной ясностью и пустотой в голове парень встал, и нетвердым, сомнамбулическим шагом прошелся по комнате. Затем, тем же движением лунатика достал из кармана ученические мелки, о которых уже совсем забыл, очертил кресло тремя разноцветными кругами, затем по периметру каждого круга начал мелко, убористо вписывать какие-то непонятные себе самому знаки. Там были стилизованные череп с перекрещенными костями, песочные часы, навесные замки с дужками, оскаленные собачьи головы, какие-то цветы и все это перемежалось вовсе непонятными закорючками.  Затем такой же пейзаж он написал вокруг дивана, передвинув его на середину комнаты, прошел к входной двери, убрал стол и размашистыми, уверенными линиями отчеркнул порог, прошелся мелком по косяку, будто гонял тараканов "Машенькой".  По центру двери Антон и вовсе начертил звезду, вписанную в пятиугольник, вписанный в треугольник, вписанный в круг, затем еще к первому треугольнику добавил второй, но вершиной не вверх, а вниз, так что получилось очень похоже на флаг Израиля. Все это Антон покрыл великим множеством мелких рисунков , зигзагов, спиралей, восьмерок и прочих письмен, забивая ими буквально каждое свободное место, не занятое основными линиями узора.