Текст книги "Корсары Балтики"

Автор книги: Дмитрий Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Фигура ладная, почти девичья, сморщенный лик, выдающий весьма почтенный возраст, седые патлы и рана на макушке, из которой сочилась сукровица прямо на левый глаз…

Басманов заговорил с ней на германском наречии. Женщина сначала отрицательно замотала головой, потом ответила. Голос у нее был похож на вороний, резкий и неприятный. Потом вдруг перешла на русский.

– Я старая больная женщина, вдова плотогонщи-ка Фрица с хутора у излучины, вам всякий скажет. Почему набросились на меня четверо русских мужиков, избили и приволокли сюда – не ведаю. Стану жаловаться воеводе здешнему на притеснения.

– А почему в мужском платье? – спросил Басманов, брезгливо разглядывая пленницу.

– Сеть выбирала в лодку. Свалилась в Нарову, промокла. Не замерзать же – вот и одела то, что подвернулось.

– А немчура, что с тобой в доме балакала, откуда взялась? Или то был сам почтенный Фриц с хутора у излучины, да деверь его?

– Какая немчура? – безмятежно поинтересовалась старуха, моргая глазом, на который набежала новая струйка крови. – Ворвались, дали по голове, дом спалили. А кто там еще привиделся вам, не ведаю.

– А эти отметины мне кто оставил? – спросил пострадавший от рук «супруги Фрица» казак, потрясая свежеперевязанной рукой.

– Поди, в пьяной драке получил, – пожала плечами пленница.

– Вот тать-то, – выдохнул донец. – Кабы не князь…

– Князь, – вскинула брови полонянка, уставившись на Басманова так, словно впервые видела его. – Этот грязный разбойник, что хватал и бил старую женщину саблей? А может, князь – этот тощий дикарь, что норовил забраться мне под одежды и сопел, словно конь перед кобылой?

Аника с ледяным спокойствием смотрел на пленницу до тех пор, пока она вдруг не заморгала и не отвернулась от него.

– Ясное дело, – вздохнул Басманов. – Ваньку валять вздумала. Эх, жаль, нет тут заплечных дел мастеров толковых. Придется все по-быстрому делать. Козодой – возьмешься разговорить фрау?

– Не хотелось бы, княже, – оробел донец. – Мне к ней руками прикасаться тошно. Может, просто кончим ее, а потом в церкву – очиститься?

– Богомольный какой сделался, – передернул плечами опричник. – Что, прикажете мне самому ей кишки на сосну мотать? Или в Москву везти?

– Дозволь мне, княже, – спросил вдруг Аника. Женщина вдруг задергалась и забилась в руках дружинников, словно раненая птица, закричав что-то по-германски.

– Так может, – спросил ее Басманов, – сама заговоришь? Кто такая, зачем фокусы с зеркальцем выкидывала, кого мы в хижине прибили?

– Нечего мне вам говорить, русские дикари! – взвизгнула старуха и вдруг попыталась укусить одного из державших ее стрельцов. Тот отшвырнул ее от себя, отчего пленница ударилась головой о стену и вдруг коротко и зло рассмеялась, будто припадочная.

– Фрау, – наставительно сказал Басманов, – у меня ты все одно заговоришь. Зачем же тянуть и мучиться?

– Люблю я это дело, – совершенно по-мужицки ответила старуха, – чтобы помучиться.

Причем сказала она это изменившимся голосом, совершенно точно воспроизводившим голос князя. Басманов побагровел.

– Бери ее Аника… Хотя нет, постой.

Двинувшийся было к старухе новый член опричного отряда, остановился и вопросительно посмотрел на Басманова.

– Пусть посидит в погребе да подумает о своей судьбине. А нам с дороги нужно переодеться, отмыться, да и поесть не мешает.

– После отмоюсь, – зловеще улыбнулся Аника, глядя на «фрау Фриц». Та задергалась вновь и зашипела, словно дикая кошка.

– Воплей мне только не хватает после такой ночки, – поморщился Басманов. – Ты в дружину мою пришел, так изволь выглядеть не как станичник, а как княжий воин. Выдайте ему платье приличное.

Последнее обращено было к дружинникам, с интересом следившим за очевидной и беспричинной паникой, которую вызывал в старухе Аника.

– Как скажешь, княже, – насупился Аника.

– Пойдем, – толкнул его в бок Козодой, – есть у меня кое-чего для тебя, по душе придется.

– А ее сторожите крепко, – распорядился Басманов. – Путы не снимайте.

– Как-то не по-людски все же, – заметил дружинник, которому выпало вести старуху в погреб.

– Много ты про таких знаешь, – напустился на него Басманов. – Сказано – не снимать путы, значит, не снимать!

Воин, придав лицу деревянное выражение, подтолкнул старуху:

– Пошли, старая. Видно, велики грехи твои, что князь так осерчал.

– Нет на мне грехов никаких, поганые дикари, – визгливо крикнула старуха и вдруг, проходя мимо Басманова, изловчилась и плюнула ему на сапоги, – Гореть тебе в аду, изверг!

На эту выходку воин отреагировал еще более сильным толчком, выпроводив пленницу из светлицы.

– Баню истопить, – распорядился усталым голосом Басманов.

Глава 9. НА МОРЕ

Торговый корабль, принадлежавший сорокалетнему ревельскому купцу Глорму, заканчивая длительное путешествие по Балтике, шел к ливонскому порту. Хозяин посудины дремал на носу, усевшись на дощатый ящик, в котором лежали четыре мушкетона. Хвала Божьим угодникам – ни витальеры, ни ляхские разбойники не остановили каравана. Лениво попивая ячменное пиво, Глорм в уме подсчитывал барыш. Ему дела не было до смертоносного груза, что шел к магистрам. Три новенькие пушки и огненное зелье к ним – не совсем обычный груз, но платили за него втридорога, так что орудия вышли более привлекательным грузом, чем генуэзские крашеные ткани, пряности, да аглицкая парусина, обычный груз его корабля.

Глорм обожал каботажные плавания, предпочитая их пустому сидению в портовой конторе. Немножко опасности, свежий ветер в лицо, полная власть над тремя десятками разного рода людишек, и в конце – увесистый мешок золота, уважение и почет.

С недавних пор, впрочем, закралась в сердце купчины необъяснимая напасть. Безветренными лунными ночами впадал он в необъяснимую хандру, маялся и пил, беспокойно прохаживая от носа до кормы посудины. Никаких рациональных причин для волнения не было. Напротив, случись надвигаться шторму, или мелькни у горизонта безымянный парус, сулящий беду, и тоска куда-то девалась. А в скучные и рутинные ночи вновь подкатывала к горлу, хоть вой.

– Наверное, возраст сказывается, – ворчал Глорм. – Пора, пора уже на покой. Еще разок схожу в ливонскую землю, и все, становлюсь на прикол.

Не очень он представлял себе жизнь без моря, но знал – ко всему человек привыкает. Осядет на берегу, заведет себе чистенькую да гладенькую жену, богатый дом. Станет пить не с проходимцами из портовых кабаков и скучными купцами других гильдий, а с учеными людьми, знатными особами, падкими до бесплатного ревельского и морских баек.

Отчего-то данная перспектива нагоняла еще большую тоску, чем лунные балтийские ночи, но он гнал ее прочь.

Помощник Глорма и старинный приятель, Верзила Роб, неодобрительно посматривая на патрона, крутился у единственной мачты посудины. Хозяин выглядел отвратительно, посинел от беспробудного пьянства. Сам не замечает, сколько выхлестал за последний рейс.

Верзила знал, что самые дурные происшествия в здешних водах случаются именно в последние дни, когда уставшая команда ослабляет бдительность, капитаны начинают бороться с качкой, обращаясь к пивным и винным бочонкам. И потому неустанно вперял взгляд в морскую гладь и темнеющую лесами береговую полосу.

Роб так же, как и хозяин, надеялся навсегда сойти на берег после этого плавания. Он не был романтиком и понимал, что спустит заработанное по борделям да тавернам за год-два. Не беда, найдется работенка и сухопутная. От моря его воротило. Звериным инстинктом понимал Верзила, что очень скоро Балтика обратится в арену больших событий, в которых места для тихих каботажных плаваний уже не останется. Не зря он просиживал за глиняными и оловянными кружками с моряками далекого Средиземного моря, наслушался, что остается от торговли, если несколько стран начинают длительную войну…

Никто не докладывал Верзиле Робу ни о военных приготовлениях России, ни о грядущем объединении ляхских и литвинских земель в единую Речь Посполи-тую, ни о датском принце Магнусе, готовом втравить в европейскую войну свою карликовую родину, польстившись на русские деньги. Но старая водяная крыса чувствовала нутром, куда дуют балтийские ветра.

Неохотно согласился Роб на это плавание, польстившись на необычайно щедрую оплату. Сердце било тревогу, но глаза алчно разгорелись при виде дармового золотишка.

– Чудные люди наши наниматели, – делился он с патроном соображениями еще до начала плавания, – оплачивают целый рейс, да еще так щедро, при этом оставляют нам массу свободного места на корабле. Это же смешно – три пушечки!

– Не нашего ума дело, – ответил Глорм, – остается свободное место – так забей его товаром. Что нынче в Ливонии в цене?

– Да нищим рыцарям все сгодится, – усмехнулся Роб. – Они со всеми соседями не в ладах, сами работать не научились, подданных своих так измордовали за века, что у тех словно руки отсохли.

– Распорядись деньгами, – сказал Глорм. – Я свою долю вкладываю в этот рейс, и тебе советую. Следует извлечь максимум выгоды из глупости заказчика.

– С Ливонии много не выторгуешь, – покачал головой Роб. – Но порожним кораблю не след ходить, это верно.

– Вот и распорядись, – Глорм допил вино и направился блуждать по городу. С недавних пор завел он себе такую привычку – лениво осматривать дома, мечтая, какой из них он прикупит себе, как только сойдет с качающейся палубы на твердую землю, порвав с каботажными рейсами.

Верзила и распорядился. Судно забили под завязку. Команда, ворча, шныряла между тюками и сундуками, громоздящимися в самых неподходящих местах, кляня алчность хозяев. Роб только скалил зубы и показывал ворчунам огромный, словно пушечное ядро, кулак. Излишне болтливые морские волки торопились проскочить мимо, вспоминая, как крут на расправу старший помощник купца, сколько ребер и челюстей сокрушил он за свои две дюжины рейсов.

Только сопроводил Роб недовольным взглядом очередную кружку, утонувшую в утробе купца, как заметил в слабой дымке на горизонте что-то подозрительное.

Быстро и ловко, словно обезьяна, принялся карабкаться он на мачту, умело пользуясь специальными сетями, пока не добрался до корзины смотрового.

– Куда пялишься, тупица!

Резкий удар кулака помощника заставил голову нерадивого впередсмотрящего дернуться. Губы моряка лопнули, словно переспелые виноградины, на рубаху брызнула кровь, но Роб уже не обращал на него ни малейшего внимания, обшаривая горящим взором водную гладь.

Ему не померещилось.

Из дымки выросли мачты и паруса приближающегося со стороны открытого моря когга. Ни флагов, ни вымпелов, выходит – беда.

– Витальеры! – взревел помощник, выводя хозяина из сонного оцепенения.

Команда засуетилась. Глорма бесцеремонно отпихнули от ящика, на свет появились мушкетоны. Из другого сундука со звоном стали появляться алебарды, сабли и копья.

Слегка пьяный купец, выслушав скатившегося вниз помощника, прикрикнул на команду:

– Чего за железо схватились, акульи дети? Это не пара гребных лодок с пьяными ляхами, а целый когг! Поди, и пушки имеются, и команда для абордажа. Удирать следует, а не удаль показывать. Живо на весла!

Парус давно слабо трепыхался, не в силах поймать нужный ветер. Благо, часто приходилось судну входить в устья рек, где холмы да леса крадут ветра. Имелись и уключины, и добрые весла, и крепкие спины моряков.

– А этот дъявол летит, словно из лука выпущенная стрела, – проворчал Роб, наблюдая, как с неумолимостью рока приближается пират, прижимая их к берегу.

– Чего проще, – пожал плечами бледный от пьянства и волнения Глорм. – У него парусное вооружение побогаче нашего, малейшее дуновение уловит. И команда не чета твоим увальням.

Витальеры всегда были на Балтике лучшими море-манами, да то и понятно. Что проще и выгоднее – грабить или перевозить грузы и торговать ими? Это на юге флоты Испанской империи, или Венецианской республики были мощнее и профессиональнее пиратских. На севере еще со времен викингов дело обстояло совсем наоборот.

Весла ударили по волнам, рулевой повернул посудину к берегу.

– Далеко ли до замка комтура Роже? – спросил Глорм.

– Не успеем, – буркнул Роб, выхватил из тюка огромное блюдо тонкой работы и немалой цены, принялся колотить по нему рукоятью сабли, задавая ритм гребцам.

Хозяин поморщился, видя, что блюдо из красной меди вряд ли переживет подобное, автоматически подсчитал в уме убыток, но промолчал.

Посудина тяжело рванулась вдоль береговой полосы, словно олень, услышавший охотничий вой волчьей стаи.

Когг ловко сманеврировал, ловя ветер, и помчался наперерез.

Некоторое время длилось соревнование парусов и весел, пока не стало очевидно – от витальера не уйти.

С проклятьем отбросил Роб за борт изуродованное блюдо и в бессильной ярости погрозил саблей надвигающемуся пирату.

– Отдать груз? – сам у себя спросил несчастный купец, не готовый к расставанию со своей мечтой о тихой и сытной сухопутной жизни.

– Думаешь, хозяин, – оскалился Роб, – они отпустят нас и корабль, позарившись на барахло?

– Думаю, – рискнул предположить Глорм, – без абордажа им не обойтись, а кто захочет терять матросов, когда без всякого кровопролития можно получить такой приличный барыш?

При этих словах помощник застонал, словно раненый зверь.

Барыш пиратам мог достаться действительно отменный. Мало тех денег, что дал анонимный друг Ливонии на рейс, – и хозяин, и он сам вложили в плавание все свои сбережения.

– Предлагаю, – выдохнул верзила, – выброситься на камни и занять оборону. Мы в ливонских землях. Начнут палить, глядишь, заглянет к нам рыцарский патруль из ближайшего замка. Не станут виталье-ры с крестоносцами воевать. А товар только намокнет.

– Рискованное дело, – протянул купец, но в глазах его, доселе подернутых пеленой безнадежности, забрезжила слабая надежда. – Поворачивай к берегу! Вон к той песчаной косе!

На когге разгадали маневр, словно смогли на таком расстоянии услышать переговоры на купеческом судне. Пират также спустил на воду десяток весел и рванулся наперерез, силясь отрезать улепетывающую добычу от косы.

– Корабль погибнет, – проворчал Глорм. – Кто его починит в здешнем захолустье?

– Зато товар уцелеет, – подбодрил его заметно повеселевший Верзила, который не владел на данном судне даже бухтой пеньковой веревки. Его волновал лишь груз.

Над носом когга появилось дымное облачко, и по палубе ударила картечь. Кто-то из матросов застонал, раненый, но весел не бросил.

– Пищалями нас не остановить, – ухмыльнулся Верзила, – а вот вас, господа витальеры, очень даже можно. К мушкетонам, акульи дети!

Ответный залп ударил не по столпившимся на носу пиратского корабля абордажникам, а по парусной снасти. Быстро перезарядив мушкетоны, защитники купеческого судна дали еще один картечный залп. Удачный выстрел перебил хитрое сплетение канатов, и основной парус витальера вдруг бессильно обвис, накрыв углом носовое возвышение.

Матросы Глорма зашлись от восторга, громко крича оскорбления незадачливым преследователям.

– Появился шанс, – сказал Верзила. – Отставить пальбу, все на весла!

Выиграв некоторое расстояние, купеческий корабль рванулся к косе, вспенивая своим гибельным разбегом балтийские волны.

– Поберегись! – успел гаркнуть Глорм, когда весла заскрежетали по песчаному дну.

Удар, скрежет и треск.

Выскочив со всего маха на косу, корабль, теряя деревянные ребра, прополз по песку, накренился и встал. С треском обломилась мачта, ударила в корабельный нос и разбила в щепы ящик, на котором любил сиживать, разглядывая луну, мечтательный купец.

Вой разочарования пронесся над коггом, не рискнувшим сесть на мель и остановившимся на глубоководье.

Ударившись плечом при столкновении с берегом, Глорм не сразу пришел в себя. Вокруг уже суетилась команда. Кто-то высматривал, не спускают ли лодки с витальера, заряжая мушкетоны, кто-то спасал быстро намокающие тюки с добром. Двое или трое малодушных улепетывали в сторону леса.

В проломленном днище зияла страшная рана, которую не суждено было пережить выброшенному на косу судну. Вода быстро подбиралась к людям и товарам.

Роб, которому также досталось при столкновении, надрывался и орал, отдавая команды.

С когга действительно спустили на воду две кожаные плоскодонки, устремившиеся к едва не ускользнувшей добыче.

– Все, теперь конец, – закрыл глаза купец.

– Это мы еще посмотрим, – прорычал его помощник, воинственно потрясая саблей. – Я не для того полтора десятилетия бороздил здешние холодные воды, чтобы отдать все нажитое первой же сволочи. Мушкетоны – пли!

Хлопнул нестройный залп, произведя на первой из атакующих лодок некоторое опустошение.

К лесу убегали еще двое, часто оборачиваясь и зыркая глазами на готовых к высадке витальеров.

С лодок захлопали тетивы, и стрелы впились в борта изувеченного корабля, и в тела защитников. Потом на косу с ревом выскочила абордажная команда.

При виде нападавших несчастный купец обомлел. Он ожидал увидеть разодетых в пух и прах ляхских разорившихся дворянчиков, или злую чухну в грубых одеждах, дезертиров из свенской королевской рати – обычный экипаж балтийского корсара.

Но на берег лезли, словно змеи из разворошенного гнезда, самые настоящие библейские Гоги и Магоги, рать сатанинская, восточные варвары. Халаты из тонкого шелка поверх кольчуг, тюрбанная обмотка вокруг стальных шишаков, хищно изогнутые ятаганы, широченные штаны, которые могли бы показаться забавными в других обстоятельствах…

– Басурманы. Защити нас святой Мартин! – слабо вскрикнул Глорм.

– Иалла! – послышался в ответ рев абордажной команды. Вокруг безвозвратно погубленного корабля вспыхнул злая сеча.

Верзила Роб рубился истово, в последний миг своей жизни уверовав, что небеса посылают ему искупление – право умереть в бою с нехристями и тем купить себе почти безнадежно потерянную тропинку в райские кущи. Он умудрился спихнуть в воду одного нападающего, разрубить шлем вместе с черепом второму, пока горло его навылет не пробила длинная белоперая стрела.

Восточные воины дрались яростно, не столько из презрения к смерти, сколько из ненависти к жизни. Очертя головы, кидались на пики и алебарды, мало заботясь о собственных жизнях, а оттого слишком часто отнимая чужие. Их дикий натиск быстро сломил сопротивление малочисленного экипажа купеческого судна.

Глорм и пара матросов отбивались от наседающих со всех сторон басурман, стоя по колено в воде. Они никогда не сталкивались ни с турками, ни с берберами, ни с арабами, но по всем портовым кабакам северной Европы слышали леденящие душу рассказы о том, что делают эти грозные львы морей с пленными христианами. Услышанное от ходивших по Средиземноморью лишало их самой мысли о сдаче в плен.

Даже фанатичные южане, столкнувшись с яростным сопротивлением отчаявшихся европейцев, ослабили свой натиск. Победа была очевидна, а быть покалеченным или убитым тремя обреченными безумцами никому не хотелось.

Схватка как-то сама собой остановилась.

Тут Глорм, устало опустив иззубренную саблю, увидел, что к ним направляется высокий широкоплечий мужчина, властно раздвигая толпу басурман. Воины в тюрбанах расступались перед ним с поистине шакальим почтением. Приближающийся глава пиратов был европейцем, чрезвычайно загорелым, но европейцем, как Глорм и его люди.

Впрочем, костюмом своим он весьма напоминал своих помощников – алые шаровары, свободные хлопчатые одежды, спадающие поверх кольчужной паутины, прикрывающей могучее тело, сабля с лихим изгибом и богатой мавританской гардой с каменьями. Только на голове небрежно сидел простой германский шапель, застежки которого распахнулись во время схватки и болтались свободно, ниспадая на плечи.

– Опустите оружие, – властно сказал незнакомец. – Я хочу говорить с вами!

С этими словами он отдал жестом приказ своим псам, и те отхлынули от троицы. Сам главарь пиратов небрежно вбросил саблю в изящные ножны, покрытые пластинами драгоценной слоновой кости с безвкусным рисунком.

– Кто ты таков, что собираешься говорить с нами? – дерзко спросил один из матросов, бывший ландскнехт, сделавший с Робом и Глормом не менее шести ходок в Ливонию.

– Я Галлио де Сото, известный в Венеции, Генуе и на Мальте как Лис Морей, капитан «Темного Спрута».

– А я – купец Глорм Капиччио, известный как Ганзейский Счастливчик, – хрипло ответил хозяин

погибшего судна. – По какому праву ты во главе южных демонов напал на нас в землях наихристианнейшего из орденов?

Галлио де Сото удовлетворенно кивнул, подойдя поближе и с участием заглянув в глаза купцу:

– По праву сильнейшего, дорогой ганзеец, не оправдавший своего прозвища. Собственно, я услышал то, что хотел. «Спрут» схватил своими щупальцами именно ту добычу, что и должно.

Говорил он тихо и вкрадчиво, почти шепотом, и еще не отзвучали последние слова, как Лис Морей неуловимым движением выхватил кривой кинжал и полоснул по горлу купца.

– Дьявол! – вскричал бывший ландскнехт, силясь достать алебардой мерзавца, но тот оказался слишком верток для этого массивного оружия.

В следующий миг свистнули стрелы, и двое последних, остававшихся в живых свидетелей преступления де Сото упали в воду мертвыми.

– К сожалению, – спокойно заметил Лис, пройдясь вдоль остова погибшего корабля, – этот трофей достался морским чертям, а не нам. Даже мне не все и не всегда удается. Дар Ливонии на месте?

– Целехонек, – ответил ему один из пиратов, вне всякого сомнения – также европеец, но неузнаваемый в этом качестве из-за загара и шрамов, невероятно уродовавших черты лица. Все остальное скрадывал традиционный для берберийского пирата наряд и оружие.

– Да и остального добра здесь видимо-невидимо. Разумеется – для северной глуши.

– Да уж, – хохотнул де Сото. – Где-нибудь возле Родоса я не польстился бы на всю эту рухлядь. Но придется привыкать к здешнему аскетичному образу жизни. Грузите все на лодки!

Помощник Лиса Морей с обезображенным лицом, взяв с собой четверых восточных воинов, побежал в сторону леса. Ему не требовалось особых указаний для того, чтобы знать, как нужно обтяпывать подобные черные дела.

Вскоре, не успел Лис осмотреть и половины трофеев, как он вернулся и швырнул под ноги де Сото пять голов убежавших в чащу моряков с купеческого корабля.

Лис безразлично спихнул головы в море и вернулся к осмотру захваченных товаров.

Когда кожаные плоскодонки успели сделать без малого три рейса в сторону замершего на якоре когга, послышался крик часового.

– Кажется, – криво усмехнулся пират, – господа крестоносцы не такие тугоухие, как я думал. Что ж, отлично.

На косу действительно вынеслись человек тридцать верховых в сияющих доспехах, по ветру стелились плащи с крестами и знамена ордена.

Де Сото бесстрашно пошел им навстречу, подняв руки.

– Милостью святой Марии Германской, – пролаял старший из орденцев, – мы, смиренные воины Христовы, спрашиваем – по какому праву ты, пес, вторгся в земли Ливонии, и что за тюки волокут твои странные рабы?

– Я капитан де Сото, известный в обители воинов Христовых, что на Родосе, как негоциант и друг истинных христиан. Некая фрау Гретхен наняла мой корабль в главнейшем порту Ганзы, чтобы доставить к замку рыцаря Роже определенный груз.

– Вот как, – удивился молодой рыцарь, оставив надменный тон при упоминании фрау Гретхен. – Я тот самый рыцарь Роже. Да святится имя девы Германской, что привела меня на этот берег… Давно, давно жду я известий из Ганзы.

Тут он помедлил, с сомнением глядя на явные следы боя – выброшенный на песок корабль, горы трупов и добычу, что волокли слуги де Сото к лодкам.

– И все же, что здесь произошло? Нам донесли, что с моря доносится пальба. Мне показалось, что проклятые витальеры опять…

– Были, были витальеры. – поддакнул де Сото, пряча в бороду глумливую усмешку. – Третьего дня застал я в море ограбленную лойму, идущую в Копенгаген. Капитан ее поведал, что атакован был ляхскими пиратами и ограблен подчистую. Я немедленно пустился в погоню за мерзавцами, нагнал их и истребил во славу всех святых.

– Похвально, – проворчал рыцарь Роже. – Однако следовало ли так рисковать моим грузом? И почему не привез его тот, кто был должен?

– Ваша милость имеет в виду купца Глорма по кличке Ганзейский Счастливчик?

– Именно так!

– Несчастный стал жертвой тех же пиратов, – вздохнул де Сото, разведя руками. – Благо еще, что уговорил я его транспортировать пушки на «Темном Спруте», а не на его ветхом корыте.

– Как же могло случиться, чтобы удача покинула Счастливчика? – подивился рыцарь.

– Мы потеряли друг друга в шторм, – ответил Лис Морей. – А нашел я лишь обломки корабля, да парус, пробитый витальерской картечью, колыхающийся на волнах.

– Пора, пора наводить на Балтике порядок, – сквозь зубы проговорил Роже. – Славянские варвары совершенно обнаглели, проходу не дают честным людям по торговым путям. С вашей помощью, рыцарь де Сото, вернее, с помощью привезенных вами орудий и моего корабля, уже готового сойти на воду, мы заставим дикарей убраться в свои омуты да болота, где им и место.

– Всенепременнейше, – усмехнулся де Сото. – А пока позвольте мне закончить погрузку? Ведь не станет же благородный рыцарь наихристианнейшего из орденов чинить нам в этом препятствий?

– Разумеется, не станет, – недовольно дернул плечом Роже. – Военный трофей – дело святое. Но и я, в свою очередь, могу надеяться, что определенная часть товаров пойдет в пожертвование на дела Церкви?

– Это уж как водится, – понимающе прикрыл глаза де Сото. – Но примет ли Церковь и святая Мария Германская какие-то побрякушки и тряпки?

– Навряд ли, – сурово отрезал Роже. – Негоже глумливо предлагать то, что не может быть востребовано самой аскетичной церковью христианского мира.

– Как же нам быть? – развел руками де Сото, казавшийся раздосадованным таким щекотливым обстоятельством.

– Я приглашаю вас в свой замок, – решил Роже, немного подумав. – Есть у меня человек, который, хоть и урожден от литвинки да московита, весьма неплохо смыслит в торговом деле. Твои рабы вручат ему часть товара, каковую ты посчитаешь уместным пожертвовать Церкви. Через свои лавки он продаст это не дольше, чем дней за десять, а в казну пойдет уже звонкая монета.

«И уж конечно, – неприязненно подумал Лис Морей, – со всей операции будут удержаны определенные средства на „починку замка“ и какие-нибудь нелепые ливонские налоги… Вот отрыжка каракатицы! Но ничего не поделаешь…»

Он сокрушался, что не успел закончить погрузку корабля до того, как явился шустрый и дошлый рыцарь. Иначе не видать бы крестоносцу и его Церкви товаров, которые де Сото почитал своими собственными.

– Далеко ли твой замок, рыцарь? – спросил он.

– Совсем нет, – улыбнулся безмятежно Роже. – И слава святителям, выходит он к морю, имея причал и все прочее, что понадобится твоему кораблю, дабы пристать цивилизованным образом к Ливонской земле.

– Отрадно, – проворчал де Сото, чувствуя в словах ливонца какой-то подвох.

Он не ошибся. Рыцарь, все с той же елейной усмешкой, продолжал:

– Воды здесь тебе незнакомые, капитан, посещавший сам остров Родос, оплот крестоносцев Востока. У меня, по счастью, есть воин, который укажет твоей посудине правильный путь к причалу моего родового гнезда.

«А заодно, – подумал Лис с негодованием, – этот человек внимательно осмотрит и пересчитает товар, дабы Мария Германская и ее верные защитники не оказались внакладе».

– Ты великодушен, рыцарь, – сказал он. – Я как раз переживал о незнании здешних мелей.

– Отлично, тогда я двинусь к замку, – Роже тронул щегольские поводья своего коня, – пока Гуго проверит, нет ли среди убитых на косе известных врагов Христовых, чей пепел следует развеять по ветру, а Арнульф взойдет на корабль.

«Вся ясно, – де Сото выдавил подобие благодарной улыбки. – Оружие и одежды мертвецов также достанутся смиренным слугам крестоносного дела. Что ж, нужно привыкать к местным шакальим нравам…»