Текст книги "Последняя ночь Вампира"

Автор книги: Дмитрий Рыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

1. Кристина

В определенный период своей жизни Кристина вдруг поняла, что ей нравятся взрослые мужчины. Нельзя сказать, что к этому моменту накопился уж слишком большой опыт с молодыми людьми, чтобы потерять именно к ним какой-либо интерес, но сердцу не прикажешь. Неуклюжие ухаживания, которых хватало на пятнадцать минут, после чего следовала обязательная попытка залезть под блузку, были ей неинтересны. Темы разговоров с любым начинающим поклонником ее не вдохновляли. Все они сводились к тому, кто из друзей и как на прошлой неделе напился да сколько алкоголя удалось в себя влить, какой козел препод, а заканчивались неизменно предложением «ты классная, пойдем со мной в лесопосадку» (посидим в машине, заедем домой – родители уехали на дачу).

В фрейдистские дебри забираться ей не хотелось, но, может быть, сыграло свою роль то, что отец оставил их с матерью и младшим братом, когда самой Кристине только исполнилось восемь, и она потеряла ежедневное подтверждение отцовской любви, хоть и обрела двух сводных сестер. Надо сказать, неравноценная замена, и по папе она сильно скучала. Не получилось у него сохранить и новую семью, он расстался со второй женой и сейчас жил с двадцатипятилетней молчуньей, хоть и симпатичной. Кристина пыталась ее возненавидеть, но не получилось, ибо та была к ней всегда добра и не старалась демонстрировать, что занимает в жизни своего спутника более значимое место, чем дочь. Как первенца, папа всегда выделял Кристину среди остальных детей, и она этим пользовалась, впрочем, наглея не очень сильно. Отец занимался строительством, в основном им возводились коттеджи «под ключ» на Новой Риге, что позволяло содержать теперь уже три семьи, но каких-то особых миллиардов не имел, так, может, пару-тройку свободных миллионов. Поселился он там же, и Кристина могла приехать к нему в любое время – папа никогда не возражал.

Она в первый раз по-настоящему влюбилась в шестнадцать лет и считала, что это – «на всю жизнь», но потом она влюбилась и в семнадцать, и в восемнадцать. Когда же ей исполнилось двадцать, она почувствовала, что стремительно повзрослела и встретила, как ей тогда казалось, нужного ей мужчину. Спокойный, рассудительный и вежливый Игорь имел лишь один недостаток – лысину, но если вспомнить брутальных Джейсона Стетхэма, Брюса Уиллиса и Гошу Куценко, на нее можно было не обращать внимания. Новые эмоции нахлынули на нее волной, и в течение какого-то месяца она поняла, что это и есть тот самый единственный. Ни ревнивых капризов, ни попыток подстроить ее под себя, ни желания «научить жизни» – всего того, что могло ее оттолкнуть, не бывало. Наверное, это и называлось умением обращаться с женщинами. Подарки не переходили грань, после которой надо было чувствовать себя по гроб ему обязанной, все было вовремя и к месту, секс получался нежным и обстоятельным, никаких лесных приключений, в общем, ей все нравилось.

Летом Игорь пригласил ее после сессии отправиться на Кипр. Что тут скажешь? Волшебно. Кроме турецких и крымских, иных пляжей Кристина еще не видела и поездку ожидала в радостном нетерпении. Мама все вздыхала и спрашивала: «А как же Толя?» – но объяснять ей всякий раз то, что если она увидела свою дочь полураздетой в объятиях однокурсника, это еще не значит, что та собирается выйти замуж за юного студента, было тяжело.

С полным чемоданом нарядов она направилась навстречу жаркому солнцу, морскому воздуху и свежим ощущениям.

Однако, наряды не понадобились. Нормальный мужчина, видя девушку с такой шикарной фигурой, днем – только в купальнике, а ночью – так и вовсе без ничего, должен стонать от счастья, ее же спутник стонал от похмелья.

Странности начались еще перед вылетом. В ирландском баре в зале отлета лысый Игорь бодро шмякнул двойного виски и запил его несколькими глотками черного «Гиннеса». Когда взгляды любовников встретились, Кристина готова была поклясться, что он только что узрел чудо, услышал Откровение, познал Истину – так сияли его глаза, таким одухотворенным стало лицо. Тогда – святая простота – она не понимала, что это значит. Будь у нее больше опыта, догадалась бы, почему ее новый друг раньше в ресторанах заказывал только безалкогольное пиво и пил его в огромных дозах – он находился «в завязке» и этим напитком трогал ностальгические струны непреходящей тоски. Теперь же у него был «отдых», и он «отрывался». Сначала она только порадовалась, что он стал вдруг оживленнее, беспрерывно шутил, хотя и не сказать, что всегда удачно, гладил ей волосы и целовал в ушко. Но потом…

В самолете дело продолжилось виски, а Кристину он все пытался напоить шампанским.

В отеле мужчина устроил скандал по поводу предоставленного номера. Недолго расстраиваясь, Игорь завис в местном баре, дегустируя скотч, бурбон и виски.

В новом номере, ничем не отличающемся от предыдущего, Игорь завалил ее в постель, но после неудачной попытки быстро уснул.

«Ну, – подумала она, – человек устал после перелета, наверное, по-другому нельзя».

Она приняла душ, причесалась, надела легкое чудесное платьице с открытой спиной и пошла на пляж. Искупалась и в море, и в бассейне, выяснила, где делают массаж, где находится баня и зал фитнеса, где проходят завтрак, ужин и танцы. Два или три раза ее пытались «клеить» татуированные англичане, которых здесь тусовалось явно больше нужного, она, смеясь, отвечала, что здесь «не одна» – английский она знала не просто хорошо, а превосходно, посему все объяснила вполне доходчиво. Когда в своих исследованиях по прибрежной полосе она забралась в чудесную лаймовую рощицу, вдруг раздался звонок мобильного – Игорь ее искал. Как оказался в номере и почему проснулся один, он не помнил, но в голосе прозвучало столько тревоги за нее и, как ей наивно показалось, сожаления о случившемся, что она тут же его простила, а в отель возвращалась чуть ли не бегом.

Друг казался бодрым и выспавшимся, но на самом деле разведка боем мини-бара была уже произведена. Игорь объяснил, что на Кипре принято ужинать в городских ресторанах, еда в отелях «никакая», и потому «соответственным образом одевайся, у нас будет праздник имени первого дня отпуска».

В первое такси на выходе из отеля он садиться отказался.

– Слушай, – оправдывался он перед Кристиной, показывая на владельца автотранспорта, – да от этого чурки воняет! Пойдем в другое!

Второй водитель в машину их не пустил – вежливо заметив, что у них тут очередь, и тот, от услуг которого они отказались, имеет приоритетное право на посадку пассажиров, и пока он не уедет, надо ждать.

– Ну и пошли вы все на х… – сказал Игорь и потащил ее к дороге, размахивая рукой, по российской привычке пытаясь таким способом остановить машину.

Слово «чурка» Кристину оскорбило. Ее дед был осетином, таким образом в ней текла четверть кавказской крови, и эта четверть иногда взрывалась. И такая глобальная ксенофобия, когда даже несчастный грек, провинившийся лишь в том, что слишком обильно насытил салон своего автомобиля дезодорантными елочками, вдруг стал «чуркой», ее сильно раздражала.

– А вот от этого не воняет! – сказал Игорь про остановившегося на его взмахи водителя, и они поехали «есть такого тунца, такого тунца – пальчики оближешь».

В дороге друг тискал ее коленку. Мало того, что это, мягко говоря, не самая эрогенная зона, еще и платье помял.

Ресторанчик показался классным, сначала она даже расслабилась, но потом выяснилось, что «раз тунец, как известно, вкусом напоминает мясо животных, то кушают его с красным вином». Кипрское вино оказалось четырнадцатиградусным, и полторы бутылки «на старые дрожжи» спутнику хватило. Расплачивалась Кристина своей кредиткой, Игорь спьяну в своих многочисленных пластиковых карточках разобраться не смог. Официанты пытались им всучить с собой тридцатифунтовое блюдо, к которому гости так и не притронулись, ибо такая расточительность местным жителям была непонятна, однако, не успели – сегодня гуляла русская душа, и эта душа хотела спать, и все остальное было ей по фигу.

В машину он еще кое-как сел сам, но вот выбирался из нее уже с помощью Кристины. Выбор этого отеля Игорь мотивировал тем, что «русские его не знают, их там мало, не придется смотреть на их рожи». Что ж, своим визитом Игорь незнание сотрудниками гостиницы русских рож и присущих им привычек с лихвой компенсировал.

После того как тело рухнуло на кровать, Кристина вышла на балкон. Внизу горели огни, играла музыка, слышался смех. Вернувшись в комнату, посмотрела на это лежащее ничком вместилище прекрасного человеческого духа, плюнула и пошла на танцплощадку.

Там она села за свободный столик и заказала себе бокал белого французского вина – имеет право!

Мимо проходил с друзьями англичанин, пытавшийся днем познакомиться на пляже, увидел ее, резко крутнулся на пятке, шепнул ребятам – но она услышала – «догоню» и встал перед нею.

– Добрый вечер! – улыбнулся парень.

Татуировки теперь скрывала синяя рубашка навыпуск, рукава закатаны ровно на величину манжета, три верхних пуговицы на груди расстегнуты. Симпатичный, в общем.

– Добрый! – ответила она и отвернулась.

– А я вас уже видел! – все равно продолжил он. – Днем, на пляже. Тогда вы прекрасно выглядели просто как женщина, а сейчас как настоящая леди.

– И почему случилась такая метаморфоза?

– Ну… Днем вы были только в купальнике, а сейчас в этом платье… просто супер.

– То есть днем было хуже? – поддразнила его Кристина.

– Нет, нет, что вы… Просто по-другому. Кстати, вам говорили, что вы очень похожи на…

– Певицу?

– Да, Анастейшу.

– Говорили. Только я выше и стройнее.

– Но сходство очень большое. Я присяду? – и он схватился за спинку свободного стула.

– Я же вам сказала, что не одна.

– С кавалером?

– Да.

– И где же он?

– Сейчас придет.

– Не придет.

– Почему это?

– А я вас видел пятнадцать минут назад. По-моему, он «устал».

Кристина прикусила губу.

– Ладно, – помявшись, произнесла она, – садитесь. Но не рассчитывайте, что я уделю вам много времени.

– Нет-нет, я только поболтать, – расцвел британец и присел на краешек стула. – И угостить выпивкой.

Она молча показала на свой бокал.

– Понял, понял. У вас, кстати, хороший английский. Но я общался с русскими, чувствуется русский акцент. Все правильно, вы из России?

– Да.

– Как вас зовут?

– Кристина.

Англичанин схватился за сердце.

– Вы мне не поверите, но я могу сходить в номер за паспортом. Меня зовут Кристиан!

После трех бокалов белого она испугалась, что британец ей может понравиться, несмотря на его туповатость, прямолинейность и навязчивость, и принялась собираться.

– Зачем ты бреешь голову, Крис? – спросила она на прощание.

– Твой парень тоже не лохматый, – ответил он.

– У него волосы просто не растут, а ты бреешь.

– Я футбольный фан, у нас так принято.

– А-а, болельщик самого великого клуба в мире, какого-нибудь «Кристал Пэласа»?

– В России знают «Кристал Пэлас»?

– В России много чего знают. Тем более когда-то я встречалась с футболистом.

– Да, я болельщик действительно самого великого клуба в мире, только это «Манчестер Юнайтед»!

– Ты же сказал, что из Лондона.

– Эх, – вздохнул парень. – Там я работаю. А родился и вырос в Манчестере. Ты уходишь?

– Да.

– Если твой парень завтра тоже «устанет», поплаваем вместе, позагораем?

– Мне кажется, это не очень прилично – загорать с тобой на виду у всех.

Он поднялся и взял ее за руку:

– У меня номер на двоих с другом. Но я могу попросить его погулять…

– Крис! – она высвободила ладонь. – Честно, вот если бы ты встретил меня здесь в компании подруг и только, то есть в поисках приключений, если называть вещи своими именами, я бы тебе кокетливо ответила, что, может быть, не сейчас, может быть, позже, попросила не торопить события и прочее, и прочее, что обычно говорят девушки в таких случаях. Но ты же видел меня с мужчиной, да?

– Видел.

– То есть я вроде как шлюха? Прилетела с одним, сплю с другим?

– Нет, – оторопел от такой атаки англичанин, – я… я… Но у вас такая… разница в возрасте, что я подумал…

– А, что я с ним из-за денег? Юная девица и лысый мужик? Крис, он мне нравится! А деньги – у меня отец миллионер. Крис, ты миллионер?

– Нет…

– Зато вроде молодой и красивый. Я после твоего предложения тебе на шею должна броситься?

– Нет, но…

– «Нет», но «да». Нарцисс ты, вот и все. Я люблю мужчин, у которых еще и вот здесь, – она постучала пальчиком по его бритой черепушке, – что-то есть, – повернулась и пошла к лифту.

Она жутко злилась на себя: море, лето, песок, человек просто флиртовал, курортные романы – так было всегда, и так будет. Но… Ведь с другой стороны, он сразу предложил, по сути, лечь ей в постель! Он принял ее за содержанку! За шлюху! Козел!

В номере раздавался могучий храп.

Девушка почистила зубы и легла рядом с телом, думая, что не заснет, накрыла голову подушкой и тут же отключилась.

Около четырех утра ее разбудили звуки, доносящиеся из ванной. Приятеля рвало и, судя по его реву, просто выворачивало наизнанку. Кристина решила, что если все это продолжится, она уедет. Через десять минут рев прекратился, и она опять уснула.

Но утром Игорь изменился. Проспавшись, он извинялся, целовал ей ладошки, так, как он умел один, оправдывался, говорил о тяжелой работе, неизбежных стрессах, ей предложил пока понежиться в постели, а сам он, мол, пойдет приводить себя в порядок – плавать в бассейне. Идея вздремнуть лишний часок без храпа показалась хорошей, и она растянулась во весь свой немаленький рост на кровати.

Друг вернулся даже позже, чем через час, выглядел отлично. Сказал, что парился в турецкой бане «Хаммам» и долго плавал в бассейне. Глупая, она поверила. Нет, он, конечно, и плавал, и в баню заходил, но опохмелиться холодненьким пивом тоже не забыл.

Из номера они вышли в обнимку. Кристина подумала, что с удовольствием встретила бы на пляже этого английского сперматозоида. Но, как назло британец на глаза не попадался, девушек здесь было полно, может, другую закадрил.

Игорь продолжил опохмеляться и у бассейна, и во время обеда, после чего пожелал прилечь, Кристина же предпочла отправиться на оздоровительные процедуры. Массаж, обертывание – все оказалось здорово, хоть и продлилось больше запланированного – Игорь, наверное, там уже заждался, но она чувствовала себя хорошо и спокойно.

Напевая песенку, вприпрыжку, как маленькая девочка, только косичек не хватало, она добралась до номера, постучала – тихо. Открыла сама и, войдя, увидела следующую картину: спит, на столе поднос с тремя пустыми бокалами из-под виски, у кровати на полу лежит еще один поднос с тем же содержимым. Называется, оставила одного, разморило бедненького… Она стала трясти его за плечи, вроде растормошила. Игорь открыл глаза.

– Ну! – недовольно промычал он.

– Игорь, – твердо произнесла она, – если это продолжится, я уеду.

– Езжай! – снова промычал он и перевернулся на живот.

– Скотина! – прошептала она и пошла переодеваться.

Спустившись на ресепшен, Кристина, еще не веря самой себе, что она это делает, стала расспрашивать девушек, как поменять билет. Было стыдно, ей казалось, что все понимают, что происходит, но разбираться с очередным сочетанием доктора Джекилла и мистера Хайда1 не хотелось абсолютно. Узнав, как поменять билет, она поблагодарила персонал и пошла на ужин.

По рекомендации официанта Кристина взяла отличного итальянского вина, раз у них сложилась пара, надо своей второй половине соответствовать – пьянствовать так пьянствовать.

Поглощая мидии, она задумалась: зачем вчера так грубо отшила Кристиана? Раньше ни с кем она такого себе не позволяла. Это же позиция нашего, свободного от навязанных старшим поколением стереотипов – мы молодые, красивые, должны получать удовольствие друг от друга. Вот и все. Да – да, нет – нет.

До танцев оставался еще целый час, и она решила прогуляться вдоль пляжа. Держа туфли в руке, шлепала по мокрому песку босиком. Море было спокойное, и лишь слабый ветерок покачивал волны. Темнота здесь наваливалась как-то сразу, без перехода дня в ночь. Раз – и стемнело. Бах! Бах! – одна за другой стали выстреливать на небе звезды. И вскоре уже весь небосвод усыпан яркими точками. Наткнувшись на беседку, она улеглась на одну из лавочек и стала смотреть вверх. Звезды, звезды… Никогда она себе не разрешала поддаться мимолетному желанию, пыталась все делать по любви и с надеждой на будущее, с самого первого поцелуя, и чем это закончилось? «Любимый» валяется трупом в номере, тяпнув шесть порций виски – может, двойных, то-то официант из рум-сервиса подивился… Хотя что дивиться – на Кипр ездят русские да англичане, такие же выпивохи, если не хлеще…

Послышалась музыка. Кристина встала и побрела назад. Добравшись до выложенной камнями дорожки, отряхнула со ступней песок, обула туфли и пошла к площадке.

Вчерашнего одинокого ди-джея, микшировавшего на свой не слишком изысканный вкус известные хиты, заменил то ли оркестр, то ли ансамбль, то ли джаз-банд – подобрать название трудно. Играли заводную мелодию, в центре площадки, не обращая внимания на окружающих, танцевала замечательная пара – подтянутый седой мужчина лет пятидесяти, в голубом льняном пиджаке и в белых широченных брюках, и женщина лет тридцати на высоких каблуках, в шикарном платье с открытыми плечами и глубоким разрезом. Кристина в детстве занималась фигурным катанием и спортивной гимнастикой, пока в тринадцать не стала резко расти и не превратилась в слишком для этих видов спорта высокую, так что, подумала она, с успехом бы эту даму заменила. А мужик классный! Не пьян, наверное, у него нет стрессов.

Кто-то взял ее за локоть. Она обернулась:

– Крис?

– Привет! – обнажил он все свои тридцать два белоснежных зуба. – Танцуешь?

– Танцую, но не сегодня.

– А что сегодня?

– Пью. Угостишь?

Парень, казалось, оторопел от такого поворота событий.

– Само собой, – ответил он. – Идем в бар.

У стойки спросил:

– Вино?

– Давай. А ты?

– И я вино.

Он что-то рассказывал, но она его не слушала. Внешность в мужчине для нее не главное, что Брэд Питт, что Эдриан Броуди – всё равно. У мужчины должна быть харизма, у Игоря она есть. У Криса – нет. Но Игорь спал в номере, а Крис – вот он, здесь, рядом. Желания в ней он не вызывал, но вдруг ее такая злость взяла – она молодая, красивая, не просто красивая, а очень красивая, столько мужиков слюней пускало, глядя на нее, а милый променял ее на бутылку. Она резко перебила британца:

– Крис! А ты сейчас можешь друга попросить «погулять»?

Еще не успевшая как следует загореть кожа на лице англичанина покраснела.

– М-м… Это я сейчас «гуляю».

– Тут есть, – повернувшись к нему, она как бы случайно коснулась его бедром, – чудесная лаймовая роща. Пошли, посмотрим?

– Я… Да, конечно, пошли…

– Только полотенце возьми из номера. Или покрывало. Я у выхода на пляж буду ждать.

– Я мигом! Мигом! – сорвавшимся голосом прошептал Кристиан и неуклюже чмокнул ее в щеку, больно боднув лбом в висок.

«Большой Билл» оказался вовсе не таким уж большим. Когда англичанин был сверху, ей в спину через полотенце больно давила кочка, когда он был сзади, она чувствовала, как о твердую землю обдираются коленки. Но терпела – сама напросилась, нельзя же вдруг взять и прерваться по этой причине, лишить парня удовольствия.

На обратном пути она сказала, что завтра улетает. Крис чуть не плакал.

– Оставайся! – молил он. – Переедем в другой отель! Ты ведь мэджик, ты супер!

Так пристал, что пришлось пообещать подумать.

Под утро, часа в четыре, Игорь стал хлопать, как ему казалось, очень тихо и незаметно, дверцей мини-бара. Когда он успокоился и заснул, Кристина встала, собралась и поехала в город. В девять открылось отделение «Аэрофлота», а в четырнадцать часов она уже летела домой.

До самой зимы она ни с кем не встречалась.

2. Голод

Только когда исчезают кошмары, наступает пробуждение. Никогда нельзя заставить себя проснуться во время сновидений – это происходит само. Он открыл веки и резко выпрямился на кровати. Посмотрел на часы – двадцать часов пятьдесят минут, все верно, солнце только что зашло. Повернул голову направо – тяжелые плотные черные шторы не могли пропустить и тоненький лучик света. Вообще-то, перед оконным стеклом были почти всегда наглухо закрытые стальные жалюзи, но механизм открытия приводился в действие с помощью электричества, простым нажатием кнопки, – а в этой стране рассчитывать на то, что в сети многоквартирного жилого дома никогда не произойдет замыкания или еще чего-нибудь подобного, было нельзя. Раз – и открылись стальные пластины сами по себе – мало ли? Старый добрый способ защиты от солнечных лучей не может устареть.

Он подошел к двери, открывавшей выход из спальни в глубь квартиры, набрал код на маленькой панели справа от нее, щелкнул замок, и тяжелая стальная дверь приоткрылась. Такая защита имелась на входе в каждую комнату. Также две двери, на расстоянии полутора метров друг от друга, были установлены на входе в саму квартиру, еще одна отделяла пространство между лифтами и площадкой. Он, собственно, и приобрел две смежные квартиры не потому, что хотел сделать из них одну огромной площади – от лишних метров пользы не было – а чтобы иметь, на всякий случай, еще один рубеж обороны.

Конечно, человек, особенно за последние столетия, очень поумнел, и если кто-то захочет сюда проникнуть, ничто его не остановит, но хозяину было нужно всего лишь время. Если человек придет сюда утром, он немало часов потратит на то, чтобы вскрыть все двери, потом обезопасить себя от усыпляющего газа, автоматически подаваемого при проникновении в то самое маленькое пространство между двумя входными дверями, потом еще вскрыть дверь в одну из комнат, в которой будет находиться хозяин – тогда уже наверняка наступит вечер. А когда снаружи нет солнца, он спокойно откроет окно и спустится по стене – вряд ли человеку придет в голову сторожить еще и окно на двенадцатом этаже. И он тихо перейдет в другое убежище. В Москве у него таких убежищ два. Больше иметь ни к чему – если тебя найдут, можно только переждать, а потом покинуть и город, и страну. За годы странствий он углублялся все дальше и дальше на восток, не сказать, что Россия ему очень нравилась, но осесть в Китае или в Японии, несмотря на всеобщую глобализацию, тем более имея европейскую внешность, ему не очень хотелось. Разве что уж действительно припрут к стене.

Но он – отступник, никто не знает, что он здесь, и никогда не узнает.

Он зашел в ванную и недолго плескал себе холодную воду в лицо – лишь бы скорее проснуться, представители их племени не любят воду. Душ – только перед выходом на улицу, и то не больше пяти минут.

Вытерся полотенцем, зашел на кухню. Все сверкало чистотой и белизной – мусору здесь взяться было неоткуда. Половину помещения занимали два огромных холодильника. Человеку не нужно было расщеплять атом, чтобы подтвердить свою гениальность, достаточно было всего лишь изобрести холодильник. Два биомедицинских MDF 436, изготовленных умными японцами из «Sanyo» для банков крови, позволяли поддерживать постоянную температуру +3 градуса по Цельсию – при ней плазма и форменные элементы не сворачивались и не портились, сохраняя все свои свойства в течение двадцати одного дня. Годилась кровь и для переливания умирающему, и для питания. Потом она приходила в негодность, становилась серо-бурого оттенка, теряла прозрачность, в ней начинали появляться хлопья. Запасы он пополнял в НИИ скорой помощи имени Склифосовского, у дежурного врача Коли Вершинина, жадного и глупого. Но если глупость поддерживает трусость, то жадность заставляет о ней забыть – Коля понимал, что продавать за наличные примерно пятнадцать литров эритроцитной массы каждые три недели странному ночному субъекту – это ненормально, но щедрое вознаграждение гасило желание задавать вопросы.

На случай непредвиденных обстоятельств имелся медицинский криогенный морозильник Haier DW 40 L188 для крови, где та могла храниться до нескольких месяцев – температура минус 40 градусов по Цельсию давала эту возможность. Донорская кровь только утоляла голод, поддерживала существование, но не приносила наслаждения. Когда высасываешь кровь еще живого человека, в мозгу будто расцветает цветок, сверкают искры, все тело словно получает электрический заряд, исчезает ноющая боль в членах, на какое-то время ты воспаряешь над миром. Ты начинаешь ощущать присутствие каждого существа в радиусе километра, даже самого ничтожного насекомого, твой глаз становится как у орла, слух – как у совы, обоняние – как у волка. Силы увеличиваются в десятикратном размере, но главное – исчезает этот ноющий, изматывающий голод.

Свежая кровь должна быть раз в неделю, если ее нет, ты все равно не можешь умереть, но тело иссыхает, кожа покрывается пятнами, появляются признаки тления, плоть начинает вонять, глаза вваливаются, кожа на лице обтягивает торчащие скулы, губы утончаются и открывают острые зубы, готовые в каждую секунду впиться в вену любого живого существа… Последнего человека ради крови он убил пятьдесят четыре года назад, хотя и дал себе зарок закончить с этим гораздо раньше. Но шла война, его убежище разрушили, он прятался под развалинами – и голодал. Когда разум помутился и сил терпеть больше не осталось, он вышел на охоту – как столетия назад, когда не приходилось обращать внимания на угрызения совести и нужно было лишь следовать советам Наставника, убедившего его в праве отнимать жизнь у людей. Праве высшего существа.

Попавшийся ему тогда человек был немецким солдатом, и когда вампир насытился, то лишь посмеялся – убийство можно было счесть за помощь его исторической родине, хоть он и превратился в ЭТО, все же по происхождению считался французом.

Во время второй мировой войны Филипп часто клял себя за то, что не эмигрировал в США – Австрия стала откровенно ненадежным убежищем, но преодолеть свойственный его племени страх перед путешествиями так и не смог. Хорошо, что по совету Наставника еще до вступления Гитлера в Польшу он обратил свой капитал в золото и отправил его за океан, разумно не сообщив, кому именно он его передал. Война увеличила количество бродяг и бездомных, пищи появилось много, но он уже перестал убивать и довольствовался донорской кровью. Однако добывать ее становилось все сложнее и сложнее, а в апреле сорок пятого безрассудное упорство генерала Велера дало русским повод покрыть реактивными снарядами всю площадь в три квадратных километра, которую занимали войска пехоты безумного вояки вперемешку с остатками шестой танковой дивизии СС и мотоциклетной ротой. Самонадеянные насмешки представителей их племени над глупым человеком относились к очень давним временам. Их не пугали стрелы, мечи, а затем – пули, но снаряд «Катюши» мог бы разорвать его тело на сотни мелких частей, и уже не было никакой необходимости протыкать ему сердце и отделять голову от туловища. Он не выходил из подвала, пока длилась бомбардировка, и если бы не подземные ходы, ведущие к реке, так бы и остался под обломками замка.

Искусство – единственное, что хоть как-то его радовало в этой вечной и давно опостылевшей жизни, и потому он очень жалел сгоревшую коллекцию картин фламандцев и представителей Барбизонской школы.

Он не знал, сколько ему предстоит прятаться в сыром тоннеле, и впрок выпил всю кровь дважды несчастного немецкого юноши. Дважды – потому что тот сначала призвался на войну, а потом попал ему в руки.

Барон долго сидел под землей, и лишь когда понял, что русские уже не уйдут, ночью отправился в Вену искать своего поверенного. Даже соблюдая все меры предосторожности, он напоролся на советский патруль, принявший его за фашиста. Пришлось сделать огромный крюк, и к поверенному он попал перед самой зарей, чуть было не прекратив свое существование. Тот долго прятал его в подвале за щедрое вознаграждение. Новые власти устанавливали личности всех беженцев, пытаясь найти пособников нацистов, и объяснить, почему столь почетный гражданин предпочитает считаться погребенным под обломками своего замка вместо того, чтобы средь бела дня прийти в управление и зарегистрироваться, было трудно. Но русские ночью не работали.

Спустя месяц, с новым убежищем и документами, он смог выполнить свою мечту – ускользнуть от опеки собратьев и перестать, наконец, убивать.

Так австрийский землевладелец Хорст Ауфхаузер прекратил свое существование, успев передать доверенность на право пользования накопленным капиталом обычному гражданину Эрику Венцлю.

Обосновавшись у самой границы с Чехией в городе Штраттенталь, теперь уже Эрик с опасением провел два года в ожидании установления коммунизма в Австрии. Но несмотря на появление на флаге государства серпа с молотом и пришедшую к власти коалицию народной, социалистической и коммунистической партий, Австрия сохранила все преимущества свободного рынка. Несколько звонков – расконсервировал свое американское золото и купил маленький домик в Вене. Защиту он устроил не хуже той, что устанавливал у замка – с поправкой на военные конфликты и русские снаряды, с этим, понятно, ничто не справится. Но жить он хотел именно в Вене – зимние вечера наступают рано, он ходил в Оперу, Фольксоперу, Концертхаус, драматические Бургтеатр и Академический театр. Сразу после поглощенной крови находиться рядом с людьми было не сложно. Даже на второй день. Но на третий их манящий запах начинал влечь к себе, и если во время прогулки он мог заставить себя отвернуться от того или иного привлекательного здорового экземпляра, то в закрытое помещение оперы их набивалось так много, и там было так тесно, что вид многих прекрасных особей сводил его с ума.

Осторожность – прежде всего. Осторожность, осторожность, осторожность. Существование его племени признано таким же суеверием, как полеты ведьм на метле и устраиваемые колдунами бури, так зачем же давать человеку повод в этом усомниться? Хотя иногда его очень тянуло выпить НАСТОЯЩУЮ кровь, но он держался изо всех сил, он перестал убивать, и не было необходимости избавляться от трупов. Однако если непосвященный человек наткнется на него во время сна, он может испугаться, вызвать врачей, его доставят в клинику, начнут «лечить», а потом – исследовать, а потом… Привяжут к койке – и все. Может, и будут давать кровь убитых животных, чтобы поддерживать его существование, но наружу уже никогда не выпустят. Поэтому – нужно быть как можно незаметней…

Он открыл один из холодильников – посчитал пакеты с кровью. Скоро надо будет пополнять запасы. Да здравствует цивилизация!