Текст книги "Рейс через Атлантику (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Басманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 6

Джеймс знал цену силе. И он с трепетным ужасом преклонялся перед чудовищной мощью, обрушившейся на «Феррис». Всё скрипело, трещало и ходило ходуном. Джима кидало от стены к стене, что он не успел убрать в ящики или надёжно закрепить, летало вместе с ним. Несколько раз корабль сильно кренился, в такие мгновения Джим думал, что теперь уж они непременно пойдут ко дну. Порой Джиму казалось, что «Феррис» – живое существо, которое отчаянно борется за свою жизнь и не желает тонуть. А в его брюхе сидят крошечные человечки, такие жалкие и беспомощные по сравнению с захватившей их стихией.

Джим не представлял, сколько времени прошло с начала шторма, но по его ощущениям природная вакханалия продолжалась всю ночь. К утру, когда стихли последние громовые раскаты, и волны перестали швырять "Феррис" словно щепку, Джеймс совершенно обессилел. Качка, рёв и грохот вымотали его, и сейчас хотелось только одного – поспать. В каюту постучали, и голос за дверью громко объявил, что капитан срочно созывает всех пассажиров в кают-компанию.

В коридоре Джим столкнулся с осунувшимся и всклокоченным Грегом. Они проследовали вместе с остальными к месту сбора, ни проронив по дороге ни слова. В кают-компании собралось уже прилично народу: тут были и знакомые – завсегдатаи бара, любители прогулок по палубе, но других Джим узнавал с трудом – в основном обитатели "люксов" и пассажиры, плохо переносившие плавание. Такие предпочитали всё время проводить в каюте. Пришедших переписывали поимённо, сверяли с журналами.

Милен он заметил сразу же – она была бледна, обнимала себя; лишённые косметики губы – когда Милен нервно поджимала их – превращались в тонкую розовую полоску, что в сочетании с её носом выглядело отталкивающе. Пассажиры прибывали, кают-компания уже не вмещала всех, кто-то остался стоять в проходах и возле двери. Оживление возле бара сменилось тихим ропотом собравшихся людей. В кают-компании появился капитан. "Леди и джентльмены! – зазвучал его громкий голос. – Нам посчастливилось пережить один из самых сильных штормов! И судя по всему, мы легко отделались. Синяки, ссадины и разбитую посуду я в расчёт не беру. По этому поводу сегодня в обед всем будут розданы бутылки отличного виски из личных капитанских запасов... – его слова потонули в одобрительном гуле и аплодисментах, капитан продолжил, дождавшись тишины: – А вечером наш шеф-повар угостит всех порцией мясного!"

Обладатель шикарных усов, примятого поварского колпака и сероватого с потёками передника, стоял рядом. Шеф-повар улыбнулся. Это была странная улыбка обречённого, вымученная, вынужденная, словно жест вежливости перед тем, как взойти на эшафот. Однако никто не обращал на это внимания, кажется, собравшиеся пребывали в лёгкой эйфории. Джеймс вздрогнул. Этот блеск в глазах он уже видел. Итальянец заметил взгляд Джима, нахмурился и поспешно скрылся за дверью камбуза.

До полудня Джим спал как убитый. Поднявшись к обеду в кают-компанию, он получил обещанную бутылку от капитана, и хотя зверский аппетит не могли унять пара сэндвичей, тревоги и дурные мысли, наконец, стали покидать его. Он вальяжно развалился на стуле и прикрыл глаза. Чертовски хорошо!

– Вижу, ты один? – раздался знакомый бархатистый голос, принадлежавший без сомнения Милен. – Я присяду.

Джеймс выпрямился, насторожился. Перед ним снова предстала та самая, прятавшаяся за ширмой, хотя теперь Милен выглядела не так шикарно.

– У тебя в списке кончились достойные джентльмены, которые могут угостить тебя какой-нибудь изысканной ерундой?

– Ах, ты про вчерашнюю встречу, – Милен пожала плечами, – это была всего лишь приятная беседа. Он сам пригласил меня, с моей стороны было бы невежливо отказывать. Между нами ничего не было, уверяю тебя.

Она оправдывалась! Джим не мог поверить своим ушам.

– Очень рад, – буркнул он, не найдя, что ответить.

– Продолжим беседу у меня? Не могу, когда на меня пялятся.

Ха! Джеймс с трудом подавил смешок, изобразив подобие учтивой улыбки. Интересно, что будет дальше? Осторожность уступило место любопытству.

– Пойдём, – он коротко кивнул, поднимаясь.

Обстановка в её каюте изменилась: стол был пуст, отсутствовало трюмо, и кровать располагалась теперь у противоположной стенки. Они уселись на стулья возле окна.

– Зеркало разбилось во время шторма, – пояснила Милен, – а после того случая с мистером Брукманом я уже не могла спокойно спать на этом месте. Вот, пришлось немного сменить обстановку. Так даже лучше. Просторнее.

– Легко отделались. Было страшно?

– Немного, – Милен едва заметно улыбнулась, – если честно, я такая трусиха! Всем говорю, мол, ерунда. А на самом деле – всю ночь глаз сомкнуть не могла. Думала, что мы непременно утонем... Зато утром, когда погода наладилась, я, наверное, первый раз за свою жизнь поблагодарила Бога.

– Трусиха? Ну-ну, – недоверчиво протянул Джеймс. – Ты отправилась в плавание на край света! Я едва ли знаю хотя бы одну молодую леди, кто согласился бы на такое!

Милен покрутила локон на пальце.

– Это всё моя вспыльчивость. Иной раз я сама не знаю, чего хочу, но только не сейчас... Там, в Америке меня ждёт новая жизнь, и я иду к ней в полном одиночестве. Я не так уверена в себе, как кажется, – она усмехнулась, – впечатление обманчиво! Мне нужен кто-то, кто был бы рядом, кто-то сильный, смелый и... и красивый. Как ты.

Ожидал ли он чего-то подобного? Скорее нет, чем да – самому себе врать не имело смысла: Джеймс был сбит с толку, он снова лихорадочно пытался найти подходящие слова.

– Извини, Милен. Я... я не думаю, что подхожу на эту роль. Мы... мы разные. Видишь ли, я всего лишь портовый грузчик, и главное – у меня есть семья. И я люблю их, ради них я отправился в это путешествие. Так что... извини.

Пора было заканчивать разговор. Джим испытывал ужасную неловкость, ему хотелось поскорее убраться из каюты, где всё вдруг стало ему противным: и сладковатый запах, и ухоженность, и эти сатиновые занавеси... И Милен. К тому же, каждую секунду Джим невольно ждал: вот-вот снова раздастся тот самый предсмертный крик, исполненный страха и отчаяния. И становилось ещё противней.

Джеймс простился наспех, ещё раз извинился. Уже через минуту он сбегал по лестнице на нижнюю палубу. Было пусто в голове, а на душе скребли кошки: правильно ли он поступает? Может быть, зря он торопится, и надо всё обдумать? Джим остановился. На полу перед дверью в каюту лежал Грегори, от него разило спиртным – судя по всему, Грег был мертвецки пьян. Джеймс потормошил его за плечо.

– Ты что тут разлёгся? Давай-ка я тебе помогу!

Грегори очнулся, глянул на Джима осоловевшими глазами.

– Я же говорил, якорь...мне...

Слова давались бедолаге с трудом. Джим помог Боцману подняться, отпер его каюту.

– Заходи, да осторожнее!

– Я говорил! – мямлил Грег, выдыхая перегаром. – Это Он играет с нами! Забавляется...

– Кто Он?! О чём ты?!

– Дейви Джонс! Это всё его происки! В задницу мне якорь! Ха! – Грег шумно опустился на кровать, упёрся руками в колени и продолжил свои пьяные бормотания: – Я подслушал...один моряк говорил, что мы сбились с курса. Мы в ловушке, приятель! Ха! Жратвы нет – раз, до берега далеко – два...

– Заткнись ты! – прервал его Джим и заставил улечься. – Проспись лучше!

Силы покинули Грега, он поворочался в кровати, пробубнил под нос какие-то ругательства. Джеймс был уже у выхода, когда Боцман вдруг отчётливо произнёс: "Ха! Труп Брукмана исчез... Три!" И тут же раздался громоподобный храп.

Глава 7

Джеймс спал плохо. Он ворочался с боку на бок, всё никак не мог устроиться удобнее. Сон то захватывал его, то вдруг отступал, как прибрежные воды во время отлива. И Джеймс никак не мог уловить призрачный переход от сна к бодрствованию и обратно. Его всё время окружала непроглядная тьма. Тьма давила, сжимала в своих объятиях, тьма жила какой-то своей особенной жизнью. В её липкой материи трепыхались звуки, будто мухи, запутавшиеся в паутине. Тут и там – трещало и щёлкало; звуки появлялись и поспешно исчезали. И трудно было угадать их источник. Лишь где-то в глубине, там, где тьма сгущалась настолько, что, казалось, её можно потрогать, слышался едва уловимый шорох. Что-то жило там, оно наблюдало и выжидало, приближаясь медленно и неотвратимо. Чтобы как хищный паук наброситься на свою жертву.

Джим проснулся. Голова раскалывалась, боль стучала в висках вместе с пульсом. Джим привёл себя в порядок: умылся, гладко выбрился. На секунду задержался у зеркала, рассматривая своё отражение. Лицо осунулось, под глазами наметились синяки. Будто он не отдыхал всё последнее время, а выгружал тяжёлые бочки из огромного грузового трюма. Скорее бы на берег! Как же он чертовски устал от всего: и от постоянной качки, и от непогоды, и от всего, что творилось вокруг. Джим одёрнулся и направился на палубу. У самого выхода он едва не налетел на Боцмана. Выглядел тот ужасно: заплывшие воспалённые глаза, блуждающий взгляд, лицо, пепельно-серого цвета. Руки его дрожали. Грегори посмотрел сквозь Джеймса. Пробубнил что-то неразборчиво под нос и побрёл вдоль борта, слегка раскачиваясь и прихрамывая.

Джим догнал его.

– Ты в порядке, Грег? Что с тобой?

Боцман опустил голову и вдруг хрипло запел.

Коль в гости ты ко мне пришёл,

Садись со мной скорей за стол.

Но яства прежде чем вкусить,

Лишь об одном хочу спросить.

Реши, иначе быть беде:

Ты у плиты иль на плите.

Он поднял голову и закончил:

Реши сейчас и навсегда:

Повар ты? Или еда?

– Что за бред ты несёшь?! – воскликнул Джеймс. – Ты рехнулся совсем!

– Оставь меня! – рыкнул Боцман, глянув исподлобья. – Уйди!

Грег побрёл дальше, продолжая негромко напевать. Джим проводил его недоумённым взглядом и решил оставить несчастного в покое. Наверняка, к обеду ему полегчает и он сам заявится с предложением партии в покер. Джеймс направился в кают-компанию. Там было немноголюдно. Бармен уныло протирал стаканы, худосочный денди за барной стойкой читал газету. Джим заказал овсянку и, против обыкновения, забрался в самый укромный угол. Настроение было прескверным; Джим уселся нога на ногу и уставился в потолок. Он боится. Чертовски боится, и самое ужасное, что он никак не может понять – чего именно. Это был какой-то непонятный, неподдающийся объяснению страх, голодной кошкой царапающий изнутри. Джим крепко зажмурился. Как было бы прекрасно, если бы сейчас – сию секунду – он открыл бы глаза и оказался в комнате рядом с Элис и Фрэнки. Больше всего на свете он хотел сейчас обнять своих родных, забыть об этом плавании как о страшном сне.

"Феррис" вдруг резко дёрнулся и застопорил ход. Джеймс едва не упал со стула, таким резким и неожиданным был удар. С палубы послышались чьи-то крики. Что происходит?! Джим поторопился на палубу. На корме у бортов уже собирались люди, они испуганно переглядывались и показывали на что-то в воде. Джим присоединился к зевакам. За бортом у самой кормы он увидел на поверхности большое бурое пятно, вытянутое по кильватерному следу "Ферриса". Повсюду вдоль борта и чуть дальше, покачиваясь на волнах, плавали какие-то ошмётки. Джеймс обомлел. Это были куски мяса и клочья одежды. Их уже начали склёвывать рыбы. "Какой-то пьянчужка выпал за борт!" – пробормотал стоявший слева от Джима. "Боже мой, его затянуло под днище и размололо винтами!" – причитал позади высокий женский голос.

– Мистер Джеймс! – окликнули его. Джим обернулся. Перед ним стоял капитан. – Это ты, приятель? Слушай, матросы сказали мне, что ты был последним, кто разговаривал с этим бедолагой. – Капитан хмуро глянул за борт. – Он говорил что-нибудь?

– Грегори?! – воскликнул Джим. Ужас сковал каждую мышцу, мешал говорить. Во рту пересохло. – Чёрт! Нет, он ничего не говорил...По крайней мере, ничего о том, что хочет отправиться на тот Свет. – Джим судорожно сглотнул, припоминая недавний разговор. – Он выглядел неважно и пел какой-то вздор. Я решил, что это с похмелья. Но я и представить не мог...

Джим умолк, он всё ещё не мог поверить в то, что произошло.

– Ну и рейс выдался! – выдохнул капитан. – Ладно, вспомнишь ещё что-нибудь, найдёшь меня на мостике. – Капитан повысил голос и обратился к замершим зевакам. – Всё, расходимся, расходимся!

Люди неохотно подчинились, и палуба быстро опустела. Джеймс вернулся в каюту. Он никогда не чувствовал себя так мерзко, как сейчас. Гибель Грегори будто вывернула его наизнанку и выпотрошила, оставив лишь пустую телесную оболочку. Он не мог думать ни о чём другом, хотя всеми силами пытался прогнать мысли о несчастном случае. И дело не только в том, что Грег был его единственным другом. Что-то жуткое, отвратительное стояло за этой чудовищной смертью. Джим смутно ощущал присутствие какой-то силы, тёмной, злой. И с каждым часом он чувствовал её всё сильнее, и с каждым часом креп его страх. И Джим теперь начал догадываться, что именно эта неведомая сила была источником его страха.

В каюту постучали. На пороге появился Мартин. "Да на тебе лица нет! – воскликнул он. – Пойдём в бар, тебе срочно нужно развеяться! Сегодня я угощаю, хотя повод на это раз не самый весёлый, весёлый". Джим принял приглашение. Тем более что в каюте в полном одиночестве ему становилось всё больше не по себе. Они уселись за барной стойкой и подняли рюмки.

– Помянем Грегори... – предложил Джим.

Они выпили. Мартин покачал головой.

– Да уж, жуткая смерть, смерть. – Джим не нашёлся что сказать, а Мартин налил ещё и продолжил: – Но это был его выбор.

– Какой ещё выбор? – удивился Джим. – Мне кажется, что он слишком увлёкся алкоголем. К тому же, – он понизил голос и приблизился к Мартину, – его мучили какие-то видения. Он рассказывал мне о них незадолго до смерти.

– Говорят, вы болтали прямо перед тем, как Грег прыгнул за борт.

– Если это можно назвать разговором, – хмыкнул Джим. – Он нёс какую-то околесицу, сейчас, погоди... – Джим нахмурил лоб, вспоминая слова. – Помню только последние строчки:

Реши сейчас и навсегда:

Повар ты? Или еда?

Джеймс оторопело глянул на Мартина.

– Погоди-ка. Ты этот выбор имел в виду? Что за...

Мартин смутился, потёр нос.

– Нет, вовсе нет, – быстро проговорил он. – Я говорю, что у каждого из нас есть выбор: что делать с собственной жизнью. Это как пенни в кармане. Можно потратить его с пользой, а можно просто выкинуть. Выбор мы делаем сами. Грег потратил свой пенни зря, зря. В некотором смысле, он стал едой. То есть то, что потребили, но как в случае с алкоголем пользы от такого потребления никакой. Но он мог быть поваром – тем, кто управляет потреблением. Делает его приятным и полезным.

Джим выпил и поморщился.

– Я не силён в философии. Ты говоришь непонятно. Повар...Еда... Чушь собачья! Грег мёртв. Для кого он и стал едой, так это для рыб. – Джим зажмурился. – Чёрт подери, я до сих пор вижу плавающие куски мяса. И это ужасно...

Они налили ещё по одной. Потом заговорили о прошедшем урагане. Мартин утверждал, что проспал всю ночь, как убитый, поскольку до этого две смены помогал в машинном отделении кочегарам. Потом снова помянули Боцмана. Наконец, Джим решил, что с него хватит. Голова шла кругом, а вкус алкоголя уже вызывал тошноту.

Прежде чем снова вернуться в каюту, Джим прогулялся по палубе. Темнело, на "Феррисе" уже зажигались огни. Глухо стучали молотки – всё ещё ремонтировали гребные винты. К корме Джим решил не приближаться. Он остановился на баке и тяжело прислонился к релингу. Над океаном властвовал штиль. Небо до самого горизонта оставалось чистым. Но эта безмятежность показалась Джеймсу хуже самого сильного шторма – она давила, поглощала волю, забирала мысли. На "Феррисе" вдруг не осталось места, где Джеймс мог чувствовать себя уютно. Корабль стал для него отвратительным домом, домом со старыми, скрипящими половицами, наполненный запахом плесени и старья. Домом с тёмным подвалом, где жили полчища крыс. Домом, где по ночам на чердаке завывает ветер и трещат балки. И хочется поскорее удрать из этого места, но удрать невозможно! Влажный морской воздух пьянил Джеймса сильнее выпитого виски, ужасно хотелось спать.

Джеймс спустился на нижнюю палубу. Остановился возле двери каюты Грегори. Подумать, только! Еще два-три дня назад они сидели за столом, дулись в покер. Обсуждали войну в Европе и делились планами на будущее в Америке. И вдруг Грегори нет. Джеймс круто развернулся и поспешил к себе. Наверное, Мартин прав – таков был его выбор. Дикий, бессмысленный. Джеймс вошёл в каюту и растерянно глянул на открытую дверцу туалетного шкафчика. Кажется, он закрывал его? Джим машинально захлопнул дверцу и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Он чертовски устал. Джим начал погружаться в сон. Медленно, неспешно, словно он тонул в густом киселе. Сквозь дрёму Джиму казалось, будто сумерки в углах каюты сгустились, налились вдруг неестественной чернотой, превратившись в странные призрачные отростки. С удивлением Джим отметил про себя, прежде чем заснуть окончательно, что эти отростки тянутся к нему со всех сторон.

Глава 8

Джеймс проснулся от громкого хлопка. Что это может быть? Он включил свет и потёр глаза. Оглядев каюту, он заметил, что дверца туалетного шкафчика снова была открыта. Да что с ней такое?! Джеймс нехотя слез с кровати, закрыл дверцу. Но едва улёгся и погасил свет, как в каюте раздался отчётливый и громкий стук. Джеймс чертыхнулся, резко сел и включил освещение. Шкафчик опять был открыт. Но не успел Джим встать, чтобы закрыть её, как она закрылась сама. Джим нахмурился. Что за шутки?! Дверца вновь открылась, потом резко, с характерным хлопком закрылась. Электрический свет мигнул, вспыхнул ярче. Джим почувствовал, как лоб его покрылся испариной. Сердце ухнуло. Тук-тук. Стучала дверца, движимая неведомыми силами. Тук-Тук. Он слышал раньше это звук. Но где?! Дверца двигалась всё быстрее. Спираль в лампочке то раскалялась добела, то едва светилась красным. Тени вокруг двигались, прыгали и дёргались в каком-то диком танце.

Краем глаза Джим заметил движение на стене напротив. Он повернулся. Газетные вырезки, прикреплённые к стене, вдруг рассыпались на сотни кусочков. Кусочки завертелись, подхваченные несуществующим вихрем, взметнулись в воздух. Потом стали прилипать к стене, собираясь в слова. Слова выстраивались в строчки. Джим прочёл первую.

Коль в гости ты ко мне пришёл...

Стук взбесившейся дверцы, ритмичный, громкий, неестественно отчётливый, сводил с ума. Джим сидел, не в силах встать, намертво прикованный к кровати безумным, животным страхом. Он зажмурился, заткнул уши. Это просто сон! Дурацкий кошмар! Джим открыл глаза.

Садись со мной скорей за стол...

Гласила следующая строчка. Руки безвольно упали на кровать. Стук дверцы превратился в рёв. Теперь Джим вспомнил, где он слышал этот звук! Тогда, в каюте Милен. Смутный, на грани слышимости стук. Стук из каюты мистера Брукмана! Буквы собрались в оставшиеся строки песни. Той самой, что напевал перед смертью Грегори.

Реши сейчас и навсегда:

Повар ты? Или еда?

Джим закричал. Дико, отчаянно. Закричал до спазма в груди, до хрипоты. Но его крик тонул в безумном рёве хлопающей дверцы. Зеркало, закреплённое на дверце, разбилось, брызнув миллионом осколков. Джим вскочил. Прочь из каюты! Наверх, наверх! Джим рванул, сшибая всё на своём пути; позади вспыхнула и взорвалась лампочка. Джим не помнил себя от охватившего его беспредельного ужаса; ни осталось ни единого чувства, ни единой мысли – всё было заполнено липким, всепроникающим страхом. Он не понимал, куда он бежит. Перед взором мелькали двери, ступеньки, перила. Он бежал, подгоняемый кошмаром, ему казалось, что чернильно-чёрные щупальца темноты преследуют его попятам и готовы вот-вот схватить. Джим больно ударился обо что-то, перед взором вспыхнули искры. Он запнулся, упал. И тьма плотной пеленой окутала его.

Джеймс открыл глаза. Все тело болело. Где он?! Джеймс приподнялся на локтях и огляделся. Проморгался. Мутная пелена, застилавшая взор, сошла. Это была не его каюта. У кровати стоял джентльмен. Джим сразу вспомнил его – это был доктор из каюты напротив Милен.

– Очнулся, – улыбнулся он. – Ну, слава Богу. Как самочувствие?

– Паршиво, – прохрипел Джим и упал на подушку. – Что со мной? Где я?

– Ты, дорогой мой, в корабельном лазарете, – охотно пояснил док. – Уж не знаю, что с тобой случилось, но вчера ночью ты пытался повторить прыжок того несчастного, что разорвало гребными винтами. Тебя утром нашли матросы висящим на релинге у кормы. Ещё бы чуть-чуть...

Джеймс содрогнулся от мысли о том, что было бы с ним, если "ещё бы чуть-чуть".

– Как я там оказался?

Док пожал плечами.

– Тебе виднее, какие черти тебя туда загнали. Перебрал накануне?

– Нет. Мне приснился кошмар. Жуткий, док. Самый кошмарный из тех, что я видел. – Джеймс вздрогнул. – И я не помню, как оказался на палубе. Я бежал куда-то...Я ничего не соображал от страха.

– Мда, – произнёс доктор, – я такого не припомню, чтобы люди от ночных кошмаров бросались за борт. Да, в общем, ладно. Хорошо, что всё обошлось. Пока отдыхай, набирайся сил.

Док ушёл. Джим закрыл глаза и попытался заставить себя не думать о случившемся. Получалось плохо. Джим не ощущал течения времени: все его существование теперь превратилось в борьбу со страхами и воспоминаниями. Они рвались на свободу, пытались вновь завоевать разум. Но Джим не хотел сдаваться без боя, ему казалось, что если сейчас – вот сию минуту – хотя бы на мгновение он позволить победить себя, то просто сойдёт с ума.

Раздался стук в дверь.

– Привет! Как ты? – поинтересовался Мартин, осторожно прикрывая за собой дверь.

Джим прислушался к ощущениям. Ноющая боль в мышцах отступила.

– В порядке. Стараюсь не свихнуться.

– Я поговорил с доком. Он сказал, что серьёзных травм у тебя нет. И если ты себя хорошо чувствуешь, то мы можем пойти в бар и пропустить по рюмке.

Джим уселся на кровати. Поверх его одежды был надет потрёпанный серый халат. В таком облачении Джим представил себя обитателем лондонского Бедлама и ему стало не по себе. Он поспешно стащил халат, отыскал обувь.

– Я чувствую себя достаточно хорошо, – усмехнулся Джим, поправляясь, – для того чтобы хорошенько надраться. Я потратил ещё не все пенни!

Мартин улыбнулся.

– Теперь я вижу, что ты и вправду в норме. Пошли!

В кают-компании в обеденный час было непривычно тихо. Они уселись у самого входа, прямо напротив двери в камбуз. Денег на двоих им хватило лишь на бутылку самого дешевого виски. Впрочем, и этому Джим был рад.

– С питанием на корабле дела обстоят всё хуже, – пояснил Мартин. – Сюда почти не приходят. У некоторых остались собственные запасы провианта, вот и сидят по каютам. Капитан обещал разобраться.

– Тут происходит какая-то чертовщина, – сказал Джим. Он пересказал всё, что приключилось с ним ночью в каюте, и добавил, срываясь на шёпот: – Возможно, ты решишь, что я спятил. Но клянусь, всё было очень похоже на явь. Я уверен – я не спал! И это пугает меня ещё больше!

– Тебе тоже предложили выбор?

Джим не успел ответить. Дверь в камбуз отварилась, и в кают-компании появился капитан в сопровождении низенького, щуплого камбузника. Тот отчаянно жестикулировал.

– Ну, послушайте! – лепетал он, едва поспевая за капитаном. – На камбузе некому работать! Мне нужен подсобный рабочий! Мне нужен рубщик мяса! Постойте...

– Дьявол! – громогласно ругнулся ирландец и, резко остановившись, ткнул в камбузника пальцем. – Я же сказал, что пришлю кого-нибудь к вечеру. Сейчас все заняты на ремонте. – Тут капитан заметил Джима и Мартина. – Вот отличный парень! Эй, как тебя? Джеймс! Помоги на кухне, а я в долгу не останусь.

Капитан покинул кают-компанию прежде, чем камбузник успел что-либо возразить. Джим смерил его взглядом.

– Это кто?

Мартин пожал плечами.

– Наш новый кок. Предыдущий, кажется, ушёл в запой.

– Значит, так. – Джим встал, громыхнув стулом. – Тебе рубщик мяса нужен, да? А ну-ка, пойдём, посмотрим, что там у тебя за мясо!

Он решительно двинулся к притихшему коку. Мартин поспешно вскочил следом.

– Эй, Джими, остынь, остынь!

Но Джеймс вдруг почувствовал прилив сил, они наполнили его вместе с кипящей, клокочущей злостью. Он схватил кока за воротник и потащил в камбуз. Кок пытался было сопротивляться, но куда там! Джим мёртвой хваткой вцепился в него и тянул по направлению к холодильнику. Мартин следовал за ними. "Открывай!" – приказал Джим. Кок был бледен. Его била крупная дрожь. С трудом совладав с засовом, он распахнул дверь камеры, куда не так давно они со Стэнли укладывали мёртвое тело Брукмана. Трупа в холодильнике не было.

– Твою мать! – выругался Джеймс. – Я так и думал! Грегори был прав... – Он повернулся к Мартину. – Нужно позвать капитана!

– Послушай, Джим, не нужно этого делать... – начал Мартин.

Джим сорвался с места, схватил Мартина за грудки и прижал к стене камбуза.

– Ты что-то знаешь, сукин ты сын! Выкладывай! Какого чёрта дверца в моей каюте живёт своей жизнью?! Что за дьявол поёт песни, от которых видавший виды морской волк прыгает под гребные винты?! Отвечай! Иначе, клянусь тебе, отправишься вслед за Грегори!

Мартин двумя руками схватился за руки Джима, тщетно пытаясь высвободиться.

– Успокойся, Джим! Я расскажу тебе...кхее...отпусти! Я всё тебе расскажу! Пойдём, там осталось ещё виски, виски! Отпусти меня!

Злость отступила, оставив место опустошённости и мерзкому отвращению. Джим оглядел камбуз. Трое камбузников в перепачканных халатах со страхом взирали на него, выглядывая из-за стоек посуды, как тараканы из щелей. От витавшего в воздухе сладковатого запаха крови и мясного бульона Джима начало подташнивать.

– Пошли отсюда... – прохрипел он.

Они вернулись за столик в кают-компании.