Текст книги "Рейс через Атлантику (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Басманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4

В каюте Милен было действительно уютно. И не только из-за цены на билет – на «Феррисе» люкс отличался от обычных кают разве что размерами да расположением – здесь царила какая-то особая атмосфера благости, спокойствия. В воздухе витал лёгкий запах дорогого табака, разбавленный тонким ароматом духов; светлая сатиновая драпировка закрывала обшивку стен, вместо иллюминатора в каюте имелось окно, завешанное кружевной занавеской. Рядом с окном стоял деревянный стол под бежевой скатертью, на столе воцарилась огромная ваза с фруктами. У противоположной стены располагалась широкая кровать с массивными резными спинками, у изголовья – чёрное лакированное трюмо.

Милен пригласила Джеймса за стол, достала пару бокалов.

– Скотч, бренди? Или предпочитаете виски?

Джим пожал плечами.

– На ваш вкус.

Она подошла к бару. Разрез на её вишнёвом длиннополом платье кокетливо оголял спину и доходил почти до самого пояса, шелковистая ткань огибала плавные линии бёдер, плотно обхватывала ягодицы и сбегала вниз, переливаясь в ярком электрическом свете. Джим, кажется, перестал дышать, восхищаясь красотой и изяществом Милен. Сердце ухнуло, когда она повернулась к нему с бутылкой в руках и, улыбнувшись, смахнула упавшую на лоб прядь волос.

– Думаю, будет неплохо, если мы перейдём на "ты". Официоз меня утомляет, к тому же... – тут Милен подсела к столу и принялась разливать "Джонни Уокера", – мы как будто уже знакомы.

– Без проблем! – охотно согласился Джим. – Предлагаю выпить за знакомство.

Бокалы издали мелодичный звон. Виски, как и сама Милен, оказался восхитительным – ничего лучше Джим в своей жизни не пробовал. Жгучий напиток распалил его любопытство, наконец, он решился на вопрос.

– Почему ты покинула Англию?

Милен сделала глоток, тряхнула головой.

– Я родом из Лондона. Мои родители были людьми состоятельными, у отца имелась своя фабрика. Он буквально болел ею, она составляла смысл его жизни. Ну и доход фабрика, конечно же, приносила, так что в нашей семье всего имелось в достатке. Единственное, чего не хватало – это наследника. Я оказалась единственным ребёнком, что отца всегда раздражало. И чем старше он становился, тем сильнее было его раздражение. Настолько, что однажды моя мать – она француженка – не выдержала постоянных нападок, бросила его и вернулась на родину, в Париж, – Милен задумчиво поболтала виски в бокале, глянула в окно и, вздохнув, продолжила: – Отец не пережил разлуку – всё-таки он любил её. Три года назад он умер. В наследство мне досталось большое имение в окрестностях столицы, но жить я там не смогла – в доме всё напоминало мне о родителях, о моей безмятежной юности. В ту пору я занималась музыкой и пением у лучших репетиров Лондона. Тогда я даже понятия не имела, как это может пригодиться в моей будущей жизни!

Милен усмехнулась. Тут "Феррис" резко накренился, отчего открылась одна из дверец настенного шкафа, но корабль быстро выправился – видимо шторм разыгрался не на шутку, и дверца закрылась со стуком.

Милен продолжила:

– Я продала имение, села на первый попавшийся поезд и поехала, куда глаза глядят. Честно говоря, тогда я плохо соображала, что делаю: сняла в Портсмуте квартиру, и какое-то время бездельничала. Потом устроилась в "Блэк кэтс" петь по выходным. А недавно, месяц тому назад, вдруг поняла, что мне не место в Старом Свете. Рейс в Америку оказался таким же внезапным порывом, как и всё, что я делала до этого.

Джеймс допил свой виски. Что он мог рассказать ей о своей жизни? Сын лавочника Фреда и швеи Элизабет Тимиди. Школу он бросил, недоучившись всего один год. Чудом не попал на фронт ещё бушевавшей в Европе войны, какое-то время маялся без дела, пока не устроился грузчиком в порт. Но Милен, кажется, уловила ход его мыслей и не требовала от Джима исповеди. Она встала, прошлась по каюте. Потом взяла бутылку и плеснула ещё немного виски в бокалы. Джеймс украдкой разглядывал декольте её облегающего платья, разрез спереди был почти таким же глубоким, как и на спине. Широкие лямки опускались с плеч и соединялись на животе, даже для вечернего платья оно казалось чересчур откровенным: на Милен не было ни лифа, ни корсета и под тонкой тканью рельефно проступала грудь.

– Предлагаю выпить за наше будущее, – проговорил Джеймс и поднялся. – За новую жизнь, которой мы, чёрт возьми, достойны!

Милен приблизилась к нему, и Джим ощутил восхитительный запах её тела, он кружил голову сильнее любого алкоголя, лишал разума. В её зелёных глазах горел озорной огонёк, от которого бросало в жар, сжимало сердце. Для Джима уже не существовало ничего вокруг кроме этих влекущих глаз, широко распахнутых с длинными чёрными ресницами. Милен была совсем близко, она сплела руки за его шеей и томно вздохнула, чуть приоткрыв влажные губы. Тук-тук. Тук-тук. Стучала дверца шкафа. Тук-тук. Тук-тук. Стучало в висках Джеймса. Тук-Тук. Отзывалось где-то в глубине корабля – какой-то странный звук, он едва слышался, но источник будто бы находился совсем рядом. За окном полыхнула молния, глухо зарокотал гром. Джим сжал Милен в крепких объятиях. Она впилась в его губы поцелуем, от которого захватило дух; это было похоже на взорвавшийся вулкан. Джима окатило волной горячего возбуждения.

Шторм, бушевавший за бортом, казалось, поселился внутри него, буря застилала взор, рвала мысли в пенные клочья. Джим легко скинул лямки платья с плеч Милен. Она прикрыла глаза и позволила обнажить себя. Кокетливо поведя плечами, Милен освободила руки от ткани, её пальчики принялись торопливо расстёгивать пуговицы на его рубахе. "А ведь рубашку гладила Элис! – вдруг подумалось Джиму, он замер на секунду. – Вот чёрт, что я делаю?!" Жаркий поцелуй вновь окунул его с головой в кипевший океан страсти, она тесно прижалась к нему, задрожала, забираясь руками под рубаху, тёплые ладони гладили торс, спину и крепкие бицепсы. А он продолжил стаскивать платье с широких бёдер Милен, наслаждаясь прикосновениями обнажённого тела, такого горячего и трепещущего.

Они легли на кровать; Джим ласкал её коричневые налившиеся твёрдостью соски, целовал животик с впадинкой аккуратного пупка и волнительным бугорком внизу, он изголодался по плотской любви и жаждал насладиться Милен, выпить полностью, без остатка, как дорогое виски. Она вздыхала и вздрагивала, призывно покачиваясь – она была готова принять его.

Внезапно за стенкой в соседней каюте что-то грохнуло. Послышался ужасный, душераздирающий крик. Глухой удар. Тишина. Джеймс вскочил и остановился у кровати, прислушиваясь. Но больше ничего, кроме яростного шума волн и дождя, прерываемого редкими громовыми раскатами, слышно не было. Тогда он оделся, застегнулся наспех и вышел в коридор. Открылась дверь каюты напротив, и оттуда выглянул невысокий пожилой джентльмен в пенсне.

– Вы слышали что-нибудь? – поинтересовался он. – Мне почудилось, что кто-то кричал?

– Я был... – начал Джим, но потом осёкся, – я проходил мимо и услышал какой-то шум и крики. По-моему, вот отсюда!

Он показал на каюту соседа Милен. В коридоре появились ещё двое мужчин и женщина – все они тревожно переглядывались и спрашивали, в чём дело. Один из них громко постучал в запертую дверь и позвал:

– Мистер Брукман! Эй! Что с вами?

Ему никто не ответил. Между тем любопытствующих в коридоре прибывало.

– Нужно послать за капитаном! – крикнул кто-то в дальнем конце коридора. – И за доктором!

Пожилой джентльмен, который первым встретился Джиму, поправил пенсне.

– Я доктор. Думаю, нужно ломать дверь! Может быть, мистеру Брукману плохо... – он окинул Тимиди оценивающим взглядом и сказал: – Вы, молодой человек, думаю, справитесь.

Джим примерился к двери, пожалуй, он сможет вышибить её – годы тяжёлой физической работы в порту сделали его сильным и выносливым.

– Может, подождём капитана? – спросил он.

– Может, пока мы будем ждать, – сердито проговорил доктор и гневно сверкнул пенсне, – мистер Брукман отдаст богу душу?

На лестнице послышался шум. "Дьявол вас всех разбери! – донеслось оттуда. – У меня на мостике дел по горло!" В коридоре появился бородатый крепыш с густой копной рыжих волос; говорил он быстро с заметным ирландским акцентом.

– Что тут у вас? По какому поводу собрание?

– Из этой каюты доносились крики, – пояснил доктор. – И теперь никто не открывает дверь, боюсь, что-то случилось с пассажиром.

– Тысяча рифов! – рыкнул капитан. – И для этого надо было звать меня?! – он повернулся к Джиму. – Что стоишь?! Ломай!

Дверь поддалась не сразу. После третьего сильного удара ногой, замок не выдержал. Джим хотел было посторониться, но напиравшие сзади люди заставили его первым войти в каюту. Мистер Брукман лежал на спине возле стены, его мертвенно-бледное лицо было вытянуто, а рот перекосило в немом крике. Такой жуткой картины Джеймс отродясь не видывал. От страха голова опустела, невидимая хватка стянула грудь, сдавила горло, мешая дышать. Вошедший следом доктор, а за ним и капитан тоже прибывали в замешательстве.

– Господи Иисусе, – прохрипел капитан и быстро перекрестился. – Что это с ним, док?

Тот покачал головой.

– Первый раз такое вижу, – он присел к лежащему, пощупал пульс, потом провёл руками по лицу, опуская веки, и со вздохом заключил: – Он мёртв.

Шепоток, словно ветер, игравший осенней листвой, пролетел по толпившимся в коридоре.

– Накройте его чем-нибудь, – проговорил капитан, потом крикнул за дверь: – Стэнли! Где ты, бушприт тебе в задницу?! Вы починили холодильник?

На пороге появился Стэнли – высокий, широкоплечий матрос. Он покосился на мертвеца и доложил:

– Да, кэп, он работает.

– Отнесёте тело в холодильник. Продуктов там всё равно уже нет. На Большой Земле разберутся: что к чему.

Стэнли оглянулся на притихших зевак.

– Поможет кто-нибудь? – спросил он без особой надежды, потом обратился к Джиму: – Давай, приятель, не дрейфь. Я смотрю, ты парень крепкий – здесь недалеко нести – а то эти корабельные крысы уже в штаны наваляли от страха!

Заслужить очередной позорное звание Джиму не хотелось, хотя при одном виде лица мёртвого мистера Брукмана его подташнивало. Джим потоптался в нерешительности, но всё же встал у ног покойного. Теперь тело было полностью закрыто тонким постельным покрывалом. Стэнли подхватил мертвеца подмышки, а Джеймс взялся за лодыжки. За семь лет всякие грузы приходилось таскать, но такой ему предстояло нести впервые. "Дорогу! Расступитесь! – кричал капитан, расталкивая людей. – Всё, представление окончено!" Они спустились по лестнице, прошли кают-компанию, миновали камбуз и оказались перед закрытой дверью холодильного отсека. "Тяжёлый, сукин сын!" – ругнулся Стэн и кивнул головой. – Подожди, я открою". Джиму не терпелось завершить неприятную процедуру, видимо, всё было написано на его лице; матрос, поворачивая блестящую круглую ручку, усмехнулся:

– Да ты жмуриков не бойся! Живых боятся надо... А это... Ну, представь, что это рождественский шоколадный заяц!

Джеймс улыбнулся, но вышло это как-то неубедительно. Конечно же, большой шоколадный заяц. Тогда его можно было бы съесть за праздничным столом. Начать обгладывать с головы, высосать джемовые мозги. Потом подцепить вилкой выпученные зефирные глаза, вырвать карамельный язык.

– Пацан! Что с тобой?!

Окрик Стэнли вывел Джима из оцепенения. Дьявольщина какая-то! Он мог бы поклясться, что это не его мысли, будто кто-то другой поселился в голове и думал за него. Джеймс встряхнулся, постарался прогнать назойливый голос.

– Да, всё в порядке, давай поскорее занесём тело.

Кряхтя и чертыхаясь, они затащили труп в маленькое помещение холодильной камеры. Джим решил не дожидаться, пока Стэн запрёт дверь, и поспешил к себе в каюту. Путь его лежал через камбуз, здесь Джимми чуть не налетел на суетившихся работников, один из них повернулся к нему. От камбузника разило спиртным, но впалые глаза при этом оказались ясными; что-то пряталось в них, что-то, чему Джим не сразу смог подобрать нужного слова. Худосочный мужчина быстро заговорил на своём языке, тыча пальцем в заляпанный плакат на стене. "Мы есть то, что мы едим. Гиппократ" – было крупно написано там большими печатными буквами. Чуть ниже надпись гласила, что вход на камбуз без халата запрещён. Джим негромко чертыхнулся и поспешно ретировался.

Вот и его каюта. Он устало опустился на кровать. Вечер оказался безнадёжно испорчен, радовало только то, что шторм наконец-то поутих. Тук-тук. Стучали в иллюминатор редкие капли брызг и дождя. Джим вдруг сообразил – что же он увидел в глазах того работника, которого чуть не сбил с ног на камбузе. Безумие.

Глава 5

Джеймс встал рано, долго ворочался. В мыслях воцарился жуткий хаос, а в животе – пустота. Вчера вечером он пропустил ужин. Джим встал, размялся немного. Сполоснув лицо холодной водой, он почувствовал себя значительно лучше. Можно было и позавтракать.

Людей в кают-компании в ранний час оказалось немного: трое незнакомых джентльмена за столиком что-то тихо обсуждали, да одинокий матрос за барной стойкой пил пиво. Завтрак оказался скуден, и Джим припомнил слова Мартина об испортившихся припасах. Быстро покончив с тостами и чаем, он решил прогуляться по палубе.

Погода в этих широтах поразила Джеймса своим непостоянством: утро выдалось душным, в тяжёлом влажном воздухе ощущалось грозовое напряжение. Солнце, только показавшееся из-за горизонта, едва пробивалось сквозь низкие кучевые облака. Побродив среди такелажа и бочек, затянутых сетью, Джеймс наткнулся на Грегори. Боцман был небрит, с синяками под заспанными глазами. Он мял в руках окурок и иногда оглядывался по сторонам.

– Я уж жду не дождусь, когда мы сойдём на берег! – воскликнул он вместо приветствия.

– Куда ты пропал-то? – удивился Джим.

– Представляешь, – Грег говорил, будто не слышал его, – на берегу нас ждут женщины и отличная выпивка! Мы предадимся веселью, разрази меня гром! Я обойду все пабы на побережье и... ты со мной, Джимми?

Джеймс растерялся. С чего это старого морского волка вдруг потянуло на берег?!

– Что с тобой, чёрт тебя подери?!

Грег сделал большие глаза.

– Не поминай чёрта, слышишь?! – сорвался он на крик, потом одёрнулся. – Извини, приятель. Я побывал во всяких злачных местах, но такое встречаю впервые...Якорь мне в задницу, если я ещё раз взойду на этот корабль!

Джим начинал сердиться, он схватил Боцмана за локоть.

– Можешь мне объяснить, что происходит?!

Грегори дёрнулся, вырываясь, и сник. "После обеда приходи ко мне..." – тихо проговорил он и, резко развернувшись, скрылся за бочками. Хорошее настроение, которое только начало возвращаться к Джиму, испарилось, как вода с раскалённой сковородки. Он сплюнул в сердцах и отправился гулять вдоль борта; Джим разглядывал огненно рыжий горизонт, наблюдал за большими бесформенными облаками и пенными бурунами, сверкавшими под редкими лучами солнца – это помогало хоть как-то унять раздражение. На носу он повстречал капитана, который внимательно вглядывался в едва заметную тёмно-синюю полоску на небе прямо по курсу. Он узнал Джеймса.

– А, это ты. Как жизнь?

– Так себе, кэп, – буркнул он. – Похоже, моё настроение сроднилось с местной погодой. А она тут чер...э-э-э...ужасно капризная!

– Это точно, – капитан махнул рукой в сторону горизонта. – Видишь? Боюсь, шторм, что мы прошли до этого, окажется пустяковой забавой. Не хочу тебя пугать – хоть ты парень и не из робких, – тут он подмигнул Джиму и ободряюще улыбнулся, – вечером рекомендую оставаться в своей каюте. Все испытания ещё впереди!

Джим поблагодарил за предупреждение. Час от часу не легче: сейчас ему как никогда хотелось взбодрить себя, и против своего обыкновения, он направился в бар. Кают-компания полнилась пассажирами, за стойкой нашлось свободное местечко в самом углу, откуда, однако, зал хорошо просматривался. После двух стопок виски Джим почувствовал себя веселее, пусть он ещё не вернулся в прежнее расположение духа, но теперь уж точно избавился от уныния.

В кают-компанию зашла Милен. Её сопровождал какой-то мужчина, кажется, Джим видел его вчера в коридоре верхней палубы. Она заметила его: бросила взгляд мимоходом, равнодушно, будто никогда и не знала никакого Джеймса Тимиди. Какой же он был идиот! Как мог позволить так оболванить себя?! Джим проводил глазами пару: на нём – строгий костюм, на ней – очередное платье: чёрное, свободное, с длинной плиссированной юбкой и воланами по бокам. Макияж, завитые волосы, наряды, бижутерия, весь это внешний шарм Милен вдруг напомнил Джиму занавески в её каюте: красивые полупрозрачные кружева – они прикрывали поцарапанное, мутное стекло в раме с потрескавшейся краской. Шарм-ширма. Скрывавшее легкомысленное, ветреное создание. А, впрочем, какая разница?! Джеймс досадовал только об одном: что так легко сдался. Мог бы он в другое время, в другом месте променять эту профурсетку на свою Элис?! Ни за что!

Его размышления прервали урчания в животе. После такого завтрака голод вернулся очень быстро, и хотя до обеда оставалось ещё около часа, Джим решил не ждать. К его удивлению на обед предлагали только овощи в разных видах, повар-итальянец что-то пытался объяснить на ломаном английском даме в возрасте, но та даже не желала его слушать, громко требуя порцию мясного рагу. "Похоже, нас ждут проблемы с едой! – подумал Джим. – Хорошо ещё, что до берега осталось немного, похоже, по прибытии придётся хорошенько подкрепиться!" Три дня на голодном пайке не пугали его – он итак жил впроголодь последние полгода. Только здесь, на корабле, Джеймс позволил себе расслабиться и ел вволю. До сегодняшнего дня.

Пообедав на этот раз более чем скромно, он вернулся на палубу и сразу же вышел на бак. Маленькая синяя полоска превратилась в грозовой фронт, захвативший половину неба. Плотные иссиня-чёрные тучи, казалось, опустились до самой воды, то тут, то там сверкали разряды молний. Выглядело это пугающе, можно было подумать, что там начинался совершенно другой мир, лишённый света, состоящий только из водяных столбов дождя и ярких всполохов.

Джим спустился на нижнюю палубу, остановился напротив каюты Грега. Сейчас он распахнёт дверь и увидит Боцмана, распластанного на полу, с лицом, вытянутым в нечеловеческом испуге, поседевшего и мертвенно-бледного. Нет! Не может этого быть! Джеймс постучал. Грегори открыл почти без промедления, в его болезненно красных глазах вдруг мелькнул страх. Он таращился на Джима несколько секунд, потом зажмурился и, коротко кивнув, пустил его в каюту. Тут царил беспорядок, достойный самого заядлого холостяка: повсюду валялись пустые бутылки, окурки и порванные в клочья газеты. Тяжёлое амбре от грязной одежды, пота и уксуса не оставляло сомнений в разнузданном пьянстве хозяина каюты. Боцман одним движением скинул со стола обрывки, жестянки, поднял и пододвинул Джиму стул, а сам уселся на кровать и пригладил пятернёй всклокоченные волосы.

– Рассказывай, – потребовал Джеймс.

– Я боюсь, – пробормотал Грег, глядя прямо перед собой, – мне всё время мерещится какая-то дрянь! – Тут он потянулся к прикроватной тумбочке, извлёк оттуда початую бутылку джина и хлебнул из горла. – Только не подумай, что я спятил! До того, как я оказался на "Феррисе", ничего такого со мной не было!

– Ты принимаешь что-нибудь? Мои портовые приятели рассказывали, что, например, от опийного жевательного табака могут иногда появляться разные видения...

Грег резко подался вперёд.

– Нет! – прервал он Джима. – Только то, что есть в баре. Если бы с этим пойлом что-то было не так, думаю, страдал бы не только я, – Грегори пожевал губы. – Якорь мне в зад! Иногда я вижу людей без руки или ноги, при этом они ходят и разговаривают, как ни в чём ни бывало, а в это время у них из разорванных культей брызжет кровища. Или у иного джентльмена во время обеда может упасть в тарелку глаз, а он продолжает обедать и съедает его! Понимаешь?! Разрази меня гром, он жрёт собственный грёбаный глаз, как кусок пирога! Я не могу так больше... – Боцман сделал ещё один большой глоток. – Я не выхожу из каюты, чтобы не видеть этой бесовщины! Но и тут мне нет покоя, будто кто-то наблюдает за мной, следит неотрывно...

Джима прошиб холодный пот. В другой раз он решил бы, что его приятель просто свихнулся, но было в его словах что-то, что ощущал и он сам. И чужие мысли в голове, и тревожные тени в углах каюты, и безумный взгляд камбузника. Боцман вдруг встал, прошёлся до иллюминатора, пнул попавшую под ногу пустую бутылку.

– Я думаю, нам надо отвлечься, – предложил Джеймс, выгребая из-под груды мусора колоду карт. – Партию в покер? Пока не начался шторм.

– Шторм? – Грег обернулся и приподнял брови. – А разве он не прошёл?

Джим рассказал ему о своей встрече с капитаном и грозовой туче.

– Что-то будет, – покачал головой Грегори. – Помяни моё слово... Ах, тысяча тухлых моллюсков, ну его! Сдавай карты!