Текст книги "100 знаменитых американцев"

Автор книги: Дмитрий Таболкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ДРАЙЗЕР ТЕОДОР

(род. в 1871 г. – ум. в 1945 г.)

Писатель, публицист. Проблема конфликта личности и общества. Романы «Сестра Керри» (1900), «Дженни Герхардт» (1911), «Гений» (1915), «Американская трагедия» (1925), трилогия «Финансист» (1912), «Титан» (1914), «Стоик» (1947).

Теодор Герман Альберт Драйзер родился 27 августа 1871 г. в местечке Терре-Хот, штат Индиана. Он стал двенадцатым ребенком в семье Сары Драйзер, происходившей из семьи чехов – иммигрантов, и фабричного рабочего Иоганна Пауля Драйзера, приехавшего в Америку в 1844 г. из Германии. Семья Драйзеров жила в крайней бедности. Детство будущего писателя прошло в нужде и лишениях, мальчику рано пришлось начать самостоятельную жизнь.

В 16 лет Теодор покидает родной дом и уезжает в Чикаго на заработки. В эти годы город стремительно растет и отстраивается после того, как две трети Чикаго выгорело в пламени грандиозного пожара 1871 г. Нужно множество рабочих рук. Юноша убирает и моет посуду в ресторане, развозит белье из прачечной, трудится на других тяжелых и малооплачиваемых работах. Впоследствии он во многих романах возвращался к своим «университетам» – эпизодам юношеских скитаний и невзгод.

Теодор мечтает получить хорошее образование, его интересует литература и философия. С помощью своей школьной учительницы он поступает в университет города Блумингтон, штат Индиана. Но через несколько месяцев деньги, отложенные на образование, заканчиваются, и Драйзер возвращается в Чикаго.

В 1982 г. были замечены литературные способности Теодора Драйзера и его приняли на работу в крупную газету «Чикаго дейли мейл». Будущий писатель прошел серьезную школу журналистики, много ездил по стране. Чикаго, Сент-Луис, Кливленд, Питтсбург, Баффало, Нью-Йорк – вот лишь краткий перечень городов, в которые забрасывала его журналистская судьба. В середине 90-х годов очерки и рассказы молодого писателя публикуются во многих газетах и журналах. В это время он увлекается философией, в особенности трудами известного английского философа и социолога Герберта Спенсера (1820–1903). Политические, социальные и этические взгляды Драйзера во многом сформировались под его влиянием.

Первый роман Драйзера «Сестра Керри» выходит в свет в 1900 г. Это история простой американской девушки Каролины Мибер, дочери бедных фермеров. Она приезжает из провинции в Чикаго с заветной мечтой стать знаменитой актрисой. После долгих злоключений девушка достигает своей цели, но цена, которую она заплатила, увы, чересчур высока… Говорят, что прототипом героини стала старшая сестра писателя Эмма. Издатели не хотели браться за публикацию первого романа начинающего писателя. Драйзеру помог молодой, но уже известный писатель и публицист Фрэнк Норрис (1870–1903). «Сестра Керри» была издана небольшим тиражом (всего тысяча экземпляров), однако сразу же оказалась под запретом. Целомудреннейший по нынешним временам роман был запрещен «за разнузданную непристойность». Инициатором запрета выступила организация с символическим названием «Нью-Йоркское общество по искоренению порока». Неудивительно, что Драйзер тяжело пережил неудачу, впал в депрессию, даже подумывал о самоубийстве. Однако вскоре ему удалось преодолеть кризис. Этому в большой мере способствовал успех «Сестры Керри» в Англии, где книга была опубликована с помощью того же Ф. Норриса.

Теодор Драйзер возвращается к работе и несколько следующих лет возглавляет редакции ряда женских журналов.

К проблемам, затронутым в первом романе, писатель неоднократно обращается в последующих произведениях. Его второй роман «Дженни Герхардт» (1911) посвящен судьбе благородной женщины из бедной семьи. Основу сюжета составляет любовная история сына миллионера Лестера Кейна и бедной горничной Дженни Герхардт. Трагедия влюбленных заключается в том, что отец молодого человека против такого мезальянса. В конце концов, под угрозой лишения наследства, Лестер бросает Дженни и женится на богатой вдове… Критика встретила этот роман более благосклонно, и Драйзер написал несколько рассказов, одноактных пьес и книгу о своей поездке в Европу.

Следующим этапом его творчества стала «Трилогия желания», состоящая из романов «Финансист» (1912), «Титан» (1914) и «Стоик» (1947), опубликованная в 1947 г. уже после смерти автора. Это широкое полотно американской жизни второй половины XIX века. Герой трилогии, американский бизнесмен Фрэнк Каупервуд, не только «титан без души и сердца», но и во многом трагическая фигура. Его прототипом стал известный чикагский магнат Ч. Йеркс. Советский исследователь творчества Т. Драйзера Н.И.Самохвалов пишет: «“Финансист” и “Титан” представляют собой глубокое исследование американской жизни, это – серьезные социальные романы. Для массового американского читателя, приученного к развлекательной литературе, они представляли известную трудность с точки зрения восприятия. Несомненная заслуга Драйзера в том, что он отучал читающую публику от легкого, бездумного чтива и предлагал серьезную правдивую литературу, тесно связанную с жизнью народа. При этом Драйзер сумел увлечь читателя, захватить его драматизмом развивающихся событий».

В известной мере к трилогии примыкает роман Т. Драйзера «Гений» (1915), в котором писатель мастерски показал конфликт талантливого художника с обществом. Это произведение также вызвало возмущение в консервативных кругах американского общества и вскоре было изъято из продажи.

После 1915 г. Драйзер писал рассказы, философские эссе, автобиографию. Все эти произведения пронизывает мысль о гнетущем воздействии общественных порядков на рядового человека. Этой же теме посвящен самый популярный роман писателя «Американская трагедия» (1925). В основу произведения легли протоколы реального судебного процесса над молодым человеком, который, стремясь продвинуться в обществе, совершает преступление и приговаривается к смерти. Само название этого романа глубоко символично. Не случайно многие критики назвали его американским «Преступлением и наказанием», отмечая влияние Достоевского. Да и сам Драйзер неоднократно говорил о своем интересе к творчеству русского писателя. В те годы, когда никто не подвергал сомнению пресловутое «американское процветание», роман произвел эффект разорвавшейся бомбы. Впервые гибель человеческой личности в Америке предстала перед читателем как неотвратимый результат действия законов общества, как настоящая американская трагедия. Эта книга принесла писателю шумный успех и материальное благополучие.

По приглашению Советского правительства в конце 1927 г. Теодор Драйзер посетил СССР. Он побывал во многих городах, в том числе в Харькове, Киеве, Одессе. (В Харькове, который был тогда столицей Украины, писателя потрясло здание Госпрома, названное им «чудом, увиденным в Харькове».) Свои впечатления он изложил в книге «Драйзер смотрит на Россию» (1928). По материалам поездки в СССР была написана небольшая повесть «Эрнита», где впервые в американской литературе создан образ положительного героя-коммуниста.

Биржевой крах, разразившийся 4 ноября 1929 г., и последовавшая за ним Великая Депрессия привели к тому, что писатель потерял практически все сбережения. Это способствовало дальнейшим сдвигам в его мировоззрении. Писатель все больше сближается с коммунистическим движением в США. В 30-е годы из-под его пера выходит только публицистическая книга «Трагическая Америка» (1931).

После начала Второй мировой войны Драйзер активно выступает за оказание помощи СССР, за открытие второго фронта. А вскоре после капитуляции Германии, в июле 1945 года вступает в коммунистическую партию США. Он писал: «Вся логика моей жизни и работы побуждает меня вступить в ряды компартии». Однако тяжелая болезнь подтачивает жизненные силы писателя. Теодор Драйзер умирает 28 декабря 1945 г. в Голливуде, штат Калифорния. Уже после его смерти были опубликованы два последних романа – «Оплот» (1946) и «Стоик» (1947).

Судьба Драйзера-романиста в СССР достойна зависти. Критика всегда писала о нем в превосходной степени. Его переводили лучшие переводчики, а книги издавались многомиллионными тиражами. Вышло восемь одних только собраний сочинений! И даже сейчас, когда имя Теодора Драйзера у него на родине основательно забыто, на постсоветском пространстве его романы по-прежнему пользуются популярностью. Как писатель он не обладал теми достоинствами, которые ему у нас приписывали, но и не имел тех пороков, в которых его обвиняли соотечественники. Время все расставило на свои места. Теодор Драйзер занял подобающее ему положение в ряду крупнейших писателей-реалистов XX века.

ДУНКАН АЙСЕДОРА

(род. в 1877 г. – ум. в 1927 г.)

Известная американская танцовщица, одна из основоположниц танцевального стиля «модерн», автор мемуаров «Моя жизнь», «Танец будущего»; в 1921–1924 гг. жила в России, была женой Сергея Есенина.

«Танец и Любовь – моя жизнь», – говорила величайшая из американок, покорившая своим искусством весь мир Айседора Дункан. Она была человеком, для которого понятия любить, дышать и танцевать были неразрывны. Любовь делала Айседору счастливой и несчастной одновременно. «Она давала ей силы, чтобы жить, и убивала», – говорили современники.

Типичная американская звезда, Айседора Дункан прошла путь от полуголодного ребенка до вершины мировой славы. Детство и юность будущая танцовщица провела там, где родилась, – в Сан-Франциско. Родители Айседоры развелись, когда она была еще грудным ребенком. Ее мать, Мэри Дора Дункан, растила своих четырех детей одна. Несомненно, именно она была первой духовной наставницей Айседоры. Учительница музыки, Мэри Дора научила своих детей чувствовать, любить и понимать прекрасное. Вечерами она играла им Бетховена, Шуберта, Шумана, Моцарта, Шопена, читала вслух Шекспира, Бернса или Китса. «Именно ее собственный прекрасный и беспокойный дух сделал нас артистами», – писала Дункан.

«Все мое детство, казалось, прошло под мрачной тенью таинственного отца, о котором никто не заговаривал, и ужасное слово «развод» запечатлелось на чувствительной поверхности моего разума», – вспоминала Айседора. Возможно, поэтому еще маленькой двенадцатилетней девочкой она приняла решение, что будет бороться «против брака, за освобождение женщины, за право каждой женщины иметь ребенка или нескольких детей, когда ей этого захочется». Дункан сохранила эти убеждения на всю жизнь, признавая только свободную любовь. Лишь однажды она изменила своему принципу, выйдя замуж за Сергея Есенина.

Семья Айседоры жила бедно, но детей не тяготило это состояние. «Я решительно не помню, чтобы мы страдали от нашей бедности дома, – вспоминала Дункан, – там мы воспринимали ее как нечто естественное. Страдала я только в школе. Для гордого и чувствительного ребенка система общественной школы, какой я ее помню, являлась такой же унизительной, как исправительный дом… Я не завидовала богатым детям, а, напротив, жалела их. Я поражалась мелочности и вздорности их жизни, и по сравнению с детьми миллионеров я, казалось, была в тысячу раз богаче всем, что делает жизнь достойной». «Самая отважная из всей семьи», Айседора начала самостоятельно зарабатывать уже в 10-летнем возрасте. Школа танца, которую она организовала вместе с сестрой Элизабет, приносила скромный, но стабильный доход. Уже тогда маленькая танцовщица мечтала о своем, созвучном ее внутреннему ощущению и самой природе, танце: «Я не знала, каким он будет, но я стремилась к неведомому миру, в который, я предчувствовала, смогу попасть, если найду ключ». Пройдут годы, и в выросшей Айседоре окрепнет редкий дар отображать гармонию чувств в танце. «Айседора Дункан танцует все то, что другие люди говорят, поют, пишут, играют и рисуют. Музыка претворяется в ней и исходит от нее», – напишет о ней позже поэт Максимилиан Волошин.

Во всем мире Айседора Дункан еще при жизни была признана королевой танца «модерн». Ее свободные, чувственные движения, отвергающие всяческие правила, доводили зрителей до состояния духовного экстаза. В легкой, почти прозрачной тунике, босоногая (что было в диковинку!) Айседора приводила публику в неописуемое изумление. «…Она была предтечей. Что бы она ни делала, все делалось с огромной легкостью – так, по крайней мере, казалось. Именно это придавало ей видимость силы. Она выпустила танец в наш мир в твердой уверенности, что творит великое и истинное. Так и было. Она отбросила балетные юбки и балетные мысли. Она отвергла обувь и чулки. Она надела какие-то лоскуты, которые на вешалке более всего походили на изорванные тряпки; когда же она надевала их, они преображались. Обычно театральные костюмы преображают исполнителей, но теперь она, надевая эти лоскуты, преображала их. Она превращала их в чудеса, и они говорили при каждом ее шаге», – вспоминал талантливый театральный постановщик Гордон Крэг.

«…Я всегда оставалась верной своим возлюбленным и, вероятно, не покинула бы ни одного из них, если бы они оставались верными мне. Полюбив их раз, я люблю их поныне и навсегда», – писала Айседора Дункан. В своей жизни Айседора любила многих мужчин, но всегда эта беззаветная любовь оказывалась роковой. «Над ее любовью словно тяготело проклятие. Все ее романы заканчивались катастрофой», – рассказывала преданный друг танцовщицы Мэри Дести.

Айседоре было 11, когда у нее появилась «великая тайна» – она впервые по-настоящему влюбилась. Ее первой любовью стал один из старших учеников, которых она обучала искусству танца. Молодой «изумительно красивый» химик с восхитительным именем Вернон целых два года волновал сердце маленькой танцовщицы. Любовное увлечение закончилось, когда Вернон женился на «некрасивой девушке из Оклендского общества». Впоследствии Айседора написала в своих воспоминаниях: «Я была безумно влюблена и полагаю, что с тех пор никогда не переставала быть безумной влюбленной».

В 18 лет она чуть было не вышла замуж за поляка Ивана Мироцкого. В те годы Айседора переживала тяжелые времена, тщетно пытаясь завоевать своим талантом Чикаго. Рыжебородый Иван Мироцкий был бедным художником из среды «богемцев». «Он один из всей толпы, перед которой я танцевала в те дни, понимал мои танцы и мое творчество… Тогда я еще не соприкасалась ни с каким из физических воздействий любви, и прошло много времени, прежде чем я узнала о той страсти, которую я внушала Мироцкому. Этот человек лет сорока пяти влюбился бешено, безумно в наивную невинную девочку, какой я тогда была», – вспоминала Дункан. Непримиримая противница брака, Айседора Дункан едва не стала женой бедного поляка. «Не потому, что я верила в брак, – объясняла она, – но я считала в то время это необходимым, чтобы доставить удовольствие своей матери. Я еще не вполне взялась за оружие для защиты свободной любви, за которую сражалась впоследствии». Свадьба не состоялась, так как выяснилось, что Мироцкий уже женат. Мать Айседоры настояла на разлуке влюбленных. Этот неудавшийся роман положил начало череде разочарований в личной жизни.

Вслед за Мироцким в жизни Айседоры появился мужчина, оставшийся в ее памяти и автобиографии как Ромео. Она встретила его весной 1902 г. в Будапеште, где триумфально прошел ее первый сольный концерт. «Овации после концертов, беззаботные люди вокруг, теплая истома проснувшейся природы – все пробуждало сознание, что мое тело не только инструмент, выражающий священную гармонию музыки». И хотя ее роман с молодым и талантливым актером Оскаром Бережи промелькнул как молния, Айседора писала в своих воспоминаниях: «О молодость и весна, Будапешт и Ромео! Когда я вспоминаю вас, мне кажется, что все произошло не в давние времена, а прошлой ночью». Пережив это увлечение, Айседора дала себе клятву «никогда не покидать искусства ради любви». Она отправилась в Байрейт, край Рихарда Вагнера, одного из любимых ею композиторов, где ее ожидало новое любовное приключение. Немецкий историк искусств Генрих Тоде, страстно влюбившись в молодую танцовщицу, ночами простаивал под ее окном. По признанию самой Айседоры, в их отношениях не было ничего от земной страсти. «Тем не менее, – писала актриса, – его общение со мной сделало все мое существо настолько чувствительным, что достаточно было одного прикосновения, иногда только взгляда, чтобы вызвать у меня острейшее удовольствие любви, имевшее такое же отношение к фактическому удовольствию, какое бывает, например, во сне… Чувства, о существовании которых я прежде не знала, пробуждались под его взглядом. Он настолько завладел моим сердцем, что казалось, только и можно было смотреть ему в глаза и желать себе смерти. Духовный транс, который он внушил мне, постепенно уступил место обостренному состоянию неукротимого вожделения». Соединить духовную страсть и страсть физическую влюбленным так и не пришлось. Айседора очень болезненно переживала разрыв, но понимала, что ее «бесплотная любовь» к Тоде обречена.

В 1904 г. во время своего первого гастрольного турне по России Дункан познакомилась с Константином Станиславским. «Резкий снежный воздух, русская еда, особенно икра, действительно совершенно исцелили мой изнурительный недуг, вызванный духовной любовью к Тоде. И сейчас все мое существо жаждало общения с сильной личностью. Когда Станиславский стоял передо мной, я видела ее в нем», – вспоминала танцовщица. Однажды увидев Дункан на сцене, Станиславский уже не мог пропустить ни одного ее концерта. «Потребность видеть ее часто диктовалась изнутри артистическим чувством, близкородственным ее искусству», – говорил он. Реформатор театра оказался весьма консервативен в отношениях любви. Дункан писала в своей автобиографии: «Как-то вечером я взглянула на его прекрасную, статную фигуру, широкие плечи, черные волосы, и что-то восстало во мне против того, что я всегда исполняю роль Эгерии [1]1
  Мифическая героиня, которая после смерти своего супруга превратилась в источник.


[Закрыть]. Я положила руки ему на плечи и, притянув его голову к своей, поцеловала его в губы. Он с нежностью вернул мне поцелуй. Но принял крайне удивленный вид, словно этого он менее всего ожидал. Он отпрянул и, недоуменно глядя на меня, воскликнул: «Но что мы будем делать с ребенком?» «Каким ребенком?» – воскликнула я. «Как каким? Нашим, конечно. Видите ли, я никогда не соглашусь, чтобы мой ребенок воспитывался вне моего надзора, а это оказалось бы затруднительным при моем настоящем семейном положении». Необычайная серьезность, с которой Станиславский произносил эти слова, очень рассмешила Айседору. «Но хотя мне было и смешно, – уточняла артистка, – я была раздосадована и даже рассержена». Она еще не раз пыталась «атаковать» Станиславского, но «добилась лишь нескольких нежных поцелуев, а в остальном встретила твердое и упорное сопротивление, которое нельзя было преодолеть». «Я окончательно убедилась, что только Цирцея могла бы разрушить твердыню добродетели Станиславского». Роман не состоялся.

По возвращении в Берлин Дункан познакомилась с другим великим режиссером-реформатором, любовь к которому затмила все вокруг. Гордон Крэг, которого Айседора считала «одним из необыкновеннейших гениев нашей эпохи», был властителем театральных дум. «В лице Крэга я нашла сверкающую юность, красоту, гений. Я нашла в Крэге ответную страсть, достойную моей. В нем я встретила плоть от плоти моей, кровь от моей крови». Но после первых нескольких недель безумной страсти между ними завязалась отчаянная борьба. «Моим уделом было вдохновить великую любовь этого гения, и моим же уделом оказалась попытка примирить продолжение моей собственной артистической деятельности с его любовью. Немыслимое сочетание. Жить с ним означало отречься от своего искусства, от личности, более того, может быть, и от самой жизни и рассудка. Жить без него означало пребывать в состоянии постоянного уныния, мучиться ревностью, для которой, увы, у меня, казалось, были все основания». Крэг настаивал, чтобы Айседора оставила артистическую карьеру. Стоит ли говорить о том, что это было невозможно. Союз, подтачиваемый «творческими ссорами», а затем и ревностью, распался достаточно быстро. «И все же Гордон Крэг ценил мое искусство, как никто другой его никогда не ценил. Но его самолюбие, его ревность как артиста не позволяли ему признать, что какая-нибудь женщина может действительно быть артисткой», – писала Дункан. Плодом этой недолгой, но страстной любви стало рождение дочери, которой отец дал поэтичное ирландское имя Дирдрэ. «О женщины, зачем нам учиться быть юристами, художниками и скульпторами, когда существует такое чудо! Теперь я знала всепоглощающую любовь, перед которой бледнеет любовь к мужчине».

Долгие годы Дункан была одержима идеей создания собственной танцевальной школы. Учредить «школу для молодежи всего мира» танцовщица решила в Германии, которая, по ее мнению, была в те годы центром философии и культуры. Сорок детей не только обучались искусству танца, но и были полностью на ее обеспечении. Неудивительно, что средств на покрытие всех расходов не хватало. Однажды Айседора сказала своей сестре: «Так не может продолжаться! Если мы хотим, чтобы школа продолжала существовать, то должны разыскать какого-нибудь миллионера». Вскоре слова, сказанные в шутку, танцовщица начала повторять всерьез. Желание осуществилось – Айседора встретила Париса Юджина Зингера, сына известного производителя швейных машинок. Утонченный и благородный, к тому же блистательный красавец, он был одним из самых состоятельных людей Европы. Все расходы по содержанию школы Зингер взял на себя. Постепенно доверие и благодарность, которые поначалу Айседора испытывала к этому человеку, переросли в более глубокое чувство. Лоэнгрин, как называла возлюбленного Айседора, преподносил роскошные дары, устраивал в ее честь приемы и маскарады, окружил нежнейшей заботой. Впервые она могла совершенно не задумываться о деньгах. Лоэнгрин и Айседора были счастливы, когда родился сын Патрик. «Искусство, успех, богатство, любовь и, главное, прелестные дети… Какой пустой и мрачной была бы без них жизнь, ведь дети больше, чем мое искусство, в тысячу раз больше, чем любовь любого мужчины, наполняли и увенчивали мою жизнь счастьем», – признавалась Айседора. Но счастье ее было коротким. Жизнь потеряла всякий смысл, когда 6-летняя Дирдрэ и 3-летний Патрик погибли, утонув в упавшем в Сену автомобиле. Есть ли на свете большее горе, чем смерть детей?! Айседора Дункан прошла через это немыслимое испытание и нашла в себе силы пережить его. Чего ей это стоило, знала только она сама. «Если бы горе постигло меня в моей жизни раньше, я могла бы его преодолеть; если бы оно пришло позднее, то не явилось бы для меня столь ужасным, но в ту минуту, в расцвете сил и энергии, оно совершенно разрушило мои силы и стойкость. Если бы хоть великая любовь поглотила и унесла меня прочь, но Лоэнгрин не отвечал на мой призыв». После всего случившегося Зингер заболел, а вскоре совершенно неожиданно покинул Айседору. Но эта удивительная женщина поняла его и, наверное, простила: «Моя печаль… моя напряженная скорбь были слишком сильны, чтобы Лоэнгрин мог их выносить». Впоследствии Айседора и Парис встретились снова, но их отношения уже были скорее искренней дружбой, чем любовью.

Айседора понимала: чтобы пережить весь этот ужас, она «должна отыскать какой-нибудь путь к жизни». Элеонора Дузе, ее верный и преданный друг, говорила артистке: «Айседора, вы должны вернуться к вашему искусству. В этом единственное ваше спасение». Чтобы хоть как-то притупить сковавшее ее горе, Дункан изъездила на своем автомобиле всю Швейцарию и Италию. Но свое спасение она нашла в том, что всегда составляло смысл ее жизни, – в искусстве и любви. Айседора с еще большим энтузиазмом принялась обучать своих учениц, «щедро отдавая им все, включая заботу об их питании, одежде и всем том, о чем могла заботиться самая любящая мать».

Но образы собственных погибших детей продолжали преследовать ее. Однажды, прогуливаясь в одиночестве по морскому берегу, Айседора увидела впереди Дирдрэ и Патрика. Она бросилась за ними, но видение растворилось в морских волнах. Почувствовав, что сходит с ума, Айседора в отчаянии бросилась на землю и зарыдала. Очнувшись, она увидела человека, который сочувственно гладил ее по голове. «Могу ли я что-нибудь для вас сделать, помочь вам?» – произнес он. «Да, – сказала Айседора. – Спасите меня… спасите больше, чем мою жизнь… мой разум. Подарите мне ребенка». Вспыхнувшее чувство дало ей надежду и вернуло желание жить. В молодом итальянском скульпторе Анджело Айседора увидела свое избавление «от горя и смерти». Она почти уверилась в том, что ее новая любовь одержит победу над скорбью. Но ее иллюзия длилась недолго. Молодой итальянец был помолвлен и принадлежал к семье строгих правил. Объяснившись с Айседорой в письме, он навсегда попрощался с ней. «Но я вовсе не сердилась на него. Я чувствовала, что он спас мой разум», – вспоминала Дункан. Кроме того, эта короткая связь принесла Айседоре сына. Но счастье снова лишь на миг озарило ее жизнь. Мальчик, в котором заключались все надежды и чаяния Айседоры, умер через несколько часов после рождения.

Скорбь по погибшим детям не покидала Дункан до конца ее жизни, она нередко стояла на грани самоубийства. «Помоги мне покинуть этот проклятый мир, – умоляла она Мэри Дести незадолго до своей смерти. – Я не могу больше жить ни одного дня в мире, полном золотоволосых детей. Это выше человеческих сил. Ни алкоголь, ни возбуждение, ни что-либо другое не могут облегчить чудовищную боль, которую я ношу с собой 13 лет».

После смерти новорожденного сына усталая, покинутая, больная Айседора снова проводила свои дни в угрюмом однообразии. В это мрачное время, словно «ангел света», возник перед ней пианист Вальтер Руммель. «Когда он явился, мне показалось, что молодой Лист сошел с полотна. Он был высок, худощав, блестящий локон спускался на высокий лоб, а глаза были похожи на прозрачные источники сияющего света. Вдохновляемая его игрой, я слагала новые танцы. Так началась самая чистая любовь в моей жизни», – вспоминала танцовщица. Нежного и мягкого Вальтера Айседора называла «мой архангел». В этом человеке она нашла сострадание и утешение, которые были ей так необходимы. Но, увы, и эта любовь закончилась для Айседоры муками ревности и отчаянием: Вальтер оставил ее, влюбившись в одну из молоденьких учениц ее школы. «Весь мой опыт меня ничему не научил, и это открытие явилось для меня тяжелым ударом. Конечно, я и прежде в своей жизни испытывала тяжкие страдания, которые причиняют когти зеленоглазого чудовища ревности, но никогда еще мной не владела такая неистовая страсть, как сейчас. Я любила и в то же время ненавидела, и это испытание внушило мне глубокое сочувствие и понимание тех несчастных, которых невообразимые пытки ревности подстрекают к убийству любимого человека», – признавалась Дункан. В очередной раз она пришла к заключению, что для нее «мир и любовь умерли».

Помимо любовников были в жизни танцовщицы и любовные отношения с женщинами. Известно, что с 1916 г. долгая нежная дружба связывала ее с поэтессой Мерседес д’Акостой. Впоследствии та вспоминала: «Немало дней и ночей мы провели вместе, ели, когда испытывали голод, спали, если нас одолевала усталость, независимо от времени суток». Айседора часто танцевала для своей возлюбленной, а в последний год своей жизни даже сочинила для нее восторженное и весьма откровенное стихотворение. Видимо, чувство к Мерседес дало Айседоре все то, чего ей так недоставало в отношениях с мужчинами, – тепло, ласку, понимание.

В 1921 г. знаменитая танцовщица получила от Советского правительства приглашение приехать в Россию. Эта страна всегда казалась Дункан царством гармонии и братской любви, идеальным государством, и потому она с радостью дала согласие «работать для будущего русской республики и ее детей». «Она чувствовала себя на пути к раю, где царит чистая любовь, гармония и товарищество, где нет глупых условностей, где каждый человек отдает все лучшее, что в нем есть, на службу человечеству и где все дети станут учениками ее великой школы», – писала Мэри Дести. Дункан прожила в России три года, которые, по ее словам, стоили всей остальной жизни. Танцовщица считала, что именно в России она достигла наивысшей самореализации. Заботы об организации школы танца для детей, гастроли и выступления, «разочарования и надежды, связанные с попытками обрести нового зрителя, творить новое искусство в свободной стране» – все это составляло жизнь американской танцовщицы в России. И конечно, драматичная любовь к Сергею Есенину, которая сыграла странную роль в ее судьбе. Эту историю любви и преклонение перед русской революцией у нас вспоминают чаще, чем яркую творческую жизнь великой артистки.

Они познакомились на одной из вечеринок, где собрались молодые московские поэты и артисты. Айседоре – 44, Есенину – 26. Эта встреча по-разному описана во многих мемуарах. По одним свидетельствам, это было внезапно вспыхнувшее романтическое чувство, по другим – страсть в угаре пьяной оргии. Мэри Дести так описывает это знакомство: «Дверь с треском распахнулась, и перед Айседорой возникло самое прекрасное лицо, какое она когда-либо видела в жизни, обрамленное золотыми блестящими кудрями, с проникающим в душу взглядом голубых глаз. Поэта и танцовщицу не понадобилось представлять друг другу. Это была судьба. Она открыла объятия, и он упал на колени, прижимая ее к себе с возгласом: «Айседора, моя, моя!» Они не знали языка друг друга, и большая часть их общения состояла из жестов. «Есенин – Ангел» – писала на зеркале губной помадой Айседора. Она искренне восхищалась талантом, юностью, красотой русского поэта: «Есенин – великий поэт! Он – гений! Я поеду с ним в Европу и Америку, я прославлю его на весь мир!» В 1922 г. Айседора Дункан вышла за Сергея Есенина замуж и приняла советское гражданство. Она настаивала, чтобы теперь ее называли не «Дункан», а «Есенина».

Сложно понять истинную природу их драматичных отношений. Айседоре многое приходилось прощать Есенину: пьяные дебоши, грубость, оскорбления. В то же время Сергей мог быть необычайно нежным, трогательным, любящим. Как писал И. Шнейдер, поэт был человеком «необыкновенной впечатлительности, все его ранило, возбуждало, все могло овладеть им сразу, целиком». Многие не понимали странной жертвенной любви Айседоры. «Такая, как ее, любовь к этому двадцатисемилетнему ребенку необъяснима», – писала М. Дести. Эта неистовая и мучительная страсть не могла длиться долго. Постоянные скандалы, приступы ревности, которые в течение трех лет сотрясали их жизнь как в России, так и во время поездки в Европу и Америку, измучили обоих. Как писала Е. Стырская в своей книге «Поэт и танцовщица», «Любви двух великих людей суждено было стать великим поединком». Все окончилось жестокой телеграммой: «Я люблю другую, женат и счастлив…» Есенин действительно весной 1925 г. женился на Софье Толстой, внучке великого писателя. Но счастье его было недолгим – в декабре того же года поэта не стало.