Текст книги "С чем вы смешиваете свои краски? - 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Соловей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Да он весь в крови! – увидели дружинники мою правую руку.

– Сам пострадал или кто-то другой? – задался вопросом старший из тройки.

– Там девушка, – кивнул я в сторону моста.

Оружия или чего-то подобного дружинники никогда не носят, зато имеют свистки. Трель такого вскоре раздалась. К моему большому изумлению, милицейская машина была припаркована неподалёку. Не помню, чтобы мы её видели, когда шли за девушкой. Вероятно, этот район усиливают патрулями специально в воскресенье вечером, когда молодёжь из Дома культуры начинает расползаться по домам.

– Ваши документы? – задал самый неприятный для меня вопрос представитель правопорядка.

– Забыл в пиджаке, – совершенно честно ответил я.

Собственно, больше ничего сказать не успел. Один из дружинников проверил место под мостом и теперь с криком: «Там девушка убитая!» бежал к нам.

– Этого хватайте, – скомандовал милиционер и подал знак своему напарнику. Никогда в жизни не примерял на себя наручники, а тут довелось.

Сноровка заламывать руки и тыкать носом в капот автомобиля у милиционеров была отличная. Чуть не похвалил их за столь оперативные действия. Затолкали меня в клетушку УАЗа с решётками и стали связываться с кем-то по рации. Доказывать и выгораживать себя я не видел смысла. Народ нервничает, под мостом труп лежит. Лучше уж в спокойной обстановке рассказать всё в отделении.

На вызов примчались сразу две милицейские машины, и УАЗ двинулся к тому отделению милиции, к которому был приписан.

Мысли у меня были самые безрадостные. Надеюсь, Мишка сообразит позвонить домой и объяснить отцу ситуацию. Иначе меня ждёт очень долгая ночь. Допрашивать начнут сразу, не дожидаясь результатов экспертизы. А я как нарочно без документов. Установить по прописке паспортные данные смогут утром, и судя по довольным мордам патрульных, я их в качестве подозреваемого более чем устраивал. Не нашли у меня орудия преступления и чего-то того, что могло подойти? Так река рядом. Мол, подозреваемый выкинул, и концы в воду.

Уже в отделении при свете ламп я осмотрел себя и ужаснулся. Наручники сняли, чтобы откатать отпечатки пальцев, и оказалось, у меня не только ладонь кровью измазана, но и рукав, куртка в районе кармана и даже немного обувь. Это сколько же там крови успело натечь за короткое время?

– Фамилия, имя, отчество, адрес проживания, – начал фиксировать мои данные кто-то из оперов.

Отвечал я спокойно, упомянув при вопросе о роде деятельности Союз художников. О том, что я из КГБ, решил промолчать. Невольно в памяти всплыли кадры фильма «Убийство на «Ждановской», которое случится через три года. Там потерпевший даже показал корочки КГБ, что имело фатальные последствия. Его убили именно по той причине, что опасались комитетчиков. КГБ за своего сотрудника сразу бы начал рыть землю носом, и те милиционеры предпочли оттащить тело подальше, надеясь, что никто не свяжет труп с ними.

КГБ имеет противостояние не только с военной разведкой, но и с МВД. Лучше прикинуться тихим художником и ждать, когда отец поднимет на ноги Илью или Владимира Петровича.

– Гражданин Петров, ещё раз поясните, зачем вы шли за девушкой?

– Поздний вечер, она одна, мы с другом решили негласно проводить её до метро.

– Где вы и что пили? – новый вопрос.

– Ничего не пил, – категорично ответил я.

Пьяным я не выглядел. С момента употребления коктейля прошло около четырёх часов. Им нужно было сразу брать кровь на анализ, а так уже ничего не докажут. Меня даже в вытрезвитель не отправят.

Первый подсунутый мне протокол я отказался подписывать. Слишком уж размытые там были формулировки. Не говорил я такого, что собирался с другом подкараулить какую-нибудь девушку в тихом месте.

За отказ получил ощутимый удар по печени.

– Ничего, до завтра ты у меня созреешь! – пообещал милиционер.

Действующие лица в комнате сменились.

– Что же вы отпираетесь, гражданин Петров? – задал вопрос новый участник этого идиотского спектакля. – Ваш дружок уже вовсю даёт показания.

– Какой дружок? – опешил я.

– Иванов Михаил Иванович, – прочитал на листке мужчина.

Я чуть не взвыл. Мишка идиот! Наверняка вернулся и нет бы сделать вид, что он случайный прохожий, стал меня искать.

– Вспомнил своего подельника? – задал мне вопрос зашедший в комнату первый опер и двинул в ухо так, я чуть со стула не упал.

– Это не подельник! Он доцент…

– Так-так… – обрадовался тот, кто был за столом. – Кличка «Доцент».

То, что эти менты не блещут интеллектом, я сразу понял, хотя кино они смотрят, только слушать не умеют.

– Мой друг преподаватель МГУ и доцент. Это научное звание, – пояснил я как для дебилов. – У вас же есть домашний адрес, пошлите кого-нибудь с проверкой.

– Делать нам нечего как по Москве мотаться, пока вы невинных девушек убиваете.

Говорить и доказывать что-то было бесполезно. Я получил ещё два удара по печени и один такое сильный в солнечное сплетение, что упал со стула. Корчась на полу, стал прикидывать, сколько времени понадобится Илье, чтобы узнать, что я попал в неприятности. Вначале он решит, что я проспал, опоздал на службу. Ближе к десяти утра или раньше позвонит домой. Ответа не будет, начнёт искать. По-любому получалось, что раньше обеда Илья меня не найдёт. Дожить бы до этого времени.

– Слушай сюда, Петров. Здесь следственный изолятор неподалёку, я могу хоть сейчас тебя оформить. И камеру подберут такую, что ты ещё до утра станешь «девочкой». Знаешь, как тамошние обитатели любят таких? Попрошу кого нужно, чтобы приласкали как следует. Ну! Будешь чистосердечное подписывать?

– Иди в жопу, – ответил я.

То, что берут на понт, я знал стопроцентно. Как же, примут меня ночью в СИЗО! Он бы ещё психушкой пригрозил, она тоже поблизости. От очередной оплеухи голова качнулась так, что в шейном позвонке что-то хрустнуло. Милиционеры постоянно курсировали – одни выходили, другие заходили в кабинет, обменивались какими-то листками. Предположу, что параллельно вёлся допрос Мишки. Рассказывать мы должны одно и то же. Кроме того, пока не всплыло упоминание того, что я из КГБ. Молодчина Мишка, сообразил промолчать. Он всегда знал, что я не светил своей службой, вот и ментам не стал говорить. Надеюсь, что его меньше прессуют, и мы дождёмся помощи без существенных увечий.

Глава 15

Сколько по времени продолжался допрос, я не имел ни малейшего представления, поскольку часы у меня отобрали. Казалось, прошла целая вечность. Хотелось спать и пить. Чего-то спрашивать, просить я не стал и очень обрадовался, когда дежурная смена утомилась ночным допросом, а меня перевели в одиночную камеру. Всё лучше, чем в обезьянник. Там не поспишь. Шум, телефоны дежурного звонят, задержанные разный степени опьянения качают права. Это я успел заметить, когда меня проводили мимо. Куда дели Михаила и что с ним, никто не говорил. Хотя про подельника упомянули много раз, склоняя к чистосердечному признанию.

До выяснения личности Мишку могут продержать трое суток. Надеюсь, что дольше чем до обеда мы с ним не просидим. Сообразит ли Илья запросить городскую сводку по задержанным за последние сутки? Вдруг начнёт с моргов и больниц, тогда обнаружит меня не скоро.

Как потом оказалось, зря я не вспомнил о тёте Розе. Кто-кто, а уж она обеспокоилась пропажей сыночка сразу после полуночи. Домашнего телефона у Левинсонов не было, но с автомата тётя Роза позвонила в мою мастерскую, а затем к нам домой. Отец отреагировал быстро. Проверил, что машина у дома, а меня нет. Не будь тёти Розы, он бы решил, что это наши комитетские дела, но Мишкина мама была настойчивой, как бульдозер. Ближе к двум часам ночи они с отцом подняли на ноги многих знакомых, включая генерала.

Про больницы и морги не забыли. Фамилия Иванов не самая редкая. Впрочем, как и Петров. Кто бы мог подумать, что за эти сутки Ивановых в моргах оказалось двое, в больницах пятеро и патрули задержали троих. Зато Петровых в милиции оказалось всего двое. Один за хулиганство, второй за убийство. В хулиганских действиях я никогда не был замечен, а вот дело с убийством Владимира Петровича заинтриговало. В пять утра они прибыли за мной.

– Петров, на выход, – прозвучала команда, когда я только-только провалился в сон. – Получите свои вещи, распишитесь. – Передо мной высыпали на стол отобранное ранее.

– У меня с собой было сорок четыре рубля, – заметил я, правильно предположив, что если отдают вещи, то выпускают.

– Ничего не знаю, – отозвался мент. – Расписывайся или обратно в камеру пойдёшь.

– Не распишусь и забирать ничего не буду, пока не вернёте деньги.

– Лысенко, вы скоро? – заглянул кто-то в комнату.

– Задержанный не желает расписываться.

– Деньги украли, – пояснил я.

– Так мы тут при чём? – похабно улыбнулся второй мент.

– При задержании у меня было сорок четыре рубля, сейчас их нет.

– Нет и нет, пшёл отсюда!

– Не пойду, – упёрся я.

Минут через пятнадцать наших пререканий и согласований с кем-то в коридоре раздались шаги нескольких человек и в кабинет вошёл Владимир Петрович. У меня просто камень с души упал. Кратко объяснил ему ситуацию.

– И судебно-медицинскую экспертизу на предмет моего избиения, – дополнил я, хотя и понимал, что менты отопрутся от всего. Скажут, что таким меня подобрали на улице. Попробуй докажи. Генерал это знал как никто другой.

– Обязательно спросим тех, кто тебя допрашивал в Лефортово. Главное, что отправим туда этих хм… «оперативных» работников тоже в сильно побитом состоянии. Никто их в Лефортово избивать не будет. Ни-ни, – зло посмотрел на столпившихся милиционеров генерал. – А сейчас все дружно вывернули карманы и скинулись. Капитан утверждает, что при себе имел сорок четыре рубля, и я ему верю.

Минута, и нужная сумма мелкими купюрами по рублю и трояку была сложена в конверт, где лежали мои часы, шнурки от обуви и авторучка.

Илья ожидал меня на выходе. Вообще встречающая команда оказалась внушительной. Мишку освободили раньше, он с тётей Розой сидел в машине Ильи.

– Сашенька! – кинулась ко мне Мишкина мама, опередив отца. – Да что же это делается?!

– Кровь не моя. Отмыться нормально было негде, – пояснил я.

– Ага, и ухо у тебя опухло просто так?

– Капитан Петров, – позвал меня генерал. – На экспертизу. Зафиксируем побои, – громко произнёс он, все, кто толпился на крыльце, услышали. Лица у ментов стали недовольными. Облажались они по полной. Отец меня хоть и приобнял, но согласился, что домой не стоит спешить.

– Ты езжай, отдохни, – попросил я его. – У меня дел сегодня будет много. И тётю Розу забери. Михаилу тоже придётся много бумаг заполнять, раньше обеда не освободимся.

Больше задерживаться мы не стали и небольшой кавалькадой выдвинулись в сторону центра.

– Дурак ты Сашка, – начал почти сразу воспитательную работу генерал. – Сказал бы сразу, что комитетчик, тебя бы так не прессовали.

– Конец декабря, 1980 год. На станции «Ждановской» линейный патруль убьёт мужчину именно потому, что он был из КГБ. Остальных задержанных они обычно просто избивали.

Владимир Петрович с шумом втянул воздух и воздержался от дальнейших высказываний на эту тему.

– Не забудь записать своё видение, – напомнил он. – С подробными деталями, какие вспомнишь.

Грязного и в крови, меня привезли на экспертизу, чтобы зафиксировать побои. Михаила менты не тронули. Он хоть и походил, по их мнению, на соучастника, но возле мёртвой девушки его не видели. После я отпросился домой. Успею дать показания следователю из комитета. Мне бы отмыться, переодеться и немного перекусить.

Водитель служебной машины остался ждать внизу, а я как можно быстрее стал приводить себя в порядок. Главное, произвести наилучшее впечатление на всех, кто будет заниматься этим делом. По этой причине обязательно побриться и вымыть голову. Плюс белая рубашка, галстук, серый с полосочку костюм и идеально начищенные туфли. Вот в таком виде можно прямо к Брежневу на приём.

Мысль в голове промелькнула, но не прижилась там. И каково же было моё удивление, когда, вернувшись на Лубянку, я узнал, что дело на рассмотрении у самого Андропова. Илья и Владимир Петрович уже успели рапорты написать, приложив к ним данные экспертизы моего избиения и несколько свидетельских показаний того, что до попадания к ментам я был «целенький». Дежурный дома культуры вспомнил, как не пропустил на дискотеку двух парней возрастом, превышающим студенческий.

Мне запоздало пришло в голову, что нужно было дежурному сунуть рубль. В середине сентября не так много студентов, наверняка в зале присутствовало немного народа, и дядька проявил принципиальность совсем по другой причине.

Встретивший меня порученец от Владимира Петровича ввёл в курс дела и повёл за собой. Андропов лично заинтересовался делом избиения сотрудника КГБ. Кабинет Андропова располагался в старом здании на втором этаже. Бывать в нём доводилось немногим. И у меня проснулся чисто исследовательский интерес. Когда ещё увидишь сильных мира сего, так сказать, в естественной среде обитания?

Меня ждали. В приёмной мы с сопровождающим тормознулись всего на несколько секунд, и я получил разрешение зайти. Владимир Петрович уже был в кабинете. Сидел он за приставным столиком к тому, за которым работал Андропов. Мне присесть не предложили, но велели подойти ближе. По ходу дела я успел рассмотреть кабинет, поразившись наличию в нём камина.

Андропов отвлёкся от бумаг и буквально впился в меня взглядом.

– Лучший наш аналитик, – подал голос Владимир Петрович.

– Изложите своё видение ситуации, – предложил мне Андропов.

Я кратко сообщил о случившемся. Благо за ночь на допросах натренировался в рассказе и без предварительной репетиции чётко изложил историю. От себя добавил, что лицо убийцы запомнил очень хорошо и обязательно нарисую. Просто за всей этой утренней суматохой времени свободного не было.

– Петров-Увахин – член Союза художников. Мечтает написать ваш портрет, Юрий Владимирович, – зачем-то сообщил дядя Вова.

Андропов сразу и не нашёлся с ответом, но обещал подумать или, что более вероятно, освежить в памяти детали моей биографии. Задал ещё несколько вопросов и отпустил нас: начальство работать, а меня рисовать убийцу.

– Может, Михаила привезти, чтобы он тоже рисунки посмотрел? – предложил Владимир Петрович, перебирая те наброски, что я вскоре выполнил.

– Не нужно, – ответил я. Мне не дали времени упорядочить свои воспоминания. Это сейчас я понял, что у преступника в руке был нож. Он его сумкой прикрывал. Если бы не подоспевший Михаил, я бы получил удар ножом. Помню, как парень начал поднимать руку, а после передумал и побежал.

– Симпатичный. Такого должны многие запомнить, – разглядывал генерал портреты убийцы.

– Должны, должны… – задумчиво крутил я собственный рисунок. Владимир Петрович притих и не шевелился, боясь сбить меня с мысли.

В начале двадцать первого века в интернете можно было найти море информации по любому вопросу. Маньяками и убийцами, проявившими себя во времена СССР, я никогда не интересовался. Правда были и исключения, но только по той причине, что меня привлекла другая информация. Специально биографии известных художников я не отслеживал. Конечно же знал известных графиков Куприянова, Крылова и Соколова. Тех самых Кукрыниксов, которые всю войну создавали пронзительные по выразительности плакаты. Их карикатуры по праву заняли место в Третьяковке и других музеях.

В октябре 1977 года у Куприянова Михаила Васильевича произошла трагедия в семье. Была убита супруга Лидия. Преступником оказался маньяк, убивший и ограбивший до этого многих людей, в основном женщин. Меня в той истории больше всего поразило, что внешне убийца оказался привлекательным парнем. Он даже одно время работал натурщиком. Сами понимаете, отчего подобные факты запомнились. Они были мне близки и фото маньяка я рассматривал с профессиональной точки зрения.

– Уверенности нет, – пробормотал я, демонстрируя портрет Владимиру Петровичу. – Возможно, несколько лет назад этот человек позировал в художественном учебном заведении. Не гарантирую, что в Москве.

– Уже неплохо, – сразу подобрался генерал. – Сделай несколько копий вот этого крупного портрета. Дело у Андропова, рыть будут основательно.

Илье я дал более развёрнутую информацию, рассказав об убитой жене Куприянова. Был вариант проследить за женщиной, но я не помнил даты. Да и чем объяснить такое наружное наблюдение? Конечно, если не получится отыскать натурщика в художественных заведениях, то придётся следить за Лидией Куприяновой. Очень хотелось надеяться, что преподаватели запомнили молодого человека, подрабатывающего подобным образом. Если моя профессиональная память сработала, надеюсь, и кто-то другой вспомнит.

– Закругляемся, – наконец решил Илья.

После экспертизы мне рекомендовали покой и постельный режим. Я и так слишком много времени на ногах. Настолько продуктивно провёл выходной день, что воспоминаний хватит надолго.

– Иди домой, а не в мастерскую, – настоял Илья.

Собственно, я тоже планировал заглянуть к родителям. Там отец волнуется. Мы с ним толком и поговорить не успели. Как потом выяснилось, родитель не просто волновался – он рвал и метал, возмущаясь произволу милиции.

– Я до Щёлокова дойду! Это же уму непостижимо!

– Пап, ты думаешь, я один попал под эту гребёнку? И всё происходит в следственных изоляторах строго по букве закона?

– Сын, ты молод ещё, не понимаешь, так нельзя оставлять.

– Не оставят, – заверил я и был абсолютно в этом уверен. Андропов уже «закусил удила», у него нюх на сенсации, а они в этом деле будут, я уверен. Успел поговорить с отцом до прихода маман с работы. Она удивилась моему внешнему виду, спросила, на каких соревнованиях по самбо я был, что меня так отметелили.

– На районных, – сообщил я и скрылся в своей комнате.

Устал неимоверно. Нам повезло, что тётя Роза вовремя спохватилась. Отец тоже молодец. Правда не поверил, что мой случай не единичный. Советские люди привычно считают, что родная милиция их убережёт и защитит. В большинстве случаев так оно и есть. Но разложение, происходящее среди верхушки МВД, уже отражается на личном составе. Безнаказанность застилает глаза.

Не буду говорить, что в следственном изоляторе КГБ лучше. Подлые методы тоже используются. В Лефортово новичка сажают в обязательном порядке в камеру с наседкой. Наседка – это не сотрудник КГБ, а заключённый, согласившийся на сотрудничество. Как правило, соглашаются стать наседками какие-нибудь махинаторы по хозяйственной части, валютчики и фарцовщики. То есть не авторитетные уголовники, а шушера, получившая большой срок.

Эти люди раньше сытно ели, хорошо жили, поэтому и дальше предпочитали иметь некие льготы. Им поясняли, что условия в Лефортово довольно неплохие и лучше здесь пробыть подольше, чем где-то в другой тюрьме. За это требуется всего лишь склонить сокамерника к добровольному признанию. Даже не нужно никаких тайн выведывать, и без того есть кому этим заняться.

Ещё в Высшей школе нам приводили как пример курьёзный случай на тему наседок. Арестовали в 1966 году директора одной текстильной фабрики. Нарыли по доносу немного. Года на три колонии общего режима. Доказательств у следователя практически не было. И тут в ход пустили наседку. Тот и нашептал директору, что ежели добровольно раскаяться и всё отдать, то и суд учтёт, и срок скостят до условного. Поверил мужик и сам (!) добровольно отдал золото и бриллианты на три с половиной миллиона рублей. А это уже хищение в особо крупных размерах и расстрельная статья.

Кто был в курсе о подобных наседках, откровенничать не спешил, но не всегда это помогало.

Владимир Петрович как-то поведал мне анекдотический случай. В бытность, когда Семичастный стоял во главе КГБ, один из известных подпольных миллионеров Борис Ройфман оборудовал трикотажный цех при одной из психбольниц Москвы. Ожидаемо компетентные органы им заинтересовались и арестовали. Заместитель Генерального прокурора лично обещал, что если Ройфман сдаст ценности, то его не расстреляют. Подпольный миллионер поверил и в результате получил высшую меру наказания.

Бывало, что подпольных цеховиков раскручивали и другим способом. Наседка уверял, что лучше всего сдать тайник с наворованным к юбилею Октября (Первомаю и прочим праздникам), срок стопроцентно скостят. Многие верили, отдавали ценности сами.

Методы получения информации не совсем чистые, но те, против кого они применялись, и не были честными людьми. В Советском Союзе любой бизнес пресекался на корню. По отношению же ко мне были применены откровенно противозаконные действия.

С утра я проснулся по будильнику, но встал с трудом. Казалось, болело всё тело. Долбили молоточки в мозгу, ныл правый бок, вздохнуть полной грудью не получалось. И это мне повезло, что ни трещин, ни переломов рёбер не было. Кое-как добравшись до кухни, я поковырялся в аптечке и предпочёл завтраку две таблетки анальгина.

– Шурка, давай обратно в постель, – оценил отец моё состояние.

– Дел много, – возразил я.

– Без тебя пару дней разберутся. Позвоню Илье и предупрежу.

Прикинув в голове, что и как, я с этим согласился. Владимир Петрович просил копии портретов преступника. Так я и дома их могу нарисовать и передать с посыльным. В общем, дал себя уговорить и вернулся в постель. Второй раз поднялся ближе к обеду. Вышел, можно сказать, на запах, удивляясь тому, что у нас дома может так вкусно пахнуть. А обнаружив на кухне Михаила, сообразил, кто порадовал нас кулинарными изысками.

– Мама передала, – пояснил Мишка, кивнув на миску, полную пирожков, и кастрюльку с чем-то тушёным.

– Михаил, право слово, неудобно, – суетился отец.

– От чистого сердца, – заверил друг.

– Ты чего не на работе? – потянулся я за пирожком.

– Отметился на кафедре и ушёл. Сейчас толком работы нет.

Отец, взяв себе три пирожка и чашку с чаем, вышел из кухни, правильно предположив, что мы захотим поговорить друг с другом. После происшествия у нас встретиться не получилось и я жаждал услышать детали. История Михаила была примерно такой, как я себе и представлял. Не догнав преступника, он вернулся и успел увидеть уезжающий УАЗ со мной внутри.

Очередной наивный мечтатель, ни разу не соприкасавшийся с работой правоохранительных органов и оказавшийся рядом с местом преступления без документов, удостоверяющих личность.

– Как ты и учил, ничего не подписывал, повторял одно и то же, в показаниях не путался, – прихвастнул Мишка.

– Подожди. Я сейчас кое-что нарисую, – вспомнил я о своём задании.

Личность убийцы Михаил опознал по портрету сразу и без вопросов. Я же продолжил рисовать, делая копии и слушая историю друга о том, почему он не смог догнать парня.

– Пока бежали по прямой, я его хорошо видел. Как он свернул, то скорее всего где-то притаился. Пошарился я, пошарился, да и вернулся к тебе. А там меня уже и арестовали.

– Задержали, – привычно поправил я друга.

Совместными усилиями мы припомнили одежду парня, но толку от этого не было. В подобных клетчатых рубашках четверть Москвы ходит.

Отлёживался дома я неделю. Мог бы и раньше на работу выйти, но Владимир Петрович велел лечиться. Особой нужды в моём присутствии не было. Следователям хватало того материала, который уже предоставили. Им предстояло доказать, что имело место нарушение должностных полномочий.

Что касалось убитой девушки, то пока это считалось не нашим делом. На самом деле по учебным заведениям Москвы были отправлены сотрудники с портретами.

– Не уверен до конца, но мне кажется, что этот убийца охотился на женщин в красной одежде, – выдал я генералу пришедшее в голову воспоминание. Дядя Вова аж крякнул от избытка чувств.

– Хорошо, если бы так. Щёлоков тут с экрана телевизора призывает к бдительности, а его подчинённые мало того, что избивают неповинного, так ещё и поймать убийц не могут.

С десяток сотрудников, отправленных по учебным заведениям, где мог подрабатывать натурщиком парень, управились споро и, что не менее важно, с отличным результатом. Они бы и быстрее могли найти, но сказался тот фактор, что часть преподавателей вместе со студентами ту самую картошку сейчас собирают. За некоторыми пришлось ехать за город.

– Андрей Николаевич Евсеев, – с нотками восторга в голосе зачитал данные генерал. – Брать будут силами следственного отдела КГБ.

Арест и последующая разработка велись независимо от МВД. У милиции не было ни малейшей зацепки. Из меня выбивали совсем не те показания. Ни внешность, ни прочие факты оперативников не заинтересовали. Зато у следователей комитета имелся полный расклад и заключение от аналитического отдела (в смысле от меня) о том, что по почерку, месту действия и выбору жертвы можно предположить, что этот человек в течение трёх лет убивал в Москве и Московской области одиноких женщин, в частности тех, кто носил одежду красного цвета.

Моих показаний и показаний Михаила, где мы уверенно опознали Евсеева, хватило для возбуждения уголовного дела.

А дальше вообще всё красиво прошло. Обыск дома у матери Евсеева, где проживал убийца, проводили те же орлы, которые добывали доказательства против Полякова. Вскрыли даже полы. Ювелирных украшений отыскали столько, что сами не ожидали. Просмотрев список найденных женских украшений, я обалдел. Это сколько же людей нужно было ограбить?

Под напором неопровержимых улик Евсеев начал говорить.

Первой его жертвой стала школьница Марина Морозова, приехавшая к бабушке в Загорск. На девушке был красный наряд. Подобная расцветка стала на некоторое время визитной карточкой маньяка. Позже он перестал придерживаться своего правила. Да и советские женщины быстро поумнели, предпочли не провоцировать убийцу вызывающим цветом одежды.

Самым интересным фактом в этом первом случае оказалось то, что милиция Загорска нашла убийцу по горячим следам! Нашли, арестовали и получили показания. Жаль, дальше у них случилась неувязочка. Так называемый убийца не мог толком продемонстрировать, как и где убивал. К тому же убийства продолжились. Следователю не удалось притянуть за уши и повесить на того бедолагу убийство, несмотря на то что оперативники лихо нашли преступника. Типичный случай. Примерно как и со мной случилось – выбили признание в буквальном смысле этого слова.

Владимир Петрович конкретно этот эпизод и по моему задержанию оформил в отдельную папочку. Разве что подарочным бантиком не перевязал, когда отправился на доклад к Андропову. Надеюсь, это не тот случай, когда «паны дерутся, а у холопов чубы трещат». Щёлоков получит такую оплеуху от Андропова, что мне как-то боязно стало. Кто же знал, что так всё раскрутится?