Текст книги "Пророк"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 7
ДАРМШТАДТ

Когда я проснулся, то не сразу понял, который час. Было пасмурно и, глядя в окно, нельзя было тотчас разобрать, стоит ли на улице петербургская белая ночь или наступило утро. Взглянув на каминные часы, я увидел, что уже девять. Осторожно, чтобы не разбудить спящую Юлю, я вылез из-под одеяла, накинул бухарский халат и вышел из спальни. В приемной меня встретил секретарь.

– Доброго утра, ваша светлость. Вам хорошо спалось?

– Замечательно, – усмехнулся я. – Что с распоряжениями, которые я передал вчера днем?

– Все исполнено, ваша светлость. У меня только вопрос. На среду было назначено совещание с председателями советов директоров и управляющими вашими предприятиями. Его прикажете тоже провести без вас?

– Нет, перенесите на неделю. Я хочу провести его сам. Принесите извинения участникам от моего имени. Скажите, что я выполняю личную просьбу императора и патриотический долг.

– Слушаюсь, – на лице у Анатолия промелькнула насмешливая улыбка.

Я холодно посмотрел на него. Анатолий заметно смутился, занервничал, выронил блокнот, который держал в руках, поднял его и потупился.

– Анатолий, вы действительно считаете, что я могу врать в тех случаях, когда речь идет о патриотическом долге и императорской фамилии? – строго спросил я.

– Нет, что вы, ваша светлость.

– Вот и хорошо. Созвонитесь с Франкфуртом, пусть подгонят новую «БМВ» седьмой серии. Поведу сам.

– Слушаюсь. Прикажете отправить ваш багаж и багаж госпожи Грибовой в аэропорт?

– Отправляйте.

Я повернулся и пошел назад в спальню. Когда я вошел, Юля проснулась, сладко потянулась в постели и вдруг испуганно встрепенулась. Бросила взгляд на часы, потом посмотрела на меня.

– Доброе утро, ваша светлость, – произнесла она наигранно-официальным тоном. – Вчера все было замечательно. Но мне, увы, пора домой. Я сегодня работаю во вторую смену, и к четырем мне надо быть на фабрике.

– Тебе не надо быть на фабрике, – ответил я. – Мой секретарь созвонился с ее управляющим. Эту неделю ты в отпуске.

– Что?! – она резко села на кровати и тут же подтянула одеяло, чтобы прикрыть грудь.

– Мы едем в Висбаден на неделю. Я давно мечтал отдохнуть, а раз уж нашлась такая замечательная спутница, то грех упускать такой замечательный случай. Я все свои дела отложил. Надеюсь, что это же сделаешь и ты. Сессия у тебя закончилась, так что лично я препятствий не вижу.

– Ты, похоже, считаешь себя вправе решать за всех, кто тебя окружает, – усмехнулась она.

– Извини, привычка. Ну, так что? Каков будет твой положительный ответ?

Она задумалась.

– Когда ты это решил?

– Вчера, пока ты делала покупки в «Элите».

– И не счел нужным спросить меня?

– Нет.

Она снова замолчала.

– Я бы съездила в Висбаден, раз уж так вышло. Только мне надо домой заехать.

– Зачем? Твой паспорт уже здесь. За ним заехали еще вчера. Твои вчерашние покупки уже направлены в аэропорт. Все что надо еще, купим.

– Я хочу забрать своего плюшевого мишку, – с вызовом ответила она. – Не люблю без него путешествовать.

Я усмехнулся. Юле явно хотелось хоть в чем-то «победить» меня, чтобы подчеркнуть свою независимость.

– Хорошо, – ответил я, – заедем за твоим мишкой. Собирайся.

– А когда у нас самолет? – спросила она.

– Когда приедем в аэропорт. Полетим на моем «Сикоре». Но я не вижу смысла задерживаться.

Она отбросила одеяло и начала одеваться. Я молча любовался ее молодым стройным телом.

– Ты думаешь, я переспала с тобой ради денег? – неожиданно спросила она.

– Нет, – ответил я.

Она пристально посмотрела на меня.

– Правда, не ради денег. И не за покупки. Хотя ты мне, наверное, не веришь. Ты мне действительно очень нравишься... как мужчина.

Я подошел к ней, поцеловал в губы и вышел из комнаты.

«Сикор» мягко коснулся взлетной полосы и понесся по бетонке, снижая скорость. Юля прилипла к окну, разглядывая всевозможные самолеты из разных стран.

– Ты впервые в Дармштадте? – спросил я.

– Я впервые выезжаю за пределы Союза, – ответила она.

– А где ты в Евразийском союзе была?

– В Финляндии и Чехии.

– Тоже красивые страны.

– Да, но очень разные.

– Мир прекрасен своим разнообразием.

– Может быть. А почему ты выбрал именно Дармштадт?

– Мне просто очень нравятся эти места.

– Ира сказала, что в Висбадене собирается вся мировая элита.

– Не совсем вся. Но, если хочешь увидеть сливки русского общества, надо ехать именно в Висбаден. Он популярен у русских аристократов еще с конца девятнадцатого века.

– Да? Странно. Вроде, и в России, и в Союзе немало хороших курортов.

– Наверное, это свойство русской натуры – искать счастья на стороне. Впрочем, Висбаден действительно милое местечко, а Дармштадт очень спокойная страна.

Самолет замедлил свой бег и начал медленно выруливать к месту стоянки. В салон вошел стюард и, склонившись к моему уху, прошептал:

– Ваша светлость...

– Что ты шепчешь? – огрызнулся я. – Здесь чужих нет.

– Виноват, – стюард выпрямился. – По радио передали, что герцог Дармштадтский, узнав о вашем визите, приветствует вас. Вы приглашены на обед в его дворец в Вейсбурге завтра, в четырнадцать ноль-ноль. Встреча «блэктай».

– Передайте его светлости, что мы с моей спутницей благодарны за приглашение и непременно будем в назначенное время, – ответил я.

– Слушаюсь, – стюард поклонился и вышел.

– Ты собираешься взять меня на обед к герцогу?! – в глазах у Юли застыл неподдельный ужас.

– Герцог будет с супругой, так что по протоколу и мне желательно быть с дамой.

– Но я же тебе никто!

– Ты моя спутница, этого достаточно. Вот если бы встреча была в формате «уайт тай», тогда, конечно. Только с законной супругой. Но «блэк тай» мероприятие куда менее официальное.

– Но я же понятия не имею, как вести себя на таких обедах.

– Ерунда. На гулянке у князя Кипиани ты разобралась достаточно быстро – не пропадешь и здесь. Если что, я подскажу. Вот только брильянтов тебе придется подкупить. Явиться к герцогу в тех скромных сережках, которые я купил тебе вчера, будет неправильно.

Юля снова отвернулась к окну.

Самолет занял свое место на стоянке. Я поднялся и подал Юле руку. Вместе мы спустились по трапу и прошли к зданию аэровокзала. Я протянул наши паспорта офицеру пограничной стражи, и тот тщательно просмотрел их и сличил вклеенные фотографии.

– Ох уж эта мне немецкая педантичность, – вздохнул я. – Ясно же, что нелегал вряд ли прилетит из России на личном самолете князя Юсупова.

Офицер поставил штампы в наших паспортах и отдал честь. Мы вышли из зоны пограничного контроля в зал, где нас встретил полноватый мужчина средних лет, одетый в элегантный костюм.

– Добрый день, ваша светлость, – произнес он по-русски с заметным акцентом. – Клаус Ришенгер, директор компании по прокату автомобилей. Заказанный вами БМВ доставлен.

– Здравствуйте господин Ришенгер, – ответил я ему по-немецки. – С вашего позволения, давайте говорить по-немецки. Кажется, я лучше владею вашим языком, чем вы моим.

– Мой бог, вы говорите по-немецки совсем без акцента! – всплеснул руками Ришенгер. – Сейчас хохдойч такая редкость среди иностранцев!

– Я надеюсь, вы не путаете меня с нуворишами? – усмехнулся я.

– Разумеется, нет, ваша светлость. Прошу следовать за мной.

Вместе мы спустились в гараж, где прямо у въезда стояла новенькая темно-синяя БМВ седьмой серии.

– Какая красивая! – воскликнула Юля.

– Это новая модель, – с достоинством пояснил Ришенгер по-русски. – Ее продажи начались только неделю назад. Когда нам сообщили, что господин Юсупов желает протестировать эту машину, мы немедленно купили этот экземпляр в Баварии и доставили сюда.

– Благодарю вас, господин Ришенгер, – я принял у него ключи. – Машину я верну в аэропорт через неделю.

Я сел на место водителя, Юля разместилась рядом.

– Оказывается, князь Юсупов тоже играет в машинки, – усмехнулась она, когда я запустил двигатель и медленно поехал по стоянке. – Все мужчины любят возиться с автомобилями.

– Ничто человеческое мне не чуждо, – ответил я.

– Погоди, а багаж? – встрепенулась она, когда я повернул к автобану.

– Доставят в отель без нас.

– В отель? Ира сказала, что в Висбадене у всех самых богатых людей есть дома.

– У меня нет. Здесь я в последний раз был года три назад. А держать недвижимость просто ради того, чтобы поучаствовать в ярмарке тщеславия, – не для меня. Я смотрю, за тот час, что ты забирала дома плюшевого мишку, вы с Ирой многое успели обсудить.

Юля смутилась.

Машина выскочила на автобан, и я вдавил педаль газа в пол. БМВ плавно ускорилась, и через несколько секунд стрелка спидометра перевалила за отметку в двести километров в час.

– Ничего себе, как в ракете! – воскликнула Юля.

– Да, хорошая машина, – подтвердил я.

– А дороги здесь неплохие, – заметила Юля после непродолжительной паузы. – Не хуже, чем в России.

– Их начал строить Гитлер в тридцатых годах, – ответил я, – когда Германия была еще единой. Кстати, в России подобные автострады появились только в начале пятидесятых. А германские дороги не везде одинаковы. Скажем, в Дармштадте и Баварии все дороги в идеальном состоянии, в Пруссии – только стратегические магистрали... их курирует военное министерство. А вот в Шлезвиг-Гольштейне дороги хуже, чем в Румынии.

– Ну, Пруссия вообще член Евразийского союза, – фыркнула Юля. – Как говорит Ира, «курица не птица, Пруссия не заграница».

– Сейчас почти все германские государства в ЕАС просятся, – ответил я. – После того, как распались США, им надо встать под чье-то покровительство.

– Тебе виднее, – усмехнулась Юля. – Это ты с Дармштадтским герцогом дружишь.

– Да какая там дружба, – засмеялся я. – Виделись несколько раз. Когда забираешься наверх, знаешь многих, но вот с дружбой всегда проблемы.

– Почему?

– Интересы убивают чувства.

– А чего может хотеть от тебя герцог Дармштадтский?

– Я думаю, он попросит, чтобы я помог вступить герцогству в ЕАС.

– Но ты ведь не министр, чтобы принимать такие решения.

– Такие решения принимает Совет Ассамблеи ЕАС. А я сопредседатель Евразийского союза промышленников и финансистов. Если наш союз выскажется за предоставление режима благоприятствования, то Ассамблея примет решение почти автоматически.

– Господи, как все сложно.

– Политика примитивна. Весь внешний антураж создан лишь для того, чтобы прикрыть истинные интересы и грязные ходы.

– Ну а ты заинтересован, чтобы Дармштадт получил этот режим благоприятствования?

– Лично я заинтересован раз в три года отдыхать в Висбадене. Но России, конечно, выгодно, чтобы германские государства стояли в очередь в ЕАС.

– Почему?

– Потому что если мы откажемся брать их в ЕАС, то они могут воссоздать единую Германию и наберут большой потенциал. Если мы не будем их контролировать, они ослабят наше влияние в Европе.

– Но ведь в свое время немцы разделились.

– Их разделили. После Второй мировой войны Черчилль предложил план раздела Германии по границам тысяча восемьсот шестьдесят девятого года. Союзники приняли этот план. В зону влияния России вошла Пруссия. В зону влияния Англии и Франции – северо-западные и западные земли. Американцы отхватили Баварию. С тех пор мы знаем Германию как сеть раздробленных государств, обитель покоя, порядка и стабильности.

– Разве Германия может быть другой?

– Ох, может. Восемьдесят лет назад она была основным инициатором войн. У этого народа в крови желание доминировать, очень сильная воля к победе и потрясающая способность к самоорганизации. Слава богу, сейчас все это направлено только на чистоту улиц и качество сборки автомобилей. Если немцам снова придет в голову покорять мир, то мало никому не покажется.

– Думаешь, покорят? – с улыбкой спросила Юля.

– Нет, конечно. Мир не может покорить никто, так уж он устроен. Но всякий раз чья-либо попытка покорить мир всегда очень дорого обходилась человечеству.

Автомобиль на огромной скорости несся по дармштадтскому автобану. Я включил радио, и из динамиков потекла чарующая музыка Бетховена.

– А ты хотел бы властвовать над всем миром? – вдруг спросила Юля.

– Зачем? – я засмеялся. – Мне семейной корпорации за глаза хватает.

– А вот Андрей хотел, – заметила Юля.

– Сдуру, – ответил я.

– Наверное, – согласилась она. – Но ты знаешь, я в свое время была очень увлечена им.

– Я это еще в «Максиме» заметил, – усмехнулся я. – Твоя лексика настолько не соответствовала твоему внутреннему миру, что я сразу понял, что здесь не обошлось без внешнего влияния.

– А ты сумел увидеть весь мой внутренний мир?

– Нет, конечно. Но несоответствие сразу бросилось в глаза.

– Значит, ты все же что-то увидел. Как?

– Интуиция. До сих пор она меня не подводила.

– Интересно, и что же ты увидел во мне?

– Что ты добрый и честный человек и ищешь истину.

– Да, ты прав. В свое время я подумала то же и про Андрея.

– Но ведь он хотел управлять миром.

– Ты думаешь, это несовместимо?

– Конечно. Управлять миром мечтают три типа людей: те, кто никогда не отвечал за других, властолюбцы и те, кто считает, что уже познали истину. Все это несовместимо с духовным поиском.

– А может тот, кто познал истину, захотеть править миром?

– Сомневаюсь. Есть китайская поговорка: «Утром познав истину, вечером можно умереть». Я думаю, что тому, кому открылись тайны бытия, уже нечего делать в нашем не лучшем из миров.

– Интересно, такие же вещи я читала у Гарри Гоюна, – сказала она. – Ты не слышал о нем?

– Слышал, – безразлично бросил я, – но очень мало.

– Это китайский святой. Говорят, еще и пророк. Он живет сейчас в Калифорнии, где создал учение «Небесного предела». Кстати, Андрей тоже один из его почитателей. Мы и познакомились-то на студенческом вечере по изучению трудов Гоюна.

– И обращение к учению святого не помешало Андрею желать власти над миром? Оно не противоречило деятельности его «красной бригады»?

– Как ни странно, нет. Он даже находил подтверждения своим мыслям в учении Гоюна.

– Что ж, с духовными учениями такое бывает. А что напророчил этот пророк?

– Многие беды для мира.

– Он не оригинален, – усмехнулся я. – Если хочешь привлечь к себе внимание, надо обещать либо катастрофы, либо всеобщее процветание... либо и то, и другое одновременно.

– Но его критика современного мира очень точна, – возразила Юля.

– Критиковать несложно. Сложно изменить что-то в жизни.

– Вот Гоюн и говорит о том, что для того чтобы изменить мир, надо изменить свое отношение к жизни. Если люди начнут мыслить иначе, обратятся к добру, то мир станет лучше.

– Справедливо. Только не пойму, как господин Андрей сумел из этого сделать вывод, что нападение на князя Юсупова улучшит мир.

– Он говорил, что есть люди, которые никогда не начнут работать во имя всего человечества.

– Это он тоже прочитал у Гоюна?

– Не знаю.

– Как это не знаешь? Разве ты не читала его трудов?

– В учении «Небесного предела» существуют разные ступени посвящения. Андрей был допущен на более высокую, чем я.

– Вот как?! О таком я не слышал. Что-то очень напоминает секту.

– Может быть. Но в школе «Небесного предела» говорят, что некоторые знания могут быть доверены только подготовленным людям.

– Логично, – я снова усмехнулся. – Старине Гоюну не откажешь в здравомыслии.

– Разве это не типично восточный подход к обучению? Ведь ты учился в Китае.

– Ты изучила мою биографию?

– Да, немного. Я смотрела публикации о тебе в Интернете.

– Давно?

– Нет. После того случая в «Максиме».

– И что там интересного?

– Много сплетен. Про твою бывшую жену немного. Почему вы расстались?

– Разве этого не было в биографии?

– Было, но я не поверила.

– И правильно сделала. Истинные причины всегда не на поверхности.

– Но все-таки, почему вы расстались?

– Не стоит ворошить прошлое, Юля. Это уже пройденный этап.

– Но может быть, о нем стоит знать, чтобы не обжечься в будущем, – Юля хитро посмотрела на меня.

– Чтобы не обжечься в будущем, лучше не приближаться к моей бывшей жене. Человек, полный злобы и жажды мести, опасен для всех.

– Твоя бывшая жена во всех интервью рисует тебя просто дьяволом во плоти, а ты вообще не отвечаешь на вопросы о своем разводе.

– Это ты верно заметила. Неужели во всей моей биографии тебя заинтересовал лишь мой скоротечный брак и громкий развод?

– Если честно, самое интересное – это твоя жизнь в Китае. Но о ней почти нет сведений. Сказано только, что ты в восемьдесят третьем году закончил Пекинский императорский университет и вернулся в Петербург после гибели брата в девяностом. Все. Даже непонятно, что ты делал семь лет после окончания университета.

– Я работал в представительстве нашей корпорации в Азии, потом возглавлял его.

– И все?

– Нет, конечно. Жизнь богата и удивительна, всего и не расскажешь.

– Но о тебе не сказано вообще ничего.

– Тем лучше. Не придется оправдываться за былые поступки и слова. Человек постоянно меняется. И тем противнее, когда какой-то журналюшка ради красного словца постоянно тычет тебе под нос то, что ты говорил или делал десять лет назад.

– Ты считаешь, что человек не отвечает за свои прошлые слова и поступки?

– Отвечает, но только перед собой и теми, кого это касается непосредственно. Постоянно оправдываться и каяться перед всем миром не нужно.

Она помолчала.

– Я понимаю, о чем ты хотела спросить, – сказал я. – Имею ли я какое-то отношение к Гоюну?

– Если честно, да, – оживилась она.

– Мы с ним не встречались, – ответил я. – Хотя он жил в Пекине, когда я учился там. Более того, мы занимались у одного наставника ушу. Но он покинул эту школу раньше, чем я пришел в нее.

– Вы занимались ушу у одного учителя?! – воскликнула она.

– Ушу, то есть боевым искусством.

– Но ведь в Китае оно неотделимо от духовных практик.

– Возможно. Но в духовных делах каждый идет своим путем. То, что мы в разное время занимались у почтенного Ма Ханьцина, означает только, что наша техника боя внешне похожа.

Я резко скинул скорость и вывел машину на съезд с автобана.

– Что-нибудь – случилось? – встревоженно спросила Юля.

– Ничего, кроме того, что мы приехали в Висбаден, – я кивнул в сторону дорожного указателя.

«Мы прерываем нашу трансляцию для экстренного сообщения, – прозвучал из динамиков голос диктора. Я увеличил громкость. – Сегодня ночью скончалась известная судовладелица, одна из богатейших женщин планеты Лора Онасис. По заявлению личного врача Лоры Онасис, смерть наступила из-за передозировки снотворного. Тело Лоры Онасис было обнаружено сегодня утром в спальне ее дома...»

Я скрипнул зубами.

– Что-нибудь случилось? – встревоженно спросила Юля, которая явно не знала немецкого, языка.

– Лора Онасис умерла. Говорят, передозировка снотворного.

– Ты ее знал?

– Да. Она была хорошим человеком.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже жаль.

«А еще мне очень странно, что она умерла именно сейчас», – добавил я про себя. Очень не хотелось верить в свою страшную догадку, но факты упрямо твердили свое.

Глава 8
СЫЩИК

Когда я проснулся, Юля еще крепко спала. Я вышел из спальни на цыпочках, быстро побрился и умылся, после чего, накинув свежий халат, спустился в гостиную. Усевшись за компьютер, я быстро составил меню завтрака и отправил его портье с распоряжением подать в апартаменты. Как только я кликнул мышкой, выходя в сеть, на экране появилось два сообщения. Первое гласило:

«Ваша светлость, из резиденции герцога Дармштадтского сообщили, что машину за вами пришлют сегодня в 13.00 к парадному входу в отель».

Второе озадачило меня куда больше.

«Ваша светлость, в фойе вас ожидает старший инспектор Интерпола Джон Лоуренс. Он настаивает на немедленной встрече».

Я снял трубку телефона, набрал номер портье и распорядился проводить ко мне сыщика. Через несколько минут в дверь номера постучали. Вошедший оказался высоким суховатым мужчиной средних лет.

– Доброе утро, милорд, – приветствовал он меня по-английски. – Я старший инспектор Интерпола Джон Лоуренс. Я являюсь помощником начальника следственной группы по расследованию причин смерти леди Лоры Онасис.

– Разве это дело расследуется не греческой полицией? – я указал посетителю на кресло и сам опустился в соседнее.

– Нет, милорд. Интернациональный характер бизнеса усопшей и ее обширные...

– Это был не несчастный случай, не так ли? – я пристально посмотрел в глаза следователю. – Иначе вы бы этим не занимались.

Лоуренс не выдержал прямого взгляда, как-то сжался в кресле, занервничал, заерзал.

– Вы совершенно правы, милорд. Отравление.

– Как это произошло?

– Простите, милорд, на такие вопросы...

– Вы англичанин? – прервал я его.

– Да, милорд.

– Тогда давайте заключим честную сделку, как это принято в Туманном Альбионе. Вы ведь прекрасно понимаете, что я тоже могу не отвечать на ваши вопросы. Пока вы получите все согласования по дипломатическим каналам, уйдет много столь драгоценного для вас времени. Я же готов дать показания немедленно, если вы ответите на мои вопросы.

– Да, милорд, конечно, – сдался после непродолжительной паузы сыщик.

– Так как погибла Лора?

– Яд, милорд. Неизвестного состава, на основе растительных ферментов. Проводится экспертиза.

– Есть хоть какие-то результаты?

– Нет, милорд. Яд неизвестен. Мы надеемся, что разгадка его происхождения прольет свет на это дело, но пока результатов никаких.

– Как он попал к Лоре?

– Он находился в воде, в графине на прикроватном столике леди Онасис. Горничная, которая его ставила, этой же ночью разбилась на машине.

– Исполнители вряд ли смогли бы что-нибудь сказать. Надо искать заказчиков.

– Совершенно справедливо, милорд. Именно поэтому я должен задать вам несколько вопросов. Насколько я знаю, вы звонили леди Онасис за несколько часов до ее кончины. Можете ли вы сообщить, о чем шел разговор?

– Разумеется. Лора объяснила мне, почему отменен заказ на постройку танкера на моих верфях.

– Ив чем была причина?

– Глобальный кризис в коммерческом судоходстве.

– Какие темы еще обсуждались?

– Общее положение дел в судоходстве. Лора сообщила мне, что Китайская государственная судоходная компания сделала ей предложение о покупке части флота семейства Онасис.

– Леди Онасис намеревалась отклонить это предложение?

– Совершенно верно. Вы уже нашли подтверждения тому?

– Да, милорд. Проект письма с отказом лежал на ее рабочем столе. Скажите, когда вы в последний раз лично встречались с леди Онасис?

– Три с половиной года назад в Кейптауне, на конференции по судоходству.

– А когда в последний раз до позавчерашнего разговора общались по телефону?

– Около года назад. Мы обсуждали вопросы поставок судов с моих верфей для ее торгового флота.

– Мог ли кто-нибудь хотеть смерти леди Онасис?

– У богатых и знаменитых людей всегда много недоброжелателей.

– Если можно, расскажите поконкретнее.

– Увы, не могу удовлетворить ваше любопытство, мистер Лоуренс. Смерти могли желать многие. Предположить, что кто-то организовал подобное покушение... Для этого нужны очень веские основания. Текущая конъюнктура добивала бизнес Онасисов лучше любого снайпера. В политику Онасисы никогда не вмешивались.

– Могли ли быть заинтересованы в смерти леди Онансис иные судоходные компании?

– Могли, разумеется.

– Леди Онасис ничего не говорила об угрозах, поступавших в ее адрес?

– Нет, ничего. Я так понимаю, что и вам не удалось обнаружить подобных фактов.

– Не удалось, милорд. Можете ли вы сообщить следствию что-либо еще касательно этого дела.

– Только то, что Лора Онасис была замечательным человеком, и я очень сожалею о ее кончине.

– Вы ведь тоже судовладелец? Тогда последний вопрос. Бизнес семейства Онасис наносил ущерб вашим интересам?

– Ни в коей мере. Мы не были конкурентами. Мой нефтеналивной флот обслуживает исключительно нефтяные компании семейства Юсуповых. Мои рыболовецкие суда ведут промысел в Балтийском, Северном, Белом морях, на севере Атлантики и в Тихом океане. Там суда семейства Онасис не промышляют.

– А отказ разместить заказ на постройку танкера нанес ущерб вашим интересам?

– Разумеется, это несколько осложнило финансовое положение Николаевских верфей.

– Благодарю вас, больше вопросов не имею. До свидания, милорд.

Лоуренс поднялся из кресла.

– Всего доброго, сэр, – я тоже поднялся на ноги. Лоуренс направился к выходу, но когда рука сыщика уже коснулась двери, я окликнул его.

– Инспектор, что касается яда. Проверьте яды, которыми пользовались в Китае. Возможно даже, в древнем Китае.

Лоуренс застыл на месте.

– Вы полагаете, что к этому делу может быть причастна Китайская судоходная компания?

– Я полагаю, что к этому делу могут быть причастны те, кто знаком с этими ядами.

– Благодарю вас, милорд, – инспектор поклонился и вышел.

Когда дверь за сыщиком закрылась, я обернулся и увидел, что из спальни на меня смотрит Юля.

– Мы разбудили тебя? – извиняющимся тоном спросил я.

– Нет, я сама проснулась, – она подошла ко мне и обняла. – Я смотрю, тебе даже на курорте не дают покоя.

– Увы, когда ты наверху, то просто не можешь скрыться из виду. Ты поняла, о чем мы говорили?

– Да. В школе у меня были хороши учителя по языкам. Но даже если бы я не знала ни слова по-английски, я бы и тогда поняла, что он тебе... – она запнулась, – роет яму.

– Почему?! – я не верил своим ушам.

– Он ненавидит тебя.

– Кто?!

– Этот человек, который был сейчас здесь. У него был такой тон...

– Инспектор? Что мне с того, что какой-то мелкий чиновник Интерпола не любит меня?

– Ты не понимаешь. Ты независим и ты никого не боишься. Этого не прощают те, кто слабее.

– Мне плевать на то, что они думают.

– Да, ты сильнее их. Но стая шакалов всегда победит одинокого льва... Я просто боюсь за тебя. У меня плохое предчувствие.

Я расхохотался.

– Брось, мне не страшна эта стая! Собирайся. Сейчас привезут завтрак, а потом сразу пойдем гулять по Висбадену. Здесь есть на что посмотреть.

На водяном фуникулере позапрошлого века мы поднялись в центральный парк. Отсюда, с высоты, город выглядел еще красивее. Небольшие домики утопали в зелени садов, в отдалении, насколько хватало глаз, простирались живописные холмы, покрытые лесами.

– Как здесь красиво! – воскликнула Юля, оказавшись на верхней площадке фуникулера. – Здорово живут немцы.

– Здорово живет элита, ты хотела сказать, – поправил я ее. – Этот город уже более ста лет – пансионат для богатейших людей мира. Как говорится, чужие здесь не ходят. А что, центр Европы, замечательное курортное место, целебные воды, чистейший воздух, тишина, покой и порядок. Что еще надо состоятельному человеку? Кстати, более трети домов здесь принадлежат русским.

– Неудивительно, – усмехнулась Юля. – Полмира скупили.

– Вообще-то, русское засилье здесь началось еще до Первой мировой войны. Уже к четырнадцатому году здесь образовалась приличная русская колония. Тогда это было в моде – покидать свою страну в случае успеха. У нас, русских, более чем у кого-либо развито представление, что ни счастья, ни пророков в своем отечестве не бывает.

Мы медленно двинулись по дорожке, идущей вдоль склона, с которого великолепно просматривалась вся панорама города и его окрестностей. Многие встречные раскланивались со мной, не без любопытства разглядывали Юлю. Впрочем, девушка, кажется, не замечала этих взглядов.

– Но ведь Юсуповы тоже долго жили за границей, – заметила Юля.

– Во время правления большевиков. Это логично. Я думаю, что, если бы мой дед остался тогда в Петрограде, он подписал бы себе смертный приговор.

– А потом он разве сразу вернулся?

– Почти сразу. Корнилов взял Москву в сентябре девятнадцатого, Петроград пал в октябре. А мой дед вернулся на родину в июне двадцатого.

– Больше полугода ждал.

– Нельзя смотреть на поступки предков глазами человека нашего времени. Это нам сейчас ясно, что победа Белых армий означала возрождение России. А тогда все выглядело иначе. Сейчас учебники более чем скупо описывают те годы. Говорят кое-что об авторитарном правлении военного правительства Корнилова, но не более. Что творилось на самом деле, уже никто не помнит. По всей стране действовали подпольные организации революционеров. Они устраивали покушения не только на представителей новых властей. Жертвой теракта мог стать любой офицер, священник, дворянин, предприниматель... все, кого красные считали представителями буржуазных классов. Во время одного из таких терактов в двадцатом погиб поэт Николай Гумилев, но о Гумилеве знают все, а неизвестных, погибших подобно ему, были тысячи. Все опасались нового красного переворота, да и новая власть особым либерализмом не отличалась. Белый террор был, конечно, не столь кровавый, как красный, но все же это был террор. Даже Петроград снова в Санкт-Петербург переименовали, только чтобы вытравить воспоминания о большевистском перевороте. А уж людям-то как досталось! За сочувствие коммунистам, даже за забастовки, людей ссылали в концлагеря. Первый год не успевших скрыться членов РКП(б) расстреливали без всякого суда и следствия. Очень часто опознанных большевиков патрули закалывали штыками прямо на улицах. Еще меньше везло тем, кого брали живьем: они проходили через такую разработку в контрразведке, после которой мало кто оставался в живых. Впрочем, выживших все равно ожидали расстрел или виселица. Досталось даже офицерам и чиновникам, которые состояли на службе у большевиков просто чтобы не умереть с голоду. Как минимум им было запрещено поступать на государственную службу, как максимум они получали до десяти лет ссылок, тюремного заключения или каторжных работ. Даже возвращавшиеся из эмиграции должны были рассказывать военно-следственной комиссии, почему они не принимали участия в активной борьбе с большевиками. Это уже потом генералов убедили провести публичные процессы по преступлениям большевиков, да и тогда Корнилов действовал совсем не либеральными методами. В двадцать втором отряд ОСВАГа... Слышала, наверное, о таком?

Юля кивнула.

– Нам в школе что-то рассказывали.

– Так называлась служба военной разведки и контрразведки у белых. Так вот, отряд ОСВАГа тайно выкрал из Швейцарии Ленина и Бухарина. Их судили и повесили. Это привело к временному разрыву дипломатических отношений со Швейцарией, но Корнилова не остановило. Большевиков, впрочем, тоже. В двадцать четвертом был убит генерал Краснов – а через месяц в Париже уничтожили подпольную типографию газеты «Правда»... вместе со всеми сотрудниками и с главным редактором. Спустя полгода из Рио выкрали и привезли в Петербург Каменева и Рыкова. Привезли и повесили. А в двадцать седьмом в Мехико застрелили Троцкого.

Юля изумленно посмотрела на меня.

– Больше похоже на рассказ о войне, вернее кровавой бойне. Не могу поверить, что такое было возможно.

– Но это было, Юля, – ответил я. – Впрочем, это недолго продолжалось, могло быть и хуже. После убийства Троцкого террор пошел на спад. К тому же незадолго до смерти Корнилов согласился на ряд либеральных реформ: созвал думу, ввел гражданскую администрацию и суды, дал поблажки предпринимателям. Заводы понемногу восстановились, крестьянство в рост пошло. Наверное, это было куда большим ударом по большевикам, чем ОСВАГовские пули. Коммунисты всегда имеют успех только там, где царят нищета и несправедливость. Впрочем, это вопрос для историков и философов. Как бы там ни было, до Двадцать седьмого года наш дом в Петербурге и все имения напоминали осажденную крепость. У нас даже сохранились фотографии тех лет: мешки с песком, пулеметы на чердаках, вооруженная охрана.