Текст книги "Автобиография Дмитрия Раевского. Сокровище чаши"

Автор книги: Дмитрий Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Россия, 1999 год.

Сегодня – сочельник. Время гаданий, визитов гостей и «посиделок» до глубокой ночи. Новогодние

игрушки мерцают в пламени свечей, тихая музыка, на улице – радостные возгласы и песни, мягкий снег … Сочельник – самое таинственное время, когда жители другого мира приходят, чтобы

рассказать нам правду о настоящем и будущем, открыть нам глаза и, может быть, помочь…

Я верю, всегда верил, что в этот тихий вечер они приходят, чтобы наставить нас, неразумных, направить наши мысли в новое русло, помочь увидеть возможности, которые нам по слепоте

духовной не видны, – так понимал я сочельник с самого детства.

Вот и в этот раз, ближе к вечеру, мысли о том, как же найти подходящий способ общения с душами

предков или их друзей (не в одиночестве же они там находятся!), занимали мою голову.

Интуиция подсказывала мне, что вечер будет неожиданный и удивительный; нечто манило меня

и обещало что-то совершенно необычное, но с кем разделить эту радость, кто составит мне

компанию? От такой компании зависело практически всё: ведь предки приходят не к одному

человеку, а к группе людей, и, если кто-то им не понравится, они могут никак не проявить своего

присутствия, а то и вовсе обидеться, и тогда ничего хорошего не жди…

Я решил напроситься в гости к маме моей давней знакомой. Когда-то мы вместе с этой знакомой

занимались Ци-гуном, и с тех пор у нас остались хорошие, дружеские отношения. Мама же её

обладала удивительной силой: она могла исцелять даже совершенно безнадёжных больных, в

чём я имел возможность убедиться, и не раз. Будучи образованной женщиной, проработав много

лет в школе учителем рисования, она теперь находилась дома (благо, муж зарабатывал хорошо) и

занималась тем, что ей больше всего в жизни нравилось, – лечением, гаданиями, чтением (у неё

была богатейшая библиотека!). К ней приходили люди со своими бедами и радостями, поэтому

попасть к ней было не так уж просто. Но я был – сам не знаю почему – уверен в том, что сегодня –

мой день и у меня всё получится.

Я не ошибся. Почему-то она была одна и после непродолжительных переговоров по телефону

согласилась меня принять.

Жили мы рядом, и через 10 минут я был у неё.

– Ну что, Глебушка, как гадать будем?

Вопрос был скорее риторическим, и я прекрасно знал на него ответ по той простой причине, что не

собирался ничего придумывать и предлагать.

– Как скажете, Елена Ивановна, на ваше усмотрение. Вы же знаете, я во всём полагаюсь на ваши

опыт и знания.

Она улыбнулась, несколько секунд подумала и, не говоря ни слова, стала готовиться.

Я ожидал чего-то необычного, ведь у неё был богатейший выбор различных способов проведения

таинства и, главное, – опыт, но в этот раз она не стала особо озадачиваться, достала старый лист

ватмана с буквами по кругу, блюдце и свечи.

Я никогда не участвовал в спиритических сеансах, хотя видел, как моя мама проводила их изредка

с подругами. Духи лгали и глумились над женщинами, но вечер скрашивался.

Но в случае с Еленой Ивановной я был уверен: всё будет правдиво. Ей всегда удавалось так

настроиться, что будущее во всей правдивости и цельности открывалось в её присутствии и

сбывалось в точности. Всё-таки всё зависит от человека, от его воли, а не от способа сообщения -

так думал я.

Как показало время, я оказался прав.

Россия, январь 1999 года

Мы положили руки на блюдце.

Я не ждал ничего, кончиками пальцев лишь едва-едва касаясь той части блюдца, которая

обычно стоит на столе. Я видел, что и Елена Ивановна также едва касается его.

Мы ждали несколько секунд, и тут блюдце вдруг «стартануло» и резко дёрнулось. Я убрал руку из

опасения: мне показалось необычным, что оно САМО дёрнулось, ведь я его едва касался, да и Елена

Ивановна тоже. Она улыбнулась, кивнула, и я опять дотронулся до блюдца. И тут же оно ринулось

3

в какой-то невообразимый танец. Оно стало буквально летать от буквы к букве, как неугомонное.

Елена Ивановна читала буквы, складывала их в слова и фразы, и вот уже вполне осмысленный текст

появился передо мною:

– Рад вас видеть.

Я удивился. Некто неощутимый и неосязаемый рад меня видеть... С чего бы это? И кто этот «некто»?

– Кто ты, назови себя.

Для меня это становилось игрой, и, если бы не серьёзность Елены Ивановны, я бы воспринял это

как шутку. Но, судя по сосредоточенности Елены Ивановны, это были не шутки, а реальность –

самая настоящая реальность.

– Зови меня буддист.

Вот те на! Буддист… Какой такой буддист и что он делает на святочных христианских гаданиях?

Как бы отвечая на мой незаданный вопрос, он ответил:

– Я давно наблюдаю за тобой, Глеб. И вот пришёл. Я отвечу на твои вопросы.

Хорошо, пришёл так пришёл…

Стоп! А буддист этот – он живой или уже мёртвый???

– А ты живой, буддист, или как?

Ответ не замедлил последовать:

– Не мертвее тебя.

«А он ещё и шутник», – подумал я про себя и продолжил пытать его:

– А ты человек или нет?

– Не совсем.

– Это как?

– Скорее принцип: как ветер – принцип воздуха. Воздух может быть без ветра, а ветер без воздуха

– нет.

– Ты принцип человека или чего?

Я откровенно не понимал, как это можно быть и человеком, и нет. Но буддист был терпелив и не

спешил смеяться над моим недоумением:

– Движение не есть сам воздух, но – качество воздуха. Разум есть следствие тела, но не обязательно

иметь тело, чтобы именоваться разумом.

– Так ты умер? Ты был человеком и умер?

– Но что есть смерть? Обязательный переход из одного качества в другое... Но если ты сам

выбираешь, когда и в какое качество перейти, это можно назвать смертью?

Я молчал в замешательстве. Действительно, если человек стал столь могущественен, что может

по желанию выбирать вместилище для своего Разума, то смена одного жилища на другое, произведённая сознательно и по доброй воле и тогда, когда ты сам этого захотел, – разве не будет

она продолжением жизни?

– Хорошо, значит, ты сменил тело и стал не-телом, но потому, что сам этого пожелал?

– У меня есть тело, но не такое, как ты думаешь. И хватит об этом.

Ну вот, пришёл, пообещал отвечать на вопросы, а сам говорит, «хватит об этом». Капризный какой-то буддист… Ну да ладно, действительно, чего это я… Так, он говорил, что наблюдал за мною, с чего

бы это?

– А почему ты наблюдал за мной, в чём причина?

– Ты мне интересен. Можешь быть полезен.

– Но в чём?

– Узнаешь позже.

Ну вот, опять загадки. Там – хватит, здесь – узнаешь позже…

– А как я смогу узнать, чем могу быть полезен?

Блюдце двигалось, не останавливаясь и очень быстро, почти догоняя скорость человеческой речи.

– Если ты станешь достойным, я сделаю так, что ты сможешь приехать ко мне в гости.

– Куда?

– В Тибет. В сентябре этого года. 9 сентября ты купишь билет из Москвы, 13 сентября – из Катманду.

Тебе следует приехать в Шигацзе.

Я опешил. Какой Тибет? Какой Катманду? Это же жутко дорого, а у меня не всегда хватает на хлеб…

4

Буддист тут же нашёлся:

– К сроку средства будут, не забудь – ты приглашён.

Я сидел с таким ошарашенным видом, что Елена Ивановна, сочувственно покачав головой, принесла

мне стакан воды. Больше в тот вечер Буддист с нами не говорил – не захотел.

– Елена Ивановна, что вы об этом думаете?

Она посмотрела на меня своими чёрными украинскими глазами и просто сказала:

– Увидишь. Если он сказал, значит, так и будет.

– Но что вы думаете о нём, кто он такой, этот буддист?

– Наверное, один из тех немногих достигших чего-то такого, что наше воображение не может себе

и представить…

В тот вечер я долго не мог заснуть, вся магия вечера рассеялась, как дым в сильный ветер, и я никак

не мог успокоиться: всё думал об этом буддисте, о возможности поездки, о средствах на неё…

Постепенно воспоминания стёрлись, весь тот вечер стал казаться мне нереальным, как мир за

стеклом, где и я – не я, и буддист – чистый вымысел... Да и даты отлёта, хотя и впечатались в мозг, казались ещё далёкими и нереальными, как во сне. Но это был не сон. Общение с буддистом не

давало мне покоя. Я отчётливо понимал, что просто так подобные приглашения не даются. Тот, кто, будучи жив, приглашает к себе в гости таким образом, как это сделал буддист, не просто человек.

Только очень могущественный, может быть даже бессмертный адепт или святой, может такое. И

вот вопрос – зачем я ему нужен? Что он увидел во мне такого, что из всех миллиардов человек он

пригласил именно меня?

К тому времени я читал об этом и знал, кого и как приглашали таким образом, а также – кто из

смертных общался через Эфоб (так в древности называлась подобного рода доска с буквами) с

могущественнейшими буддистами Востока.

Например, я знал, что волхвы, которые искали младенца Иешуа, не просто так получали сведения

о его рождении и местонахождении. Не из воздуха они узнавали, но через Эфоб – а значит, именно

так, как буддист пригласил меня. Прошли тысячелетия, но метод не изменился. Спиритуалисты

приспособили доску для своих нужд и объявили свое общение с потусторонним миром

откровениями. Но ведь важно не как они получали сведения, а от кого. Кто стоит по ту сторону

доски в духовном теле – вот что важно.

Интересно, что Андрей Рублев, описывая поиски волхвов (которые сами были святыми людьми), изобразил на картине «Троица» их обращение с вопросами о местонахождении младенца Иешуа: двое из ангелов прикасаются к чаше, стоящей на походном Эфобе, а третий спрашивает и иногда

записывает важные ответы.

То, что не праздный дух заглянул на наши вечерние святочные посиделки, мне было ясно как дважды

два – уж больно красиво и стремительно было то, что он говорил. Не было это похоже ни на что

другое, но именно на приглашение Знающего. От такого не отмахиваются, таким не пренебрегают.

Ну так что же есть во мне такого, что меня пригласил в Тибет один из Знающих?

Я стал думать и вызывать из памяти детали своего недавнего прошлого, которые могли бы каким-то образом продвинуть меня в догадках и дать объяснение в ответ на будораживший меня вопрос.

История моих духовных поисков

Будучи ещё совершенно юным, я искал смысл жизни в христианстве.

Мои хождения и искания пришлись на период, когда мне было шестнадцать – восемнадцать

лет.

Увлекшись христианством, я и не заметил, как стал общаться с людьми, принадлежащими

христианским кругам. Это были довольно странные люди: все они носили длинные волосы (эту

моду перенял у них и я), смотрели ясным взором и переосмысливали учение Христа, но каждый на

свой лад.

Один писал стихи, многие из которых положил в основу музыкальных произведений, даже выступал

где-то за границей. Его девушка играла на скрипке, у них здорово получалось.

5

Другой продавал христианскую литературу, но был страшно неромантичен и, тяготея к догматизму, своим фанатизмом просто пугал меня. Что-то доказать этому человеку было совершенно

невозможно.

Опыт общения со священниками вообще оказался грустным донельзя. Единственное, что осталось

после него, – это ощущение тоски и ужасной глупости происходящего. Ум требовал пищи, душа

– впечатлений, а дух – устремленного полёта. Общение же с батюшками более походило на

пребывание в больничной палате, где все готовились умереть.

Хотя… Один поразивший случай, показавший, что христианство имеет отношение к великой Цепи

Преемственности, благополучно забытой или запрятанной нынешними жрецами от христианства, всё же встал перед моим мысленным взором, и в нем я нашел свое утешение.

Помню, узнав о том, что такое «умное делание», решил испытать на себе.

В напарники пригласил хорошую знакомую, также ищущую святого и чистого. Ей было пятнадцать, мне – семнадцать. Мы решили испытать «умное делание» в православном Храме, известном своей

историей.

Летом, в июле, мы пришли к вечерней службе, добираясь пешком около пяти вёрст и беседуя о

духовном. Войдя в храм, трижды поклонились, перекрестились и двинулись в дальний угол Храма, к огромной древней иконе Казанской Богоматери.

Некоторое время постояв перед ней в молитве, отошли к стене – туда, где шёл деревянный настил

для молитвенных стояний на коленях. Перекрестившись, мы стали на колени и принялись творить

«умное делание», как заповедали отцы христианства.

Таинство это состоит в следовании нехитрым правилам и в прилежании, в терпении и любви, в коей

надлежит его творить.

Молитва Иисусова должна быть непрерывной, ум не должен быть отягчен мыслями – ни добрыми, ни худыми, твориться молитва должна с любовью и сердечным томлением о Христе.

Спина должна быть прямой, не согбенной. Дыхание – глубоким, чтобы воздух доходил до самого

сердца, но плечи не поднимать, а только выпячивать живот. Дышать следует не часто, но усердно.

Дыхание не должно мешать молитве, ведь главное – это страсти о Христе, а не о своём животе.

Сначала ум сопротивляется – ему противно каждое действо, направленное на обуздание его: как дикий жеребец, жаждет он свободы от всякой над ним воли. Но через некоторое время он

успокаивается, ему даже начинает нравиться такое состояние, и он будет желать его в другой раз

так же рьяно, как прежде стремился избавиться от него.

Благость и елей Господень проникают в сердце и душу, когда ум спокоен и не сопротивляется. Эта

благость, наполняя чрево и грудь, делает единение с Богом чистым и гармоничным: как в радуге

все цвета соединяются без всякого сопротивления друг другу, так и ум соединяется с благостью

сердца, и оба – с божественной природой, что проникает в них совершенно естественно, как елей

от лампад напитывает воздух храма.

Так мы и делали, так у нас и получалось.

И вот, примерно полчаса спустя, когда елей достиг наших душ, и стало благостно и милостиво, мы

встали и отошли в другой конец храма, где сбоку от иконы Одигитрии на коленях стоял старый-престарый монах, в простой бедной рясе, подпоясанной верёвочкой.

Глядя на него, мы вдруг оба увидели то, чего не видел никто другой.

Перед старцем, примерно в метре от него, появилась из воздуха фигура. Она не была похожа на

человека, скорее – на ангела, напоминающего схимника. Плащ с высоким острым капюшоном – вот

и вся одежда.

Фигура была метра три высотой, полупрозрачна, и можно было сказать о ней только одно – чистота

в пустоте. Как если бы пространство, занимаемое обликом явившегося ангела, было пустым от

материи нашего мира, и по причине пустоты заняла его чистота такая, которая незнакома здесь, на

земле, – так она необычна и поразительна.

Мы оба видели это. Сердца наши трепетали. Ни слова не говоря, мы вышли из Храма и направились

домой. Вскоре я спросил свою спутницу:

–Ты видела?

Тут же и она, почти одновременно со мною, спросила:

6

–Ты видел???

Обмениваясь впечатлениями, мы шли домой, и не было в тот момент на свете людей счастливее и

удивлённее нас.

Подобное видение посетило меня еще раз. Позже. На Пасху.

Пасха – это один из любимейших праздников. Однажды я стоял в том же храме на всенощной, и

вот, когда отворились Врата, я увидел Христа, выходившего из них по воздуху и крестившего людей.

Фигура была очень высока – около пяти метров, светла и чиста. Елей неземного блаженства разлил

Христос вокруг себя, и вся усталость слетела с меня в мгновение ока.

В тот вечер, идя домой, я видел в темноте так ясно и четко, как днём.

Россия, 1994 год

Может быть, мне просто не повезло, и не те священники и доблестные христиане встретились

на моем пути, а вот нужные и совершенные встретились кому-то другому, но не мне. Но

желания общаться на подобные темы с подобными людьми у меня больше не возникало. Я стал

заниматься ци-гуном под руководством знакомого доктора. В группе нас было человек сорок, и, наряду с дыхательной гимнастикой, часто проходили реальные боевые спарринги, боевые броски

и захваты, что меня вполне устраивало. Но довольно быстро мое внимание переключилось на

дыхательные упражнения, и вот почему.

Как-то во время сложного и долгого упражнения я вдруг ясно увидел перед глазами совершенно

удивительную картину: с высоты птичьего полёта я наблюдал прекраснейшую долину, зажатую

между двумя кряжами гор. Местами струились водопады, удивительной красоты лестницы в

китайском стиле тянулись по стенам гор уступами – от подножия к истоку водопадов; экзотические

деревья поражали необычными белыми цветами, все было зелено и необычайно свежо. Но не это

привлекло мое внимание. Весь воздух долины был заполнен удивительной голубоватой дымкой, которая несла на себе печать глубочайшего смысла. Назвать его можно было так: духовная

квинтэссенция культуры Китая.

Я не знал, почему и как это произошло, но поделился с тренером. Он, слегка опешив, сказал мне, что это напоминает динамическую медитацию. Было похоже на то, что он и сам не совсем понимал, что это такое, но так я обратил его внимание на себя.

От сопровождавшего меня с тех пор пристального взгляда тренера не укрылись и еще два

выдающиеся момента, которые произошли во время тренировок. Тренер буквально перестал

выпускать меня из поля зрения.

Как-то, в конце тренировки, разбившись по парам, мы стали делать вэй-шу («дающие руки»).

Смысл упражнения заключается в том, чтобы, собрав свою предполагаемую энергию чи между рук, толкнуть этой энергией противника. То есть толкнуть не руками, но энергией. У меня получилось.

И так, что все обомлели. Мой приятель Лёшка, которому не посчастливилось быть в этот вечер

моим противником, от такого удара отлетел довольно далеко. В тот же момент он побледнел, силы

покинули его. До дома он еле добрел и несколько дней мучительно болел. Тренер, объяснив мне, что так делать больше не надо, пристально посмотрел на меня: я был единственным, кто показал

такой результат.

Еще одна ситуация была связана с лечением. «Кто умеет разрушать, тот должен уметь созидать» – это

древнее правило, и мы обязаны были ему следовать. Научившись членовредительствовать более-менее сносно, мы стали залечивать раны. Способ древний и стабильный, называется «наложение рук

и сосредоточение». Мне достался немолодой долговязый и костлявый милиционер с хроническим

радикулитом. За полчаса, отведённые всем нам для опытов, мне удалось вылечить его радикулит, да так, что он почувствовал себя помолодевшим лет на двадцать. Это было удивительно мне, удивительно ему, но больше всех удивительно нашему тренеру. Этот милиционер был давнишним

другом нашего руководителя, который, будучи доктором, неоднократно пытался вылечить его, но

каждый раз безуспешно. А тут у меня все получилось с первого раза.

7

Вторым моим пациентом тренер назначил молодого человека, который несколько лет назад в

драке был так сильно избит, что половина его лица потеряла чувствительность и была значительно

бледнее другой половины. На глазах у изумленного народа за каких-то двадцать минут я восстановил

чувствительность лица, и кожа порозовела.

И вот как-то после тренировки тренер взялся проводить меня, чтобы по дороге пообщаться наедине.

После разговоров на отвлеченные темы он сообщил мне страшную тайну. Оказывается, кроме

всего прочего, тренер занимался еще и ритуальной магией. Он предложил мне присоединиться к

его группе. Это было модно. Но я, увлечённый мистическим христианством и боготворящий Исаака

Сирина, был в шоке от такого предложения и перестал ходить на тренировки.

Но неужели тренер, этот властолюбивый человек, увидевший во мне потенциально идеальный

инструмент для достижения своих целей, мог отказаться от представившегося ему случая? Конечно, нет. И он использовал магию, чтобы прибрать меня к рукам.

Россия, декабрь 1994 года

Началась зима, и город замело быстро и тихо. Белые сугробы вызывали радость и воспоминания

о чём-то чистом: о каких-то горах или горных лесах, где свет солнца отражается на снежном

насте, играя миллионами искр, слепя неосторожных путников.

Занятия в медицинской академии шли своим чередом, был уже третий курс.

В тот вечер у мамы был день рождения, и гости до часу ночи пили, ели и веселились, пели застольные

песни и долго не хотели уходить.

Когда наконец почти все разошлись, оказалось, что кто-то из близких друзей останется на ночь у

нас. Места хватало всем, и вот уже дом погрузился в мерное сопение подгулявших людей.

Заснул и я.

Это был не сон, я точно знаю.

Душа моя вылетела из меня и стала осматриваться. Я летел над полем, по краю леса.

В подлунном мире снег искрился не как на солнце, и глубокие тёмно-синие тени деревьев

покрывали часть снежной целины. Наст был плотным, несмотря на начало зимы, и снег волнами

больше напоминал застывшее море, чем занесённые поля.

На краю поля, у стены высоких елей, стояла одинокая изба без света. Я почти замер. Открылась

дверь, и из избы вышла женщина лет пятидесяти, немного грузная, но не дряхлая. Подперев

руками бока, она посмотрела в небо перед собой, и мне показалось, что она видит меня. Посмотрев

немного, она покачала головой, как бы желая сказать: «Вот что делается-то, а?»

Я хорошо рассмотрел её лицо и мог бы узнать его позже.

Но тут из окружающего меня воздуха вдруг стали образовываться прозрачные смерчи.

Сначала я не обратил на них внимания, но очень быстро они набрали такую силу, что стали уже

влиять на меня, и с каждой секундой всё сильнее.

Вдруг оказалось, что это и не смерчи вовсе, а бесплотные духи воздуха и что сила их велика, и вот

уже они подхватили меня и потянули вниз. Мое бесплотное тело оказалось очень даже плотным

для них: они нашли в нем и руки, и спину и, заломив руки за спину, поставили меня на колени… И

всё это было в воздухе!

Я почувствовал себя совершенно обездвиженным, был не в силах даже поднять голову, и в этот

момент началась белиберда, которую я даже и понять не мог. Через мои скулы и уши хаос этих

воздушных тварей стал проникать в меня, как бы волнами захлёстывая сознание. Это не было

похоже на воду – скорее на подключённые к коже электроды, через которые поступает довольно

сильный электрический ток. Слабый, чтобы причинить боль, но сильный, чтобы затопить собой

сознание. Он как бы слепил и глушил, подавляя способность осознавать окружающий меня мир.

Чем сильнее были потоки, тем ниже мы опускались. Уже давно пройден был уровень земли, а мы

всё ещё погружались в какое-то подземное царство.

И вот душа моя достигла дна, тени продолжали держать меня в согбенном состоянии.

По наивности я обратился ко всем, кто, в моём представлении, мог бы мне помочь: к матери, к

8

друзьям… Их лица были видны мне как бы через окна, покрытые изморозью декабрьской ночи. Но

взгляды их скользили по мне, не в силах меня заметить, не говоря уже о том, чтобы помочь.

Тогда я попробовал освободиться от пут. Довольно много усилий пришлось приложить, чтобы

встать ровно и посмотреть прямо. И что же?

Передо мною образовался как бы коридор, высотой около четырех-пяти метров, – узкий проход, где по бокам молочно-белесые смерчи исполняли свой танец похитителей, продолжая волнами

вторгаться в моё сознание, но уже не ослепляя меня полностью.

Я попытался идти, и каждый шаг вызывал сопротивление, как если бы приходилось идти в реке

против сильного течения. Но я не оставлял попыток и немного продвинулся вперёд.

И вот передо мною возникло нечто, очень напоминающее дракона или змея-Горыныча из русских

сказок. Эта жирная тварь сидела на тропе, на моём пути. Голова у нее была одна, зато длинный

хвост с копьеобразным отростком на конце готов был ударить меня, если я приближусь слишком

близко.

Я ещё не успел понять, в чём дело, как голос этого зверя раздался в моей голове:

– Теперь ты мой!

«Ничего себе цветочки! – подумал я. – Какой-то ископаемый жирный зверюга говорит на русском

языке, да ещё и ухмыляется, подлюга!»

Надо было что-то делать. Не мешкая особо, я перекрестил его крестным знамением. Этот троглодит

только рассмеялся мне в лицо. Несмотря на звероподобную внешность, вёл он себя как очень

наглый и самоуверенный человек, явно осознающий свою безнаказанность. Что верно, то верно, кто ж его накажет, если всюду только его слуги выплясывают смерчами вокруг тропы?

Меня это здорово задело. Этот уродец реально меня разозлил.

Вдруг сбоку, справа от себя, я увидел Серафима Саровского, как я видел его на иконе в одном

небольшом храме в Нижнем Новгороде. Стоя вполоборота, Серафим олицетворял спасение, и сам

вид его придал мне такие нечеловеческие силы, что даже внешность моя вмиг переменилась. На

поясе появился меч. Откуда? А бог его знает – откуда-то взялся. Глядя на себя, я увидел, что, вместо

каких-то серых лохмотьев, разорванных бестелесными стражами, на мне появилась белая льняная

рубаха до колен, с орнаментом по краю рукавов, по вороту и по низу. Рисунок напоминал каких-то

птиц. Всё это я увидел в мгновенье ока, но меч приковал моё внимание паче других перемен. Не

раздумывая, я выхватил его из ножен и мечом перекрестил гадину, как прежде крестил рукой.

Что-то переменилось в настроении змея, нечто вроде «Ого…» издал он и изготовил свой хвост для

удара.

Мой напор и возмущение духа были, видимо, так велики, что меч наполовину превратился в факел, то есть держал я его за рукоятку, но начиная с середины поток огня вырывался из стали; вместе с

тем, и птицы на моей рубахе стали огненно-алыми.

Движения тоже приобрели качества стремительности огня, и вот я уже рядом со змеем, и отрубаю

ему кусок хвоста, преграждающий мне путь вперёд. Огонь меча прошёл сквозь тело змея легко, как

сквозь туман, и змей, не успев даже удивиться как следует, испарился, как дым на сильном ветре.

Мощь движения привела к тому, что тропа стала подниматься вверх, а стены -мельчать в высоте.

Вот уже они мне по плечо, вот – уже по колено.

И вот я уже выше их.

И что же?

Передо мною открылась удивительная картина: глубокий, без дна, ров отделял меня от того берега, где всё было как в песне Б. Гребенщикова:

Под небом голубым

Есть город золотой,

С прозрачными воротами

И яркою звездой…

Сказать по правде, не совсем так, но очень похоже.

Стена, высотою около трёх метров, была выполнена, казалось, из хрусталя.

Прямо передо мною – врата. Аркой вверху, они возвышались над уровнем стены в полтора раза и

состояли из ажурных закруглённых золотых ветвей, пространство между которыми было заполнено

9

тем же хрусталём. За прозрачными стенами был виден сад с удивительными деревьями и травами

и чистое небо – одним словом, рай. Звезды не видел.

Чувство радости охватило меня. Но как перебраться через ров?

С двух сторон рва над пропастью висело по доске, не шире локтя. Закреплены они были только

на берегу, второй же конец свободно висел в воздухе, и в середине доски эти не соприкасались, а

свободно парили, постоянно меняя своё положение относительно друг друга.

Это было спасением. Не задумываясь о шаткости конструкции, я в мгновение ока оказался у врат.

Они медленно и величаво открылись, как бы приглашая войти внутрь.

«Ласка Серафима спасла от змея и привела в град чудный», – подумал я безмятежно.

Я понял вдруг, что бестелесные стражи уже не пытаются меня ослепить и оглушить и что сад этот

окружен небывалой атмосферой отдохновения. Вот уж действительно: «После битв земных и

небесных есть, где голову преклонить на отдохновение». Лучшего места для отдыха души нельзя

было найти. Мой воинственный напор хоть и ослаб, но не исчез. Хотелось битвы. «Что же теперь, всю жизнь отдыхать?» Нечто Великое, как небо, улыбнулось мне невидимо и выдохнуло: «Ещё

будут сражения, повоюешь…»

Я проснулся.

Нет, это было не пробуждение, а смена декораций: я как будто просто перешёл из одной реальности

в другую, но поток моего сознания при этом не прерывался. Я сел на кровати и удивлённо

осмотрелся. На соседней кровати кто-то храпел, и эта спокойная картина шла в такой разрез с тем, что я только что пережил, что окружающий мир показался мне нереальным сном по сравнению с

тем местом и той битвой, откуда я только что вернулся.

Я прислушался к себе и понял, что меня переполняет одно ощущение: мне лет сто… или тысяча, и я

никак не человек, скорее какой-то былинный богатырь, выигравший главную битву в жизни. И ещё

– усталость была такая, как если бы эта битва длилась целую вечность.

Я встал и подошёл к зеркалу. Мне вдруг страшно захотелось узнать, как я выгляжу. Почему-то казалось, что я, как минимум, поседел, даже брови должны быть белыми от пережитого, и, наверное, весь в морщинах, ведь битва шла очень, очень долго…

Зеркало в коридоре показало мне, что я ничуть не изменился, и это вызвало во мне большое

удивление.

«Не может быть такого, чтобы так долго жить и остаться таким же молодым…» Ощущение груза

прожитых лет не покидало меня.

Из кухни вышел друг родителей, не очень пожилой седой гражданин с масляными глазками, с

сигаретой в руке:

– Не спишь?

– Дядь Серёж, как я выгляжу?

Он посмотрел на меня критически:

– Да нормально, ничего необычного…

«Да, – подумал я, – тебе бы с моё пожить, посмотрел бы я, как ты будешь выглядеть…»

Меня не покидало ощущение, что мне, как минимум, тысяча лет...

Весь следующий день я пытался осмыслить пережитый сон-не-сон. Все ощущения были очень

реальны, очень. Я ходил под впечатлением целый день и никак не мог понять, что всё это значит.

В том, что это важно, значимо и что это, быть может, определит мою дальнейшую жизнь, я не

сомневался. Но как? Что за неизвестность ждёт меня?

А между тем, физическое состояние стало стремительно ухудшаться. Я перестал есть, следующую

ночь почти не спал, а на следующий день эти симптомы не только не исчезли, но и усугубились. Два

яблока за день и полная потеря аппетита – это нечто новое для меня, так как я всегда любил вкусно

поесть. Но что странно – от нежелания есть было хорошо, как-то сладко. Организм радовался

отсутствию пищи.

К концу второго дня я пошёл к Елене Ивановне, так как творилась со мною явно какая-то чертовщина, а лучшим специалистом по чертовщине из всех известных мне людей была именно она.

Сразу за дверью её квартиры меня встретили две чёрные лохматые собаки средних размеров.

10

Облаяв меня для порядка и получив нагоняй от хозяйки, они с важным видом удалились. Мы же

проследовали в зал, где вся стена, от пола до потолка, была уставлена книжными полками, и книги

были преимущественно мистического содержания.

Оглядев меня придирчивым взглядом, она сразу же поставила меня в центр зала, ушла и тут же

вернулась с церковной свечой:

– Влип ты, парень… Кто ж тебя так?... Ну да, ну да, знаю: Петя, тренер твой, голубчик, потешался…

– В смысле «потешался»?

– Ну, он же предлагал тебе «серьёзными вещами» заниматься?

– Ну да, было дело, но это же так, фигня…

– Ага, фигня, а что вчера было?

– Да, это уже не фигня…

– То-то и оно, ну да стой смирно, не вертись.

Елена Ивановна имела вид стопроцентной хохлушки. Чёрные игривые глаза, такие же чёрные, как

украинская ночь, волосы до пояса, забранные в хвост; она была очень милой женщиной, и при