Текст книги "Варианты стихотворений"
Автор книги: Дмитрий Мережковский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
СЕМЕЙНЫЕ ПОРТРЕТЫ[8]8
Вариант поэмы «Семейная идиллия»
[Закрыть]
Глава 1 ПРЕЛЮДИЯ
Перед ст. 1 Лишь те, кто чувствует, тем трудно быть простым,
Отделаться от фраз и от чужого мненья,
Чтоб сердцем любящим, свободным и живым
Проникнуть в жизнь, – лишь те поймут мои сомненья.
вм. ст. 1–2 Ужель нельзя смотреть на мир не в призму
книг,
Писать, забыв про то, как пишутся романы,
между Когда мы пишем – лгать легко и безопасно:
ст. 4–5 С восторгом говорить не стоит мне труда
Про ночи лунные Италии прекрасной,
О том, чего не видел сам я никогда.
вм. ст. 7–8 Чем разговор с женой и будничную скуку,
И сплетни о друзьях, и комнату мою.
вм. ст. 10–11 Не поэтических и слишком безобразных,
Чтоб их описывать, пустых, однообразных,
вм. ст. 17–20 Мне было б жаль срывать живой и благовонный
Для изучения ботаники цветок,
И класть дитя зари в гербарий запыленный,
Чтоб, краски потеряв, он высох и поблек.
Я лучше вырежу с дрожащими листами
Цветок из недр полей внимательной рукой.
Глава II ПОД МОСКВОЮ
между Где некогда, – гласит народная молва, —
ст. 8–9 Был заповедный бор, непроходимый, древний,
Там ныне властвует новейший царь деревней:
Кулак, и в саженях лежат его дрова.
Кругом – пустыня, смерть – какой-то дух торговый,
Промышленный во всем – бездушный и суровый.
И в редких молодых лесах – ни красоты,
Ни тайны девственной, как будто всё и даже
Сам воздух, бледные увядшие цветы —
Обращено в товар и только ждет продажи.
вм. Но в описании поверхностном моем
ст. 13–22 Я все-таки не прав: заметите погрешность
Вы в бедном очерке: ведь это только внешность,
А может быть и здесь мы красоту найдем.
Зайдешь бывало в глушь пустынною тропинкой —
И вдруг забудешься – кругом лесная мгла,
Грибы, зеленый мох, мохнатая пчела
Гудит над мятою, и светлою слезинкой
Стекает по сосне янтарная смола.
И снова чувствуешь себя таким далеким
От жизни городской, свободным, одиноким,
Как будто в девственных, неведомых лесах.
И взор теряется в прозрачных небесах,
В глубокой синеве найти границ не может.
И мысль, что нет границ так сладостно тревожит…
Довольно двух или трех деревьев, уголка
Синеющих небес, стыдливого цветка,
Чтоб город позабыть, чтоб сделалась понятной
Вся жизнь, вся красота природы необъятной.
Глава III БАБУШКА
ст. 2–3 Хотел без вымысла я описать одну
Семью знакомую, с которой жил на даче,
вм. ст. 41–45 Но детки прибегут из школы в три часа.
«Где родненькие, где?» – и к ним на голоса
Старуха ощупью бредет, они хохочут
И на колени к ней садятся, и щекочут;
И только что их смех веселый прозвенит
Глава IV ТЕТЯ НАДЯ
вм. ст. 7–8 То дева старая, капризная, смешная,
В холодной старости одна душа родная.
ст. 11–14 От прежней красоты остался гордый взгляд,
Небрежный легкий тон. В замаранном халате,
Всегда растрепана, в дырявых башмаках,
По старой памяти она воображает
Себя хорошенькой кокеткой и мечтает
О счастье, бедная. В той страшной пустоте
ст. 44–47 О, если намекнуть, что бабушка слепая,
Что память у нее плоха, и в тот же миг
Она заступится, на жертву нападая
С ожесточением, поднимет шум и крик.
вм. ст. 60–61 Пусть дева старая, кокетка в сорок лет
Нам кажется смешной, и низкой, и комичной,
Но в этой пошлости, глубоко прозаичной,
Есть жертва, есть любовь, ее тепло и свет.
Глава V ТАТА И HATA
вм. ст. 34–37 И бледном личике. Под сенью вековечной
Темнеющих аллей люблю смотреть на них,
Когда идут они в тени берез немых,
Обнявшись с нежностью, и болтовней беспечной
между ст. И книги: ничего я не видал прелестней
39 – 40 Их дружбы. Мне порой гораздо интересней
Чем мир действительный – фарфоровые львы
И тигры, жестяной солдат без головы,
Глава VI ДАША
вм. ст. 27–30 Боится, сердится, ворчит, дает советы,
Ей оскорбительны простая шутка, смех,
Угадывает сны, и знает все приметы,
И спорит, требуя повиновенья всех
Глава VII МАМА
вм. ст. 31–34 Должна быть строгою разумная любовь,
Но что же делать ей. Она сама горюет,
Что глупой слабостью их портит и балует,
Прибегнуть к строгости решается, и вновь
Окажется в делах житейских непрактичной
И слишком доброю, как истинная мать,
Для баловства детей с любовью безграничной
Последнего рубля не может не отдать.
вм. ст. 47–49 Простое, нежное, и так она любила.
Меж тем как я глядел на грустные черты,
Я думал – вот любовь, ее живая сила,
Я знал, что на земле нет большей красоты.
Глава VIII ПРОЗА ЛЮБВИ
между ст. Потом удивишься, припоминая спор,
34 – 35 Из-за чего и как он мог возникнуть. Сладок
Миг примирения, а все ж от этих ссор
Скопляется в душе мучительный осадок.
после ст. 64 Так вешним запахом пленяет в миг единый
Фиалка первая в глуши родных лесов,
А старый дуб пред пей печален и суров,
Касаясь вечных звезд могучею вершиной.
Глава IX ОТЪЕЗД С ДАЧИ
между ст. Ей в город хочется, и носятся в мечтах
20 – 21 Пред ней широкие московские бульвары
С военной музыкой, где франты на скамьях
Сидят, и медленно за ручку ходят пары.
вм. ст. 69–72 Как будто бы вопрос о чем шумит печальный
лес?
Верхушки золотых осин на темном фоне
Дождливой тучею синеющих небес,
И отчего же грусть такая в этом стоне
Глава Х ЗАКЛЮЧЕНИЕ
вм. ст. 35–38 Итак, помиримся, мой враг великодушный,
Оставь свой важный вид и не ропщи на нас,
Поэму дочитай с улыбкой добродушной,
А я закончу так, как начал свой рассказ.
СИЛЬВИО
фантастическая драма[9]9
Вариант драматической сказки «Возвращение к природе»
[Закрыть]
ПРОЛОГ
Первая картина
Внутренность готической башни.
Базилио
вм. отточия Лишь гордый ум вселенную объемлет.
в конце первого Что жалкий скиптр, венец и пурпур тленный
монолога Пред властию науки бесконечной!
Базилио И что за честь толпой рабов презренной
(«Неведомая Владеть тому, кто над природой вечной
творческая Царит одною мыслью вдохновенной!
Сила…») Я здесь лишь царь – я с высоты взираю
На жалкий мир, волнуемый страстями,
И жизнь и смерть, как Бог, я созерцаю.
О дай припасть мне жадными устами
К твоим сосцам, божественное Знанье,
И утоли мне страстное желанье
Живого млека сладкими струями!
Шут
Ты мыслью облетел великую природу.
Но для чего? – чтоб знать как беден ты и слаб,
И вечно чувствовать, что ты бессильный раб,
И вечно рваться на свободу.
Удар судьбы – и вот ты бледен, ты смущен;
Где знания твои, где гордая решимость?..
Как будто не для всех одной судьбы закон,
Как будто не для всех одна необходимость!
Не стоило, мудрец, так много книг читать,
Чтоб только разгадать ничтожество вселенной.[10]10
В автографе после этого ст. идет изъятый при публикации фрагмент:
Ты бог – пусть будет так, но как смешны и гадки
Мы боги смертные, от лишнего куска
И от случайной лихорадки,
И от дыханья ветерка
Несчастный бог дрожит и корчится в припадке.
Вместо двух последних ст. в автографе:
Поверь, чтоб разгадать ничтожество вселенной
Не стоило, мудрец, так много книг читать.
Дурацкий мой колпак на твой венец надменный
Не соглашусь я променять!
[Закрыть]
Вестник
вм. реплики Да здравствует король самодержавный!
Вестника: Царица в тишине уединенной виллы,
«Поздра– Где эти дни она в молитвах провела,
вить я Тебе наследника твоей короны славной —
пришел…» Порфироносного младенца родила.
Он – чудо красоты, величия и силы!..
Базилио
между ст. 23 О Боже – верить ли очам?
и 24 вм. монолога Но рок не лжет – читал я сам
С невыразимою тоской
Базилио: «Вели В скрижали неба голубой
скорей коня се– В сиянье звезд мой приговор —
длать…» Спасенья нет – и жизнь позор.
между ст. 29 И тот, кто был безумно горд,
и 30, там же Склонил главу в пыли простерт,
И с поруганьем на нее
Он наступил, дитя мое.
между ст. 35 Но рок не дремлет: час пробьет,
и 36, там же И кто-то злобный натолкнет
На преступления тебя,
Все разбивая, все губя.
И ты – преступник, и сойти
Нельзя с позорного пути.
В утробе матери своей —
Ты – небом проклятый злодей.
продолжение Базилио
монолога
Базилио: О если б пред тобой был честный государь,
«Клотальдо, И любящий народ, и преданный закону,
я не царь…» Давно уже, не внемля ничему, —
Ни голосу любви своей, ни стону
Несчастной матери, он сыну своему
Разбил бы голову о камень! Бедный, милый,
Погибший сын, неведомою силой
Ты на злодейства обречен.
Мелькнешь ты грозным метеором,
Венец мой запятнав проклятьем и позором,
И нет спасенья, нет. Таков судьбы закон.
Под ликом ангела коварный демон скрылся,
Дыханье уст его – как аромат цветов…
Но легче было б мне, чтоб в сумраке лесов
Чудовищем косматым он родился.
Клотальдо
между ст. 4 и 5 А ты… умом и волей одаренный,
третьей реплики Ужель падешь без битвы побежденный?
Клотальдо: («Тебе Порви оковы трусости позорной:
ли, царь…») Бессмертной жизнью грудь твоя согрета.
О, пусть кругом ревут и стонут бури,
Но там в глубоких недрах сердца, где-то
Есть уголок немеркнущей лазури.
Одна в груди – божественная сила,
Одна скала – на разъяренном море,
Над ней не властны – ни земное горе,
Ни рок, ни смерть, ни боги, ни светила.
Та сила – долг. Найди же в нем опору,
И светлой мыслью победив природу,
Стихий безумных, бешеному спору
Противоставь разумную свободу.
Клотальдо
между ст. 12 и От лицемерья и порока
13 последнего Его, как чистую лилею, возращу.
монолога Ему, чтоб превозмочь несправедливость рока,
Клотальдо Всю нежность, всю любовь и силы посвящу.
(«Дай сына Я стар и одинок, из душного чертога —
мне…») Из града пыльного давно меня влечет
Туда, туда под звездный небосвод,
В пустыни вечные, где слышен голос Бога
И я мечтал уже давно,
Ужель спасти мне не дано
От нашей лжи людской, от гибели позорной,
В оковах пошлости тлетворной
Одно хоть сердце юное, одно.
И снова дать ему блаженное незнанье,
Пред вольной птицей клетку отворить.
Лети, лети в лазурь свободное созданье!
Святым его святой природе возвратить,
вм. Мой царь, на склоне лет Клотальдо не обманет:
последнего Он не погубит сына твоего,
ст., там же Он друга старого любить не перестанет,
Доверь младенца мне, молю, отдай его,
Спаси народ, спаси себя!..
Окончание первой сцены
Базилио
после Идем же, милый друг, с какою сладкой мукой
последнего Подкрадусь я, как вор, к ребенку моему
ст. Не бойся, я будить не стану и к нему
в последней Тихонько подойду – ни жалобы, ни звука.
реплике Базилио Я только посмотрю и только, пред разлукой,
(«Ты прав…») К шелковым пеленам уста мои прижму…
Родимый мой, прости, прости навек, мой милый…
Клотальдо, тяжко мне… О Боже, дай мне силы!..
Шут
(один на полутемной сцене)
Король младенца губит сам.
Он мнит себя судьбой гонимым,
И глупым бредням и мечтам
Он сыном жертвует любимым.
Себе мы горе создаем
И сны, и призраки пустые,
Мы древней мудростью зовем
Предубежденья вековые.
В колодце, в черной глубине,
Мы видим, влагой отраженный,
Свой образ собственный на дне:
Так ум наш робкий и смущенный,
Склонясь пред мертвой пустотой,
Во мраке вечности немой
Свое лишь видит отраженье
И суеверно чтит его,
Как высший ум и божество,
Как волю звезд и Проведенье.
Дохни лишь разумом на них —
И сон исчез неуловимый,
И нет уж призраков ночных,
И воли звезд неодолимой.
Но люди-трусы не поймут
Могучей силы отрицанья:
Я одинок, философ-шут,
Но в тайне полон состраданья.
В насмешках теплится любовь;
Мне жалко их: предвижу вновь
Борьбу, ненужные мученья,
Бесцельно льющуюся кровь
За тень мечты, за сновиденье.
Но жалость робкая моя
Бессильна… Если б молвил я:
«Стыдитесь верить предрассудку!»
Они бы распяли меня,
Иль мудрость приняли за шутку.
(Занавес).
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Вторая картина
Скалы, покрытые лесом
Клотальдо
между ст. 35
и 36 первого Довольно грез, пора готовить ужин,
монолога С охоты Сильвио придет голодный.
Клотальдо Тому, кто с волею природы дружен,
(«Уж вечереет…») Тому, кто без рабов живет свободный,
Котел с похлебкой так же мил и нужен,
Как вешние пленительные розы,
Как золотые девственные грезы.
С тех пор, как мы работниками стали
Ни для каких красот земли и неба,
Ни для какой возвышенной печали —
Забыть нельзя кусок насущный хлеба.
От гордости навек мы отрешились,
И наравне с растеньями, зверями,
С несметными живыми существами
Закону общей жизни покорились.
И вот мы счастливы, и сам собою
Решился вдруг, так просто, без мученья,
Вопрос о жизни; если же порою
Смущают душу старые сомненья
И прежняя тоска меня тревожит, —
Работать я иду, и никакие
Вопросы, думы, страсти роковые —
Труду ничто противится не может.
после последнего И колючки в гриве львиной
ст. в том же От терновника вплелись,
монологе И с косматою щетиной
Кудри черные слились.
Облик мужествен и грозен,
Взор величествен и строг,
Весь, как юный полубог,
Он могуч – и грациозен.
Не прекрасней ли одежд
Эти мускулы стальные,
Эта тень стыдливых вежд,
Члены бодрые нагие,
Крови юношеский жар,
Кожи бронзовый загар.
Вот оно – дитя природы, —
Посмотрите на него:
Это – жизни и свободы,
И здоровья торжество![11]11
В автографе после этих строк шел зачеркнутый фрагмент:
Закону: «Хлеб свой добывай ты в поте
Лица». С тех пор – ни праздности, ни скуки.
С великою гармонией вселенной —
Необходимые родные звуки —
Мы радостно слились душой смиренной.
С каким отчаяньем, с какой тоскою
Искал я прежде смысла жизни в смерти.
Слепец слепых ведущий за собою!
Я говорил: «Жизнь только зло, поверьте!»
И сам не верил алчущей душою.
Среди гробов искал я возрожденья
И находил лишь мертвый прах да тленье.
Но чей-то голос в сердце наболевшем
Твердил мне день и ночь: лишь там, в природе,
Не здесь, не в вашем мире одряхлевшем,
Спасенье ты найдешь лишь там, в народе.
И вот мы стали жить, как миллионы
Простых людей живут, любя, страдая,
И веря в жизнь, и с верой исполняя
Труда святые вечные законы.
В автографе после этого стиха идет фрагмент:
Как сон, рассеется недуг тяжелый.
С сознанием одержанной победы
Иду домой, усталый и веселый;
И сладостны так отдых и беседа
За очагом; теперь без угрызений
Мы наслаждаться вправе тишиною,
Поэзией, мечтами, красотою
И всеми чарами ночных видений,
Но с тем, чтоб завтра с новою зарею
Приняться с бодростью и силой новой
За труд святой, целебный и суровый.
[Закрыть]
(Вбегает Сильвио).
Сильвио
(сбрасывая с плеч кабана к ногам Клотальдо)
перед первым
монологом
Сильвио («Весь Блестящая победа!..
день среди болот…») Взгляни, отец, взгляни, какая дичь!
Клотальдо
Кусок, достойный царского обеда,
То – лучшая из всех твоих добыч.
Сильвио
Ты знаешь ли, как зверя я нашел?
Клотальдо
Нет, прежде сядь и отдохни: котел
Поет уж на огне, и теплый ароматный
Над ним клубится пар!
Сильвио
О запах благодатный!
Я голоден, дай ложку мне скорей, —
Потом начну рассказ, от счастья и волненья
Я голода не замечал; полней
Янтарным супом чашку мне налей.
Но слушай…
Клотальдо
Вот плоды и сладкие коренья,
Вот хлеб и овощи, и золотистый мед, —
Подарок диких пчел, и в глиняном кувшине
Студеная вода…
Клотальдо
после последней Мой милый Сильвио, лежал ли ты порою
реплики Сильвио В траве росистой утренней зарею,
(«В лесу я И чем-то тронутый до глубины души,
никогда…») На влажные цветы смотрел ли ты в тиши,
Как на друзей давно знакомых?
И долгие часы следил ли, как дитя,
В тот мир волшебный уходя,
За жизнью слабых насекомых?
Неправда ли, тогда к растеньям и зверям,
И даже к мертвым сумрачным скалам
Рождалось кроткое в груди благоговенье?..
И был в лесу глухом ты как в семье родной,
И с миром жизнь одну ты чувствовал душой,
Как будто сердца общего биенье.
Былинка каждая была тебе близка,
И ты любил ее, в родство с природой веря,
И ты жалел в полях последнего цветка,
Птенца без матери, страдающего зверя?..
Ты сразу сделать всех счастливыми хотел
И кажется весь мир любовью бы согрел,
Неправда ль, Сильвио?..
(Сильвио уснул, положив голову на колени старику).
Не слышит он и дремлет…
Он слов моих не мог понять: но в этот миг
Так трогательно чист его безгрешный лик,
Как будто ангелу-хранителю он внемлет…
Спи, милый сын мой, спи: к чему тебя будить…
Должна его сама природа научить
Одной улыбкою своею
Прощать, мириться и любить.
С молитвой за него склонюсь я перед нею…
(Целует спящего Сильвио и отходит от него).
Третья картина
Зал во дворце
Базилио
перед
первой фразой Ужель над светлою наукой ты глумишься?
Базилио Над мыслью вольною, не знающей оков,
(«Благодарю Над драгоценнейшим наследием веков…
тебя…») Презрением к нему, как школьник, ты гордишься![12]12
В автографе перед этим ст. идет следующий фрагмент:
О если б унижал ты гнет и самовластье,
Смеясь над призрачным величеем царей,
Над жалкой тленною порфирою моей,
Хотя я сам король, но все ж не без участья
Внимал бы речи дерзостной твоей.
[Закрыть]
Клотальдо
Нет не над знаньем я глумлюсь, но над забавой,
Над детскою игрой, что знаньем ты зовешь:
Без дела, без любви вся мудрость ваша – ложь.
Ты думал ли, мудрец, какой ценой кровавой
Мгновенье каждое досуга твоего
Купил ты у судьбы? Чтоб мог, как божество,
Ты опьянять себя блаженством созерцанья
В книгохранилищах, меж статуй и картин,
Под сенью мраморной, беспечен и один,
В пыли пергаментов вкушать всю негу знанья —
Ведь должен кто-нибудь от счастья отказаться,
Как вол, безропотно влачить железный плуг —
Чтоб мог ты грезою воздушной упиваться,
Чтоб знанье дать тебе, и роскошь, и досуг.[13]13
В автографе: Народом куплено.
В автографе вместо этого ст.:
Ведь должен кто-нибудь трудиться за тебя,
В невежестве, в цепях, в грязи свой век губя,
От прав своих на жизнь и счастье отказаться.
[Закрыть]
Базилио
Нет, совесть мне кричит, что ты не прав, мой друг.
Когда для знания, для подвига святого,
Я с бескорыстною любовью отдаю
Сокровища, покой и дружбу, и семью, —
Ужель посмеешь ты клеймить меня сурово,
Как будто в праздности я трачу жизнь мою?
Иль мозга моего не тягостней работа,
Чем если б землю рыл я с заступом в руках,
Иль меньше я тружусь, чем пахарь на полях,
И на лице моем не те же капли пота?..
Устал я, как мужик, измученный в страду
Не острою сохой, а мыслию свободной
На поле умственном взрывая борозду,
И ты назвал игрой мой подвиг благородный!
Клотальдо
Наш мир по-прежнему отчаяньем объят…
Нам груды книг твоих души не утолят,
Бесплодных ваших дум нас не согреет пламень.
Нет Бога жаждущим – ты Бога не открыл,
Зачем и как нам жить – глупцов не научил,
Просили хлеба мы – вы подали нам камень.[14]14
Перед этим ст. в автографе:
Да, твой великий труд – ничтожная игра.
Скажи, кому помог ты, в муках и позоре —
Что сделал для людей, для пользы и добра,
Чьи слезы осушил, кого утешил в горе?
[Закрыть]
Базилио
Безумец, не оно ль, не знанье ли дает
Вам, недостойным, власть над вечною природой,
Не просветило ли сознаньем и свободой
Оно ваш темный ум?.. Свершая свой полет
Высоко над толпой, над скованным народом.
Из состраданья к вам наука мимоходом
Кидает в дольний мир небесные дары.
В ответ летят лишь крики черни:
«Готовьте ей венки из терний
Готовьте пламя и костры!..»
Двуногий зверь, слепой и вечно полный страха,
Ты прозябал в лесах, но знание пришло,
Благое, светлое, и подняло из праха,
И к звездам блещущим победно вознесло
Твое поникшее, угрюмое чело.
И в нем ли пользы нет – коль ставите вы гранью
Лишь пользу жалкую божественному знанью!
Клотальдо
О горе, горе вам, вожатые-слепцы,
Учителя, пророки, мудрецы, —
Вас слишком позднее раскаянье постигнет,
И задохнетесь вы от пыли мертвых книг:
Теперь уж скорбь томит, но в тот ужасный миг
Она безумного отчаянья достигнет!
Тогда вы молвите горам в предсмертный час:
«Падите, горы, скройте нас!»
………………………………………………….[15]15
Отточие отмечает снятый по цензурным соображениям фрагмент автографа:
Как темного, в навоз зарывшегося крота,
Вы презираете бессмысленный народ,
Но он поднимется и мстителем придет,
И у вождей своих потребует отчета.
И что вы скажете тогда? Ему в глаза
Вы бросите ли вновь надменное презренье,
Но будет он могуч и страшен, как гроза,
И совершится Божье мщенье!
[Закрыть]
Базилио
Я на посту моем останусь до конца;
Пред истиной дрожат лишь слабые сердца.
О, как бы ни были мне тягостны страданья
От беспощадного, правдивого сознанья —
Я в разум верую и не страшусь его,
И громко исповедую науку,
И за нее готов пойти на смерть и муку,
Как за Спасителя и Бога моего!..
Клотальдо
Прости, я говорил с невольным раздраженьем…
Окончим спор… Король, боюсь я одного,
Что может Сильвио, питомца моего,
Похитить у меня ваш мир, объятый тленьем…
О только молви: нет, уйми ты страх в груди,
И, если не меня, хоть сына пощади.
вм. Базилио
последнего Но я люблю его!..
четверостишия
Базилио («Я Клотальдо
должен на краю О, Боже
могилы…») Он света солнца мне дороже,
Ему всю жизнь я посвятил,
Его, как женщина, с любовью
Я на груди моей носил,
Порой, склоняясь к изголовью,
Мои седины забывал;
Его баюкал, пеленал
Я непривычными руками,
И часто дряхлыми устами
Я песни детства напевал.[16]16
В автографе после этого ст. идет фрагмент:
Ужели прихоть властелина
Погубит все: пришел ты вдруг
И говоришь: «Он мой» – и сына,
Ребенка милого, из рук
Отца ты можешь вырвать силой,
Опору старости унылой.
Прости, не помню сам от мук,
Что говорю – о сжалься, друг!
Король
Не меньше я, чем ты, страдаю,
О, разве в сумраке ночей
Я влагой слез не обливаю
Подушки пурпурной моей
[Закрыть]
Базилио
Когда гляжу, угрюмый, бледный,
На игры юношей порой —
Я втайне думаю с тоской:
«А где-то Сильвио, мой бедный,
А где-то сын мой дорогой?»
Ко мне, скорей, мой мальчик милый:
Еще хоть раз обнять его —
Старик, терпеть нет больше силы:
Отдай мне сына моего!
Клотальдо
Но как бороться с волей рока
И с властью грозною светил?
Базилио
Я все обдумал, все решил.
Слова мои исполни строго:
В напитке опиума дашь
Ты Сильвио; и побежденный
Струей могучей влаги сонной,
Уснет беспечно отрок наш.
И сном объятого глубоким,
Его в чертог перенесем —
Узнаем все: каким царем
Он будет – кротким или жестоким;
И, если разумом людским
Мы воли звезд не победим,
И будет Сильвио тираном —
Мы вновь спасительным обманом
Его в пустыню возвратим.
Клотальдо
Но может быть мольбой смягченный…
Базилио
Молчи, ты воли непреклонной
Не победишь…
Клотальдо
О, пожалей…
Базилио
Напрасно все: идем скорей, —
Я дам тебе напиток сонный.
(Базилио и Клотальдо уходят.)[17]17
В автографе после этой ремарки шла вычеркнутая реплика Шута:
Шут
Вот вечный спор людских сердец —
Кто победит: наука иль природа,
Сознанья, разума, сомнения боец —
Или пророк любви, и чувства, и народа.
[Закрыть]
Кавалер
после монолога Я в щелку двери посмотрел,
Старой Дамы: Когда в приемной он сидел;
«О, боги!..» И что ж увидел я, о небо!
и т. д. до конца Огромный черствый ломоть хлеба
Он луком заедал…
Другой кавалер
Не луком – чесноком!
Молодая дама
Фи!
Старая дама
Тошно мне!
Камердинер
Всю комнату потом
Я должен был кропить духами.[18]18
В автографе в этой картине имеется еще один фрагмент: после слов Старой Дамы «Какая дерзость» вместо отточия здесь – реплики двух придворных:
Член верховного совета
Боже мой!
Коль против ереси такой
Мы сразу не найдем мгновенного лекарства
Он может потрясти основы государства!
Его секретарь
Отечество в опасности!.. На цепь
На цепь его скорей!
[Закрыть]
Шут
(танцуя и звеня погремушками)
после последней Не педант я, не философ,
реплики Кавалера Дела нет мне до морали,
(«Я буду спутник До мучительных вопросов…
ваш, Анета…») К черту мысли и печали,
Пусть расхлебывают внуки
На чужом пиру похмелье;
Мы во всем умоем руки,
И да здравствует веселье!
Поцелуи в полном кубке
Мы рейнвейном запиваем;
Не стыдитесь же, голубки,
Пусть коралловые губки
Пахнут огненным токаем.[19]19
В автографе после этого ст.:
К черту тайны и сомненья,
Правда высшая в стакане,
Хоть танцуем на волкане,
Мы не ждем землетрясенья.
После этого ст. в автографе заключительные строки:
Прочь все цепи этикета:
Жизнь – пирог с начинкой жирной,
После хоть – кончина света,
После хоть – потоп всемирный!
Все (дружно аплодируя)
Браво, шут!
[Закрыть]
Четвертая картина
Среди обнаженных скал над пропастью
Клотальдо
после первых Летит он к солнцу, чуждый страха,
четырех ст. В палящий диск его влюблен.
С каким презреньем смотрит он
На нас, детей земного праха…
после
третьей реплики
Клотальдо Сильвио
(«О, если друг
мой…») О горе, горе мне, как беден
Как я беспомощен и слаб![20]20
В автографе перед этой репликой Сильвио:
Клотальдо
Есть люди, равные богам,
Бессмертья жаждою томимы,
Как ураган неукротимый,
Они стремятся к небесам.
Над изумленными толпами,
Вперяя в солнце гордый взгляд,
Ширококрылыми орлами
Они торжественно парят.
Сильвио
У них есть крылья?..
Клотальдо
Нет, молвою,
Что громко славит их дела,
Они поднялись над землею,
Как взмахом мощного крыла.
И силы высшей дуновенье
Их к беспредельному влечет,
И созерцаем мы в смятенье
Тот ужасающий полет.
[Закрыть]
Клотальдо
Но что с тобой, мой сын? Ты бледен
О чем ты слезы льешь?
Сильвио
Я – раб.
Я должен вечно жить в неволе
Среди томленья и стыда,
И никогда, и никогда
Я не узнаю лучшей доли!..
после Сильвио
реплики
Клотальдо: Зачем ты душу мне смутил,
«Скажи, о чем Слепому жалкому невежде,
твоя печаль…», Теперь мне свет дневной не мил,
вм. ст. 4 и 5 Теперь мне стыдно жить, как прежде.
в реплике О, если б мог, я полетел,
Сильвио: Раскинув крылья величаво,
«Сам не знаю…» Туда в заоблачный предел.
и перед С тех пор, как ты промолвил: «Слава»,
ремаркой: Мне больно, жжет меня недуг
«(Сильвио И мучит жажда.
лежит на
скале…)»
Клотальдо
Милый друг,
Прости – старик я безрассудный!
Испей вина…
(Подает ему кубок с отравой).
Сильвио
(осушив кубок)
Напиток чудный!..
Отец легко мне стало вдруг!