Текст книги "Варианты стихотворений"

Автор книги: Дмитрий Мережковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Дмитрий Сергеевич Мережковский
ВАРИАНТЫ СТИХОТВОРЕНИЙ

ДВЕ НОЧИ[1]1
  Вариант стих. «Южная ночь»


[Закрыть]

По небу тихо пролетая,

Теплом и негою дыша,

Ты, ночь полуденного края,

Неизъяснимо хороша…

Полна томительным желаньем,

Ты гонишь сладостный покой

Каким-то страстным ожиданьем,

Какой-то грешною мечтой.

9 – 11 Как ст. 5–7 окончательного текста

Как легкой дымкой, обвита.

13–19 Как ст. 9 – 15 основного текста

20 Ты ждешь ли ясного рассвета,

Чтоб он, сияя красотой,

Предстал как юноша влюбленный,

Как царь в короне золотой,

В порфиру света облеченный.

25–30 Как ст. 17–22 основного текста

И лоно пышное зажег

Могучим зноем поцелуя;

И беззаветно предалась

Ты ласкам друга молодого,

В лобзаньях пламенных слилась

С лучами утра золотого,

Чтоб в них исчезнуть ты могла,

Чтоб в страстной неге изнывая,

О, ночь полуденного края,

40 Ты в блеске солнца умерла…

Зачем же, полон мрачной думы,

Стою, поникнув головой,

Питомец Севера угрюмый,

Так безучастно пред тобой?..

Иных ночей краса иная,

Безлунных северных ночей

Картина вечно дорогая

Возникла в памяти моей.

Не юга пламенные ласки,

50 Не роскошь неги молодой,

Не ослепительные краски

Здесь дышат прелестью живой.

В ней все так просто и стыдливо,

Так непорочно и светло,

Как девы скромно-боязливой

Невинно-гордое чело.

Живые грезы вереницей

Порой рождалися во мне,

О ночь над северной столицей,

60 В твоей глубокой тишине

Я разгадал душой печальной,

Зачем, уныла и бледна,

Ты красоты многострадальной

И думой скорбною полна.

Над царством вьюг и непогоды

Лесов дремучих и болот

Свершая тихий свой полет,

В чертах болезненной природы,

Как отпечаток долгих мук,

70 Как ожиданье близкой казни, —

Следы унынья и боязни

Повсюду видишь ты вокруг.

Огромный город пред тобою

Лежит, закутавшись в туман;

Над тихоструйною Невою

Уснул гранитный великан.

Ты видишь там нужду и горе,

Болезни, голод и порок,

Страстей клокочущее море

80 И слез неведомых поток,

И гибель жертв неисчислимых

Под гнетом рабского труда,

И ужас пыток нестерпимых,

И бездны муки и стыда.

О ночь! с тех пор, как увидала

Ты столько горя на земле,

Над ней ты тихо тосковала,

Ее ты нежно обнимала

С глубокой грустью на челе.

90 С тех пор являлась ты печальной,

С тех пор задумчиво бледна,

Ты красоты многострадальной

И кроткой жалости полна.

Не видел я, как в ночи юга,

В тебе вакханки молодой;

Ты, незабвенная подруга,

Была мне любящей сестрой.

В твоем серебряном просторе

Я жадным взором утопал,

100 Родную скорбь, родное горе

В тебе я радостно встречал.

В чужом краю не забываю

Унылой прелести твоей,

Тебе хвалебный гимн слагаю

В тиши полуденных ночей.

Неси же, песнь, быстрее птицы

Привет далеким берегам,

Твердыням северной столицы

И милым северным ночам!

Вариант стих. «…Потух мой гнев, безумный, детский гнев…»

Пойми же, наконец, пойми: я не хочу,

О женщина, признать твоей жестокой власти.

Возненавидеть гнет безумной, дикой страсти

И презирать тебя я сердце научу.

Нет, я не дам тебе смеяться надо мною,

Как воду, пить струи моих горячих слез

И с резвым хохотом небрежною рукою

Ощипывать цветы моих заветных грез.

Ты слышишь ли? Топтать тебе я не позволю

10 Все, что есть лучшего и честного во мне:

Я сброшу цепь твою, и вырвусь я на волю,

И выкупаю грудь в божественном огне;

Туда, где больше нет твоей палящей бури,

Где правда и добро в победный гимн слились, —

Туда, по ступеням сияющей лазури,

Я подымусь в эфир на солнечную высь…

Чего, скажи, чего ты от меня хотела?

В тебе мне гадко все: улыбка, жемчуг зуб

И жгучий аромат изнеженного тела,

20 И знойный мрак волос, и пурпур влажных губ.

О, я сорву с тебя презренную личину!

За миллионы жертв, за муки, смерть и зло

Я в это наглое, прекрасное чело

Проклятье бешеное кину!..

25–26 Как ст. 1–2 основного текста

Что ж делать мне? Увы! восторженный напев

28–29 Как ст. 4–5 основного текста

Тебе, о женщина, одна любовь звучала,

31–44 Как ст. 7 – 20 основного текста

Позволь мне только лечь у ног твоих, в пыли,

Чтоб гордый взгляд ловить, надеясь и ревнуя.

В тебя я верую, тебя боготворю я,

Молюсь тебе одной, владычица земли.

Измучь меня тоской, обидой и позором, —

50 Я не дерзну роптать, по лишь упиться дай

Твоим загадочным, твоим глубоким взором

И ядом ласк твоих, где – жизнь, и смерть,

и рай.

Я слышать не хочу про все твои пороки:

Ты сделаешь мне знак – и ниц я упаду.

Кто б ни был ты, о сфинкс, холодный

и жестокий,

Богиня-женщина, люблю тебя и жду!

Хвала тебе, хвала, – за сладкое мученье,

За радость и печаль, за подвиги и зло…

Неумолимое прекрасное чело,

60 За всё – прими благословенье!

ЕЛКА
(Легенда)[2]2
  Вариант стих. «Детям»


[Закрыть]

между ст. 8 и 9 Там костер под сводом мрачным

Светит тусклым огоньком,

Всю пещеру озаряя

Бледным трепетным лучом.

Там стоит седой Иосиф,

Странник с посохом в руках;

Радость тихая сияет

В добрых старческих очах.

Там над яслями склонилась,

Чтоб Младенца приласкать,

Дева юная Мария,

Нежно любящая Мать.

Краше ангелов небесных

В этот дивный миг Она,

Словно райская лилея,

Чистоты святой полна.

И счастливыми очами

Смотрит тихо на Него,

На Спасителя, на Бога,

На малютку Своего.

И прекрасный, безмятежный,

На соломе Он лежит,

Пеленою белоснежной

Весь заботливо обвит.

между ст. 12 и 13 Крест, Голгофа и страданье

Впереди грозят Ему,

Но спокойным, ясным оком

Смотрит Он в ночную тьму.

В этот мир многострадальный

Полный крови, мук и слез,

Он надежды благодатной

Весть желанную принес.

Лучезарная улыбка

Засияла на устах,

И божественное пламя

Мощно вспыхнуло в очах.

между ст. 24 и 25 Засиял чертог вселенной,

Как жених на брачный пир,

Разубрался, торжествуя,

Ликованья полный мир.

ТАНКРЕД И КЛОРИНДА[3]3
  Вариант стих. «Легенда из Т. Тассо»


[Закрыть]

ст. 1 Как в основном тексте

ст. 2 и 3 Переставлены местами

ст. 4–5 Как в основном тексте

ст. 6 Толпы редеют мусульман,

ст. 7 – 12 Как в основном тексте

Кто не бежал в невольном страхе,

Кто бьется мужествен и тверд,

15 Тот должен лечь пред ним во прахе

Холодным трупом распростерт.

За этот подвиг величавый

Уже бессмертие плело

Венец блестящей вечной славы

20 Ему на гордое чело.

Вдруг дерзким замыслом влекомый

Летит, покинув беглецов,

Подняв копье, на брань готов,

Какой-то витязь незнакомый.

25 Назад! безумец молодой,

Щади неопытную силу,

Чтоб не сложил ее в могилу

Танкред губительной рукой.

Назад! беги от смерти грозной,

30 От страшной участи беги,

Ищи спасения… но поздно!

Отважно встретились враги.

Сошлись как в небе туча с тучей

От столкновенья горячи

35 Сверкая молнией гремучей

Скрестились острые мечи.

Удары приняты доспехом,

Взметая дольний прах столбом

И окликаясь звонким эхом

40 Равнина дрогнула крутом.

Растет в них ненависть и злоба,

В пылу отчаянной борьбы

Они от ран хранимы оба

Случайной прихотью судьбы.

45 Кому достанется победа,

Кого венчает торжество:

Неустрашимого Танкреда

Или противника его?

Порывом пламенным объятый

50 От гнева рыцарь трепетал,

Вдруг сарацина шлем пернатый

Ударом метким он сорвал.

И что ж? рассыпалась кудрями,

Как златоструйными волнами,

55 Густая пышная коса,

Пред изумленными очами

Открылась свежая краса

Ланит румяных, шеи белой

И несравненного чела,

60 Но доблесть дивная была

В осанке мужественно-смелой.

Танкред встречает светлый взгляд,

Что в блеске пламенного гнева

Еще пленительней стократ

65 Пред ним воительница-дева.

Он удивленьем поражен,

Забыл о подвиге и брани,

Неудержимо увлечен

Толпой живых воспоминаний.

70 Он видит свежей рощи тень,

Приют затишья и дремоты,

Где отдыхал он в знойный день

От утомительной охоты.

Зеленой кущи полумрак,

75 Где он ее впервые встретил,

Впервой услышал легкий шаг,

Прекрасный лик ее заметил.[4]4
  Он пышной спрятан был листвой,
  В нем сердце дрогнуло тревожно,
  80 Он этой чудной красотой
  Стал любоваться осторожно.
  У ног ее журчит ручей,
  Волной дробится серебристой,
  И простирает лес над ней
  85 Свой кров приветливо тенистый.


[Закрыть]

В нем столько прелести живой

С таким величьем сочеталось,

Что мимолетною мечтой

Явленье чудное казалось.

90 Танкред взглянул, и душу страсть

Затмила тучей грозовой,

И пред красавицей упасть

Готов он с пламенной мольбой,

Но робко скрылася тогда

95 В тени дубравы молчаливой

Она без звука и следа,

Подобна лани боязливой.[5]5
  От светлой грезы пробужден,
  К себе он звал ее напрасно;
  100 «Увы, был краток сон прекрасный», —
  С глубокой грустью молвил он.


[Закрыть]

И вот она предстала вновь

Мечты желанной воплощеньем,

Чтоб неожиданным явленьем

105 Зажечь уснувшую любовь.

Клоринда враг его жестокий,

Клоринду в ней он узнает,

Чье имя громко на Востоке, —

Неверных гордость и оплот.

Тяжелый меч, разить готовый,

Невольно рыцарь опустил

И пред красавицей суровой

Благоговейно отступил.

«Ты жалкий трус – гяур презренный», —

Свой вызов бросила она,

Горя отвагой дерзновенной,

Надеждой вновь увлечена.

Мечтой о подвигах пленился

Тогда из ратников один:

120 Помочь Танкреду устремился

На поле брани паладин.

И над прелестной головою

С челом нежней эдемских роз

Он святотатственной рукою

Секиру тяжкую занес.

Но полн любви безумным жаром

Врага Клоринды поразил

Танкред и громовым ударом

Его оружье раздробил.

Коснулось шеи лебединой

Оно слегка, – и кровь на ней,

Как драгоценные рубины,

Зарделась в золоте кудрей.

На диво всем от смерти верной

135 Врагом Клоринда спасена,

И глубоко недоуменно,

Но все еще высокомерно

Глядит на рыцаря она.

Он поднял тяжкое забрало

140 И благородно, и светло

Его прекрасное чело

Любовью пламенной дышало.

Он с тихой грустью молвил так:

«Взгляни, Клоринда, пред тобою

145 Ничтожный воин, жалкий враг,

Смертельной ранен он стрелою

И робко молит, как бедняк,

Не оттолкни его надменно,

Свой гнев жестокий потуши,

150 Ему прощая от души

Пыл этой страсти дерзновенной.

Я для тебя – послушный раб,

Я пред тобой труслив и слаб,

Но кинь минутный взор участья,

155 Промолви слово, и опять

Я полон мужества и счастья,

Готов безропотно страдать.

Улыбка милая, не боле,

Иной награды не прошу,

160 И все я радостно свершу,

Всегда твоей послушен воле.

Но если ненависть одна

В ответ на страстное моленье

Мне от Клоринды суждена, —

165 Пусть прекратит мои томленья

Могилы мрачное забвенье:

Зову губительный удар.

Вот грудь моя; любя, умру я,

Из милых рук твоих, ликуя

170 Приемлю смерти грозный дар!..»

Он замолчал; но что же с нею?

Она головку, застыдясь,

Склонила тихо, как лилею.

Вдруг искра резвая зажглась

175 В очах, но луч тот омрачая,

Ресниц ложится тень густая.

Ужель не в силах оттолкнуть

Она гяура всей душою,

Ужель под медною бронею

180 Трепещет любящая грудь?

Вот улыбнулася чуть-чуть

Она, потупив взор лазурный,

Молчанье строгое храня,

Потом пришпорила коня,

185 Он полетел как вихорь бурный

Туда, где мощный властелин

Поставил ряд своих дружин.

И в блеске солнечном сверкая,

Как из огня доспех на ней,

190 И ветры, ласково играя,

Волну развеяли кудрей.

192–195 Как последние четыре стиха основного текста

ТАНКРЕД[6]6
  Вариант стих. «Легенда из Т. Тассо»


[Закрыть]

1 – 14 Как в основном тексте

15–16 Переставлены местами

Назад, безумец молодой!

Щади неопытную силу,

Чтоб не сложил ее в могилу

20 Танкред безжалостной рукой!

Беги, пока еще не поздно…

Но вот мечи сверкнули грозно,

Взметая дольний прах столбом,

Равнина дрогнула кругом;

25 Кому достанется победа,

Кого венчает торжество, —

Неустрашимого Танкреда,

Или противника его?

29–39 Как ст. 17–27 основного текста

40 Взирает молча, недвижим

Танкред, забыв о грозной брани…

Сверкнул, как молния, пред ним

Мгновенный ряд воспоминаний:

Вот свежей рощи полумрак,

45 Где в первый раз ее он встретил,

Где милый образ он заметил,

Услышал легкий смелый шаг.

Она легла в тени прохладной,

И рыцарь, спрятанный листвой,

50 Весь мир забыл в тот миг отрадный,

Любуясь дивной красотой.

В нем поднимается грозою

Нежданно вспыхнувшая страсть

Перед красавицей упасть

55 Готов он с пламенной мольбою;

Но недоступна и горда,

Во мгле дубравы молчаливой,

Подобно лани боязливой,

Она исчезла без следа.

60 Как дум заветных воплощенье,

Ее Танкред увидел вновь,

Вновь это чудное виденье

Зажгло уснувшую любовь:

64–71 Как ст. 28–35 основного текста

«Ты жалкий трус, гяур презренный!» —

Свой вызов бросила она,

Горя отвагой дерзновенной,

Надеждой вновь увлечена.

76–92 Как ст. 35–51 основного текста

На диво всем от смерти верной

Врагом Клоринда спасена,

И глубоко изумлена,

Но все еще высокомерно

Глядит на рыцаря она.

98 —101 Как ст. 52–55 основного текста

Его слова, полны печали,

Невольно в душу проникали:

«Взгляни, Клоринда, жалкий враг,

105 Ничтожный воин пред тобою:

Пощады молит он бедняк,

Уязвлен гибельной стрелою;

Твоих желаний верный раб,

Я пред тобой пуглив и слаб…

110 О, кинь минутный взор участья,

Промолви слово, – и опять

Я полон мужества и счастья,

Готов всю жизнь тебе отдать!

Но если встретить сожаленье

115 В твоих очах мне не дано,

Но если гордое презренье

Мне от Клоринды суждено, —

Вот грудь моя!.. Любя, умру я…

Зову губительный удар.

Из милых рук твоих ликуя,

Приемлю смерти грозный дар!»

Она внимала; гнев жестокий

В душе невольно утихал,

Невольно взор ее глубокий

125 Тревогу сердца выдавал.

Вот луч усмешки горделивой

Мелькнул на царственных устах,

Минутной искрою в очах

Он вспыхнул резво и стыдливо.

130 Но очерк дивного чела,

Невольной грустью омрачая,

Ресниц шелковых тень густая

На очи ясные легла…

134–146 Как ст. 56–68 основного текста

И побежден, и очарован,

Своей противнице вослед

Глядел задумчиво Танкред,

150 Безумной страстью околдован.

151–154 Как ст. 69–72 основного текста

МАРК МАНЛИЙ[7]7
  Вариант стих. «На Тарпейской скале»


[Закрыть]

На величавый Рим – вокруг семи холмов,

Дробясь широкими снопами,

Полдневный блеск упал в просвет меж облаков

С прозрачно-белыми краями.

5 Упал на стройный ряд дорических колонн

На Капитолии далеком,

Где барельефами пестреющий фронтон

Лежит на портике высоком,

И мрамор искрится на темном фоне туч…

10 Там, над гранитными скалами

Возносится орел, свободен и могуч,

И реет плавными кругами.

Среди торжественной, печальной тишины

Толпа, волнуема тревогой,

15 На высь угрюмую Тарпейской крутизны

Идет кремнистою дорогой…

Плебеями на смерть Марк Манлий осужден,

И жертва тайной неприязни,

Народа лучший друг в измене обвинен,

20 Он ждет мгновенья страшной казни.

21–36 Как ст. 1 – 16 основного текста

Когда б мне эту жизнь вы вздумали вернуть,

Ее не взял бы я, поверьте;

О нет, довольно мук; пора и мне уснуть

40 Купил я кровью право смерти:

За то, что день и ночь в борьбе неутомим,

Мгновенья счастья я не ведал,

Я узнаю, что Рим, что мой плебейский Рим

Меня изменнически предал!

45 Немного нас, бойцов за честь родной земли, —

Пускай бы в битве беспощадной

Карающей грозой мы встретиться могли

С толпой тиранов кровожадной;

Но против нас и ты, народ, и ты восстал!

50 Тупой бессмысленною бранью

На пламенный призыв ты грубо отвечал,

Нас предавая поруганью…

53–56 Как ст. 21–24 основного текста

О, что бы ни было, идите вслед за мной,

За мной, бойцы, на смерть и муки:

Вы оставляете так мало за собой, —

60 Пустые дни тяжелой скуки…

61–64 Ст. 17–20 основного текста

65 За мной, о граждане, – умейте все прощать

Неблагодарному народу!

За мной, о римляне, чтоб миру показать

Как умирают за свободу!

Поняв, кто были мы, ты нас не проклянешь,

70 Народ…

О скорбь родного края,

Ты наш холодный прах слезами обольешь,

Все наши муки вспоминая!

73–85 Ст. 25–37 основного текста

И чуткой силой обонянья

87–93 Ст. 39–45 основного текста

И с гулом в бездну полетело,

95 На камни, брызгая кровавою струей,

В клочки изорванное тело.

Вариант Петербургской поэмы «Смерть»
Строфы LVI–LX второй песни

LVII

Среди лугов необозримых

Деревня в жаркий полдень спит

Под вечный шорох нив родимых,

В тени задумчивых ракит.

Повесив голову, лошадка

Стоит на солнце, дремлет сладко

И машет медленно хвостом.

Теленка мальчик белокурый

Куда-то гонит; с петухом,

В пыли копаясь, бродят куры;

Заснули утки на пруде

В покрытой плесенью воде.

LVIII

На огороде в вечер ясный

Колеблет ветра легкий вздох

Лопух и мак с головкой красной,

Тычинки хмеля и горох.

Какая тишь, какая воля!

Порой, как будто медом, с поля

Пахнет гречихой. Дряхл и сед

С улыбкой мирной на крылечко,

Кряхтя, выходит старый дед…

А там за серебристой речкой,

Где обнял землю свод небес,

Едва синеет темный лес…

LIX

В таком затишье Ольга в школе

Давно отшельницей жила…

Теперь в очах, в улыбке Оли,

В спокойной бледности чела

Таится не печаль земная,

А вера тихая, простая.

Среди учеников своих,

В толпе собравшихся крестьянок,

Когда она лечила их, —

Суровых, древних христианок

Она безгрешной и простой

Напоминала красотой.

LX

Она ушла к земле, к народу;

Как в первый век монахи шли

В пустыни, в дикую природу

С крестом в руках, на край земли.

В ней тот же пламень новой веры,

И та же в ней любовь без меры.

И не протянут ей руки,

И тяжела ее дорога;

Но любят Ольгу мужики

За простоту, за веру в Бога…

Когда-нибудь они поймут

Ее святой великий труд.

Вариант легенды «Франциск Ассизский»

I ПРОКАЖЕННЫЙ

Шел Франциск из Рима. На пути

Перед ним в лохмотьях прокаженный,

Путника завидев, обойти

Он спешил: коленопреклоненный,

Робко стал, как будто издали

Спрашивал: не слишком ли я близко?

И смиренно целовал в пыли

На дороге он следы Франциска.

Верно исцеленья от него

Ждал, как от святого. И несмело

Он, стыдясь недуга своего,

Скрыть под рубищем старался тело.

Подошел к нему святой, взглянул:

Там, где рот был, – язва; и ланиты,

Руки, шея струпьями покрыты…

Но Франциск лица не отвернул,

Он приблизился… Душа объята

Жалостью. Страдальцу он сказал:

«Мир тебе Господень!» и как брата

Обнял и в уста поцеловал.

II НОЧЛЕГ

Раз он попросился на ночлег

В дождь и холод. Отперла хозяйка.

«Кто там!» – «Странник, Божий человек!»

Проворчав с досадой: «Попрошайка…»,

Вынула запор и с фонарем

Вышла, но хозяин, старый мельник,

Закричал сердито: «Прочь бездельник!

Прочь!.. того гляди, как пустишь в дом,

Подожгут или ограбят. Много

Шляется вас, нищих: руки есть, —

Так ступай работать!.. Ради Бога

Хлеб чужой умеете вы есть!»

Отогнал он бедного с порога.

Но жена, Франциска пожалев,

Ночевать его пустила в хлев.

Лег он на солому, и мохнатой

Мягкой шерстью нищего согрел

Пес цепной. Беспечным сном объятый,

Он не слышал, как петух пропел,

Куры закудахтали, сквозь щели

Солнца луч блеснул над головой

Тонкой лентой пыльной, золотой,

И в луче соломинки блестели…

Пахло дымом. В поле шли стада;

На дворе несла хозяйка ведра,

И плескалась светлая вода.

Он проснулся весело и бодро…

Стал молиться. Счастье без конца

Было в сердце, – нежное, простое,

Тихое, как небо голубое:

В это утро Господа-отца

Он любил, забыв про все на свете,

Радостно, как любят только дети.

III ВЯЗАНКА ХВОРОСТА

Повстречал однажды он старушку,

Что, кряхтя и охая, в горах

Хвороста вязанку на плечах

По лесной тропе несла в избушку.

Ношу сняв, он весело понес

В домик ветхий на крутой утес.

И как будто с ней давно он дружен,

Утешал ее, в избу зашел,

Помогал готовить скудный ужин,

Чистил овощи, огонь развел.

Рассказать хорошенькие сказки

Златокудрой внучке он успел,

Целовал ей голубые глазки,

Как ребенок с ней играл и пел.

Долго, долго в бедах и печали

О веселом госте эти два

Всеми позабытых существа,

Как о светлом духе вспоминали.

IV КЛАРА

Клара, знатного барона дочь,

Проповеди нищего внимает

И тайком, едва наступит ночь,

Из дворца к монаху убегает.

В замке – пир… Но для нее милей,

Чем балы, турниры и веселье, —

Тихий, добрый звук его речей,

Свет лампады в полутемной келье.

И под шелком праздничных одежд

Клара носит тайно власяницу,

И встречает каждую денницу

На молитве, не смыкая вежд.

Черноризцы с пеньем и свечами,

Чтоб свершить над ней обряд святой

Постриженья, собрались во храме

В понедельник ночью на Страстной.

Прежде в замке, над ее головкой

Пролететь не смел бы ветерок, —

А теперь обуть ей нечем ног,

Чресла опоясаны веревкой,

За плечами – нищенский мешок.

Пали на пол кудри золотые,

Прозвучал обет. Но в этот миг

В дверь ударили мечи стальные,

И на паперти раздался крик:

«Клара здесь!..» Она трепещет в страхе,

Смерти ждут и молятся монахи.

В сонме грозных рыцарей своих

Это граф Мональд – ее жених.

За стенами недоступных башен,

С шайкою разбойничьей, злодей,

Не боясь ни Бога, ни людей,

Жил, как зверь лесной, могуч и страшен.

Дверь сломали, ворвались толпой

В Божий храм. Как в туче под грозой

Бьется голубь белыми крылами, —

Так, припав лицом к ногам Христа,

Обняла подножие креста

Клара в страхе бледными руками.

И к Франциску бросился с мечом

В гневе граф Мональд. Но с ясным ликом

И высоко поднятым крестом

Он стоял в смирении великом.

Был ли граф виденьем поражен,

Содрогнулась ли душа злодея,

Только в жизни первый раз смущен,

Пред врагом он отступил, бледнея.

И в глаза ему, как брату брат,

Подойдя, взглянул Франциск смиренный,

Состраданьем к грешнику объят.

Рыцарь на колени стал. Блаженный,

Наклонившись, тихо говорит:

«Брат, молись: Господь тебя простит».

V В ЛЕСУ

На заре, когда в лесу глухом

Он стоял коленопреклоненный,

Всей душой в молитву погруженный,

С неподвижным радостным лицом, —

Птицы на плечо к нему слетали,

О заботах маленьких своих

На ухо Франциску щебетали…

И внимательно он слушал их,

И склонив главу, на лепет нежный

Отвечал улыбкой безмятежной.

Иногда кузнечик полевой

На руку к нему тихонько сядет,

И его приветствует святой

И по спинке изумрудной гладит.

И поет кузнечик веселей,

Как ему под солнцем лучезарным

Сладко жить в безмолвии полей;

Он поет и смотрит благодарным

Взглядом золотых своих очей…

VI ЗАЙЧИК

Раз, когда он жил в глухих лесах,

Пойманного в сеть из дикой чащи

Зайчика принес ему монах.

И сперва испуганный, дрожащий,

Спрятался он в темный уголок,

Но привет блаженного услышал:

«Здравствуй, братец, серенький зверек!»

И тотчас к нему с доверьем вышел.

«Что же ты боишься? Подойди!..»

И подобно кролику ручному,

Зайчик прыгнул на руки святому

И головку спрятал на груди…

«У тебя, – Франциск промолвил, – зорки

Очи. Как же ты попался в сеть?

Видно выбежал из темной норки,

Чтоб на первый луч румяной зорьки

Сквозь густую зелень посмотреть?..

Хорошо тебе в тени древесной:

Проживешь ты, горя не узнав,

Умываешься росой небесной,

Ешь коренья сладких сочных трав…»

Он пушистый мех его ласкает

И потом тихонько на порог

Маленького гостя опускает:

«С Богом, в лес» – но ласковый зверек

В лес уже не хочет: вспрыгнул снова,

Скрыв головку на груди святого;

И Франциск сказал ему: «Смотри, —

Уж потух вечерний свет зари…

На молитву мне пора!» Глазами

Умными взглянул в последний раз

Братец-зайчик, слушаясь тотчас,

Скрылся под зелеными ветвями.

VII СОЛОВЕЙ

В монастырской башне у окна

Он сидит; вода тихонько плещет.

В темной влаге озера луна

Золотыми искрами трепещет;

Вдалеке, меж озаренных волн

Рыбаков порой чернеют сети,

И скользит их одинокий челн,

И огонь краснеет в лунном свете.

И летит до горных берегов

По воде, нежнее, чем напевы

Мандолины, звук колоколов —

Серенада в честь Небесной Девы…

Вдруг из рощи трели соловья

Раздались, и песнью вдохновенной,

Громко отвечал ему блаженный,

Внемлют воды, небо и земля,

И поют они, и лишь немного

Соловей перед зарей затих.

«Мы посмотрим, кто из нас двоих

Будет песньей дольше славить Бога», —

Говорит святой, и два певца

Снова голос с голосом сливают

И хвалой единой прославляют

В небесах единого Творца.

Но Франциск умолк, и сон отрадный

Очи умиленные смежил;

И его лишь утром пробудил

Дуновеньем ветерок прохладный.

Сквозь туманы влажные звезда

От зари бежит, потупив взоры,

Темная, холодная вода

Отражает розовые горы.

А меж тем, приветствуя восход,

Соловей по-прежнему поет.

«О певунья, маленькая птица, —

Говорит с улыбкою святой, —

Ты усерднее меня, сестрица,

Вижу сам – я побежден тобой!»

VIII ПОСЛЕДНЯЯ ПРОПОВЕДЬ

…Перед самой смертью он в тревоге

Говорил: «Ужели проведем

Мы весь век лишь в мыслях о земном?

Надо же подумать и о Боге.

Будем, братья, помогать больным,

Бедным, одиноким. Сбросим бремя

Праздности и лени, поспешим,

Поспешим, пока еще есть время!»

Он с народом долго говорил…

А порой, не вымолвив ни слова,

Он толпу улыбкою немой

Только знаменьем креста святого

Осенял дрожащею рукой, —

И народ стоял пред ним безмолвный,

И среди великой тишины

Были все единым чувством полны

И еще сильней потрясены.

……………………………………..