Текст книги "Здравствуй, любимая"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава IX. Мужские сборы

Когда Макс с Данилой перед ужином появились в номере, подготовка к вечеру была в полном разгаре. Настя на минуту высунула из своей комнаты голову и крикнула:

– Скажите Гарику, что после ужина идем на танцы, пусть оденется.

– Сама и скажи, – огрызнулся Данила.

– Он вроде одетый был, – попробовал пошутить Макс.

Настя вышла из своей комнаты и стала у них в проеме двери.

– Разговорчики в строю! Берите утюг и гладьте брюки. Кроссовки и кеды на помойку, в холле есть электрическая щетка для обуви, почистите туфли.

– Раскомандовалась, – недовольно заявил Данила. – Я почищу туфли, а она пойдет с другим танцевать.

Настя злорадно ухмыльнулась.

– Догадливый, – и закрыла дверь.

Ребята переглянулись. Они видели, что с Настей сегодня что-то творится, но что – понять не могли. Отдых их приближался к концу. Пошла последняя неделя курортного отпуска, а она только проснулась, на танцы, видите ли, ее потянуло. Данила покрутил пальцем у виска.

– Перед Гариком выпендривается. Сейчас намажется, надушится и будет из себя изображать королеву, а ты ей то платок подай, то воды принеси, то стул подставь.

– Не вредничай, – не поддержал его Макс.

– Вот посмотришь, так и будет. Ты думаешь, она ради нас сегодня расфуфыривается?

– А ради кого?

– Не знаю ради кого, а Гарика надо обязательно предупредить. Если он не придет, мы с тобой будем весь вечер отдуваться, трястись до часу ночи.

– И чего ей взбрело в голову?

– Платье, небось, есть ненадеванное, его акромя танцев никуда не наденешь, – убежденно заявил Данила.

– Ты думаешь?

– Заглянь.

Макс не поленился и, встав, постучался в соседнюю комнату.

– Нельзя, – оттуда донесся Настин визг.

Но было поздно: Макс, постучавшийся для проформы, просунул голову в дверь. Как предсказал Данила, на вешалке висело длинное серебристое платье, а Настя, вскочив прикрывала его своим телом. Причин для визга никаких не было. Никто раздетым по комнате не ходил. Макс неторопливо прикрыл дверь.

– Как в воду глядел, – доложил он Даниле. – Придется туфли надеть, а они у меня жмут.

– А у меня ни одной пары чистых носок нет, – заявил Данила.

– Ладно, возьмешь у меня, пошли Гарика предупредим, пусть тоже брюки погладит.

– А если?.. – глаза у Данилы зажглись веселым блеском. Он вытащил из гардероба свой рюкзак и достал блокнот. – Надо официально пригласить, на бумаге.

Из блокнота был вырван листок, и появилась записка следующего содержания.

«Гарик! Жду тебя на танцплощадке в 8 часов. Одежда парадная или национальная. Не опаздывай. Настя».

– А нам с тобою за самодеятельность не влетит? – недоверчиво спросил Макс.

– Не будет же он ей записку показывать.

До самого номера, в котором с родителями жил их новый приятель, Данила не проронил ни слова, он только подозрительно хитро улыбался. На их звонок Гарик вышел в коридор. Расстались они недавно, поэтому он вопросительно смотрел на Макса и Данилу. Данила не спеша протянул ему вдвое сложенную записку и спросил:

– У тебя шляпы-сомбреро не найдется?

Гарик медленно прочитал записку.

– Зачем тебе? – удивился он.

– Понимаешь, Гарик, – Данила был сама озабоченность, – Макс оденется ковбоем, а я как гаучо, вот только сомбреро не хватает. Настя сегодня хочет, чтобы мы как на бал-маскарад оделись.

– Нету у меня сомбреро, – сказал Гарик.

– Ладно, я что-нибудь придумаю, – успокоил его Данила. – Мы пошли, у нас еще масса дел, прогладиться надо.

– А как же я? – жалостливо спросил Гарик.

– А что ты?

– В чем я приду? А может быть, мне в казино в поселок сбегать? Мне там форму дадут.

Макс видел, как два черта чуть не выпрыгнули из глаз Данилы.

– Твое дело, – Данила не сказал ни да, ни нет. – А я кашне на пояс подвяжу – и сомбреро не надо. Да, – крикнул он еще Гарику, – не забудь носовой платок где-нибудь в парке привязать на дерево. Говорят, мечты сбываются.

Макс и Данила вернулись к себе в номер. Данила валялся на постели и умирал со смеху.

– Представляешь, он в казино сбегает и возьмет ливрею лакея. Пусть потом она с ним танцует. Во кайф будет, я ей до конца жизни этого не забуду. У нас в городе, когда началась перестройка, один умник завез их целую партию. По дешевке, что ль, на Западе купил? Пиджаки красивые, с золотыми пуговицами, их и расхватали. Так потом весь город плевался, в Москве мимо какой гостиницы не пройдешь, все в швейцары в таких ливреях стоят.

Данила еще долго бы валялся на постели, но Макс потащил его в гладильную комнату.

– Пошли, пока доски не заняли, скоро ужин.

В окошко они видели, как Гарик торопливым шагом направился по дорожке, ведущей к выходу с территории отеля. Неужели дурацкая шутка Данилы сработает? Тогда у Насти поубавится радости и все внимание будет уделено им, ее старым друзьям. Они первый раз за время отдыха должны были надеть брюки, белые сорочки и туфли.

– Побриться бы еще, – важно заметил Данила.

– Где? – завистливо спросил Макс.

– Да вот, – Данила показал на волосинку торчащую из родинки на подбородке.

– Выдерни ее, и дело с концом.

– Да, а тогда что у меня от бороды останется?

Погладив брюки, они вернулись в свой номер и решили доложиться, что готовы. Данила запел баритоном: «Вышла старая княжна, слышит песню про усладу». Допеть ему не дали. В гостиную выскочила Настя и выгнала их на ужин.

– Как ты думаешь, какая блоха ее сегодня укусила? – спросил Данила своего приятеля.

– Нервная.

– А я думаю, с рифмованными крылышками.

Данила в раздумье покачал головой. Он имел свое собственное мнение на этот счет, которое пока не хотел предавать огласке. Он перевел разговор в любимое русло.

– Надо посытней наесться, – убеждал он Макса. – А то два раза подпрыгнешь, и снова есть захочется. Знаешь, почему все балерины такие худые?

– Не знаю.

– Не знаешь – и не надо.

– Дурак ты, Данила, Настя правильно говорит про тебя.

Но тот и не думал обижаться. Он снова стал приставать к Максу.

– Как ты думаешь, Настя пойдет ужинать?

– Пойдет.

– А я думаю, не пойдет.

Макс на этот раз промолчал. А Данила, не обращая внимания на приятеля, стал дальше развивать свою мысль:

– Мне кажется, раз она для меня так старается, надо ее уважить, сходить на танцы.

– Да чем она для тебя старается, больше тумаков дает? – обиделся на него Макс. Данила, как всегда, был слишком высокого мнения о своей персоне.

– Я тебе не говорил, но могу сказать.

– Скажи.

– Мы сегодня с нею ни разу не подрались. Необыкновенный случай.

Что собирался услышать Макс, неизвестно, но он облегченно вздохнул. Видно, не то.

Впереди у них был вечер танцев.

Глава X. Ведро одеколону

Как две непересекающиеся параллели, до двадцатого века существовали независимо друг от друга великосветские балы и танцы под гармошку на околице села. Первые отличались яркими огнями свечей, открытыми плечами дам, лайковыми перчатками, красотой кавалергардских костюмов, великолепными оркестрами, вторые – искренним весельем, хороводами, семечками, драками и незамысловатым игровым инструментом. Двадцатый век переварил все эти различия и выдал на цивилизованную вершину масскультуры огороженное пространство под отечественным названием «танцплощадка» или под иностранным – «дискотека». Оркестры и гармошки нивелировались до многофункциональных синтезаторов и одиноких исполнителей. Когда Макс с Данилой после ужина заглянули на танцплощадку, человек-оркестр в единственном числе настраивал микрофон.

– Раз… раз… раз… – проверял он его звучание.

Данила подошел к нему и за руку поздоровался.

– У вас как принято, опаздывать или вовремя приходить? – вежливо спросил он.

Человек-оркестр, видно, привык за свою долгую жизнь ничему не удивляться. Он не повернул в сторону Данилы голову, а склонил ее над нотами.

– Вольному – воля. Но обычно культурные люди вовремя приходят, остальные – опаздывают.

– Понял, – сказал Данила, – будем культурными. Будем одними из первых, – и, посчитав, что у него уже состоялось знакомство, Данила продолжал: – Вы нас не знаете, а мы ваши поклонники.

– Даже так? – человек оркестр проявил заинтересованность и даже поднял голову. – Откуда будете, милостивые государи?

Данила подтянул рядом стоящий стул и сел.

– Если я скажу, что мы специально приехали из Москвы послушать вас, вы нам не поверите и правильно сделаете. Но музыку в вашей интерпретации хочется слушать и слушать. Я вообще хотел бы, чтобы вы играли только для меня.

– Так в чем дело, – человек-оркестр устало улыбнулся. – Приходите через полчаса и слушайте себе на здоровье.

– А девушку можно привести?

– Пожалуйста.

И тут Данила замялся. У него так естественно и правдиво всегда выглядело замешательство, что сторонний человек начинал испытывать к нему сочувствие. Человек-оркестр не был исключением. Он сам его спросил:

– У вас какие-то проблемы?

Данила умудрился даже покраснеть.

– Вы знаете, я столько ей про вас рассказывал, что не заметил даже, как наплел, что вы мой лучший друг. А если сегодня мы с нею придем и вы сделаете вид, что меня не знаете, я буду выглядеть как обманщик.

– Хорошо, – успокоил его человек-оркестр. – Я помашу вам рукой.

Данила тут же подхватился со стула и стал быстро-быстро раскланиваться.

– Меня зовут Данила. Если вы объявите во время танцев, что эта песня или музыка исполняется в честь моей девушки, я вам буду по гроб жизни благодарен. Скажите громко, что я ваш друг. Спасибо. Мы побежали. Меня зовут Данила.

Не собираясь оставаться ни одной лишней минуты на танцплощадке, он тянул за руку Макса.

– Пошли скорее, нам еще переодеваться.

Однако торопиться было некуда. Настя с Анной Николаевной только что скрылись в двери столовой. Взяв ключ у портье, они вошли в номер.

– Ну ты и наглец, – завистливо сказал Макс.

– А что ему, жалко, что ли, пусть объявит. Всех дел-то – рот открыл, рот закрыл – и вся работа. Надевай штаны.

К приходу Насти и Анны Николаевны они успели переодеться и встречали их, сверкая, как новые медные пятаки.

– Ждем-с, – сказал Данила, обслюнявленными пальцами приглаживая непослушный вихор.

– Ждите, – перед их носом Настя захлопнула дверь в соседнюю комнату.

Данила с Максом, чтобы не толочься под ногами, вышли в коридор. Постояльцы отеля не спеша проходили мимо них. Друзья вежливо со всеми здоровались.

– На танцы пойдете? – спрашивал Данила.

– А как же.

– И мы идем, – простодушно объявлял он всем подряд.

Постояльцы мило улыбались в ответ, разглядывая парадную форму молодых участников вечернего рандеву. Белые сорочки, отутюженные, без единой складки черные брюки и начищенные до блеска черные туфли. В руках у Данилы был еще пиджак.

– Оставь ты его, и так жарко, – посоветовал ему Макс.

Но приятель не согласился.

– Нет, Макс, ты ничего не понимаешь. Мужчина должен быть в пиджаке и галстуке. Это только официанты среди гостей бегают в белых сорочках, напитки разносят.

Макс неловко переминался с ноги, на ногу стараясь растоптать обувь.

– Жмут? – спросил его приятель.

– Ага. Может, кроссовки надеть?

– Кроссовки нет, а вот галстуки не мешало бы. Ты, Макс, умеешь их завязывать?

– Нет.

– И я не умею.

– Тогда не нужны.

– А я, пожалуй, надену.

Данила фокусником в цирке вытащил из кармана пиджака короткий, как меч Спартака, галстук послевоенной моды.

– Его завязывать не надо. Он на резинках. От деда.

Макс привык к причудам приятеля и поэтому равнодушно смотрел, как Данила старательно прятал резинку галстука под воротник белой сорочки.

Женщины собирались долго. Макс ходил по коридору и морщил от боли и неудобства лицо. Наконец Данила не выдержал и сказал:

– У меня в рюкзаке есть тройной одеколон, вылей в туфли, говорят, помогает.

Его дружок как ошпаренный понесся в конец коридора и скрылся в своем номере. Через пару минут он вышел, его лицо растекалось в блаженной улыбке. Полегчало, знать. Наконец скрипнула дверь их номера. Анна Николаевна закрывала дверь на ключ. У ребят вытянулись лица. Они не узнавали свою подружку Настю. Перед глазами стояла одного роста с ними великосветская барышня. Куда подевалась та худосочная, ершистая, сотканная вся из колючек маленькая разбойница. Платье на Насте стелилось по полу, скрывая белые туфли на высоком каблуке. На голове было сооружено целое произведение искусства, пышные локоны вместо косичек прибавили к ее возрасту пару лет. Но что больше поразило ребят – это лайковые, до пол-локтя перчатки и розовый веер, подчеркивающие юную красоту. Данила восхищенно, громко, чтобы его расслышали, как змей прошипел:

– Царица! – и тихо прошептал Максу: – как регулировщик движения в перчатках.

Макс тоже забыл на время о собственных жмущих туфлях и воскликнул:

– Ух ты!

Но поскольку комплимент Данилы, первая часть, хоть и был до невозможности банален, возносил подружку на поднебесный трон, рука новоиспеченной, коронованной минуту назад представительницы прекрасного пола досталась ему. Данила скорее надел пиджак.

– Ведите, – приказала Настя.

Вот для таких торжественных случаев Данила был просто незаменим. Упругому, как барабан, его большому животу для равновесия требовалась откинутая назад голова. Гордый ее посад придавал ему величественную осанку, а с неторопливой поступью и прямым взглядом получался почти церемониальный выход. Случилось то, что и предсказывал Данила. В черном костюме, при галстуке он солидно смотрелся рядом с Настей. А Макс был похож на пионера.

– На платье не наступи, – важно заметил Данила.

Царственные особы первыми тронулись в путь. Макс шел сзади с Анной Николаевной и завидовал. «Вот деревня, всех подставит, растолкает и усядется первым с самой большой ложкой за любой стол», – подумал Макс. А Настя начала светский разговор:

– От кого из вас так одеколоном несет? – спросила она Данилу.

Тот небрежно махнул рукой:

– Это Макс решил на дорожку подушиться. Я ему не советовал, а он, по-моему, даже в туфли налил.

Как назло, у вспотевшего от такой наглости их приятеля Макса в это время чавкнула нога. Перелил, видно, одеколону. Настя недовольно покосилась в его сторону, но промолчала. Взгляд ее говорил сам за себя: тоже мне кавалер. Время приближалось к восьми.

Глава XI. Танцы

– Постепенно танцплощадка заполнялась отдыхающими. Вдоль стен были расставлены стулья. Дамы и кавалеры разбились на группки в ожидании открытия вечера. Человека-оркестра нигде не было видно, но аппаратура его была готова, о чем свидетельствовали тонкие попискивания подключенных усилителей.

– А где Гарик? – спросила Настя.

– За ишаком пошел! – бухнул, как колокол, Данила.

Настя непроизвольно покраснела, а Анна Николаевна удивленно подняла брови. Такой подлянки от самодовольного приятеля Макс не ожидал. Что ему плохого сделал Гарик? А Данила как ни в чем не бывало с любопытством осматривал танцплощадку.

– Сейчас мой дружок-балалаечник выйдет, – во всеуслышанье объявил он.

– Кто-кто? – спросила Анна Николаевна.

Данила стал пояснять:

– Ну, этот, музыкант, друг мой, он на всех инструментах шпарит, предлагал вместе выступать, а я отказался.

Анна Николаевна улыбнулась. Начинался очередной Данилин треп. Видно было как ясный день, что парень набивал себе цену. Болтунишка.

У кого-то на руках мелодично заиграли часы – восемь часов вечера. Из-за ширмы показался пунктуальный человек-оркестр и прошел к своей аппаратуре. Окинув взглядом танцплощадку, он нашел взглядом Данилу, стоящего рядом с красавицей Настей, обрадовался ему, как старому знакомому, и приветливо помахал рукой. Всем было видно, что его жест предназначался нашей группе, стоящей в левом углу площадки. Данила величественно, как член Политбюро с трибуны Мавзолея, помахал в ответ. Вечер начинался по его сценарию, с его триумфа. Теперь Данила мог повернуться к Насте.

– Может, заказать тебе твою любимую мелодию?

– Отстань!

Настя не собиралась никому отдавать первенство, не такая у нее натура. Нечего Даниле изображать из себя короля, здесь она царица бала. Когда заиграла музыка, она глянула на Макса.

Настя отлично танцевала благодаря серьезным урокам танцев, которые проходили в школе раз в неделю как факультативные занятия еще с первого класса. Они часто репетировали церемониал: глубочайший, почти до самого пола, поклон-реверанс и обращенную к партнеру фразу приветствия. Она назло Даниле выбрала Макса. Теперь ей на практике предстояло воспользоваться полученными знаниями. Макс, как застоявшийся конь, благодарно ей улыбнулся.

– Разрешите?

Настя, присев в поклоне-реверансе, выразительно посмотрела на Данилу.

– Мерси!

Они закружились в вальсе. Настя ожидала, что Макс начнет с нею разговор, но ему было не до этого. Он плохо танцевал. Настя была разочарована им и как партнером, и как собеседником. Не он вел партнершу, а она его кружила по площадке.

– На ноги не смотри, – последовал ее совет, – закрой глаза и обними меня покрепче.

Макс и так прижимал ее как драгоценный сосуд, боясь уронить. Они оказались в центре разношерстной толпы. Почти все дамы пришли в нарядном одеянии, многие из мужчин были в галстуках, но среди танцующих оказалась пара, в другом месте, но не здесь, на море, обязательно бы шокировавшая собравшееся общество. Пара, видно, только что вернулись с пляжа и не успела переодеться. На ногах у них были пляжные тапочки, а девица вообще была в цветастых панталонах. В довершение ко всему ее партнер во время танца умудрялся посасывать банку с пивом. Только сигареты не хватало. Как назло, именно с ними нужно было столкнуться Максу. Банка с пивом вылетела из рук незадачливого кавалера.

– Полегче, мальцы, – послышался грозный возглас.

Но Настя с Максом были уже далеко. Недопитое пиво растеклось по полу, обдав брызгами ближайшие пары. Ничего страшного не случилось, никто не обратил внимания на такую мелочь. На море еще и не такое случается. Макс благополучно закончил танец и подвел Настю в тот угол, где стояли Анна Николаевна с Данилой. Он церемонно поклонился, а она присела в книксене. Лицо ее сияло от удовольствия. Между тем Данила хозяйским взглядом оглядывал танцплощадку. Ему не нравилась атмосфера вечернего отдыха. Он сказал Насте:

– Пойду замечание своему другу сделаю.

– Данила, – крикнула Настя, но он уже приближался к человеку-оркестру. Данила что-то сказал ему на ухо и, получив согласие, склонился к микрофону. У Насти в страхе сжалось сердце: что еще отчебучит ее приятель? Дурные предчувствия оправдались.

– Дамы и господа! – Данила, как профессиональный ведущий, выдержал приличествующую моменту паузу и, когда все повернули в его сторону головы, объявил:

– Нельзя ли мужчин и дам в трико и нижнем белье попросить надеть вечерние платья?

Парень, у которого выбили из руки банку с пивом, вздрогнул. Взоры всех окружающих теперь были обращены на него. На танцплощадке заулыбались. Особенно замечание понравилось тем, кто пришел на вечер танцев, одевшись подчеркнуто строго. Послышались одобрительные выкрики.

– Молодец!

– Хоть один нашелся!

– Скоро на кроватях будут сюда въезжать.

Парень попер на Данилу, но его заслонили несколько женщин.

– Смотрите, не нравится.

– Пива ему жалко, – кто-то добил уязвленного парня.

Данила полез в карман и вытащил мятую пятирублевую купюру.

– Хватит?

А девица тянула партнера за руку.

– Говорила же тебе, одеться надо, а ты: «И так сойдет, и так сойдет». Что, надеть нечего?

Надеть было чего. Подобрав с пола оброненную банку, они прошли сквозь примолкшую толпу танцоров. Данила снова склонился к человеку-оркестру и что-то ему сказал. Возвращался в свой угол он как победитель. Снова взгляд Насти был на него обращен.

– Ну ты и ухарь, – восхищенно промолвила она.

«Вот человек, который ничего не боится, – подумала Настя. – Он, и только он посмеет ей прислать нежное письмо. Макс ему даже в подметки не годится. А как Макс танцует? Наверно, кроме современного топтанья на месте, ничего не умеет». Следующий танец она решила отдать Даниле. Инцидент был исчерпан. Человек-оркестр склонился над микрофоном и объявил:

– А эта песня посвящается моему другу Даниле и его девушке.

На танцплощадке раздались аплодисменты. Данила коротко раскланялся по сторонам. Макс стоял как оплеванный. Получается, за него заступился его друг, а он не мог постоять за себя. Хоть сквозь землю провались. Человек-оркестр опустил пальцы на клавиши синтезатора и запел.

Песня была красивая. В ней рассказывалось о бедном юноше, влюбленном в недоступную прекрасную горянку. Быстрый конь не смог унести его от погони. Юноша умирает и поет гимн своей любимой. Горловое пение, как клекот орла, срывалось с уст певца.

А Настя с Данилой танцевали. Выждав четыре такта, они начали танго с тонкой ритмичностью, с большим достоинством и милой старинной грацией.

Она положила левую руку в белых перчатках на спину партнера, касаясь ее только кончиками большого и указательного пальцев, и не отводила с его лица взгляд. Им уступили место в центре площадки. Данила, несмотря на свой богатырский вес, с поразительной легкостью летал во время танца. Вот где нужна выучка и еженедельная практика. Макс пожалел, что в свое время не записался в драмкружок, там заодно учили и танцевать. Как бы это умение ему сейчас пригодилось. А в центре площадки шел странный разговор.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила Настя, стараясь по глазам партнера разгадать его мысли.

– В рифму? – Данила хохотнул.

«Вот это уже близко, – подумала она. – Не хочет первый признаться, что это его послание. Играется, как кошка с мышью. Негодник. А как замечательно он танцует. И какие крепкие у него руки. Хорошо, что он их редко распускает. Гм… Не сознаётся, а намекает, что письмо было в рифму. Ждет с ее стороны новых уступок. В этом весь он, Данила. Так ему и созналась, что жду от него объяснения. Как же, сейчас». Настя уже забыла, что задала ему наводящий вопрос. Танец приближался к концу, а она была так же далека от разгадки, как и в самом его начале. «Не клещами же из него вытягивать признание, и так почти призналась первая. А он только сопит, паразит».

– Ты чего молчишь?

– Песню слушаю.

– А сам сочинить не можешь?

– Могу.

– Сочини.

– Уже.

– Не прочитаешь?

– А ты хочешь?

– Хочу! – созналась Настя. Созналась и спросила прямо в лоб:

– Это ты?

– Я, а то кто же! – Данила светился от счастья.

Настя хотела первый раз в жизни употребить ласковое слово «Данилушка», но в это время танец закончился. Для нее теперь стало ясно, кто был автором письма. Как волны накатывали одна мысль на другую. «Написал и не сознается, а издевается. Ох, Данилушка. Вот нахал». Ей больше ничего не надо было от него. Пока. Она приходила в себя. Сейчас она поставит его на место, изменив к нему отношение. Пора проявить холодность. Пусть не ведет себя, как деспот или Чингисхан. Порядки еще свои будет устанавливать на танцплощадке. А когда он подружился с музыкантом? Надо будет узнать у Максима.

Данила проводил ее к Анне Николаевне и Максу.

– Классно танцуете, – с постной рожей заявил Насте стоящий бедным родственником Макс.

А она, решив действовать по принципу «разделяй и властвуй», и вытащила для Макса пряник.

– Ничего, я тебя за вечер обучу, – успокоила его подружка, – Данила хорошо танцует, ему уроки не обязательны, а тебе пойдет на пользу моя учеба, приедешь в Москву, классным танцором будешь. Кстати, надо будет и Гарика обучить, если он не умеет.

Данила незаслуженно, ни с того ни с сего получил удар кнута. Правильно говорят: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей. Он не мог понять резкую смену ее настроения. Он так красиво ее вел, нигде не споткнулся, на ногу не наступил, был самим воплощением рыцаря и джентльмена – и на тебе. За что ему дали на весь вечер отставку? Додумать он не успел. К танцплощадке приближался Гарик. Ах, вот кто причина? А он погрешил на Макса.

– Во, ишака привел, – злорадно заявил Данила, указывая Насте на приближающегося Гарика. – Обещал тебя сегодня джигитовке обучить. Танцы отменяются.

Запыхавшийся Гарик поднялся наверх.

– Добрый вечер.

Он удивленно смотрел на Макса и Данилу, а те на него. Если Макс и Данила были одеты как все, то он вырядился в горский костюм. На ногах легкие ичиги, на голове черная папаха, черкеска, а на поясе бутафорский или настоящий кинжал.

– Привязал к дереву? – тут же спросил его Данила, напоминая про платок.

Гарик покраснел и сказал:

– Привязал.

Оскорбленная Настя отвернулась. Про платок она ничего не слышала, а слышала про ишака. Она знала, чьи это шуточки. Так по-дурацки мог шутить только Данила.

– Как будто в другой вечер нельзя покататься на ишаке, – заявила она Гарику. Он непонимающе смотрел на нее. Тогда Настя спросила его:

– Тебе передали приглашение на танцы?

– Да, мне ребята передали твою записку.

Данилина шутка начинала выходить ему боком. Настя помнила, что никому никаких записок не писала, это ей прислали целое любовное письмо. Значит, Данила сочинил его сам и от ее имени подсунул Гарику.

– В записке про ишака что-нибудь было?

– Нет, не было.

– Тогда зачем ты его привел?

– Кого?

– Ишака!

Первой захохотала Анна Николаевна. Потом раздался рокочущий бас Данилы. Макс криво усмехался. Не смеялись только Настя и Гарик.

– Где записка?

– В шортах осталась.

Анна Николаевна покачала головой.

– Ох, Данила, с тобой не соскучишься.

А вечер шел своим чередом. Настя блистала и была счастлива до невозможности. Она спросила Гарика:

– А лезгинку ты можешь танцевать?

– Я ее на сцене в казино исполнял, – заявил он. – Этот наряд для меня шили.

Когда очередной танец закончился, Настя подошла к человеку-оркестру.

– Простите, пожалуйста, – попросила она, – если у вас есть в репертуаре кавказские танцы, исполните, пожалуйста, лезгинку.

– Пожалуйста, – человеку-оркестру, видно было все равно, что играть.

Когда заиграла зажигательная музыка, Гарик поклонился Насте приглашая ее на танец. Она, быстро перебирая ногами, поплыла по танцплощадке. Казалось, ноги ее не касались пола, а тело само передвигалось в пространстве. В этом вся прелесть восточного танца. Девушка должна походить на паву, на плывущую по озеру белую лебедушку. Пусть Настя еще не округлилась, пусть угловато торчали еще лопатки, но танцевала она как богиня. Молодой утицей обошла она по кругу сцену. А следом за нею, появляясь то справа, то слева, вставая на кончики пальцев, ястребом носился Гарик. За его ногами не поспевал взгляд.

– Они профессионалы? – спросил кто-то рядом.

– Да, по нотам разучивают, с утра встанут, я им на пианино играю, а они ногу выворачивают на си-бемоль, – буркнул Данила.

Проплывая мимо угла, Настя почти незаметным движением выдернула из дамской сумочки белый предмет. Когда она оказалась посреди танцплощадки, предмет оказался на полу. Гарик должен был его подобрать. Вся хитрость заключалась в том, что предмет, а обычно это бывает дамский платочек, нужно было поднять с пола не коснувшись его руками. Без специальной тренировки сделать это практически невозможно. Гарик, остановившись напротив белого предмета, в такт музыке раздвигал ноги шире и шире, а сам постепенно склонялся над предметом. Вот, наконец, он коснулся его губами и вскочил как мячик. Белый предмет, обычный конверт, сложенный пополам, он держал в зубах. Прямо перед его глазами красовалось имя получателя, написанное каллиграфическим почерком с удивительными завитушками, – «Анастасии». Только слепой не мог разглядеть имя адресата. Настя протянула за ним руку. Танец закончился. Гарик, секунду помедлив, отдал его. Последовали аплодисменты. Настя сложила конверт несколько раз и зажала его в руке. «Пусть Гарик знает, что мне пишут письма, – подумала она, – если он спросит, что за послание ей пришло с красиво выписанным названием, так и быть, она его подразнит и признается, что это любовное письмо. Нечего Даниле устраивать глупые шуточки. Пусть постоит у стеночки». Поэтому, когда человек-оркестр объявил, что следующий танец «белый», она, ни минуты не раздумывая, сама пригласила Гарика на танец. Звучало танго. Гарик красиво и уверено вел ее среди танцующих пар. Вдруг он ее спросил:

– Что за конверт ты бросила на пол?

Вот и настала торжественная минута. Настя могла во всеуслышание заявить, что получила любовное письмо.

– Это не конверт, это письмо. А что?

– Да ничего. Я просто так.

Ей не понравилось, что он не проявил даже элементарного любопытства. Неужели ему не интересно, от кого письмо? Если бы у Насти здесь была хоть одна школьная подружка, она ни в жизнь не похвасталась бы перед Гариком, что получила от Данилы письмо. А он даже не спросил ее, от кого оно. Как будто бы она ему в этом созналась.

– А если просто так, то нечего и спрашивать, – поставила она Гарика на место.

Они прошли по площадке почти целый круг. Первой не выдержала испытания молчанием Настя. Она заявила:

– Письмо-то любовное.

Настя заглядывала в глаза Гарику, надеясь увидеть, какое впечатление произвело на него ее заявление. Он неожиданно нахмурил брови и, казалось, не поверил ей.

– Кто еще про него знает?

Такого вопроса Настя не ожидала. Она думала, что он спросит, кто его ей написал. Чтобы отвести подозрения от Данилы – автора письма, она заявила:

– Макс.

– Отдай его обратно, – вдруг заявил Гарик.

Его неожиданная просьба удивила Настю. Она спросила:

– Что, почерк узнал?

– Узнал! А что? Отдай.

Настя вдруг осознала, что слово «обратно» означает одно: что перед нею стоит настоящий автор письма и требует свое добро. Значит, пожалел уже, что отправил его. Быстро же у него прошла любовь.

– Нечего писать такие письма, – заявила она ему в ответ.

– Не ожидал я от тебя… – вдруг заявил Гарик.

– Чего не ожидал?

– Я думал, ты девушка воспитанная, а ты, а ты…

– Что я?

– Черствая. – Гарик мгновение помолчал, и снова попросил: – Отдай письмо, нечего над ним смеяться.

А Настю уже понесло. Ее вместо признания в любви еще и оскорбили. Она задохнулась в гневе:

– Я невоспитанная? Я черствая?.. Вот… вот… вот… – конверт, который она сжимала в руке, был разорван на мелкие кусочки и осенними листьями разлетелся по танцплощадке.

Этот танец они не дотанцевали. Гарик ее проводил на место. А у Насти из глаз брызнули слезы. Хорошо, что в это время Анна Николаевна кружилась посреди танцплощадки и не видела дочериных слез. Гарик, не попрощавшись ни с кем, по-английски покинул вечер танцев.

– Что случилось? – спросил ее Макс.

– Хам он, вот что!

– На ногу наступил?

– На ногу только ты можешь наступить, а он хорошо танцует.

Униженный Макс отвернулся в сторону. Он и так, бедный, переживал, что хуже всех танцует, и со страхом ожидал, что его пригласят на следующий танец. Вот Данила и Гарик пусть и отдуваются. Он поискал глазами Гарика:

Куда ты его послала? – угрюмо спросил он Настю.

– Никуда… Чего вообще ты ко мне пристал?

В это время к ним подошел Данила. Он увидел недовольное Настино лицо и подумал, что она дуется на Макса. У самого у него настроение было великолепное. Как всегда, он балагурил: