Текст книги "Сны Землян (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Савчатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Наставленное промеж глаз дуло, походило на жерло вулкана. Она закрыла глаза, но дуло никуда не делось.

«Не видеть. Не слушать тебя и ничего тебе не говорить!» От неожиданной мысли Юки вздрогнула. «Постой-ка».

– Мидзару, Кикадзару, Ивадзару?..

– Хм. Верно.

Люггер Инфи нырну обратно в кобуру. Она поднялась и, лихо крутанувшись на каблуке, отошла к стене, прихватив за спинку стул. Теперь перед ней стоял здоровяк. Рукава голубой олимпийки закатаны до локтей, ворот расстегнут, а под воротом – белая майка. Черные треники на серебряном шнурке и… Старомодные, затасканные кеды неопределенно серого цвета. Когда Юки подняла глаза, то в очередной раз не узнала лица. Короткие светлые волосы стояли ежиком, глаза сузились и из серых сделались голубыми. Ровный нос, скулы, брови… Черты сделались какими-то острыми. Пожалуй, в нем можно было узнать предыдущее лицо, кабы не татуировка дракона змеившаяся от левого глаза, мимо уха к плечу.

– Такуми Асано это я, – представился он. – Где письмо?

– Оно осталось там, в маленькой дверце в подвал. Ключик.

– Дуреха. Это не подвал никакой. Ладно, пойду, гляну, – Инфи отлипла от стены и вышла за дверь.

Юки зажмурилась. Крепко-крепко. Видение никуда не пропало, а стало только чуточку мутней. Захотелось закрыть глаза руками, погрузиться в кромешную тьму, но руки по-прежнему были прикованы к креслу. Да и они бы, пожалуй, не спрятали ее от этого странного человека, менявшего лица.

– Не бойся, я не страшный, – женским, слегка насмешливым голосом обратился он (она?) к ней. – Страшна я когда пароль не называют.

Теперь на нее смотрело милое, веснушчатое лицо девушки, в чьих чертах опять-таки угадывался тот самый человек, что походил теперь на худышку, а не на здоровяка. Короткие рыжие волосы, зеленые глаза… Даже спортивный костюм переменился на что-то желто-черное. В руке у нее поблескивал лунным светом короткий нож. Она ловко перебирала его между пальцами.

«Порезалась бы».

– Ай, – девушка вздрогнула и уронила нож на пол. На ее пальцах выступила кровь и она бросила рассерженный взгляд на Юки. – Эй! Поаккуратней со своими желаниями!

Грохнула входная дверь – вернулась Инфи с письмом в руках и улыбкой на лице.

– Вот, валялось на песке. На, держи, – и она передала письмо человеку который… Опять стал другим.

Здоровый как бык, с банданой на бритом черепе, шрамом в пол лица и одним серым глазом. Он принял конверт и неторопливо стал распечатывать его. Когда закончил, то конверт скомкал и засунул в рот. Стал жевать.

– Что б ты подавился, – прошептала Юки.

Здоровяк кашлянул раз, другой, постучал себя кулаком в грудь и срыгнул.

– Вкусно? – хохотнула Инфи.

– Съедобно, – прогудел он в ответ, полосонул Юки взглядом и, наконец, развернул письмо.

Читал молча. Юки исподлобья следила за громилой, но на его, будто вытесанном из гранита лице и мускул не дрогнул. Наконец он скомкал письмо и отправил его вслед за конвертом в рот.

– Ну? Что пишет? – полюбопытствовала Инфи, когда тот закончил трапезу. – От него?

Здоровяк не ответил. Он подошел к Юки и присел перед ней на корточки. Присел уже не он, а пожилой человек с седыми висками и очень острым серым взглядом.

– Как он вышел на вас, фройлен?

– Я… Я сама пришла к нему. Понимаете, у меня ключ от входной двери сломался и я пошла искать мастера, чтобы его починили.

– Хотите сказать, что случайно?

– Ну да. Наверное… Он починил ключ, а взамен попросил передать вам письмо.

– Тот, кто попросил вас об этой услуге, ничего не делает случайно. Если вы здесь и мы разговариваем, значит он выбрал вас. И… Вы все сделали правильно. У нас здесь, знаете ли, – он безрадостно усмехнулся, – кризис. Отпусти ее, пожалуйста.

Кресло из жесткого вдруг сделалось мягким и пушистым. Юки встала на ноги и запоздало ощупала рот. Рот был на месте. Как и зубы.

Многоликий обернулся к Инфи:

– Он выбрал ее, но просил вернуть, даже если подойдет. Странно. На Енисея это совсем не похоже.

– Это было в письме?

– Да… И все же, Эйра, давай попробуем войти в резонанс.

– Принято, – с готовностью отозвалась Инфи-Эйра и повернулась к Юки. – Что, сестричка? Пойдешь со мной? Я покажу тебе достопримечательности нашей психушки.

– Отпустите меня… Пожалуйста. Мне завтра утром на работу.

– Да черт с ней с этой твоей работой! Больничный оформим. Вот, держи.

Недоумевающая Юки приняла протянутый ей лист, на котором было напечатано: БОЛЬНИЧНЫЙ. Она перевернула листок. На обратной стороне красовались череп и кости. Даже дыхание остановилось. А когда череп захохотал, Юки ойкнула и выронила бумагу.

Эйра смеялась от души. Даже многоликий не скрывал улыбки. Юки же пораженно смотрела на черепушку, скачущую по полу, как пустая тыква. Когда она подняла глаза на шутников, то вместо них она увидала голых скелетов. Скелеты смеялись, беззвучно разевали зубастые рты и просвечивались насквозь. Юки зажмурилась. Сильно-сильно. Прижалась к коленям и накрыла голову руками. Наконец, ей досталась темнота. И тишина. И… Невесомость? Украдкой она приподняла голову. Космос. Вокруг нее распростерся безбрежный океан холодных звезд.

Она повернулась и звезды повернулись вместе с ней, так, словно приклеились к глазам. Выпрямившись, Юки посмотрела на свои руки. Руки простирались на миллиарды световых лет рукавами созвездий. Стоило пошевелить пальцами, как на их кончиках перемещались целые плеяды. Колени, ступни, локти… Вся она стала космосом. Можно было даже заглянуть внутрь себя. Или сосредоточиться на одной из звезд и стать ее жизнью. И во всем угадывалась невероятная свобода – вызволение ее Я из оков плоти и крови.

– Юки… – почувствовала она зов, разлившейся по ней, как вибрации по струнам. – Юки. Ты помнишь себя? Кто ты, Юки?

– Я? – зазвенела она в ответ. – Юки Маркова. Техник четвертого отдела вычислительного центра острова Шикотан.

Сказала и усомнилась. А так ли это на самом деле? Сейчас она точно не техник и даже не человек. Сейчас она… Что-то лишенное тела, но существующее. Внетелесное создание, как персонаж Второй жизни. Юки поднесла к «глазам» указательный палец. Все ближе и ближе, пока не приблизила его до отдельной, изначально неразличимой точки. Заглянула в нее и увидела внутри себя. Точнее тело в коричневом халате, скомканное на двуспальной кровати. Телу снилась Юки в космосе.

– Я… Сон?

– Много больше, Юки. Ты связь многомерного существования. Ее суть. И здесь и там ты остаешься собою. Оглянись и сравни. Что ты чувствуешь?

Юки отстранила «палец», окинула пространство мыслью и снова не увидела ничего, кроме самой себя. Весь мир сосредоточился в ней. Или же она стала миром? И была ли, в сущности, разница. Даже на земле в действительности каждый оставался непостижимой вселенной, если и изведанной, то не до конца.

– Здесь нет границ.

– Они есть, но они другие, – продолжал звенеть голос. – Не такие, к каким привыкла ты. Тоньше.

– Как во Второй жизни?

– Вторая жизнь продолжение земной. На тех же принципах и с теми же законами. Шаблоны раздуты, а не сломаны. Люди реплицируют и кругом находят только себя. Они хотят видеть только себя.

– Я не понимаю.

– Глядя в зеркало, что ты видишь?

– Себя. Свое отражение.

– Ты нравишься себе?

Уродливый шрам, вот что видела Юки. Ей всегда – всю жизнь после катастрофы на Кусиро настойчиво предлагали избавиться от него. Для ее же блага. Но откуда им было знать, что для нее благо? Избавившись от шрама, она неминуемо предала бы свою погибшую семью. Забыла о ней, отдавшись новой и чистой жизни. Сбежать всегда проще. Собственно она так и поступала, выбрав Вторую жизнь и Инфи. Только… Это ведь все понарошку. Просто игра.

– Мне нравится Юки. Инфи в зеркале… Яркая и живая. Только не настоящая. Как роль, как… Фантазия.

– Одна и вторая – это все ты, определенная воздействием сред и образом мысли. В реальности Юки живет по устоявшимся столетиями моральным принципам. Юки выросла в ней, в Юки выросли обязательства перед этим миром. Нет возможности вернуться назад, что-то исправить или забыть. Нет возможности выбрать, даденное случаем жизни. Инфи избавлена от этого наследства. Ей не нужно учиться ходить, разговаривать. Она родилась, будучи тобой. Родилась сознательным существом, в мире, лишенном физических преград и выдуманных ценностей.

– Но ведь без Юки не будет и Инфи! Если она умрет или перестанет подключаться ко Второй, то Инфи исчезнет как призрак!

– Ты и есть призрак. Ментальность, сотканная из переживаний чувственного тела, обусловленных, в свою очередь, особенностью окружения. Тело, механизм слабый, ограниченный и недолговечный. Но и чудесный. Он хранит и сочетает пережитое, слагая тебя.

По звездному телу Юки пробежала рябь.

– Я… Умерла?

– Нет, Юки. Еще нет. Но что такое, в сущности, смерть?

– Мне страшно. Отпустите меня!

– Ты можешь помочь нам.

– Нет. Я… Хочу обратно… Я хочу… Хочу домой!

– Твой дом внутри тебя. Ты и есть твой дом.

– Хватит! Я не хочу больше этого!..

Она взмахнула руками-созведиями, рванулась вперед и… Обнаружила себя сидящей на кровати. Перед глазами все еще стояли колоссальные пространства, измеряющие ее ту, ее ненастоящую. Рука была мокрой от липкого пота. Но настоящая. Живая рука в коричневом халате.

– Только сон, – выдохнула она с дрожью. – Только сон…

– Сон, да не сон, – вздохнул знакомый голос.

Юки бросила затравленный взгляд на входную дверь, торопливо хлопнула в ладоши и, в приглушенном свете ночников увидела Мастера. Он стоял, облокотившись о стену, и грустно улыбался.

Пятое

Динамит рокотнул с середке канала так, что аж лед под ногами подпрыгнул. Но чуткие сейсмографы пропустили это событие мимо ушей – Васька их патчем заткнул. Ни дымка, ни царапинки. А к моменту, когда двухвинтовые и один величавый трехвинтовой вертолеты приземлились подле стоянки, Шаов со Скворцовым уже вовсю заливали канал ледяной кашей из новенького прокола.

Гости ввалились как хозяева – потребовали немедленно прекратить работу и вернуться в вездеход. Приказы отдавал не Верховный, а его наместник – Аба Гольштейн. Этого субчика Вавилов знал и, к сожалению, довольно близко.

– Что вы тут за детский сад устроили! – брюзжал Аба, то и дело шлепая себя ладонью по лысине. Он явно на мозгошин сейчас работал. – Трусы на лямках! Какого черта мозгошины поотключали? Я тебя спрашиваю, чертяка!

– Господин Аба, – тихо, с трудом сдерживаясь, ответствовал Вавилов. – Мои ребята по должностной не обязаны их включать, они и не включали. А я… Ну что ж, грешен. Выключил. Третьи сутки без сна, как ни как. Кто-кто, а вы-то уж точно должны знать каково это.

Аба, конечно же знал о своих бессонных ночах. Ночах, проведенных не в трудах или поиске, а в распутстве и наркотическом трипе. В сущности, Аба был человеком неглупым. Сластолюбцем – да, но далеко не дураком. Он понял намек Вавилова и сбавил обороты.

– Ладно, Вавилов, – каркнул он примирительно. – Если б я не знал тебя столько, сколько знаю, вылетел бы ты отсюда первым же вертолетом, да к чертовой матери. Налей хоть чаю что ли… Старому другу. Или, может, что погорячее есть?

– Угу, соляра класса айс. Устроит?

В камбузе их было только трое. Вавилов, Аба и Верховный, чья тушка сидела в углу на жестком табурете. Поникший шлем и безвольно обвисшие руки свидетельствовали о том, что царь научного сообщества унесся в сферы, ведомые только одному ему. Вообще Верховный живьем являлся редко. Зато тушки его дремали в каждом мало-мальски значимом научном центре. Хуже всего было то, что ожить они могли в самое неподходящее время.

В свою кружку Вавилов налил кипятку, а наместнику Верховного можжевелового чаю, которого на станции никто не пил. Передал, но за стол с Аба не сел, а встал справа от него, облокотившись на стол.

– Фу, что за дрянь, – наморщил свою угреватую нос-картошку Аба и отпил глоток. – Бэ. На вкус еще хуже.

Он взглянул на старомодные наручные часы, расстегнул арктический комбинезон пошире и откуда-то из подмышек достал солдатскую фляжку.

– Сейчас начнутся чудеса!

Чай забулькал, запузырился и в нос шибанула кислотная вонь.

– Слушай… – Вавилов замялся. Можно ли студенческого однообщажника, заделавшегося крупной шишкой, называть на ты. – Слушайте, вы, Аба. Вы не охренели? А если Верховный прям сейчас очнется?

– Не боись, не очнется. Он в Гамбурге, на встрече климатологов. Гольфстрим теплеет и они там с премьер-министрами решают как это исправить. Часа два-три его точно не будет. – Аба сделал большой глоток и его подвыкаченные глаза выкатились еще сильней. Он отвратительно рыгнул, зачмокал. В уголках его губ выступила синяя слюна. – Ух-ху. Меня что-то уже вставило… Будешь?

Вместо ответа Вавилов отпил кипятку.

– Ну и черт с тобой, жалкий пуританин. Мне больше достанется.

Аба выхлебал полкружки, а когда отлип, то уставился на Вавилова так, будто увидел его впервые.

– Ты, – протянул он тоненьким, как у пятилетнего мальчика голоском, прочистил горло и продолжил. – Ты. Ты и тебе надо свалить отсюда за два-три пока, часа Верховный не явился. Смогеете?

– Ага.

– Славно. Эт-эт-это славно. И тебе меньше проблем и мне меньше вопросов. А меньше вопросов, это меньше вопросов. Раскопки документировали?

– Ты на вчерашнем симпозиуме был?

Аба задумался на одну долгую минуту.

– Кажется, да… Или это был перекресток? Короче, ты меня не путай. Всё на месте?

– Да, конечно. Алешин для тебя диск с материалами уже сейчас готовит. Вы будете прямо так, в вертолетах тут жить?

– Ну, ты ж в вездеходах живешь. Наши вертолеты получше будут, – он снова приложился к кружке. – Коротко, что тут у вас произошло? Зачем Верховный меня сюда достал?

– Следы доисторической, высокоразвитой деятельности мы тут нашли. В еще более древней, возможно, иноземной скорлупе.

Аба захихикал.

– Твоя мечта, Ванька, а? Твоя мечта теперь исполнится для меня. А мне она и в пол не впилась, ага. Сооооу ироник. Ты б ее на груди лелеял, а я ее теперь насиловать буду. У-ху-ху, а-ха-ха!

– Ты закончил?

– Пока еще. Кх-м. У-ху-ху, а-ха-ха!

– Слушай, я пойду парням помогу. Чем быстрее мы отсюда отъедем, тем раньше ты займешься своим любимым делом. Хорошо?

– Ага, давай. А я к пойду себе.

Аба встал, хлопнул Верховного по плечу и тот, точно включившись, слепо побрел вслед за наместником. Вавилов проводил его взглядом и усмехнулся, вспомнив про зеленух.

– Давай, давай, насилуй. Некрофил, хренов.

Он вернулся в кабину головной машины, оглядел мониторы техсостояний, датчиков и камер. Несколько последних казали Шаова со Скворцовым, которые стояли возле ЭГЭ бура и о чем-то спороли с троицей из вновь прибывших. Не долго думая, Вавилов прыгнул в свой камбез и помчался восстанавливать паритет.

– Так, что тут за ругань? – с ходу оборвал он маты Скворцова, уже готового было ринуться на неприятелей с кулаками.

– Они мою красавицу забрать хотят! И это после того, как я ее настроил всю!

– Да пойми же, дурья твоя башка, – ответствовал ему смуглый техник, раздраженно потрясая перед собой руками. – Дела мне нет до твоей крошки! Не в моем она вкусе даже! Старье паршивое.

– Ах, старье!.. – Скворцов рванулся вперед, но Заур крепко схватил за плечо. – Я те покажу старье!

Он попробовал раз-другой лягнуть обидчика, но не дотянулся.

– Мужики, хватит! – встал между ругающимися Вавилов. – Почему мы не можем забрать ее?

– Такой приказ. Для экономии времени Верховный распорядился использовать собранную и настроенную установку, а вам отгрузить нашу в контейнере. Что уставился?! – рявкнул смуглолицый на Скворцова. – Думаешь, мне приятно свою отдавать?!

– Сами установку погрузите? – спросил Вавилов. – Нам еще дохрена чего упаковать надо.

– Да, погрузим. Только покажите куда.

Вавилов оставил с работягами Заура, а сам взял под руку Скворцова и поволок его к вездеходам.

– Слушай, Жека, – зашипел он ему на ухо. – Ты бы поменьше внимания привлекал. А то, не ровен час, заставят еще керн набуренный отдать. Валить нужно скорей, пока Верховный не очухался, а не полемизировать.

– Да мы ведь все специально, Вань…

– Вот так-так, – Вавилов даже остановился. – Оперу с балетом устроили?

– Ага. Мы с Зауром решили, что так оно натуральней будет.

– Угу. Натуральней. Сортир только с собой натурально не выкапывайте.

Оставив Евгения собирать прочие манатки, Вавилов вернулся в кабину вездехода выводить технику в походный строй. Справившись, он прошелся по колонне и задраил прицепные сочленения «гармошками» коридоров. Проверил целостность, герметизацию – все было в норме. Когда он опять вернулся в кабину головной машины, там его уже дожидался Васька.

– Вот, – протянул он начальнику небольшую шершавую коробочку. – Здесь собраны все материалы по поводу Хрустального грота.

– Хорошо, спасибо, – ответил Вавилов и собрался, было, сразу отнести ее Гольштейну, но заметил, что Васька медлит уходить. – Что-то еще?

– Наши зеленухи…

– Да, да, говори!

– Они есть хотят, товарищ начальник.

– Скажи, что сейчас не время. Потом поедят. Завтра.

– Иван Дмитриевич… Мы теперь под колпаком, – программист указал взглядом на потолок. – Я выяснил, что уже два часа как.

– Это точно?

– Ага. Сам видел.

Вавилов не удивился и даже не спросил, где это Васька видел.

– И чего ты предлагаешь?

– Ну, с вашего разрешения я могу устроить им в саркофагах фитолампы. Возьму красную и синюю часть светового спектра, смешаю их в соотношении…

– Ладно, ладно, хватит. Делай, только что б тебя никто не видел.

Васька ушел, а Вавилов помчался к Абе, с тем, чтобы вручить ему диск с наработками.

Гольштейн спал, развалившись прямо на ящиках в трюме своего трехвинтового вертолета. Судя по позе, он наткнулся на гряду ящиков, когда возвращался, не стал обходить ее, решил перелезть, да так и заснул. Теперь ноги его свисали по одну сторону баррикады, а слюнявое лицо по другую. Рядом стояли техники и недоуменно почесывали виски – следовало продолжать разгрузку, но начальник своим образом препятствовал этому. Болванчик Верховного стоял тут же рядом и равнодушно лицезрел сие безобразие. Один из техников демонстративно снимал все происходящее на камеру.

– Фу ты, черт, – выругался Вавилов, сгреб тщедушного Гольштейна и понес скошенным снопом в каюту руководства.

Не жалея персидского ковра и не раздеваясь, он протопал к анатомической тахте и стряхнул с плеча ношу. Приземляясь, Аба клацнул челюстью, ойкнул и тут же вскочил.

– Где я?.. Где… Где ты спрятал их! – вдруг пронзительно завизжал он. – А ну отвечай!

В первое мгновенье, сердце у Вавилово в пятки ушло. Не о зеленухах ли он говорит? Но Аба выставил вперед правую руку и угрожающе повел невидимым мечем. Левую руку он прижал к груди, видимо прикрываясь от Вавилова невидимым же щитом.

– Вот здесь я их спрятал, – Вавилов похлопал себя по животу. – Ням-ням и готово. Лучше места для шоколадных гномов не найти.

– И-ван? Откуда ты про шоколадных гномов знаешь?

– Коробку с ними открывал на завтрак… Не пойму только, чего тебя Верховный держит? Ты ж глюкоман конченый. Каким был, таким и остался. Только дурь забористей стала. Тебя даже техники на камеру без зазрений снимают. Не стыдно?

– Ай, ничего ты не понимаешь, – Аба сел на тахту, открыл шкафчик подле и достал из него коньяк. Отпив два глотка, он протянул бутылку Вавилову. Вавилов взял, но пить не стал, а поставил ее наверх шкафчика. – Ничего ты не понимаешь, – повторил Аба, оперся о колени руками и повесил голову. – Это не просто… Это не так как тогда, когда мы учились. Тогда я просто… Просто дурака валял. А сейчас я просто испытываю новую пятую модель мозгошин на прочность. Понимаешь? Такую же как у Верховного.

– Ты что, лампу с джином нашел? Студенческая мечта о бесконечном «коротыше» исполнилась! Начальство тебя за глюкоманию только ценит! Теперь вот еще одна – чужая мечта – исполнится для тебя. – Вавилов шлепнул принесенный с собою диск наверх того же шкафчика, куда и бутылку ставил. – На вот, изучай.

– А завидовать, между прочим, плохо, – Аба энергично растер ладонями лицо. Он быстро приходил в себя. – Чаю, может?

Вавилов скрестил на груди руки и ничего не ответил.

– Не хочешь как хочешь. Тогда я энергетика бахну, – он залез в другой шкафчик, оказавшийся холодильником, достал оттуда зеленый пакетик, надкусил его и высосал половину. – Я сам не в восторге от этих полюсов. Давно уже профиль сменил, знаешь ли. Мне офисная работа ближе, да и опять же для творчества подходит больше.

Под творчеством Аба понимал прием шинотропных стимуляторов и седативов. Вавилов допускал, что Абе, действительно, поручили переживать всякую чушь – это всяко объясняло его неприкрытое злоупотребление. Но, в сущности, ему было все равно. Что действительно имело значение, так это чтобы Гольштейн сел за изучение материалов с диска не сейчас, а по отбытии Вавилова.

– Ты ведь взрослый человек, пост занимаешь… Наместников Верховного в мире всего, наверное, сотня…

– Две сотни.

– Две сотни. Зачем тебе это? Ты ведь не бессмертный и когда-нибудь тебя с треском вышибут. Где ты еще такое тепленькое место найдешь потом?

Аба прикончил энергетик, вынул изо рта пленочку-огрызок, швырнул ее в урну, посмотрел на Вавилова и вздохнул.

– Что тебе сказать, Ваня, не знаю. Да, устроился неплохо. Я даже и не стремился, само как-то все сложилось. Ну, еще еврейские корни сам знаешь… Ладно. Думаю, если тебе, старому корешу, сказать, хуже не станет. Ты ведь никому не болтнешь. Хотя, даже если и болтнешь, тебе все равно не поверят.

Он покосился на тушку Верховного, встал с кушетки и пошел к двери. Болванчик поплелся следом. Когда оба вышли, Аба юркнул обратно и захлопнул дверь перед самым носом Верховного. Затем он трижды хлопнул в ладоши и щелкнул пальцами. Откуда-то с потолка заиграла этническая музыка. Кажется, это были африканские барабаны в электронной аранжировке. Аба поманил Вавилова и, когда тот приблизился, прошептал:

– Мозгошин выключен?.. Отлично. Понимаешь, это приказ Верховного, хлестать ту синюю воду. Я не знаю что это, но вещь убойная, поверь. Ее все наместники принимают.

– Зачем?

– Я не знаю. Принимаем и все. Думаешь, я совсем дурак, чтобы самовольно на людях мурчать?

Вавилов хотел, было, напомнить Абе как тот в общаге, в счет своего долга, согласился наложить в штаны на камеру и как это видео потом еще две недели било все рекорды по просмотрам. Хотел, но не напомнил, а вместо этого спросил:

– И как оно?

– Специфично. Как сон. Нереально реальный сон. Даже мотивации поступков такие же, как во сне, алогичные. Обстановка всякий раз разная. В основном обычный сонный бред, но все они связаны. Мы что-то ищем. Или кого-то… Нам даже не говорят, кого или что искать. Верховный, видимо, сам анализирует наши трипы по записям. Сны никогда не повторяются. И… Помимо поисков они еще чем-то связаны.

Аба поднялся с кушетки и нервно забегал по комнате.

– Меня это больше всего напрягает. Я понимаю связь, но ухватить ее не могу. Как морок какой-то. Кажется: вот оно! А… что оно? Не могу поймать эту рыбку. Не могу и все. Вот, как локоть укусить.

– И что он вам дает за это? Ну, помимо того, что шинотропне’й снабжает?

– Тройную зарплату платит, а собрался на выход – будь здоров потерять все, включая место наместника, а взамен получить вечный надзор на райском острове, где все включено. Если вдруг трепанешься, то тебя удаляют. Отовсюду. И отправляют на другой остров. Адский.

– И ты… давно уже так шабашишь?

– Полгода. Знаешь, когда сидишь в офисе в Буэнос-Айресе, то от скуки даже ждешь, когда твой час пробьет. Кстати, меня к тебе прислали, потому, что я ближе других оказался. Не знаю, уж свезло мне или нет. Как сам-то считаешь?

Он остановился и в упор посмотрел на Вавилова.

– Чего он в руинах твоих такого срочного увидал, а?

– Такие объекты не каждый день находят.

– Это понятно. Они тут лежали тысячелетиями. Что? Лишний месяц им повредит?

Нужно было с ним чем-то поделиться. Ответить откровенностью на откровенность, иначе Аба мог обидеться, а это Вавилову нужно было сейчас в последнюю очередь.

– То, что я скажу тоже между нами, – медленно проговорил Вавилов, лихорадочно соображая о чем, собственно, говорить. – Короче, часов за восемь до вашего прилета, над нашей стоянкой зависли НЛО. Да, НЛО. Не одно, а сразу три штуки. Два маленьких и одно большое.

Аба уселся на кушетку и положил локоть на тумбочку, подперев щеку.

– В протокол я это заносить не стал. Сам понимаешь, не поверят – обалдели так, что даже записать ничего не записали. Но, видно, Верховный тоже их увидал. Ты знал, что за станцией следят из космоса? Телезонды.

– А цветом каким?

– Кто? Зонды?.. А, объекты. Белый. Яркий такой, ослепительный свет.

– Сам видел?

– Нет, я спал. Сковрцов с Шаовым видели.

– Белые, значит?

Вавилов кивнул. Разговора глупее сложно было себе представить, как вдруг:

– Я видел таких же, – тихо произнес Аба и отвел взгляд. – В школьные годы. Только у меня зеленые были и два больших и одно маленькое. Но это детали. Маскировка! Я мамке когда рассказал она мне тоже не поверила. Сказала, что это просто я на дискотеке нажрался. Ну да, я в тот день выпил… Только самую малость! Наверняка мистерия у нас под ногами их рук дело! Ох, Бог ты мой! Так это ж я теперь тут буду сидеть, их сторожить! Ну, Вавилов, спасибо тебе, удружил! Я ж теперь сон потеряю от страха!

Он машинально взглянул на часы.

– Хотя, через полчаса новую дозу принимать. Ладно, дружище, адью. Продержимся как-нибудь.

Вавилов попрощался, вышел и, не чуя ног, поскакал к своим вездеходам. НЛО. Хуже, наверное, только снежный человек. Впрочем, Аба поверил, струхнул, а значит, теперь больше думать будет о летающих тарелках, чем о содержимом диска. Да и следы их заметенной деятельности если и найдет, то пропустит через свое воспаленное сознание. Что на выходе получится одному только Богу известно.

Правда, разглашенный Абой секрет плохо вязался с Верховным. Да, вокруг него ходило много всяких, порой, абсурдных легенд, но чтобы травить своих наместников ради снов? Бред. Всезнающий и всеведущий Верховный руководил целыми отраслями, и никто даже посметь не мог оспорить его первенство. Гений, рождающийся раз в десять тысяч лет или синтетический разум? По утверждению некоторых конспирологов, Верховный был ни кем иным, как пришельцем с Проксима Центавра. Вавилов над всей этой чушью только посмеивался. Он пару раз видел Верховного живьем. Крепкий, широкоплечий, высокий, с сединой в бороде… Лицо суровое, сосредоточенное, никогда не улыбается. Но, в сущности, обычный человек.

В кабине головного тягача его поджидали Шаов со Скворцовым.

– Если кто спросит, вы двое, – запыхавшийся Вавилов помотал указательным пальцем перед носом у товарищей, – пять часов назад видели НЛО над стоянкой. Одно большое и два маленьких. Белые.

– Ваня, ты что, с этим глюкоманом чего-то принял? – глухо отозвался Заур. – Если так, давай уж лучше я поведу.

– Нет, но он бахнулся. Пришлось подпеть. Зато теперь мы свободны и можем отчаливать. Все готово?

Команда по очереди подтвердила готовность, как того требовали правила. Даже Васька вставил свои пять копеек по интеркому.

– Вот и славно, – Вавилов не без удовольствия плюхнулся в кресло водителя и взялся за руль. – Поехали.

* * *

До самого Элсуэрта на связь с ними никто не выходил. Верховный, точно забыл про первооткрывателей, всецело отдавшись изучению Хрустального грота. Несколько раз Вавилов набирал Абу, но тот не отвечал и не перезванивал. Сообщества археологов и полярников ничего про работу спецгруппы не знали, что, впрочем, и не удивляло. На то ведь она и спецгруппа.

Вавилов наведывался к зеленухам каждый день. Васька от них так и вовсе не вылезал – упорно обучал премудростям земной жизни. С каждым новым днем пришельцы говорили все содержательней и глаже.

Древние, а именно так величали себя зеленухи, имели отношение к истоку жизни на Земле, Марсе и… Вербарии. Именно с последней, погибшей планеты, они и прибыли на Землю в Сеянце, том самой стеклянном шаре, обнаруженном командой Вавилова. По словам Древних, катастрофа, уничтожившая Вербарию, случилась в результате эксперимента вербарианцев над магнитным полем планеты. Их ученые предрекли смену полюсов и, как следствие, гибель всего живого. Вербарианцы вымирать не хотели и, взялись строить свое магнитное поле, чтобы в роковой день защититься от вредного космоса. Активация рукотворного магнитного поля оказалось чистым самоубийством. Вербария отторгла литосферу, искрошившуюся в пояс астероидов, а сама полетела вглубь Солнечной системы, попутно угробив экосистему Марса с тамошними обитателями.

Спасшиеся на Земле вербарианцы лишь немного отсрочили неизбежную гибель. Плохо управляемый Сеянец угодил в снега Антарктиды и, приземляясь, лопнул. Выжившие после жесткой посадки вербарианцы запечатали древних в подвале, а сами бросились штурмовать полярные льды, где, верно и слегли.

– На заре времен мы были инструментом в руках Сеятелей жизни. Первых. Именно они два миллиарда лет назад пришли из Солнца и одухотворили планеты. Ваш Первый именуется Атодомель. Он Бог. Он то, чему исподволь поклонялись люди всех народов. Он не метафизичен, а вполне, вполне реален.

Вавилов сидел прямо на полу хранилища для керна и слушал. Древние не выбирались из своих вместилищ и вещали прямо из ящиков. Порой казалось, что это разговаривает не пришелец с далекой, убитой планеты, а пурпурный свет, льющийся из приоткрытых ящиков.

– И где он? Создал жизнь и покинул ее?

– Нет, он все еще здесь. Он на Вербарии. Спит в глубине ее недр.

– На Меркурии?

– Да, он там.

– И что будет, когда он проснется?

– Сам он не проснется. Но его нужно разбудить, чтобы все исправить.

– Он и это может? Вернуть время?

– Он даст погибшим цивилизациям второй шанс пройти путь жизни. Так, если бы не свершилось катастрофы.

– Ну, если он такой могучий, то почему не предотвратил ее? Мог бы, не знаю, стабилизировать магнитное поле, или перевернуть его за пару секунд.

– Разумный вид должен сам преодолеть все трудности. В эволюцию жизни, а тем более эволюции разума, Первые не вмешиваются. Вы, земляне, оказались самыми стойкими. Вы единственные вышли в открытый космос самостоятельно, побывали на ближайших объектах звездной системы. Пережили глобальное оледенение, сбили астероид, летевший на Землю. Вы были достаточно умны, чтобы не самоуничтожиться в войнах. И вы достойны высшего знания.

– Какого же?

– Об этом скажет Первый, когда вы пробудите его.

Вавилов вздохнул.

– Если бы я не видел вас живьем и не знал, откуда мы вас достали, то не поверил бы ни единому слову. Честно говоря, даже и так верится с трудом.

– Иван, – после некоторой, тяжелой паузы произнес Старший. – Тысячелетия люди верили в Бога, не имея никаких доказательств. Ты единственный, кто в нашем лице получил подтверждение его существования. И ты все еще сомневаешься?