Текст книги "Вишневый самурай"

Автор книги: Дмитрий Самохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 4

Целый день трудились рабочие, но систему установили. Кубинец фланировал мимо них со зловещей ухмылкой инквизитора, учуявшего поблизости молоденькую ведьму, и внимательно следил за их действиями – то ли опасаясь, что рабочие упрут что‑либо из дома, то ли не доверяя их профессионализму.

Я заперся с книгой в гостевом кабинете и с упоением отдался чтению, не замечая грохота и гвалта, производимого рабочими. Удивился я лишь тому, что шум внезапно закончился. Взглянул на часы и обнаружил, что наступило время ужина, которого, впрочем, у нас не было. Решив, что сегодня можно сделать себе послабление и откушать пива с пиццей, разогретой в микроволновой печи, я подниматься не стал и продолжал читать. Мое уединение нарушил Гонза Кубинец.

– Ушли, – сообщил он. – Все сделали. Счет нужно оплатить в ближайшем отделении Госбанка.

Он положил передо мной на стол квитанцию. Я взглянул на цифру – внушительно! Накрыл бумажку ладонью и утащил ее в ящик стола.

– Если мы будем так тратить, то нам и на жизнь не хватит! – заметил Гонза.

Я оставил его ворчание без внимания.

– Слушай, вычитал одну прелюбопытнейшую легенду! – сообщил я Кубинцу, закрывая книгу. – В израильских барах любят рассказывать истинную и самую наидостоверную историю происхождения пива. Когда случился Всемирный потоп, Ной построил ковчег и в один из трюмов погрузил мешки с ячменем. Челн швыряло и болтало по волнам, вода просочилась в трюм и подпортила груз. Ячмень намок и пророс… Высадившись на вершину Арарата и немного обустроившись, Ной обнаружил мешки с испорченным зерном. Выкинуть пожалел и велел жене одного из своих сыновей попробовать что‑нибудь приготовить из этого. Женщина была в отчаянии, не зная, что делать, но ослушаться батьку не посмела. Как раз наступила ночь, и она отправилась спать, решив с утра что‑нибудь сварганить. Во сне ей явился ангел и рассказал, как из проросшего ячменя сварить волшебный напиток. Наутро, в точности следуя инструкциям ангела, она сварила первое в истории человечество пиво! Ной недоверчиво отнесся к напитку, но испробовал. Пиво пришлось ему по вкусу, и он потребовал от семьи вознести молитву Господу за новое откровение, полезное в быту!

Кубинец со скепсисом смотрел на меня. Когда я закончил, он нахмурился и ехидно заявил:

– Что‑то я не помню, чтобы в Книге Бытия об этом упоминалось.

– В святом писании, действительно, нет про пиво ни строчки. Легенда передается из уст в уста на протяжении всего существования иудейского народа! – важно заявил я.

Кубинец хмыкнул. Я поднялся из кресла и с гордым видом ученого‑энциклопедиста покинул кабинет, не удостоив Гонзу вниманием.

Ужинали молча. Я поставил на стол маленький двухлитровый бочонок со свежим пивом. Совместными усилиями мы его оприходовали и, пожелав друг другу приятных сновидений, разбрелись по спальням. Утро встретило меня прохладой, приятной телу и духу. Я выбрался из постели, потянулся и отправился в ванную. Освежившись в душе, почувствовал себя обновленным человеком, готовым к великим свершениям. По расписанию после завтрака у меня было запланировано посещение Хмельного подвала, что радовало необычайно.

Спустившись в кухню, я забрался в холодильник и выставил на стол масленку, палку колбасы и кругляш сыра. Зарядив кофеварку по полной программе, прогулялся до входной двери и извлек из почтового ящика свежий выпуск «Санкт‑Петропольских ведомостей». В ожидании кружки ядреного кофе расположился за обеденным столом с газетой в руках.

Пролистнув страницы, посвященные политике и экономике, я без особого интереса просмотрел колонки из раздела культуры (последнее время театральная жизнь интересовала меня мало, как и киноиндустрия) и углубился в чтение криминальной хроники. Тоже сплошная кислота! Стоячая болотная вода!

Ничего заслуживающего внимания… Хотя стоп! Я впился глазами в маленький абзац и всосал информацию до последней капли.

«13 июля в 12.00 в одном из номеров люкс отеля „Бородинский Крест“ найдено тело молодой женщины. Тревогу подняла горничная, которая в течение полутора часов пыталась попасть в помещение, чтобы прибраться. Портье опознал убитую, которая накануне вечером сняла номер. Ею оказалась Иоланда Городишек – фотомодель, известная по рекламным роликам косметических компаний „Невская лазурь“, „Северная Пальмира“ и др. Смерть девушки наступила в результате удушения. Нашему корреспонденту стало известно, что в номер она поднялась с неизвестным молодым человеком, личность которого не установлена. Дело передано в ведение криминальной полиции Васильевского острова. Следствие ведет инспектор криминальной полиции Григорий Лесник. Прокомментировать убийство он отказался, сославшись на недостаточность фактов. Мы будем следить за развитием событий. Редакция».

Скудно… Чахлое болотце – даже лягушек половить негде… Впрочем, имя Иоланды Городишек мне было знакомо – только не по телевизионным рекламам, которые я не смотрю, а по светской хронике: оно часто соседствовало с фамилиями известных политиков, актеров и прочей богемы.

Пропустив спортивную страничку, я пролистнул раздел кроссвордов, прогноз погоды и анекдоты, затем вновь по диагонали просмотрел газету, но ничего интересного не обнаружил. Отложив чтиво на край стола, я налил себе кофе, сварганил несколько бутербродов, которые тут же и проглотил. Опустошив кофейную чашку, сложил грязную посуду в посудомоечную машину и направился к лестнице, что вела в подвал.

Сегодня дел было мало: проверить, не проросло ли зерно, и, если оно готово, поставить на прожарку.

Тусклое освещение моего заводика делало пространство уютным, располагало к философствованию и творчеству. Запах сырости и прохлады… Что может быть лучше посреди душного июля?..

Миновав два зала, я очутился в третьем. На больших столах, ограниченных бордюрами, чуть затопленное водой лежало на проращивании зерно. Взяв одно зернышко, я убедился в том, что оно готово к жарке. Росток, проклюнувшийся из ядра, на миллиметр превышал два сантиметра – это означало полную готовность. В течение получаса я загрузил зерно в печь, выставил температуру обжарки солода и время работы.

От хлопот меня оторвал Кубинец, спустившийся лично. Мог бы, и позвонить – так нет же!.. Я недовольно оторвался от тетради с техническими заметками и поинтересовался:

– Что надо?

– Как «что»? Ты уже забыл? Повара пришли. Мы их сегодня дегустируем! – обрадовал Кубинец. – Один я этим заниматься не буду – ты потом заявишь, что повар вообще готовить не умеет!

– А так ответственность мы разделим пополам… – закончил я мысль Кубинца.

– Какой догадливый! – изумился Гонза.

– Буду через пару минут, – пообещал я.

Удовлетворенный Кубинец удалился. Я проверил график варки и план на ближайшие дни. Отдав на откуп пивной компании «Очкарев & Ко» сорт «Туровское Юбилейное», я производил это пиво в домашних условиях только для ресторана «Эсхил – ХР» и бара «Вишневый самурай». Оно практически было готово. Судя по календарю, несколько дней ему еще предстояло провести в моем подвале: сегодня – 14 июля, среда, а поставку пива я должен был осуществить не позднее пятницы. Времени хватало.

Позвонил знакомому фермеру, который поставлял мне природные пивные ингредиенты, и поинтересовался, когда увижу два мешка вереска, заказанные двумя неделями ранее. Фермер долго извинялся, ссылаясь на то, что доставить мешки он не смог, поскольку его старенький драндулет сломался и починить его пока никто не берется. Я пообещал, что заеду в четверг сам, и отсоединился.

Проверив еще раз печь, я покинул подвал, намереваясь через пару часов вернуться.

В холле первого этажа блуждали трое мужчин средних лет и один юнец, только что выпустившийся из кулинарного колледжа. Дальше холла Кубинец их не пустил. Поздоровавшись мимоходом, я перешагнул порог кабинета.

– Мог бы и без меня начать! – буркнул я.

– Обойдешься, – ответствовал Кубинец, выглядывая за дверь и приглашая ожидавших.

Передо мной на стол легли четыре резюме, оформленные в агентстве по подбору персонала. Мельком глянув в анкеты, я отложил их в сторону и уставился на Кубинца вопрошающе: неужели по бумажкам можно определить, как готовит человек и подходит ли его талант нашим желудкам?

Кубинец осознал мою правоту, возвысился из‑за стола и заявил:

– Предлагаю перейти в кухню. Вы приготовите блюда, которые считаете, согласно данным агентства, своими коронными. Продукты уже дожидаются вас. Блюдо, которое мы с господином Туровским признаем самым вкусным, позволит кому‑то из вас занять вакансию.

«Красиво излагает!» – оценил я.

Два часа колдовали кандидаты, наполнив нашу унылую кухню, не знавшую ранее ничего вкуснее купленных в магазине пельменей или подогретой в печке пиццы, ароматными запахами, возбуждающими аппетит. Я обтекся слюнками. Первые полчаса держался твердо, затем извлек из холодильника бутылку «Туровского Темного», сорвал пробку и стал тихонько потягивать.

По прошествии двух часов на столе перед нами нарисовались четыре блюда. «Угорь по‑фламандски» оказался весьма вкусен, но я почему‑то испытываю острое отвращение к угрям. Отведал кусочек и оставил все на растерзание Кубинцу, который накинулся на рыбку с жадностью древнего германца, долгое время обходившегося без мяса.

«Черепаха под майонезом» мне тоже понравилась, но экзотика есть экзотика: откушав черепашьего мяса, я отодвинул блюдо в сторону.

«Голуби с зеленым горошком» были весьма изысканны и нежны, а все же проигрывали в сравнении с «Бужениной в пиве», которую с особым удовольствием я умял в десять минут, оставив кусочек Кубинцу. Гонза, судя по всему, разделил мое мнение.

– Мы готовы нанять вас, – обратился Кубинец к творцу «Буженины в пиве» – седовласому мужчине с черной бородкой и маленькой проплешиной на голове в форме тонзуры, – господин Ян Табачник…

Мое присутствие больше не требовалось. Я поднялся из‑за стола, намереваясь вернуться в подвал, как вдруг позвонили во входную дверь. Испытав прилив раздражения из‑за нарушенных в который раз планов, я открыл и немало удивился, обнаружив на крыльце Троя Епифанова, владельца бара «Вишневый самурай».

ГЛАВА 5

Высокий хмурый мужчина шестидесяти лет, массивного телосложения, с яркими зелеными глазами, окаймленными густыми бровями, сидел напротив меня в кресле. Внешне он напоминал быка, готового к бою. Весьма солидный возраст ничем не проявлялся в его облике – разве что редкой сединой, просыпавшейся в густую гриву смоляных волос, будто снежная пыль на чернозем. Таким я помнил Троя Епифанова по нечастым встречам в «Вишневом самурае».

Ныне Трой пришел ко мне в дом, и выглядел он ужасно. Блеклое, унылое лицо, потерявшее былую энергичность, некогда живые глаза тонули в кратерах усталости, залитые кровавым маревом…

Трой занял гостевое кресло, сгорбился и нервно затеребил длинными тонкими пальцами край шейного платка, словно перебирая клавиши рояля. Жалкий маленький человечек, сломленный жизнью…

То, что Трой Епифанов сам приехал ко мне, уже настораживало. Еще ни разу, несмотря на многие приглашения, семейство Епифановых не почтило меня своим визитом.

– Мною просрочена поставка пива? – сухо поинтересовался я, понимая, что причина визита совсем не в этом.

– Нет, Даг, при чем тут пиво? – Он сказал это настолько уныло, что у меня упало сердце.

Я почувствовал, что Епифанова здорово прижали. Если некогда искрометный человек, полный юмора, с богатой фантазией, превратился в хмурого, сухого типа, не способного выдавить подобие улыбки, – это что‑нибудь да значило!

– Я тебя внимательно слушаю.

– У меня беда, Даг! – сообщил он и закашлялся в большой морщинистый кулак со вздутыми синими венами. – Я знаю тебя совсем недавно. Но обратиться больше не к кому: мне никто не поможет.

Трой воззрился на меня большими печальными глазами. Такие глаза могли бы растопить айсберг, обладай ими впередсмотрящий на «Титанике», заступивший на вахту в час катастрофы. Сколько человеческих жизней можно было спасти!

– Девчонку одну убили… Дрянь девчонка. Путалась со всякими… В общем, ничего стоящего… Конечно, плохо, что она умерла. Но таким людям, которые места путного не знают да лезут во всякую клоаку, другой дороги и быть не может… – Епифанов перевел дух, ибо в груди его свистела вьюга. – Довелось же моему младшему сыну Самсону спутаться с этой оторвой. Любовь у них закрутилась. Деньги она жала с него по‑черному. Все, что я выделял, он спускал на эту курву. Ничего в карманах не задерживалось. Я платил за его обучение – он в Петропольском универе на юридическом учился. А тут узнаю недавно, что он уже два года глаз в универ не кажет! Но деньги у меня регулярно брал. Даже счет‑фактуры предъявлял с настоящими печатями – один знакомый ему делал… Моя глупость, конечно, что я не сам оплачивал, а ему деньги давал, но прошлого не вернуть. Мальчик все по кабакам просаживал да девчонке этой подарки разные делал. И ведь не только на учебу – он с меня и по другим статьям сосал! Все на нее спускал! А она не только с ним, но и с другими мужиками жила. Со всех имела. Прибыльно, наверное, содержанкой быть… И ее убили. В общем, туда ей и дорога, но главный подозреваемый – мой сын.

История мне что‑то напоминала. Я напряг память, пытаясь вспомнить, откуда она мне знакома, но тщетно.

– Как зовут девушку? – спросил я.

– Городишек – фамилия. Имени не знаю.

– Иоланда, – добавил я, вспоминая статью из «Санкт‑Петропольских ведомостей».

– Вы знакомы? – насторожился Епифанов.

– Читал о ее смерти в газете, – развеял я его опасения.

– Самсон был с ней накануне ее смерти. Она сняла номер в отеле, где потом все и произошло. Он увидел ее в холле. Подошел. Разговорились. Она поднялась к себе. Он последовал за ней. Что случилось в номере – туман: Самсон ничего не сказал напрямую. Только одно: они крупно поссорились. Она просила какие‑то деньги. Сдается мне, что он подрался с ней: лицо у него все в царапинах, и кровь носом шла… Самсон трясется весь, полиции боится… Выгнала его эта лахудра, а уже почти ночь была. Как назло, никто не видел, как он уходил. Вместо того чтобы воспользоваться лифтом, где лифтер сидит, мой идиот спустился по лестнице и свалил черным ходом. Говорит, что переживал из‑за скандала. Где‑то в баре – названия не помнит – надрался до свинячьих глазок. Всю ночь просидел. Утром объявился дома – таксист привез в полубессознательном состоянии. Ничего, никаких подробностей о прошедшей ночи не помнит. А из газет я узнал, что полиция ищет неизвестного мужчину, который находился в том номере. Им вычислить Самсона – дело времени. Епифанов умолк.

– Что требуется от меня? Я не адвокат. А мальчику, по всей видимости, нужен именно он.

– Я – трезвомыслящий человек! – сообщил мне Епифанов, воссоздав на лице маску «государя самодержца». – И прекрасно понимаю, что петля на шее сына уже затянута. Осталось только выбить из‑под ног табуретку.

– Ну, зачем же так сразу? При хорошем адвокате…

Я поспешил уверить Троя, что выход из любого положения есть, что не стоит отчаиваться, но он отмахнулся от меня, словно от назойливой мухи, и процедил сквозь зубы:

– Не надо банальностей!.. Я не сегодня родился на свет и понимаю прекрасно, что шансов у Самсона нет. По крайней мере, законных шансов. Единственный вариант – найти настоящего убийцу девчонки. За этим я и приехал к тебе. Ты – лучший на своем поле.

– Поиск убийцы обычно занимает много времени. Самсона могут и осудить. Не обещаю, что найду преступника за два дня… – предупредил я.

– Понимаю, – согласился Епифанов.

– И все равно готов меня нанять?

– Да. Самсона пока никто не обвинил. До того, как полиция вычислит его, есть время. Фора, так сказать.

– Где Самсон сейчас?

– Я отвез его к другу. У него свой дом возле Пулковских высот. Там его никто не найдет. Даже полиция! – Епифанов зловеще ухмыльнулся.

– Пока я не поговорил с Самсоном и не осмотрелся на поле, не могу ничего толкового предложить. Но ты должен знать сразу: если я возьмусь за это дело, оно влетит тебе в копеечку. Деловой партнер – одно, а следствие – другое. Я не занимаюсь сыском из благотворительности.

Неуютная позиция! Епифанов, конечно, владел баром, но сколько может приносить прибыли его бар? На жизнь да на прокорм семьи, которая у Троя весьма обширна… Заниматься же следствием за гроши я не мог – не те у нас отношения с Епифановым.

– Брось! – отреагировал пренебрежительным жестом Трой. – Я не нищий. Деньги есть. Не только от Вишневого самурая кормлюсь – и иных источников доходов хватает. Не стесняйся, Туровский, называй сумму! Разрешаю даже завысить ее. Все оплачу!

Я усмехнулся: не так прост орешек…

– Предварительная работа: разговор с твоим сыном, все такое – тысяча рублей. По результатам выставлю гонорар.

– Назови сумму задатка! – потребовал Трой, имея при этом вид древнеиндийского вождя, подготовившего великий поход на бледнолицых.

– Пятнадцать тысяч! – твердо заявил я.

Трой потянулся за чековой книжкой в нагрудный карман. Аккуратно извлек ее, раскрыл и, вписав сумму, легким росчерком узаконил свое решение. Вырвав чек, положил на стол передо мной.

– Я хочу, чтобы ты серьезно подумал над моим делом! – прокашлял Епифанов.

Я взял чек, развернул и посмотрел графу «сумма»: шестнадцать тысяч! Трой приплюсовал к задатку солидную добавку за беспокойство.

– Завтра встречаюсь с Самсоном. Можешь подготовить…

– Завтра? Не пойдет! Я хочу, чтобы ты встретился с ним сегодня! – жестко потребовал Трой.

Я понимал чувства отца. Когда над сыном завис ржавый меч правосудия, тут не до сантиментов и не до дипломатии. Нужно срочно хватать отпрыска за волосы и вытаскивать из болота!

Встречаться с Самсоном сегодня мне было лень, но отказать столь щедрому клиенту я не мог.

– Хорошо, давай вечером… – Я распахнул ежедневник и взял ручку, приготовившись записывать. – Адрес?

– Даг, мне очень нужно, чтобы ты встретился с ним немедленно. Я отвезу.

Трой был настроен решительно. Я тяжело поднялся с кресла, открыл ящик стола, опустил в него чек, захлопнул и направился к двери, бросив на ходу:

– Предупрежу напарника. Через две минуты буду готов. Подожди.

Кубинец восседал на кухне и усердно дегустировал «буженину в пиве». Я сообщил ему зловеще:

– У нас новый клиент.

– Ну наконец‑то! Мог бы найти его и раньше! – Гонза скорчил недовольную мину.

– Между прочим, я вынужден работать, чтобы твоего повара оплатить! – прорычал я.

– Хочешь сказать, что кушать дома больше не будешь? – ехидно осведомился Кубинец.

– Когда вернусь, вздерну тебя на рее своей яхты! – пообещал я, покидая кухню.

Поднявшись в спальню, нацепил пояс с кобурой, проверил наличие патронов в обойме и число запасных обойм, посмотрел на себя в зеркало и, прикрыв голову широкополой белой шляпой, спустился в холл, где меня дожидался Трой.

ГЛАВА 6

После прохладной, с легким морозцем атмосферы дома улица показалась мне адским пеклом. Пробежав по причалу, я направился к «Икару», мечтая запустить кондиционер и выбраться на водный простор, но Трой остановил меня:

– Поедем на моем!

Я, не задумываясь, согласился: пролететь над невскими волнами на легкокрылой комфортабельной «Ласточке» с личным шофером – кто же откажется от такого?!

Признаться честно, отнесся я к делу Троя Епифанова с легким скепсисом: дрожит старик за сына!.. За любимого сына! (Просто знал, что Самсон ближе и дороже ему, нежели старший отпрыск Карп.) Вот и преувеличивает несколько сложность и безнадежность ситуации… Даже поразительно, как сильного человека сгибает в одночасье черное известие! Неудивительно, что в древности гонца, приносившего дурное сообщение, казнили.

На палубе «Ласточки» старик взял меня за руку и увлек к палубной надстройке. Распахнул дверь, обитую бархатом и украшенную позолотой, и пропустил вперед.

Да, Трой и впрямь не нищий! Чтобы такой катерок иметь, нужно большими возможностями располагать! Класс – «лимузин». Изготовляется по спецзаказу. Полный шик!

Перегородки разделяли внутреннее пространство «Ласточки» на три залы. Первая представляла собой огромный бар, заполненный различными напитками. Трой тут же предложил мне выбрать что‑нибудь для себя. Сам – щедро нацедил в бокал «Белой лошади» и осушил его залпом. Здоров он виски хлестать! Налив второй бокал, Трой направился в другую комнату. Чтобы не отставать от хозяина, я подцепил из бара бутылку «Туровского Юбилейного» и пошел следом.

Вторая зала, более просторная, ярко освещалась солнцем, струившимся сквозь сплошной ряд окон, тянувшихся вдоль обоих бортов. Тут стояли два дивана, три кресла, маленький столик, заваленный журналами на любой вкус (я лично сразу заметил и серьезный «Гризли», и развлекательно‑порнографический «Белый»). Огромная плазменная панель телевизора занимала черной дырой целую стену. Рядом находилась маленькая дверка, откуда можно было попасть в рубку пилота. Но Трой к ней не пошел – нажал кнопку на столике и объявил:

– Можно трогаться.

– Слушаюсь, – раздался спокойный голос откуда‑то из‑под потолка.

Я рухнул в одно из кресел и стал наблюдать, как уплывает причал родного дома. Затем, настроившись на, работу, хоть это было и нелегко (радостное солнце и плеск волн за кормой мало располагали к серьезным занятиям), открыл пиво и поинтересовался:

– И где вы сына прячете, Трой?

– Есть друг у меня… – неохотно принялся рассказывать Епифанов. – Когда‑то вместе за царя‑батюшку кровь проливали в Ливии… Армию он, как и я, покинул. После ранения. Занялся бизнесом. Отец у него богатым был. Банкир. Вот и выделил сынку беспроцентный кредит. А заодно и мне – по большой просьбе Кактуса…

– Кактуса? – переспросил я. Признаться честно, мне показалось, что старик оговорился. Оказалось – нет.

– Кактуса, Кактуса… Так мы, кто в восьмом воздушно‑десантном полку служили, прозвали Вальку Куракина. Он однажды прыгнул из самолета с парашютом и в полной боевой выкладке приземлился в заросли кактусов. Мало, конечно, приятного, но весь гарнизон долго потешался. Валька сначала обижался, а потом к прозвищу привык. И с удовольствием стал на него отзываться…

За такое прозвище я бы не беспроцентные кредиты выдавал, а топил обидчика в бочке с прокисшим пивом!

– … Отец его мне хорошо помог. Я на ту ссуду открыл первый ресторан – «Старую башню» в Сестрорецке. Потом обороты набирать стал. И Кактус не отставал. С папашей его мы расплатились в первый же год… А дружим с Кактусом всю жизнь.

– И Куракин согласился укрыть вашего сына? – уточнил я.

– Он ничего не знает. Я просто попросил его, чтобы он Самсончика взаперти подержал малёхо – дескать, балует несмышленыш. Кактус и согласился. Теперь, наверное, придется ему все открыть. Но ничего… Валька – свой… Поймет…

«Ласточка» по Неве прошла мимо Адмиралтейского РАЯ и свернула, ведомая опытной рукой пилота, в Вознесенский канал, спустя десять минут сменившийся Измайловским, который выплеснулся в Обводной. От Обводного «Ласточка» взяла вправо и оказалась в Московском канале – теперь по прямой минут двадцать лететь!..

Я с удовольствием хлебнул пивка и высунулся в открытое окно. Взглянул на воду и убедился, что «Ласточка» не рассекает волны, а летит над ними… Замечательное судно – мечта моремана!

Весь путь по Московскому каналу мы провели в молчании. Я потягивал пиво, которое показалось мне на редкость вкусным. И вовсе не из‑за того, что его сварил я, а просто потому, что хорошее пиво! Трой с отсутствующим видом посасывал из бокала виски – в минуту по капле – и мертвым взглядом смотрел в черную дыру плазменной панели. Возможно, он вообразил, что успел включить панель и теперь наслаждался придуманной его воспаленной фантазией картинкой. А может, тревога съедала его душу изнутри, поскольку не мог он отключиться, забыть о невзгоде, изгнать мысли о ней.

Я плохо знал Троя Епифанова. Но из того, что слышал от него самого и получил из достоверных источников, которые ни один стоящий детектив раскрывать не будет, Трой безумно любил младшего сына Самсона, доставлявшего его старой голове столько переживаний, что ей впору было распухнуть и лопнуть. Сколько раз Трою приходилось выпутывать сына из тенет, в которых Самсон оказывался по собственной глупости и разгильдяйству! Типичный представитель золотой молодежи, который покупает швейцарские часы за две тысячи рублей (не ведая, каким трудом достаются деньги, поскольку в жизни ни одной копейки собственноручно не заработал), а вечером в пьяном угаре какого‑нибудь элитного кабака теряет эти часы под столом, чтобы наутро приобрести новые!

Самсона я лично не знал. И никаких предубеждений относительно него у меня не было. Но образ в моем воображении рисовался именно такой.

Обогнув насыпной остров, именуемый площадью Победы, где стояла скульптурная группа, воздвигнутая в честь «защитников отечества от ворогов и нечисти», «Ласточка» устремилась к аэропорту. Позади сверкал десятиметровый шпиль, вознесенный к лучистому небу и хранивший память о войнах от Рюриковичей до наших дней. Чуть ниже на барельефе виднелись былинные рыцари, облаченные в шлемы и кольчуги, с обнаженными мечами, шипами и круглыми щитами. С ними мирно соседствовали солдаты в фуражках и касках, с автоматами наперевес и Георгиевскими крестами на груди… Выглядели все пафосно и солидно.

Миновав канал, уводящий к аэропорту Пулково, «Ласточка» пролетела чуть дальше и свернула в сторону Царского Села. Примерно через километр пилот свернул вновь и углубился в хитросплетение узких каналов маленького поселка, состоявшего сплошь из особняков нуворишей. Сбавив скорость, «Ласточка» с изяществом балерины, танцующей сольную партию, перетекала из улочки в улочку, пока не остановилась возле высокого трехэтажного дома из красного кирпича с огромным бронзовым кактусом, который венчал крышу, словно герб древнего рода.

Заметив мой насмешливый взгляд, Трой усмехнулся и проворчал:

– Валька посчитал это забавным… Никто из соседей так и не понял, за каким хреном он на крышу кактус высадил, к тому же из бронзы, а не из золота… Валька говорит, что это он памятник молодости своей поставил.

Епифанов поднялся из кресла, поставил бокал с недопитым виски на стол и направился к выходу. Я встал за ним, но и шага сделать не успел: дверь рубки открылась и из нее показался худощавый бледный молодой человек с лицом истинного британца.

– Трой Авдеевич, извините, что отвлекаю, но один из служебных катеров господина Куракина отсутствует на приколе.

– Ну и что? – прокаркал Трой. – Кто‑то из прислуги на рынок отправился.

– Обычно на рынок они ездят по пятницам и субботам, но никак не в среду! – возразил пилот. – Я хорошо знаком с укладом жизни Куракиных – раньше ведь у них работал.

– Хорошо. Учту, – сказал Трой, выходя из зала.

– Вы же сами просили говорить обо всем подозрительном… – вслед ему произнес мальчишка. Я пошел за Епифановым.

За городом жара ощущалась меньше: больше простора, воздух рассеивается лучше… И чище здесь тоже. Не так уютно, как в лабиринте узких каналов Васильевского острова, но все равно хорошо.

– Пойдем. Не задерживайся, – проворчал Трой.

Видно было, что слова пилота взволновали его. Миновав открытые ворота, мы вышли на дорожку к дому, устеленную мраморными плитами и ограниченную булыжными бордюрчиками. Каждый булыжник бордюра был раскрашен в свой цвет и имел украшение либо в виде аляповатого цветочка, либо в виде солнца, раскидывающего лучи в разные стороны, словно пьяный арбалетчик стрелы в неведомого врага.

Заметив мой удивленный взгляд, Трой пояснил:

– У Кактуса дети малые. Вот и балуются. Я одобрительно хмыкнул и налетел на спину внезапно остановившегося Троя.

– Что‑то не так… – сказал он, хищно осматриваясь по сторонам.

– В чем дело? – спросил я, не чувствуя опасности. Очень уж безобидно выглядел этот дом: дорожка, ворота, клумбы с цветами и тенистые яблони, усыпанные щедро маленькими зелеными плодами, которые к осени нальются соком и пригнут ветви к земле, норовя обрушиться на голову проходящего мимо юного Ньютона.

– Собак нет. У Кактуса они больно брехливые. Каждый раз вылетают, набрасываются, лизаться лезут. Брехливые и добрые… А тут – тишина. Непорядок это.

– Может, спят? – высказал я предположение, обходя Троя и продолжая путь.

– Быть того не может. Кактус натренировал их просыпаться при звуке мотора катера и встречать гостей – хоть прошеных, хоть непрошеных, – следуя за мной, отвечал старик.

– Да мало ли что могло произойти? К врачу повезли собак – ушки там у них разболелись или еще что… – беспечно заявил я, поднимаясь на крыльцо.

Трой не ответил.

Я нажал на кнопку звонка: в глубине дома запел соловей и через минуту стих. Постоял минут пять, переминаясь с ноги на ногу. Затем повернулся к старику:

– Кажется, дома никого нет.

– Быть того не может! – не поверил он.

Я взялся за ручку и толкнул дверь – так, на всякий случай. Она поддалась… Распахнулась…

Похоже, чутье старика не подвело – и впрямь случилось что‑то неладное. Я взялся за рукоять пистолета и переступил порог.

Достать оружие так и не успел: на мою голову обрушился небесный свод. В глазах потемнело… Потом я увидел черта, скалившего клыки мне в лицо, из его рта воняло клоакой преисполни… Я перестал чувствовать свои ноги… Ноги перестали держать мое тело… Пол качнулся, словно палуба прогулочного катера, попавшего в шторм, и я отрубился.