Текст книги "Шалости фортуны"
Автор книги: Дмитрий Ребров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
В течение трех вечером они вдвоем разбирали скопившуюся кипу переводов. Ее помощница в самом деле знала язык в совершенстве, Таня многому у нее научилась. За оказанную услугу она щедро расплатилась, и женщины расстались, весьма довольные друг другом.
Капитан Лощинин слушал начальника вполуха. Он опять думал о Татьяне, хотя изо всех сил старался не делать этого. Все уже давно было ясно – он не нужен ей. Она же сама говорила, что каждый день ходит по Арбату на работу, значит, не заметить портрета Таня не могла. И тем не менее к телеграфу она не пришла...
Начальник погранотряда полковник Панин закончил совещание и отпустил офицеров. Лощинин заглянул к «почтарям», чтобы захватить на заставу свежую корреспонденцию. Он бегло просмотрел стопку писем. Одно из них было ему – от сестры. Писала она крайне редко, поэтому Сергей распечатал его тут же, в коридоре штаба.
После шутливого приветствия и немудреных семейных новостей Лощинин прочитал в письме следующее.
«Серик (так, на восточный манер, сестра звала Сергея с детства), со мной на днях произошел прелюбопытнейший случай. Одна знакомая попросила меня помочь своей подруге с переводами с фарси. Я была совсем не прочь подработать и согласилась. Так вот. Представь себе мое удивление, когда, явившись в дом к этой даме, я увидела у нее на стене твою физиономию! И хотя мне было крайне интересно узнать, откуда у нее портрет моего братца, я проявила благоразумие и от вопросов воздержалась.
Серик, дорогой, утоли же мое любопытство и раскрой тайну, я никому слова не скажу – ты же меня знаешь. Неужели этим летом в Москве ты успел разбить девичье сердце?
А если серьезно, то Татьяна мне очень понравилась. Милая, порядочная и неглупая девушка. Я, конечно, не знаю, что у вас с ней произошло, но она страдает – это очевидно. Подумай, Серик, может, тебе все же следует ей написать?
На всякий случай вот тебе ее адрес.
Шеховцова Татьяна, Москва, улица...»
Лощинин, не дочитав письма, резко развернулся и быстро зашагал по коридору.
Коротко постучав, он вошел в кабинет начальника отряда.
– Товарищ полковник, мне срочно надо в Москву, – сказал от порога Лощинин.
– А мне – в Сан-Франциско, – ответил полковник, не поднимая головы.
– Я серьезно. Вопрос жизни и смерти, – твердо, даже мрачно сказал Сергей.
Панин тяжело вздохнул и поднял на него усталые глаза.
– Ну что ж, рассказывай, – он показал Лощинину на стул.
– Не могу, Борис Петрович. – Сергей остался стоять. – Но мне действительно срочно надо в Москву, и это крайне важно. – Он не мигая смотрел на начальника отряда, стараясь всем своим видом показать исключительную серьезность своих слов.
Полковник Панин вздохнул еще раз. Любого другого офицера с такой просьбой он давно бы уже выставил за дверь, но Сережка Лощинин... Начальник лучшей заставы, вся грудь в орденах, два ранения – такому отказать непросто.
– Сколько тебе нужно? – хмуро спросил полковник.
– В Москве? День хотя бы...
– Значит, так... – Панин заглянул в какие-то бумаги. – В среду Сметанюк отправляется в Тверь за пополнением. Я постараюсь тебя к нему «пристегнуть». Останешься в Москве – в Твери тебе делать нечего. У тебя будет двое суток. Обратно вернешься с командой. Все. Иди.
– Спасибо, Борис Петрович! – Сергей повернулся к двери и услышал за спиной вопрос начальника:
– На свадьбу-то пригласишь, герой?
Лощинин оглянулся и растерянно пожал плечами:
– А будет ли она, свадьба?
– А то? Обязательно будет! – Полковник подмигнул Сергею и постучал по крышке стола. – Можешь мне поверить – у меня на это дело нюх!
Лощинин выскочил из метро и остановил какую-то женщину, чтобы узнать, как попасть на нужную улицу. Та охотно стала объяснять симпатичному офицеру дорогу, показывая направление. Сергей взглянул вслед за ее рукой на другую сторону улицы и... увидел Татьяну!
– Таня! – громко и радостно позвал он.
Она услышала окрик и стала растерянно озираться по сторонам.
– Таня!!! – еще громче крикнул Сергей и, сорвав фуражку, отчаянно замахал ею над головой.
Тут она наконец заметила его, охнула изумленно и, счастливая, замахала в ответ.
Сердце Сергея бешено рвалось из груди, дыхание перехватило, но он все-таки прокричал то главное, ради чего летел к ней за тысячи километров.
– Я люблю тебя, Таня!
Но шум широкой и оживленной московской магистрали заглушил его сдавленный крик. Таня, смеясь и качая головой, показала, что не расслышала его, не поняла.
И тогда он крикнул что было сил, перекрывая рев десятков моторов, шелест сотен шин, людской гомон и шорох осеннего дождя:
– Ман ту ро эшк миконам!!![3]
И Таня, счастливо улыбаясь, тихо прошептала в ответ:
– Я тебя тоже...
И он ее услышал.
ЕСЛИ РАЗОБРАТЬСЯ
В пятницу после обеда в кабинет Реваза зашел Манохин.
– Резо, у тебя какие планы на завтра?
– Никаких, а что?
– У нас с Машей годовщина свадьбы, и это трогательное событие мы решили отметить на природе. Так что приезжай, Резо, завтра к нам на дачу, будем шашлык жарить, вино пить, песни петь...
– Игорь, дорогой, поздравляю! Обязательно приеду! У меня дома такое «Кинзмараули» есть – с ума сойти! А какой я вам шашлык приготовлю... М-м-м... Языки проглотите, честное слово!..
– Вот и отлично. Только знаешь... – Манохин замялся. – Ларису мы тоже пригласили. Понимаешь, мы столько лет знакомы, она лучшая Машина подруга... Тебе это будет неприятно, но...
– Ну что ты, Игорь! – прервал его Реваз. – Правильно сделали, что пригласили. А мне... – Он пожал плечами. – Поверь, мне совершенно все равно!
Он лгал. Ему было далеко не все равно. Реваз страшно, мучительно переживал свой разрыв с женой, и каждое упоминание о ней ржавым гвоздем царапало его душу.
Ах, какой красивой парой были они с Ларисой! Оба высокие, стройные, подтянутые, всегда открытые для общения, веселые и жизнерадостные. А главное – трогательно любящие друг друга.
Когда Реваз смотрел на жену, его карие глаза загорались обожанием, стоило Ларисе взглянуть на мужа – ее голубые глаза теплели от нежности. Он был ласковым, заботливым и внимательным, она – чуткой, мягкой и приветливой. Без всякого сомнения, их брак был осенен настоящей любовью, сильной и чистой.
Казалось, нет на свете беды, способной разорвать этот в высшей степени гармоничный и прочный союз.
Но такая беда нашлась. Беда страшная и непоправимая – измена.
...Это случилось две недели назад. Руководство частной клиники, где Реваз работал ведущим кардиологом, договорилось с известной немецкой фирмой о поставке уникального оборудования на чрезвычайно выгодных условиях. Это оборудование было крайне необходимо клинике, с ним она переходила в разряд ведущих в своей области, что давало новые возможности и, конечно, сулило порядочные барыши. Немцев всячески обхаживали, а накануне подписания контракта решили устроить в их честь прием на вилле директора клиники профессора Льва Семеновича Арцишевского. Застолье удалось на славу, немцы уехали поздно вечером, пьяненькие и довольные. Разъехались и другие гости. В доме, кроме хозяев и охраны, остались ночевать только самые близкие друзья и коллеги – семьи Манохиных и Сванадзе.
Вот этой ночью и случилось то необъяснимое и ужасное, что вдребезги разбило казавшуюся идеальной семью.
Без всякого повода, не сказав мужу ни слова, Лариса посреди ночи уехала с охранником Арцишевского Славой. Реваз хватился жены, обзвонил всех ее подруг и беспрерывно звонил домой. Ларисы не было нигде, и дома она не появилась. На следующий день Реваз разыскал ее на работе. Он ждал объяснений случившегося, может быть – оправданий, но только не такого...
Его милая, кроткая Лариса с холодной яростью заявила, что с таким, как он, негодяем и мерзавцем она не останется и часа и не желает больше ни видеть его, ни слышать!
Неимоверным усилием воли Ревазу удалось на людях сдержать свой гнев, зато уж дома он отвел душу! Он бушевал больше часа, перебив гору посуды и переломав половину мебели. Таких оскорблений – и словом, и делом! – он не получал никогда в жизни! И хотя он по-прежнему не понимал причин подобного поведения Ларисы, ему стало абсолютно ясно: все кончено, жены у него больше нет. В тот же день он подал на развод.
С тех пор Ларисы он не видел. И вот завтра, у Манохиных, состоится их первая встреча после разрыва...
День выдался чудесный. Стояла настоящая золотая осень, хрупко-прозрачная, пестрая и тихая. Не было ни ветерка, и дым от костра столбом поднимался вверх, вонзаясь в чистое васильково-синее небо.
Компания собралась совсем небольшая. Манохины со своими близнецами Димкой и Борькой, Коротковы с дочкой Катей, Реваз и Лариса. Все – старые друзья, близкие, почти родные люди. Стол накрыли на свежем воздухе, за домом. Неподалеку Реваз установил и свой мангал.
Дети играли на лужайке с хозяйской болонкой Чапой, взрослые в ожидании шашлыка оживленно болтали, шутили и смеялись. В этой идиллической картине ничто не напоминало о непримиримом разрыве, произошедшем между пока еще супругами Сванадзе. Все делали вид, будто ничего не случилось. Однако, несмотря на старания друзей, Реваз и Лариса всячески избегали друг друга. Если Лариса была у стола, Реваз не отходил от мангала, если же он вынужден был подойти к столу, она уходила в дом. Словно стрелки компаса – как его ни крути, а в одну сторону они смотреть не будут никогда.
Уже готовы были шампуры с аппетитным шашлыком и разлито по стаканам искрящееся на солнце вино, как вдруг у Манохина зазвонил телефон.
– Да, – сказал он в трубку. – Да... Когда? Так... И что? Хорошо, еду.
– Маша, собирайся, срочно вызывают в клинику, – коротко бросил он жене и повернулся к гостям. – Ребята, извините, привезли одного бедолагу после аварии, там и дел-то – пара переломов, но он у меня уже оперировался и никому другому свои конечности доверять не желает. А пациент-то – из категории VIP, вот Семеныч и распорядился меня вызвать...
Из дома вышла Маша. Она работала операционной сестрой и всегда ассистировала мужу. Игорь так привык к ней, что без Маши за скальпель не брался.
– Ребята, вы не расходитесь, хорошо? Мы туда и обратно, – попросил Игорь.
– В кои-то веки выбрались на природу... – подхватила Маша. – Посидите, выпейте, воздухом подышите... Ну а если вдруг задержимся, то... Светик, – обратилась она к Свете Коротковой, – завезите наших пацанов с Чапой домой, ладно?
– А ты, Резо, дом закрой, – Игорь протянул Ревазу ключи, – и не забудь свет вырубить – щиток в подвале, найдешь... Но это так, на всякий случай! Мы скоро вернемся, вот увидите.
Манохины уехали, и вскоре выяснилось, что веселья не получится. Отдыхать на чужой даче без хозяев было как-то неудобно, неловко. Разговор не клеился, не в радость стали ни шашлыки, ни вино... В довершение всего откуда-то набежали тучи и зарядил мелкий, противный дождь.
Коротковы стали собираться домой, а отговаривать их было некому.
Пока мужчины заносили в дом стол и стулья, к Ларисе подошла Света.
– Ларочка, мы забираем манохинских мальчишек и Чапу, а тебя отвезет Резо.
– Нет! – испуганно вскрикнула Лариса. – Я с ним не поеду. Вы меня привезли, вы и...
– Ну прекрати, – обняла ее подруга. – Что ты дергаешься? Ничего с тобой не случится. Ты же видишь: у нас нет места, сзади – трое детей и собака...
– Я возьму Катю на руки, – начала было уговаривать Лариса, но Света решительно ее оборвала.
– Ну хватит, Лара! Не дури! Он просто отвезет тебя – и все!
Коротковы загрузились в свою красную «шкоду» и, посигналив на прощанье, уехали.
Лариса и Реваз остались вдвоем. За весь день они не сказали друг другу ни слова, но теперь вынуждены были как-то общаться. Помолчав немного, Реваз бросил равнодушным голосом:
– Ты можешь собираться. Я только отключу электричество и закрою дом.
Лариса ответила так же, без интонаций.
– Я уже готова.
Через пять минут они сидели в машине. Реваз повернул ключ зажигания, но двигатель не завелся. Он попробовал еще раз и еще – стартер работал, но машина не заводилась. Реваз ничего не мог понять – он ездил на своем «опеле» уже три года, и тот еще никогда его не подводил.
Ситуация осложнялась тем, что Реваз абсолютно ничего не понимал в автомобилях. Хорошо еще, что он, полностью отдавая себе отчет в этой своей беспомощности, стал клиентом фирмы, оказывающей экстренную помощь таким, как он, «чайникам». До сих пор ему ни разу не приходилось обращаться в эту контору, теперь такой случай представился.
Реваз покосился на жену – Лариса сидела с каменным лицом, бесстрастно глядя в окно.
Он нашел карточку фирмы и набрал указанный там номер. Диспетчер заверил, что помощь придет в течение часа.
– Нам придется ждать аварийную машину, – сказал Реваз, глядя прямо перед собой.
– Долго? – также глядя перед собой, спросила Лариса.
– Около часа.
– Тогда, будь добр, открой дом и включи свет, – ледяным тоном проговорила Лариса.
Реваз молча вышел из машины. Когда он вернулся, Лариса ушла в дом. Реваз остался сидеть в машине один.
Шел дождь. Он монотонно стучал по капоту «опеля», нудно барабанил по крыше маленькой дачки Манохиных. И Ревазу, и Ларисе было грустно и одиноко. И под этот неумолкаемый тоскливый шорох дождя было так мучительно-сладко нянчить свою обиду...
Лариса включила старенький телевизор – шел какой-то очередной сериал. Она невидящими глазами следила за мексиканскими страстями, а сама в который раз прокручивала в голове ужасные события того злосчастного вечера...
У Арцишевского было шумно и весело. И не только потому, что хозяева старались угодить немецким гостям. Просто все за столом прекрасно понимали, как много даст им этот контракт. Открывающиеся перспективы поднимали настроение и будоражили воображение.
В этом общем веселье почти никто не заметил, как исчез хозяин дома. Его хватились, когда кто-то из немцев предложил выпить за здоровье уважаемого профессора. Тогда его молодая жена с милой улыбкой сообщила, что Льва Семеновича срочно вызвали в клинику для консультации, он просил извиниться за свой вынужденный отъезд и не простился с гостями только потому, что надеялся скоро вернуться.
Немцы дружно закивали: все, мол, понятно – сложный случай, требуется вмешательство медицинского светила.
Веселье продолжалось своим чередом, Лариса исподволь наблюдала за женой Арцишевского – Маргаритой. Честно говоря, Лариса ее недолюбливала. Впрочем, разве может вызвать симпатию у добропорядочной женщины смазливая молоденькая секретарша, выскочившая замуж за своего шестидесятилетнего шефа?
А хозяйка дома с бокалом в руке вальяжно прогуливалась среди гостей. И тут Лариса не поверила своим глазам – она увидела, как Маргарита незаметно сунула какую-то бумажку в карман ее мужу! С холодеющим сердцем она смотрела, как тот, отойдя в сторону, украдкой прочитал эту записку. Они с Маргаритой обменялись понимающими взглядами, затем она показала глазами на дверь, и он в ответ едва заметно ей кивнул!
В этот момент Ларису кто-то отвлек вопросом, а когда она снова оглядела зал, ни Реваза, ни Маргариты уже не было.
Они вернулись минут через двадцать – сначала он, потом она. От внимания Ларисы не ускользнуло, что оба выглядели возбужденными, особенно ее муж. У Реваза был сбит на сторону галстук и всклокочены волосы.
Лариса почувствовала, как обожгло жаром щеки – ее пронзило страшное подозрение. Она опустила голову, чтобы скрыть свое смятение, но среди всеобщего веселья никто, конечно, не обратил внимания на ее нездоровый румянец.
Остаток вечера она просидела ни жива ни мертва, мечтая лишь о том, чтобы все поскорее закончилось. Когда гости стали разъезжаться, Лариса удалилась в отведенную им спальню.
Ей очень хотелось немедленно учинить мужу допрос с пристрастием, но Лариса убедила себя, что разумней сделать это завтра дома, на холодную голову. Чтобы избавить себя от искушения начать выяснение отношений, она забралась в постель. А когда в комнату зашел Реваз, Лариса сделала вид, что уже спит.
Осторожно, чтоб не разбудить ее, муж улегся в постель и затих. Но не прошло и получаса, как к ним негромко постучали. Реваз тут же, словно ждал этого стука, встал и подошел к двери. Лариса затаила дыхание и, несмотря на оглушительный стук сердца, разобрала чуть слышный шепот Маргариты: «Пойдем...». И ее муж, верный и любящий Резо, прямо как был, в пижаме, ушел с этой...
Ей бы тогда уехать сразу, а она... Задыхаясь от стыда и гнева, Лариса на цыпочках подкралась к дверям хозяйской спальни и прислушалась. Зачем, ну зачем она это сделала?!..
...Из-за двери слышалась какая-то возня, потом сдавленный шепот Резо: «Подложи вот это...» и такой же шепот Маргариты: «Так хорошо?..» А следом Лариса услышала, как ритмично заскрипела кровать, и в такт этому скрипу – какое-то утробное короткое мужское уханье...
Она не помнила, как вернулась в свою комнату, в бешенстве сорвала с себя пижаму и с сумасшедшей скоростью стала одеваться. От обиды, стыда и гнева мутился разум, ее трясло, как в лихорадке. «Немедленно прочь отсюда, – клокотала в ней ярость. – Негодяй! Подонок!»
Спустя несколько минут Лариса постучала в каморку охранника и в категоричной форме потребовала срочно отвезти ее в Москву.
С улицы донесся шум подъехавшей машины. Лариса выглянула в окно: это была техпомощь. Она вышла из дома, решив уехать в Москву с мастером, даже если их машина будет исправной.
Молодой парень в фирменном комбинезоне открыл капот, достал свои приборы и, насвистывая под нос, уткнулся в двигатель.
Реваз нетерпеливо следил за его работой.
– Ну что, мастер, сможешь починить? – спросил он.
– Все можно починить, хозяин, – улыбнулся автослесарь. – Главное, разобраться, в чем причина!
Покопавшись в моторе, он пересел в салон и открыл панель, затем вылез из машины с небольшой коробочкой в руке, подсоединил к ней провода своих приборов и довольно улыбнулся.
– Ну вот, кажется, нашел...
Из своих запасов слесарь достал такую же коробочку и установил ее на место. Лариса с интересом наблюдала за его действиями. Парень повернул замок зажигания, и машина послушно завелась.
– Так просто, – улыбнулась Лариса.
– Я же говорю, хозяйка: если разобраться, то в жизни все просто! А у вашего «опеля» всего-навсего сгорело реле впрыска топлива. Вот, держите на память... – И он сунул ей в руку коробочку реле – виновницу поломки машины.
Реваз с мастером пошли к машине техпомощи, чтобы оформить необходимые бумаги.
Лариса осталась одна, она крутила в руках сломанное реле и думала над словами автослесаря.
«Если разобраться, то в жизни все просто». Наверное, он прав, вопрос только – как во всем этом разобраться? То, что натворил Резо, ни понять, ни объяснить невозможно, но все равно разобраться в этом надо. Ведь, если вдуматься, Резо никогда не давал ни малейшего повода для ревности. И вдруг – такая явная, наглая, непонятная измена...
Машина техпомощи уехала, и Реваз подошел к «опелю».
– Я только закрою дом, – буркнул он.
– Подожди, Резо, – остановила его Лариса. – Нам с тобой нужно поговорить.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, – холодно ответил Реваз. – Мы уезжаем через пять минут. – И он решительно направился к дому.
«Ах, так!..» – возмутилась про себя Лариса.
Реваз вернулся, сел за руль и включил стартер – машина не завелась. Он снова и снова пытался завести свой «Опель», но мотор ни разу даже не чихнул. Реваз с досадой ударил по рулю и выругался по-грузински. Он достал телефон и опять вызвал техпомощь.
Они молча сидели в машине. Молчание становилось тягостным, и тогда Лариса спокойно и рассудительно сказала:
– Резо, я не пытаюсь склеить разбитую чашку. Что сделано, то сделано. Развод – лучший выход из нашего положения, потому что простить такое нельзя. Но я хочу понять, почему это могло случиться. Хотя бы для того, чтобы впредь ни мне, ни тебе не пришлось повторять своих ошибок. Я предлагаю только одно: спокойно и честно ответить на вопросы друг друга – вот и все.
– Вот как? Значит, ты тоже хочешь меня о чем-то спросить? – язвительно поинтересовался Реваз.
– Разумеется, – не поняла его сарказма Лариса.
Он помолчал, раздумывая.
– Я думаю, что удобнее будет говорить в доме, – согласился наконец Реваз.
На даче они сели друг против друга, и Реваз, усмехнувшись, сказал:
– Я, как мужчина, уступаю тебе право первого вопроса, к тому же мне-то отвечать будет явно легче, чем тебе.
– Хорошо, – кивнула Лариса и задала свой первый вопрос: – Почему ты выбрал именно Маргариту?
– Для чего? – не понял он.
– Для того самого, – замялась Лариса. – Э-э-э... для адюльтера.
– Что??? – выпучил глаза Реваз.
– Реваз, или мы сейчас будем честны, или нам незачем продолжать этот разговор, – жестко сказала Лариса.
– Хорошо-хорошо, – торопливо ответил он. – Я клянусь, что не солгу тебе ни единым словом, только, ради Бога, ответь сперва, почему ты решила, что у нас с Марго что-то было?
Лариса тяжело вздохнула и, стараясь оставаться бесстрастной, выложила ему все, что ей удалось увидеть и услышать в тот вечер. Во время ее короткого рассказа Реваз вел себя довольно странно. Он то хватался за голову, то бил себя по коленкам, то закрывал лицо, пряча улыбку, а когда Лариса дошла до скрипа кровати за дверью, не сдержался и взахлеб захохотал. Он смеялся так, что едва не свалился со стула!
Лариса сердито смотрела на мужа – что же смешного он обнаружил в ее рассказе?
Отсмеявшись, Реваз сказал:
– Извини, Ларочка, но все это в самом деле ужасно смешно!
«Ларочка?.. Он сказал «Ларочка»?..» – недоумевала Лариса.
– Я тебе сейчас все объясню, – продолжал Реваз. – Как тебе хорошо известно, наш Лев Семенович, увы, весьма неравнодушен к спиртному, а пить ему нельзя категорически из-за больного сердца. Видимо, всеобщее веселье так увлекло нашего шефа, что он не выдержал и сорвался. Он незаметно ушел из-за стола, закрылся в своем кабинете и начал быстро напиваться. Первой заметила это Марго. Надо было срочно что-то делать, и она обратилась за помощью ко мне. В той записке было сказано: «Семеныч заперся в кабинете и пьет». Понятно, что скандал в присутствии немцев был абсолютно недопустим. Вот нам с Марго и пришлось срочно вызволять дорогого шефа из лап зеленого змия!
– Но у вас был такой... взъерошенный вид, – возразила Лариса.
– Ларочка, подумай сама: взломать дверь, перетащить Семеныча наверх, сделать промывание желудка – и все это в темпе, чтобы никто ничего не заметил... – развел руками Реваз.
– А ночью?
– А ночью у шефа прихватило сердце, чего, впрочем, и следовало ожидать.
– Но почему же тогда вы не вызвали «скорую помощь», ведь немцы-то уже уехали? – все еще сомневалась Лариса.
– Ларочка, милая, ты меня обижаешь, честное слово! – Реваз с шутливым укором покачал головой. – Неужели ты думаешь, что районный врач сделал бы для Семеныча больше, чем я? Все-таки – ведущий кардиолог крупной клиники, доктор наук, да и все необходимые препараты у Марго были под рукой.
– А скрип? – спросила Лариса, уже догадываясь, каким будет ответ.
– Да просто-напросто я делал ему...
– ...массаж сердца! – Лариса закончила фразу вместе с мужем и рассмеялась.
Огромный камень свалился с ее души, Лариса легко и искренне смеялась над нелепыми совпадениями той ночи.
Реваз подошел к жене, присел, взял ее руки в свои. Он поцеловал ее холодные пальцы и сказал с легким упреком, мягко и нежно:
– Милая, как тебе такое могло прийти в голову? Меня довела до безумия, сама измучилась... Теперь мне понятно, почему ты всю ночь не отвечала на звонки. Или ты просто отключила телефон?
Лариса поглаживала ладонь мужа и, глядя в его светящиеся счастьем глаза, подумала: «Нет, врать я не стану. Правду – так правду!»
Она хорошо представляла себе, что последует за ее словами, и знала, что на все объяснения у нее будет лишь несколько секунд.
– Резо, меня не было той ночью дома...
– А где же ты ночевала? – напрягся Реваз.
Лариса прикрыла на мгновение глаза и с холодным отчаяньем, как в омут головой, сказала:
– Дома у Славы, у охранника...
Реваз замер, его взгляд постепенно стал терять осмысленность, стекленеть, а Лариса, торопясь, скороговоркой, кинулась объяснять:
– У меня просто не оказалось ключа от дома, я обнаружила это уже по дороге в Москву. Ну не возвращаться же мне было за ним к тебе! Вот Слава и предложил мне переночевать у него. Но ты не думай, он сразу уехал в клинику и...
«Не успела!» – мелькнула мысль у Ларисы.
Бац!!! – керамическая ваза вдребезги разбилась о камин! Хрясть!!! – от удара об пол в щепки разлетелся старый стул!..
Реваз осыпал ее проклятьями, мешая русские и грузинские слова, он крушил все вокруг, все, что попадалось под руку, с грохотом летело на пол!
Лариса закрыла уши, но крики мужа заглушить было невозможно. Он швырял в нее оскорбления, как камни, не щадя и не выбирая слов. Слышать это было невыносимо! Гнев охватил и Ларису, и тогда она вскочила и закричала, что было мочи:
– Прекрати!!!
Реваз, тяжело дыша, остановился, а Лариса подошла вплотную к нему и, дрожа от ненависти, яростно бросила ему в лицо:
– Я не заслужила таких слов, понял?!
Она повернулась, чтобы уйти, но, не сдержав свой гнев, обернулась и с разворота, с размаху, со всей силы влепила мужу пощечину!
Лариса забежала в крохотную мансарду, закрыла дверь и в слезах бросилась на кровать...
Реваз медленно приходил в себя. Пылала огнем щека, сверху слышался плач жены, а в голове с трудом ворочались тяжелые, как гранитные глыбы, мысли.
Он вышел на улицу, пытаясь понять, что же произошло. Под прохладными каплями дождя пелена гнева, помутившая его разум, спала. Он снова обрел способность трезво размышлять.
«Лариса – с охранником?! Нет, в это невозможно поверить, – думал он. – Хотя она была в таком состоянии... Может, желая отомстить?.. Нет... Не верю!.. Минутку! Кажется, она говорила, что он уехал в клинику?..»
Реваз достал записную книжку и, найдя нужный номер, позвонил.
– Это охрана? – он старался говорить ровным, спокойным голосом. – Сванадзе говорит. Мне нужно узнать, кто дежурил ночью 14 сентября... Вы? Очень хорошо, тогда подскажите, пожалуйста, той ночью в клинику часа в два кто-нибудь приезжал? Какой Слава?.. А уехал когда?.. Ночевал в клинике?.. Нет-нет, конечно, не запрещено, просто я... Впрочем, это не важно. Спасибо.
«Боже мой, что я натворил!» – с отчаяньем подумал Реваз.
В этот момент подъехала машина техпомощи. Тот же парень приступил к ремонту «Опеля», и каково же было его удивление, когда он обнаружил, что неисправно то же самое реле. Он еще раз его заменил, и машина сразу завелась.
Мастер уехал, а Реваз со сломанным реле в руках смотрел на дачу. Он стоял под дождем и с мрачной решимостью думал, что должен – нет, обязан! – вымолить у жены прощение. Иначе... Иначе он просто не сможет дальше жить...
Спустя несколько минут он подошел к дому и в дверях столкнулся с женой. Не взглянув на мужа, она молча прошла мимо него к машине. Реваз закрыл дом и так же молча сел за руль.
Он повернул ключ – и машина снова не завелась!
И тут, закрыв лицо руками, Лариса как-то по-детски, навзрыд заплакала.
А Реваз с остервенением крутил и крутил стартер, только чтоб не слышать этого выматывающего душу горького плача.
Потом он снова открыл дом и снова вызвал техпомощь. Лариса закрылась наверху, и Реваз слышал доносящиеся оттуда всхлипы. Он решил, что будет лучше не лезть с извинениями немедленно, надо дать ей время успокоиться, прийти в себя, и вышел из дома.
Реваз сидел на крыльце и курил.
В памяти одна за другой всплывали дорогие сердцу картины их с Ларисой счастливой жизни.
...Вот он, смертельно замерзший в своем демисезонном пальто и щегольских лаковых туфлях, ждет ее у Театра сатиры. Мороз такой, что его усы покрылись сплошной коркой льда. И тут он замечает ее. Лариса идет от «Маяковской», снег блестит на ее белой шубке, скрипит под сапожками, она смеется и машет ему рукой в красной варежке, а пар от дыхания зависает над ее головой, словно сказочная корона. И его, продрогшего до костей, вдруг бросает в жар от вида этой неземной красоты и волшебного очарования.
...Вот они гуляют по парку. Весенний воздух волнует, пьянит, и он, захмелев от этих ароматов и своей любви, внезапно решается просить ее руки. От волнения и страха получить отказ он говорит с сильнейшим акцентом, русские слова куда-то пропадают, он беспомощно мнется, запинается, краснеет и, поняв, как он нелеп со своей «кавказской» любовью, совершенно убитый, замолкает. А Лариса все молчит, опустив голову, и невозможно понять, что она думает. От напряжения у него начинает биться жилка у глаза, и он уже проклинает свою затею с признанием. И тут Лариса поднимает наконец на него глаза, и, еще не услышав ее ответа, он понимает, что она согласна.
...Вот их свадьба – не московская, суетливая и беспечная, а вторая – в Грузии, наполненная глубоким и вечным смыслом, торжественная и величавая. Он вспоминает слова деда, сказанные не за столом, с рогом в руках, а позже, один на один. «Резо, ты нашел жемчужину. Но в дурных руках мутнеет и чахнет даже жемчуг. Сумей ее сберечь – и тогда ее блеск осветит и согреет твою жизнь».
...Вот они весной в Париже. Им так хорошо вместе в этом городе, будто специально созданном для влюбленных, что они не могут оторваться друг от друга. И везде – в отеле, в кафе, в такси, в магазинах – беспечные французы принимают их за молодоженов. А ведь они уже шесть лет были вместе...
Да, это были счастливые годы. Пожалуй, единственное, чего не хватало их семье, – это детей. Нет, и Лариса, и Реваз были абсолютно здоровы, но, увы... А ведь Ларисе очень хотелось ребенка. Она никогда не жаловалась, не роптала, но Реваз видел, как загорались ее глаза при виде чьего-нибудь малыша, с какой радостью возилась она с Катей Коротковой. Хоть в этом и не было его вины, Реваз остро переживал, что его Лариса обделена радостью материнства.
А в остальном... Нет, до сего дня Ревазу не за что было упрекнуть себя. Он всегда, каждым своим словом, каждым поступком доказывал свою бесконечную любовь к жене. Но и сам получал бессчетные доказательства того, что нежно и верно любим. И сейчас ему казалось, что этих ее доказательств было куда как больше.
По скрипучей лестнице Реваз поднялся к двери в мансарду. Тронул ручку – дверь была закрыта. Реваз сел на ступеньку и обхватил голову руками. Чего бы только он не отдал сейчас за то, чтобы загнать те грязные слова обратно в свою безумную от гнева глотку...
– Лара, милая, прости меня, – начал он глухим, чуть подрагивающим голосом. – Я бываю глуп, ревнив и несдержан, но, поверь, это только потому, что я люблю тебя. Я люблю тебя – ты это знаешь, но ты не знаешь, КАК я тебя люблю. Это нельзя передать словами... – Опять, как когда-то, от волнения у Реваза появился сильный акцент. – Ты – самое дорогое в моей жизни. Моя мать далеко – ты мне мать. У нас нет детей – ты мой ребенок. Ты – мое солнце, мое небо, ты – вся моя жизнь. Прошу, не отнимай у меня себя – тогда мне просто незачем будет жить. Я обидел, оскорбил тебя – прости. Поверь, я откусил бы свой поганый язык, но как тогда я смогу сказать тебе о своей любви, как смогу вымолить твое прощение?!
